Текст книги "Организация желаемого будущего (СИ)"
Автор книги: Константин Шабалдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– А зомби? – я решил не сдаваться.
– А зомби ты просто терпеть не можешь. У тебя к нему физиологическая неприязнь.
– Всё равно, – сказал я. – Сам подумай. Если у Тюленичева столько лет был агент среди волшебников, почему не предположить, что в Крепости до сих пор действует агент Николаича?
– Зомби – агент? Я смеяться больше не могу.
– Нет, не зомби, конечно. Но, кто-то обязательно есть. И он бы нам очень пригодился.
– Нам? – Костян прищурился. – Когда ты у Лёни телепорт выпрашивал, ты не думал о «нас», ты думал о себе.
Он встал и вышел, хлопнув дверью. Ч-ч-чёрт, всё-таки он обиделся.
***
Инспектор проявил чудеса дипломатии, договариваясь с Тюленичевым о предстоящем турнире. Сначала Леонид Сергеевич и слышать не хотел о перемирии. Потом не хотел общаться с инспектором, требовал на переговоры саму графиню. Инспектору пришлось наврать, что дама, дескать, туда-сюда, недомогает. В результате длительных прений стороны пришли к консенсусу и выработали следующие условия: драться без магии, обойтись без смертоубийства, главным арбитром назначить зомби.
– Ему терять нечего и подкупить сложно, – сказал Тюленичев.
– И запугать нельзя, уже мёртвый, – согласился инспектор.
– Побольше бы нам таких судей, – вздохнул Тюленичев.
В случае победы волшебников Крепость признавала вассальную зависимость от графини Оторвановской, передавала ей половину имеющейся в наличии Энергии. В Высшем Волшебном Заведении преподавание не прекращалось, но учебный план корректировался лично графиней. У монумента Жрецу, силами гарнизона Крепости, назначался постоянный почётный караул.
Если же волшебники проигрывали, вся территория Заповедника объявлялась суверенным государством с собственными флагом, гимном, гербом и со столицей в Крепости. Треть имеющейся Силы графиня передавала Тюленичеву. Монумент Жрецу демонтировался. Снималось заклятие с мушкетёров. Самое забавное – в пылу полемики высокие договаривающиеся стороны даже не вспомнили, что поводом для объявления войны послужил зомби. На него всем стало наплевать после того, как он утратил способность открывать проход в подвал с синими кристаллами.
– А с вами приятно иметь дело, – констатировал Тюленичев. – Печально, что знакомиться приходится при конфликтной ситуации.
– Мы с вами люди, на своём веку многое повидавшие, – доверительно понизил голос инспектор. – Знаем, сколь часто вчерашние противники становятся союзниками.
– Было бы против кого дружить, – задумчиво согласился Лёня.
– Рад, искренне рад, встретить единомышленника – в столь сложное для родины время! – и инспектор с чувством пожал руку главе Организации Желаемого Будущего.
***
– Может связать его? – сказала Ольга.
– Чем? – толкая плот шестом, спросил Владимир.
– Не надо никого связывать, – испугалась Наташа. – Он уже почти успокоился.
Максим дёргал ногами и громко стонал. Глаза у него закатились, по лицу стекали крупные капли пота. Наташа смочила платок и положила Максиму на лоб.
– Ты его придерживай хоть немного, а то перевернёмся, – сказал Владимир.
– Я придерживаю.
Она, и правда, как могла, сколько силы хватало, пыталась смягчить особенно опасные рывки Максима, но в того словно бес вселился. Он шарил рукой по брёвнам, скрёб по ним пальцами. Он ругался и угрожал кому-то, а один раз даже плюнул.
– Ты на него очень уж отвлекаешься, звёздочка твоя почти не горит, – сказала Ольга.
– Ничего, я отлично вижу. Лучше за своей лунной дорожкой следи, – заступился за Наташу Владимир. – Мы отлично держим направление.
– Азимут! – выкрикнул Максим.
– Да, азимут, – усмехнулся Владимир.
Он давно уже понял, что само по себе направление, по которому они движутся, не так важно. Поначалу всё шло отлично. Наташа зажгла путеводную звезду, Ольга создала на водной глади сверкающую золотом дорожку, а он сам превратил плот в небольшую яхту под белоснежными парусами. Вскоре туман рассеялся и показался знакомый берег с серой хрущёвкой и запущенной детской площадкой. Но потом с Максимом стало твориться непонятное, и они завязли. Яхта снова стала шатким плотиком, а берег не приближался, сколько Владимир ни толкался шестом.
Тогда он вспомнил, что Максим рассказывал о работе подсознания в этой, подсознанием же созданной, локации. И просто стал хотеть. Очень сильно хотеть причалить, наконец, к этому желанному, уже почти родному берегу. Хотеть даже сильнее, чем толкался шестом. А шестом он толкался изо всех сил. Он закрывал глаза и представлял, что берег становится ближе. И когда открывал, видел, что они действительно понемногу продвигаются. Но он помнил и сказанные Максимом слова: «подсознание – жуткая вещь».
Владимир вгляделся в приближающийся берег и весело спросил:
– Скажите, а кто в детстве волков боялся?
– Ой, я страшно боялась, – скала Наташа. – Меня старшие девчонки пугали, что придут из Зоны волки и съедят. Почему-то этих неведомых волков боялись больше, чем мутантов. А ведь даже на картинках не видели, как они выглядят.
– А вон посмотри, если хочешь, – сказал Владимир и показал на берег. Там сидели волки. Очень большие и страшные. Наташа тихонько взвизгнула.
– А ну, слушай меня! – рявкнул Владимир. – Это тебе только кажется! Поняла? Нет их на самом деле.
– Только кажется, – дрожащим голосом согласилась Наташа. На берег она больше не смотрела.
– Если не будешь бояться, они просто исчезнут, – уже мягче, уговаривая, сказал Владимир. – Не боись, девки, проскочим!!
Он вцепился в шест и мощно направил плотик к берегу. А Максим сказал:
– Глюк умиротворённой совести, – и заскрипел зубами.
***
Собаки Зоны не спешили нападать, выжидали. Вожак, крупный, с заросшими бельмами глазницами и торчащими из пасти в разные стороны клыками, стоял метрах в десяти, склонив голову к плечу. Казалось, он размышлял. А десяток псов повизгивая, носились кругами, как будто ожидая команды к нападению.
– Нож хотя бы есть у нас? – с тоской спросил вор.
– Нет, – ответила Яра. – Я футболку на бинты тебе зубами рвала.
Она вытянула из травы не палку даже, а толстый раскисший прут. Перехватила его двумя руками и что есть силы хлестанула по земле. Псы, испугавшись громкого хлопка, отпрянули, но потом сразу прыжком сократили расстояние. Теперь они были совсем рядом, чувствовался смрад их дыхания, вонь гнилых шкур. Вор дёрнулся, и боль в ногах ударила, лишила его остатков самообладания.
– Суки! – заорал он. – Ну, подходите, падлы, зубами порву!!
Матерясь, он принялся рвать руками мокрый дёрн и швырять в собак комки грязи, пучки жухлой травы... Яра крутила над головой своим прутом, готовясь из оставшихся у неё капелек Магии в последний момент поставить защитный барьер. Вожак стаи, словно забавляясь, медленно приближался к обречённым.
– ...а, пассскуды!! – прохрипел вор и из последних сил плюнул тому в морду. И попал. Пес оскалился, зарычал.
Яра снова хлестнула прутом, и собаки кинулись. Сразу ударила автоматная очередь. Передние зверюги повалились в кучу, погибшие преградили путь ещё живым, а пули рвали тела мутантов, забрызгивая собачьей кровью Гэндальфа, который всё швырялся в нападавших грязью. Вожак стаи, как все вожаки, оказался сообразительней своих подопечных и попытался удрать. Короткая очередь пробила его уродливое тело, вырвала куски вонючей шкуры. Пес ткнулся оскаленной мордой в землю Зоны и затих.
– А-а-а, а, ссуки! – всё орал Гэндальф, но Яра уже высматривала неведомого стрелка.
Он вышел из зарослей мутировавшего шиповника и, волоча автомат за ремень, шатаясь, подошёл к только что спасённым им людям, и упал. Яра подбежала, присела рядом, вглядываясь в лицо сталкера.
– Назад! – прохрипел он. – Отойди от меня. Прочь!
Он даже замахнулся на неё, и Яра отодвинулась.
– Не приближайся ко мне, заразишься, – с трудом проговорил Сергей. Выглядел он скверно. Кожа почернела и обтягивала кости лица, он очень сильно похудел.– Я плохо вижу. Ты Яра? Ярославна Шуйская?
– Да.
– Тебе велено передать: «Ты – ключ».
Сергей достал из-под клапана бронежилета контейнер повышенной защиты, бросил перед Ярой.
– Это отдай бармену. Пусть сдохнет. Сама не открывай. Там смерть.
Он устало выдохнул и умер.
– Ключ? Какой ключ? – спросила Яра.
– А я знаю, – сказал вор.
***
Романтика революции быстро закончилась, начинались будни политики. Противостояние Лизы и Лёни закончилось ничем, оба понимали, что в сложившейся ситуации надо как-то договариваться. Придуманный графиней турнир давал всем возможность разойтись, не потеряв лицо. Поэтому памятник Жрецу решили открыть без помпы, не дожидаясь окончательной победы, которая откладывалась на неопределённый срок.
Когда разобрали строительные леса, изумлённым взорам публики предстал серый монолит, в оплывших формах которого угадывалось лицо, лишь отдалённо напоминающее растиражированное изображение Жреца. Поджатые губы, мясистый приплюснутый нос, пронзительные глаза под нависшими бровями, мощный череп мыслителя... Вроде бы он. А вроде бы и нет.
– А что это за иероглифы? – спросила Лиза.
– Это на шумерском – «Сделано в прошлом», – ответил Коля большой.
– Полисемично, – одобрил инспектор.
– Ну... да, – Лиза похлопала длинными ресницами. – Припоминаю. Где-то я уже видела этот шрифт. А почему на шумерском?
– Древнейший язык, древнейшая письменность. Преемственность... Символ! – строго сказал Коля.
– Хорошо, – решила Лиза. – Вам заплатят. Вы назначаетесь придворным художником. Только возьмите псевдоним. Что-нибудь поэтическое. Например, Рафаэль... или скажем, Луночарский.
И, оставив очумевшего Колю, графиня продолжила дефилировать. В лагере полным ходом шла подготовка к турниру. Лиза осмотрела только что натянутые цветастые шатры, прошлась по гаревой дорожке для конных поединков, велела укрепить ограждение ристалища. Ей категорически не понравились дощатые сортиры, возведённые в ожидании наплыва большого количества зрителей. Велела покрасить и перенести подальше. Эстраду покрыть тентом на случай дождя. И, вообще, быстрее, быстрее...
А с крепостной стены на всю эту суету любовались Стёпа и Бобров.
– Ты хоть понял, кому Колька памятник отгрохал? – спросил Бобров.
– Конечно, я сразу узнал, – ответил Стёпа. – Это Юрий. Безусловно, Николай гениальный художник. В одном образе совместить лица разных людей, причем оба узнаваемы!
– И каждый увидит того, кого хочет видеть, – закончил Бобров.
– Не туда смотрите, – сказал Окунь. – Обратите внимание на иероглифы внизу постамента.
– Не слепые, без тебя разглядели, – Бобров сплюнул вниз. Хотел попасть в паренька-волшебника, который под стенами Крепости устанавливал мортирки для праздничного фейерверка, но промазал. Парень задрал голову и показал Боброву кулак. С его головы свалился дурацкий кивер.
– Это персональный код Николаича, – сказал Окунь. – Там зашифрованы координаты «точки Z». Места, где образуется Магия. Откуда Энергия Силы растекается по планете.
– Ишь ты, – сказал Бобров, прицеливаясь плюнуть ещё раз.
– Подожди, – заинтересовался Стёпа. – Как это? Разве не в наших эмоциях источник Силы?
– Разность потенциалов, понимаешь? Как электрический ток. Одно невозможно без другого. А «точка Z» закупорена несколько лет и там скопилось очень много Энергии. И здесь её не меньше, потому что люди из-за меня потеряли способность использовать Магию.
– Поэтому Зона оживает, – резюмировал Стёпа. – Избыток потенциальной энергии.
– А ты знаешь, что происходит, если энергия превышает ёмкость конденсатора?
– Насколько я помню, – медленно сказал Стёпа, – пробой диэлектрика приводит к короткому замыканию.
– Вот и представь себе короткое замыкание планетарного масштаба, – прошептал Окунь.
***
Владимир упёрся шестом в песчаный берег, стараясь причалить как можно мягче, чтобы не потревожить Максима. Тиранозавр сразу сунулся навстречу, потянулся к Наташе, заурчал.
– Хороший у тебя друг, надёжный, – сказал Владимир, обходя зверюгу. – Второй раз тебя спасает.
– Этот не настоящий, – грустно сказала Наташа, поглаживая шипастую морду. – Вы разве не видели? Он из волков сделался. То есть, волки в него превратились.
Тиранозавр обиделся, перестал урчать, отошёл от них и стал вылизываться как кошка.
– Какая разница? Настоящий он, не настоящий – бежать отсюда надо! – воскликнула Ольга.
Она осторожно провела рукой по лицу Максима. Он выглядел намного лучше, не стонал, не метался. Казалось, он крепко спит.
– Давайте как-то понесём его, что ли, – сказала Ольга. – Он говорил, нам в подвал надо пробираться.
– А где здесь подвал? – спросила Наташа.
– Подвал, Наташенька, есть в любом здании, – сказал Владимир. Он поглядел на выступавшую из тумана пятиэтажку. Недалеко, но всё время в гору. – А ты не сможешь уговорить своего дракончика поработать вьючным животным?
– Сам ты животное, – сказал тиранозавр. Они оглянулись и увидели Жреца. Он стоял на берегу в ослепительно-белых одеждах, величественный и неприступный в коконе силового поля.
– Нет, ну кому понадобилось эту мразь вспоминать? – спросила Ольга. – Опять ты, Наташенька.
– Боюсь, на этот раз, кажется, я, – признался Владимир.
– Лезьте обратно в воду, – сказал Жрец. – Это мой берег. Здесь место только для счастливых людей.
– А мы будем счастливые, – сказала Наташа. – Если ты нас пропустишь. Ты же хотел всех осчастливить, так не противоречь себе.
Жрец задумался, а потом захохотал.
– Вы недостойны счастья, – сказал он.
– А что так? – спросил Владимир.
– Ты имел редчайшее Умение, но вместо того, чтобы помогать мне, служить людям, ты глупо упорствовал в своих заблуждениях. Мне даже пришлось тебя изолировать от общества, если помнишь, – сказал Жрец. – Девчонка помогала моему врагу, влюбилась в него, вышла замуж. Ольга пыталась мне помочь, но лишь после того, как её к этому принудили. Короче, беспокойная вы семейка. Поэтому полезайте обратно на плот и плавайте, плавайте... И этого с собой возьмите, – Жрец указала на Максима. – Надоел.
– И как долго нам плавать? – спросила Наташа.
– Вечно, – как маленькой объяснил ей Жрец. – Счастья я вам не обещаю, но покой гарантирую.
А ведь и правда, подумал Владимир. Кто сказал, что мы достойны счастья? А покой – это хорошо, это то, к чему я так долго стремился. И Наташа подумала – покой это же и есть счастье. И они стали потихоньку пятиться к воде. Но тут вмешалась Ольга.
– Это я недостойна?! Ах ты падаль! Ты у меня сначала мужа отнял, потом ребёнка, потом из меня тряпку сделал – и я же теперь недостойна?!! Я тебя упыря при жизни не боялась, думаешь сейчас мне мозги засрать? Да пошёл ты!
Она ругалась, орала на величественный образ, не выбирая выражений. Сжала кулаки и, уже перейдя на визг, уже доведя себя до истерики, наступала на этого ненавистного ей человека, на всё, что он воплощал, на все свои беды, на неудачное прошлое. Наташа с Владимиром встрепенулись, сбросили наваждение, подошли к Ольге, взяли за руки. И Жрец дрогнул. Сначала исчезло мерцание силового поля, потом он сам, с удивлением на лице, начал таять, деформироваться, руки и ноги на миг превратились в жуткие звериные лапы, вместо лица мелькнула волчья морда. Он исчез.
А на берегу осталась рыдающая женщина. Её успокаивали два близких, родных человека, и сквозь слёзы она уже улыбалась. И думала, что может быть сейчас был самый счастливый момент в её жизни.
***
Участвовать в турнире я сразу отказался. Тюленичев поскрипел, покряхтел, но отстал, не стал настаивать. Другое дело позаниматься с ребятами, поднатаскать их в рукопашке. Это я умел и любил. Выбрал десяток самых толковых парней, которые уже прошли обучение у Боброва, и стал с ними заниматься.
Основные приёмы владения мечом и шпагой они уже знали, но я каждому, в зависимости от физических данных, ставил удар, показывал выпады и отскоки. Труднее всего было заставить их приучиться работать как на высоких, так и низких линиях.
– Мы готовимся не к бою, а к спортивным состязаниям, – говорил я. – Поэтому колите мечом, как шпагой. Такой удар малоэффективен, но противнику труднее его парировать, а судья засчитает.
Хорошие результаты показывала Маша. Сначала я не хотел брать её в команду, она даже снова плакала. Но после я отметил, что у девчонки длинные руки и молниеносная реакция. Теперь я занимался с ней индивидуально, показывал финты и удары ногами. За этим занятием и застал нас комендант.
– Не буду мешать, – с мерзкой улыбочкой буркнул он и прикрыл дверь. Маша покраснела. Я отпустил её ногу, которую держал у себя на плече, и выскочил из комнаты.
– Эй, вы! – я схватил коменданта за плечо, развернул. – Вас стучаться не учили?
– Извиняюсь, никак не ожидал вас застать, – он искренне раскаивался. – Вы обычно в это время на плацу тренируетесь.
– Приличные люди говорят не «извиняюсь», а «извините», – меня распирало от злости. – Что вы вообще забыли у меня в комнате?
– По обязанности, исключительно по служебной обязанности, – он молитвенно сложил ручки на груди. – Обход.
– Попрошу мою комнату навсегда исключить из вашего обхода!
– Как вам будет угодно. Но и я, в таком случае, складываю с себя всякую ответственность.
И, преисполненный негодования, он удалился.
– Что ты к нему цепляешься? – спросил Бобров. Он как раз поднимался по лестнице и видел всю сцену.
– Бесит меня. Вынюхивает, высматривает...
– Я же тебе говорил – это его работа.
– Не понимаю я такой работы. Он что, Лёне каждый день отчитывается о состоянии вверенной ему территории?
– Лёне? – удивился Бобров. – Да причём здесь Лёня?
– А кто? Не понимаю.
Боров внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Потому что, ты всегда делаешь неверные выводы из правильных предположений. Сам же мне рассказывал, что логично, если в Крепости есть агенты, интересующиеся делами новой общественной элиты.
– Ну.
Бобров даже закряхтел от моей тупости.
– На постаменте, выбиты зашифрованные координаты секретнейшего объекта. Очевидно, что это послание. Кому?
– Мне.
– Определённо, у тебя мания величия. А если всё же не тебе?
– Но этот шифр известен только мне. И Николаичу. Был известен.
– А кому ещё может быть известен шифр, который придумал ученик интерната? Которым ты писал записки одной девочке. Которая потом стала доверенным лицом Жреца. И кто там ещё возле крутился?
– Директор интерната, – прошептал я. – Который стал комендантом.
– Ну, наконец-то.
– Всё равно не понимаю, зачем агентам покойного Николаича сообщать коменданту секретные сведения.
– А если это агенты, но не Николаича?
– А чьи?
– Да хоть чьи.
И Бобров, насвистывая, пошёл по коридору. Из комнаты выглянула Маша.
– Мы ещё будем заниматься? – спросила она.
– Нет, на сегодня хватит.
Она попрощалась и ушла, а я так и стоял в коридоре, поражённый. Я вспомнил, что мне напоминал мягкий, бархатистый говорок коменданта. Мне не часто доводилось слушать рацию, но спутать было нельзя – это его голос звучал на всю Зону в радиоэфире, это он вёл передачу на неведомом языке. Да, с чего же, неведомом, одёрнул я себя. Это всё тот же шифр, прочитанный вслух!
***
Непонятно как, но вор шёл сам. После драки с собаками, он впал в состояние, похожее на транс. Поднялся с брезента и, пошатываясь, на подламывающихся ногах, сделал шаг, другой... Это было так страшно, что Яра старалась не смотреть в его сторону.
– Азимут! Ключ! – вскрикивал он время от времени. – Предельный потенциал...
Чем ближе они подходили к избушке зомби, тем сильнее бесновалась Зона. Ветер, пропитанный дождём, подталкивал в спину, валил с ног. Били молнии. Справа и слева возникали аномалии, создавая коридор, по которому брели израненный пожилой мужчина и молодая женщина в измученном теле маленькой девочки. Они вцепились друг в друга, и было непонятно – или Яра поддерживает вора, или он волочит её за собой.
В жилище зомби они уже заползали, силы покинули обоих прямо на пороге. Внутри было сухо и тепло. Из открытого подпола шёл мягкий голубоватый свет. Отдышавшись, они спустились в подпол. Вор упал на колени перед люком, оглядел крышку.
– Вот, – прохрипел он, тыча пальцем в отпечаток ладони. – Тебе надо просто руку сюда приложить.
– Это понятно, – сказала Яра.
Она спокойно села рядом и, наклонив голову, принялась отжимать воду из длинных волос.
– Ты чего? – изумился вор. – Открывай быстрее! Ты ключ!!
– Да не ори ты. Может, я не хочу.
Вор обалдел и застыл с выпученными глазами, а Яра засмеялась.
– Шучу, шучу. Сейчас открою. Просто как-то обыденно получается. Столько мучились, на дирижабле чуть не разбились, с собаками дрались, а теперь просто взять и открыть... Давай хоть посидим, поговорим минутку.
Она врала, но вымотавшийся вор не замечал этого. Он обречённо сказал:
– Давай. О чём?
– Ну-у... вот у тебя было Умение – вор?
– Да.
– А сейчас Сила осталась? Хоть капелька?
– Осталась.
– Как здорово! Транслируй мне немного, пожалуйста.
– Зачем?
– Просто интересно почувствовать.
– И ты откроешь люк?
– Да.
Вор пожал плечами и передал ей немного своего воровского Умения. Совсем кроху. Но этого было достаточно.
– Спасибо, – сказала Яра и приложила ладонь к люку. Крышка откинулась, чуть не ударив её по лицу. Снизу хлынул плотный световой поток. Навстречу, через окна и двери, полилось такое же холодное, сиреневое сияние. Две Энергии соединялись, образуя могучую Силу. Это Сила по праву принадлежала Зоне, была её порождением. Но Яра, пользуясь только что полученным воровским Умением, украла часть. Малую толику. И увеличила в два раза свой потенциал. И тут же ещё в два раза. И ещё. Она же была не только Транслятор, но и Трансформатор. А теперь и конденсатор.
И с каждой секундой она становилась самым мощным магом на Земле. С безграничным запасом Силы.
***
Впервые за много дней в Зоне установилась хорошая погода. Рассеялся плотный туман, с неба ушли разноцветные тучи, светило солнце. Я прогуливался по плацу, настраиваясь на начало занятий. Ребята разбирали рапиры, маски. Маша отрабатывала бой с тенью. И тут из административного корпуса вышел комендант. Один, без конвоя. Он шёл прямо на меня, и мне захотелось сбежать. Оказывается, неприятно видеть человека, на которого донёс.
– Ан гард, – отдал я команду, и парни построились для тренировки.
– Здравствуйте, Анатолий, – сказал комендант. – Вас, кажется, можно поздравить? Вы раскрыли государственный заговор.
– В государстве, которого нет, – ответил я.
– Не преувеличивайте. Есть страна, есть народ, должен быть и управленческий аппарат.
– Без него, значит, никак? – попытался я съехидничать.
– Без него анархия, – мягко ответил комендант. – Вы же сами с ней боролись. Не понимаю вашей неприязни.
– Не люблю шпионов.
– А я больше не шпион, – засмеялся комендант. – Благодаря вам я повысил статус, я теперь дипломат. Мы коллеги!
– Будь моя воля, я бы вас повысил, подтягивая на верёвке к перекладине! За шею.
– К моему счастью, Леонид Сергеевич, в отличие от вас, настроен не так радикально. Он не захотел портить отношения с могущественной зарубежной державой. Предпочёл договариваться.
Я молчал, ожидая, когда он уйдёт. Мне нечего было ему сказать. И вообще, меня ученики ждали. Что он мне учебный процесс срывает? Но комендант не отставал.
– Вы меня вычислили, это вызывает уважение. Но зачем сдали меня Тюленичеву? Чего добились? Гораздо грамотнее было бы установить за мной слежку. А теперь вместо меня одного пришлют трёх агентов, про которых вы не будете знать. Вы же не думаете, что место, где зарождается Магия, оставят без наблюдения другие страны?
– Я не контрразведчик, мне эти тонкости неведомы. Я знаю одно – мы будем безжалостно избавляться от всяких наблюдателей. Это наша родина, и мы её будем защищать. В прошедшей войне можно было убедиться, что мы это умеем.
– Лучше поразмышляйте на досуге, почему за все эти годы никто из дальнего зарубежья не попытался установить с вами нормальные цивилизованные дипломатические отношения. Зато меня мгновенно завербовали для нелегальной работы, как только вы скинули Жреца.
Больше всего мне хотелось выхватить у кого-нибудь из парней шпагу и проткнуть насквозь этого самодовольного мерзавца. Прямо в пузо ему! Он же предатель, как его Лёня отпустил?! Продался и теперь ещё поучает, ребусы загадывает! Но он уходил прогулочным шагом, а я чувствовал, что мы не раз ещё встретимся. Я точно это знал, у Наташки что ли предвидеть научился? Иди-иди, мы ещё разберёмся, кто тебе шифровки передавал.
И тут комендант, он же бывший директор интерната и он же бывший шпион крикнул мне через плечо, словно прочитав мои мысли:
– Да, и не подозревайте, пожалуйста, в государственной измене этого бедолагу, скульптора, – комендант открыто насмехался. – Он действительно думал, что украшает постамент шумерской письменностью. А вот кто ему подсунул этот текст, я вам не скажу.
***
– Молодец, девочка, я в тебе не ошибся, – сказал Максим. Он неловко выбрался из подвала и впервые за много лет дышал воздухом Зоны.
– Какая я тебе девочка? – угрюмо спросила Яра. – Я тебя вообще впервые вижу.
Маленькая избушка понемногу заполнялась народом. Ольга с Наташей сразу принялись перебинтовывать ноги Гэндальфу. Он ругался в полубреду, и Максим спросил:
– А ему не хочешь помочь?
– Не к спеху, как будто, – ответила Яра и вышла во дворик. Зона была прекрасна. Светило солнце, лёгкий ветерок гнал запах озона, от аномалий не осталось и следа. Рядом шумел Бумажный лес, и всё это принадлежало теперь Ярославне Шуйской, магу невероятной силы, бывшему агенту Организации Желаемого Будущего.
На крыльцо выскочила пожилая измождённая женщина в ветхом синем халате.
– Доченька! – воскликнула она и бросилась обнимать Яру.
– Здравствуй, мам, – сдержанно сказала Яра и отшатнулась. Ей была неприятна эта женщина, пахнущая сыростью. И остальные люди в синих халатах ей не понравились. Они были растеряны и нелепы на фоне блистающей яркой зеленью новой Зоны. И под ярким голубым небом они тоже были нелепы. Вообще, в этом мире они смотрелись лишними, от них хотелось как можно быстрее избавиться.
– А где папа? – вежливо спросила Яра.
– Так вот же он! – воскликнула женщина и указала на седого мужчину в круглых очках.
– Привет, дочка, – спокойно сказал он.
– Привет.
– Что дальше делать будешь?
– Пока не знаю. Сначала подрасти, наверное, надо.
– Правильно, не торопись.
– А куда мне теперь торопиться? – спросила Яра и пошла прочь.
– Ярочка, а мы? – окликнула её мать.
– Вы? – Яра удивилась. – Ну, вот вам. Живите.
Она кивнула, и все увидели, что на месте полуразвалившейся избушки зомби стоит роскошный особняк. Рядом возникло озеро. Бумажный лес превратился в благоухающий сосновый бор. В озере плавали белоснежные лебеди.
– Побудь с нами. Мы так по тебе истосковались.
– Странно. Сперва бросили в Зоне подыхать, а после, значит, тосковали?
– Не говори так, – одёрнул её отец. – Так было надо. Ты же ничего не знаешь! Мы тебя спасали.
– Ну, вот и спасли, – сказала Яра и решительно пошла в сторону Крепости.
– Ярочка вернись! – закричала мать. – Мы же не могли выйти, пока ты не придёшь!
– Она ещё вернётся, – успокаивая её, сказал отец.
– Никогда не вернётся, – прошептала Наташа.
***
Подготовка к турниру была закончена. Зомби, как главный арбитр соревнований, получил право выхода из Крепости и теперь важно слонялся между праздничных шатров. Лиза обрядила его в зелёный камзол, ярко-красный жюстокор и башмаки с изумрудными пряжками. От шляпы он наотрез отказался, грел голый череп на солнышке.
Из Кузедеевки пришёл большой караван с товарами, встал табором. Вдоль крепостных стен протянулись торговые ряды. Прилавки ломились от колбас, окороков, копченых кур, вязанок сушёной рыбы и кувшинов с напитками. Потихоньку, несмотря на запрет, приторговывали оружием, патронами. Коллегия жрецов Вуду пыталась торговать кровью диких вампиров, но Лахтадрель со сталкерами сразу жёстко, с мордобоем и пальбой, пресёк это дело.
Из Оторвановки прибыл отряд ополченцев. Все бойцы в отряде были женского пола, молоды и хороши собой. Зрители шли из железнодорожного посёлка, из Столицы, даже из дальнего Великого Улуса. Гнали скот, по дороге били дичь в Зоне, и вот уже там и тут воздвиглись огромные вертела над тлеющими угольями, на которых, истекая жиром, целиком зажаривались дикие кабаны. Ветер разносил обрывки серпантинов, конфетти и воздушные шарики.
Над всем этим великолепием возвышалась эстрада, на которой приглашённый менестрель Прокопий небрежным голосом в сопровождении ансамбля исполнял свою новую песню.
Запью сигару молоком
И закушу коньяк халвой
Пусть не обласкан я молвой
Зато я пьян. И босиком
Могу отправиться гулять
По-вдоль красавицы-реки
И встретив у изгиба блядь
Я ей подам руки
Сорву с бронежилета цепь
Позёрства и стыда
Паду нагой в густую степь
Что скажешь ты тогда?
И затоплю пожарче печь
На берегу крутом
Смыть чтобы пепел наших встреч
Чтоб ничего... Потом
Построю в Зоне старый дом
Такой, как я хочу
И будет место в доме том
И льну, и сургучу
Что скажешь, ты, когда огонь
Сотрёт меня совсем...
А впрочем, нет, иной мне путь
Я слеп, я глух, я нем.[2]
Зрители вяло хлопали и требовали уже полюбившийся шлягер.
– «Секс и пемоксоль», – кричали они. – «Секс и пемоксоль»!
Но Прокопий поморщился и сошёл со сцены.
– Да вы задрали его уже этой пемоксолью! – крикнул барабанщик и швырнул в зрителей палочки.
– Это не тот ли крутой берег вы живописали, что пылающими аномалиями знаменит? – поинтересовался зомби.
– Вы там бывали? – оживился Прокопий.
– Я там живал, – печально ответил зомби.
– О, как я вам завидую!
– Серьёзно?
– Конечно! Это же счастье – жить в таком уникальном месте... Помните как Вертер описывает Оссиана?
Прокопий красиво встал и, отведя руку, с выражением процитировал: «Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана, при тусклом свете луны, гонит души предков, слушать с гор сквозь рёв лесного потока приглушенные стоны духов из тёмных пещер и горестные сетования девушки над четырьмя замшелыми, поросшими травой камнями, под которыми покоится павший герой, её возлюбленный!»
– Нда, – ответил зомби, вежливо дослушав цитату. – Однако не забывайте, коллега, что сам же Гёте говаривал: «Вертер восхвалял Гомера, пока был в здравом уме, а Оссиана – когда уже сошёл с ума».
Зомби откланялся и побрёл, бормоча под нос: «Тебя бы, падло, загнать при свете луны... в клубы тумана... Когда у мутантов гон начинается, а ты промеж аномалий застрял и в спину тебе сталкеры пуляют!»
А Лиза, положив прелестную головку на плечо инспектора, говорила:
– Ах, Саша, дура я, дура! И зачем всё это затеяла? Ведь побьют же нас.
Инспектор гладил графиню по плечам и успокаивал:
– Непременно побьют. И это очень хорошо. С Тюленичевым объединимся, союзниками станем. Силой с ним поделишься, он учеников твоих к себе возьмёт, а когда обучит, университетское образование им даст, мы и поглядим: кто – кого!
