Текст книги "Сто килограммов для прогресса. Часть третья (СИ)"

Автор книги: Константин Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Отправляем экспедиционный корпус против Ширинов. Едут на 'Борее', фрегат специально и планировался для быстрой переброски войск. Но с Лампедузы уходит почти пустой – два пехотных отделения и расчет пулемета, тоже на отделение тянет. Всего же на фрегате двести тридцать спальных мест, но солдат можно перевозить и поболее. На Родосе еще три отделения подберет, но основное войско сейчас собирается в Чембало. Шхуны собирают войска со всех городов побережья, по одному, по два отделения. Ну и из учебки в Мавролако много будет. Надо было бы собирать в Порт-Перекопе, он ближе к Ширинам, но там тоже проблема с пресной водой.

На охране Лампедузы остается 'Зевс', корвет занял причал ушедшего фрегата. Я думал что буду теперь жить в каюте корвета, и Фрося с Юлей переселятся сюда. Но на острове ждал меня сюрприз. Точнее – в бухте.

Две недели назад 'Архимед' притащил сюда заготовку морского дома – две галеры, соединенные балками. Причем мавны выбрали новые – были такие в трофеях. Собрались все плотники и столяры, и начали строить плавучий дом специальной планировки. Первый этаж – как и планировали в новом варианте, а на втором этаже – четырехкомнатная квартира для Командора. Расположена в передней части – хороший обзор, окна увеличены вдвое. Конечно, квартира занимает далеко не весь этаж, всего около сотни квадратных метров. Но по меркам морских домов, и, тем более, кораблей – просто шикарно. Еще недалеко выход на 'крышу' – верхнюю палубу надстройки. Заметили, что мне понравилось там ужинать. Так что по ощущениям – пентхаус. С видом на море со всех сторон.

Но, конечно, за две недели весь морской дом построить не успели. Сделали только мою квартиру и почти весь второй этаж. Несколько соседних комнат – для няньки и охраны. Остальное – пока только каркас с заполнением. Еще надо ставить двери, окна, много работ по отделке. На первом этаже даже еще не все стены досками набили, сквозняк гуляет.

Несколько санузлов сделали на втором этаже. Унитазы, раковины, душевые поддоны – из бронзы. Сделаны по скульптурной технологии – тонкие оболочки. Цех бронзового литья уже работает вовсю. Вот только эта сантехника в процессе использования звучит не как скульптура, а как музыкальный инструмент.

Так что с 'Зевса' я переселился в апартаменты, которые Фрося уже обживает несколько дней. Мебель с фрегата перетащили. К запаху моря прибавился запах недавно обработанной древесины. Запах сложный – тут не только сосна, тут еще дуб, бук, граб, ясень. В каждой комнате разное сочетание отделки стен и пола, видно, что делали разные люди. Рассказывают, что еще и соревновались, кто лучше сделает. Приятно, что люди так относятся. И я тоже всех столяров и плотников поблагодарил лично.

Но попросил, чтобы и остальные комнаты для наших людей делали также хорошо. Пусть благородной древесины на всех и не хватит, но строить и отделывать жилье надо со всем тщанием. И людям жить там будет в радость, и вам будет не стыдно за свою работу.

Фрегат ушел, и у меня теперь появилось время обстоятельно заняться производством и проектами. Еще и плавучий химзавод с нами прибыл, с Антипом теперь решаем приоритеты химпрома. Теперь у нас работает два низковольтных генератора для гальванических процессов, каждый дает более шестисот ампер, и мы думаем, на что направить эту мощность в первую очередь. Наиболее прожорливые процессы тут – производство хлоратов, электролитическое рафинирование серебра и меди. И что из этого важнее? Да все нужно, и побольше. Даже собрался импровизированный совет.

Военные взрывчатку хотят. Но шеддит в снаряды не идет, на гранаты много не надо, и взрывать стены в ближайшее время нам не потребуется. Так что можно не делать хлораты как минимум месяц, а там посмотрим.

Из Адлера мы привезли много неочищенного серебра, загрязненного свинцом и цинком. Это мы в спешном порядке черкесскую свинцовую руду перерабатывали. Серебро надо очищать, делать из него монеты – это деньги, которые всегда нужны. Сейчас еще расходы увеличились – много наняли греков для Шахтинска, в Воронеж денег послали. Еще надо продолжать добычу руды в Тамани, в этом году военнопленных для этого нет, опять греков нанимать. И за эту же свинцовую руду с серебром и цинком надо черкесам платить, тоже немало набегает. Но это первостепенные расходы, серебро из руды это наш главный доход сейчас. Причем не требующий сбыта товара, такое даже в моем времени было бы невозможно. Все равно надо было бы менять серебро на денежные знаки, а тут – сразу монеты печатаю.

Но плохо что другие статьи доходов сократились. Из-за этой войны и миграции торговлю красителями почти забросили. А там надо что-то предпринимать – в Венеции нам цену сбивают, а в других странах предпочитают окрашенные ткани, просто красители плохо продаются. И персы куда-то запропастились. Да еще дорога к ним теперь под вопросом, османы хоть Поти и не заняли, но кроме Ло Вати заняли еще одно село, восточнее Поти. Которое и моим-то не было, так что османы даже и не спрашивали.

Так что одни расходы кругом. Ну вот не надо прибедняться – получаешь серебро из руды и привередничаешь. Но вот что это сейчас чуть ли не единственная статья доходов – это большой риск. Пришлось в Матреге увеличить гарнизон. Там, в устье Кубани, теперь большой склад свинцовой руды. Очень удачно, что руда считается свинцовой – это хорошее прикрытие. Для всех все ясно – мы скупаем руду, делаем из нее свинец. Это на первом уровне понимания. На втором уровне, многие купцы понимают, что выгоднее было бы перерабатывать руду в черкесских горах, а сюда везти готовый свинец. Но считают, что я пытаюсь монополизировать торговлю свинцом, и заработать уже на этом.

Ну а если кто-то копнет глубже, то увидит третий уровень – получение цинка, который стратегически важен для нашего стрелкового оружия. Докопаться до получения серебра будет довольно трудно, у нас в эту тайну посвящены всего человек пять.

Но резерв денег у нас пока еще очень приличный. Я понимал, что переезд вызовет большие траты, и готовился к этому. Так что решили 'на серебро' поставить одну смену, как и ранее. Пусть работают тщательно, не спеша. Тут еще важен присмотр Антипа, чтобы 'микроэлементы' из шлама извлекались правильно, не смешивались.

В таком режиме этот процесс заберет от силы двадцать процентов мощностей генераторов. Все остальное решили пустить на очистку меди. Чистая медь вдруг понадобилась кругом. В первую очередь для производства тех же генераторов и электромоторов. Нужен хотя бы еще один низковольтный генератор, чтобы уже так не мучиться с выбором производственных приоритетов. Электромоторы нужны – а их у нас единицы. Провода нужны – тут и электрификация промзоны, и электричество нужно на морских домах. А на деревянных судах располагать генераторы с паровыми машинами и кочегарами не желательно. Поэтому генератор надо ставить на берегу, а к домам тянуть провода – линии электропередач.

Но решили, что это может подождать. Сейчас июнь, световой день максимален, искусственное освещение в домах пока не нужно. Но спрос на продукцию цеха медного провода от этого не снизился, а тот простаивает без очищенной меди. Так что будем медь рафинировать, благо, сырье для этого есть. В эту войну с османами мы получили в трофеях более двенадцати тонн бронзы. Это мы так с родосскими рыцарями трофеи делили – им пушки поновее и получше. А нам потяжелее – и все довольны. И всю свою долю ядер мы им отдали, в обмен на часть бронзовых пушек. Но половину пороха мы забрали, тут уж никто уступать не хотел. Пусть это пороховая мякоть с нестабильным составом, но это как минимум – ценное сырьё.

Но электрохимия, как ее называет Антип, это только один из секторов нашего химпрома. Ведь есть еще и другие: нитрохимия, фенолформальдегид, анилиновые красители и получение кучи других, нужных в хозяйстве веществ.

С анилинами проблем нет – мовеина еще приличный запас, так же как и черного красителя с зеленым. Очищенного бензола еще две с половиной двухсотлитровых бочки. Скоро в Шахтинске запустят коксовую батарею, будет еще сырье.

– Лабораторию опасных веществ скоро закончим собирать, можно будет формалин вырабатывать. Но из него твердый формальдегид не получить, жарко слишком. Тут же нет речки с ледяной водой. Или опять зимы ждать.

– Антип, так на этом острове зимы не бывает. Ниже пятнадцати градусов температура не опустится, ни в январе, ни в феврале.

– Ох ты! И что делать будем? Холод не только формальдегиду нужен. В рецепте нитрования толуола нужна температура не выше пяти градусов. Мы же тоже летом в речке охлаждались, а там плюс восемь, если в горы подняться. Совсем мелкими порциями реакцию вели, а это еще медленнее. Армейцы каждый день приходили – 'Тротил давай!'

– Вот же незадача! А запасов у нас много?

– Ну по тротилу ты лучше меня знаешь – все в снарядах. Так что можем только гранаты из шеддита делать. Смола карблитовая еще есть, но цех, что провода делает, стал много смолы забирать. Так что производство фанеры лучше пока не возобновлять. Электричество нужнее, как я понимаю.

– Правильно понимаешь. Карболит не только для проводов нужен, для радиодеталей тоже. Еще для текстолита нужен.

– Это который как фанера, но из тряпок?

– Ну можно и так сказать. Это для радиостанций. На пластину из текстолита детали крепятся – плата называется. Это ладно, а с чем у нас еще возможны проблемы?

– Когда нитропорох делаешь, холодная вода тоже нужна. Но если мелкими порциями нитровать, то так обходимся. Для винтовок его не так много надо. Ты же не собираешься его в снаряды пихать? Сам же говорил, что ...

– Не, не! Это я так, просто спросил. А остальное как?

– Ну из важных производств остальное все будет работать. Может мелочь какую забыл. Но с формальдегидом и тротилом проблема. Я уж придумал накопить формалин в бочках, да отвезти осенью в Тану. И успеть до ледостава формальдегид вывезти. Но нитровать толуол в Тане, это как-то... не это.

– Да, проблема. Будем думать. Но ты пока остальное налаживай.

У нас еще одна статья расходов увеличилась. Я же хотел, чтобы переезд на остров вызвал как можно меньше негатива у людей. Остров, по сути, необитаемый, надо чтобы уровень жизни людей не падал, а лучше – поднимался. В Адлере у нас были таверны и пекарни. Люди в столовых наедаются, но у них еще должно быть ощущение изобилия и нужны приятности, на которые хочется тратить деньги. В виду закрытости Лампедузы, не всех 'предпринимателей' я смог сюда допустить. Две пекарни уже открылись, а вместо таверн открыли буфеты, уже государственные. Там торгуют выпечкой, сладостями, сухофруктами, напитками. Буфетчикам пригрозил, что качество их работы буду оценивать лично, а приход-расход есть кому проверять и без меня.

Но все эти вкусности надо импортировать, мы это не производим. И двинулись приказчики на рынки Средиземноморья. В основном в османскую Грецию и в Магриб.

Но для ощущения изобилия, одной еды недостаточно, какой бы сладкой и вкусной она не была. Еще нужны 'товары народного потребления'. Но тут мы давно ведем работу. На заводе делают ножи, ножницы, иголки, рыболовные крючки. Недавно стали делать бронзовые расчески – гребни, как их тут называют.

Одним из главных статусных символов для большинства людей в эту эпоху является одежда. В нашей социальной системе, эту статусность у мужчин удалось сублимировать в ношение мундира. Система ношения форменной одежды развивается и усложняется. Цвет перестал быть признаком высокого или низкого чина. Даже у простых матросов тельняшки с сиреневыми полосками из дорогого мовеина. А все армейцы без исключения носят одинаковую форму, окрашенную дешевым экстрактом кожуры грецкого ореха. Весной дополнительно подкрашиваем 'зеленкой', получается цвет хаки. Но 'бриллиантовый зеленый' – краситель нестойкий, за лето выцветает. И получается 'койот' – цвет осенней грязи.

У моряков разнообразнее: повседневная роба из неокрашенной парусины, а парадная форма черная, есть и такой анилиновый краситель, весьма стойкий. Но в обоих вариантах – неизменная тельняшка.

Мундиры у гражданских окрашены мовеином, но по-разному. Если у мастеров это пиджак сплошного сиреневого окраса, то у писарей и консулов на френч идет особая ткань. Она из разных нитей – сиреневой, черной и белой. Получается цвет ближе к фиолетовому. И у мастеров бляхи на груди, а у писарей – шевроны на рукаве.

Даже у рабочих – форменные спецовки, коричневые, кожура ореха. И тоже бляхи с именем и чином. У рабочих бляхи медные, у мастеров – бронзовые. Мастерам четвертого и пятого разрядов бляхи покрыли серебром. Шестого и седьмого разряда пока ни у кого нет.

Получается, что каждый мужчина в Адлере, а теперь на Лампедузе – носит форму. Пришлось даже вводить школьную форму для пацанов – коричневые штаны и светлая рубаха. На груди значок – нет, не с профилем вождя, с номером класса.

Но это все мужики да пацаны. Женщины, те которые на службе, тоже носят форму. Лекарки, поварихи, писари. Швеи себе сочинили спецодежду. Но если мужики и после работы ходят в том же мундире, или в парадном варианте. Да даже рабочие себе завели 'парадные' спецовки. То женщинам вне работы надо одеться красиво и не как все. И по этому пришлось в государственном магазине открывать отдел – 'ткани'. Если раньше были варианты – лен или шерсть, толстая и тонкая, и трех цветов. То после экспериментов с ткацкими станками, когда в одну ткань идут нити разных цветов – количество видов ткани пошло на десятки. Еще и хлопок прибавился.

С хлопком, правда, не очень получилось: волокно неправильное – нить толстая, ткань получается 'теплая'. Так что для местной жары лучше всего подходит тонкий лен.

И из-за этих 'модниц' надо опять разворачивать текстильную промышленность. Старые ткацкие станки мы отдали в Воронеж, там должны наладить производство простых тканей. Мастер уже заканчивает новый станок уже для нас – конструктивно он почти такой же, только почти полностью из металла – стали и бронзы. Вот на нем будем комбинировать нити разных цветов.

Но одежда – это еще не все. Некоторые мастера, военные и гражданские чины, зарабатывают очень неплохо. У такого два-три мундира, у жены – пять нарядов. А дальше что? Надо срочно искать куда тратить деньги, но так, чтобы не на импорт. Решил производить украшения для своих. Зря я, что ли, плачу зарплату ювелиру, которой хватило бы на отделение солдат. Хотя отдача от него большая – он делал шрифт для типографии, сложные радиодетали – такие как конденсатор переменной ёмкости. Ученик его только и занимается таким радиодеталями и арматурой радиоламп.

Сам же ювелир иногда тоскует по 'настоящим драгоценностям'. Вот тут и интересы сошлись. Но делать украшения из серебра не очень выгодно, их все норовят по весу оценить. Золото слишком дорого для моих. Вот на драгоценных камнях делают большую маржу. К тому же тут перекосы с ценами. Рубины и изумруды высоко ценятся, а Еремей купил недавно горсть, скорее щепотку, мелких 'самоцветов' недорого, и среди них я обнаружил небольшой не огранённый алмаз. Надо бы из него стеклорез сделать. Но мне кажется, тут алмазы даже гранить не умеют. С ювелиром этот процесс мы обсудили, но алмаз – самый твёрдый материал, и шлифовать его можно только алмазом.

Но алмаз у нас только один. Но есть ещё один способ обработки алмазов. Из-за которого и не используют алмазы в качестве режущего инструмента для обработки сталей, несмотря на всю его твердость. Эльбор и победит им точить можно, а сталь – нет. При нагреве алмаз вступает в химическую реакцию с железом с образованием карбида железа – 'сгорает', превращается в пшик. В конце двадцатого века, с использованием этого метода, изготавливали из алмазов мелкие детали сложной формы. Только там технология ещё сложнее, место обработки продувают горячим водородом, и алмаз переходит не карбид, а в метан. Чистота поверхности получается намного выше.

Нам сложная форма не нужна, нам бы с одной стороны почти шарика сделать пирамидку. Закрепили алмаз в медной оправке, и осторожно прикоснулись к нагретой до 600С полированной стальной пластине. На алмазе появилась плоская 'лысина', на пластине – темная точка. Ювелир понял принцип, и довольно быстро получилась четырехгранная алмазная пирамидка – 'Как легко и быстро!' – поразился он.

С одной стороны – очень расточительно делать стеклорез из алмаза весом почти в карат. Но другого применения ему я не придумал. Не делать же из него бриллиант. А стеклорез получился хороший, на стекле оставляет глубокую царапину. Поэтому получается резать даже наше волнистое стекло.

Но драгоценные камни для наших это тоже дорого. Я почему в эту сторону стал думать – вспомнил про цветное стекло и про гениальный маркетинг – 'кристаллы Сваровски'. Нам тут такие изыски не нужны, крупные 'стекляшки' простой огранки но интенсивного окраса, надолго займут головы жен мастеров, командиров и консулов.

Но начинать надо не с ювелира, а со стекловара – придумал я такую должность. Было у меня несколько человек, которые стеклом занимаются. Но как-то не стабильно у нас со стеклом. В Чернореченске вроде наладили производство, поташа было много, но не хватало топлива для больших объёмов. В Адлере перешли на каменный уголь, топлива вдоволь, но поташа нет. Одно время был жесткий дефицит – оконные стекла переплавляли на оптику и лампы.

И вот недавно купили в Египте соду. Причем хорошо так купили, наши приказчики иногда путают пуды и килограммы – тридцать пудов – это почти полтонны. Хорошо, там, в Египте, эта сода дешевая. Там где-то целое засохшее озеро, просто бери и грузи. И сода хорошая и нужная оказалась, так что даже не стал никого наказывать, сделал вид что так и задумано.

Для известково-натриевого стекла надо 15-17 процентов соды, получается, что этого хватит на три тонны стекла! Вот так просто – пошел и купил. А мы со сбором и скупкой золы и поташа мучились. Кварцевого песка и извести на побережьях Средиземного моря в избытке. За известь платить надо, но совсем мало, зато ее они сами и грузят.

И начали стекло делать, в третий раз производство запускаем. Но мастера уже ученые – чтобы стекло было прозрачным, надо тщательно очистить все компоненты. Правда, стекло делаем примитивным методом – в тиглях. Надо бы построить для выплавки стекла правильную большую печь, но для нее много кирпича надо, а весь кирпич на острове привозной, нормальной глины тут не нашли. Да и много стекла нам пока не надо, тигельного варианта хватает. Больше угля расходуется, так его сотнями тонн сюда привозят.

Сделали несколько порций, самую прозрачную отдал стекловару. Выбрал его из группы мастеров по варке стекла, он там учеником был, но способным. В меру амбициозный, самостоятельный, химию понимает. Сделали ему отдельную мастерскую с печкой, режим секретности – ну как обычно. Тут больше секрет от своих, не надо пока никому знать как мы 'самоцветы' получаем. Хотя цветное стекло делают чуть ли не тысячу лет, но такие секреты держат в тайне до последнего, и часто утрачивают.

И, чуть ли не единственными носителями секретов сейчас, являются мастера с венецианского острова Мурано. Насколько я помню, производство там сейчас на подъёме, и в следующем век мода и цены на муранское стекло достигнут пика. Еремей был в Венеции в такой лавке, насмотрелся на красивую посуду, но покупать я ему не разрешил – неоправданно дорого.

Направленность производства у них несколько другая, делают почти исключительно посуду. Но очень красивую и разнообразную, иногда очень вычурную. Про иной кубок и не подумаешь что из него пить надо – статуэтка настоящая. Цветное стекло используют мало, больше придают значение форме.

И засели мы со стекловаром за эксперименты. Ну как засели – я ему написал рецепты, какие знаю, выделил химикаты. Утром и вечером к нему захожу – оцениваем результаты, думаем что делать дальше.

Существует два основных способа окраски стекла в массе – ионный и коллоидный. Ионное окрашивание сходно с легированием стали, в качестве красителей выступают оксиды некоторых металлов.

Коллоидное окрашивание делается с помощью мельчайших частиц некоторых металлов, там размеры частиц в десятки нанометров. Вот получение этих коллоидных частиц – не простая задача. Хотя археологи находили образцы стекла, не просто окрашенные таким способом, а с применением двух разных металлов в коллоидном состоянии. При этом на просвет стекло давало один цвет, а при отражении света – другой. Причем сделано это было еще до нашей эры.

Ионный метод проще – начали с него. И начали с металла, из-за которого я и вспомнил про цветное стекло – с кобальта. Многие помнят такую посуду – темно-синего, фиолетового цвета. Этот цвет стекла так и называют – кобальт. А у нас он есть – получаем из гальванического шлама, весьма чистый. Пока немного – несколько сот грамм, но для окраски стекла его надо совсем мало – полграмма на килограмм. Но такая пропорция создаёт другую проблему – эти полграмма надо распределить по килограмму стекла очень равномерно. Это поняли, увидев первый образец с очень неравномерным распределением цвета. Раскрошили образец в песок, перемешали, и опять расплавили. Это испытанный метод повышения качества стекла.

Полученный результат удивил нас обоих неестественной чистотой цвета – такой однородности, такой монохромности в природе не бывает. Глубокий, темно-синий цвет. Но я думал, что цвет будет более фиолетовым. Или я путаю, или мы что-то напутали с техпроцессом. Но и так получилось здорово, из этого можно делать 'драгоценности'.

Зеленое стекло само получается, из-за примесей оксидов железа. Тут поигрались с соотношением двухвалентного и трехвалентного оксидов железа – получили оттенки от голубовато-зеленого до желто-зеленого. Знакомый бутылочный цвет. Не надо злоупотреблять этим оттенком. Чистый зеленый цвет не получается, для этого нужен оксид хрома.

Но нам, в первую очередь, нужен красный цвет – самый главный цвет для русских. Его можно получить разными способами, но все они с использование коллоидов. Получение металлических наночастиц механическим способом сопряжено со многими трудностями, но есть 'обходные технологии'.

Самое простое – работать не с металлами, а с солями металлов. Например, нитрат серебра легко измельчается в тонкий порошок, а при нагреве в стеклянной массе восстанавливается до металла и окрашивает стекло в ярко-желтый цвет. Но желтый цвет можно получить еще проще, для этого можно брать даже стекло с примесями железа. Если добавить в шихту серу и угольную пыль, то она образует с железом сульфид, только сначала из угля образуется угарный газ, который участвует в реакции. Получается янтарно-желтый цвет, но если железа и серы слишком много, то цвет становится темно-коричневым – аптекарские пузырьки помните?

Но это желтые оттенки, а где же красные? Тут несколько рецептов. Есть очень красивый, малиновый: золотой 'рубин', получаемый с помощью коллоидного золота. Ладно, есть способы попроще. Увидел рецепт кадмиевого 'рубина' – обрадовался, кадмий у нас тоже есть. Но мимо – без селена сульфид кадмия дает коричневый цвет. Коллоидная медь тоже дает медный 'рубин', но там не нашел варианта с солями, а металлический коллоид пока не знаю как делать.

Хотя что-то такое вспоминаю с электролизом. Если между двумя медными электродами часто менять полярность и снижать напряжение, то в электролит должны уходить мельчайшие частицы меди – коллоид. Но тут нужны эксперименты, параметров много: как часто менять полярность, какая должна быть плотность тока, какое напряжение – от всего этого зависит размер частиц. А от этого зависит цвет. Еще надо коллоид стабилизировать, а то наночастицы любят слипаться.

Вот четвертый вариант красного стекла понравился – сульфид сурьмы. Сурьмы у нас немного есть, но тут и нужно несколько грамм пока, нужна концентрация сорок грамм на килограмм шихты. Сразу начали с толченого стекла – получили темно-красное стекло, интенсивного окраса. Рубин – не рубин, но красиво. Можно начинать пробовать отливать 'кристаллы'. Отливать – чтобы меньше возится с огранкой. Из шлифовальных абразивов для стекла у нас только кварцевый песок, так что быстрой шлифовки, как на алмазном инструменте, не получится.

Сначала думал наделать серебряных колечек с камнями, ввести моду на обручальные кольца с 'рубинами'. Но стекло много мягче настоящих драгоценных камней, на руке оно будет подвергаться постоянному механическому воздействию – грани быстро сотрутся. Поэтому пока решили делать серьги. Крупный 'кристалл', пятнадцать-двадцать миллиметров длиной, серебряный крючок. Сложная огранка не нужна, тут больше важен 'просвет', чтобы был виден интенсивный цвет. Можно даже вытянутый параллелепипед делать.

Заказал стекловару отливать 'кубики', а ювелиру поставил задачу обучить еще одного ученика шлифовке стекла. Красных и синих 'камней' надо больше, зеленых и желтых – немного.

Пока делают, подумаю над ценообразованием. У меня нет задачи на этом обогатиться. Мне надо чтобы люди могли тратить свои деньги на что-то ценное, чтобы деньги не копились неясным грузом. Купить недвижимость или крупные средства производства у нас нельзя. Но мелкий бизнес есть – два сапожника. И каждая баба имеет право шить для других за деньги. Но надо отдавать 'десятину' государству.

Избыток денег на руках, без возможности реализации их покупательной способности, может вызвать перекос цен и дефицит некоторых товаров. Вот эти 'драгоценности' и должны этот избыток немного подчистить. Ну и людям красота – в радость. Мужикам тоже польза, аргумент хороший: 'Я тебе серьги купил? Купил. Вот сиди молча и красуйся' А то других аргументов кроме слова и кулака не знают.

Вот только серьги тут мало встречаются, проколотые уши у женщин в редкость. У гречанок встречал, у славянок – очень мало. Надо будет наладить прокол ушей в больнице, чтобы не было осложнений. А для тех кто не захочет, надо предложить альтернативу – кулоны. Но кулонам нужна красивая цепочка, а это довольно трудоёмко. Тогда брошь, но дороже серег. А пиком роскоши будет колье. Надо с ювелиром обсудить, а то я тут нафантазирую.

Товар этот не должен быть очень дорогим, но и совсем дешевым тоже – пусть будет ценным подарком. Восьмое марта, что ли, придумать? Не, обойдутся пока. Есть же именины и церковные праздники, хватит поводов.

Получается, что на всякие глупости отвлекаем людей и ресурсы. Но чем более сложной мы делаем свою культуру и цивилизацию, тем больше будет пропасть между нами и остальным миром. И потенциальный предатель будет тщательно думать над соблазном богатства в другой стране, пусть даже в прекрасной Венеции. Эта бижутерия всего лишь небольшая деталь, но из таких кирпичиков и создается 'град на холме блистающий'.

Утром испортили настроение радисты – ночью у них радиолампа в передатчике лопнула, прямо во время работы. Ну как можно сжечь лампу!? Разбить – да. Но чтобы лопнула от работы? Пошел смотреть.

У нас два передатчика на Лампедузе, два на Родосе. На два и двадцать мегагерц. 'Двадцатка' днем связь устанавливает. Не всегда, но часто. Ночью ионизации атмосферы нет, должна связываться 'двойка'. Передатчик Поулсена связывается стабильно, как часы – но у него около пятисот ватт. У ламповой 'двойки' – восемь ватт, связи нет.

Радисты знают – чем больше анодное напряжение лампы, тем больше выходная мощность. Упрощают, но такая зависимость есть. Передатчик работал на напряжении двести вольт, от трансформатора с ртутным выпрямителем. Они с электронщиками сделали еще отводы вторичной обмотки трансформатора – на двести пятьдесят и триста вольт.

Подключили передатчик – моща пошла, пытаются связь с Родосом установить. Контур выходной подстраивают, померили выходную мощность – говорят, что было пятнадцать ватт. Вдруг – щелк! Внутри лампы вспышка, лампа лопается, предохранители в цепях питания сгорают. По инструкции все отключили, ничего не трогают – это эксперимент, тут не нужна связь любой ценой.

Смотрю – в лампе явное короткое замыкание в районе цоколя изнутри. Думал – мастера по лампам бракоделы – сварка разошлась, электроды соприкоснулись. Но нет – все электроды были целыми до момента КЗ, в районе цоколя сварки нет. Но вокруг 'эпицентра' налет белесый. И на стенке лампы, внутри, еле заметная полоска. Геттер потек. Он из металлического натрия, получен методом электродиффузии сквозь натриевое стекло. На этой лампе, видимо, слой натрия был заметно толще. Когда дали большую мощность, лампа стала нагреваться сильнее.

Между геттером и электродами – вакуум, тепловой конвекции нет. Есть тепловое излучение, натрий блестит, пытается отразить инфракрасные лучи. Но температура плавления натрия всего около ста градусов, и капля расплавленного натрия стекла вниз. Замкнула электроды – дуга, вспышка – лампа треснула. Лампу жалко. Но эта жертва не напрасна – оценили предельные режимы наших тетродов. И лампы надо ставить цоколем вверх.

Фрегат 'Борей' вошёл в бухту Чембало, такого большого корабля тут никогда до этого не было. Последнюю неделю сюда приходили шхуны, привозили солдат из разных мест, по одному отделению, по два. Теперь обратно – идет погрузка войск на корабль. Смогли собрать шесть взводов – две роты – сто шестьдесят восемь солдат и сержантов. Сто двадцать с винтовками, сорок восемь – с карабинами. Две трети батальона.

Еще командиры взводов, два командира роты. Полковник Аким, как тут без него. Четыре 65-мм орудия на облегченных полевых лафетах. Расчеты были по шесть человек, увеличили до семи, конной тяги тут нет. Еще пехота помогать будет. И пулемет с двойным расчетом – тоже отделение. Еще медики. Но обоза нет, далеко от корабля отходить не планируют. Конную разведку на место уже выслали.

Корабль немного переполнен, дефицит коек около тридцати штук. Но это для солдат не проблема – есть караул, ночные вахты наблюдателей. Да и идти не далеко.

На фрегате путешествовать приятно – качка слабая, ход от ветра не зависит. Куда надо – туда идет. И две сотни солдат везет.

Зашли в лиман Южного Буга, идем у западного берега. Вот и разведка – высаживаемся тут. Но берег без причалов, надо шлюпками. Для этого на фрегат даже дополнительные шлюпбалки поставили – шесть шлюпок висит. Но этого оказалось мало, ещё и фрегат не может близко к берегу подойти, осадка большая. Из-за этого высадка заняла несколько часов. Орудия перевозили по частям – ствол весит около сотни, а лафет без колес – и того меньше.

Конная разведка доложила – большой стан татар у другой реки, это более двадцати километров на запад. Даже если татары сейчас узнают про прибывшие войска, то раньше утра сюда не успеют. Вот только большого полона там не замечено.