Текст книги "Дочь Озара"

Автор книги: Константин Кривчиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава тринадцатая. Вода и звезды

И было утро…

Вада опустила ладонь в тыкву, смочила в воде и нежно протерла Сиуку лицо. Юноша лежал без сознания в шалаше недавно убитого 'волка' Симона. Женщины, Уна и Вада, дежурили около раненого по очереди. Девушка, после того, как ее отпустил Вирон, сменила мать утром. А ночь… Ночь Вада провела на лежанке Вирона. Такова была плата за жизнь любимого Сиука.

Точки над 'и' вождь 'волков' расставил еще на разоренном стойбище 'леопардов'.

– Мне нужна ты, – сказал Вирон. – Будешь мне помогать – ни о чем не пожалеешь. А твой Сиук мне не нужен. Пусть живет. Если выживет.

– Он выживет, – твердо произнесла Вада. – Я его спасу.

'Волк' усмехнулся:

– И зачем он тебе? Не сегодня, так завтра умрет. Посмотри на лицо – омана его вот-вот покинет.

– Не покинет. Я его спасу, – упрямо повторила девушка.

– Ну и ну. Дуры вы, бабы. Или, как это у вас называется? Люба, что ли?

– Любовь.

– Любовь? Ну и словечко. Похоже на морковь, – Вирон был не лишен чувства юмора. – И откуда только такая ерунда берется?

– Это они путников наслушались, – подал голос Руник, принимавший участие в разговоре. – Заходил тут один, зимой, плел всякую чушь. Убивать этих сказителей надо, как шакалов. Только головы молодым забивают всякой дрянью.

– Это не дрянь, – глаза Вады блеснули. – Это правда. Он так рассказывал – заслушаешься. Это ты, Руник, ничего не понимаешь. А люди слушают и… и добрее становятся. И другим рассказывают.

– Ну, этот-то уже больше ничего не расскажет, – 'оппонент' цинично сплюнул.

– Это почему? – поинтересовался Вирон.

– Да так. Убил я его. Подождал за стойбищем и убил, – Руник хищно облизнулся. – Нечего по стойбищам шариться. Зимой и так жрать нечего. А тут еще путники всякие.

Вада отвернулась. Губы ее задрожали.

– Ты Руник, того, иди погуляй, – хмуро сказал Вирон. – Мне тут с Вадой еще потолковать надо.

Руник неохотно отошел.

– В общем, слушай, Вада, – Вирон перешел к сути. – Сделаешь, как скажу, можешь спасать своего Сиука. Если спасешь. Но есть еще одно условие. Ты станешь моей жамой.

Девушка задохнулась. Кровь отлила от щек.

– Зачем тебе? Я тебя… я… все равно тебя…

– Не любишь, что ли? – 'волк' рассмеялся. – Выбрось ты из головы эту чушь. А не выбросишь… Все равно будет по-моему. И Сиук твой… сдохнет, как свинья. Даже в акуд не попадет.

Вада вздрогнула, услышав последнюю угрозу. Не попасть в акуд – это страшно, просто моно. Такого даже врагу не пожелаешь. Этот Вирон – настоящий зверь. Гар – и тот лучше был, хотя и дикарь.

– Ну, решай.

Вождь тяжело смотрел на девушку, будто пытался придавить ее к земле. Вада сглотнула слюну, голос куда-то пропал.

– Ну?

– Я согласна, – прошептала Вада.

Сиук застонал и что-то забормотал. Переход между стойбищами дался тяжело раненному юноше с огромным трудом. Вада и Уна несли его на руках. Помогали и другие женщины. Сиук был единственным мужчиной из племени 'леопарда', кого 'волки' оставили в живых.

Вада зачерпнула ладошкой воду и, приподняв юноше голову, попыталась напоить его. Но тот стиснул зубы и замотал головой. Только губы слегка намочил.

'Ничего, – подумала девушка. – Ничего. Только бы ты выжил. А там мы еще посмотрим'.

К основному разговору Вирон приступил только утром, уже в стойбище 'волков'. Видимо, он считал, что, став его жамой, Вада заслужила особое доверие. Он даже повесил ей на шею волчий клык. А шнурок с клыком леопарда хотел снять, но Вада остановила руку вождя.

– Не надо. Леопард – покровитель нашего племени.

– Вашего племени больше нет, – нравоучительно заметил Вирон.

– Все равно. Я боюсь.

– Ладно. Носи пока. Но после обряда придется снять.

– Какого обряда?

– Сейчас расскажу.

'Волк' грузно присел, раздвинув ноги, на лежанку, покрытую шкурой бизона. Собрался с мыслями:

– Ты знаешь, что в каждой племени вариев два рода. И племенем управляют по очереди старейшины родов.

Вада молча кивнула.

– Так вот. Мне это надоело. Я хочу, чтобы всегда правил один вождь.

– Зачем тебе это?

– Как зачем? Вот, представь себе, – Вирон показал ладонь. – Вот ладонь. Я сжимаю – получился сильный кулак. Единый вождь – единое и сильное племя. А когда нет единого вождя – каждый палец сам по себе, слабая ладонь. И племя слабое.

– А оно должно быть сильным?

– Конечно. Ведь враги кругом. Слабый умирает. Вот в твоем племени, 'леопардов', начали власть делить. И нет больше племени, – Вирон пристукнул кулаком по шкуре бизона. – Поняла?

– Это вы на нас напали, – с обидой произнесла Вада. – А могли и не нападать.

– Не могли. Вы наших воинов убили.

– Это не так было. Ты же знаешь.

– Какая разница: так или не так? – Вирон рассердился. – Все равно рано или поздно кто-нибудь кого-нибудь убьет. Рано или поздно. И начнется война. Человек такой. Он все время должен драться.

– Почему?

– Потому что, если он не будет драться, то будет без дела валяться в своем шалаше. И заниматься всякой ерундой, вроде вашей любы.

– Любви, – поправила девушка. – И чего в этом плохого? Не надо драться. Пусть любовью занимаются. Все.

Вирон захохотал, на глазах выступили слезы.

– Так не бывает… ох… любой…все… Дурочка. Ну, а если не захотят все? Если кто-нибудь придет к тебе в шалаш и захочет тебе убить? Что ты будешь делать? Кричать: не трогай меня?

– Не знаю.

– А я знаю. Иди ко мне.

– Куда? – опасливо спросила Вада.

– Ко мне. Сядь рядом.

Девушка осторожно пододвинулась. Вирон неожиданно взмахнул рукой и резко ударил Ваду ладонью по щеке. Девушка ойкнула и схватилась за щеку ладонью.

– Ты чего? – спросила дрожащим от боли и обиды голосом.

– Подставляй другую щеку.

– Зачем?

– Буду тебя бить. А ты кричи: не трогай меня, не трогай.

– Зачем ты так делаешь?

– Чтобы ты поняла. Я тебя бью, потому что ты слабая. И буду бить, пока ты будешь слабой. Так и с родом, и с племенем. Кто слабый, того и бьют. И так будет до того времени, пока слабый не захочет стать сильным и дать сдачи.

Вирон довольно улыбнулся:

– Поняла?

– Поняла, – сказала Вада. И тут же, сжав кулачок, резко двинула вождю в скулу.

– Чпок!

Вирон на мгновение опешил:

– Э, ты это…. Прекрати, – 'волк' потер ушибленное место. – Я же для примера.

– И я для примера, – крылья маленького носа раздувались.

Вирон посмотрел с некоторой опаской. Примиряющее прикрыл огромной ладонью маленькую кисть девушки.

– Я только объяснить хотел. Теперь понимаешь, почему племя должно быть единым и сильным? А для этого должен быть единый вождь. Самый сильный. И умный. А не так, что сегодня один, а завтра другой.

– Ну, ты бы и объяснил сородичам.

– Много раз объяснял, – Вирон вздохнул. В голосе появилась злость. – Не понимают. Боятся чего-то. А еще – обычаи боятся нарушать. Мол, оманы предков обидятся, напустят на нас злых духов.

– А ты не боишься?

Вождь на некоторое время задумался:

– Немного боюсь. Но, знаешь, как у нас говорят: 'Волков бояться – по-волчьи не выть'? Сильная колдунья нужна, которая бы с духами договорилась. И народу бы все объяснила. Как надо правильно жить.

– И что?

– Как что? Ты эта колдунья и есть.

– Я?! – Вада пришла в замешательство. Так вот для чего она нужна Вирону. Из-за этого все беды и несчастья?

– Ты, ты. Ты же умеешь глазами зажигать огонь. Я сам видел. Такого ни одна колдунья не умеет. Это чуро.

– Но, я не умею… Вернее, я не понимаю. Ты думаешь, эта я зажгла тогда шалаш?

– Конечно. Я все видел. У тебя словно искры из глаз сыпались. И не я один видел. Воин, который со мной был. Он уже все сородичам рассказал. В стойбище только и разговоров, что про тебя. Тебе лишь нужно показать это всем.

– Но, какая я колдунья? Я же учусь еще.

– Это не важно. Мать тебе поможет, если что. Не в этом дело. Ты, главное, зажги чего-нибудь.

– Да не умею я, – девушка растерялась. – Я не знаю, как это получается. Само собой.

Вирон нахмурился:

– А ты не врешь? А то смотри. Сама знаешь.

– Я не вру, – испуганно замотала головой Вада. – Не трогай Сиука.

Вождь пошевелил густыми бровями:

– А ты вспомни, как это было? Ну?

Теперь задумалась Вада.

– Я только помню, что испугалась. Сильно-сильно. За Сиука. И разозлилась. Сильно-сильно.

– Я тоже думаю, что ты разозлилась. А если я тебя ударю? Ты сможешь разозлиться так, чтобы огонь зажечь?

– Я не знаю, – девушка с испугом покосилась на огромный кулак Вирона. Опять, что ли, бить собрался? Такой если сильно ударит…

– Впрочем, ладно, – вождь уже передумал. – Не буду же я тебя на сходе бить, чтобы ты разозлилась. Да и не надо мне, чтобы ты на меня злилась. Сделаем по-другому…

Сиук опять застонал, жалобно, прерывисто. Приоткрыл глаза. У Вады дрогнуло сердце. Но взгляд любимого не узнавал ее. Юноша метался в горячке. Зато она сразу почувствовала другой взгляд – тяжелый, словно камень. Девушка обернулась – в проеме шалаша торчала голова Вирона.

– Пора, – произнес вождь негромко. – Помни, о чем мы договорились.

И был день…

Племя волновалось. С утра вождь лично обошел все шалаши и предупредил: сегодня, как только солнце встанет в средину, он соберет сход. Будет приниматься очень важное решение. Очень.

Ух, ты, как интересно! Что бы это значило? Никто ничего не делал, все слонялись по поляне, кучковались на берегу реки и обсуждали предстоящий сход. Только женщины из племени 'леопардов', вынужденные 'переселенцы', возводили на отшибе стойбища шалаши. 'Квартирный вопрос' еще не был до конца решен.

И лишь двум-трем женщинам помогали 'волки'. Это были холостяки-мухилы, успевшие присмотреть себе жам среди населения покоренного племени. Но ближе к полудню уже все бросили какие-либо занятия и начали подтягиваться в центр стойбища.

Вирон подошел к шесту около 'камня вождя', одетый в длиннополую малицу, сшитую из двух волчьих шкур. Когда-то эти шкуры бегали по лесу в обличье двух здоровенных волков-самцов, но малица едва прикрывала Вирону колени. Он был высок, силен и грозен, этот старейшина и вождь. Многие из собравшихся смотрели на него с уважением и даже восхищением. Но были и такие, кто хмурился и кривил губы. Среди них старейшина 'длинноносых' Овус и его сестра, колдунья Кула. Они чувствовали, что Вирон что-то замышляет, и нервничали, тщетно стараясь предугадать замыслы конкурента.

Вирон осмотрелся. Кажется, все в сборе. Толпа, вот что требовалось ему сейчас. Все должны увидеть силу и могущество новой колдуньи и навсегда принять новый порядок, по которому отныне начнет жить племя. И во главе этого порядка встанет Вирон – великий вождь.

Солнце висело в зените, шест больше не отбрасывал тени.

Вирон залез на валун. Поднял левую руку. Гул затих.

– Я Бехи Вирон, старейшина рода Большая Лапа и вождь племени Волка говорю. Сегодня мы должны принять очень важное решение… Все мы уважаем обычаи предков. Но все меняется. Вода в реке всегда течет, не останавливаясь. Даже зимой, когда вода становится твердой, как камень, если разбить 'каменную воду', то под ней будет течь 'живая' вода. И трава – сначала ее нет, потом она выходит из земли и становится зеленой и высокой, выше кабана. А иногда и выше оленя. А потом она высыхает. И снова вырастает. И даже небо – всегда разное. Посмотрите.

Вождь сделал паузу и все, вслед за ним, задрали вверх головы.

– Посмотрите. Сейчас по небу бегут светлые тени. А иногда они бывают такие черные, что закрывают солнце. И с неба льется вода. А потом тени исчезают, и на небе никого нет, кроме солнца… Почему так происходит? Потому что каждый борется с каждым. Кто сильней, тот и побеждает. Даже солнце борется с луной. И когда оно побеждает, то прогоняет луну и сидит на небе. А когда побеждает луна, то она прогоняет солнце. Разве не так?

После небольшой паузы Вирон собрался продолжить, но внезапно его перебил Овус:

– Не так. Вот ты говоришь, что каждый борется с каждым. А с кем тогда борется трава?

– Трава борется с землей, – быстро ответил Вирон. Он хорошо подготовил свою речь.

– А с кем борется вода?

– 'Живая' вода борется с 'каменной' водой. А еще вода борется с землей. Когда вода сильная, она лежит на земле. Когда слабая – убегает. Понятно?

Посрамив Овуса, вождь продолжил.

– Каждый борется с каждым, и всегда кто-то побеждает. И это верно… И только у нас в племени все наоборот. Сколько раз я говорил, что должна быть одна колдунья? Разве я не говорил?… Но вы меня не слушаете. А разве это правильно, когда в племени две колдуньи и каждая говорит разное? Помните, этой зимой заболела девочка? Покойная Рами хотела помазать ее своей мазью, но Кула не дала. Сказала, что ее мазь лучше. И намазала тело девочки своей мазью. А та вся покраснела и умерла? Помните?

– Помним, – выкрикнула женщина из рода 'большелапых'.

– Хорошо. А помните, другим летом, мы хотели охотиться на бизонов? Рами спросила у Оман Озары и тот ей сказал – надо идти. А Кула сказала – будет дождь. А вождем тогда был Овус, и он послушался сестры. А дождя все не было. Мы ждали много дней, а дождя все не было. А когда прошел дождь, оказалось, что бизонов уже нет. Помните? Вот так. Разве это дело, когда каждая колдунья сама разговаривает с духами, а потом получается, что эти духи говорят разное? Разве такое может быть? Разве Оман Озара может ошибаться?

Вирон ткнул пальцем в Лалу, которая, как обычно, заняла место в первых рядах в своей потертой заячьей безрукавке.

– Вот ты, женщина, скажи…

– Меня Лалой зовут – обиженно отозвалась варийка.

– Да, правильно, я забыл. Когда видишь столько красивых женщин, то в голове начинает кружиться, как после муссы, – Вирон тонко пошутил, заминая свою оплошность, и в толпе раздались понимающие смешки. – Скажи, Лала, Оман Озара может ошибаться?

– Нет, – твердо ответила Лала.

– Оман Озара может говорить неправду?

– Никогда, – с готовностью заявила особа в заячьей безрукавке.

– А разве может быть две правды?

Лала замешкалась с ответом:

– Э-э, две правды, это как?

– Это, например, одной колдунье Оман Озара говорит, что Лала красивая, а другой, что Лала уродина.

– Озара так говорит? – возмутилась женщина.

– Нет, одна из колдуний.

– Вранье! Я красивая, – выпалив это, Лала вызывающе качнула бедром.

– Вот! – Вирон возвысил голос. – Вот как думает Лала – правда всегда одна. И я согласен с народом. Колдунья должна быть одна.

Ловко закруглив мысль, вождь взял паузу.

– Мы согласны! – громко выкрикнул молодой 'волк' из рода 'большелапых'. – Что ты предлагаешь, Вирон?

Вождь удовлетворено кивнул головой. Все шло по плану. Народ, когда надо – безмолвствовал, когда надо – говорил. Овус попробовал высунуться без подготовки – тут же получил по носу.

– Я предлагаю проверить, кто у нас в племени настоящая колдунья, а кто так, прикидывается.

Овус толкнул локтем Кулу – началось. Колдунья выступила вперед:

– Это ты на что намекаешь, Вирон?

– Кто умный, сам догадается, – ехидно ответил вождь.

– Нет, ты скажи, – подстегиваемая братом, Кула лезла на рожон. – Это кто прикидывается?

– Хорошо, – Вирон словно бы отступил под напором женщины. – Ты хочешь сказать, что ты – настоящая колдунья?

– А как же еще?! – от возмущения женщина выпучила глаза.

– И ты готова это доказать?

Почуявший неладное, Овус попытался дернуть сестру за руку, но та уже вошла в раж.

– Да хоть сейчас!

– Хорошо, Кула, – миролюбиво согласился Вирон. – Сейчас, так сейчас. Раз ты настаиваешь…

Вирон подбирался к основной части программы.

– Все знают, в наше племя пришли новые люди. Среди них – Вада, дочь колдуньи из племени 'леопардов'. Бывшего племени. Вада теперь моя жама, если кто не знает. Но это так, к слову… – Вирон сделал жест, подзывая девушку к себе. Та выбралась из толпы и приблизилась к валуну.

– Я думаю, что Вада – настоящая колдунья. Такая, какой еще не было среди вариев. Но Кула говорит, что она – настоящая колдунья. Хорошо. Давайте проверим. Согласны?

– Согласны, – загалдели со всех сторон сородичи в предвкушении небывалого зрелища. Состязание колдуний – такого еще никто не видел.

Вирон уставился в глаза Кулы немигающим взглядом. Та невольно попятилась, но уткнулась в грудь Овуса.

– Ты согласна, Кула?

– Я?

– Ну, не Овус же, – подколол Вирон.

– Я… согласна, – неуверенно произнесла женщина. – А что делать-то?

– Гадать на камне. Ты же умеешь?

– Умею, – обрадовано подтвердила колдунья.

– Вот и попроси Оман Озару, чтобы он поговорил с тобой.

– Сейчас, – согласилась колдунья. – Только на берег схожу. Надо камень найти.

– А ты здесь возьми, на поляне. Любой, – вкрадчиво предложил Вирон. – Ты же настоящая колдунья. Или нет?

– Настоящая, – упрямо поджав губы, с вызовом ответила Кула.

Она потопталась вокруг костра, осматривая поляну. Сородичи чуть отступили назад, освобождая пространство, но далеко отходить никто не желал. Наконец, колдунья нашла, как ей показалось, подходящий голыш. Взяв его в руку, подошла к костру. Посмотрела на Вирона:

– А вода?

– А зачем тебе вода?

– Лить на камень.

– А ты без воды попробуй.

– Это как?

– А так. Сможешь?

– Не знаю, – Кула снова потеряла уверенность.

– А ты попробуй. Вада сможет. А ты… Нет, если не сможешь, так и скажи. Пусть Вада покажет, как надо разговаривать с Оман Озаром.

– И я смогу, – насупилась колдунья. Отступать ей было некуда.

Она аккуратно засунула голыш в костер. Потянулось томительное ожидание. Камень нагревался, но трескаться не желал. Старанья Уны не пропали даром. Все время до полудня, по указанию Вирона, она тщательно перебирала камни на пятачке около шалаша вождя. 'Подозрительные' колдунья 'в отставке' складывала в кучки, а затем относила на берег.

– Ну, чего там? – небрежно спросил Вирон у Кулы. – Не хочет с тобой Оман Озара разговаривать?

– Подожди! – злобно прошипев, пришел на помощь сестре Овус. – Ты чего, Вирон, колдунья, что ли? Не мешай.

– Ладно, – согласился Вирон. – Я ничего. Только люди ждут. Вот закончим дела, и муссу будем пить.

И громко обратился к толпе:

– Правильно я говорю, сородичи? Муссу будем пить?!

– Конечно, – донеслось со всех сторон. – Правильно. Ты того, Кула, заканчивай скорей.

Лицо колдуньи покраснело от напряжения. Выкатив глаза, она неотрывно смотрела на камень, будто гипнотизируя его. Но проклятый голыш не хотел трескаться.

Внезапно, приняв решение, Кула поднялась с колен, и, уперев руки в бока, заявила:

– Это не по обычаю. Без воды Оман Озара говорить не сможет. Пусть твоя жама гадает. У нее тоже ничего не получится.

– Посмотрим. Без воды Оман Озара, может, и не станет говорить, а вот с Вадой – станет, – заметил Вирон, обыгрывая значение имени своей рыжей помощницы.

– Давай, Вада, твоя очередь.

Девушка напряглась и застыла, как тушканчик, подняв руки вверх. Наступило глубокое молчание. Взбудораженное слухами о невероятных способностях Вады первобытное сообщество ждало чуро. Вада обошла вокруг валуна, делая вид, что ищет подходящий камень. Наконец, нагнувшись, она вытащила из-под края валуна заранее припрятанный там кусок антрацита.

Подойдя к костру, девушка опустила блестящий камень в огонь.

Прошло несколько томительных мгновений, показавшихся Вирону вечностью. Он находился в считанных шагах от реализации своего замысла. В толпе кто-то негромко кашлянул. Все с нетерпением ожидали чуро.

И оно произошло. Антрацит раскалился и выбросил из себя вверх небольшое пламя. Затем еще одно.

– Чуро, чуро! – закричал Вирон, торопясь застолбить победу своей ставленницы. В передних рядах произошло шевеление, задние поддавливали. Люди стремились воочию убедиться в невероятном событии.

И тут, совершенно неожиданно, в ход продуманной процедуры вмешался лоботряс Олук, сынок Кулы. Высунув голову из-за плеча Овуса, 'лоботряс' закричал:

– Стойте, это не чуро!

– Чего ты несешь, придурок! – не выдержав нервного напряжения, сорвался Вирон.

– Это не тот камень, – Олук выбрался вперед. – Я знаю. Мне 'большелапые' рассказывали. Такой камень они видели, когда ходили в горы убивать глотов. Такой камень сам горит. Мне рассказывали.

В висках у Вады застучала кровь. Она посмотрела на Вирона: неужели все срывается?

– А я что говорила? – визгливо произнесла Кула. – Это все обман.

Вада перевела взгляд на колдунью: 'О чем кричит эта противная женщина?'

– …обмануть нас хочешь?! – голос Кулы срывался на визг. – Эта рыжая…

'…Неужели ничего не получится? Вирон сказал: если не справишься, Сиук умрет'.

– …гадина, эта 'леопардиха' настоящая колдунья? Ха-ха-ха! – Кула наступала на Ваду, воинственно подняв растопыренные пальцы. Изо рта летела слюна.

'…Чего она кричит?… Сиук не может умереть… Чего она кричит?!… Нет, ни за что!!'

– …Что вылупилась, гадина? – колдунья подобралась почти вплотную. Голова с растрепанными волосами моталась туда-сюда.

'… Какое у нее злое лицо! Это все из-за нее!!' – успела подумать Вада. Из ее широко распахнутых глаз с треском вылетел электрический разряд, вытягиваясь бледно-голубой змейкой в направлении головы колдуньи.

Раскрытый рот Кулы зашелся в жутком вопле. Волосы женщины в долю мгновения вспыхнули ярким синим пламенем. Колдунья упала и покатилась по земле, не понимая, что с ней происходит.

Вада взметнула взгляд – следующий разряд угодил прямо в лоб Овусу и тот рухнул, как подкошенный.

Невероятным усилием воли Вада зажмурила глаза, но веки словно раздирала изнутри чудовищная сила. Девушка повернулась в сторону Вирона – очередной разряд проскочил мимо уха вождя и вонзился в крышу шалаша. Мгновение – и сухие ветки запылали, разбрасывая искры.

Вирон свалился с камня и упал на землю, прикрыв голову руками. Явление чуро народу потрясло даже его, готового, как ему казалось, ко всему. Видя пример вождя, все, кто стоял на площади, как по команде, попадали навзничь. Глаза суеверных первобытных людей не могли выдержать ошеломительного зрелища. А когда глаза боятся, то ноги, как известно, отнимаются.

Но ноги начали подкашиваться и у Вады. Внутри себя она ощущала страшную пустоту, будто из тела вырвали все внутренности. В ушах оглушительно звенело.

'Только бы не упасть. Только бы не 'потерять голову', – твердила про себя девушка. – Ведь я еще не спасла Сиука. Надо делать все, как сказал Вирон. Иначе Сиуку смерть'.

Покачиваясь, она перешагнула через лежащего Вирона и взобралась на 'камень вождя'.

– Я Чола Вада, дочь Уны! – хрипло прокричала девушка, собрав последние силы. – Оман Озара сказал: теперь я буду вашей колдуньей… А еще он сказал – отныне в племени будет один вождь. Им станет тот, кто заберется на этот камень. И так будет всегда.

Закончив фразу, девушка сползла с валуна и потеряла сознание.

Первым, как и следовало ожидать, пришел в себя Вирон. Поднявшись с земли, он отряхнулся и с независимым видом огляделся. Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь стенаниями Кулы. Женщине удалось затушить волосы, и сейчас она сидела на земле, обхватив голову обожженными руками. Взгляд ее выражал безумие. За мгновение перед тем, как из глаз Вады вылетела молния, колдунья успела увидеть зрачки девушки. То, что Кула смогла там разглядеть, навсегда лишило несчастную женщину разума.

Остальные обитатели стойбища продолжали валяться на земле, не смея оторвать носа. Картина, в целом, удовлетворила Вирона. Не торопясь, по-хозяйски, он вернулся на свое привычное место – на верхушку валуна. Наконец, ему надоело обозревать спины сородичей. Прокашлявшись, голос почти не слушался, вождь сипло проворчал:

– Эй, слышите меня? Это я, Вирон. Слышите меня? Можете вставать. Оман Озара все сказал. И все слышали. Надеюсь. Теперь у нас в племени есть великая колдунья.

Вирон подумал и добавил:

– Ее зовут Сола Озара*. А сейчас мы должны выбрать вождя. Все слышали, что сказал Оман Озара? Я стою на камне. Кто хочет занять мое место?

Ответом вождю стала тишина. Это было уже слишком.

– Эй! Вставайте, я сказал. Хватит валяться! Выбираем вождя и идем пить муссу.

Народ начал шевелиться. Кто-то встал на колени, кто-то на карачки. Варии осматривали себя и соседей, словно проверяя, где они находятся. Уже в акуде или еще на стойбище?

Вирон покосился на Ваду. Та лежала около валуна на боку. 'Вроде живая, – подумал 'волк'. – Пусть пока полежит. А потом решу, что с ней делать'. Вирон смотрелся гоголем, но внутри у него затаился черный страх. Эта худенькая рыжая девушка несла в себе нечто такое, что выходило за пределы понимания. Вождь до сих пор ощущал в коленках противную дрожь.

– Все слышали, что я сказал? В последний раз повторяю. Я стою на камне. Если кто-то хочет бросить мне вызов, пусть идет сюда. Мы в поединке решим, кому быть вождем. Ну?

Почти все варии уже поднялись на ноги. Какой там вызов? Остались в живых – и то ладно. Но Вирон был недоволен. Не хватало завершающего эпизода. Сейчас он мог сразиться с кем угодно, хотя бы с Овусом. Но тот валялся на земле бездыханным.

– А зачем поединок? – робко спросил Олук. Голос его дребезжал от волнения. – Не надо поединка. Все и так знают, у нас один великий вождь Вирон. Других нет.

– Верно Олук говорит, – послышались голоса. – У нас один вождь, ежу понятно.

Вирон торжествующе огляделся по сторонам:

– Ну, все, надоело. Нет желающих, значит, нет. Три раза стучу по камню.

Вирон умел считать лишь до трех. В данном случае ему это было только на руку.

– И раз! – вождь стукнул древком копья о валун.

– И два! Кто желает бросить мне вызов?

Вирон приподнял копье.

– Я бросаю тебе вызов, вонючая гиена! – раздался твердый голос.

Вирону показалось, что он ослышался. Покрутил головой. Слева от него сородичи расступились, освобождая проход. И Вирон увидел своего противника…

…Первую ночь после возращения в стойбище 'леопардов' Корос и Дул провели вместе в той самой полуземлянке на краю стойбища, где некогда глот отсиживал, а, вернее, отлеживал, свой срок в заточении. Дулу больше и негде было ночевать, а Коросу… Коросу, в общем-то, тоже. В свой шалаш, к 'толстушке', он решил не идти, несмотря на настойчивые приглашения жамы. В шалаше Уны проводили первую 'брачную' ночь Вада и Сиук. В шалаше вождя по-прежнему лежал труп Зукуна. 'Не ночевать же у костра? – подумал не без иронии следопыт. – Авось, не сожрет меня этот людоед?'

Пока почти весь остальной народ злоупотреблял муссой, Корос и дикарь сидели на берегу реки. Дорвавшись до любимого занятия, Дул пиликал на дудочке, а следопыт смотрел на звезды. У вариев было принято считать, что звезды, это костры далеких стойбищ. 'Как, наверное, много людей живет там, – философски размышлял следопыт. – Интересно, как они по небу ходят вверх головами? Или, может, они летаю, как птицы? А как охотятся? Ведь если стрелу выпустить и промазать, то она вниз упадет. Это же сколько стрел надо иметь?'.

– Пойдешь завтра со мной на охоту? – неожиданно спросил Корос.

– У? – Дул прекратил музицировать.

– На охоту пойдешь?

– Охота? А чиво?

– Не чиво, а кого. Оленя попробуем подстрелить. Завтра Зукуна хоронить будут. И вообще – большой сатуй. Уна просила – мяса надо, жертвы принести. А ты мне поможешь тушу доволочь, если чего.

– Туша? Оленя?

– Угу. Соглашайся. Печенью угощу.

– Печень? – у дикаря моментально образовался полный рот слюней. – Лады. Я согласна.

– Тогда пошли спать. Завтра рано вставать.

Но Дулу, в отличие от следопыта, выспаться не удалось. Ночью ему снова приснился ящер. Ворочаясь в тесной землянке под богатырский храп Короса, Дул тщетно пытался заснуть. Стоило глазам закрыться, как тут же в сознании глота возникала огромная разинутая пасть с треугольными зубами. Пасть хрипло дышала, периодически выплевывая из глотки огонь. Жуть выходила еще та… Когда последние огоньки звезд начали таять в проеме шалаша на фоне розовеющей дымки рассветного неба, измученный дикарь не выдержал. Сел в уголке и заиграл на свирели.

Корос, храпевший, как осенний кабан, нагулявший жир, проснулся не сразу, но проснулся.

– Ты чего спать не даешь? – заворчал сердито.

– Хватя, – злорадно пояснил глот. – Пошла оленя охота.

Следопыт посмотрел на небо. Да, наверное, пора. Взял лук и стрелы, копье. Дулу дал дубинку – все равно копьем толком пользоваться не умеет.

Когда уходили со стойбища, солнце едва высовывалось из-за горы.

К полудню Коросу удалось выследить и подстрелить оленя. Попили теплой, щекочущей ноздри сладким запахом, крови, съели, как и обещал Корос, еще дымящуюся печень. Следопыт нашел подходящий дрын, привязал тушу за ноги, и охотники отправились назад.

Первым подозрительный шум на подходе к стойбищу услышал музыкально одаренный дикарь.

– Крика, чито ли, мало-мало, – предупредил он следопыта.

Оставив Дула караулить добычу, Корос подкрался к стойбищу. Опытный человек, он быстро понял, что происходит. Но что он мог поделать один против всех 'волков'? Или даже с глотом?..

Ночь провели в лесу. А утром 'волки' ушли, вместе с женщинами и детьми.

Побродив по разоренному стойбищу, Корос подбросил дров в прогорающий костер. Пожарили мяса, поели, как следует. Следопыт понимал, что сейчас спешить некуда. Он заметил, что Вада и Уна находятся среди 'волков'. Если не убили сразу и вообще женщин не тронули, значит, решили оставить в живых. Сейчас они все, победители и пленные, будут медленно двигаться до стойбища 'волков'. Оставалось только следить и ждать.

Подходы к вражескому стойбищу Корос знал очень хорошо. За лето несколько раз там бывал, встречаясь с родичами. В отличие от 'леопардов' 'волки' расположились на лето не на берегу ручья, а у кромки большого рыбного озера.

Корос нашел удобную точку для обзора, не очень близко, зато меньше шансов быть обнаруженными. Забрались вместе с Дулом на толстую лиственницу и стали наблюдать.

Через какое-то время Корос обратил внимание на странную фигурку, периодически прошмыгивающую в шалаш вождя. Толкнул дикаря в плечо: 'Ну-ка, посмотри'.

Тот долго щурил глаза, потом неуверенно произнес:

– Глота, кажись. Девуш.

Корос напряг память. Кажется, родичи рассказывали что-то про дикарок, которых воины Вирона привели из набега на людоедов прошедшей зимой. Женщин держали в отдельной землянке, как жабей: любой варий мог приходить и тереться с ними, сколько захочет. А вот одну, Вирон, вроде бы, оставил при себе, для личных услуг.

– Смотри за этой, – велел следопыт Дулу.

Вскоре дикарка, а это была Чуми, отправилась в лес за ягодой, прямо в сторону Короса и Дула. Там они ее и прихватили.

Увидев родственное лицо глота, Чуми сначала ошалела, а потом расплакалась. Придя в себя, людоедка рассказала все, что знала. А знала любопытная и смышленая девица очень много. За полгода пребывания в плену на правах 'расконвоированной' она неплохо научилась понимать язык вариев, поэтому находилась в курсе всех событий. Тем более что Чуми считали в племени чем-то вроде полузверька (дикарь же не человек) и не обращали на нее внимания.

Зато Чуми очень даже обращала внимание на происходящее вокруг, особенно на кое-какие обстоятельства, интересовавшие ее в силу определенных причин. Так, она сразу взяла на заметку появившуюся в стойбище рыжую варийку. Ведь Вирон привел ее к себе в шалаш. Это вызвало у Чуми большое беспокойство.