Текст книги "Последние годы Сталина. Эпоха возрождения"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

Стали публиковаться произведения, проникнутые тоской, пессимизмом и разочарованием в жизни ( стихи Садофьева и Комиссаровой в № 1 за 1946 г.). Помещая эти произведения, редакция усугубила свои ошибки и еще более принизила идейный уровень журнала.

Допустив проникновение в журнал чуждых в идейном отношении произведений, редакция понизила также требовательность к художественным качествам печатаемого литературного материала. Журнал стал заполняться малохудожественными пьесами и рассказами (« Дорога времени» Ягдфельда, «Лебединое озеро» Штейна и т.д.). Такая неразборчивость в отборе материалов привела к снижению художественного уровня журнала…

Как и редакция «Звезды», редакция журнала «Ленинград» допустила крупные ошибки, опубликовав ряд произведений, проникнутых духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному. Журнал напечатал ряд ошибочных произведений (« Случай над Берлином» Варшавского и Реста, «На заставе» Слонимского). В стихах Хазина «Возвращение Онегина» под видом литературной пародии дана клевета на современный Ленинград».

Конечно, государство не могло запретить этим людям, чуждым гражданского самосознания, думать так, как они думали. Но оно могло и должно было запретить распространение в печати непатриотических произведений, разлагавших общественное сознание. Когда страна оказалась неспособна на такой осмысленный поступок – ее не стало. И это не было случайностью – люди, разрушившие государство, несли на своих плакатах идеи Зощенко и Ахматовых…

Но в послевоенные годы постановление ЦК своевременно отреагировало на назревавшую негативную тенденцию и ставило закономерные вопросы:

«Как могло случиться, что журналы «Звезда» и «Ленинград», издающиеся в городе-герое, известном своими передовыми революционными традициями, в городе, всегда являвшемся рассадником передовых идей и культуры, допустили протаскивание в журналы чуждой советской литературе безыдейности и аполитичности?

В чем смысл ошибок редакций «Звезды» и «Ленинграда»? Руководящие работники журналов, и в первую очередь их редакторы тт. Саянов и Лихарев, забыли то положение ленинизма, что наши журналы, являются ли они научными или художественными, не могут быть аполитичными.

Они забыли, что наши журналы являются могучим средством Советского государства в деле воспитания советских людей, и в особенности молодежи, и поэтому должны руководствоваться тем, что составляет жизненную основу советского строя, – его политикой. Советский строй не может терпеть воспитания молодежи в духе безразличия к советской политике, в духе наплевизма и безыдейности.

Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия.

Поэтому всякая проповедь безыдейности, аполитичности, «искусства для искусства» чужда советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших журналах».

Конечно, в наши дни, когда люди, склонные к нарушению даже библейских заповедей о запрете противоестественных половых связей, требуют «прав человека», резкая партийная критика безыдейности может показаться ограничением «свободы творчества».

Но у такой «свободы» двойное дно. Цинично показав на весь мир кадры преступно несправедливой казни Саддама Хуссейна, те же люди требуют запрета на осуждение к смерти преступников, насилующих детей, и «серийных убийц», патологически сладострастно уничтожающих случайных людей.

Впрочем, политическая мораль советского общества середины прошлого столетия не противоречила гражданским настроениям населения страны. И не принуждала к молчанию органы, рассчитанные на самую широкую аудиторию, а не на горстку будущих «диссидентов».

К тому же постановление ясно обозначило предмет своей критики. Оно указывало на групповщину в редколлегиях художественных журналов, образовавшихся из кучки приятельствующих людей одного круга, претендующих на положение своеобразных литературных снобов:

«Недостаток идейности у руководящих работников «Звезды» и «Ленинграда» привел также к тому, что эти работники поставили в основу своих отношений с литераторами не интересы правильного воспитания советских людей и политического направления деятельности литераторов, а интересы личные, приятельские. Из-за нежелания портить приятельских отношений притуплялась критика. Из-за боязни обидеть приятелей пропускались в печать явно негодные произведения.

Такого рода либерализм, при котором интересы народа и государства, интересы правильного воспитания нашей молодежи приносятся в жертву приятельским отношениям и при котором заглушается критика, приводит к тому, что писатели перестают совершенствоваться, утрачивают сознание своей ответственности перед народом, перед государством, перед партией, перестают двигаться вперед.

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что редакции журналов «Звезда» и «Ленинград» не справились с возложенным делом и допустили серьезные политические ошибки в руководстве журналами».

Оставим читателю право самому решать, кто составлял круг людей, чьи приятельские и личные отношения складывались по принципу «рука руку моет». Обратим внимание на иной аспект.

Как это может показаться ни парадоксально, но в те годы политическая демократия проявлялась острее, чем в современном либерально-лицемерном мире. Демократия, если она подлинная, а не ханжески двуличная, не означает вседозволенности. Центральный комитет партии не оставил вне внимания и руководителей более высокого ранга, чем члены редакций журналов. В постановлении говорилось:

«ЦК устанавливает, что Правление Союза советских писателей, и в частности его председатель т. Тихонов, не приняли никаких мер к улучшению журналов «Звезда» и «Ленинград» и не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на советскую литературу, но даже попустительствовали проникновению в журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов.

Ленинградский горком ВКП(б) проглядел крупнейшие ошибки журналов, устранился от руководства журналами и предоставил возможность чуждым советской литературе людям, вроде Зощенко и Ахматовой, занять руководящее положение в журналах. Более того, зная отношение партии к Зощенко и его «творчеству», Ленинградский горком (тт. Капустин и Широков), не имея на то права, утвердил решением горкома от 26.VI – с. г. новый состав редколлегии журнала «Звезда», в которую был введен и Зощенко.

Тем самым Ленинградский горком допустил грубую политическую ошибку. «Ленинградская правда» допустила ошибку, поместив подозрительную хвалебную рецензию Юрия Германа о творчестве Зощенко в номере от 6 июля с. г.

Управление пропаганды ЦК ВКП(б) не обеспечило надлежащего контроля за работой ленинградских журналов».

В постановляющей части этого документа Правлению Союза писателей и Управлению пропаганды ЦК ВКП(б) предписывалось: «принять меры к безусловному устранению… ошибок и недостатков журнала» и «обеспечить высокий идейный и художественный уровень». Главным редактором журнала «Звезда» утверждался A.M. Еголин «с сохранением за ним должности заместителя начальника Управления пропаганды ЦК ВКП(б)».

Еще менее известно в публицистической литературе другое постановление, касавшееся идеологического состояния советского общества. Об этом документе, имевшем огромное значение для последующего развития советского театрального искусства, в историографии упоминается лишь вскользь.

Речь идет о «ПОСТАНОВЛЕНИИ ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению», опубликованном в десятом номере журнала «Большевик» [20]20
  «Большевик» № 10, 1946 г.


[Закрыть].

В нем сообщалось: «Обсудив вопрос о репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению, ЦК ВКП(б) признает состояние репертуара театров неудовлетворительным. Главный недостаток нынешнего состояния репертуара драматических театров заключается в том, что пьесы советских авторов на современные темы оказались фактически вытеснены из репертуара крупнейших драматических театров страны.

В Московском Художественном театре из 20 идущих спектаклей лишь 3 посвящены вопросам современной советской жизни, в Малом театре из 20 – 3 спектакля, в Театре им. Моссовета из 9 – 2, в Театре им. Вахтангова из 10 – 2, в Ленинградском театре им. Пушкина из 10 – 2, в Киевском театре им. Шевченко из 10 – 2, в Свердловском драматическом театре из 17 – 5 спектаклей поставлены на современные советские темы.

Явно ненормальное положение с репертуаром еще более усугубляется тем, что среди небольшого количества пьес на современные темы, поставленных театрами, имеются слабые, безыдейные («Вынужденная посадка» Водопьянова и Лаптева, «День рождения» братьев Тур, «Самолет опаздывает на сутки» Рыбака и Савченко, «Новогодняя ночь» А. Гладкова, «Чрезвычайный закон» братьев Тур, «Окно в лесу» Рахманова и Рысс, «Лодочница» Погодина и некоторые другие).

Что же вызвало недовольство партийного руководства? Чем не устраивала государство деятельность людей, развлекавших публику со сценических подмостков?

«Как правило, – указывалось в постановлении, – советские люди в этих пьесах изображаются в уродливо-карикатурной форме, примитивными и малокультурными, с обывательскими вкусами и нравами, отрицательные же персонажи наделяются более яркими чертами характера, показываются сильными, волевыми и искусными. События в подобных пьесах изображаются часто надуманно и лживо, ввиду чего эти пьесы создают неправильное, искаженное представление о советской жизни.

Значительная часть поставленных в театрах пьес на современные темы антихудожественна и примитивна, написана крайне неряшливо, безграмотно, без достаточного знания литературного и родного языка. К тому же многие театры безответственно относятся к постановкам спектаклей о советской жизни.

Нередко руководители театров поручают ставить эти спектакли второстепенным режиссерам, привлекают к игре слабых и неопытных актеров, не уделяют должного внимания художественному оформлению театральных постановок, вследствие чего спектакли на современные темы получаются серыми и малохудожественными.

Все это приводит к тому, что многие драматические театры не являются на деле рассадниками культуры, передовой советской идеологии и морали. Такое положение дел с репертуарами драматических театров не отвечает интересам воспитания трудящихся и не может быть терпимо в советском театре».

На этот раз критика была обращена не на узкую группу людей, сплотившихся по «приятельским» связям. Причем ЦК не пытался заигрывать с авторами, эксплуатировавшими в своем творчестве исторические темы и псевдонациональные особенности. Об этом говорилось без обиняков:

«Крупными недостатками в деятельности Комитета по делам искусства и драматических театров является чрезмерное увлечение постановками пьес на исторические темы. В ряде пьес, не имеющих никакого исторического и воспитательного значения… идеализируется жизнь царей, ханов, вельмож («Новеллы Маргариты Наваррской» Скриба, «Хорезм» Хаджи Шукурова, «Тахмос Ходжентский» Касымова, «Мы казахи» Тажибаева, «Идукай и Мурадым» Бурунгулова).

Еще более резкой критике ЦК подвергло Комитет по делам искусств, предложивший театрам репертуар пьес зарубежных авторов. Постановление констатировало: «Эти пьесы являются образцами низкопробной и пошлой зарубежной драматургии, открыто проповедующей буржуазные взгляды и мораль».

В числе пьес, разосланных театрам страны Комитетом по делам искусств, перечислялись: «Убийство мистера Паркера» Моррисона, «Опасный возраст» Пиееро, «Круг» и «Пенелопа» Моэма, «Мое кафе» Борнара, «Пыль в глаза» Лабиша и Делакруа, «Гость к обеду» Кауфмана и Харт, «Знаменитая Мэри»Дюрана, «Корсиканская месть, или Причуды дядюшки» Ожье и Сандро…»

Постановление указывало, что широкое распространение подобных пьес, по существу, явилось «попыткой отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить пережитки капитализма в сознании и быту». ЦК сочло подобную практику «наиболее грубой политической ошибкой».

Конечно, такое однобокое увлечение театральных деятелей зарубежной драматургией не являлось умышленной идеологической диверсией. В стремлении обеспечить кассовые сборы театральное сообщество потакало жажде зрителя по экзотике. Подобно тому, как в годы так называемой перестройки экраны страны захлестнула волна американских киносказок, в сороковые годы прошлого столетия на сцену прорывалась драматургия ширпотреба.

Для этого существовали не столько внешние, сколько внутренние предпосылки. Наиболее важной причиной недостатков в репертуаре театров ЦК ВКП(б) назвал неудовлетворительную работу драматургов:

«Многие драматурги стоят в стороне от коренных вопросов современности, не знают жизни и запросов народа, не умеют изображать лучшие черты и качества советского человека.

Эти драматурги забывают, что советский театр может выполнять свою важную роль в деле воспитания трудящихся только в том случае, если он будет активно пропагандировать политику Советского государства, которая является основой советского строя».

Не было обойдено вниманием и Правление Союза советских писателей, которое «ничего не делает для повышения идейно-художественного уровня» создаваемых драматургами произведений, «не борется против пошлости и халтуры в драматургии». Одновременно ЦК указывал и на неудовлетворительную работу критиков:

«Отдельные критики руководствуются в своих оценках пьес и спектаклей не интересами идейного и литературно-художественного развития советской драматургии и театрального искусства, т.е. не интересами государства и народа, а интересами групповыми, приятельскими, личными. Публикуемые статьи о спектаклях часто пишутся малосведущими в искусстве лицами, деловой разбор новых спектаклей подменяется в этих статьях субъективными и произвольными оценками, не соответствующими значению и уровню спектаклей».

Ставя задачи перед драматургами и работниками театров «создавать яркие, полноценные в художественном отношении произведения о жизни советского общества, о советском человеке», в постановляющей части ЦК ВКП(б) указывал:

«Драматурги и театры должны отображать… жизнь советского общества в ее непрестанном движении вперед, всячески способствовать дальнейшему развитию лучших сторон характера советского человека, с особой силой выявившихся в Великой Отечественной войне.

Наши драматурги и режиссеры призваны активно участвовать в деле воспитания советских людей, отвечать на их высокие культурные запросы. Воспитывать советскую молодежь бодрой, жизнерадостной, преданной Родине, верящей в победу нашего дела, не боящейся препятствий, способной преодолевать любые трудности».

Скептически настроенный читатель может заподозрить, что ориентация творческой интеллигенции на создание высоконравственных театральных произведений, прозвучавшая с партийной трибуны, должна была повлечь за собой усиление цензурного контроля за авторским творчеством, создав тем препятствия для самовыражения индивидуальных качеств драматургов. Однако такое подозрение будет неверным, противоречащим действительным фактам.

Наоборот, в постановляющей части документа указывалось: «6. ЦК ВКП(б) отмечает, что серьезным препятствием для продвижения в театры советских пьес является наличие большого количества инстанций и отдельных лиц, имеющих право исправлять и разрешать пьесы к печати и постановке в театрах.' Рассмотрением пьес занимаются работники местных управлений по делам искусств, республиканские комитеты по делам искусств, Главрепертком, Главное театральное управление комитета по делам искусств, Художественный совет Комитета, руководители театров, работники редакций и издательств.

Это создает вредную волокиту и безответственность и мешает быстрому продвижению пьес на сценах театров.

Предложить Комитету по делам искусств устранять препятствия, мешающие опубликованию, распространению и постановке в театрах пьес советских драматургов, сократить до минимума количество инстанций, занимающихся рассмотрением пьес. Возложить на т. Храпченко личную ответственность за своевременное, быстрое рассмотрение в Комитете пьес, написанных советскими драматургами».

В это время произошли и кадровые реорганизации в различных творческих союзах. Так, уже в августе поэта Николая Тихонова на посту руководителя Союза писателей сменил писатель Александр Фадеев. Совершенствуя идеологическую и воспитательную систему гражданского общества, определявшуюся условиями «холодной войны», Сталин ясно представлял ее важнейшие цели и актуальную направленность.

Такая политика не была его прихотью. Она диктовалась практическими задачами укрепления государства в противостоянии западному мировоззрению, И при осуществлении мер для формирования практической позиции партии он опирался на Жданова, ставшего главным партийным идеологом. Оказавшийся на пике идеологической борьбы Андрей Александрович Жданов являлся сильной, неординарной личностью.

Он родился в Мариуполе, в семье инспектора народных училищ, и к революционному движению примкнул еще в 1912 году, а через два года вступил в РСДРП(б). В период Гражданской войны он был политработником в Красной Армии. Секретарем ЦК и членом Оргбюро его избрали в 1934 году на XVII съезде партии после убийства оппозиционерами Сергея Кирова. Оставаясь членом ЦК и Оргбюро, А.А. Жданов стал первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б). Во время Великой Отечественной войны он являлся членом Военного совета Северо-Западного направления и Ленинградского фронта; одновременно руководил парторганизацией и всей жизнью блокадного Ленинграда.

Очернительство секретаря ЦК ВКП(б) Жданова началось еще во время хрущевской «либеральной оттепели», но своего апогея оно достигло в пору так называемой перестройки. Правда, уже в изданном в 1995 году сборнике статей и документов «Блокада рассекреченная» неожиданно появился другой взгляд на гонителя «безродных космополитов».

В. Демидов и В. Кутузов писали: «Жданов резко выделялся личностными свойствами и характеристиками из общего фона ленинградских руководителей. Его отличали незаурядный здравый смысл, реалистическое мышление, умение быстро ориентироваться и адаптироваться к обстановке, неординарная память… самообладание и природный талант…»

После снятия ленинградской блокады в 1944 году он был переведен в Москву, где возглавил в ЦК Отдел пропаганды и агитации. Новое управление с 28 июня 1946 года стало издавать собственный печатный орган – газету «Культура и жизнь», в которой охотно печатались будущие хулители главного сталинского идеолога.

Андрей Жданов много сделал для укрепления идеологического климата страны в начале «холодной войны». Интеллигенция преклонялась перед ним, восхищаясь остротой его фраз и логикой мысли. Он никогда не боялся публичных выступлений. Он любил говорить перед широкой аудиторией, на собраниях и пленумах писателей, активах творческой интеллигенции. Его мысли и критические рассуждения неизменно находили многочисленных сторонников и последователей.

Впрочем, прошедшие после войны шумные идеологические кампании не заканчивались репрессивными мерами; критикуемых «творцов» не сажали в тюрьму и не ссылали в отдаленные места.

Им давали возможность поразмышлять над особенностями своего творчества, подсказывая, что оно должно быть не подрывным, а патриотическим и гражданственным. Впрочем, еще классик утверждал: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».

Может быть, если бы на грани двух столетий появились сдерживающие опошление гражданского самосознания преграды, то любителям телевидения не пришлось бы плевать в туман «голубого» экрана.

Косноязычного сатирика Зощенко, любителя рыться на дне обывательской грязи, простили уже спустя девять месяцев после публикации постановления ЦК. 13 мая 1947 года на вопрос главного редактора журнала «Новый мир» можно ли печатать рассказы Зощенко, Сталин спросил Костантина Симонова:

«Значит, вы, как редактор, считаете, что это хорошие рассказы? Что их можно печатать?… Ну, раз вы, как редактор, считаете, что их надо печатать, печатайте. А мы, когда напечатаете, почитаем».

Сталин разрешил публиковать опусы антисоветчика Зощенко; и в октябрьском номере «Нового мира» появился с десяток его рассказов. Вождь не стремился к грубому подавлению свободы творчества.

Он лишь ставил препятствие образованию своеобразной «пятой колонны» в среде людей, обслуживающих духовную сферу жизни общества. Это была государственная реакция на сооружение Черчиллем западного «железного занавеса», прививка против бациллы гражданской деградации.

Цель критики была направлена на то, чтобы поддержать дух советского народа, перенесшего тяжелейшую войну и живущего в обстановке возобновившегося противостояния двух социальных систем. И, конечно, Сталин не имел целью ни физическое, ни политическое, ни даже творческое уничтожение вечно путающихся в своих психологических комплексах людей умственного труда.

Война прошла по советской земле сокрушительным смерчем, сея хаос, смерть и горе. Следы войны запечатлелись разрушенными городами, сожженными дотла селами, взорванными заводами и фабриками; и сама земля, от западных границ до Ленинграда и Сталинграда, от берегов Кольского полуострова до предгорий Кавказа, изрытая окопами и рвами, казалась пропитанной кровью и до предела начиненной железом.

Мир не принес сразу того благополучия и состояния беспечности, которыми население питало свои надежды, вспоминая, как жили до войны. Он и не мог его принести. «Для понимания бытия страны в послевоенное время, – пишет В, Кожинов, – первостепенное значение имеет тяжкое и даже жестокое противоречие: в результате Победы СССР – Россия обрела величие мировой державы, в определенном отношении занявшей главенствующее положение на планете, а вместе с тем страна была тогда воистину нищей… на территории, подвергшейся оккупации, – а на них находилось около 40% населения страны… – экономика была разрушена до предела, а большая часть жилья уничтожена».

Сталин, как никто другой, понимал тяжесть положения, в котором оказалось государство. Возвращаясь в 1943 году с Тегеранской конференции, он посетил Сталинград: «ехали по коридору среди развалин зданий и штабелей немецкой техники». Все в городе было уничтожено.

Выступая 6 ноября 1943 года с докладом к 26-й годовщине Октябрьской революции, Сталин сказал: «В районах, где временно хозяйничали фашистские погромщики, нам предстоит возродить разрушенные города и села, промышленность, транспорт, сельское хозяйство, культурные учреждения, создать для советских людей, избавленных от фашистского рабства, нормальные условия жизни… Это большая общенародная задача. Мы можем и должны решить эту трудную задачу в короткий срок». И уже в августе 1943 года Центральный Комитет и Совнарком приняли постановление «О мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации».

Разрушение 1710 городов и поселков, более 70 тысяч сел и деревень, свыше 6 миллионов зданий, 31 850 уничтоженных заводов и фабрик, 40 тысяч больниц, 84 тысячи школ, техникумов и высших учебных заведений; оккупанты разорили и разграбили 98 000 колхозов, 1876 совхозов, 2890 машиннотракторных станций. Зарезали, отобрали или вывезли в Германию 17 миллионов крупного рогатого скота, 7 миллионов лошадей, 20 миллионов голов свиней – таков не полный перечень потерь, понесенных страной в результате немецкого нашествия.

Возможно ли было восполнить эти потери в короткий срок? У Сталина на этот счет не существовало сомнений. 19 августа 1945 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР поручили Госплану разработку нового пятилетнего плана. Говоря о его целях в выступлении перед избирателями 9 февраля 1946 года, Сталин подчеркнул:

«Основные задачи нового пятилетнего плана состоят в том, чтобы восстановить пострадавшие районы страны, восстановить довоенный уровень промышленности и сельского хозяйства и затем превзойти этот уровень в более или менее значительных размерах».

Он предвидел и дальнейшие пути экономического укрепления государства, а предвидеть – значит управлять. «Что касается планов на более длительный период, – продолжал он, – то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который бы дал нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным…

Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 миллионов тонн чугуна, до 60 миллионов тонн стали, до 500 миллионов тонн угля, до 60 миллионов тонн нефти. Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. На это уйдет, пожалуй, три новые пятилетки, если не больше. Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать».