Текст книги "Последние годы Сталина. Эпоха возрождения"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

Молотов указал также на имеющиеся «серьезные разногласия в понимании взаимоотношений между нашими странами, связанными между собой союзническими» обязательствами, и предложил «во избежание недоразумений» эти разногласия «так или иначе исчерпать».

С этой целью Советское правительство предложило провести трехстороннюю советско-болгаро-югославскую встречу в Москве. Ознакомившись 1 февраля в присутствии советского посла с письмом Молотова, Тито признал, что допустил ошибку в вопросе о вводе югославской дивизии в Албанию, но отрицал наличие разногласий с СССР. Он отказался ехать на встречу, «сославшись на плохое состояние здоровья».

Очевидно, что Тито повел себя как провинившийся школьник, мгновенно признавший свой проступок, но старающийся избежать последующих нравоучений. Встреча с делегациями Болгарии и Югославии состоялась 10 февраля 1948 года в кремлевском кабинете Сталина.

Перечислив все факты шагов Болгарии и Югославии, осуществленных без согласования с Советским правительством, Молотов зачитал пункт из болгаро-югославского договора, обязывающий выступить «против любой агрессии, с какой бы стороны она ни исходила».

И Сталин прокомментировал это условие:

– Но ведь это же превентивная война, это самый обычный комсомольский выпад. Это обычная громкая фраза, которая только дает пищу врагу.

Уже без обиняков и недосказанностей он обрушился и на Димитрова:

– Вы зарвались, как комсомолец. Вы хотите удивить мир – как будто Вы еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы не сообщаете о своих делах, мы обо всем узнаем на улице. Вы ставите нас перед свершившимся фактом.

Это была очевидная истина, неприукрашенная правда, и Молотов присовокупил к этому:

– А все, что Димитров говорит, что говорит Тито, за границей воспринимается как сказанное с нашего ведома.

Осуждая планы поспешного ввода югославской дивизии, Сталин не отрицал возможность поддержки албанской стороны.

– Если Албания будет подвергнута нападению, – указал он, – пусть тогда албанское правительство обращается к нам за помощью.

Но, чтобы не допустить повторения подобных легкомысленных действий, на следующий день было подписано соглашение между СССР, Болгарией и Югославией об обязательных консультациях по внешнеполитическим вопросам. Казалось бы, противоречия были разрешены, но члены югославской делегации уехали из Москвы с чувством затаенной обиды.

На состоявшемся 1 марта 1948 года расширенном заседании югославского политбюро, докладывая о результатах встречи в Москве, Кардель с апломбом недалекого человека рассказывал, что «Сталин говорил грубо, как с комсомольцами… в основном критикуя нас».

Демонстрируя свою политическую «компетентность», он призвал: «Албанию надо прочно удерживать, ибо мы много вложили в нее, и она для нас важна… Мы имеем право контролировать то, что делают албанцы, какие соглашения они заключают… Если Албания хочет заключать какие-либо соглашения, то она должна согласовывать их с нами».

Любопытно, что, возражая против чрезмерной «опеки» со стороны руководства Советского Союза, сами югославские лидеры претендовали на гегемонию во взаимоотношениях с соседними странами. И это идеологическое ребячество левизны ярко проявилось как со стороны югославского главы руководства, так и его сторонников.

Подстрекаемый своими единомышленниками, Тито заявил: «Югославия подтвердила свой путь к социализму. Русские по-иному смотрят на свою роль. На вопрос надо смотреть с идеологической точки зрения. Правы мы или они? Мы правы… Мы не пешки на шахматной доске… Мы должны ориентироваться только на собственные силы».

Подчеркнутую провинциальную строптивость демонстрировал не только югославский лидер. Член политбюро Гошняк на мартовском совещании заявил, что «политика СССР – это препятствие к развитию международной революции».

Тито откликнулся одобрительной репликой: «Точно»; а другой архиреволюционер Кидрич стал доказывать, что «русские будут противиться строительству социализма, поскольку в СССР происходит перерождение».

Позже история развеяла заблуждения и амбиции югославского «теоретика» социализма. Прочность положения югославской федерации целиком зависела от Советского Союза. С его распадом детище Тито рассыпалось, как карточный домик, а западные ненавистники союза балканских народов нагло и безнаказанно забросали Югославию бомбами.

Однако не все руководители Югославии были согласны с партийными леваками. Участник заседания, член политбюро ЦК КПЮ, Генеральный секретарь Народного фронта ФНРЮ и министр финансов С. Жукович не только проинформировал советского посла А.И. Лаврентьева об антисоветской направленности собрания 1 марта. Одновременно он выразил готовность публично выступить с разоблачением истинных позиций соратников по партии.

По поводу резкого отхода Тито и его сторонников от СССР Жукович даже высказал предположение: «Уж не договорились ли между собой Тито и англо-американцы, к чему, может быть, приложил руку Велебит…». Велебит был главой военной Югославской миссии в Лондоне, а впоследствии послом в Италии и Англии.

Белградское заседание 1 марта повлекло за собой обострение отношений. Встав на позицию конфронтации, правительство Тито прекратило передачу экономической информации советским специалистам, работавшим в Югославии. Под влиянием этой очевидной недоброжелательности 18 марта 1948 года Советский Союз отозвал всех советников и специалистов из страны. Несомненно, что левацкая позиция югославских лидеров была неосмотрительно провокационной.

Однако Сталин не мог допустить, чтобы у агрессивных кругов США и их союзников сложилось мнение, что, сдерживая Югославию, якобы бросающую «вызов» империализму, СССР боится ядерного конфликта. Такое впечатление только усилило бы агрессивность стран Запада. Поэтому в вопросе о возникших разногласиях с Югославией Советское правительство не стало афишировать международную опасность внешней политики своих союзников.

В письме от 27 марта, направленном «товарищу Тито и остальным членам ЦК Компартии Югославии», Сталин и Молотов сделали акцент на внутренней и идейно-теоретической позиции югославского руководства. Указывая на антисоветский характер заявлений участников совещания 1 марта, они отметили: «эти антисоветские заявления обычно прикрываются левацкой фразеологией о том, что «социализм в СССР перестал быть революционным».

Советские лидеры указали и на двурушническую позицию руководителей Югославии, обратив внимание на то, что, говоря публично о солидарности с ВКП(б), келейно они высказывают в ее адрес обвинения.

«Именно поэтому, – отмечалось в письме, – такая критика превращается в клевету, в попытку дискредитировать ВКП(б), в попытку взорвать советскую систему».

Авторы письма без обиняков указали на сходство методов борьбы югославского руководства с методами Троцкого. «Как известно, – отмечалось в письме, – Троцкий был выродком, и впоследствии, после разоблачения, он открыто переселился в лагерь заклятых врагов ВКП(б) и Советского Союза. Мы считаем, что политическая карьера Троцкого поучительна».

Конечно, письмо было резким. Сталин пришел к выводу, что поступки Тито не являлись лишь следствием случайных ошибок. В его действиях прослеживалась осознанная линия поведения. И, называя вещи своими именами, советский Вождь уже не стал щадить самолюбие самоуверенного югослава.

В сложившихся условиях Тито не мог не понимать, что пришла пора сделать выбор между своими амбициями и здравым смыслом, и он его сделал. Правда, на пленуме ЦК КПЮ, состоявшемся 12-13 марта в Загребе, он стал доказывать, что обвинения Сталина и Молотова – следствие «дезинформации и превратной интерпретации» его действий. Большинство членов центрального комитета поддержали Тито.

Против выступили только С. Жуйович и недавно исключенный из политбюро А. Хебранг, который направил пленуму письмо в поддержку Сталина. Тито обвинил Жуйовича и Хебранга в том, что они оклеветали КПЮ в глазах Сталина. Они были сняты с занимаемых постов, а позже арестованы.

Дискуссия в югославском руководстве перешла в стадию непримиримости. Узнав об этих арестах, 9 июня 1948 года Сталин поручил Молотову передать:

«ЦК ВКП(б) стало известно, что югославское правительство объявило Хебранга и Жуйовича изменниками и предателями родины. Мы понимаем это так, что Политбюро ЦК КПЮ намерено ликвидировать их физически. ЦК ВКП(б) заявляет, что если Политбюро ЦК КПЮ осуществит этот свой замысел, то ЦК ВКП(б) будет считать Политбюро ЦК КПЮ уголовными убийцами. ЦК ВКП(б) требует, чтобы расследование дела Хебранга и Жуйовича происходило с участием представителей ЦК ВКП(б)…»

Однако югославский лидер уже сжигал за собой мосты. И, хотя Жуйович не был казнен, в отношении Хебранга было объявлено, что он повесился в тюрьме. В августе было сообщено, что якобы при попытке перехода румыно-югославской границы был убит еще один противник Тито – начальник генерального штаба Югославии Арсо Йованович.

В течение 1948 года более 55 тысяч – около 12% – коммунистов Югославии были исключены из партии, а 16 312 арестованы. Конфликт между двумя партиями постепенно привел к разрыву союзнических отношений с Югославией не только со стороны СССР, но и других стран народной демократии.

О том, что разногласия Югославии с СССР были на руку Западу, свидетельствует директива Совета национальной безопасности, утвержденная Трумэном 14 сентября 1949 года. В ней отмечалось: «Задача состоит в том, чтобы облегчить рост еретического коммунизма…»; подобные тенденции «серьезно ослабят советский блок. Такую слабость Соединенные Штаты должны использовать… двинув как острие клина для подрыва авторитета СССР создание группы антимосковских коммунистических государств».

Нет, в вопросах политики Сталин не занимался пустяками. Конфликт с Тито не явился противоречием на пустом месте. Уже в новом столетии, как бы подтверждая предостерегающую дальновидность советского Вождя, за развязывание югославо-албанского узла взялись «дипломаты» Европы и Америки. Они решали проблему чисто демократическими методами. Отбомбив Белград и Косово, они поставили на колени сербов и пустили в странствие по Европе миллионы албанских беженцев.

Глава 8
«Крымский» вопрос

Вы ничего не понимаете ни в Сталине, ни в его времени.

П. Жемчужина (жена Молотова)

На волнующий евреев вопрос: был ли Сталин антисемитом? – существует вполне определенный ответ. Еще в 1931 году на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки Сталин писал:

«Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам, как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся… Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление, глубоко враждебное советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью».

Именно при Сталине в 1934 году, впервые в мировой истории, на территории СССР в Хабаровском крае была образована Еврейская автономная область. Правда, с ее заселением евреи почему-то не спешили. В 1939 году в еврейской автономной области проживало 17 695 Евреев, что составляло лишь 16% от общего населения области.

Накануне войны, в апреле 1940 года, депутат Верховного Совета СССР Лишнянская обратилась к председателю Совнаркома Молотову: «В последние годы почти приостановилось переселение трудящихся евреевв Еврейскую автономную область. Сейчас в Еврейской автономной области проживает не больше 20 тыс. евреев.

В 1939 году было намечено переселение 250еврейских семей, однако ни один человек не приехал… просьба к Вам, товарищ Молотов, чтобы усилить переселение трудящихся евреев, и под руководством партии и правительства наша область превратится в республику. Основная нехватка сил ощущается в колхозах области и промысловой кооперации».

Это обращение депутата звучит как концовка известного анекдота: «Колхозы повсеместно организованы – шлите колхозников». Но Молотов не смог помочь народной избраннице, и, видимо, не потому, что «трудящихся евреев» в стране в тот период не оказалось.

По переписи населения СССР 1939 года, не включавшейтерритории Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтийских республик, общее число евреев, проживавших в стране, составляло 3 028 538 человек. Жорес Медведев пишет, что « реальной столицей еврейского народане только в СССР, но и в Европе была Москва».

Уже вскоре после войны, в 1948 году, в Москве их насчитывалось около 400 тысяч человек. До войны более 200 тысяч евреев проживало в Ленинграде. Однако преимущественная часть еврейского населения предпочитала Киев, Одессу, столицы советских республик и крупные областные центры. То есть евреев в стране было много, и они активно участвовали во всех сферах деятельности, особенно не связанных с физическим трудом.

Конечно, с началом Великой Отечественной войны евреев не мог не волновать исход военного противостояния. Однако они не рвались на фронт, но еще в 1942 году в СССР был создан Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), задачей которого стало установление связей с влиятельными международными еврейскими кругами, и в частности с американским сионистским движением.

Во главе ЕАК стал руководитель московского еврейского театра Соломон Михоэлс, находившийся в «связях с НКВД»; активную роль в деятельности комитета играл «давний агент НКВД писатель Фефер». В. Сироткин пишет: «Давними «сексотами» ОГПУ были и другие видные члены правления ЕАК – писатель Илья Эренбург, литературный критик Шахно Эпштейн и другие».

Конечно, образование подобной организации не могло осуществляться без участия НКВД. В годы войны «еврейское направление» курировал заместитель начальника 2-го контрразведывательного управления генерал Л.Ф. Райхман. Однако функции антифашистского комитета были достаточно скромными. Во время войны ЕАК издавал в СССР газету на идиш и четыре раза в неделю проводил радиопередачи на разных языках, транслируемые на Европу и Америку.

И хотя более значительных следов от «борьбы с фашизмом» в деятельности комитета не сохранилось, уже в феврале 1944 года ЕАК подготовил письмо с предложением по созданию Еврейской советской республики в Крыму!

Записку о Крыме руководство комитета передало в канцелярию Сталина 15 февраля, но, поскольку ее авторы не были уверены в том, что она попадет на его стол, то через неделю было решено адресовать ее еще и Молотову. Документ вручили заместителю Председателя Совета народных комиссаров Лозовскому через жену Молотова – Полину Жемчужину.

В «Записке о Крыме» от 21 февраля 1944 года, подписанной С.М. Михоэлсом, Шахно Эпштейном и Ици Фефером, отмечалось:

«Дорогой Вячеслав Михайлович! В ходе Отечественной войны возник ряд вопросов, связанных с жизнью и устройством еврейских масс Советского Союза.

До войны в СССР было до 5 миллионов евреев, в том числе приблизительно полтора млн. евреев из западных областей Украины и Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии и Буковины, а также Польши. Во временно захваченных фашистами советских районах, надо полагать, истреблено не менее 1/2 млн. евреев.

За исключением сотен тысяч бойцов, самоотверженно сражающихся в рядах Красной Армии, все остальное еврейское население СССР распылено по среднеазиатским республикам, в Сибири, на берегах Волги и в некоторых центральных областях РСФСР.

…весь еврейский народ переживает величайшую трагедию в своей истории, потеряв от фашистских зверств в Европе около 4 миллионов человек, т. е. 1/4 своего состава. Советский Союз же единственная страна, которая сохранила жизнь почти половине еврейского населения Европы. С другой стороны, факты антисемитизма в сочетании с фашистскими зверствами способствуют росту националистических и шовинистскихнастроений среди некоторых слоев еврейского населения».

Далее авторы записки указывали, что с целью «нормализации экономического роста и развития еврейской культуры» они считают целесообразной «постановку вопроса о создании еврейской советской социалистической республики».

В документе указывалось: «Нам кажется, что одной из наиболее подходящих областей являлась бы территория Крыма, которая наиболее соответствует требованиям как в отношении вместительности для переселения, так и вследствие имеющегося успешного опыта в развитии там еврейских национальных районов».

Авторы идеи заканчивали свое обращение словами: «В строительстве еврейской советской республикиоказали бы нам существенную помощь и еврейские народные массы всех стран мира, где бы они ни находились.

Исходя из вышеизложенного, предлагаем: «1. Создать еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма. 2. Заблаговременно, до освобождения Крыма, назначить правительственную комиссию с целью разработки этого вопроса».

Этот документ, тщательно скрываемый в советское время от глаз общественности, вряд ли можно назвать сенсационным. Однако обратим внимание на существенную деталь. Предложение ЕАК предусматривало создание в Крыму не «автономной», а «союзной» республики, то есть территориального образования с предоставлением права отделения от СССР.

Судоплатов утверждает, что это предложение получило поддержку со стороны Молотова, Калинина, Микояна, Ворошилова, Вознесенского и Берии. Видимо, это не случайно; и историки обратили внимание, что из 10 членов советского правительства того периода у семи жены были еврейками.

И все-таки авторы «еврейского проекта» забежали вперед событий. В описываемый момент Крым был еще занят немцами. Красная Армия освободила его лишь в апреле 1944 года. При проведении операции были убиты 110 тысяч немецких и румынских солдат и офицеров, 25 тысяч попало в плен. Поэтому в мае 1944 года, когда была осуществлена депортация с полуострова 200 тысяч крымских татар, чьи лидеры во время войны сотрудничали с немецкими оккупантами, идея о создании еврейской «Калифорнии в Крыму» получила новый импульс.

В качестве убеждающего аргумента авторы «крымского проекта» использовали обещание, что его реализация якобы «позволит получить многомиллиардную помощь от США на восстановление разрушенного войной хозяйства». Для ведения переговоров с еврейской общиной в Америку был направлен Михоэлс. Но ЕАК не смог получить от американских евреев под организацию еврейской республики ни одного цента.

Поясним еще одно обстоятельство: «крымский проект» родился не в годы войны. Еще в 1923 году А. Брагин предложил план поселения евреев в Крыму, Одессе и Николаеве. Участником разработки проекта был «большевик» Ю. Ларин (М.А. Лурье). Замысел его авторов предусматривал переселение в Крым двухсот восьмидесяти тысяч евреев и создание крымской еврейской автономии. План одобрили Троцкий, Каменев, Бухарин и Цуюрюпа.

Считается, что идею активно поддержал и «всесоюзный староста» М.И. Калинин, и казалось бы странным то, что против нее выступили члены еврейской секции ВКП(б) и… сионисты. Последние считали, что осуществление этого предложения помешает колонизации Палестины.

Конечно, у крымского варианта имелись и другие противники. Израильский историк И. Недава отмечает, что в конце 20-х годов многие задавали справедливый вопрос: «Почему Крым, оазис Средиземноморья в России, с уникальной природой и альпийскими пейзажами, отдавать евреям? Почему евреи в Крыму получили хорошую землю, а русские плохую? Почему евреям всегда достается все самое лучшее?»

И хотя официально проект принят не был, переселение шло, и в 1936 году в Крыму и на юге Украины существовало пять еврейских национальных районов -

11 035 хозяйств. И во время войны лелеемый в душах определенных слоев населения страны замысел получил новых сторонников его реализации. В период посещения в 1943 году Америки С. Михоэлс и еврейский писатель И. Фефер установили связи с лидерами сионизма X. Вайцманом – впоследствии первым президентом Израиля, – руководителем Всемирного еврейского конгресса Н. Гольманом и раввином С. Вайзом, являвшимся лидером масонской ложи «Сыны Сиона».

При встрече представителей ЕАК с американским миллионером Д. Розенбергом, одним из руководителей еврейской организации «Джойнт», снова зашла речь о проекте переселения евреев в Крым. По признанию Фефера на суде в 1952 году, Розенберг во время беседы сказал: «Крым интересует нас не только как евреев, но и как американцев, поскольку Крым – это Черное море, Балканы и Турция».

Организация «Джойнт», о которой идет речь, не была безобидным обществом. Существовавшая под видом благотворительной организации, она активно поддерживалась американскими спецслужбами. И гости из СССР осознали долг перед американскими единоверцами. В феврале Михоэлс и глава Советского информбюро С. Лозовский (Дридзо) для реализации плана евреизации Крыма добились приема у Молотова.

Правда, историки утверждают, что осторожный Молотов посоветовал проектантам бросить это опасное дело, но члены ЕАК уже распределяли места в будущем правительстве республики; и Михоэлс фигурировал в нем как «наш президент». (Кстати, это так «умилительно» похоже на известный лозунг, рожденный демократами в период разрушения Советского Союза: «Ельцин – наш президент!»)

Итак, руководители ЕАК передали письмо Молотову 21 февраля 1944 года, указав, что «организовать Израиль» желательно в Крыму. Заместитель председателя СНК переадресовал это письмо секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову, председателю Госплана Вознесенскому и в Главное политуправление Красной Армии.

Однако Сталин резко отреагировал на эти посягательства. В. Успенский пишет, что он сказал по этому поводу: «Необходимо опять заняться проклятым вопросом, которым я занимался всю жизнь, но, как видно, немногого достиг. Это национальный вопрос… Некоторые товарищи еврейского происхождения думают, что война ведется за спасение еврейской нации. Эти товарищи ошибаются. Великая Отечественная война ведется за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом».

Впрочем, уже само то, что вопрос о передаче Крыма в распоряжение евреев был предложен для рассмотрения правительством, поражает своим откровенным нахальством. Одновременно уже сама его постановка свидетельствует, что в Советском Союзе евреи чувствовали себя далеко не изгоями.

И это было действительно так. В то время как спасавшиеся от Гитлера евреи не были приняты Соединенными Штатами Америки, возвращавшими корабли с беженцами, а демократическая Великобритания отправила их в концлагеря Австралии, СССР проявил участие к «гонимой нации».

Только из Польши после оккупации немцами около 500 000 евреев перешли на территорию Советского Союза, а с началом немецкой агрессии более двух миллионов евреев из европейской части страны были эвакуированы во внутренние районы страны.

Этим они были спасены от рук нацистов. Крайне правый сионист, бывший премьер-министр Израиля Менахем Бегин сказал: «Я не могу забыть, и ни один еврей не должен забывать этого…»

Между тем, добросовестно «отбыв» войну в эвакуации, после ее окончания евреи стали массово возвращаться на освобожденные территории. Такая возвратная миграция создавала сложности. Судоплатов пишет, что «Хрущев, тогда секретарь коммунистической партии Украины, звонил Усману Юсупову, секретарю коммунистической партии Узбекистана, и жаловался ему, что эвакуированные во время войны в Ташкент и Самарканд евреи «слетаются на Украину, как вороны». Он заявил, что у него просто нет места, чтобы принять всех, так как город разрушен, и необходимо остановить этот поток, иначе в Киеве начнутся погромы».

Между тем еврейское население СССР по своему менталитету было далеко не однородным. В 1939 году лишь 30% евреев считало идиш или иврит своим родным языком. Кроме того, еврейское население страны было разделено на две основные группы: националистическую и ассимилированную. К тому же в пределах каждой из них «существовало много разных менталитетов, связанных с уровнем" религиозности или степенью ассимилированности».

С окончанием войны антифашистский комитет активизировал свою деятельность. Стремясь «обустроить» своих людей, возвращавшихся в места прежнего проживания в 1946-1947 гг., прежде всего он стал защищать интересы евреев, стремившихся не к ассимиляции, а к культурной автономии. Такая националистическая направленность не могла не вызвать конфликт с властями и, соответственно, не могла не инициировать предложения о ликвидации ЕАК.

Как утверждает Судоплатов, причиной обращения с таким предложением только что назначенного министром госбезопасности Абакумова к Сталину стала активная деятельность председателя ЕАК Михоэлса по предпочтительной защите интересов «евреев в имущественных и жилищных вопросах».

Евреи требовали компенсации потерь, связанных с эвакуацией. И Абакумов, указывает Судоплатов, «обвинил руководителей Еврейского антифашистского комитета в националистической пропаганде, в том, что, по его мнению, они ставят еврейские интересы выше интересов советской страны». Он предложил правительству упразднить ЕАК, поскольку вместо «коммунистической пропаганды» он ведет – «националистическую».

Действительно, созданный под флагом антифашизма, с окончанием войны ЕАК изменил цели своей деятельности. Теперь она была устремлена к упрочению в стране роли еврейской диаспоры. Казалось, что для такой тенденции даже существуют беспроигрышные предпосылки.

Обратим внимание, что именно весной 1944 года дочь Сталина Светлана Аллилуева вышла замуж за сына бухгалтера московской парфюмерной фабрики еврея Г. Морозова (Мороза). Трудно сказать, был ли этот брак случаен или же ему каким-то образом «помогли» стать реальностью?

Но, как бы то ни было, а такой оборот событий мог стать залогом успешного решения «крымского вопроса». И с целью оказания влияния на Сталина по созданию еврейской республики в Крыму инициаторы этой идеи не могли не воспользоваться таким весомым аргументом.

Отец мужа Светланы Аллилуевой Иосиф Мороз родился в Могилеве в богатой еврейской семье. Жорес Медведев в книге «Сталин и еврейская проблема: новый анализ» пишет: «Революционных заслуг у него не было, и до 1917 года он занимался коммерческой деятельностью. В период нэпа в 1921 году Иосиф Мороз открыл в Москве частную практику. Однако за взятку налоговому чиновнику был арестован и провел год в тюрьме. Выйдя на свободу, Мороз прекратил коммерцию и устроился бухгалтером в государственное учреждение, ведя скромную жизнь служащего.

Однако после женитьбы своего сына на дочери Сталина Иосиф Мороз изменил образ жизни. Он везде стал представляться старым большевиком и профессором. Родство со Сталиным и репутация «старого большевика» позволили Иосифу Морозу войти в круг влиятельной советской элиты. Иосиф Мороз стал встречаться с женой Молотова Полиной Жемчужиной, с Розалией Землячкой и другими старыми большевиками, объединенными в Москве в «Общество старых большевиков», имевшее клуб и прикрепленное к элитным распределителям продовольственных и промышленных товаров» [46]46
  Медведев Ж.Сталин и еврейская проблема. Новый анализ. М., 2004. С. 35.


[Закрыть].

Казалось бы, что такая жизнь в среде столичного «бомонда» лишь частное дело, свалившееся на «удачливого» человека. Но, как пишет Г. Костырченко, теперь «в разговорах Иосиф Морозов неизбежно упоминал о своих мнимых встречах со Сталиным, который якобы приглашал его на приемы в Кремль».

После смерти Рузвельта и отстранения от власти Черчилля Сталин оставался самым знаменитым человеком всего послевоенного мира. Поэтому любопытство к деталям личной жизни советского Вождя, привычкам и семейной хронике проявляла не только падкая на сенсации «свободная» западная пресса.

Но обратим внимание еще на один любопытный факт. Именно в это время Морозов подружился с Л.С. Штерн, которая возглавляла Институт физиологии Академии наук СССР. Более того, Штерн назначила самозваного «профессора» Иосифа Мороза своим заместителем по административно-хозяйственной работе.

Случайно ли это? Наверное – нет. Ибо «историческая» пикантность заключается в том, что Л.С. Штерн одновременно являлась членом ЕАК.

Конечно, органы госбезопасности заинтересовались как таинственными замыслами и американскими связями членов антифашистского комитета, так и источниками той информации, которая уходила на Запад из так называемого родственного окружения дочери Сталина.

10 декабря 1947 года Министерство госбезопасности арестовало Евгению Аллилуеву и ее мужа Молочникова. Евгения была бывшей женой умершего брата матери Светланы – Павла Аллилуева. Другую «тетку» Светланы – Анну Аллилуеву арестовали в конце января 1948 года.

Как пишет Г. Костырченко, по материалам МГБ, информация о личной жизни Сталина уходила за границу по двум каналам. Через старшую дочь Евгении Молочниковой – Киру Павловну и работавшего в посольстве США в Москве ее друга В. Зайцева.

Второй канал представлял собой друзей Молочниковых, Светланы и ее мужа Григория Морозова. Прежде всего он включал Исаака Гольдштейна и Захара Гринберга. Экономист Гольдштейн являлся старым другом четы Молочниковых еще по работе в Берлине. Регулярный посетитель Еврейского театра Гринберг в свое время познакомил Михоэлса с кружком Евгении Аллилуевой – театроведом Л. Шатуновской и ее мужем Львом Тумерманом.

Квартира Евгении Аллилуевой-Молочниковой в МГБ характеризовалась как «нехорошая квартира» – «место для антисоветских сборищ». Вместе с женой под арестом оказался и вселенный в эту квартиру генерал-майор Г. Угер и проживавшие в том же доме Шатуновская с Тумерманом.

Как верно писал великий Булгаков, «жилищный вопрос испортил москвичей».

Старший научный сотрудник Института экономики АН СССР Гольдштейн оказался под следствием 19 декабря 1947 года, а 28-го числа в кабинетах госбезопасности появился и сотрудник Института мировой литературы Гринберг.

Трудно сказать, какую роль в этих арестах сыграл факт общения научных сотрудников с семьей Морозовых, но оба посетителя «нехорошей квартиры» Е. Аллилуевой-Молочниковой были членами ЕАК. И уже вскоре «арестованные сообщили об антисоветской националистической деятельности Лозовского, Фефера и других участников комитета».

Ссылаясь на архивные документы, племянник жены Сталина В. Аллилуев отмечает: «9 января 1948 года И.И. Гольдштейн в ходе следствия показал, что С.М. Михоэлс, находясь в США, вступил в контакт с сионистскими кругами, которые впоследствии проявили большой интерес к браку Светланы с Григорием Морозовым…»

Историк Жорес Медведев тоже пишет: «Все эти протоколы и доклад Абакумова Сталину о том, что Михоэлс прежде всего интересовался взаимоотношениями Светланы и Григория Морозова и что именно это было важным « для наших друзей в США», сохранился в архивах МГБ…» Из протоколов допросов Гольдштейна, Гринберга и других, отмечает Медведев, «видно, что Михоэлс действительно активно собирал информацию о семье Сталина для передачи за границу, делая это по заданию каких-то сионистских организаций» [47]47
  Медведев Ж.Сталин и еврейская проблема. Новый анализ. М., 2004. С. 45.


[Закрыть].