Текст книги "Рыцари черешневого цветка"

Автор книги: Константин Кирицэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Руки, которые держали веревку, пришли в движение, словно лодочки, в молчаливом неистовом ритме. Но вот одна рука выпустила веревку, и луч фонаря разрезал тьму над водой. Плот наткнулся на свет и уже вместе с ним приближался к берегу. Вторая рука выпустила веревку, и второй луч света метнулся к деревянному монстру, который приближался. Оба луча света, скрестившись, не ошиблись. Плот возвращался… пустой!

Вместо взрыва грохнула тишина, это была молчанка худшая, чем взрыв. Миг растерянности и страха, потом сумасшедший голос Ионела:

– Видели? Убийцы! Как мы вернемся?

– Ты думаешь только об этом? – просипела Мария. – Немедленно иди искать его!

– Я пойду! – уцепился малыш, у которого волосы стали торчком. – Я маленький. Меня удержит плот, и я смогу пройти везде…

– Стой! – Ионел схватил его за руку. – Дурак!

– Стой! – прозвучал и голос Марии. – Я пойду!

– Куда вы хотите идти? – зажужжал Ионел. – Вы что, сошли с ума оба? К бесу вы пойдете! Это вы виновные со своими бессмысленными амбициями!

– Тебе страшно, трус! – снова просвистела Мария.

– А тебе не страшно? Разве это не сумасшествие и не глупость рисковать ради…

– Молчи! – крикнула Мария. – Посмотри на плот!

В уголке плота, готовый вот-вот упасть в воду, лежал какой-то камень. Под камнем – белое пятно, кусок бумаги. Они осторожно подтянули плот к берегу. Тик бросился первый, лег на живот и достал бумажку из-под камня. Он сам бы хотел прочитать послание, но Мария выхватила его у него из рук, подставила под фонарь и прочитала вслух:

– «Ура! Пещера не заканчивается! Здесь чудесно. Направляйтесь поочередно, но сперва пришлите снаряжение. Внимание! Туннель узенький, словно кротовая нора. Непременно ложитесь на живот!»

– Ура! – закричал Тик, невменяемый от радости. – Идем! Идем немедленно!

Мрак закрыл где-то в себе, в своей каморке, страх и боль во взгляде Ионела, и злость, перемешанную с презрением, во взгляде Марии.

– Грузите багаж, – взяла на себя инициативу Мария. – Тик! Освещай плот. Положим сперва рюкзаки и постель. Аппарат оставим на потом. Кто пойдет с багажом?

Тик готов был в дорогу, но Мария сама нарушила вынужденную паузу:

– Иду я! А потом… решайте сами…

Плот отчалил от берега. Веревка снова раскручивалась, пока не остановилась неподвижно. Тик ощутил подергивание, которое волнами доносилось от далекого противоположного конца, и вместе с Ионелом изо всех сил потянул за веревку.

Вторым отчалил Ионел. Потом настала очередь малыша и Цомби.

Тик привязал аппарат к плоту и посреди исполинского мотка веревки, словно за круглым редутом, посадил пса. Он спокойно греб к середине озера при свете фонаря, закрепленного, словно прожектор, на носу плота. Там он сделал первую остановку, чтобы осмотреть все крутом, но не увидел ничего, кроме воды. Даже впереди не видно было ни светлой полосы, ни какого-либо углубления. Мальчуган ощутил, что плот направляется сам, и даже быстрее, чем тогда, когда он греб.

Тик доверился плоту и вскоре прямо перед собой далеко, словно на краю земли, увидел черный провал в форме полумесяца: вход в туннель. Именно туда и несла его вода. Он распластался на животе задолго до того, как войти в туннель, и превратил весло в руль, чтобы направлять плот в отверстие. Он был такой узкий, этот вход, и такой низкий, что мальчуган испугался, что ни плот, ни он сам, распластанный так, как был, не сможет пройти сквозь него.

И в самом деле, плот несколько раз зацепился за стены туннеля. Немного чиркнул аппарат, но малыш сделал все возможное и невозможное, лишь бы неоценимое сокровище уцелело. Бр-р-р! Этот туннель никак не заканчивался. Если бы Тик не знал, что там ждут его друзья, которые пошли туда раньше, он подумал бы, что идет дорогой в ад. В этом бесконечном туннеле, мучения в самом деле адские. Только вода и мрак, вода и тьма…

Вмиг свет фонаря, до сих пор зажатый, вырвался в широкое пространство. И в конце концов лучи других фонарей и человеческие голоса донеслись до малыша откуда-то с правой стороны. Он вышел, спасся из дороги в ад. Поднялся на ноги, увидел Марию и, не думая ни про что прыгнул ей в объятия. Но расстояние между плотом и берегом было намного большим, чем ему казалось, и еще в воздухе малыш ощутил ледяной холод воды в которую он погружался. Ноги тронули воду, погрузились, руки искали поддержки во тьме и в самом деле наткнулись на какие-то тросы, которые метались на берегу. Это были руки Виктора.

– Произошло что-то, Тик? – кротко спросил его Виктор. – Не надо было оставлять тебя самого…

Мария уже давно обняла его за шею:

– Говори, что произошло? Не…

– Я промочил ноги, – рассмеялся малыш.

– …сносный! – закончила Мария свою ласку. – Ты хоть захватил с собою носки для смены?

Малыш напрасно мигал глазами, так как в этом мраке все одно ничего не было видно.

Прошло всего лишь несколько секунд после неудачного причаливания мальчишки, несколько коротких секунд… И кто мог вообразить себе, что они приведут к такой беде! Правду говоря, один миг был жестоким и мстительным, это тогда, когда Тик прыгнул на берег. Последние лишь помогли ему, и когда Виктор, спохватившись, ощутил беду, было уже поздно.

– Плот! – закричал он. – Аппарат!

– Цомби! – перепугался Тик. – Господи!

Плот уже отнесло далеко, летел он все более быстро. Виктор чуть успел выхватить лучом фонарика его корму и метнулся за ним бегом так, словно это было в чистом поле. Счастье, что Ионел и Мария сразу поняли, что произошло, и молниеносно просветили ему дорогу. Виктор держал плот в луче своего фонарика еще даже тогда, когда подземный поток разделился на два рукава. Плот понесло налево, по более скорому и шумному рукаву, Виктор перешел по воде на левый берег и дальше преследовал еще быстрее по гладкому камню берега. Неужели он догонит его?..

До Виктора донесся отдаленный грохот, вскоре, благодаря сумасшедшей погоне, он превратился сперва в оглушительный, а потом и в настоящий пушечный гул. Водопад! До плота оставалось не больше десяти метров, но и от плота к водопаду не больше. Погоня была такая неистовая, что бегун хватался свободной рукой за мрак, чтобы своевременно остановиться. Если его не остановит эта упругая сетка тьмы, думал он… Но его остановил, словно неожиданный барьер, оглушительный грохот и холодные брызги воды и пены…

Виктор был в шаге от водопада. Он прилип к мокрой стене, а луч фонарика упал на подземный порог. Пар, и судороги, и стоны, и громы… И больше ничего… Плот проглотила пропасть…

Парень ощутил некое умопомрачение и быстро отступил назад на несколько шагов. Усталость охватила все его тело. В голове гудело. Неизвестность вот так вмиг показала свою жестокость… Ох, эта подземная неизвестность с мраком и его ловушками…

Виктор до боли прижался к стене, пока не пришел в себя. Он не имел права растеряться. Наступал решающий момент. Парень двинулся назад по туннелю медленно, чтобы собраться с мыслями. Там, где поток раздваивался, он встретил друзей и горько сообщил им:

– Пропал плот! Будь оно все неладно!

Все словно заледенели, и Виктор ощутил, что прежде для самого себя он должен сказать твердо:

– Я уверен, что мы выпутаемся… Разве мы не черешары? Хорошо, что спасли багаж…

– Ты сошел с ума?! – закричал Ионел, словно издавая сигнал тревоги. – Не понимаешь, что мы здесь живьем похоронены?.. Как мы выберемся отсюда? Впереди водопад, позади адское пространство…

Виктор положил ему руку на плечо:

– Я знаю, что мы оказались в затруднительном положении, но было бы намного тяжелее, если бы мы утратили самообладание. Пойдем по правому рукаву. Может, он выведет нас на поверхность…

– А если там нас подстерегает еще один водопад? – спросил Ионел.

Подошел к Виктору и Тик. Малыш, несчастный и печальный, каким он редко бывал, с несколькими горячими слезинками на глазах, которых, к счастью, никто не мог видеть, вмешался в эту борьбу за жизнь:

– Я потерял Цомби… Ох! Господи! Но смотрите, я клянусь, что не буду плакать и не буду думать о нем, пока мы не выйдем на поверхность. Потом я сделаю что-то…

Смирился и Ионел. Голос его угас:

– Уйдем и мы вслед за Цомби… Мы оказались в той самой могиле…

– Но мы же живые, Ионел! – взбунтовалась Мария. – И я ощущаю в себе такую силу, которая могла бы разломить скалу!.. И мы не одиноки, у нас есть наши друзья снаружи. Если мы не сможем выпутаться сами, нас освободят они! Если бы мы были на их месте, то сделали бы так же!

– И как мы сообщим им?.. – болезненно спросил Ионел. – Каким аппаратом? Какими сигналами? На каких волнах?

– Внутренними волнами! – горячо сказала Мария. – Что ты сделал бы на их месте, если бы не получил ни единой вести из пещеры? Не поднял бы тревоги? Не побежал бы увидеть, что произошло? Не позвал бы на помощь?

– Да… – сказал очень тихо Ионел. – Только никто в мире не знает и не может знать, в пещере ли мы, где-то около нее или в какой-то пропасти… Мы не оставили после себя ни следа, ни знака! Ничего, даже клочка бумаги… Кому придет в голову, что пещера заканчивается не там, где показывает карта? Почему бы им не подумать, что мы вышли наружу?

Голос Ионела дрожал и свистел, а пауза, которая возникла после его слов, наполнилась страхом и тревогой.

– Один знак я все-таки оставил! – возбужденно воскликнул Виктор.

– Нет, Виктор, – прошептал малыш. – Я забрал твою записку, знаешь, то твое сообщение об открытии. Оно у меня в кармане. Я взял его себе на память… Мария сказала, что она потеряла его?.. Нет, это я его взял… я одолжил у нее… как-то мимо…

– Итак, это ты виноват! – вспыхнула Мария. Виктор схватил малыша за голову и прижал к своей груди почти с жестокостью:

– Нет, Тик… я имел в виду не этот знак. Я оставил другой знак. Тик… Плот!..

– Но ведь плот… – невольно вскрикнула Мария. – Он ушел в водопад… Ты думаешь, он где-то выйдет на поверхность?

– Нет… – ответил Виктор. – Здесь другое: то, что нет плота, будет наилучшим свидетельством, того что произошло что-то в пещере, а не на поверхности. Всех будет интересовать, где плот… таким образом, появляется много шансов, что будет найдена новая пещера.

– Это проблематично, все-таки… – сказала Мария.

– Я знаю… – согласился Виктор. – Но, кроме наших усилий, появляется надежда, то есть дорога к спасению. Однако мы не будем рассчитывать лишь на это. Прежде всего мы должны полагаться на самих себя. Начиная с этой минуты, не существует больше экспедиции, пещеры, карты – ничего! Существует одна цель – спасение!.. В какую сторону нам направляться?.. Левый рукав закрыт. Он не может нас интересовать. Мы пойдем вперед по правому рукаву. Нам надо экономить батареи. Будем светить одним фонарем, поочередно. Будем направляться колонной, один за другим. Без страха… потому, что идем к жизни, а не к смерти…

– Но прежде чем отправиться, я предлагаю избрать другого руководителя! – твердым голосом сказала Мария.

– Виктор! – немедленно откликнулся Тик.

– У нас нет сейчас для этого времени… – запротивился Виктор.

– Мы уже имели время… – прозвучал угасающий голос Ионела, который словно поставил печать на моменте, который уплывал.

И школьники тронулись в дорогу сквозь плотный неизвестный мрак, сквозь который, может, не шла до сих пор ни одна человеческая душа. Они шли вперед осторожно, с постоянно напряженным слухом, по полоске света, которая прорезала им дорогу. Время от времени они останавливались и освещали фонарями рельеф. Каждая неправильность, каждое углубление, каждая ниша переполнялись светом. И по определенному сигналу все фонари гасли – не появится где-нибудь скрытый выход, пусть-то углубление, которое имеет хоть какую-либо связь и с миром, и с внешним светом.

На одной из стен фонари натолкнулись на странные знаки, которые казались нагромождениями линий, или лучше сказать, там сконцентрировались линии ровные и кривые. Дети подошли ближе к странной инкрустации. Голос Марии задрожал от радости:

– Смотрите! Гляньте вот отсюда! Я готова поклясться, что это изображения мамонта.

Картина, которая появилась перед ними, вызвала интерес у всех, а в особенности у Виктора:

– Так! Я видел в одном альбоме репродукции наскальных рисунков из пещер… А эта точь-в-точь похожа на репродукцию в альбоме…

– В самом деле! – сказала Мария. – Я тоже припоминаю…

– И он в самом деле такой красивый? – спросил малыш неуверенным голосом. – Я…

– Он очень красивый, Тик! – погладил его Виктор. – И имеет исключительную ценность, в особенности для нас…

– А что, разве мы можем забрать мамонта отсюда? – пришел в изумление Тик.

– Нам его не надо забирать, – ответил Виктор. – Важно, что мы его нашли. Тебе не кажется, что этот мамонт говорит? И знаешь, что он говорит? Он говорит очень красивые и очень важные для нас вещи. Тик! В этой пещере жили когда-то люди. И если здесь когда-то жили люди, это означает, что когда-то, пусть и давно, она имела и выход. Почему бы и нам не дойти до того древнего выхода?

Вдохновение Виктора передалось и другим. Единственный, кто не мог разделить всей душой радости, которая рождалась, был Ионел. Печаль и боль непрерывно подтачивали его и омрачали мысли. Иногда он чувствовал себя одиноким, направляясь вслед за фонарем, ему тогда казалось, словно он двигается к пропасти, из которой уже никогда не сможет возвратиться. Взгляд его не видел ничего, он отдался на волю ужасных мыслей, а надежды, которыми можно было бы прогнать их, вспыхивали, словно искорки, но сразу гасли от первого дыхания мрака. Он двигался механически, с украденными надеждами, за бледным и слабеньким лучиком света. Скалы, все время скалы, мокрый скользкий камень, трещины, валуны, лужицы воды и снова камень… Несколько камешков, забытых в уголке какой-то глубокой ниши, вынудили его глаза заискриться. Фонарь Марии скользнул безразлично по камешками. Тик искал что-то, Виктор освещал дорогу. Ионел нажал на кнопку фонарика и остановил луч на камешках. Взял несколько в руки, потер их, ощупал, обвел по контуру большим пальцем. Какой-то миг стоял онемело.

Не слыша его шагов, Мария остановилась и увидела его возле ниши с камешками в руках:

– Что произошло? Почему ты остановился?

К ним подошли Тик и Виктор. Лучи фонарей еще раз пробежали по нищей нише.

– Ты нашел что-то? – спросил Виктор. – Что это такое? Камешки?

Не говоря ни слова, Ионел протянул открытую ладонь, в ней лежали несколько серых мокрых камешков.

– Гранит?! – И Мария готова была прибавить слово, которое столько времени преследовало Ионела: «архаический», но равнодушный голос собирателя камней опередил ее:

– Нет… Палеозой… Я думаю, что это орудия… шлифованный камень… давние кремневые орудия…

– Да! Кремневые орудия! – сразу согласился и Виктор. – Итак, мы на правильном пути. Теперь нет ни малейшего сомнения, Ионел: в этой пещере жили люди! И должен быть и выход! Мы идем верной дорогой!

– А если те древние люди не выходили из пещеры? – наивно спросил Тик.

– Скажешь такое! – без злости упрекнула Мария. – Те древние люди только прятались и оборонялись в пещере. А продовольствие и одежду они брали снаружи… Сквозь стены они не могли ходить…

– Дай и мне один камешек… – попросил Тик Ионела.

– Возьми! – ответил ему Ионел. – Вон там их целый склад, но если ты хочешь этот, то бери!

А Тик уже рыскал в нише. Он выбирал самые удивительные камешки, похожие на наконечники стрел и копий, рассовал их в карманы, потом присоединился к индейскому ходу своих друзей.

Идя впереди, Виктор первый увидел, что туннель расширяется, а известняковые колоны прорицали, что неподалеку должен быть новый зал: первый зал в новой пещере. Он остановился на берегу озера и подождал всех. Когда фонарик вспыхнул и начал медленно блуждать по незнакомому простору, удивление черешаров угасло в шепотах и восклицаниях.

Новый зал был намного больше, выше и роскошнее, чем те, которые они видели в старой пещере. Потолок по краям – плетение сводов и аркад, стены под ним полные арабесок, зубчатая резьба сбегала беловатыми известняковыми потоками к воде, которая журчала внизу. Сталактиты и сталагмиты достигали сказочной высоты и толщины. А под стенами высились колоннады или стилобаты, которые ждали украшений. И каждая геометрическая фигура в зале была орнаментирована и вылеплена филигранно, с ошеломляющим мастерством. А вода, которая лениво текла под колонами, словно голубой поезд какого-то невидимого чуда, дополняла величие и изысканность зала. Это была несмелая, отдаленная картина хрустальных дворцов из сказок и детских мечтаний, переполненная величием мраморной архитектуры и скрытая так упорно и замысловато в глубинах мира, словно умышленно для того, чтобы открыться только глазам наибольших смельчаков.

Не спрашивая и не отпрашиваясь, каждый был свободен бродить где захочется и на свое усмотрение в величественном подземном соборе. Одна из стен превратилась в течение тысяч лет в белый чистый орган, на котором капли воды со свода и их отголосок, неслышные ветры и, в конце концов, голоса и восклицания смельчаков-детей играли мелодии красоты и страха. Живая вода создала для черешаров окаменелое чудо. Каждый встретился с самим собою, с годами и фантазиями того мира, с его уверенностью, безопасностью свободы и бесстрашием…

И здесь курносый малыш со светлыми пшеничными волосами, в глазах которого снова заблестело живое серебро, ощутил во всех мелодиях и молчании мраморного замка песню поиска, а когда мелодии затихали, он слышал холодный шепот в ушах. Все и вся твердило ему, что именно здесь и только здесь запрятана волшебная коробочка. И он двинулся на ее поиски, крадучись и проникая, словно лучик света, между колонами и сталагмитами, между сосульками и еще незаконченными статуями, через потоки воды, через одинокие ступени, между кольями и горбатыми аркадами, которые перекинулись далеко, вплоть до зубчатых и загадочных стен, образовав щит на правой стороне подземного собора. Там, в плетении тысяч трещин, одни из которых тоненькие, словно нити, другие широкие, словно ладонь, там, в том великом множестве ям и углублений, словно гнезда, выдолбленные птицами других эпох, там надо искать и там надо найти. Малыш начал обследовать взглядом все трещины более широкие, чем палец, все углубления, куда можно было всунуть руку. Трещины и углубления укрывали известняковые горы. Были среди них и более широкие, куда могла пройти ладонь и даже рука вся вплоть до плеча, они заходили далеко в гору, далеко, даже туда, куда не достигал свет. Как же можно было добраться там, если даже заглянуть туда нельзя? Малыш уже почти упал духом, так как подозревал, что именно в таком укрытии может быть волшебная коробочка. Где ее искать?..

Взгляд его наткнулся на наклонную впадину, в начале она была шириной с две ладони, но через несколько метров расширялась, словно длинная бесконечная воронка. Взволнованный, словно чертенок, он обвел лучом фонаря стенки трещины, но не увидел ничего, никакого металлического блеска. Разочарованно метнул лучом дальше, до конца воронки, далеко, за десятки метров, и неожиданно ощутил, как в сердце его уколола стрела, и была она и холодная и горячая вместе с тем… Там, где заканчивалась воронка, была…

– Виктор! – закричал малыш, словно невменяемый, наполнив громом эха пещеру. – Двигайте сюда! Сюда! Я нашел лодку!

Тик не сошел с ума. За воронкой в самом деле стояла лодка!

Это была шутка! Малыш хотел их развеселить, как обычно, или дурачится… Все думали так, но не могли противостоять призыву этой белокурой бестии и подошли к выступу. Тик показал пальцем на трещину, и надежда затрепетала вместе с пальцами, которые нажали на кнопки фонарей. Свет ударил даже за каменную воронку, растерянное дрожание малыша передалось всем и снова переполнило его самого. Так! В конце воронки была лодка, и не просто какая-либо лодка, не мраморный корабль, который сел там на мель еще из доисторических времен, а настоящая надувная лодка: лодка Петрекеску!

И то, что делал Тик до сих пор – осматривал издолбленные стены – начали делать все, но основательней и с другой целью. Если за десять метров отсюда стоит лодка, то, может, здесь есть и выход на поверхность. Но ни одна щель, ни одна трещина в стене не принесли желанного успеха в отчаянных поисках черешаров. Сами же стены были твердые, неумолимые. Все щели узкие, даже мышь не могла бы пролезть сквозь них, почти все трещины утончались и останавливались, словно лезвия, через несколько метров. И только трещина Тика, преодолев известняк, бежала вдаль. Но была она такая узенькая в начале, что туда еле пролезла рука Виктора. Через несколько метров она великодушно расширялась, сперва словно тропа, дальше – словно бульвар в мечте, но к этой тропе шириной с полметра и к бульвару шириной с метр, а может, даже два, были эти несколько адских шагов в начале, это пространство пытки, что сводило на нет и надежду, и радость.

Черешары смотрели, бессильные и разгоряченные, на этот срез перед собою. Несколько метров, может, только три метра – и ворота рая были бы открыты для них. Только бы принудить стенки воронки расшириться на несколько сантиметров, может, всего на какой-либо десяток сантиметров, и снова их тела, а в особенности их сердца ощутили бы горячую и безудержную радость.

– А может, попробуешь. Тик? – сказала Мария с ненужной мольбой. – Нам хотя бы взять лодку…

Тик уже давно подумывал о воронке! Много минут он мысленно обдирал голову и тело об известняковые края. Знал – лишь бы только пролезла голова…

Малыш в самом деле подошел к трещине и попробовал просунуть голову. Ну была бы она более широкая хотя бы на три или, может, всего на два сантиметра, и он прошел бы в мир сказки, что начинался вон там, в конце воронки. Мария посветила фонарем выше, и ей показалось, словно в одном месте трещина более широкая на несколько сантиметров, зато сразу же исчезает в глубине. К счастью, пучок лучей задержался дольше на том месте, и взгляды, проголодавшиеся надеждой, немного наискось от места, открытого Марией, натолкнулись на отверстие, похожее на трубу, словно немного более широкое, чем прямое начало воронки.

Может, все это лишь оптическая иллюзия, отблеск отчаянных желаний. Но это была вместе с тем единственное зерно надежды. Тик посмотрел на Виктора и положил ему руку на плечо. Мария попробовала погладить братца по непослушным волосам, но братец уклонился. И без руки Марии у него пекло в глазах.

Виктор нагнулся, и за один миг подошвы малыша оказались у него на спине. Коротко свистнув, Тик начал тихонько просовывать голову в трещину, освещенную лучом фонарика Марии. Почти сразу почувствовал, как что-то покалывает и царапает оба уха, ему захотело кричать от радости. Голова прошла!.. Вытянув руки вперед, он щупал ими стены щели, а она была более широкой, чем казалось снизу. Больно ободрав лицо, нос и уши, малыш ощутил, как его плечи пролезают через этот прокатный пресс, а дальше ему удалось влезть и всем телом в трубу. Он взволнованно двигался вперед и вмиг ощутил, что падает, и приземлился на руки.

Еще через два метра скупая тропинка перешла в каменную тропу, потом в настоящий бульвар, по которому можно было идти, расставив руки, ну, если не руки, то, по крайней мере, локти. Метров двадцать, а может, и тридцать двигался он вперед по бульвару надежды, пока не подошел к залу с надувной лодкой.

Это было каменное помещение, похоже на его комнату дома, только тут оно выходило в два узких туннеля, которым не было видно конца. Но мальчугану и в голову не пришло ни на миг пойти туннелями дальше. Он остановился возле лодки, возле этого резинового сокровища, которое лениво и безразлично раскинулось возле какого-то каменного куба. В лодке лежали несколько одеял, сложенных вместе, словно матрас. За две секунды от этой постели не осталось и следа. Одеяла переместились в другое место, тоже возле каменного куба, а малыш быстро нашел и открутил клапаны – лодка начал выпускать дух. Тик ускорял его смерть, навалившись на него и прижимая ногой. Когда лодка стала мягкий, словно тряпка, и тоненькой, словно коврик, парень перекинул ее через плечо и двинулся с ней туда, где его так страстно ждали. Сперва он бросил лодку сквозь трещину, которая суживалась, потом, заслонив руками уши, начал и сам продвигаться вперед. Но его остановил голос Виктора:

– Мы ничего не сможем сделать без насоса. Тик. Если лодка была надута, то где-то там вблизи должен быть и насос…

Малыш вернулся назад и принялся искать насос. В одном из уголков нашел нишу и увидел, что в ней что-то сверкнуло. Это была обойма патронов. Тик поднялся на цыпочки и дотянулся до нее. Но и под пальцами ощутил что-то твердое. Это тоже была обойма патронов. Парень заинтересованно рассмотрел их обе и положил на место: одну в нишу, другую вниз. Потом поискал насос. Нашел его при входе в один из туннелей, возле какого-то мешка.

Схватив насос, не зная зачем метнул лучом фонарика вверх и… Глаза его полезли из орбит, а сердце, сердце курносенького и искреннего малыша застучало так сильно, что он, боясь, как бы оно не разбилось в груди, приложил к нему руку и прижал, сколько имел силы.

В маленькой, величиной с ладонь, нише, возле щели, что вела в пещеру, лежала одна вещь. Длинноватая, блестящая, словно бриллиант. Господи! Как она светилась! И в тот миг, когда малыш спрятал вещь на груди, туда, куда секунду назад нажимал изо всех сил, то поклялся небом и землей, что никому не проговорится ни словом, чтобы уберечь неслыханные чары коробочки.

И лишь после этого, держа насос в руке, большой волшебный бриллиант на груди, а в неспокойных глазах всю радость мира, малыш полез сквозь трещину. Мальчуган даже не пискнул, ощутив на себе всю злость каменных стен, каждый зуб и выступ которые искали его плоть. Он добрался в зал чудес, его встретили, как героя, но он избегал их объятий, резонно опасаясь, как бы никто не ощутил коробочку у него на груди.

2

Может, именно тогда, когда Тик ощутил на своем лбу теплое дыхание Марии, в конце бескрайнего туннеля, который вел из залы, где стояла надувная лодка, наружу, к солнцу, двое мужнин разговаривали, опершись на скалу, похожую на шахматного коня. Один из них высокий, сильный и, хотя и молодой на вид, имел черную и длинную, как у попа, бороду. Глаза его часто мигали, он иногда крепко сжимал веки и нервно встряхивал головой. Одет он был в толстый и шуршащий комбинезон, исполосованный по всем направлениям бесчисленными застежками. Рядом с ним стоял… Петрекеску, охотник. Высокий, слабый, с тоненьким, выпяченным носом, в высокой шляпе на макушке, он был похож на шута со старых ярмарок. Каждый раз, когда начинал говорить, старался взять почтенный тон, но писклявый голос ему не повиновался.

– Сударь, а если они рыщут в пещере?

– Нечего им делать в пещере, – ответил бородач. – А если они даже зашли туда, то как переберутся через озера?

– А может, они каким-то образом перебрались?

– Тогда одно из двух! – разозлился бородач. – Или они вернутся и пойдут, к бесу, домой, или натолкнутся на наш туннель и придут сюда. Дальше будет видно, что делать…

– А я все думаю об одном, честное слово! А что, если пещера не заканчивается там? Если она идет дальше?

– Куда она идет, сударь? Куда она может идти?

– А там… Под дном озера…

– О, господи! Ты меня-таки замучаешь этими вопросами. У тебя что, не хватает духу пройти до конца озера? А я почему вернулся от его середины? Ведь мы нормальные люди, поэтому и не решились, а ты считаешь, что дети бросятся в эту адскую тьму! И будь серьезным, честное слово!

Аргументы бородатого, кажется, немного успокоили охотника. Но не настолько, чтобы совсем отогнать мысли о черешарах. Ему припомнилось недавнее событие:

– А я того парня все равно застрелю, честное слово! Слышишь? Обзывать меня ослом?! И Добреску обижать?! Нет, такое не прощается! А я если не прощаю, то стреляю!..

– Снова за свое? Ты если втолкуешь себе что-то в голову, то оно там остается на всю жизнь. Олениха, Добреску, а теперь и этот парень! Как сказал кто-то: у тебя хватает мыслей, зато они докучливые!.. Ты – словно словарь, от которого осталась только одна страница…

– А кто это сказал? Честное слово!

– Это я сказал… Приходят и мне в голову иногда мысли…

Охотник провел рукой по стволу ружья, потом, вспомнив что-то, быстро вскочил на ноги:

– А если они подойдут к последнему озеру, в конце пещеры начнут искать и найдут наш туннель, честное слово?

Бородач хотел был что-то сказать, но, глянув внимательнее на Петрекеску и увидев его обеспокоенное лицо, покорно махнул рукой:

– Наконец, мы сможем закрыть вход к туннелю. Да, друг! Лишняя осторожность иногда не помешает… Только надо найти валуны вблизи…

– Здесь их вагоны, друг мой! – успокоил его Петрекеску. – Целые поезда, честное слово!

Он прошел по кругу, зашел за скалу, похожую на шахматного коня, и остановился перед какой-то расщелиной, ожидая бородача. Тот махнул ему рукой, мол, заходи первый, и хотя Петрекеску и был долговязый, ему пришлось достаточно помучиться, пока он протиснул свое тело в щель. Бородач, более гибкий и догадливый, повернулся боком, сперва опустил ноги, потом туловище, но исчез не сразу. Он еще немного покрутился, подтянул толстую плиту, которую он опустил и приладил так, что даже наиболее пристальный глаз едва ли заметил бы тайник. Никто не знал, что в этом месте есть выход из Черной пещеры. Не знали и черешары, так как они не обследовали всех углублений и все трещины на берегах последнего большого озера.

Бородач направился вперед, не включив фонарик. В зале, который только что покинул Тик, брезжил один фонарь. При входе в зал стоял Петрекеску, окаменелый, с мордой законченного кретина:

– Друг мой, это ты спрятал лодку?

Бородач сочувственно глянул на него, не собираясь отвечать. Мысленно он проклинал судьбу, которая вынудила его общаться с таким экземпляром человека. Он попробовал зайти в зал, но его остановил голос Петрекеску:

– Честное слово! Ты не прятал ее? Надувную лодку?

– Что я мог прятать? Какая тебя муха укусила?

– Лодка! Где моя лодка?

– Досадно, друг, если ты уже и зрение начал терять. Я не знаю, как нам его вернуть на место.

– Мне не до шуток! Честное слово! Ты здесь оставался, ты его и запрятал, ты и ответишь!

Петрекеску козырнул перед бородачом, стараясь предоставить своей осанке строгий угрожающий вид. Однако бородач оттолкнул его вбок и пошел туда, где должна была быть лодка. Но в помещении – ни следа лодки. Только одеяла были заботливо сложены, словно лодка превратилась в постель.

С ловкостью фокусника бородач выхватил из кармана маленький плоский фонарик и направил ослепительный луч туда, где сходились два туннеля. Но там не видно было ничего! Словно юла, он обернулся к Петрекеску: