Текст книги "Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Логично, – согласился Кристиан. – Но не рановато ли ты интересуешься свадьбами?

– В самый раз, – ответила Рози смело.

– Ладно, не будем спорить, – покладисто заключил Кристиан. – Знаешь что? Мне понадобится твоя помощь.

– Помощь? – удивилась Рози. – В чем же?

– Я знаю, ты можешь видеть призраков, обитающих в этом доме.

– Кто это вам такое сказал?!

– Не отпирайся, я знаю это наверняка.

– Ну так и что же? – сурово произнесла Рози.

– И они, как будто, доверяют тебе? – уточнил Кристиан. – И даже как будто бы дружны с тобой?

– И что? —гудела Рози, отступая на безопасное расстояние от Кристиана.

Подобное обвинение могло дорого стоить маленькой Рози.

Прознай кто об этом в городке, и девочка тотчас стала б изгоем. И это в лучшем случае.

– И Эрике они благоволят? – уточнил Кристиан.

Рози насупилась, глядя на него исподлобья.

Откровенность в вопросах, которые он задавал, могла стоить и мне очень дорого.

И Рози предпочла молчать, как партизан на допросе.

– Твоя верность и неболтливость похвальны, – сказал Кристиан. – Но сейчас мне действительно нужна твоя помощь. Я хочу защитить Эрику от старой ведьмы. Ты же знаешь, что мадам Эванс боится духов, что живут в этом доме.

– Не знаю я, – буркнула Рози, – кого она боится.

– Знаешь, знаешь, – усмехнулся Кристиан. – Я бы мог, конечно, силой заставить их подчиниться мне и делать то, что я велю…

Рози так и открыла рот.

– Вы?! – изумленно произнесла она.

– Я, – мягко подтвердил он. – Но мне кажется, что запертые тут духи не заслуживают этого.

– Ну да! – оживленно выпалила Рози. Плотину ее молчания прорвало. – Мадам Эванс потому и боится их, что виновата перед ними.

– Ее братья, полагаю? – произнес Кристиан.

Рози лишь кивнула.

– Она охотится за Эрикой, – сказал Кристиан.

Рози прислушалась к неслышимым голосам.

– Они говорят, – произнесла она, наконец, – что так и есть. Но только как они могут помочь-то? Мадам Эванс бродит где-то за стенами этого дома. А они тут навечно привязаны, к этому дому, к своему портрету. Ну, к тому портрету, что висит на втором этаже. Они могут выходить только если им позволить. Но я не умею этого.

– Я умею, – сказал Кристиан.

– Вы-ы-ы?! – изумилась Рози.

– И я мог бы освободить их, – небрежно ответил Кристиан.

Рози помолчала, прислушиваясь к призракам.

– А взамен что? – быстро спросила она, явно собираясь торговаться.

– Ничего, – ответил Кристиан. – Я позволю им выйти из этого дома и добраться до старой ведьмы. Этого ведь они жаждут так сильно, что не могут обрести покой? После они смогут уйти.

– Навсегда? – ахнула Рози.

– Навсегда, – подтвердил Кристиан. – Обрести покой и забыть терзающее их пламя.

Рози снова замолчала.

Глаза ее лихорадочно блестели, она то и дело раскрывала рот, но не сказала ни слова.

Все ее доводы были прочитаны из ее мыслей.

И ответы на них были даны.

– Они сказали, что согласны! – выпалила Рози, наконец. – Согласны, если вы дадите слово, если вы поклянетесь всем, что вам дорого! Они очень боятся, и плачут, потому что устали и очень хотят вам верить. Но боятся.

– Скоро все закончится, – мягко ответил Кристиан. – Ах уж этот плач… Иногда Братом Умиротворения быть легче, чем паладином.

– Что? – удивилась Рози.

– Ничего. Не бери в голову. Просто если они хотят, то я могу отпустить их прямо сейчас.

– Но тогда они не смогут защитить Эрику, так?

Кристиан кратко кивнул.

– Так. Тогда мне это придется делать одному.

– И это намного опаснее?

– Да.

Рози помолчала, прислушиваясь к шепоту призраков.

– Они говорят, – ответила она, наконец, – что хотели бы уйти сейчас. Но тогда им не будет покоя. Они говорят, что помогут вам защитить Эрику.

– Ну, тогда, – задумчиво произнес Кристиан, – принеси мне плащ Эрики. Тот, в котором она выходит из дому.

Рози с удовольствием это сделала.

К тому плащу Кристиан приколол странную брошь, длинную булавку с четырьмя стеклянными дутыми шариками.

– Их же четверо? – уточнил он, поправив это незамысловатое украшение.

– Четверо, – вздохнула Рози.

– Тогда прощайтесь, – сухо произнес Кристиан. – Сегодня они отправятся к свету, а старуха… куда повезет.

Рози внимательно и серьезно глянула на Кристиана.

– Так вы пришли за госпожой Эрикой затем, – произнесла она задумчиво, – чтобы выманить старуху?..

Кристиан лишь кивнул.

– А без этого никак?

– Никак, – ответил он. – Я не могу усадит Эрику под замок навечно. Не она должна сидеть под замком, как преступница, а этот плотоядный монстр. И чем скорее мы от нее отделаемся, тем лучше.

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла тревожной.

– Не то она испортит нам свадьбу, – закончил он.

***

Я не слышала карканья, когда наша карета катилась по улицам города.

Не видела, как старая больная ворона с хромой ногой и облезлыми, словно обожжёнными крыльями, догоняет нас.

Ей было не догнать резвых лошадок герцога.

И предоставлять ей такого шанса никто не собирался.

У законника все было готово. Он нас ждал. И, судя по всему, с Кристианом у него была договоренность.

– Прошу! – законник просто раздувался от гордости. Он указал нам на кресла, установленные специально для нас у его стола.

Бумаги на подпись лежали прямо перед ним.

Но текст выжженого на столешне завещания я увидела. Он предательски выглядывал из-под документов, которые нам предстояло подписать.

И, кажется, законник не собирался избавляться от следов шалости огненных мальчиков.

Он, напротив, приказал покрыть лаком выжженные пламенем слова.

Словно память об ушедшем друге.

– Что ж, приступим, – мне показалось, что Кристиан спешил. А вот это странно; я бы, наоборот, еще погуляла по городу.

С удивлением я поняла, что уже давно не покидала дома, заваленная делами, хлопотами и подготовкой к свадьбе. И возвращаться обратно в четыре стены мне совсем не хотелось.

– Прочитай и подпиши, – сказал Кристиан, придвинув мне бумагу.

Странно; его подпись там уже стояла.

А ведь это такой важный документ!

Я с удивлением подняла на него взгляд.

– Бумагу составляли мои юристы, – ответил Кристиан, откинувшись на спинку кресла. – Я уверен в каждой букве. Так что тут нечему удивляться. А тебе стоит прочесть. Прекрасная погода сегодня, господин законник, не находите?

– Прекрасная, – согласился законник, довольно щуря глазки.

На столе, поверх всяких бумаг, судебных записок, завещаний и прочих юридических документов, лежал его пистолет.

Словно оберег или предупреждение.

Как последний шанс…

Не успела я об этом подумать, как в окно влетела ворона.

С хриплым карканьем она разбила стекло и комком грязных окровавленных перьев рухнула прямо на белые бумаги на столе законника.

И тотчас начала превращаться в нечто огромное, страшное, пугающее настолько, что законник осмелился выдернуть из-под нее пистолет после весьма долгой паузы.

Он раскачивался на стуле и просто рухнул назад, когда это чудовище свалилось на его стол.

И потребовалось время, чтоб он поднялся, отчаянно ругаясь, добрался до стола и выхватил пистолет из-под чудовищной туши, что росла и обретала очертания на его столе.

– Ни с места! – выкрикнул он. Щелкнул взведенный курок.

Но монстр на столе и не думал убегать.

На пол спустились ноги в потрепанных, грязных, заляпанных грязью ботинках.

Иссеченное по подолу платье в пятнах тины, плесени, глины прикрыло старые колени.

Мадам Эванс, выглядящая, как придорожная побирушка, растрепанная, отощавшая, сползла со стола законника, оставляя грязные отпечатки рук на его документах.

Я так и вскрикнула, прижимая к груди бумаги.

Никогда еще мачеха не внушала мне большего страха и трепета.

Разодетая в лучшие одежды, тщательно причесанная и глядящая свысока с ухмылкой – нет.

– Ш-што, – прошипела она, трясясь от злости и слабости, глядя на нас с ненавистью, – попались?

И это было жутче всего.

Трое здоровых, сильных людей, попались ей, больной старухе?!

Законник молча, не медля ни минуты, выстрелил.

Он милосердно метил ей в плечо, чтобы не убить, но ранить.

Пуля должна была отшвырнуть хрупкое тело вон, а боль – отрезвить безумную.

Но не тут-то было.

Мадам Эванс оказалась крепкой, словно отлитой из металла.

От попадания она лишь дернулась – так, будто шалун-мальчишка в нее попал камнем, – и угрожающе шагнула вперед, сверля меня горящим взором.

– Стой, где стоишь, исчадие ада! – крикнул законник.

Но мадам Эванс только взмахнула рукой, и законник с воплем полетел вверх ногами в угол.

Его пистолет выстрелил в полоток безо всякой нужды.

– О, как я тебя ненавижу…

Ее рука, ее серая призрачная рука тянулась к моему горлу.

Это была не плоть, нет.

Это была ее злая воля, ее сила, сама ее жизнь.

Это было настолько сильное желание, что даже пули разбивались об него.

– Я уведу тебя в мир теней…

Мне, застывшей в ужасе, казалось, что черная воля уже касается меня.

Этот ужасный миг растянулся в вечность – в вечность ужаса и леденящего душу страдания.

Еще миг – и сияющие, как старый тусклый лед, когти коснутся меня. В ужасе я зажмурилась и закричала, предчувствуя удар.

Но этого не случилось.

В этом сумрачном мире, где каждый миг тянулся вечно, а броски были неуловимы, как выпады кобры, Кристиан был быстрее молнии.

Я услышала только слабый вскрик, хруст схваченного запястья, и клацанье когтей по дереву столешни.

– Не сегодня, мадам Эванс, – вежливо произнес он.

Таким тоном, будто предлагал ей веер на балу.

Я распахнула глаза и усавилась в ужасе на трагедию, разыгрывающуюся передо мной.

Законник все еще летел в угол, как в замедленном кино.

Пуля его пистолета летела в потолок – медленно, жужжа, как ленивый шмель.

А Кристиан, вежливо и по не настоящему улыбаясь, крепко удерживал мадам Эванс за руку.

– Давайте обойдемся без насилия?

Я видела, как старуха кинула на меня взгляд, полный ненависти.

Она продолжала двигаться так быстро, что и пуля законника за ней не поспевала.

– Паладин! – выдохнула она с ненавистью.

Кристиан вежливо вскинул брови, подтверждая ее догадку.

– И врач, – она перевела на меня взгляд, полный животной ярости. Рот ее разъехался в чудовищной ухмылке, она закатилась в хохоте, содрогаясь всем телом. Кристиан с брезгливостью откинул ее, будто грязную тряпку. – Девочка! Ты думаешь, он любит тебя? Паладины не умеют любить! Только видеть выгоду! Он использует тебя! Все равно что мула нанимает на работу! Ты будешь таскать тяжести на своей спине, если он скажет! Ты!..

Черная сеть тумана ее слов опустилась на мою голову.

Я поняла, что старухе не нужны слова древних заклятий, чтобы кого-то заворожить, околдовать, сделать таким же угольно-черным, грязным, как она сама.

Она делилась ядом своей души, чтобы творить зло.

И в этой чернильной темноте было только одно спасение; верить не ей, а Кристиану. Видеть в этой непроглядной тьме спасительный огонек и не потерять его.

– Старая каракатица, – проговорила я. – Только я решаю, таскать мне тяжести или нет. Я богатая и знатная. Я нашла клад, о котором ты только мечтала. И у меня нет нужды кому-то подчиняться, чтобы что-то получить.

– Клад! – взвыла старуха. Она рванула так, что и Кристиана откинула, и снова потянула свои жадные когтистые руки ко мне. – Деньги! Золото! Так он ушел и оставил тебе свои богатства! Он ушел! Он больше не защищает тебя! Ты беззащитна! Ты беспомощна!

Этот рывок был страшен.

Кристиан ее больше не держал.

Он не вынес ее напора, ее страсти, ее злобы. Всего ее естества, которое она вложила напоследок в свой бросок.

Но и меня она не достигла.

Передо мной вдруг встала стена огня, и я поняла, что она реальна.

От жара зарумянились мои щеки, а черные щупальца мадам Эванс отдернулись, и она вскрикнула, обжегшись.

– Поиграешь с нами, Зина?

Старший мальчик, выступивший из пламени, был совсем взрослый.

Гордость отца.

Отец хотел отдать его в военное училище.

– Почему ты не хочешь играть с нами, Зина? Почему ты нас не любишь?

О, господи! Как мне было страшно!

Я знала, что сейчас будет.

Я видела их, четверых мальчиков, выступивших из пламени.

Неуклюжих подростков и совсем еще карапузов в красивых костюмчиках с матросками.

Они смотрели на старуху обиженно и осуждающе.

– За что, Зина?

Я закричала, но крика моего не было слышно. Кристиан зажал мне рот крепкой ладонью.

– Тише, – прошептал он. Его голос был громче гудения пламени. – Это не наша история. Пусть разберутся сами.

– Зачем ты с нами так, Зина?..

– Пошли вон! – вскричала старуха, пятясь. – Негодные мальчишки! Нытики и сопляки!

Старший нахмурился.

Пламя сильнее загудело вокруг него.

– Не смей оскорблять нас! – прокричал он.

Его голос слился с инфернальным вопле демонов, издевающихся и жаждущих крови.

– Не смей!

Пламя почти полностью окружило старуху.

Она пятилась, оглядываясь на пляшущие языки пламени.

Она отталкивала тянущиеся к ней руки.

И тут в круг огня вступил Брат Умиротворения.

Ох, теперь-то я сразу поняла, кто он!

Уж слишком он был похож на мадам Эванс!

– Идем со мной, – кротко произнес он, предлагая ей руку.

Его волосы были опалены, одежда тоже испорчена.

Пламя его жгло, но он терпел жар ради нее.

Ради своей матери.

– Я спасу тебя, – произнес он.

Старуха расхохоталась так, что пламя облизнуло ее костяные оскаленные зубы.

– Спасешь?! —выкрикнула она, отступая. – Утащив в небытие?! Да черта с два!

– Дай руку! – произнес Брат Умиротворения, протягивая ладонь старухе.

Огонь лизнул ее, как верный пес, и на коже мужчины вспухли волдыри.

– Пошел вон, ничтожество! – прокричала она. – Я буду драться! И ничто меня не победит!

– Руку! – в муке повторил он.

Но упрямая старуха отпрыгнула.

Попыталась оттолкнуть старшего брата.

Ногой ударила младшего, серьезного карапуза в матроске.

И пламя тотчас перекинулось на нее.

Я видела, как ее братья отступили, сурово и осуждающе на нее глядя.

Они вернулись в тот день, когда она их пожгла.

Только теперь огонь пожирал ее.

Она вопила и каталась по полу, но пламя было беспощадно.

Оно пронизывало все ее тело.

Горло, лишив старуху голоса.

Руки и пальцы, лишив ее возможности отбиваться.

Грудь, лишив ее возможности кричать.

Мгновение я смотрела на череп, разевающий в муке костяной рот.

А затем и он превратился в серый пепел, в невесомую пыль.

И мир, сделав рывок, выскочил из магической реальности.

– Дьявол! – выкрикнул законник, крепко стукнувшись затылком об пол.

Пуля из его пистолета наконец-то достигла с визгом потолка и увязла там, в деревянных балках.

А огонь, мрак и ужас исчезли. Вместе с призраками и пеплом, в который обраилась моя мачеха.

И я даже моргнула несколько раз, чтобы попытаться увидеть Брата Умиротворения, на скулах которого вспухали волдыри от ожогов.

– Все прошло, – тихо произнес Кристиан, обнимая меня. – Все кончилось. Все хорошо.

– Дьявол! – ругался законник, застрявший в углу на стуле, перевернутом кверху ногами. – Уже все?! Все прошло?!

– Да, – торжественно произнес Кристиан. – Дорогая! Так ты подпишешь бумаги или нет?!

***

Глава 16. Свадьба

Брата Умиротворения мы довезли до моего дома с нами в карете.

Я беспокоилась о его ожогах, но он сидел тихо, не жалуясь.

А уже дома, обрабатывая его ожоги, я поняла, что он-то мог бы перенестись в любую больницу, к любому врачу в мгновение ока.

Но терпел.

Из вежливости?

– Нет, – угадав мои мысли, ответил он. Все процедуры – и обработка ожогов, и бинтование, – он переносил кротко и терпеливо. Ни лишнего вздоха, ни гримасы боли. Хотя, конечно, это было очень болезненно.

– Не только из вежливости, – продолжил он. – Хотя, конечно, это тоже. Не очень-то хорошо оставлять, не попрощавшись, людей, которым ты многим обязан.

– Вы? Обязаны нам?

– Да, – Брат Умиротворения смотрел на свои перебинтованные руки, пока я промокала раны на его лице.

– Чем же?

– Хотя бы тем, что его светлость позволил мне попытаться ее спасти. Мать.

– А мог бы не позволить?

Брат Умиротворения промолчал. Но его молчание было очень красноречиво.

– Если б он велел не приходить, я бы не пришел, – тихо проговорил Брат Умиротворения. – Он может приказывать не только своим людям и слугам. Но и вообще всем. Вы потом поймете… узнаете, как это.

– А какая еще причина того, что вы последовали за нами?

Он улыбнулся.

– Вы, разумеется, – ответил он. – Ваш дар и ваш талант лекаря. Кто еще так профессионально окажет помощь, и чьи руки так быстро уймут боль и вылечат? Мои ожоги почти не болят, а ведь вы только прикоснулись к ним.

Он снова доброжелательно улыбнулся. А мне оставалось только удивляться тому, сколько добра было в этом человеке.

– Ваша знаменитая операция, – продолжил мужчина, – та, когда вы спасли мальчика… Она увенчалась успехом не только потому, что вы все правильно сделали. Вы же знаете, что этого порой бывает недостаточно. Вроде, все хорошо и верно, но пациент умирает. Одного умения маловато. Мальчишка выкарабкался потому, что его лечили ваши руки. И руки герцога, насколько мне известно. Лекарь и паладин хотели его исцеления – что больше защитит от смерти? Но одного дара тоже мало; можно вливать в больное тело все свои силы, и все равно потерять человека. Поэтому нужно еще и врачебное искусство. В вас это все есть. Вы будете прекрасным врачом.

На его лице потускнели ожоги, подсохли, будто им был не один день.

И как будто бы начали заживать.

– Чудо, – прошептала я, отшатнувшись от моего странного пациента.

Он кивнул.

– И это чудо сотворили вы. И будете творить дальше, если не оставите свое ремесло. Вы ведь не оставите?

Он смотрел на меня умоляюще.

«Просит за всех людей в округе, – подумала я. – Вот он тут зачем».

– Разумеется, нет, – твердо ответила я. – Не оставлю.

– Даже если герцог будет против? Маркиза Сорель, герцогиня Берус – все же это слишком громкие имена для городского лекаря.

– Он не будет против. Он сказал, что для города это благо. Кому еще можно доверить жизни людей?

– Тогда я спокоен.

Он поднялся со стула и поклонился мне.

– Могу я еще что-нибудь для вас сделать? – поддавшись порыву, спросила я.

Он неуверенно пожал плечами.

– Что ж еще? Я мог бы попросить вас быть помягче к моим сестрам, но…

– Верно. Не нужно просить. Ничего дурного я им не сделала, – я сказала это, пожалуй, чересчур резко, и тут же поспешно добавила: – Но я могу навестить их и, вероятно, помогу им устроиться куда-нибудь на работу. Свою жизнь они теперь должны научиться обеспечивать сами.

– Да, – со вздохом произнес мужчина. – Вы правы. Спасибо!

И он исчез так, как умеют уходить только послушники Умиротворения: словно растаял в воздухе. Хотя я мола бы поклясться, что я слышала звук его удаляющихся шагов.

***

Кристиан не был против тех обещаний, что я дала Брату Умиротворения. Он даже пообещал, что поможет отстроить больницу поскорее.

Вот только идею помочь сестрицам он встретил с гримасой недовольства.

– Послушники Умиротворения, конечно, святые люди, – произнес он таким тоном, словно у него живот болел. – Они готовы простить и утешить любого. Боль и страдания любого человека воспринимаются ими как своя собственная боль. Братья Умиротворения святы; они искренне не понимают, почему должны мучиться и страдать, переживая за другого. И поэтому же они не понимают, почему некоторых людей нельзя, и даже опасно освобождать от наказания. Но это твои сестры. И твоя договоренность с их святым братом. Поэтому только тебе решать, прощать ли их или нет.

Прощать или нет, я еще не решила.

И поэтому я вздумала к ним съездить, посмотреть, как они устроились.

Наверное, я ожидала увидеть какие-то перемены в сестрах.

Вероятно, даже боялась, что встречусь со сломленными девушками, уничтоженными, униженными и раздавленными.

Запоздалый стыд колол мне сердце. Я с содроганием подумала о том, что обрекла их на голод. Да, увидеть страдающих и голодных сестер я не хотела.

Но все мои угрызения совести стихли, стоило мне очутиться в их владениях.

Для начала оказалось, что их дом – прелестный белый особнячок, утопающий в зелени, – был очень в хорошем состоянии. Чистенький и добротный.

Он и при жизни первого мужа мачехи, видимо, был хорошо ухожен. Да и сама мачеха была не тем человеком, чтобы не заботиться о доме.

Он был целый, свежепокрашенный – может, ранней весной, когда сошел снег и пригрело солнце, – и все окна были целыми. Ни одно стекло не треснутое!

Но на этом идиллия кончалась.

Стоило мне выйти из кареты, как я услышала громкую и темпераментную ругань и звон посуды.

Будто об пол швыряли кастрюли или фехтовали сковородками.

– Руки прочь от моих денег, курица! – орала где-то внутри дома одна сестра.

– Пошла вон, мошенница! – не уступала ей вторая. – Кто тебе разрешил брать плату? Мы же договаривались, что будет это делать вместе!

– Делиться с тобой? – орала первая с издевкой в голосе. – Да мне нужнее! Мне нужно новое платье! Иначе выйти в свет не на что! Старые-то все из моды вышли!

– Какое платье?! – выла вторая. – У тебя их целый шкаф! А есть мы что будем?!

– Клубни! – нашлась первая. – Клубней же полно! А платье мне нужно, чтобы закадрить мужчину посолиднее и выйти замуж! А ты и сиди тут, дурочка!

– Есть одни клубни только потому, что тебе вздумалось покрасоваться?! Они мерзкие, мерзкие! Они дряблые и проросли! А ты еще и не моешь их перед тем, как варить!

– Это потому, что ты не принесла воды! Мне не в чем было их мыть!

– Так принесла бы сама! Кто готовит, тот и воду носит!

– Да?! Да?! А кто спит до полудня, тот отдыхает целый день?!

В общем, как я поняла, самостоятельная жизнь у них не очень заладилась.

И я уж хотела уйти. Не хотелось погружаться в их распри и вообще в их злобный, жадный мирок.

Но я же вроде как обещала Брату Умиротворения помочь его сестрам.

Поэтому я со вздохом поднялась на крылечко и постучала тяжелой бронзовой ручкой-кольцом об металлическую пластинку.

– Кто-то пришел! – тотчас заорали в доме.

– Кто-то пришел!

– Может, это кредиторы? Не открывай!

– Ты выучила новое умное слово, тупица? Откуда у нас кредиторы? Ты что, брала в долг?

– Ну-у-у… разве что чуть-чуть…

– Что?! Денег нет, взять их неоткуда, а ты мало того, что тратишь их на тряпки, так еще и берешь в долг! А кто отдавать будет?!

– Не открывай!

– Черта с два! Если это твои кредиторы, пусть забирают тебя! В рабство! Навечно! Навсегда!

За дверями загрохотали шаги. Башмаки пересчитали каблуками ступеньки лестницы, затем пересекли холл. Дверь распахнулась, и я очутилась нос к носу со старшей сводной сестрой, Мирандой.

Она здорово осунулась и побледнела.

Платье ее, некогда красивое и дорогое, без должного ухода стало грязным, серым, в неряшливых пятнах.

Руки ее тоже были неухоженные, в ссадинах и царапинах. Под ногтями грязь.

На голове небрежный пучок вместо приличной прически. Кажется, самостоятельно даже причесаться толком она не умела.

Розги, которые ей всыпали за подстрекательство к поджогу, вколотили немного ума в ее голову.

Она уже не была наивной прожигательницей жизни. Не готова была тратить деньги налево и направо.

Но наказание не научило ее вежливости.

Увидев меня, она неприветливо буркнула:

– Это ты? Чего нужно?

– Не «ты», а «вы», – ответила я. – Не забывай ни на миг, с кем разговариваешь. Это первое. Второе – мне от вас не нужно ничего. Но один добрый человек хлопотал за вас. Так могу я войти?

– Добрый человек за нас просил?!

На лестнице объявилась и вторая сестрица, Моника.

Она была немного опрятнее и чище Миранды, ее светлые волосы даже были уложены и сохранили подобие кудряшек на висках.

Но бедность уже оставила отпечаток и на ее свежем юном личике.

Да и платье ее тоже не пощадила.

Волосы сестрица пригладила, а вот передник ее был серый от грязи, и подол платья коричневый, словно она шлялась по грязным тротуарам.

В доме было грязновато; валялись сковородки, которыми девицы, похоже, в самом деле дрались, и картошка. Ею сестры наверняка кидались друг в друга, оставляя пятна и на без того грязных платьях.

– Входи же скорее! – вскричала Моника нетерпеливо.

Она спустилась вниз, громко топоча пятками.

Кажется, туфли ее тоже раскисли от грязи и были испорчены.

Неряшливые, неприятные хозяйки дома…

И ссорились они, скорее всего, из-за денег жильцов, занимающих пару комнат в этом доме.

Сестры и не думали мыть полы на своей половине дома. И посуда, наверняка, оставалась нечищеной и жирной у них на кухне. Вселившись во вполне приличный дом, они его не приукрасили, а загадили, залапали грязными руками чуть не до самой трубы.

«Ну, с голода девицы не помрут», – хладнокровно подумала я и ступила в этот дом, переведя дух. Как в ледяную воду кинулась.

– Так кто о нас хочет позаботиться? – без умолку тараторила Моника. – Кто-то из друзей семьи? Я помню, раньше в нашем доме бывало немало гостей! И богатых господ тоже. Кто-то из них мог захотеть взять нас под свое крылышко! Сколько денег на наше содержание нам готовы выделить?

– Никто, – отрезала я.

– Так чего ты притащилась? – злобно зашипела Миранда.

– Обманом решила проникнуть в наш дом?! – ахнула Моника. – Что тебе нужно?! Ограбить нас решила?!

– Ограбить? – переспросила я, оглядывая неряшливую обстановку и грязноватые платья сестер.

Моя свадьба была назначена на завтра.

Завтра я надену ослепительно-белое платье, расшитое жемчугами и бриллиантами.

Но и сегодня, в простом дорожном платье из тонкого синего сукна я была наряднее и опрятнее обеих сестер вместе взятых.

– Милая шляпка, – меж тем заметила Моника, разглядывая меня и мой наряд. – Наверное, дорогая? Если б у меня была такая, на мне женился бы любой!

Миранда насмешливо фыркнула.

– Думаешь, город полон идиотов, готовых жениться на тебе только затем, чтоб посмотреть, что ты там себе на голову напялила?

Моника вспыхнула до корней волос.

– Дура! – закричала она и полезла в карман своего передника. О, чудесно! Она там носит картошку! – Ты всегда завидовала моей красоте!

И она весьма ловко пульнула картофелину в сестру.

– Довольно! – прикрикнула я на них. – Хватит драться, или я уйду, а вы останетесь без моего предложения!

– Предложения? – тотчас прекратила кидаться картошкой Моника. – Так это ты нас к себе хочешь взять?

– Одумалась, – буркнула Миранда, отряхивая картофельный след с груди.

– И правильно! Негоже сестрам маркизы жить в этих трущобах, – обрадованно воскликнула Моника. – Эй, вы, там! Помогите нам упаковать чемоданы, мы съезжаем!

– Никуда вы не съезжаете, – грубо перебила ее я. Моника удивленно замолкла, хлопая ресницами.

– Но…

– Никаких «но»! Ваш брат, послушник Умиротворения, просил дать вам работу!

– Работу?.. – разочарованно протянула Моника.

– Именно так. Он осведомлен о вашем положении не хуже меня. Он прекрасно знает, что вы ничего делать не умеете, поэтому самим устроиться вам будет сложно.

– Мог бы сам позаботиться о нас! – зло зашипела Миранда. – Умиротворение ведь богато! Им принадлежат и земли, и замки, и деньги… Разве нет у них статьи расходов на родственников?

– Я шить умею! – возмутилась Моника. – Я прекрасно шью! И вышиваю отлично!

– Вот и иди в белошвейки! – огрызнулась Миранда и показала сестре язык.

– Что?! Я? В белошвейки?! Ты еще скажи – прислугой а богатый дом! – оскорбилась Моника.

– Именно прислугой, – снова холодно и жестко произнесла я. – Коль скоро ничего иного вы делать не умеете, то я могу предложить вам только работу в моей больнице. Работу, на которую не требуется много ума. Стирать бинты, выносить мусор, ухаживать за больными.

– Что?! – заорали обе сестры в один голос. – Кто?! Мы? Возиться с грязными заразными людишками?!

– О, кстати. Мыть пациентов тоже будет входить в ваши обязанности. За это я вам назначу небольшую плату, одежду дам, и стол предоставлю.

– Меня сейчас стошнит, – пискнула Моника.

– Возиться с чужими язвами и болячками! – возмущенно воскликнула Миранда. – Да лучше на улицу, на панель идти!

– Думаешь, все клиенты мытые? – иронично поинтересовалась я.

– Может, и не все! – огрызнулась яростно Миранда. – Да только тебе в ноги не придется кланяться за кусок хлеба! Маркиза…

Последнее слово она выплюнула с презрением.

Всем своим видом показывая, что мой титул она ни в грош не ставит.

Как будто он был ненастоящим.

Впрочем, мне было все равно.

– Герцогиня, – ответила я спокойно. – Завтра я стану герцогиней. Поэтому мне будет не до вас. Так что решайте скорее, да или нет. Я не стану вас упрашивать, и ждать тоже. И второй раз не предложу.

– Да иди-ка ты со своими предложениями! – грубо выкрикнула Миранда. На ее бледных скулах заиграли пунцовые пятна. Будто ей кто пощечину влепил. – Корчит тут из себя благодетельницу! А сама пришла поиздеваться! Унизить нас захотела!

Я лишь качнула головой.

– Нет, – ответила я. – Я действительно хотела вам помочь. Но не рассчитывала дарить вам кучу денег, как вы хотите. Нет. Вы не заслужили.

– Не тебе решать, что мы заслужили, а чего нет! – заорала Миранда. – Убирайся отсюда! Без тебя справимся! Без тебя проживем! И братцу передай, чтоб на глаза нам не показывался! Благодетель… Лживый святоша!

Она кричала что-то еще мне вслед, но я слушать не стала.

Аккуратно вышла из их дома и закрыла за собой дверь.

***

Венчаться весной, что может быть лучше?

Из нищей опозоренной девушки стать блистательной герцогиней, перед которой кланялся весь город – это ли не мечта?

А город сбежался посмотреть на мою свадьбу.

Ох, я так волновалась, надевая свой подвенечный наряд!

Мне казалось, что в любой момент чертова мачеха восстанет из пепла и испортит мне свадьбу! Или сестры прибегут и устроят скандал. Но Кристиан успокоил меня.

– Ты забываешь, – посмеиваясь, сказал он, – что теперь ты не одна. И у тебя есть слуги, которые выдворят любого, кто посмеет замыслить что-то плохое в этот день.

– О, в самом деле, – пробормотала я.

За окном, разгуливающими по саду, я увидела и людей законника, и… некоторых друзей Кристиана! Вон тот, чуть припадающий на правую ногу – это же его друг, охотник на лис, которого я лечила по просьбе Кристиана?!

– Да, это он, – посмеиваясь, подтвердил Кристиан, угадав мои мысли.

– Ах, так значит, вы охотились на лис, господа паладины?! – сердито проговорила я.

Здоровье почти полностью вернулось к моему пациенту.

Он хоть и хромал, а все равно было юрок и ловок, как хищный окунь в тихой заводи.

Кристиан пожал плечами.

– Ну, в каком-то роде все мы немного лисы… или волки…

– И вы вдвоем упустили этого… лиса?!

– Он был ужасно хитрым, – доверительно сообщил мне Кристиан. – Но не думай об этом. Мы завершим свое дело. Когда-нибудь.

Несмотря на уверения Кристиана и его защиту, было ужасно тревожно.

Я дергалась по каждому поводу, пока меня наряжали в мое роскошное подвенечное платье.

Впервые я видела себя во всем великолепии.

Впервые я надела все те вещи, что тщательно выбирала и откладывала дожидаться своего часа.

Тонкие белые шелковые кружевные чулки, подвязанные голубыми лентами.

Батистовую сорочку, мягкую и нежную, как рассветные облака.