Текст книги "Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
– Если учесть, что за каждый свой визит он брал по одному золотому, да еще предлагал свои бесполезные пластыри по весьма приличной цене, его мотивы более чем понятны, – многозначительно произнес Кристиан. – Он не лечил, он затягивал болезнь. И просто брал деньги. Надо бы его примерно наказать за это… Кстати, как там ваш пациент? Ну, тот, которому вы так мастерски зашили живот?
– С ним все благополучно, благодарю, – ответила я. – Он уже поправился.
Кристиан только покачал головой.
– Вы просто волшебница, – повторил он. – Кстати. Не удобнее ли будет ребенку в колыбели?
И он указал на принесенную им кроватку.
Да чтоб этому Синеглазке!
Я снова покраснела до ушей. Потому что эти знаки внимания к моей персоне были более чем нужными.
«Десять из десяти, Синеглазка! – в отчаянии подумала я. – Какой-нибудь другой кавалер, ухаживая за мной, наверняка притащил бы бесполезный букет цветов. Или, чего хуже, пошлые нарядные панталоны с лентами и кружевами. И только Синеглазка вспомнил о том, о чем прочие мужчины предпочли бы даже не думать. О моем ребенке. И этот факт он не игнорирует. Мирится с ним».
– О, это так… неожиданно, – пролепетала я. – Но я не могу это принять!
Темные брови Синеглазки взлетели вверх.
– Отчего? – искренне удивился он.
– Это… очень личный подарок, – пробормотала я первое, что пришло мне в голову.
– Это не подарок, – возразил Кристиан. – Это плата за вашу работу. Благодарность от выздоровевшего пациента. Как и повозка с лошадью.
– Ох! – вскричала я.
– Я знал, что вы сам нипочем не купите ее себе, – невозмутимо продолжил Кристиан, мастерски игнорируя мое смущение. – И так и будете ходить пешком в город. А это отнимает время. Да и деньги – если платить за доставку всего необходимого.
– Но это слишком дорого, – бормотала я. – Я не могу этого принять! Это неприлично!
– Не дороже здоровья моего друга, – ответил он серьезно. – Эрика. Сейчас я поддерживаю вас не как девушку, попавшую в затруднительную ситуацию, а как отличного врача, который может принести городу много добра. Так что все приличия формально соблюдены.
Это было очень приятно… и очень обидно одновременно.
Значит, для Кристиана я была ценный врач? И только?
– Благодарю вас, – кротко поблагодарила я его, склонив голову.
А у самой кошки на душе скребли.
Оттого, что он не видит во мне женщины. И оттого, что я не могу это исправить. Да и права такого просто не имею!
Но тут Кристиан удивил меня еще сильнее. Хотя, казалось, больше некуда.
Он склонился над принесенной люлькой, откинул белоснежное одеяльце и достал букет цветов. Немного повядший от жары, но все же очень красивый.
– А это вам, Эрика, – произнес он, протягивая мне цветы. Его взгляд снова пронизывал меня до самой души. Я от волнения не ощутила касания его пальцев, когда машинально приняла от него букет. – Уже не как врачу. Как девушке.
– Молодой женщине, милорд, – поправила я машинально. – Не забывайте, у меня сын. И я…
– Да, знаю, знаю, – беспечно ответил Кристиан, перебив меня. – Еще один удивительный феномен в вашей душе, Эрика. Сын. Плод насилия вы называете сыном и с трепетом о нем заботитесь. Это… удивительно.
Я лишь пожала плечами.
– Но он невинный младенец. И не в ответе за грехи отца. И да, он мой сын. Часть меня.
– Многие, попавшие в ситуацию, сходную с вашей, понимают это умом. Но не душой, как вы.
– А еще я, – влезла Рози, – воспитанница! Это почти то же самое, что дочь! Только намного лучше.
Кристиан глянул на нее и усмехнулся.
– Соглашусь, – поддакнул он. – Ну, так что, Эрика? Можно ли с вами провести этот прелестный денек?
Я смутилась.
– Но у нас бедно, милорд, – ответила я. – К обеду будет простая пища, годная разве что к столу крестьян. Да и дом у нас не самый мебелированный.
– Это не беда, – ответил Кристиан. – Я могу пригласить вас во вполне приличное заведение. Вы же можете уделить мне немного времени?
***
На самом деле, накануне Кристиан имел разговор с госпожой Зина.
И разговор этот был прелюбопытный.
Миранда, дочь Зина, написала не одно письмо, прежде чем Кристиан откликнулся.
Надо отдать должное, она преуспела в эпистолярном жанре.
Но, как и большинство негодных писателей, сначала она честно списывала драмы со страниц чужих книг.
Она описывала ужасы скитаний по чужому краю. И хотя прошло всего пару дней после пожара, по ее словам ее семья дошла «до крайнего уровня нищеты».
Хотя в гостинице они устроились весьма неплохо. И даже клопов там не обнаружилось.
Но первое письмо с описанием ужасов из жизни бездомных Герцог оставил без внимания.
– Пиши еще! – велела мадам Эванс.
Она ожидала ответа уже к вечеру. Не получив его, очень разозлилась и долго злобно ворчала что-то себе под нос.
– Невоспитанный дерзкий мальчишка! – шипела она. – Да как он смеет меня игнорировать!.. Какая наглость! Что он возомнил о себе?!
Миранда и написала.
Затем еще одно.
А потом у нее кончилась книга, герои из нее познали вечное блаженство, и списывать стало неоткуда.
Но мать настаивала – «пиши еще!».
Видно, она хотела взять герцога на измор и закидывать его дурно написанным приключениями одной семьи погорельцев до тех пор, пока он не сдастся.
Мать давила, требовала писать еще, и Миранда запаниковала.
Следующее свое письмо она не списывала. И, вероятно, в этом была причина ее успеха. Девушка рыдала над ним, как нерадивый школяр над диктантом. Так расчувствовалась от выдуманной ею истории скитаний.
И Кристиан ответил.
Точнее, явился лично в гостинцу. Наверное, из чистого любопытства. Посмотреть на бушующие в пределах занимаемой семейством погорельцев комнаты мрак, лютый холод, голод и оспу.
– Доброго дня, – вежливо поздоровался он, объявившись на пороге.
Он с любопытством осмотрел комнату, которая, конечно, была не образцом роскоши, но вполне чистенькая.
Миранда, с распухшим то рева лицом, поспешно поднялась из-за стола и поспешила поприветствовать гостя. На столе лежала целая кипа чистой бумаги, и Кристиана передернуло от мысли, что он мог бы и сегодня не приехать.
Это означало бы только то, что вся эта бумага превратилась бы в исписанные описанием ужасов листки. И ему пришлось бы прочесть шедевр Миранды целиком.
Вероятно, в середине кто-нибудь умер бы…
– Простите мне мою дерзость, – прощебетала Миранда нежным голоском, – но больше нам обратиться не к кому! А о вашей щедрости и великодушии ходят…
– Легенды, – подсказал Кристиан замявшейся девушке. – Но позвольте. Чем же я могу вам помочь?
– О! – произнесла Миранда замогильным голосом. Кажется, на нее накатило вдохновение. – Не будете ли вы так любезны, чтоб предоставить нам угол в своем гостеприимном доме. Наши силы истощены от скитаний. Мы терпим жестокие лишения!
Кристиан красноречиво оглядел уютную обстановку, мягкий диванчик за спиной у девушки, стол с остатками неплохого завтрака.
– Соглашусь, тут нерасторопная прислуга, – ответил он. – Но все не так ужасно. Да и в городе поговаривают, что дом ваш, как будто бы, не сильно пострадал? И уезжать из него нужды не было?
Миранда прикусила губку.
– Это все мама, – выпалила она после недолгих размышлений. – Ах, вы не понимаете, какой ад она пережила! Она обожжена! Ее комната выгорела! Дом пропах дымом! Она не может вернуться домой, ей все там напоминает о том ужасе, что она пережила!
Кристиан помолчал некоторое время после этой проникновенной речи.
– Могу я увидеть ее? – спросил он наконец.
– Ну, разумеется! – обрадовалась девушка.
Она провела его в соседнюю комнату, служащую спальней им всем троим.
Мадам Зина вольготно лежала на широкой кровати и дремала.
Одна.
Ночью они спали на этом ложе втроем. И мадам Зина действительно несладко приходилось. Дочери сопели, храпели, ворочались и толкались. Задевая мать, ее обожженное тело, причиняли ей боль.
Поэтому она не могла уснуть и маялась, глядя в черноту ночи.
Досыпала она днем, усадив одну дочь за написание слезливых писем герцогу, а вторую отправив домой, за слугами и завтраком. Питаться тем, что подают в гостинице, было совершенно невозможно!
Но и во сне не было покоя.
Иногда треск пожара вспоминался ей.
И эти проклятые голоса…
Они то смеялись, то кричали и плакали, сливаясь с треском ломающегося дерева.
Во сне мадам Зина рушилась горящая лестница, отрезая всякую надежду на спасение тем, кто застрял там, наверху, в игровой комнате.
Впрочем, даже если б лестница не рухнула, у них не было шансов. Дверь была надежно заперта.
Мадам Зина облизывала сухие губы. В памяти ее всплывал осторожный щелчок ключа в замочной скважине.
Она всего на один оборот заперла замок.
Больше скрежетать ключом побоялась.
Ее могли услышать, закричать. И тогда план рухнул бы. А ей было нужно, чтоб разгорелось хорошо. Чтоб наверняка. Чтоб никто не выбрался.
В семье она была старшей.
Умница и красавица дочь. Отец ею гордился.
Он нанимал лучших учителей, чтоб дать Зина хорошее образование.
Мать наряжала ее как куклу. Зина была не пятилетней девочкой – маленькой дамой.
Все было для нее. Весь мир вертелся вокруг нее. И не было ничего, что Зина не могла бы получить, лишь слегка покапризничав.
А потом мать вдруг изменилась.
Она стала какой-то толстой, рыхлой, отталкивающей. И все меньше времени уделяла Зина. Не бежала к ней при малейшей просьбе. И Зина все чаще слышала «детка, маме нездоровится».
Нездоровится? Разве это повод отсылать Зина с горничными и няньками?!
А потом в доме вдруг появился младенец.
Красный, вечно орущий и дрыгающий тонкими крохотными ножонками.
Мать и отец были на седьмом небе от счастья.
– Сын! – с ликованием говорил отец. – Наследник!
Зина ревновала и страдала.
Ласковая мать оставалась ласковой. Но ее внимание теперь было приковано к этому орущему комку. А с Зина вдруг начали требовать успехов в учебе!
– Ты уже взрослая, Зина, – говорил отец строго, когда нанятый учитель жаловался ему на непослушание своей подопечной. – Нужно стараться. И вести себя кротко и послушно.
Взрослая!
Зина ненавидела это слово.
Оно иссушало ее.
Оно лишало ее всего. Всех радостей, шалостей и подарков. Оно не позволяло ей капризничать и просить. «Ты взрослая» – строго говорили ей всякий раз, когда она пыталась выпросить подарок старым и верным способом. То есть, упасть на спину, кричать и топать ногами, пока не получишь желаемого.
Теперь за эту выходку можно было получить наказание.
Провести час-другой в углу.
Это все из-за младенцев! О, видит небо, это проклятые младенцы так переменили мать с отцом!
Потому что за первым младенцем появился еще один. И еще, и еще.
И все мальчики.
Отец невероятно радовался.
Он был горд своими мальчиками.
Теперь учителей и слуг Зина делила с братьями.
– Мерзкие, никчемные создания! – шептала Зина, вспоминая шумных и вечно веселых братьев.
Красивого пони? Да, разумеется! Мальчику положено уметь ездить верхом!
Прогулка по лесу с гончими собаками? Конечно!
Нет, Зина тоже ни в чем не знала отказа.
Но ее здорово злило то, что все те красивые животные, дорогие вещи, игрушки теперь принадлежат не только ей одной. Был ее пони – и пони мальчиков, которых она не имела права брать. Были ее куклы – и красивые резные кораблики и башенки, солдаты и пушки, которые мальчишки забирали в свои комнаты.
Даже портрет матери нарисовали в окружении ее сыновей.
Нет, Зина там тоже была. Маленькая ряженая кукла рядом с бредущей по саду женщиной.
Но сыновья были изображены в виде роз!
А Зина чем хуже?! Почему она не роза?
– Никчемные создания! На их содержание уходило много денег! Ведь так?..
Жадность и зависть сжигали ее изнутри.
Каждую ночь она рыдала, чувствовала, как пылает и корчится ее душа.
Она кусала до синяков руки, чтобы загасить лютую ненависть, что с каждым днем росла в ее душе по отношению к братьям. Но это не помогало. Никакая телесная боль не могла сравниться с тем адом, что бушевал в ее сердце…
Когда ей исполнилось шестнадцать, ее было решено отправить на воспитание к Сестрам Умиротворения.
Синяки на ее руках стало трудно скрывать под перчатками. Родители их увидели. Заметили и застарелые шрамы, говорящие о том, что укусов и ран было много.
Ну и выпытали природу их происхождения.
Вердикт был один: эгоистичная избалованность.
Зина должна была уехать к Сестрам и провести там много, много времени, вплоть до своего совершеннолетия.
Нет, конечно, это заключение могло быть и прерванным, если б Зина исправилась и очистила свое сердце от зависти.
Но Зина понимала с отчаянием, что даже притворится не сможет.
Она рыдала ночи напролет.
Она ненавидела и кляла братьев.
Ее корежило, словно больного эпилепсией.
Зло, что жило в ней, вырывалось наружу ревом и воем и уродовало ее лицо, искажая его.
И тогда Зина решила, что если она не будет жить в родном доме, то и мальчики тоже.
Они были очень дружными.
Они и ее звали играть с ней, но она никогда не соглашалась.
А в это день не позвали. Словно чуяли, что им с нею не по пути.
И тогда она заперла двери в детской и подпалила тонкую дорожку масла, что тянулась из-под дверей.
Она облила всю комнату.
Поэтому вспыхнуло дружно.
Когда хватились, в детской пылало, словно в печи.
Метались слуги, кричала мать.
А Зина слушала, вдыхала запах едкого дыма и гладила пони старшего брата…
Мать не пережила этой трагедии.
Отец замкнулся в себе и больше не говорил ни слова.
О Зина все словно позабыли, но это было и к лучшему…
***
– Мадам Эванс?
Голос молодого герцога выдернул ее из тяжелой дремы. Старуха открыла глаза, попыталась подняться.
– Вы, кажется, хотели меня видеть?
– Да, да, – простонала мадам Зина.
Ее раны заживали трудно. Все-таки, возраст… да еще и сломанная нога.
– Я очень, очень нуждаюсь в вашей помощи! – застонала она. – Тут невыносимо, невыносимо!
– Так зачем же вы переехали сюда? – поинтересовался молодой негодяй, без разрешения присаживаясь в кресло.
Мадам Зина в ярости прикусила губу, глядя, как Кристиан располагается.
«Как он смеет, молокосос, садиться в моем присутствии без моего разрешения! – ее внутренний зверь просто рычал в ярости. – Щенок! Если бы этот сопляк не был породистым, я бы велела его вытолкать взашей. И пустить его ко мне только если он на брюхе заползет!»
Но в его породе и заключалась загвоздка.
Ни вытолкать, ни заставить герцога ползать на брюхе мадам Зина не могла.
И это вводило ее в такую ярость…
В такую знакомую горькую, как желчь, ярость, пропахшую дымом, гарью и горелой плотью…
Но вместо яростных слов она лишь выдохнула шумно и прикрыла глаза.
– А где прикажете жить, – проскрипела она. – В сгоревшем доме? Извините, но я не переношу запах дыма. Пожары меня страшат. Видите ли, у нас в семье в свое время произошла страшная трагедия…
– Я слышал о ней, – вежливо ответил Кристиан. – Очень соболезную.
– Не стоит, – сухо ответила старуха. – Дело давнее. Но вы должны меня понять… Выдержать этот запах… это напоминание о пережитом кошмаре выше моих сил.
– Понимаю, – кивнул головой Кристиан. – В самом деле, понимаю. Это испытание не для дамских нервов. Но что же вы от меня хотите?
Мадам Зина просто захлебнулась от негодования.
– Я полагала, – сухо поджав губы произнесла она, – что вы, как рыцарь, моги бы предоставить мне с дочерьми кров!
Кристиан изумленно вздернул брови.
Удивление его было так велико, что некоторое время он не мог произнести ни слова.
– Простите? – вежливо произнес он, наконец.
– Да что же непонятного, – желчно взорвалась старуха. – Я богата! Я привыкла к всему самому дорогому, удобному и хорошему! Я не могу находиться тут! Но вынуждена! Потому хотела бы, чтобы вы пустили нас к себе на некоторое время! Пока не приведут в порядок мой дом и не выветрится запах гари!
– Однако, – произнес ошарашенный Кристиан. О том, что запах гари может выветриваться месяцами, он промолчал. – Смею напомнить, у вас есть соседи. Вы могли б попросить помощи у них.
Мадам Зина брезгливо поморщилась.
– С двумя незамужними невинными девицами? К соседям? За кого вы меня принимаете?! Я не хочу, чтоб моих девочек скомпрометировали!
– Даже так! А компрометации со мной вы не боитесь?
– Чего же бояться, – высокомерно ответила она. – Кто вас осудит? Кто посмеет? Да и условия у вас получше, чем у большинства моих соседей!
Кристиан прищурил свои синие глаза.
Сейчас они были холодны, как лед.
– Не слишком ли много капризов для жертвы пожара? – спросил он насмешливо. – Тот, кто находится в затруднительном положении, принимает любую помощь с благодарностью, а не выбирает что получше.
Мадам Зина гневно вздернула подбородок.
– Я всегда, – отчетливо и твердо произнесла она, – выбираю самое лучшее. И никогда не буду довольствоваться малым. Я не так воспитана. Жить в невыносимых условиях – это не для меня!
Кристиан снова обвел взглядом покои госпожи Эванс.
– Кое у кого условия намного хуже ваших, – заметил он. – Но этот кое-кто не капризничает и не требует к себе особого отношения.
– На что это вы намекаете? – вспыхнула мадам Зина.
– На вашу падчерицу, Эрику Эванс, – прямо ответил Кристиан. – Вы совершили невероятную жестокость по отношению к ней. Выгнали ее на улицу с младенцем на руках. А к себе требуете милосердия?
Мадам Эванс схватилась за сердце забинтованной рукой.
Застарелые шрамы вспыхнули огнем под ожогами.
– Да как вы можете!.. – выдохнула она гневно. Ее возмущение было таким натуральным, что любой поверил бы в него.
– Могу, – ответил Кристиан. – Я видел, в каких условиях она живет. Вашим комнатам далеко до того, что называется нищетой. Вы и представления не имеете, каково это на самом деле.
– Но я отдала ей этот дом!.. – выдохнула мадам Зина, хлопая четными глазками. – Большой, крепкий дом!
– Так может, теперь попросите у нее пристанища, если дом так хорош?
Старуха снова осеклась.
– Что вы можете знать! – горько проговорила она, вновь нацепив маску оскорбленной добродетели. – Вы пришли ранить меня? Оскорбить? Разбить мне сердце?
– Ваше сердце разбито? – вежливо поинтересовался Кристиан.
– Эта паршивая, неблагодарная девчонка! – горько ответила мадам Зина. – Вы не знаете о ней всей правды! Вы не знаете, сколько горя я пережила в последнее время по ее вине! О, как я страдала! Мой дорогой муж УМЕР, не вынеся позора, который она принесла в наш дом!
– Даже так? – вежливо удивился Кристиан.
– Что вы, молодой мужчина, можете знать о распущенных, избалованных, испорченных девках! – продолжила мадам Зина. – Эта Эрика… пусть ее ангельский вид не вводит вас в заблуждение! Она испорчена, она порочна до мозга костей! Более наглой, распущенной, развратной потаскухи и тунеядки свет не видывал!
– Неужели?
– Бесполезное, ленивое, капризное и эгоистичное создание… Она обманывала своего добрейшего отца! Он души в ней не чаял! Готовил ей славную судьбу! А она за его спиной крутила романы с мужчинами! С целым табуном мужчин! Перебрала просто всех! Легкодоступная! Сама их тащила в свою постель, пока не доигралась! Забеременела! Родила вне брака! Это такой позор!
Кристиан молча смотрел на беснующуюся старуху.
– У нее нет сердца, помяните мое слово! И как я, с ее репутацией, могла оставить ее жить под одной крышей с моими девочками? Как я могла допустить, чтоб мой дом превратился в вертеп? В гнездо порока и разврата? Смотреть сквозь пальцы, как она водит мужчин все больше? Ну, уж нет!
Старуха победно усмехнулась.
– И вы обвиняете меня в жестокости? А сами были бы готовы приютить ее в своем доме?
Кристиан вежливо молчал.
– Ну, – уже нетерпеливо спросила старуха, – так я могу рассчитывать на вашу помощь? Пустите вы нас пожить или нет?!
Глава 10. Охота на ведьм
Кристиан некоторое время молчал. С недобрым прищуром смотрел на больную.
А мадам Эванс выжидательно смотрела на него.
Словно морщинистая черепаха, выглядывающая из панциря.
– Я вынужден вам отказать, – сказал, наконец, Кристиан.
Шумный вздох вырвался из груди старухи.
– Что? Что? – повторяла она, будто не понимая, о чем идет речь.
– Я отказываю вам, – повторил Кристиан.
– Да как вы…
Слово «смеете» застряло в ее горле. Она просто не смогла его произнести, подавившись негодованием и яростью.
«Да как он смеет!»
– Меня, разумеется, ничто не скомпрометирует, – продолжил Кристиан, пристально разглядывая свою собеседницу. – Потому что никто не посмеет и рта раскрыть, чтобы осудить мое поведение и моих гостей. Мое положение слишком высоко для этого… как и для того, чтобы вы воспользовались моим гостеприимством.
– Что?! Что?!
– Я не та персона, – снисходительно продолжил Кристиан, – к которой можно запросто напроситься на ночлег. – Я сочувствую вашему горю, но у меня не приют. Не ночлежка. И не пансионат для благородных девиц.
Лицо старухи налилось темной кровью. Казалось, еще миг – и ее удар хватит.
– Да, да, – продолжал Кристиан как можно мягче. – Особенно последнее. Не пансионат для благородных девиц. Вашим юным и невинным дочерям отнюдь не место в доме холостого мужчины, ведущего… активный образ жизни. У меня бывают друзья. Много друзей. Они, случается, засиживаются за полночь. Шумят, играют в карты. Случается, и выпивают. Как вы представляете присутствие ваших дочерей в такой компании? Их общество может быть… истолковано превратно.
Глаза Кристиана смеялись.
Он не произнес ни единого оскорбления, но слово «проститутки» так и витало в воздухе.
– Да как вы смеете! – взорвалась старуха. – Ваши намеки…
– Вот видите, даже вы их поняли. А посторонние люди истолкуют точно так же. И даже хуже.
– Ну, знаете! – кипела от негодования старуха. – Вы могли бы воздержаться на время от своего разгульного образа жизни! Есть же предел распущенности! Из уважения к нам вы обязаны оставить свои развлечения!
Брови Кристиана удивленно взлетели вверх.
– Извините?.. – вежливо переспросил он.
– Есть время для праздного образа жизни, – гневно выкрикнула мадам Эванс, – а есть и для благих дел! Приютив несчастных девочек, вы могли бы оставить свои увеселения и вести себя скромнее и приличнее!
На подобное нахальство Кристиан не нашел что ответить.
Он был так изумлен, что просто молча смотрел на старуху. Будто она была не человеком, а говорящим камнем.
– Ваш отец был высокого мнения о моем муже! – кипятилась та. – И ради их многолетней дружбы вы могли бы и сами, без моих просьб, озаботиться нашей судьбой! Подумать только! Мы остались без крыши над головой, а вы над нами насмехаетесь! Какое циничное нахальство!
Кристиан весьма непочтительно рассмеялся.
– Ну, надо было догадаться, что эти глупые письма – это ваша идея, – произнес он насмешливо.
– Глупые?!
– А вы рассчитывали, что я поверю, что за пару дней в местной гостинице вы подхватили все болезни, включая чуму и оспу?.. Нет, мадам. Я отказываю вам не только потому, что ваше пребывание в моем доме неуместно. Я отказываю вам потому, что не желаю видеть вас у себя.
– Что?!
– Вы склонны ко лжи, шантажу и прочим порочным способам добиваться желаемого, – продолжил Кристиан беспечно. – А я предпочитаю не связываться с людьми, которые ведут себя как мелкие жулики.
– Да как вы смеете!.. Я никогда не лгала!..
– То есть, ваши крики об оспе и тифе – это правда? Тогда вам тем более нечего делать у меня, – быстро прервал ее гневные вопли Кристиан. Он поднялся, одернул ладно сидящий на нем костюм, щелчком сбил с рукава невидимую пушинку. – Я нахожу ваши притязание непомерной наглостью, мадам. Не вам указывать мне, как проводить время. Не вам распоряжаться порядками в моем доме. Не забывайте свое место. Вы – всего лишь жена богатого человека. Не аристократка. Не леди. И никогда ею уж не станете. Да вы даже понятия не имеете, что значит быт аристократкой. Ваш муж завоевал расположение знатных людей благодаря своему благородному сердцу. Но даже он не стал нам равным. Вы же ведете себя как базарная торговка. И желаете уважения?
– Да я вас…
Старуху трясло мелкой дрожью.
Но Кристиан лишь усмехался, глядя на нее.
Его яркие синие глаза искрились издевкой.
– Не трудитесь, не тратьте на меня свой яд, – посмеиваясь, произнес Кристиан. – Руки у вас коротки. Вы даже в карман мне их не запустите. И уж тем более, – он усмехнулся совершено неприлично, – не наведете свои порядки под моим одеялом. Вы же к этому стремитесь?
– Ваши мерзкие намеки оскорбительны! Сию же минуту извинитесь!
– Я вас насквозь вижу. Ваш дом цел, вы достаточно богаты, чтоб арендовать себе другое поместье. Но проситесь ко мне на постой с таким упорством, словно у меня гостиница. Да еще и не одна, с дочерьми. Но вам не удастся выгодно пристроить ни одну из ваших девиц. Да и невестой я уже обзавелся.
– Невестой!.. – выкрикнула мадам Эванс. Кристиан развел руками.
– Уж извините, – произнес он кротко. – Забыл перед вами отчитаться. Что, немного порушил ваши матримониальные планы? Но эта особа более благородного происхождения, чем вы.
Старуха дрожала мелкой дрожью.
Зрачки в ее глазах превратились в черные точки.
И вдруг накатило неуемное желание укусить себя за руку, чтобы как-то заглушить боль сгорающей души…
– Вы выглядели бы более прилично, если б по-деловому и просто предложили мне жениться на одной из ваших дочерей, – продолжил Кристиан, пристально всматриваясь в ее глаза. – Ваше стремление на вершину мира понятно, хоть и неприятно. Но ваши интриги…
Он покачал головой.
– Мне кажется, от вас пахнет кровью, – вдруг произнес он, быстро и страшно.
Мадам Эванс даже вскрикнула от неожиданности.
Потому что замечание молодого герцога относилось не к ее ранам.
Она поняла это. Шкурой почувствовала опасность.
Ей показалось, что синие глаза герцога заглянули ей в самую душу. Во мрак, в котором прятались ее монстры, питающиеся чужой болью.
Его синие глаза… это не просто цвет. Это словно волшебный артефакт. Словно магические сапфиры, амулеты ведьм…
Что он там говорил о том, что она не знает, каково это – быть аристократом?
Не в том ли дело?
Он как-то странно усмехался, когда говорил это.
Что за сила течет в его жилах?!
– Еще бы от меня не пахло кровью! – мадам Эванс очень быстро взяла себя в руки. Когда веяло настоящей опасностью, она быстро приходила в себя от потрясений. – Я ведь ранена! Обожжена!
– Не-ет, – протянул молодой герцог, все так же пристально всматриваясь в ее лицо. И мадам Эванс вдруг на миг ощутила себя на плахе. Под инструментом палача, которым он сейчас вырежет из нее признание. – Вы же поняли, о чем я говорю. И, кажется, я не ошибся.
– Не понимаю, о чем речь! – взвизгнула мадам Эванс.
Она тряхнула головой. Зрительный контакт с Кристианом был разорван, и госпожа Зина ощутила неимоверное облегчение.
Как будто ей удалось вырваться из ловушки.
Кристиан недовольно поморщился. Даже фыркнул, как кот, упустивший из когтей мышь.
– Ладно, – проговорил он с явным усилием. – Об этом мы поговорим позже. А пока разрешите откланяться. И да – не пытайтесь строить козни за моей спиной!
Странная проницательность молодого герцога сильно взволновала мадам Зина.
После его ухода она даже подскочила на ноги и забегала по комнате, словно у нее ничего и не болело.
– Ну что, мам?! – дочери появились на пороге ее спальни сразу, как только двери за Кристианом закрылись. – Он пригласил нас? Пригласил?
– В тюремные застенки! – яростно выдохнула мадам Зина, сжимая кулаки так, что на свежих ожогах полопалась кожа, и сукровица пропитала бинты.
– Что, что он сказал? – не унимались дочери.
Но мадам Зина сейчас было не до них.
Она чуяла серьезную опасность.
– От герцога надо избавиться, – шептала она, как в бреду, тяжело ступая по комнате и волоча сломанную ногу. Даже боль не отрезвляла ее. Ах, если б можно было убежать от опасности! Зина бы убежала. Но куда?..
– За одним и невесту его… паршивый мальчишка! Как он смел меня унижать?! Как он смел угрожать мне?! Я ему покажу… я ему устрою…
Мадам Зина перестала хромать, замерла. И со стоном оперлась руками о стол.
– Ну, что?! – не унимались дочери.
– Вагана мне позовите, – задушенным голосом произнесла она, наконец. – Скажите, что я отдам ему приданое Эрики.
– Но мама! – изумленно и со слезами воскликнула одна из девушек. – Ты сама говорила, что денег у нас нет! А ты собираешься…
– Молчать! – рявкнула мадам Эванс. – Обещать не значит отдать! Да живее поворачивайтесь! Не то поздно будет! Мне срочно нужно, чтобы он кое-что сделал для меня! Ну?!
***
Юджин Ваган явился к мадам Эванс слишком быстро. Так быстро, будто все это время ошивался у нее под дверями и только и ждал, что его позовут.
И свой визит он начал с колкостей.
– Однако, вы очень наглая, мадам Эванс, – грубо заявил он, появившись на пороге ее комнаты. – Исполнять свои обязательства вы не спешите. Зато как только вам что-то понадобилось, вы тотчас зовете меня. И думаете, что я побегу исполнять ваши приказы?
– Побежите, – так же без обиняков ответила мадам Эванс. – За деньги вы побежите с такой скоростью, что и скаковой лошади за вами не угнаться.
Юджин усмехнулся.
– Вы уже сулили мне денег. И где же они?
Старуха, ругнувшись, вытащила из-под полушки увесистый кошелек и кинула его Юджину.
Тот с ловкостью поймал его. Взвесил на руке и присвистнул.
– Тяжелый, – весело сказал он. – Неужели раскошелились на серебро?
Старуха желчно сморщилась.
– Золото! – рявкнула она. – Но за эти деньги я с вас три шкуры спущу!
Юджин пожал плечами. Спрятал кошелек за пазуху.
– Не спустите, – снисходительно ответил он. – Я уже сделал вам одолжение. А вы за него не расплатились. Так что это слегка опоздавшее вознаграждение…
– Даже не думай, – перебила его старуха, усмехнувшись. – Посмеешь обмануть меня – и я всем расскажу, что ты изнасиловал Эрику. Я буду плакать, заламывать руки и говорить, что зря тебе верила. Буду каяться и вымаливать у нее прощения. На разбирательствах она, конечно, подтвердит это. И угадай, что законник с тобой сделает?
У Юджина лицо вытянулось.
– Это шантаж, – зло вымолвил он.
Старуха кивнула.
– А ты как думал? – спокойно ответила она. – Чтобы властвовать надо всеми, надо держать в кулаке поводки от вас ото всех. Но к делу. Ты должен будешь проследить за чертовым мальчишкой-герцогом…
– Следить за герцогом?! Вы с ума сошли?!
– Я не сошла с ума! – окрысилась старуха. – Но он должен ответить мне по заслугам!
–Что он вам сделал?
– Он посмел унизить меня!
– Он может вытереть о вас ноги, и ничего ему за это не будет.
Старуха заскрежетала зубами от ненависти.
– Я не прощаю своим обидчикам ничего! – рявкнула она.
– Ну, уж нет! Тягаться с герцогом дураков нет! Возьмите обратно свои деньги!
– Глупец! – вспылила мадам Зина. – От тебя только и нужно, чтоб ты узнал, кто его невеста. Мне нужно кое-что сказать этой девушке…
– Невеста? У него невеста есть? – удивился Юджин. – Довольно крупное событие. И странно, что в городе об этом помалкивают. Да и с девушками он не встречается.
– Все-то вы знаете!..
