Текст книги "Золушка по принцу не страдает (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
Жанры:
Эротика и секс
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 4. Любовь и долг
– Что я скажу Фее, что я ей скажу! – выла в отчаянии белка, колотя кулачками в крепкую дубовую доску. – Она скажет мне: «Вильгельмина, фу, какой позор! Ты не справилась, ты не уберегла свою подопечную до брака!» Принц – он ведь должен выбирать все самое лучшее, из самых лучших девушек королевства! Белла, ты понимаешь, что автоматически вылетаешь из отбора?! Из самого важного, самого престижного в твоей жизни отбора! А ведь я профессионал! Я заслуженный наставник! Я должна была довести тебя в отборе до победы! Это повысило бы меня в звании! Награда «Наставник года» потеряна! Что же вы делаете, кабанячьи дети! Вы разрушаете мою карьеру, мою репутацию, мою жизнь!
Но ее вопли были не слышны из шкафа, куда ее сунул Люк и подпер для надежности дверцу стулом. Дверцы шкафа были толстые, хорошо подогнанные, и белкины вопли из-за них доносились едва слышным, неразборчивым писком.
…До лесной сторожки Люк донес Изабеллу на руках. Боевая лопата с болтающимся на ней узелком лежала на его плече, и на ней, как безумная, скакала в отчаянии белка. Она даже сделала пару кругов по влюбленным, но ее никто не ловил и не пытался скинуть или прихлопнуть.
Она выла и рыдала, совершенно точно понимая, куда и зачем несет Изабеллу Люк, но поделать ничего не могла. Ее просто не слышали; молодые люди смотрели только друг на друга, дышали одним дыханием, жили в одном мгновении, в одной ласке, в прикосновении друг к другу, и меховая приставала им была не помеха.
– Так я могу узнать, – произнес Люк, осторожно укладывая девушку на постель, все еще смятую, оставленную ими двумя не так давно, – как зовут спасенную мной принцессу?..
Теперь этот вопрос не вызвал у девушки отторжения. Она зарделась, потупила взгляд и шепнула чуть слышно:
– Изабелла…
– Изабелла! – рыдала белка, от отчаянья дергая шерсть из головы. – Иза! Белла! О, какой позор на мою седую голову!
– Ты не седая, – отрезал Люк. – Ты просто линяешь. И голова у тебя уже давно перелиняла. Остался зад.
Белка ответила ему горестным стоном, трагично заламывая лапы. Тут-то Люк ее и прихватил, и сунул в шкаф.
Жилетка Люка, сшитая из красивого бархата цвета весенней травы, расшитая золотыми листьями, была еще влажная, и Люк ее с удовольствием скинул. Стащил он и непросохшую рубашку, его голая влажная спина заблестела под солнечными теплыми лучами.
Он склонился над девушкой, поймал губами ее губы, и они оба прильнули друг к другу, тесно сплетя руки.
Солнце играло бликами на обнаженной коже, солнце запуталось в волосах Люка и не позволяло открыть глаза. Пальцы Люка распустили шнуровку на старом платье девушки, осторожно стянули с плеч Изабеллы одежду, и Люк прижался губами к обнаженному плечу Изабеллы, бережно обнимая ладонями ее спину.
– Остановитесь, глупцы! – вопила выбившаяся из сил белка, барабаня в дверь все тише и все реже. – Прекратите это! Я все слышу!
Но что она могла слышать? Осторожные, нежные касания? Сладкие частые поцелуи и чуть испуганные вздохи, когда вся одежда была снята и два обнаженных человека крепко прижались друг к другу?
Руки Люка скользили по телу Изабеллы, любовно повторяя каждый изгиб, чертя на атласной коже какие-то символы, отыскивая чувствительные места, при прикосновении к которым девушка захлебывалась дыханием и стыдливо сжимала колени.
«Ох, все-таки, он очень взрослый!» – в панике думала Изабелла, чувствуя, как горячий язык Люка ласкает ее соски, как молодой человек любовно обнимает ее груди и нацеловывает темные острые вершинки до невыносимого острого покалывания, которое сладкой негой, пьянее, чем вино, проливается в кровь и разжигает в ее невинном теле страсть.
Губы Люка были теплыми, мягкими, страстными. Он ими накрывал губы Изабеллы, сладко и нежно прихватывал ее язык, и Изабелла обмирала, понимая, что с нею творится то неизвестное и запретное, что называется любовью.
Первые порывы, первое влечение, первые сломанные табу…
Горячее тело Люка прижималось к ней. Изабелла ожидала, что все превратится в неловкую возню, но этого не произошло. Наверное, оттого, что Люк не хотел ее спугнуть и точно знал, что нужно делать. Его рука легла на ее розовый животик, девушка вздрогнула, ощутив сладкие волнующие спазмы. Никогда и никто прежде не касался ее обнаженного тела, ничьи руки не проникали меж ее стыдливо сжатых ног и не касались ее женского естества так ласково и так чувствительно, что дыхание замирало в ее груди.
Люк зажал рот девушки самым сладким, самым изощренным поцелуем, и потому запертая белка не услышала дрожащий нежный стон, когда его пальцы чуть крепче прижались к ее тайному чувствительному местечку, мокрому и возбужденному.
Он поглаживал там, поймав пальцами чувствительную точку, осторожно массировал, да так, что девушка часто-часто задышала и выкрикнула свое острейшее удовольствие, не в силах его переносить. Меж ног ее стало мокро, девушка ухватила руку молодого человека и с силой прижала ее к себе, с трудом переводя дух. Удовольствие, что он ей подарил, было чрезмерным, слишком непривычным и острым, и она испугалась реакции своего тела, так ответившего на простые прикосновения.
Губы Люка, оставляя дорожку теплых следов на коже, целовали девушку все ниже; на шее, на ямочке меж ключицами, на вздымающейся груди, на подрагивающем от волнения животе, на розовом треугольничке между стройных ног.
Там он задержался дольше, в страсти исцеловав все, весь животик, бедра, лобок. Сжав бедра девушки ладонями, Люк прижал свою кудрявую голову к ее животу, упиваясь ее чистым, прекрасным и нежным запахом, и Изабелла почувствовала, как он дрожит, сгорая от нетерпения.
– Я ведь и правда полюбил тебя с первого взгляда, дерзкая лесная разбойница, – хрипло произнес он.
– А я тебя, позолоченный и расфуфыренный садовник, – внезапно для себя самой призналась Изабелла, привлекая его к себе и заглядывая в его голубые светлые глаза. – Я всегда думала, что мне ни за что и никогда не понравится такой юноша, как ты…
– Какой – такой? – рассмеялся Люк, прижимая девушку к себе.
Изабелла смутилась; но Люк смотрел так ласково, что она все же отважилась ответить.
– Слишком красивый, – шепотом призналась она, поглаживая его щеку и изумленно рассматривая его лицо. – Слишком нарядный. Я думала, такие молодые люди умеют только болтать, и если на них нападут разбойники, они перепугаются и скинут все, до подштанников, лишь бы их не трогали…
Люк на это снова рассмеялся и лишь крепче поцеловал Изабеллу, с обожанием лаская ее обнаженное тело.
Изабелла отвечала на его поцелуи неумело, но страстно, утопая в ласке, в страсти и в волнительном предвкушении. Она не хотела ни о чем спрашивать, она не хотела ничего слышать. Ей хотелось только одного – слиться с Люком воедино, познать радость плотской любви, реализовать свою проснувшуюся чувственность.
Его руки ласкали ее, нежно коснулись ее бедер в самом мягком, самом чувствительном месте, и заставили девушку развести ноги. Мягко и осторожно, чтобы не вспугнуть ее, Люк опустился на ее трепещущее тело и снова улыбнулся. Изабелла почувствовала это, целуя его губы, и улыбнулась ему в ответ.
Ее длинные ноги мягко обняли его, позволяя молодому человеку прижаться еще плотнее. Девушка дрожала от волнения, и никакие поглаживания ее не могли успокоить. Жесткий член Люка прижимался к ее лону, мягко поглаживал там, и Изабелла, заходясь в стонах и горячем сбивчивом дыхании, вскрикивала каждый раз, когда крепкая головка нажимала на горячий влажный вход в ее тело.
– Ну! – вскрикнула она, нетерпеливо извиваясь под молодым человеком, вцепляясь в его плечи ногтями и вся сжимаясь, чувствуя, как нечто упругое давит, проникая в ее жаждущее тело чуточку глубже и тревожа ее так чувствительно и так волнующе.
Люк удобнее подхватил Изабеллу под ягодицу, мышцы на его спине под ее руками напряглись, и его член одним толчком проник в ее лоно. Обожгло болью, девушка вскрикнула, замерев на миг, а шкаф ответил ей бурными писклявыми рыданиями.
Изабелла лежала под Люком, сердечко ее быстро-быстро колотилось. Новые, неведомые доселе ощущения наполняли ее тело, и она со стоном перенесла следующий мягкий толчок в ее тело.
«Все, – подумала она в непонятном ликовании, поднимающемся из самой глубины ее души, – я принадлежу ему».
– Ты моя, – нежно сказал Люк, гибко двинувшись над нею и проникая в ее тело глубже. Изумление отразилось в широко раскрытых глазах девушки, она ахнула, но ее болезненный стон Люк стер ласковым поцелуем. – Моя навсегда.
– А ты мой, красивый садовник, – ответила Изабелла, переведя дух.
Люк подхватил ее под бедра, разводя ее ноги шире, делая девушку более открытой для себя, и толкнулся в ее лоно еще и еще, наполняя ее чувственным удовольствием. Изабелла вскрикнула, чувствуя движения его члена в своем лоне. Это пугало ее и одновременно с тем возбуждало.
Принимая крепкую плоть в себя, она всхлипывала, крепко закрывала глаза и выгибалась навстречу толчкам Люка, чувствуя только, как и он льнет к ее влажной коже, как его ладони сжимаются на ее талии и притягивают к себе, ближе, плотнее.
Колючими звездами удовольствие рассыпалось по нервам, наполняя все тело девушки, с головы и до кончиков пальцев. Она и не знала раньше, что ее тело может быть источником такого наслаждения. Наслаждения, что напрочь лишает ее воли, наслаждения, что заставляет ее бесстыдно прижиматься горящим лоном к молодому человеку, принимая его член полностью, поскуливать, выпрашивая еще ласки.
Ее переполненное ласками тело извивалось, дрожало крупной дрожью, девушка то и дело вскрикивала, плотнее прижимаясь к Люку, и тот целовал ее, успокаивая и нежно лаская ее разгоряченный ротик, продолжая размеренные и плавные движения, погружаясь в ее тугое лоно еще и еще.
Изабелла вскрикивала, глядя вниз, меж движущимися телами, краснея от увиденного, и снова откидывалась назад, крепко зажмуривая глаза. Ее невинный разум был смущен, но то, что делал с ней Люк, был слишком сладко, слишком желанно, и она покорялась его власти над собой, подставляя свое невинное юное тело под его руки, под его поцелуи.
Девушка уже не стонала – она кричала, когда член Люка погружался в нее невероятно глубоко, очень глубоко, до самого бархатного донышка, тревожа потаенные чувствительные точки, заставляя ее трепетать в объятьях молодого человека.
– Люк! О, как хорошо, Люк!
В изумленно распахнутых глазах девушки плескалось блаженство. Она прижалась лицом к его плечу, вжалась в его мокрое тело, крепче обхватила его ногами, обвила руками горячие плечи.
– Я сейчас умру, Люк! – выкрикнула она. Ей казалось, что все ее тело, пресыщенное наслаждением, наполняется чем-то новым, сильным, невыносимым. Первые сладкие спазмы охватили ее живот, девушка сжималась в испуге, пытаясь остановить то неведомое, что с ней происходит, глухо постанывала, прижимаясь к Люку крепче и ища поддержки.
Но это ощущение не оставляло ее. И когда девушка подумала, что сейчас ее сердце остановится и дыхание навсегда замрет в ее груди, ослепительно-прекрасное страдание навалилось на нее жаркой густой волной.
Изабелла кричала, вздрагивая от каждого толчка в своем лоне, рычала, хрипло выдыхая невероятное наслаждение, и Люк вторил ей, двигаясь в ее теле отрывистыми, сильными, жесткими толчками, ловя губами ее горячие вздохи.
Глава 4. 2
– А теперь что?
Этот вопрос испуганным голосом Изабелла задала сразу же, как смогла отдышаться и начать говорить.
Что теперь?
Ее тело вздрагивало в объятьях Люка, молодой человек поглаживал ее влажную горячую кожу и чуть касался губами ее разгоряченных губ.
Из шкафа раздалось зловещее завывание, будто заблудшая грешная душа намеревалась съесть свою жертву, встретившуюся ей на ночном кладбище.
– Что теперь, что теперь! – завывал шкаф. – Об этом раньше надо было думать!
Люк нехотя склонился, свесился с кровати, подхватил сапог и запустил его в дверцу шкафа. Привидение смолкло.
– А теперь, – ответил Люк, возвращаясь к девушке и обнимая ее крепче, – нам надо пожениться. И как можно скорее.
Изабелла, конечно, ждала этого ответа.
Она наслышана была о молодых людях, которые исчезают из жизни девушки, сорвав с ее губ запретный первый поцелуй, и думала, что Люк, получив слишком много, попытается, хотя бы попытается как-то вывернуться, уйти от продолжения отношений. И его предложение выйти за него замуж в этом случае могло бы, конечно, последовать, но уже не так уверенно и без напористого энтузиазма. А значит, к логическому завершению – к свадьбе, – его пришлось бы подталкивать. А Изе этого так не хотелось бы.
Не хотелось после такого великолепного утреннего любовного марафона пробовать на вкус тоскливое отчаяние, не хотелось неловких сцен, дрожащего голоса, произносящего какие-то жалкие, ненужные слова.
Но разговор о женитьбе продолжился таким уверенным тоном, что Изабелла даже немного растерялась, понимая, что сама не готова к этому.
«Пожалуй, на этом этапе мне было бы достаточно твердого обещания, – подумала она, трепеща от волнения. – Мне ведь нужно время, чтобы прийти в себя и все обдумать! Да и свадьба… что скажет отец?! И кто нас обвенчает – все священники в округе меня знаю, каждый из них хотя б пару раз пытался изгнать из меня дьявола… веселые были времена, эх! Если кто-то из них возьмется за это, то отцу будет известно в тот же день…»
– Погоди, – испуганно произнесла она. – Но если я выйду за тебя замуж, то это означает… означает, что мы жить вместе будем!
– Конечно, – подтвердил Люк серьезно.
– Но на что?! И, главное, где?!
– Что ты так пугаешься, – улыбнулся он, ласково коснувшись ее щеки. – Когда девушка выходит замуж, ей приходится уйти из отчего дома и жить вместе с мужем. Так всегда было. И ты зря беспокоишься; я смогу содержать семью, и прокормить нас с тобой могу без особого труда. Ты не будешь ни в чем нуждаться. Не бойся.
– Будешь работать садовником в богатых домах?
Люк пожал плечами.
– Если тебе эта профессия не нравится… Могу пойти на службу в армию, – ответил он. – В соседнем королевстве была война, так вот я командовал целым полком. И весьма успешно.
– Ого-го! – удивилась Изабелла. – Нет, пожалуй, на войну не надо. Поливай свои розы. Но вот что скажет отец…
– А кто у тебя отец? – спросил Люк. – И разве он не будет рад, что дочь выходит замуж, да не просто так, а по любви?
И тут Изабелла не нашла, что ответить.
«Вот сейчас Люк близок к тому, чтобы удрать, как никогда! – мрачно подумала она. – Папа-то у нас Королевский Лесничий. И в его власти велеть поймать соблазнителя-садовника и как следует надрать ему его красивую задницу. Нет, нет-нет! Лучше молчать! Потом… когда мы с Люком поженимся. Тогда я скажу отцу и Люку… но не раньше!»
– Он хороший и добрый человек, – вздохнула она, устраиваясь на груди Люка удобнее. – Но, сам понимаешь, я доставляю ему столько хлопот и забот…
– Понимаю, – усмехнулся Люк, обняв девушку за плечо и ободряюще поглаживая. – Но если он добр и благороден, я думаю, мы найдем с ним общий язык и поладим. В любом случае, не пугайся. Мы вместе; я рядом. Теперь я буду тебя защищать от всех невзгод.
– У тебя неплохо получается, – тихо шепнула Изабелла, краснея от удовольствия. – Продолжай в том же духе!
– Только обещай мне, – сказал Люк, – что не будешь доставлять мне столько хлопот, как твоему отцу.
– Я постараюсь быть хорошей женой, – горячо пообещала Изабелла. – Правда!
Наверное, они еще долго лежали б, обнявшись, и мечтали о том, как славно заживут вдвоём на берегу прекрасного озера, если б не одно опрометчивое действие, которое совершил Люк.
Он кинул сапог в шкаф. И немного сдвинул стул, которым была подперта дверца.
Этого хватило, чтобы отчаявшаяся белка, толкая дверцу изо всех сил, наконец-то смогла ее приоткрыть. Мыча, скаля зубы, тараща глаза, белка с трудом просунула голову в образовавшуюся щель, тихо ругаясь самыми плохими словами, что только существовали в мире.
– Ах вы, мофоли на копытах фтарых кабанов! – шипела она, упираясь лапами и с трудом вытягивая свое тельце из шкафа. Отчего-то она снова зашепелявила. Видимо, оттого, что сидя заперти, попыталась погрызть дверцу шкафа. – Козявки в нофу дохлого лофя! Дети чахоточных улиток! Надо мной фмеяться вздумали! Я вам покафу! Я ведь не профто так! Я Вильгельмина Герхен-Дармоедфкая!
Вихрем она взбежала на узелок с вещами Изабеллы и, шепча что-то над ним зловещим завывающим голосом, меленько посучила своими крохотными беличьими пальчиками, будто суп посолила. Затем то же самое она проделала и со старым линялым платьем, и с калошами.
Но хуже всего было то, что свое заклятье она прошептала и над пяткой Изабеллы, щедро сыпля на нее золотых магических крупинок.
И магия выдернула Изабеллу из рук Люка в самый неподходящий момент.
Девушка взлетела к потолку, словно ее за ногу поднял невидимый великан.
– Помогите! – заверещала она, изо всех сил дергая ногой. Но освободиться ей, разумеется, не удалось.
– Хе-хе-хе, – сказала коварная белка, потирая ручки.
– Ах ты, рыжая приставала! – взвился Люк. – А ну, прекрати баловаться! Это тебе не игрушки!
– А кто тут балуется! – нахально и сердито ответила белка, подбоченясь. – Кто балуется?! Тут только ты цапаешь то, что тебе не принадлежит, без фпросу!
– Я спросил девушку! – орал Люк, гоняясь за неуловимой белкой. – И она была не против!
– Зато против я! – яростно верещала белка, удирая от Люка. – Я ее нафтавница! Я ее опекунфа! Я назначена ей в учителя, я долфна была ее подготовить и удачно выдать замуф-ф, удачно! А не за тебя, копатель дофдевых червяков! Но ничего, ничего-о-о! Я все равно выведу ее в люди! Она быфтренько выскочит у меня замуф за приличного барона! Я вам не позволю разруфить мою репутафию и карьеру! Иди, копай свои навозные грядки, подлец!
– Расколдуй ее, мерзавка хвостатая, или я за себя не ручаюсь!
– Хо-хо-хо, а фто ты мне фделаешь?! – издевалась белка.
– Да я пристрелю тебя, комок меха! Стреляю я тоже неплохо!
Изабелла беспомощно болталась под потолком, словно воздушный шар.
По злому велению белки узелок с вещами развязался и одежда полезла оттуда так же зловеще, как призраки или вон разбойники из засады.
Они напали на Изабеллу и платье насильно наделось на нее.
Охотничья мокрая куртка отыскала на полу калоши, штаны скрутили Изабелле ноги, и совместными усилиями предательница-одежда нацепила обувь на дрыгающиеся ноги девушки.
Увидев, что девушка более-менее приведена в порядок, белка скакнула, вцепилась в подол ее платья и повисла там.
– Пока, неудачник! – презрительно цыкнула она Люку и скомандовала замершим в нерешительности вещам: – Домой!
Изабеллу закрутило, словно в огромном водовороте, и как бы ни ловил ее Люк, все было напрасно. Магия вышвырнула девушку в окно, и до Люка донесся только ее крик:
– Встретимся в этой же сторожке! Может быть…
Глава 4. 3
– Какой он красивый!
– Просто душка!
Девицы, рассматривающие парадный портрет принца, испустили очередные томные вздохи, идущие из самых израненных сердец.
Суровая, как строгая мать, белка, своим волшебством закинула Изабеллу через дымоход камина прямо в классную комнату, в том, в чем она была – в старом платье и в калошах. Да теперь еще и перепачканная черной бархатной сажей и серой золой, как трубочист.
Да еще и клок из подола был безжалостно вырван, видимо, зацепившись обо что-то в трубе.
Ее мокрые вещи неугомонная рыжая мерзавка раскидала по всему двору, и служанки, перешептываясь, что юная госпожа снова вляпалась в историю, собирали их с целью привести в порядок.
– Пусть тебе будет стыдно! – цокала неугомонная белка, скача по подоконнику классной комнаты. – Пусть все тебя видят, и пусть твоя мачеха задаст тебе головомойку!
Изабелла ринулась было к дверям, но они по велению белки захлопнулись у нее прямо перед носом, и Изабелла напрасно поворачивала ручку, пытаясь выбраться на свободу.
Мачеха, Юфимия, тоже была здесь, разумеется. Она сама обучала дочерей всему, что, по ее мнению, обязаны были знать и уметь благородные девушки перед замужеством. И сегодня она тоже планировала провести уроки. Но парадный портрет принца приковал и ее внимание. И Юфимия – в общем-то, не легкомысленная и верная женщина, – тихонько вздыхала, с тоской вспоминая свои восемнадцать лет.
– Ах, какой красивый…
Грохот, с которым Изабелла появилась в классной комнате, привлек внимание Юфимии. Затуманенные романтическими мечтами глаза мачехи взглянули на взъерошенную, грязную девушку, но Юфимия не разозлилась и даже не смогла выйти из-под чар обаяния принца, изображенного на портрете.
– А, это ты, дорогая, – произнесла Юфимия, томно дыша и прикладывая ручку к часто вздымающейся груди. – Какое прелестное платье… ты меня определенно радуешь сегодня. Наконец-то платье, наконец-то рюшечки и бантики вместо несносных штанов и сапог… Подойди ближе, дитя мое, и посмотри на портрет принца. Его Величество нам его прислал и ясно дал понять, что очень хочет, чтобы принц выбрал кого-нибудь именно из нашей семьи.
И все три дамы, мачеха и ее дочки, снова шумно вздохнули, терпя жесточайшее любовное терзание сердец.
Изабелла, утерев тыльной стороной ладони залихватские кавалерийские усы, нарисованные черной сажей, хмуро прошла к своей парте, изрисованной чернилами и изрезанной перочинным ножом, и шлепнулась на сидение.
– Разве он не ангел, – пропели в один голос Анна и Тереза, сводные сестры. – Он душка! Он красавец! Скажи, Из?
Изабелла уставилась на портрет – и громко неуважительно зафыркала, чем вызвала неодобрительное шиканье мачехи и злые взгляды сестер.
Принц был, наверное, красивый… где-то глубоко-глубоко, под толстым-толстым слоем макияжа.
Король не поскупился – прислал не просто портрет, а магический, самого лучшего качества. Принц на нем томно улыбался, щурил пронзительно-голубые глаза и изящно поправлял локоны белоснежного модного парика.
У Изабеллы, конечно, тоже были такие портреты. Мачеха перевела кучу денег, угрозами и уговорами заставляя девушку позировать магу-художнику, и поначалу все шло отлично. Но стоило художнику закончить и запечатлеть на полотне черты девушки, как та строила жуткую рожу. И именно эта рожа оставалась увековеченной, потому что художник шептал свои заклятья одновременно с тем, как Изабелла растягивала пальцами рот и таращила глаза.
Художники оставались безутешны, а женихи – сильно шокированы экстравагантностью невесты.
Мачеха запивала стресс коньяком.
– Зефирка и есть, – грубо сказала Изабелла, рассматривая принца даже с некоторым изумлением. – Это же надо так намазаться и напудриться…
– Зефирчик! – хором протянули влюбленные сестры, не забыв томно ахнуть. – Ах, как он хорош собой! Какой модный! Какой тонкий у него вкус!
– Это самый, самый дурной вариант из всех женихов, предложенных в последнее время! – в панике произнесла Изабелла, предчувствуя недоброе. – Нет, я точно за него не пойду, нет!
– Ах, что ты понимаешь, глупая, маленькая девчонка! – вздохнула Юфимия, смахнув набежавшую слезу. – Куда же ты денешься. Конечно, пойдешь. Принц – это ведь не просто муж, это дворец! Это богатство! Это красивые платья, это цветы, вино, украшения и все мирские наслаждения разом! Разве ты не хочешь много-много денег и нарядов, чтобы тебе все завидовали? Конечно, хочешь. Ты просто этого не осознаешь. А как выйдешь за принца, как распробуешь садкую жизнь… Он одарит тебя, а ты одаришь нас… немножко. К тому же, если ты не хочешь носить красивые платья, то их всегда можно отдать твоим сестрам. Они точно не откажутся!
– Не пойду!!
Принц буквально на днях прибыл из самого романтичного города на свете, куда папа-король отравлял его учиться в университете. Кажется, философии. Или стихосложению. Но это не точно.
Город любви, вкуса и моды не мог не оставить на принце своего отпечатка, и домой он вернулся модным с головы до ног, обсыпанный самой белой, самой тонкой пудрой, в самом прекрасном белоснежном парике и пахнущий духами на три квартала.
На портрете сложно было понять, что за черты лица у принца. Вроде как нос не длинный. И щеки не толстые. Но кожа его была отполирована кремом до фарфоровой белизны и прозрачности, а брови нарисованы черными домиками. Щеки его были нарумянены нежно, словно на них отразились последние закатные лучи солнца, губы игриво нарисованы красной помадой, а над верхней губой была кокетливо прилеплена черная мушка из бархата.
Волосы его белоснежного парика были собраны в косу и перевязаны шелковым лентами, развевающимися на ветру. Принц складывал губы уточкой и слал воздушные поцелуи.
– Так бы и съела его, – выдохнула Тереза. – Он такой сладкий!
На своих дочерей Юфимия ставку не делала. Она, конечно, любила своих утяточек, своих кошечек и зайчиков, но слепой и глупой не была. Дочери ее были копией ее покойного мужа, честно разделив между собой абсолютно все папенькины черты, за исключением разве что мужеского естества и волос на груди.
Но все остальное – да, в полной мере.
Покойный супруг мадам Юфимии был человек славный и добрый, но больно уж породистый и знатный. Взлелеянная многовековыми близкородственными браками благородная кровь была слегка разбавлена вливаниями Юфимии. Но этих вливаний оказалось достаточно лишь для того, чтобы девицы вышли здоровыми.
Тут был и невысокий рост, и вытянутое, слегка лошадиное лицо, и рыжий милый хохолок надо лбом.
Анна, старшая, была слегка повыше сестры и постройнее. Ее можно было б назвать хорошенькой, если б не заячьи зубы, радостная улыбка сытого грызуна и конопушки по всему носу.
Тереза была ниже, толще и шире сестры.
Она любила поесть, поэтому ее круглое лицо больше напоминало хомяка.
И никакие забеливания самой дорогой пудрой ей не помогали скрыть солнечные пятна на носу.