Текст книги "Полюбить Дракона (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

«Ты посмотри, какая подлиза! – потрясенно подумала Диана. – Теперь ясно, почему Эван к ней так тянется! У нее язык без костей, и как она льстить умеет! Не о подарках говорит и не о нарядах, а о нем, нахваливая его, как фанатик – бога! Конечно, среди прочих рыбешек она выгодно выделяется! Где ж так врать научилась?! Я-то видела, как она Андреаса окрутила… Андрея. Тогда еще – моего Андрея».

Воспоминание больно ранило ее сердце, прожгло разум. Не вынеся этой льстивой, гадкой, гладкой лжи, Диана, подобрав юбки, рванула со ступеней вниз, к стоящей у подножия трона Эвана Ирине.

Подойдя к ней близко-близко, крепко сжимая посох, она заглянула в ее притворяющиеся, бессовестные, прочные глаза и зашептала так, чтобы слышала ее одна Ирина, горячо, будто ее душа горела:

– Не думай, что ты сможешь обмануть меня хоть на миг! Я тебя знаю; я помню все. Я не забыла, как ты, забавы ради, отняла у меня Андрея. Я знаю, что ничего не значила для него, но ты!.. ты нарочно его соблазнила, чтобы причинить мне боль и посмотреть, как я буду корчиться, потеряв любимого. Тебе это доставляет удовольствие, да?

Ирина смотрела на соперницу, усмехаясь. Ресницы дрожали от сдерживаемого смеха над ее глазами.

– О, да, – прошептала она так откровенно и так страстно, что казалось – от черного яда, сочившегося из ее слов, воздух жжется. – Мне очень понравилось смотреть, как ты корчишься. Такая юная, такая невинная… оставленная любимым ради банальной похоти… Мне очень понравилось чувствовать себя сильнее тебя. Сильнее твоих чувств, сильнее твоих жертв, сильнее твоей молодости и чистоты. Мне нравилось чувствовать, что ты не нужна. Что ты никто. Что нет в тебе ничего особенного. И я сделаю это еще раз; понравился тебе князь Эван? Я чувствую, что понравился. Но я поклялась, что всех мужчин, что обратят на тебя внимание, я заберу себе. Не позволю им тебя любить. Ни единому.

– За что?

Диана могла задать только этот вопрос, потрясенная лютой ненавистью, сквозившей в голосе Ирины.

– Просто потому, – отвечает та, – что мне так хочется. Потому что я так могу сделать. Потому что ты чувствуешь боль. Я нашла себе игрушку, и играть буду по своему вкусу. Буду мучить, буду трепать, буду кусать и терзать, пока мне не надоест, пока рот мой не насытится твоей кровь. Я отниму у тебя все дорогое тебе и испорчу. Я каждый твой вздох превращу в боль. Эван мне не нужен, тут ты права; самки не умеют любить! Но он – мой, и моим он останется навсегда! И я ему не позволю испытать счастье с тобой.

– Ты никогда не станешь для Эвана дорогой и особенной, – в тон ей ответила Диана, хотя внутри нее все дрожало, и слезы были готовы хлынуть рекой. – У таких, как ты, не родятся драконы. Только ущербные Звездные. Потому что ты сама, наверное, рождена от Звездного колдуна. Кровь дурная, холодная и прогнившая, как у мертвой рыбы.

Эти слова, словно точная стрела, нашли незащищенное место в душе Ирины. Та с рявканьем кинулась на Диану, но та выставила вперед черный посох, и коварная драконица отшатнулась в страхе.

– Что, узнаешь палку, которая намяла тебе бока? – усмехнулась Диана, увидев в глазах соперницы страх. – Подожди же, она еще не раз распишет тебе спину, если сунешься ко мне.

– Где ты взяла ее?! – выдохнула Ирина, переведя дух.

– Великая старуха мне отдала этот посох, – ответила Диана язвительно. – И меня признала хозяйкой дома, а не тебя. Тебя дух матери драконов велел гнать взашей, и я тебя прогоню!

От зависти и злости у Ирины перекосилось лицо.

Она считала себя уникальной; самой умной из самок, самой достойной, не рыбой, но равной драконам. Жестокая? Что ж, мир полон жестокости. И мать князей знала это как никто другой.

Но то, что дух старухи не счел ее, Ирину, достойной звания хозяйки дома, пребольно ударило по ее самолюбию. Драконицу даже затрясло от завистливой ярости, что не она признана лучшей.

– Я докажу, – шипела она, стискивая кулаки, – докажу, что она ошиблась, отдав тебе посох! Кто такая ты? Без году неделя, в тебе только-то и есть примечательного, что гладкая кожа! А меня Эван любит!

От драконов не укрылось, что самки яростно спорят о чем-то и вот-вот сцепятся, и уже сцепились бы, если б не посох, которым Диана отгораживалась от Ирины.

– Хватит, – рявкнул Эван, прекращая их тихую грызню. – В конце концов, вас всего двое против целого гарема, который не так давно уплыл в море. Моего внимания хватит на вас обеих.

Диана обернулась к князю. На губах ее мелькала насмешливая улыбка.

– О, нет, князь, – ответила она, качая головой. – Ты думаешь, все так просто? Так я усложню тебе жизнь. Я не пущу тебя в свою постель, если ты коснешься этой ядовитой гадины. Ты думаешь, что можно ласкать двух женщин одинаково, и тебя все устроит? Так вот это не устроит меня! Ты отдал меня своему брату, едва услышав о своей прежней любви? Что ж, я, хоть и с болью, твой выбор принимаю и уважаю. Но в ваших отношениях я не желаю быть, – Диана запнулась, – десертом после основного блюда. Желаешь испить моей любви? Тебе придется выбирать. Я не хочу быть костылем при инвалиде, – она яростно мотнула головой, указывая на Ирину, – и давать тебе то, чего дать не может она. Я жива, я думаю и чувствую, и мне будет противно касаться тебя, князь, после нее. Чувствовать на тебе ее запах. Так что тебе придется выбирать, я или она.

От этих слов на лице Эвана выписалось такое удивление, что было ясно – он и слова не может произнести. Лео позади его трона деликатно прятал насмешливую улыбку.

– Он уже выбрал! – выкрикнула Ирина истерично. – Меня!

– Пусть сам скажет, – грубо пресекла ее Диана. – Здесь князь он, а не ты. Решает он, а не твоя язык. Но если ты, Эван, выберешь ее – что же, это твой выбор, твое решение. Я останусь с Леонардом и не потревожу тебя больше, не напомню о себе.

– Послушай-ка, женщина, – раздраженно рыкнул Эван, озадаченный строптивостью такой, казалось бы, покладистой самки. – Я купил тебя не для того, чтобы ты брыкалась и сопротивлялась!

– Так попроси у брата, пусть возместит тебе ущерб, – огрызнулась Диана. – Он же тоже богат?

Лео тихо покатывался со смеху.

– Ты придешь в мою постель, – рыкнул Эван, – тогда, когда я прикажу!

– Не приду! – строптиво отозвалась Диана. – А потащишь силой… Ты думаешь, я не умею кусаться? Еще как умею!

– Демоны знает что! – разозлился Эван.

***

– Ай, да Ирментруда! – похихикивал Лео, вышагивая впереди Дианы, заложив руки за спину и оглядываясь через плечо, чтобы посмотреть лишний раз на разгоряченное перепалкой лицо девушки. – Вот это укусила!

– Я и не начинала еще кусаться, – буркнула Диана.

– О, еще как начала, – хихикнул Лео. – Ирментруды часто бывают строптивы и часто отказывают – особенно когда море начинает их звать и у них отрастает чешуя, – и способов усмирить их тело у нас предостаточно… но еще ни одна Ирментруда не отказывала князю лишь потому, что он был с другой Ирментрудой.

– Это называется ревность, – буркнула Диана. – Вы что, совсем не умеете ревновать?

– Умеем, – Лео вдруг остановился, и Диана оказалась с ним, лицом к лицу.

Его юность сверкала, как ограненный бриллиант чистейшей воды. Светились его ясные молодые глаза, в которых еще оставались юношеский задор и чистота, сверкала его веселая улыбка, разметались по плечам темные волосы. Диана помнила, что эта юность обманчива, что дракон старше нее едва ли не на сто пятьдесят лет, но все равно не могла отделаться от ощущения, что он смотрит на нее с восторгом, как юнец на недосягаемую и вожделенную женщину.

– Но ревновать умеют лишь те, кто умеет любить, – интимно проворковал он, вплотную приблизившись к ней и поправляя зачем-то складки на ее платье, на груди. – Ты хочешь сказать, Ирментруда, что ты умеешь любить?..

Диана растерялась лишь на миг, и дракону было достаточно этой секунды слабости. Он будто ожидал, когда девушка из суровой, сильной и строгой снова станет мягкой, податливой и слабой, и его руки рванули на ее плечах платье, распарывая его пополам и обнажая ее грудь.

Словно загнанную добычу, Лео ухватил ее прижался голодными губами к ее соскам. Втолкнул в комнату, захлопнул за собой дверь, и снова ухватил опешившую девушку, словно играющий в воде с добычей дракон.

– Что ты вытворяешь? – только и успела пискнуть Диана, оказавшись абсолютно обнаженной в постели.

– Как – что? Эван тебя мне отдал, – хихикнул Лео, стаскивая одежду с себя и прижимаясь гибким сильным телом к девушке. – Я-то по рыбьим норкам не бегаю, и в моей постели этой кривоногой не будет никогда! Так что и причин отказывать мне как будто бы нет?..

Лео крутил и вертел Диану. Словно игрушку. Поставил ее на колени, огладил все ее тело. Его ладони скользили по ее белоснежной коже, снова и снова наслаждаясь гладкостью, каждым изгибом, каждой округлостью. Измял, исцапал все ягодицы, жадно, с наслаждением тиская, урча от вожделения, исцеловал и искусал в страсти, нализал жестким драконьим языком сжавшееся пятнышко ануса.

Диана, покорно стоя перед ним, раскрытая и беспомощная, только поскуливала, чувствуя предательскую влагу меж ног. Ее Лео растер пальцами, осторожными мазками распределил по всей промежности девушки, поглаживая ее и пальцами касаясь жара ее лона.

Головка его члена коснулась там, сзади, где только что был его язык, и Диана застонала, чувствуя, как член дракона туго, с трудом проникает в ее тело сзади, проскальзывает через кольцо тугих мышц.

Лео взял ее осторожно, но полностью, член вошел в тело девушки во всю длину, тревожа ее, рождая в ее животе сладкие спазмы. Дракон прижался к ней горячими бедрами, вжался в ее тело так, что ей показалось, что удовольствие покалывает ее где-то в глубине. Он подхватил ее под живот и под бедро, привлек к себе – и вот Диана уже сидит на его коленях, нанизанная на его жесткий член, с раздвинутыми ногами, которые Лео силой удерживает как можно шире.

Игриво покусывая стонущую девушку за ушко, за шею, Лео толкнулся пару раз в ее тело, заставляя принимать себя все полнее. Диана, стеная и мечась, почувствовала, как член дракона порастает упругими шипами, которые растягивают ее тело до предела и приятно тревожат ее плоть. Ей казалось, что она ощущает каждый из них, их упругое, чувствительное сопротивление и то, как они выскальзывают из ее тела, цепляя ее кожу.

– Отчего так, – скулила она, извиваясь, прижатая к груди Лео. – Я хочу… хочу…

Чего она хочет – она могла бы не говорить. Мягкие толчки, чувствительные ласки дракона наполняли ее живот тяжелым, пульсирующим возбуждением, и зарозовевшее меж бесстыдно разведенных ног лоно текло, желая проникновения.

Оно было таким влажным, таким мягким и соблазнительным, что Лео, не прекращая толкаться в ее тело, на миг отпустил ее ногу и его ладонь легла на пылающие желанием мокрые губки.

– А это затем, – с хриплым смешком ответил он на ушко изнывающей девушке, не прекращая ни на минуту ее терзать , толкаться в ее анус, – чтобы ты этим сладким местечком хотела как следует. Чтобы горела тут; чтобы желала до боли, чтобы извивалась и просила взять тебя сюда и освободить от скопившегося желания. Чем громче твои крики и сильнее твое желание, тем Эван лучше слышит тебя. Думаешь, твои стоны оставят его равнодушным? Думаешь, он не почувствует, как твое лоно жаждет его член? Еще как почувствует. Но пусть пеняет на себя, он сам отказался от такой сладкой рыбки, как ты!

Диана уже не слышала его.

Ей казалось, что этот коварный хитрец наполнил ее тело вместо крови драконьим ядом, и желание разгорается в ней сильнее с каждым его толчком. Она металась, кричала, отчаянно напрягаясь, но лишь плотнее сжимала его член и получала еще большую порцию сладких мучений. От ее жалких стонов звенел воздух, сладким потом возбуждения пропахла вся постель.

Лоно ее, раскрытое и горячее, текло немилосердно, и Диане казалось, что если сейчас Лео не пощадит ее – она сойдет с ума, не достигнув пика наслаждения.

Эван слышал ее, в этом она не сомневалась. Ей казалось, что она ощущает на себе его горящий взгляд, на своем раскрытом теле, на дырочке, принимающей член его брата. Она тряслась, как в лихорадке, умоляя его взять ее, вогнать в ее тело член ан всю длину, и позволить ей кончить, но ответа не получала.

Самая сладкая пытка продолжалась бесконечно. Девушка изнемогла и уже почти не кричала, жадно ловя воздух горячими губами, и только тогда Лео, искусный палач, сжалился над ней. Его рука снова легла на ее лоно, пальцы хищно и сильно погрузились в трепещущую глубину, а большой палец потеребил напряженный клитор. И лишь тогда Диана кончила, с криком и рычанием, выдыхая многочисленные спазмы, выкручивающие ее тело нескончаемым потоком наслаждения.

***

Когда Эван остался с Ирной наедине, женщина с видом победительницы приблизилась к нему и со вздохом удовлетворения опустилась перед ним на колени, обнимая его ноги.

Глаза ее горели хищными огоньками.

– Ты мой, князь, – произнесла она, торжествуя. – А я твоя. Только твоя. Никто больше меня не достоин.

Эти слова неприятно царапнули слух Эвана.

– Никто тебя не достоин? – глухо повторил он. – Что же в тебе такого, что ты думаешь, что стоишь так дорого?..

– А разве не стою? – промурлыкала Ирина, нисколько не смущенная вопросом Эвана. – Разве нет? Разве ты нашел кого-то, кто лучше меня? Разве ты забыл меня? Нет; я же вижу, как жадно горят твои глаза. Если б я не была тебе нужна, разве ты бы пустил меня в свой дом? Нет. Я читаю в твоем сердце, князь, как в раскрытой книге. Я умнее многих самок, если не самая умная. Я достойна тебя, князь. Не сомневайся! И я пришла не просто так.

– А зачем же ты пришла? – с интересом спросил Эван.

Ирина с жаром обняла его колени:

– Князь, – самым пленительным голосом, на который только была способна, произнесла она, – я долго думала и решила: ты – самый сильный дракон в нашем мире! Твоей семье удалось спрятать сердце дракона, а ты его долгое время отстаиваешь у своих врагов, не позволяешь им его похитить. А я – самая умная и сильная самка. Князь, какое мы могли бы оставить потомство?! Сильное и смелое… они, наши дети, властвовали бы надо всеми драконами в мире! Возьми меня своей княгиней, Эван! Клянусь тебе: каждую весну я стану возвращаться из моря в твой дом!

– Моя мать не покидала отца, – машинально ответил Эван. – И всю жизнь в этом доме прожила.

Ирина поморщилась.

– Не сравнивай нас никогда! – ревниво ответила она. – Кто знает, почему она не отвечала зову природы…

– Может, потому, что любила моего отца? – насмешливо ответил Эван.

Отчего-то радость встречи погасла. Может, оттого, что Ирина не кинулась ему на шею, не подарила ни единого поцелуя. Она – такая близкая, такая покорная, вернувшаяся к нему сама, – все равно оставалась далекой, холодной и чужой. Она притворялась, что покорна; Эван даже мог бы оценить ее старания, потому что видел – она изо всех сил старается перекроить свою природу и смотреть ласковей, да только…

«Называешь себя умной, – подумал Эван, заглядывая в ее порочные, холодные глаза. – А не поймешь, что мне нужна не покорность, а настоящее тепло. А этого ты как раз не умеешь; даже притворяться не можешь ласковой и страстной. Диана вот могла… могла отогреть».

Он потянулся разумом к мыслям Дианы, желая услышать хотя бы что-то о себе, хоть искру сожаления – и услышал отчаянный вой, безумие, какое охватывает женщину, когда ею без осторожности и без жалости овладевает мужчина. Эван от ярости скрипнул зубами, сжал кулаки, оглушенный запахом распаленной самки, силой ее желания.

«Чертов братец, – мысленно проскулил он, прикрывая глаза и слыша срывающееся в стоны дыхание женщины и кожей ощущая, как кипит разогретый двумя тесно сплетенными телами воздух. – Мог бы и потерпеть…»

Впрочем, что терпеть? Лео не сделал ничего предосудительного, тотчас же напомнил себе Эван. Лео просто взял женщину, которую Эван ему отдал. Взял сразу – чего ждать? Ему тоже нравится тепло и мягкость ее тела, узкое упругое лоно, ее беспомощные крики…

Эван нетерпеливо заерзал на троне. Он физически ощущал желание женщины, чувствовал, как горит ее жаждущее текущее лоно, как оно хочет его член. Эван ощущал это так же ясно, как если б хотел сам и изнемогал, сходил с ума от возбуждения.

Мокрая, горячая, беспомощная, задыхающаяся от страсти.

Хочет, покорно раздвигая ноги. Жаждет его в себе, жаждет его власти над собой.

– Ты веришь, – усмехнулась Ирина, даже не подозревая, какие мысли и видения терзают Эвана, – что самки умеют любить? Это природа научила самцов-драконов испытывать привязанность к самкам, иначе род драконий прервался бы. Твоя мать… Она очень была похожа на меня; я ее правда понимаю, любая самка жаждет лучшего и самого сильного самца. Да только душа ее была так же темна, как холодный водоворот. И эта, – голос женщины вдруг стал отвратительным, резким, – твоя новая игрушка, Ирментруда Диана… она мастерски притворяется. А знаешь, что она мне говорила? Что забьет меня посохом твоей матери до смерти, сдерет шкуру и выполощет ее в теплых прудах, чтобы все дети, рожденные мной, знали, что мне пришел конец!

– У тебя дети есть? – резко произнес Эван, поднимаясь. Ирина тотчас прикусила язычок, понимая, что сболтнула лишнего. – Странно. А мне ты ни одного не родила.

– Не родила прежде – теперь точно рожу, – спешно затараторила она, не выпуская Эвана, отчаянно цепляясь за его одежду. – Пойдем… я чувствуя желание. Оно кипит во мне, как океан.

Эван прикрыл глаза; хриплые стоны Дианы звенели в его ушах. В его неясных видениях девушка извивалась, корчилась на члене брата и едва не кричала его, Эвана, имя, призывая его на ложе.

Умоляя ее взять.

Виляя нетерпеливо бедрами и раскрываясь перед ним, млея от неутолимой жажды. Рыча, стеная и плача, словно ее клеймили раскаленным железом. Плача от того, что он ее не берет. От того, что он далеко, и она лишена его ласки. Эван чувствовал дрожь в пальцах, а под ними – словно бы сок, струящийся по коже женщины, и нежную мякоть ее тела. И она вскрикивала и рыдала от каждого прикосновения, потому что их ей было мало. И страсть все горела в ее теле, доставляя самую сладкую в мире муку…

И Эван страдал, умирал и воскресал вместе с ней, отчаянно тянулся к стонущей женщине в своих видениях, губами считая пульс на ее подрагивающем животе и слыша накатывающие на ее тело спазмы…

Как же хочется повторить это безумие, этот танец страсти, эту потную, жаркую, развратную возню! Тереться телом об тело, ласкаясь кожей, грудью, животом… Слышать влажные шлепки тел друг о друга, вдыхать пряный аромат желания… пальцы после самки благоухают, как цветы, как сладкая мякоть спелого ореха, как дымящийся горячий хлеб…

Невыносимо!

– Идем, – шептала Ирина, пытаясь увлечь Эвана за собой, дергая его нетерпеливо за руку. – Я давно уже хочу мужчину. Ты же тоже соскучился по моему телу? Разве ты не хочешь его прямо сейчас?

Она дергала и тащила Эвана к выходу из зала, но он вдруг встал, как вкопанный.

В его видениях Диана успокаивалась, корчась в сладких спазмах. Эван уже не ощущал под ладонями жара ее бархатистой кожи, тот словно перетек ему самому в вены и теперь бушевал в его крови.

– Я вижу, ты же хочешь меня, – шептала Ирина, прижимаясь к его боку. Ее руки бесстыдно скользили в паху Эвана, сквозь одежду нащупывая вставший член, и Эван со стоном принял эту ласку, обнаружив, что сам трепещет, будто его ведут на закланье.

Жар – и холод, откровенное желание – и расчетливые ласки, больше похожие на грубоватый массаж. Ирментруда Ирина была довольно опытной самкой. Она знала тела самцов, она знала, где надо погладить и потрогать, чтобы вызвать ответную реакцию. Ее пальцы творили чудеса, касаясь обнаженной кожи, мышц на напряженном животе Эвана, обводя контуры каждого кубика на его прессе, да только…

– Нет, – вдруг произнес Эван. Это слово он почти выкрикнул, ухватив Ирину за запястье и отнимая ее руку от своего тела. В глазах ее отразилось изумление, огромное, как полная луна.

Диана снова встала в его памяти – оскорбленная, гордая, выпрямившая царственно спину. Ее слова «я не разделю с тобой ложе!» больно резанули память. Он вдруг с испугом отнял у Ирины свою руку и тайком, заведя ее за спину, вытер о свою одежду, словно опасаясь, что на коже останется запах самки.

Он не готов был потерять ее.

В этот самый миг Эван вдруг понял, что даже ради неприступной Ирины, которая дразнилась и играла с его чувствами, которая была словно недосягаемая звезда, мечта, идеал и божество, он не готов терять расположение Дианы.

Взять ее силой? Многих плодовитых самок берут так, в специальных спальнях для строптивых. Но Эван не хотел силой. Не хотел податливую мягкость превращать в жесткое сопротивление.

Она сама хочет самца. Всегда его хочет. Всегда принимает и сладко стонет, ощущая его в себе.

Даже капля запаха Ирины может все это разрушить. Даже поцелуй, даже прикосновение ее холодных жестких рыбьих губ может перечеркнуть все! Эван ощутил яростный протест от одной мысли о том, что Диана окажется недосягаема.

Не как Ирина.

Тут Эван сообразил, что все это время просто пытался приручить собственноручно пойманную самку, а она… не приручалась. Оставалась холодна, доводя его до исступления, до отчаяния, до гулкой пустоты в груди. Она просто не могла ему это дать, в ней не было заложено ни искры добрых чувств.

А Диана – тепла. В ее сердце живет весенняя теплая нежность. И потерять это ради не умеющей чувствовать рыбешки?.. Отказаться от того, о чем он молил небеса все это время?!

– Нет?! – повторила, потрясенная, Ирина. – Но ты же сам!.. Ты же хочешь, я вижу!

– Нет, – хрипло повторил Эван, отстраняя самку, пытающуюся обхватить его руками, повиснуть у него на шее. – Я должен подумать.

– О чем тут думать?! – поразилась Ирина. – Ты стал стареть, князь, коли тебе уже надо долго думать, прежде чем лечь с женщиной в постель?!

– Я должен подумать о том, – рявкнул Эван сердито, – а действительно ли ты стоишь того, чтобы всех самок мира променять на тебя одну, женщина?

Ирина насмешливо фыркнула:

– Если тебе будет мало меня, – ответила она, – то бери себе самок столько, сколько захочется! Я не против.

– Другие самки могут быть против,– отчетливо произнес Эван,– чтобы я делил ложе с ними, а потом с тобой!

– Это ты о словах этой гадины?! – возмутилась Ирина. – Это ей мой запах не нравится чем-то?!

– Твой запах в ее постели, – напомнил Эван. – Запах твоего лона на моем члене.

– И ты потерпишь?! – ахнула Ирина, пораженная. – Потерпишь, чтобы самка ревновала и тебе указывала, с кем спать?! Потерпишь ее условия?! Не проще ли выкинуть ее обратно в море? Самок тысячи; тысячи из них превращаются в женщин с красивыми телами, намного красивее, чем эта строптивая Ирментруда! Бери любую! Видишь, как я покорна, видишь, как я готова служить тебе? А она, ведьма, – Ирина заскрипела зубами от ярости, – каким волшебством она себе такую гладкую кожу заполучила?! Тут нечисто, верно тебе говорю! Выкинь ее в море, подальше от берега! Пусть себе плывет туда, откуда взялась! А меня возьми княгиней… ты не пожалеешь, князь! Я служить тебе буду, верно, как пес! Мне, мне ее черный посох отдай. Что толку, что она красуется с ним? Этим посохом только врагов гонять!

– Не я ей этот посох вручил, – ответил Эван, – не мне его и забирать. И врагов… откуда враги в моем собственном доме?

– Как это нет врагов, если ты пригрел эту строптивую самку?! Да вот хоть бы и брат твой, – зашипела Ирина яростно. – Он непочтителен, он смеется! Над нами смеется, князь! Я бы отучила его скалить зубы…

– Помолчи-ка, рыба скользкая! – яростно прикрикнул на женщину Эван. – Как смеешь ты свой зубастый рот открывать на княжича! Ничуть не изменилась, – с досадой процедил Эван. – Одному небу известно, чем ты мне приглянулась, такая хитрая, злобная и расчетливая…