Текст книги "Полюбить Дракона (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Не напоминай мне о ней! – взревел Эван. – Это всего лишь была особая самка!
– Конечно, – поддакнула Диана, раззадоривая его. Боязнь ее испарилась, она готова была дразнить Эвана бесконечно, мучая его и причиняя боль. – Для тебя она была особенной. Когда любишь, человек становится особенным.
– Нет, нет! – яростно выкрикнул Эван, словно пытаясь огненным пером перечеркнуть прошлое. – Вовсе не поэтому! Я сам выловил ее в море, вот почему! Она ко мне приплыла, моим рукам подчинилась!
– Как твоя мать твоему отцу, – снова поддразнила Диана. – Конечно, ты увидел в этом знак и продолжение их невероятной истории.
– Замолчи, – выдохнул злобно Эван, сжимая кулаки.
– Да, – продолжала меж тем Диана. В нее словно бес вселился, не позволяя замолкнуть, и она все смелее бросала ранящие слова Эвану в лицо. – Это и не любовь вовсе, ты прав. Ты просто увидел в этом знак и хотел бы, чтоб это было правдой. Это твое упрямство; может, амбиции. Но не любовь.
– Замолчи!
Эван оказался рядом, вплотную, в один шаг. Он стиснул девушку, его пальцы рванули ее платье, словно дракон хотел разорвать на ней одежды и отправить ее в море, вслед за соперницами. Но жест, которому полагалось быть опасным и страшным, вышел томительно-страстный, ладони князя заскользили по ее обнаженным плечами, и руки Дианы оплели его плечи, губы накрыли его губы – резкие, плотно сжатые. Даже если сейчас Эван вздумал бы кинуть ее в волны, Диана увлекла его с собой, обхватив руками и ногами.
– Мой, – шептала она, исцеловывая его губы, щеки, лоб, глаза, – ты все равно моим будешь, упрямый князь. Зачем тебе эта скользкая змея? Смотри, она вползла в твое сердце, раскрыла там свой острый гребень, и вытряхнуть ее можно только с болью. Но больно будет только один раз. А потом хорошо…
– Что ты вытворяешь, Ирментруда, – Эван уже с трудом сопротивлялся ее ласкам, его ладони тискали ее тело все с большим желанием. – Что ты позволяешь себе, самка…
– Только Ирментруда может позволить себе все, – дерзко ответила Диана. – Остальные – ничего.
Они устроились на мелководье, на светлом песке, на который набегали прозрачные теплые волны. Точнее – Эван повалил Диану в мелководье, в теплое море, дающее ему силу, разодрал на ней платье, обжигая ее плечи и грудь поцелуями, словно раскаленными каплями металла.
– Что творишь ты, самка! – шептал он, избавляясь от одежды.
Он привстал, и женщина поднялась вслед за ним, словно не желая расставаться с жаром его сильного тела ни на миг. Ее ладонь легла на его обнаженный живот, поглаживая, лаская, и дракон вскрикнул, когда ее пальцы чуть царапнули его кожу, повторяя темную дорожку из волос.
– Что ты задумала такое, хитрая самка? – хрипло произнес Эван, в изумлении опустив руки, подрагивая настороженно, но позволяя между тем Диане проникнуть ему под одежду и коснуться пальцами его напряженного члена.
Он читал ее мысли в изумлении и не мог понять, что ему рисуют видения.
А вот Лео понял, оживился, и в один миг оказался рядом.
– О, что она задумала, – повторил он, посмеиваясь и нетерпеливо дрожа в предвкушении. – Это сладко, очень сладко! Покажешь ему?
Он освободился от одежды мгновенно и встал к Диане ближе, в мокрый песок. Его напряженный член подрагивал, все сильнее наливаясь кровью, и Диана осторожно сжала его, поглаживая по всей длине, чуть массируя тонкими пальцами красную упругой головку.
– Что она делает такое?! – изумился Эван, глядя, как девушка ласкает ладонями яички Лео, как она целует перевитый венами ствол – и как с чуть слышным вздохом надевается ртом на красную горячую головку. – Ты с ума сошел?!
– Не бойся, – хрипло ответил Лео, весь подавшись вперед и дрожа от наслаждения, когда юркий язычок девушки принялся щекотать уздечку на его члене. – Эта Ирментруда не кусается…
Наслаждение его стало оглушительным, он со стоном откинул голову назад, подавшись вперед бедрами, за новой порцией сладкого безумия, и Диана, прикрыв глаза, продолжила неспешную интимную ласку.
– Ну, – через некоторое время выпустив член Лео из ярко-красных губ, проговорила она, вызывающе глянув на Эвана, – отважишься отведать этого наслаждения? Или боишься?..
Слово «боишься» подстегнуло молодого князя. Он решительно избавился от остатков одежды и придвинулся ближе к женщине. В глазах его смешались мольба и желание этой неведомой ему доселе ласки. И то, как девушка делала это… это почему-то возбуждало его, рождая в душе какие-то странные, страстные, непонятные желания. Провести по губам… толкнуться в нежное, влажное, узкое горло…
Диана устроилась между братьями. Не выпуская из рук член Лео, поглаживая его, она точно так же обняла ладонью и член Эвана и осторожно провела его головкой по своим раскрытым, зовущим губам. Ее мягкий язычок осторожно коснулся возбужденной плоти дракона, и Эван вздрогнул от страха, перемешанного с возбуждением.
Диана ласкала головку его члена языком, мягко обводя ее, щекоча уздечку и чуть сжимая на головке губы, отчего Эван ахал и тоже весь подавался вперед, трепеща от удовольствия.
– Ведьма, что ты делаешь…
Диана рассмеялась, выпуская из губ плоть Эвана, но тот мотнул головой:
– Полностью, – хрипло произнес он. – Возьми его полностью!
Диана, посмеиваясь, глянула в его глаза, снизу вверх, как кроткая рабыня, да только в ее глазах танцевали лукавые бесенята. Она знала свою власть над этим мужчиной; но приказу его подчинилась. Все так же глядя Эвану в глаза, она сначала облизнула красную головку его члена, пульсирующего от напряжения, и медленно, – так, чтобы Эван поскуливал от нетерпения, – взяла его член в рот, глубоко, до самого горлышка, в которое дракон не терпеливо толкнулся с жалобным стоном.
– О, как хорошо, – стонал он, сжимая пальцами ее затылок, чувствуя, как девушка ласкает его языком и движется туда-сюда, отчего головка его члена скользит по ее языку. – Ирментруда, ты истинно ведьма, раз изобрела такую сладкую ласку.
Диана не ответила; она отпустила Эвана и принялась ласкать член Лео с той же нежностью и желанием, с какими до сих пор дарила удовольствие Эвану.
Она по очереди целовала их члены, ласкала их языком, и эта сцена покорности и нежной страсти заводила мужчин все больше.
– Не кажется ли тебе, – простонал Лео, когда настала его очередь, – что теперь настала наша очередь сделать ей хорошо?..
На самом деле он лукавил.
Просто сил терпеть у него больше не было, хитрая Ирментруда останавливала свои ласки прямо на краю удовольствия, и Лео дрожал от разочарования. Ее ласки были мед и горечь, ад и рай, пламя и холод, наслаждение и страдание, и Лео сам не знал, чего хочет – чтобы они длились вечно или чтобы кончились тотчас же.
Он оказался лежащим на спине, а Ирментруда Диана – верхом на нем. Леонард притянул девушку к себе, поцеловал ее губы, пахнущие им, и со стоном наслаждения почувствовал, как она осторожно надевается на его член горячим мокрым лоном.
Эван, шумно дыша, склонился над нею. Яростно рыкнув, он вцепился в ее плечо зубами, помечая свою самку болью, и взял ее в зад нетерпеливо и грубо, да так, что она вскрикнула и сжалась на членах обоих братьев, тоже причиняя им боль.
– Тише, братец, тише, – шептал Лео, переводя дух. – Она такая узкая, что мне кажется – меня жжет огнем.
– Она измучила, измотала меня! – свирепо рыкнул Эван, безжалостно толкнувшись в нутро женщины.
Диана вскрикнула, выгнувшись, на ее белой коже выступили капли пота, блестящего, как самая мелкая жемчужная чешуя. Но Эван был беспощаден; он прижался к ней, горя, пылая, словно у него жар, снова прикусил ее плечо острыми драконьими клыками, и стал двигаться резко, жестко.
От каждого толчка в ее тело Диана вздрагивала, изнывая. Крепко схваченная зубами за плечо, парализованная болью, она не могла пошевелиться, и лишь шире расставляла ноги, позволяя братьям терзать ее тело, проникая в него глубоко, чувствительно.
Руки братьев гладили и терзали ее. Эван обхватил ее за талию, сильнее прижимая к себе, Лео проник чуткими пальцами меж телами и нащупал горячую упругую точку – клитор. От его ласки Диана взвилась и закричала, мелко дрожа словно от самой сильной боли, потому что наслаждение – болезненное, чрезмерное, развратное, – налило ее тело, его было много, так много, что, казалось, кровь от него закипает и испаряется из вен. И остается только звенящая наслаждением пустота, окутывающая тишина, в которой глохнут ее жалобные стоны и крики.
Братья брали ее жестко и нетерпеливо, даже когда волна навалилась на плечи Эвану и накрыла собой всех троих с головой. Диана сжала губы, чтобы не захлебнуться – и почти сразу же выкрикнула в муке, потому что ей показалось, что об ее спину трется чешуйчатое тело, а в анус входит огромный, нечеловеческий член, растягивая ткани, проникая глубоко, так, что у нее дыхание перебивает. И в лоно ей толкался такой же огромный член, с шипами, сладко массирующими ее клитор. Диана сучила ногами, извивалась, стараясь найти какое-то положение, чтоб не было так мучительно и страшно хорошо, чтобы не сойти с ума и не умереть от разрыва сердца здесь же, но это было невозможно. Члены растягивали ее чувствительные дырочки, достигали внутри каких-то особенных точек, отчего девушка утопала в наслаждении.
Волна схлынула – и наваждение с драконами пропало, Диана отдышалась, зажмурившись, чувствуя лишь жесткие толчки в свое тело. Волна снова облизала их тела – и Диана закричала, вся сжимаясь, чувствуя, как шипы проходят через вход в ее лоно, покалывают анус.
– Это тебе месть за сладкую пытку, которую ты устроила нам, – прошипел на ухо ей Эван, и Диана почувствовала, как все ее существо пульсирует и сжимается в оргазме, который едв не выбил из нее душу.
– Благодарю, благодарю, – шептала она, извиваясь и корчась, не чувствуя ничего, кроме наслаждения, глубокого и огромного, как океан.
Глава 8. Звездный Орден
Звездные колдуны не переносили на дух друг друга.
Их разум погряз во тьме, они не помнили своей родни, своей семьи. Жажда власти овладела ими; только слова Кита им помнились, а еще в неясных видениях во снах приходил венец – давно утраченный, спрятанный, – Венец Когтей и Клыков, черный, страшный. От него веяло силой. Даже во сне Звездные чувствовали, как скрипят, поддаваясь, цепи, сковавшие их крылья, когда сила Венца вливается в кровь…
Итан Среброрукий был самым старым среди Звездных, и он еще помнил, что это такое – быть драконом. Черным и быстрым, как стрела, которая с одинаковой быстротой пронзает и волны моря, и небесную синь.
Он был высок, худощав, черноволос, и глаза его были черными, чернее мертвой бездны, чернее бездонной пропасти.
Если бы самки умели любить, они были бы без ума от Итана. Его черты были тонки и благородны, черные густые волосы обрамляли бледное красивое лицо и ниспадали на плечи, на четко очерченных скулах танцевали под кожей белые и синие звезды. Потеряв крылья, а вместе с ними и часть памяти, Итан долго страдал и бился в яростном припадке. А придя в себя, велел выбить черными чернилами на своей спине утерянную чешую и крылья. Изображение дракона; свой портрет – такой, каким он себя помнил.
Болью тела заливая боль души…
Израненного Андреаса Итан нашел в заливе, куда скинули его драконы, победив. Непонятно, что шевельнулось в душе Звездного, отчего тот решил спасти почти утонувшего собрата, да только спас, перенес в свой дом, и выходил.
Андреас оказался чуть младше Итана. Но так же хитер, коварен и зол. Душа его была еще чернее, чем у старого Звездного, и своего спасителя он не убил только потому, что у Итана не было того, что нужно было Андреасу. А значит, можно было составить временный союз…
***
– …Значит, не подчинилась тебе, – задумчиво произнес Итан. Если не знать, что за черная душа была у Звездного, можно было б подумать, глядя на его умиротворенный вид, что он безмятежен и кроток, а замыслы его благородны. Но только до тех пор, пока он не начинал улыбаться. В улыбке словно другое, страшное и порочное существо проступало сквозь красивые, изысканные черты Итана, и он становился страшен.
От его издевательской улыбки Андреас напрягся, оскалился, как дикий пес. Они с Итаном не имели заблуждений по поводу друг друга, поэтому нужды притворяться не было, и натягивать маску любезности – тоже.
– Ты же говорил, – сладко продолжил Итан, любуясь собой в зеркало, – что самки того мира легко привязываются и следуют потом за своим господином вечно. И ничем их не отвадить, а?
На Итане был новый, черный с серебром, костюм. Он ловко сидел, выгодно подчеркивая стать и широкие плечи Звездного, и Итан, который был весьма тщеславен и очень любил себя, не мог накрасоваться. Он поворачивался так и этак, разглаживал светлое шитье на черном бархате, оправлял светлый пояс, похожий на переплетение шипастых ветвей.
…Венец выглядит именно так во снах всех Звездных…
– Я ошибся, – прорычал Андреас, с ненавистью сжимая кулаки. – Думал, девчонка достаточно привязалась ко мне. Кто же знал, что эти похотливые пресмыкающиеся ей окажутся дороже, чем я?!
– Думал, – насмешливо фыркнул Итан, будто нарочно зля и дразня Андреаса. – Нужно было не только думать, но и убедиться в этом. Но твоя самоуверенность сгубила тебя. А план был хорош. Если б она была чуть больше привязана к тебе, эта пара пресмыкающихся не смогла бы перебить у нее к тебе интерес. Она после помещения в наш мир увидела бы тебя – единственное знакомое ей лицо, – и позабыла бы обо всем. Но ты умудрился испоганить все.
Итан пригладил пышные волосы и из-под полуприкрытых век еще раз осмотрел свое отражение. «Если где-то существует демон-соблазнитель, разжигающий в сердцах страсть и желание, то он выглядит именно так…» – подумал Звездный, и, довольный собой, обернулся к Андреасу.
– Ты ведь не мальчик, – прошипел он злобно, хотя на его красивом лице по-прежнему было запечатлено самое мягкое, самое умиротворенное и прекрасное выражение. – Ты ведь пробовал не одну самку. Так как ты мог подумать, что одной мимолетной ласки самке будет достаточно? На чем основывалась твоя глупая самоуверенность? Хочешь сказать, ты так хорош? Лучше пары молодых драконов?
– Мог бы сам попробовать что-то сделать! – злобно огрызнулся Андреас, и жесткие пальцы сжали его горло, словно отлитая из стали рука подняла его в воздух и с силой, с размаху, припечатала к стене. Черные, как бездна, глаза, заглянули в самую душу, красивые губы Итана тронула нежная улыбка – и это при виде того, как названный союзник задыхается и корчится под его рукой, стараясь разжать словно окаменевшие пальцы.
– Если б я взялся что-то делать, – очень ласково и очень зло проговорил Итан, и глаза его наполнились ядовитой ненавистью, – я бы довел дело до конца. Я бы напряг свой мозг и наговорил самке такого, что она с радостью бы исполнила все, о чем бы я ее попросил. Но ты поспешил! – Итан укоризненно покачал головой. – Ты, неуклюжий повелитель самок, вместо того, чтобы очаровывать эту, полез в постель к другой. К Ирментруде. Ты потратил мою звезду для путешествия между мирами – ты знаешь, каково это, вырвать ее из себя с кожей и кровью? Не знаешь; но вместо того, чтобы делать дело, ты предпочел забыться в объятьях никчемной старой самки. Потешить свое эго. Снова припомнить сладкий вкус победы над князем. Только ведь на этом твои победы закончились.
– Разве он мог устоять перед моими чарами? – раздался насмешливый женский голос. – Разве я не мечта любого дракона? Разве можно его винить в чем-то?
Итан медленно и неохотно разжал пальцы, освобождая извивающегося и трепыхающегося Андреаса и обернулся к говорившей женщине.
– Ты-ы? – протянул он, глядя в ее жестокие смеющиеся глаза. – Маленькая Ирментруда, ядовитая подлая гадина, ты же понимаешь, что сейчас всего в шаге от смерти? Это твоя вина – что Андреас забыл о своей миссии и захотел оттрахать тебя. Это ты, погруженная в свои эгоистичные мысли, соблазнила его. Это ты спутала нам все планы. И сейчас ты выползаешь из своего угла, где пряталась до сих пор, и хвалишься своей неотразимостью?! Да ты поросла чешуей и ракушками, как брюхо старого кашалота!
Та, которую Итан так неласково приветствовал, криво усмехнулась. Слова Звездного больно резанули по ее самолюбию, она задрожала, словно ее спину перечеркнул кровавый след хлыста, прикусила в гневе губы, и Итан расхохотался, понимая, что его слова попали в цель.
– Ты невероятно уродлива, – произнес он с наслаждением, глядя, как темные глаза Ирментруды Ирины просто белеют от ярости. – Даже самки с чешуей красивее тебя. У тебя круглое лицо, как раздутая рыба фугу, и над верхней губой волоски, как у совсем зеленого юноши. И на руках волосы. И на ногах тоже. Ростом ты не вышла, и твои ноги не такие уж стройные, как хотелось бы. Твои волосы черны и жидки, как мертвые водоросли. Так о каких чарах ты говоришь?
– Может, ты и прав во всем, Итан Среброрукий, – зло процедила она, едва не рыдая от оскорбления, которое нанес ей Итан, – да только у меня есть то, что выгодно отличает меня от всех самок.
– Даже не надейся, – гадко усмехнулся Итан, – и в постели ты ничего особенного собой не представляешь. Там ты тоже одинакова со всеми. Бывают и лучше!
– Я тебе не о постели говорю! – завизжала Ирина, словно окаченная кипятком кошка, теряя остатки самообладания. – Я говорю о разуме и о своем языке, при помощи которых я могу добиться чего угодно от мужчины!
Итан цинично усмехнулся.
– Глупая, уродливая самка, – процедил он. – Добейся от меня, чтобы я перестал тебя оскорблять, если такая умная. Только болваны покупаются на твою безыскусную сладкую лесть. Ну что, можешь обуздать свою беззубую ярость и взять себя в руки?
Ирина с трудом перевела дух, с ненавистью глядя на Итана.
– Может быть, ты и прав, – еле себя сдерживая, произнесла она. – Может быть, мед моих слов сладок только болванам, а не таким злобным хитрецам, как ты. Может, ты умнее и хитрее всех их, да только мне твои ласки тоже ни к чему. Поверь – и ты со всеми одинаков, бывают и лучше.
Итан злобно рявкнул на женщину, скаля драконовые клыки, но она увернулась от его злобного выпада.
– А вот кусочек власти мне пригодился бы, – продолжила Ирина, сверля ненавидящим взглядом Итана. – Если отыщется венец, если весь наш народ обретет утерянную память и станет единым целым, я хотела бы занять в нем подобающее место.
– Моей Королевы, полагаю? – насмешливо заметил Итан, и Ирина вернула ему усмешку.
– Зачем мне делить с тобой постель, – ответила она насмешливо, – если я могу найти экземпляр получше? Нет, Итан, я не хочу быть королевой. И рожать тебе детей не хочу. И любить не хочу тебя; ты красив, но ядовит, как будто всю жизнь целовал одних фугу.
– Кем же ты хочешь быть? – удивился Итан, посмеиваясь.
– Я хочу быть советницей, – ответила Ирина. – Той, с кем ты будешь обсуждать свои решения.
– Ты уверена, – расхохотался Итан, – что заслуживаешь, чтобы с тобой что-то обсуждали?!
– Конечно, уверена, – ответила Ирина. – По крайней мере, я готова заслужить. Помоги мне вернуться во дворец к князю, и я вынесу тебе кусок Сердца Кита.
– Откуда такая уверенность?
– Князь был привязан ко мне. Ночами я слышу его зов. Иногда он приходит в мои сны, тоскуя. Связь еще не ослабла; но скоро может прерваться. Сегодня я уже не видела его во сне. Так что поспеши, Итан. Прими верное решение, и ты поймешь, что я – союзник куда более надежный, чем твой Андреас, – она насмешливо глянула на бывшего любовника. – В отличие от него, я не куплюсь на ласки, и за ними не забуду своей цели.
– Боюсь, красавица моя, ты опоздала со своей помощью, – хохотнул Итан. – У князя уже есть самка. Та самая, что Андреас ему подсунул. Красавица, и чешуей не обрастает. Он уже от души с ней развлекается. Здорово он тебе свинью подложил, а?
Ирина склонила голову, недобро глянула исподлобья на Итана.
– А это уже моя забота, – процедила она недобро. – Самка… Я заставлю князя забыть обо всех самках на свете. И об этой самке – тоже. Я в том уверена. Дай мне звезду, Итан. Дай. Ты не пожалеешь.
**
Просыпаться в объятьях двух мужчин Диане понравилось.
Драконы словно свили теплое гнездо, защитив ее от утреннего холода, закрыв ее руками, закрыв своими телами от прохлады. И свое удовольствие они выказывали урчанием, почти звериным, раскатистым, ласкаясь к ней, прижимаясь, поглаживая. Их тела двигались, словно бесконечные змеиные кольца, их губы прихватывали поцелуями кожу на теле девушки, и Диана ахала, ощущая, как загораются на ее теле теплые пятна от касаний их губ.
В дверь спальни постучались – громко, встревоженно, – и Эван поднял лениво голову.
– Кто там еще? – спросил он.
– Встань и посмотри, – хитро произнес Лео, обнимая горячими руками Диану, завладевая ее телом полностью, целуя ее губы и явно намереваясь продолжить вечерние игры в песке здесь, в постели.
Эван нехотя поднялся, отыскал на полу брошенные небрежно вещи, обернул бедра какой-то накидкой, прежде чем открыть двери. Но только он их открыл, как вместе с горячечным шепотом в комнату словно беда ворвалась.
– Князь Эван! – шептал кто-то, принесший эту недобрую весть. – Совсем рядом с Теплыми Прудами ловцы выловили самку, Ирментруду! Гладкую и юную!
– Вот невидаль, – хохотнул Эван. – Кто бы мог подумать, что самки иногда заплывают в теплые воды погреться!
– В этом-то ничего странного нет, – парировал его собеседник, не видный Диане и Ласкающемуся к ней Лео. – Да только это твоя Ирментруда. Она называет твое имя, скалит зубы и говорит, что ни к кому более не пойдет.
– Ирина? – ахнул Эван, и Диана ощутила себя так, словно ее окатили ледяной водой, полной колючего песка, что наждаком дерет кожу.
На Лео эта весть тоже произвела неприятное впечатление, он в один миг оказался на ногах, прыгнул вперед, навалился на дверь всем телом и захлопнул ее перед носом у утреннего наушника, плечом оттеснил брата от дверей.
Глаза его были грозны и темны, ноздри яростно трепетали.
– Нет, – отчетливо произнес он, – ты не пустишь эту рыбину в наш дом снова! Вспомни – от нее одни беды в нашем доме!
– Беды? – переспросил Эван, сверля яростным взглядом брата. – Да она просто женщина! Просто рыбка, что попала в сети. Стыдно на женщину перекладывать всю вину за собственные беды.
– Как и наша мать! – выкрикнул Лео, шарахнув изо всех сил по двери ладонью, выказываю свою нечеловеческую силу и природу. Дверь загудела, на ее створке возникла вмятина от ладони младшего дракона. – Такая же рыбка, и зубов столько же! Ты забыл, как они передрались? Забыл, как твоя Ирментруда пустила ей кровь – твою родную кровь, между прочим?! Простил?!
– Ты же знаешь, – глухо ответил Эван, – как была яростна и неукротима наша мать. С ней никто, кроме отца, совладать не мог.
– Она подрала эту чертову Ирментруду не потому, что была неукротима! – зло шипел Лео. – А потому, что та была самой ядовитой рыбой, попавшей в сети! Твоя Ирина – это зло во плоти! Сладкий язык и черные мысли! Не зря же у меня на не даже не стоял, ибо я не готов поиметь морского дьявола!
– Оставь это мне решать! – рыкнул Эван, ухватив брата за плечо и пытаясь отпихнуть его от двери. – Дьявол она или нет!
– Зачем она тебе? – упирался Лео. – Чем плоха эта, новая Ирментруда? Глаже боков, чем у нее, нет и не было ни у кого!
– Так оставь ее себе, – ответил Эван так легко, что у Дианы, слушающей их спор, слезы брызнули из глаз. – Она всем хороша, пригожа, нежна и кротка. Но она не та, что покорилась только мне.
Эван был влюблен. Это видно было невооруженным взглядом. Никакая красота и никакие ласки не могли вытравить из его сердца образ строптивой и жестокой, хитрой Ирины. Он было увлекся Дианой, ее прекрасным телом, но стоило его прежней возлюбленной мелькнуть на горизонте, как Эван с легкостью отрекся от нового увлечения и поспешил к той, к прежней девушке, что сумела пробудить его сердце, не ведающего привязанности, от векового сна и заставить его петь.
И любовь его была так сильна и явна, так бросалась в глаза, что Диана ощутила очень болезненный укол ревности в сердце. Не смогла, не отвлекла, не покорила… Впрочем, как отвлечь того, кто одержим? Того не соблазнишь даже сладостью секса…
– Ах, спасибо! – насмешливо воскликнул Лео. – Я, конечно, себе возьму эту сладкую Ирментруду. Каждый вечер буду пить ее сладкие поцелуи. А ты будешь смотреть в холодные глаза своей рыбины и помнить то зло, на которое она способна. Яд сочится из ее дыхания. Ложь владеет ее языком. Не забывай – она со Звездным была.
– И что же? Коль ее поймали здесь, она от него уплыла, а обо мне вспомнила! – горячо выкрикнул Эван. – Как наша мать помнила нашего отца!
– Одинаковых историй не бывает! – рычал Лео, оскалив крепкие клыки. – Ты, конечно, князь, старший в роду, но ты ослеплен своим желанием повторить священную историю нашей семьи, а этого не бывает, не бывает!
– Так позволь мне самому творить свою историю, брат! – рыкнул с яростью Эван. – Да, я не отец, и понимаю это, но я тоже хочу быть мужчиной, ради которого женщина раскрыла свое сердце!
И он, рывком отстранив от дверей Лео, спешно вышел из спальни.
Диана, больше не сдерживаясь, заплакала.
Отчего-то ей стало очень горько; она ощутила себя вдруг ненужной вещью, изломанной и брошенной. Вот оно, настоящее отношение к ней драконов! Словно к яркой, новой, дорогой игрушке. Но стоило только появиться любимой забаве – и ее, Диану, отодвинули на второй план.
Хуже всего было то, что она хорошо помнила ночное неистовство Эвана, его страсть, его ласки, его желание заставить ее кричать о наслаждения. Она подарила ему это – свою покорность и свое наслаждение. Он упился ими, почувствовал себя властелином, хозяином над ее телом, глотнул ее любви и страсти, чтобы излечить свою уязвленную душу, и покинул Диану, стоило его первой любви появиться на горизонте.
Чертова Ирка! Что ею движет?! Правда ли ее тянет к князю, или она притворяется? Поблескивая своими подлыми хитрыми глазами, не хочет ли она снова поиграть, отнять у Дианы очередного мужчину, чтобы потешить свое самолюбие и причинить ей боль?!
– Не нужна, – жалобно всхлипывала она, вздрагивая. – Не нужна…
Лео поспешил утешить ее.
– Не плачь, рыбка моя золотая, – шептал он, ласково отирая ее щеки. – Эван перебесится, вот увидишь! Я его знаю хорошо. Это сейчас его глаза застила радость, воссоединение после разлуки, но он ведь не слепой, и не дурак. Ирментруда его, – Лео вдруг выплюнул злое, неприличное ругательство, – некрасивая и злая. Он увидит вас вместе и непременно поймет, что не прав. Пойдем, наденешь самое красивое платье, что только мы сможем найти во всем доме, и самые красивые украшения! Она пожалеет, что сюда явилась. Она увидит, что достойная замена ей найдена.
Услышав это, Диана вдруг успокоилась, отерла слезы с щек. Слова старухи-драконицы звучали в ее ушах сердитой воркотней.
«Я же Ирментруда, а она? Кто она такая? – подумала Диана зло. – Злая рыба. И я, сейчас я главная в доме! Хочет она тут жить? Придется ей по моими правилам маршировать!»
– Пойдем, – ласково произнёс Лео, увидев, что его Ирментруда успокоилась. – Послушаем, что скажет эта змея, выползшая из-под Звездного.
– Погоди, – тихо произнесла Диана. – Я не только красивое платье хочу надеть. Я посох возьму. Посмотрим, как она запоет, когда его в моих руках увидит.
– Хорошая идея, – обрадовался Лео. – Ее ребра должны помнить эту палку!
***
Эван заметно волновался.
Слова Лео он услышал – Ирина была не беззащитная рыбка, а его Ирментруда, коварство и злобность которой он знал хорошо. Эван собрался принять ее в тронном зале, который обычно пустовал и своей величественностью мог поразить воображение любого.
Князь оделся под стать великолепному убранству зала и мятежную Ирментруду собирался встретить неласково. Напугать, смутить, стереть ее язвительную улыбку с губ, заставить говорить правду…
И Лео – неугомонный юнец! – щуря злые темные глаза пришел, и притащил свою Ирментруду, Диану. Эван невольно облизнул пересохшие губы, припухшие от ночных поцелуев, скользнув взглядом по фигуре женщины, обнятой волнующимися шелками.
Девушка была чудо как хороша. Высокая, стройная, чистая. Ни чешуйки лишней. Волосы светлыми прядями рассыпаны по плечам. Плечи перехватывают золотые браслеты. В руке – черный посох.
Диана стояла ровно, подняв голову, свысока глядя на соперницу, которая прикрывалась маской добродетельной стыдливости. Да, эту девушку трудно променять на другую. Эван снова почувствовал неясное томление, желание скинуть душные одежды, окунуться в морские волны, освежиться, заключить в объятья мягкое женское тело и слиться с ним воедино в танце любви.
Посмотрел – и взгляд отвел.
Да, эта женщина хороша и сладка. Она покорна и прекрасна. Но чего-то не хватало в ее нежном образе. Капли горечи недоставало, которая оттеняет сладость.
«Конечно, ничто мне не помешает потом навестить ее постель, – подумал Эван, вспоминая ее поцелуи на собственном члене и дрожа, как подранок. – Но сейчас я должен послушать, что скажет Ирина… Зачем она пришла?»
Хитрая Ирментруда вползла в тронный зал. На ней было какие-то темное, невнятное вдовье платье, и покрывало укрывало волосы, но Эвану она показалась прекраснее и желаннее всех. Загорелся на руке огнем застарелый шрам, который оставили ее острые зубы.
Ирина прятала глаза, словно самая покорная и смирная Ирментруда, и Эван с трудом удержал себя на месте, на троне, хотя ему хотелось кинуться к ней, обнять ее, стиснуть, прижать к своему сердцу.
– Зачем ты явилась, женщина? – нарочито суровым голосом произнес Эван, и Ирина подняла на него взгляд.
– Я пришла к тебе, князь, – ответила она смиренно. – Разве ты не скучал обо мне, разве ты не хотел этого? Я вот скучала и помнила о тебе каждый миг…
– Ложь! – выкрикнул Эван, и это слово радостной дрожью пробежало по телу Дианы.
«Конечно, ложь, – думала она, разглядывая гладенькое личико соперницы. – Посмотри на ее сладкую, лживую ухмылку, посмотри в ее глаза, которые похожи на пуговицы! Скучала она каждый миг?!»
– Скучала? – удивленно произнесла Диана. – А мне вот… видения показали, что ты с удовольствием кувыркаешься в объятьях Звездного. Я даже знаю, как его зовут. Его имя тут каждый знает, думаю. Андреас – так его зовут. И ты легла под него не потому, что он тебя принудил. Нет. Ты хотела этого. Именно этого самца. Так о какой тоске по князю ты говоришь?
Ирина подняла глаза.
На ее лице застыла все та же покорная, умиротворенная улыбка, а глаза сверкали хитро, жестко.
– Ты же знаешь, что драконы не спрашивают согласия самок, – ядовито произнесла она, глядя прямо в лицо Дианы. – Они – господа, они – повелители, они просто берут свое, когда им хочется. Можно сопротивляться, но скоро силы иссякнут, а дракон полон мощи, как бездонный колодец. Он все равно победит и возьмет свое. И разве можно под ним не испытать блаженства? Разве можно не испытать страсти в его объятьях? Это же мужчина; только мужчина может сделать женщину счастливой, – пела Ирина нежным голоском, с придыханием. Надо же, как старается! Какие дифирамбы выводит! – Но даже когда мне было очень хорошо, я вспоминала, что может быть лучше. Только в объятьях князя – лучше. Поэтому я пришла к нему.
