Текст книги "Рэмбо под Южным Крестом"

Автор книги: Конрад Граф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 15

Белый человек из синдиката бросил на циновку крупный алмаз и посмотрел на гангу с нескрываемым презрением. Но ганга не видел этого – он сидел с закрытыми глазами, и раскрашенное лицо его было непроницаемым. Он ощутил настроение белого человека по стуку камня, который был не положен, а брошен. Ганга ударил себя по коленям толстым ремнем и не почувствовал боли. Значит, это было уже не его тело, а другое. Но еще оставалась боль внутри, и когда она покинет его, тогда он переселится в страну облаков.

Ганга, с трудом поднимая тяжелый ремень, бил себя по коленям и слышал свой голос будто со стороны:

– Кунг-кундунг-кикундунг… Кунг-кундунг-кикундунг…

Голос не выражал ничего – ни призыва, ни мольбы. Это была жалоба старого человека на свое одиночество и на свою тоску. Но мокиссо сразу же услышали его, потому что они были рядом – ганга видел их мелькающие тени и ощущал на лице слабое колебание воздуха от их движений. Они освятили то, что принесли им люди, и растаяли, растворились, слились с темнотой. В глазах ганги померк свет и он затих. Ему стало покойно и хорошо. Он не ощущал себя.

Панамоли молча стояли вокруг, не смея потревожить этот покой, и ждали, когда ганга снова вернется к ним. И тогда Мьонге, стоя позади него, не выдержал и тихо сказал:

– Ганга, не уходи…

И ганга услышал его – единственный голос, который он мог еще услышать. Он открыл глаза и протянул дрожащие руки. Ему помогли подняться, и он сказал, что мокиссо явились ему и освятили все, что принесли ему панамоли и белый человек. Ганга не мог уже нагнуться и показал Мьонге глазами на циновку. Мьонга поднял алмаз и помог ганге дойти до хижины. Там он протянул ему камень, но ганга отстранил его руку.

– Ты отдашь его нгандо-покровителю, – сказал старик. Ведь он предназначен ему. А реке я отдам то, что ей и принадлежит.

Он вынул из калебасы речной голыш, обмазал его синей глиной и насадил на стрелу. Второй комочек глины с вдавленным в него голышом ганга велел передать Шаве.

– Если он не глуп, он сохранит его на память, – сказал он и, подумав, добавил: – До тех пор, пока покровитель не возьмет его тело.

Он снял со стены лук и вышел из хижины.

– Веди меня, Мьонге, я уже плохо вижу.

И Мьонге не стал говорить ему о полной луне. Он взял его под руку и медленно повел к реке. Панамоли ждали его, растянувшись цепочкой вдоль берега.

Полная круглая луна высеребрила Луалабу, и дальний лес на другой стороне не казался мрачным и диким, освещенный ровным спокойным светом.

Ганга вложил стрелу в тетиву и высоко поднял голову. Лицо его, раскрашенное красной и синей краской, было спокойно и торжественно. Он стал просить реку принять в жертву то, что принадлежит ей по праву. Он не обращался к нгандо-покровителю – он обращался к реке, откуда вышел и куда собирался возвратиться, может быть, рыбой, может быть, крокодилом, а, может быть, и простым тростником. И тогда он запел старую песню панамолей о Луалабе, все подхватили ее, и ганга заплакал. Он был счастлив, потому что покидал мир горя и забот и собирался переходить в жизнь, полную радости и счастья. Когда песня кончилась и все замолчали, ганга громко произнес заклинание и выпустил стрелу. Она прочертила короткую черную дугу и плюхнулась в воду. Ганга выронил лук и упал. Панамоли подхватили его и с танцами и песнями понесли в крааль. Ганга переселился в страну облаков, и ему можно было только завидовать.

Мьонге прошел мимо крааля и направился к дороге. Под этим огромным звездным небом и необъятным лунным светом он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Его отца и мать взял ганга, потому что ла-джок Шаве вложил в его сердце страх. Ганга освободился от страха и теперь обрел другую жизнь, полную забвения. Шаве потерял свою колдовскую силу и уже не может изменить тело Мьонге по своему желанию. Когда-нибудь, когда устанет, он сам переселится в страну облаков и снова встретится там с гангой. А сейчас он должен передать алмаз нгандо-покровителю, чтобы он взял тело Шаве, белого Шаве, перед которым у него не было никакого страха. У него не было страха и перед нгандо-покровителем. Мьонге заметил это за собой еще при их первой встрече. Теперь он понял, почему потерял страх перед всеми, – он был одинок, и ему некого было огорчать своей смертью.

– Мьонге!

Он остановился и осмотрелся. Он не успел даже заметить, как дошел по дороге до тропы, ведущей к дому Шаве. Перед ним стоял Рэмбо. Мьонге достал из кармана алмаз и протянул ему.

Ганга просил передать это тебе, – сказал он. А сам ушел в страну облаков.

Рэмбо взял алмаз и сжал в руке.

– Жаль, Мьонге, Рэмбо хотелось утешить его, но он не умел утешать и не знал, как это делать, и только повторил: – Мне очень жаль, Мьонге. – Он положил алмаз в карман и спросил: – Ведь ты идешь к Шаве?

– Ганга просил ему тоже кое-что передать.

– Когда ты передашь, ты скажешь мне, что делает Шаве? – спросил Рэмбо.

– Скажу, Рэмбо. Я передам и вернусь. И тогда он потеряет свое тело?

– Он обязательно его потеряет, – сказал Рэмбо. – Это я тебе обещаю. Иди.

Мьонге молча повернулся и вышел на тропу.

Глава 16

Панамоли ничего уже не ели, они только пили. И если вначале, опустив глаза, молча ждали, когда господин наполнит их стаканы, то теперь не обращали на Шаве ни малейшего внимания. Их взгляды скользили по нему, как по пустому месту. Шаве понимал, что гости дошли до состояния, когда их глаза еще видят, но мозг уже отказывается воспринимать окружающее таким, какое оно есть на само деле. И все равно в нем клокотало глухое раздражение. Чтобы не сорваться и не вышвырнуть этих наглых черномазых вон, он отошел к окну, встал рядом с женой и стал смотреть в окно.

За их спинами кто-то начал выбивать на перевернутой кастрюле ритмы Африки и затянул песню. Его дружно поддержали, стуча ладонями по столу. Зазвенела посуда. Но за столом гостям было слишком тесно, и они стали по одному выходить на середину комнаты, пытаясь изобразить хотя бы подобие танца. Они кривлялись, вихлялись, орали и громко хохотали, когда падали друг на друга. И тогда, чтобы заглушить их дикие выкрики и стук, Шаве подошел к приемнику и включил его на полную мощность. Металлические ритмы рока смели гостей с мест, будто порывом ветра. Пол под жесткими ударами пяток затрясся мелкой дрожью, зазвенела и задребезжала посуда в буфете.

– Пришел! – Шаве увидел в окно Мьонге. – Открой им все бутылки, – сказал он Жанне, – и жди меня.

Он вышел во двор и молча уставился на Мьонге. Вот и Мьонге потерял страх перед ним – тоже смотрит на своего господина, как на пустое место. Но Шаве было уже наплевать на всех – скоро он будет далеко отсюда, так далеко, что одно только расстояние заставит забыть об этом нелепом и диком мире, в котором нет никакого понятия о добре и зле, а есть только власть грубой силы.

Мьонге вынул из кармана глиняный шарик и молча подал господину. Шаве взял его, подумал и не стал таиться перед своим зомби. Он разломил его, вынул двумя пальцами простой речной голыш, и ему стало не по себе. Он почувствовал, как дернулось сердце и застучало гулко и невпопад. Ему нужно было понять раньше, что хотел сказать ганга еще тогда, когда передал три речных камешка: он потерял страх перед ним. И если Шаве на что-то еще надеялся, то теперь ганга подтвердил, что эти надежды были напрасны.

– Возьми это себе на память, Мьонге, – сказал Шаве, протягивая ему голыш.

Но Мьонге спрятал руки за спину.

– Нет, – сказал он, – ганга велел передать это на память господину, пока покровитель не возьмет его тело.

Неужели это сон в лунном свете, залившем все вокруг и отуманившем голову? Шаве зажмурился и снова открыл глаза, пробуждение не пришло. И словно во сне, каким-то чужим голосом он позвал:

– Иди за мной.

Мьонге обернулся на дом, откуда доносился грохот музыки и тяжелый топот ног. В окне четко выделялась фигура Жанны.

– Джон, они, кажется, устроили танцы и не собираются уходить.

– Они уйдут, Пит. Неужели ты думаешь, Шаве настолько глуп, что станет ждать, когда я натравлю на него полицию? Надо брать его только с алмазами, иначе потом их просто не найдешь. Да и не могу я остаться должником синдиката.

Рэмбо и Гвари стояли за кустами акаций у изгороди и слушали глухие ритмические удары, доносившиеся из дома Шаве. Наконец появился Мьонге и остановился напротив окна. Вслед за ним вышел Шаве, взял что-то у Мьонге и хотел возвратить, но тот спрятал руки за спину. Тогда Шаве пошел к своему участку, и Мьонге, оглянувшись на дом, последовал за ним.

– Пит, а ведь они идут к шахте.

Раздался треск: Шаве крушил свою изгородь, чтобы напрямую пройти к участку.

– Беги к дороге, Пит, – прошептал Рэмбо. – Оттуда ближе к отвалам. А я пойду следом за ними.

Гвари пригнулся и побежал к тропе. Рэмбо осторожно двинулся за Шаве и Мьонге. Здесь в проволочном ограждении тоже была дыра. Рэмбо остановился перед ней и присел на корточки. Перед ним лежало голое ровное пространство, и нужно было дождаться, пока Шаве скроется за отвалами, чтобы перебежать его незамеченным.

Шаве шагал широко, низко нагнув голову и ссутулившись больше обычного. Руки его были засунуты глубоко в карманы. Мьонге отставал он него шагов на пять. Поднявшись на отвал, Шаве остановился и подождал его. Когда Мьонге поравнялся с ним, он спрыгнул за отвал. Мьонге повернулся, будто надеясь увидеть кого-то, и стал спускаться за своим господином.

Шаве вошел в штольню, и его тяжелые шаги гулко отдались под ее сводами. Мьонге снова отстал и, нащупав в темноте скользкий треснувший стояк, остановился. Как-то он больно ударился об него, стояк коротко треснул, и сверху посыпалась земля. У Мьонге тогда остановилось сердце, и на лбу выступил холодный пот.

Сейчас он осторожно потрогал дерево и чуть не уколол ладонь – огромная тяжесть пласта расщепила стояк вдоль и наискось. Шаве продолжал идти вперед и вдруг остановился, не слыша за собой шагов.

– Мьонге, где ты?

Голос прозвучал глухо и беспокойно. Мьонге улыбнулся.

– Отзовись, Мьонге!

– Я здесь, господин.

Иди ко мне, Шаве сразу успокоился, и голос по-прежнему стал строгим и требовательным.

– Остановись, господин, и не двигайся, – предупредил Мьонге. Здесь стало опасно даже кричать. Там нет белого человека.

Наступила тишина.

– А где он, Мьонге? – наконец спокойно спросил Шаве.

– Я подарил его покровителю.

Мьонге нажал плечом на стояк, и раздался угрожающий треск. Сверху посыпалась земля.

– Мьонге, не делай этого! – закричал Шаве.

Выстрел был как удар грома. У Мьонге зазвенело в ушах. Он хотел что-то сказать господину, но услышал его быстрые приближающиеся шаги и всем своим телом налег на стояк. Он переломился, как спичка, верхний брус рухнул ему на голову, и Мьонге уже не слышал, как трещали опоры и верхний пласт мягко ухнул в пустоту. Штольня будто тяжело вздохнула и выбросила из себя густой клуб пыли.

Рэмбо успел отскочить назад и, споткнувшись обо что-то, сел на землю. Гвари подбежал к нему и остановился, тупо глядя на темную щель, оставшуюся от входа в штольню.

– Жаль Мьонге, – сказал Рэмбо, вставая. – Очень жаль.

Гвари молча повернулся и стал подниматься на отвал. Рэмбо догнал его, и они пошли напрямую через участок, уже не таясь, к дому Шаве, откуда доносились глухие удары ритмов.

Шаве не появлялся, и Жанна начала беспокоиться. Панамолям стало тесно в комнате, и они, толкаясь и натыкаясь друг на друга, вывалились во двор, оставив двоих лежать на полу. Жанна не знала, мертвые они или просто перепили. Она перешагнула через них, подошла к столу и по привычке хотела убрать посуду. Но вспомнив, что нужно уходить, перевернула стол на лежащих панамолей.

Дикие звуки из приемника били по барабанным перепонкам. Она хотела выключить его или ударить ногой, но раздумала и решила пойти вслед за Альбером, чтобы встретить его на участке и уже не возвращаться домой. Она выдвинула ящик буфета, взяла толстый бумажник с документами и деньгами и хотела засунуть его за корсет, но он не влезал. И тогда она нашла пояс, затянула его на талии и опустила бумажник за пазуху. Ей не хотелось ничего иметь в руках, чтобы не вызвать подозрений. Оглядев последний раз комнату, она вздохнула и вышла во двор.

То, что она увидела, заставило ее оцепенеть. Пять крокодилов широким кругом ходили друг за другом, низко пригнувшись, качаясь из стороны в сторону и размахивая длинными острыми ножами. Жанна хотела пересечь этот страшный круг, но когда оказалась в середине, крокодилы вдруг увидели перед собой жертву, которую нужно было принести нгандо-покровителю. Они стали медленно приближаться к ней со всех сторон. Жанна хотела закричать, но ужас перехватил ее горло. Когда крокодилам осталось до нее два шага, они сделали прыжок и вонзили в нее свои ножи. И Жанна только всхлипнула.

Рэмбо услышал этот всхлип, когда подбежал к изгороди. И тогда он резко свистнул. Двор заполнился полицейскими. Рэмбо стоял с Гвари у изгороди и смотрел, как парни Сандерса выворачивают пьяным панамолям руки и куда-то уводят, как доктор Ламбер, стоя на коленях, щупает пульс Жанны. Потом подошел Сандерс и, улыбаясь, крепко пожал руку Рэмбо и Гвари. Рэмбо отстранил его и подошел к Жанне. Она лежала на боку, неловко подвернув под себя руку.

– Странно, – пробормотал Ламбер, – она еще жива. Рэмбо, помогите мне освободить ее от этого… хомута.

Рэмбо вынул нож, разрезал платье вдоль всей спины и осторожно развязал шнур на корсете. Жанна сразу же обмякла, будто вздохнула. Рэмбо вытащил корсет, и вместе с ним выпал бумажник. Он поднял его и передал подошедшему Сандерсу.

Корсет я оставлю себе на память об этом приключении, – усмехнулся Рэмбо.

– Странная память об Африке, – пожал плечами Ламбер и, подержав руку Жанны, поднялся. – Все, господа. Теперь можно уносить.

Полицейские подняли тело и унесли.

– Сандерс, – сказал Рэмбо, кивнув головой на дом, – пусть поищут там, – двоих не хватает.

Он подошел к крокодильей шкуре, поднял ее за пасть и отрезал ножом голову.

– Это тоже на память, – сказал он. – Я обещал одному человеку выбить у крокодилов зубы и привезти ему.

– Вот это я понимаю – память! – одобрил Ламбер. – А то – дамский корсет! Фу!

– Кому что, – не смутился Рэмбо и, засунув корсет в крокодилью пасть, пошел к дороге.

Глава 17

Оставалось часа три до рассвета, когда Рэмбо и Гвари вошли в гостиницу синдиката.

– Джон, – сказал Гвари, – иди сам освобождай Пери. А я устал до чертиков. Искупаюсь и завалюсь спать. Когда вернешься, не буди меня. Иди, освободитель. Оставь крокодила, чего ты с ним таскаешься?

– Я хочу показать его Пери, – сказал Рэмбо и пошел на второй этаж.

У двери двенадцатого номера он остановился и трижды стукнул кулаком. Замок щелкнул, и он увидел перед собой совсем другого Пери – гладко выбритого, помолодевшего, в шелковом голубом халате.

– Боже, что это? – отшатнулся он, увидев перед собой раскрытую зубастую пасть крокодила.

– Это подарок вашему брату, – сказал Рэмбо. – Я обещал ему. Он прошел к столу к положил голову рядом со стопкой бумаг. Можно она тут полежит, сэр?

– Пусть полежит, – пожал плечами Пери и спросил: – Как я понял, можно уже не запираться?

– Вы правильно поняли, сэр. Мы с Гвари сделали свое дело и можем возвращаться по местам.

– И вы арестовали Шаве?

– Увы, сэр, – Рэмбо развел руками. – Шаве погиб в шахте, а обвалилась.

– Это ужасно, Пери помолчал, наливая в кофейник воду, и вздохнул. Значит, тайна наших алмазов похоронена вместе с ним?

– Сэр, – спросил Рэмбо, – управляющий так и не знает, что вы здесь?

– Конечно, ведь вы отключили у меня даже телефон, и я его так и не включал.

– Не могли бы вы пригласить его сейчас сюда? – спросил Рэмбо и вставил вилку в розетку.

– Если это нужно, пожалуйста, – Пери снял трубку и набрал номер.

Долго не отвечали, потом послышался сонный голос управляющего:

– Слушаю вас.

– Доброе утро, сэр, – сказал Пери. Не могли бы вы зайти ко мне?

Наступила пауза, наконец управляющий осторожно спросил:

– Простите, к кому это – к вам?

– Вы что, сэр, забыли уже меня? – улыбнулся Пери. – Это я – Пери.

– Пери? Господин Пери, где вы?

Можно было подумать, что управляющий бросится сейчас спасать своего начальника от банды людей-крокодилов.

– У себя в номере, – продолжал довольно улыбаться Пери. – Где же мне еще быть?

Не успел вскипеть кофе, как управляющий без стука ворвался в номер.

– Простите, сэр, – сказал он, растерянно глядя на Пери, – я думал, надо мной пошутили. Вы живы, сэр? Слава Богу!

Они обнялись, и управляющий окончательно убедился, что это действительно живой сэр Джеймс Пери.

– Рэмбо, – сказал Пери, – может быть, вы все-таки уберете эту гадость со стола? Я хочу вас угостить кофе.

– Это не гадость, сэр, – улыбнулся Рэмбо. – Очень даже не гадость. Я не знаю, правильно ли я поступил, но мне казалось… Впрочем, это уже ваше дело.

Он вытащил из пасти крокодила корсет и развернул его на столе, сбросив голову на пол.

– Если бы это увидел Сандерс, – продолжал Рэмбо, нежно поглаживая ладонью корсет, – или сержант Гвари из министерства внутренних дел, они бы настояли, чтобы представить это суду. А суд, не сомневаюсь, обратил бы это в пользу государства. И вы ничем не могли бы доказать, что это ваша собственность.

Пери и управляющий непонимающе переглянулись. Рэмбо, – сказал Пери, – если это все, что осталось от мадам Жанны Шаве, а больше, думаю, вы не у одной африканской дамы не найдете подобной принадлежности, то как мы можем претендовать на это, как на свою собственность? Или я не понял вашей шутки?

Рэмбо достал нож и провел им ровно по китовому усу – на черном шелке блеснуло четыре алмаза. Пери и управляющий чуть не столкнулись лбами над столом. А Рэмбо продолжал резать корсет, будто линовал лист бумаги. Наконец он сделал последний разрез и ссыпал с корсета все алмазы на стол.

– Вы и после этого не будете претендовать на эту собственность? – спросил Рэмбо.

– Господи, – перебирая дрожащими пальцами камни, выдохнул управляющий, – это же наши камни! Я их почти все знаю «в лицо» Вот за эти, Рэмбо, пять штук, мы выкупили вас.

– У меня нет слов, – усмехнулся Рэмбо. – Благодаря своего Бирса.

– Он у нас уже не работает, небрежно бросил управляющий, продолжая перебирать алмазы. А вот эти два, сэр, мы отдали нгандо-покровителю, чтобы продлить ваши дни. Одного не хватает, – последнего. Жаль…

– Ах, да! – Рэмбо вынул из кармана алмаз, который передал ему Мьонге, и положил на стол. – Этот, сэр?

– Ну, конечно! Рэмбо, вы честно заслужили обещанную синдикатом премию.

– Почему же только я? – удивился Рэмбо. – Я работал с Гвари. Управляющий вскинул голову.

– Рэмбо, неужели об этом никто больше не знает?

– Ни один человек, – кивнул Рэмбо и добавил: – Из оставшихся в живых.

Зазвонил телефон и Пери вздрогнул.

– Боже мой, – смутился он, – я уже отвык от телефонных звонков. – Он поднял трубку. – Слушаю вас.

Звонил доктор Ламбер. Он справился о самочувствии сэра Джеймса и спросил, не у него ли Рэмбо. Пери передал Рэмбо трубку.

– Они мрут, как мухи, Рэмбо, – сказал Ламбер без предисловий. Остались двое и те ослепли. Им, я думаю, сохраню жизнь – для суда.

– А те двое, что были в доме Шаве? – спросил Рэмбо.

– Они уже были мертвы. С вами хочет поговорить капитан.

– Алло, Рэмбо, – сказал Сандерс, – мы перерыли весь дом и сарай и не нашли ни одного алмаза.

Рэмбо промолчал и спросил:

– Так что вы от меня-то хотите, Сандерс?

– Я подумал, может быть, у вас есть какие мысли на этот счет*.

– У меня? – Рэмбо опять помолчал. – Конечно, есть ярдах в четырех от входа в штольню лежит Мьонге. А чуть дальше – Шаве. Достаньте его, и вы получите алмазы.

– Черт возьми! Как же я не подумал об этом? Спасибо, Рэмбо, – и Сандерс бросил трубку, даже не попрощавшись.

– Вы думаете у Шаве тоже есть корсет? – осторожно спросил управляющий.

– Корсета нет, но я заметил у него прекрасный пояс, – ответил Рэмбо. – Не уверен, что в нем есть что-нибудь стоящее. – И он обратился к Пери. – А вы не хотели бы отдохнуть у брата, сэр?

– С огромным удовольствием! – воскликнул Пери и, вздохнув, добавил: – Только не сейчас. Теперь будет много дел. Нужно заниматься выкупом участка Шаве, расширять производства, ставить промывочные машины вместо панамолей… – Пери махнул рукой. – Давайте лучше пить кофе.

– И не забудьте отпустить панамоля Ньяму, – добавил Рэмбо. – Он мне уже не нужен.

Рэмбо спустился в своей номер, когда показалось солнце. Гвари спал безпробудным сном, разметавшись на постели. Рэмбо тихо разделся, но задел на столике чугунную пепельницу, и она грохнулась на пол. Гвари вскочил и вытаращил глаза. Увидев Рэмбо, он успокоился и, вздохнув, положил голову на подушку.

– Я все думаю, Джон, – начал он.

– Ты не думаешь, а все спишь, – возразил Рэмбо.

– Я все думаю, – повторил Гвари, – а ведь мы могли бы спасти и крокодилов, и Шаве, и Жанну. Если бы мы…

– Нет, – перебил его жестко Рэмбо. – Я не вмешиваюсь в жизнь зверей. Пусть они сами грызут друг друга. – Он сел на кровать и посмотрел на залитое солнцем окно. – Мне жаль Мьонге, – сказал он с тоской. – Ах, как мне жаль Мьонге!