Текст книги "Завидная невеста"
Автор книги: Конни Брокуэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Она взглянула на него несколько скептически.
– Из-за их женитьбы, конечно.
Он взглянул на нее, не понимая, о чем она говорит. Она нахмурила лоб.
– Так вы действительно ничего не знаете? Я думала, что к этому времени сплетни…
– Не знаю чего?
– Моя мать была замужем за старшим братом моего отца. – Она взглянула на него оценивающим взглядом без малейшего смущения. – Как мне говорили, разразился большой скандал.
Теперь он понял. Речь шла о древнем церковном запрете браков с близкими родственниками, такими как вдова брата. В Англии на подобные браки смотрели косо, но еще важнее было то, что такой брак мог быть объявлен недействительным любым человеком, который пожелает оспорить его законность. Хотя браки между близкими родственниками случались, было трудно найти британского священника, который пожелал бы совершить обряд бракосочетания, особенно когда речь шла о высшем титулованном дворянстве. В Европе священники были более сговорчивыми.
Очевидно, родители леди Лидии уехали туда, чтобы пожениться, а потом остались там, опасаясь, что их возвращение может дать кому-нибудь повод оспорить законность их брака. Если бы брак был признан незаконным, леди Лидия стала бы считаться незаконнорожденной.
– Теперь вы понимаете, почему я считаю, что мои родители пытались сделать хорошую мину при плохой игре, сохраняя кочевой образ жизни, как будто они сами его выбрали. – Она внимательно следила за его реакцией.
– Возможно. А может быть, ваша мать просто хотела, чтобы вы любили то же, что любила она. А вы любили?
Она улыбнулась.
– Любила, когда были живы мои родители. Я никогда не нуждалась ни в чем и ни в ком. Но после того как они умерли, я обнаружила…
Она замолчала и отвела взгляд в сторону.
– Обнаружили что? – тихо спросил он.
У нее снова появился этот нерешительный взгляд.
– Я поняла неблагоприятные стороны жизни, которую мы вели. Никто не знал меня достаточно хорошо, чтобы взять на себя ответственность за меня. Когда умерли родители, мне показалось, что я тоже умерла. Вернее, я почувствовала, что вместе с жизнью, которую я знала, перестала существовать и я.
Бедный ребенок. Бедная девочка.
– Корона назначила мне опекуна, симпатичного старикана, которого юная девушка интересовала так же мало, как двуглавые козы. Он поселил меня в одном из своих домов в Уилшире. Когда никто за мной не пришел, когда никто не написал мне, я поняла, что для большинства людей, с которыми мы встречались в течение каких-нибудь нескольких недель в различных столицах, поместьях и дворцах, я перестала существовать. Я начала думать, что мы, вероятно, переставали существовать для них сразу же, как только покидали тот штат, дом или ту страну, куда ненадолго приезжали. Неужели о нас забывали, как только мы уезжали?
– Я очень сочувствую.
Она пожала плечами.
– Теперь это не имеет значения. Я говорю об этом для того лишь, чтобы объяснить, почему я не последовала примеру матери. Несмотря на все ее усилия вызвать во мне любовь к кочевому образу жизни, я теперь избегаю изменений. И чем старше я становлюсь, тем больше дорожу тем, что имею. Я хочу продолжать знать тех людей, которых знаю, и те вещи, которые ценю. Я не хочу, чтобы обо мне забывали, как только я покину комнату.
Он это понимал. Джостен-Холл символизировал для него именно такие постоянство и непрерывность.
– Но, может быть, моя мать была кое в чем права. Возможно, нет смысла слишком сильно привыкать к вещи, или к человеку, или даже к образу жизни.
– Наверняка есть традиции, места и отношения, которые стоят того, чтобы их сохранить? – сказал он.
– Но в какой степени следует человеку привязываться к ним? – спросила она. – Изменения неизбежны, не так ли? Как человеку догадаться, стоит ли какая-нибудь вещь борьбы или даже жертв, на которые приходится пойти ради ее сохранения?
У него не было простого ответа на этот вопрос. Он был готов выгодно жениться ради своей семьи, чтобы сохранить Джостен-Холл и образ жизни, который был его образом жизни в течение всего каких-нибудь четырнадцати лет. Он никогда не задавался вопросом, оправданно ли принятие им такого решения. Просто этого требовала от него его семья. Он считал своим долгом выполнить ее требование.
Возле экипажа снова появился официант Сэм, чтобы забрать у них чаши и ложечки. Он с одобрением взглянул на вылизанную дочиста чашу леди Лидии.
– Вы только полюбуйтесь, – по-дружески сказал он Неду. – Миледи знает, как выразить чему-нибудь настоящее одобрение. Такое мало кто умеет делать. Она редкостный человек.
За короткое время, проведенное в ее компании, Нед испытал очарование, удивление, желание, и, наконец, его побудили утвердиться в своем собственном выборе. Вот уж поистине «редкостный человек».
Глава 13
Июнь 1816 года
В задней комнате игорного заведения на Лисл-стрит сидел Чайлд Смит с бокалом бренди в руке. Он уныло смотрел на янтарную жидкость в бокале. Цвет напоминал ему глаза его любовницы. Сейчас ему следовало бы быть в ее постельке, а не ждать, пока в тупике за зданием закончится приступ рвоты у одного из отпрысков Джостена, чтобы начать сдавать карты. Но ему нужно было поддерживать репутацию безжалостного авантюриста, чтобы окружающие не считали его каким-то преданным псом, который настолько привязан к своей любовнице, что и помыслить не мог о том, чтобы оставить ее.
Нет, конечно, он был не такой. Но все же ему интересно было бы узнать, чем занимается его любовница в его отсутствие. Он никогда не считал себя ревнивцем, пока не появилась Китти. Даже после всех этих лет, когда он был ее покровителем, он терпеть не мог, когда другие мужчины с вожделением пялились на нее. Многие мужчины с большим удовольствием показывались вместе со своими любовницами в «Ковент-Гардене» и Войсхолле или в опере, но он предпочитал хранить Китти для себя. Она, кажется, не возражала.
Отчасти этим объяснялось то, что он ни на кого больше и глядеть не хотел все эти годы. Китти была не просто красавицей. Она была уютной красавицей. Удовлетворенная и чувственная, она напоминала ему холеную кошечку, которая знает, что за дверью будуара есть какой-то другой мир, но считает, что он не заслуживает того, чтобы им интересоваться. Чайлд был полностью доволен только в ее компании, находя в ней передышку от необходимости соблюдать приличия.
Приличия и статус были важны для Чайлда. Не только важны, но и настоятельно необходимы. Его семейное имя не было ни особенно старым, ни знаменитым. Правда, он был джентльменом, причем богатым джентльменом, но не более того. А он ставил значительно более высокие цели. Он мечтал стоять на самой вершине общества, так чтобы им восхищались, ему подражали и знали, что он достаточно силен, чтобы несколькими словами либо уничтожить, либо возвысить кого-то, как это делал Браммел.
Чайлд сердито нахмурился. Его ужасно раздражало, что человек с гораздо менее впечатляющей родословной, чем у него, достиг вершины, до которой он только мечтал добраться. Но сейчас Браммела не было, он сбежал от кредиторов на континент, освободив место для нового короля бомонда. Пока что ему не удалось обогнать других претендентов на захват этого трона.
Он не понимал, почему ему пока что это не удалось. Он сделал все, что мог, чтобы поднять свой статус и улучшить имидж. Он завел дружбу с самыми именитыми представителями высшего общества, он перенял их манеры и вкусы, он завел дружбу с нужными людьми в нужных местах, однако добиться социального триумфа ему не удавалось. Ну что ж, подумал он, раздражаясь еще сильнее. К достижению его цели есть по крайней мере одна отчетливо просматривающаяся дорога – богатство.
Не стандартное богатство. Не богатство хорошо обеспеченного человека. А такое богатство, с помощью которого можно купить небольшую страну. Такое богатство, которое он получит в наследство… если женится до того, как умрет его дедушка.
Вспомнив о своем предстоящем бракосочетании с пока еще не выбранной молодой леди, он перестал разглядывать бренди и отхлебнул из бокала большой глоток.
Нельзя сказать, чтобы он возражал против женитьбы. Он всегда предполагал исполнить свой долг и произвести на свет детишек, которые будут помогать ему тратить дедушкино наследство. Но он не хотел, чтобы его вынуждало к этому ухудшающееся здоровье этого старого демона. Он не сомневался, что старый сукин сын исключил бы его из завещания, если бы не поджимало время, оставшееся до его последнего вздоха. Больше всего старик ненавидел собственную неспособность подчинить Чайлда своей воле. Ну что ж, кажется, он в конце концов нашел способ это сделать.
За последнее время здоровье старика сильно ухудшилось. Пропади все пропадом. Уж если он сейчас не с Китти, то мог бы станцевать где-нибудь котильон в поисках будущей миссис Смит, которая повысит его социальный статус. Он надеялся лишь, что та, на ком он женится, не станет настаивать, чтобы он бросил Китти, потому что делать это он не имел ни малейшего намерения.
– Парнишка Джостена все еще пересчитывает булыжники на заднем дворе? – произнес чей-то голос с акцентом.
Это принц Карвелли возвратился из передних комнат игорного заведения вместе с тремя другими мужчинами в штатской одежде с глубокими карманами.
– Да, – ответил Чайлд. – Его кузен поддерживает ему голову, и Бортон тоже там. Кудахчет словно наседка и, конечно, предостерегает детишек от игры с такими, как мы. Не знаю, кто поручил Бортону роль нянюшки при мальчиках.
Карвелли с печальным видом пожал плечами.
– Это им не поможет. Парнишки, намеренные разориться, найдут возможность это сделать.
– Черт возьми, ты говоришь как дьякон, а не как джентльмен с дороги из зеленого сукна, – сказал молодой распутник с тяжелым взглядом по имени Туид.
– Может быть, закончим на сегодня? – предложил Карвелли.
– Конечно, – презрительно фыркнул Туид, – если вы боитесь играть по-серьезному.
Чайлд не любил Туида. Тот был побочным сыном какого-то баронета, выскочкой, который сильно переоценивал собственные способности, вспыльчивым и претендующим на то, чтобы стать вторым капитаном Шарпом. Два приятеля из его компании были более высокого происхождения, но изо всех сил старались, чтобы никто не считал их приятелями Туида, хотя явно носились с ним как со знаменитостью.
Однако Чайлд не мог позволить какому-то щенку называть себя трусом. Он пожал плечами.
– Джостен вполне может позволить себе заплатить за образование своих детенышей.
Он решил сыграть несколько партий, а потом объехать вечеринки в другой части Лондона.
– Я, пожалуй, не буду больше играть и откланяюсь, – сказал принц Карвелли. – Ведь я труслив.
Он не был трусом и не был в долгах, но ему явно хотелось уйти. За последнее время у принца был отсутствующий вид и он нервничал. Можно было подумать, что это ему был предъявлен кем-то матримониальный ультиматум.
– Нет ли у вас в Италии больного дедушки, принц? – спросил его Чайлд. – Такого, который одержим необъяснимым страстным желанием подержать на коленях вашего отпрыска?
Карвелли вздрогнул.
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– У меня, например, такой имеется, и я подумал, что сегодняшняя ночь очень подходит для того, чтобы отыскать себе невесту. Я подумал, что, возможно, вы тоже… – Он не закончил фразу и скорчил ироническую гримасу.
– Осмелюсь напомнить вам, если вы забыли, друг мой, что у меня уже есть жена, – сказал в ответ Карвелли.
– Откровенно говоря, я действительно забыл об этом, – сказал Чайлд. – Вы так редко говорите о ней и о вашей семье.
– Все, что о ней можно сказать, укладывается в одно предложение: «Она святая», – сказал Карвелли и горько рассмеялся. – А я – увы! – грешник, о чем при каждом удобном случае мне напоминают и ее семья, и моя, а также, конечно, она сама. Стоит ли удивляться, что я так долго остаюсь в Англии, чтобы не давать им слишком много удобных случаев?
– Но в конце концов вы возвратитесь к ней и обзаведетесь кучей детишек. Должен же человек исполнить свой долг.
– Святые не размножаются, – грубовато сказал Карвелли, но, побоявшись, что пострадает его апломб, заставил себя улыбнуться. – Я не планирую уезжать отсюда в ближайшее время.
– Вы должны взять себе любовницу, друг мой, – сказал Чайлд, снова подумав о Китти.
Карвелли улыбнулся.
– Вы так думаете? Возможно, вы правы.
– Вне всякого сомнения. Возьмите себе любовницу, и все от этого станут счастливее.
– Возможно, я так и сделаю, – сказал Карвелли, хлопнув его по спине. – Я думаю, что пора начать отбор кандидатур на эту роль. Если вы считаете эту ночь подходящей для того, чтобы подыскать невесту, то почему бы не счесть ее подходящей для выбора любовницы.
С веселым смехом и огоньком, вспыхнувшим в его черных глазах, он вышел из комнаты и потребовал свои плащ и трость.
Чайлд мысленно выругался. А он теперь застрял здесь с Туидом, его приятелями и Бортоном с локтоновскими ребятишками, которые по крайней мере могут чем-то позабавить.
Ох, какое разнесчастное лицо было бы у доброго капитана Локтона, если бы он узнал, с кем якшаются его племянники! Хотя он, конечно, не вышел бы из себя и не высказал бы неодобрения. Если не считать их первой встречи в «Будлз», он никогда не слышал, чтобы этот парень сказал что-нибудь непочтительное. У Локтона было атлетическое телосложение и внешность греческого бога, но он не пользовался этими своими качествами. Не было у него ни высокомерия, ни стиля, ни щегольства, ни огонька.
Но что бы он о нем ни думал, а леди из высшего общества, видимо, не считали, что ему чего-то не хватает, потому что за последний месяц они бегали за этим человеком, словно свора гончих за первым весенним кроликом. Он был повсюду принят и получал гораздо больше приглашений на различные увеселения и рауты, чем даже сам Чайлд.
Локтон даже снискал расположение леди Лидии Истлейк. Ее интерес, конечно, будет недолговечен. Так бывало всегда. Чайлд был уверен, что выиграет пари, которое заключил с Карвелли. Но на трех разных суаре на прошлой неделе Локтон станцевал два танца с леди Лидией. Это приводило в некоторое замешательство…
Нет. Несомненно, это была всего лишь мимолетная прихоть со стороны леди Лидии, решил Чайлд. Она была слишком искушенной, светской, чтобы заинтересоваться всерьез бесстрастным морским капитаном, каким бы красивым и обаятельным он ни был и какими бы хорошими связями ни обладал. Если верить слухам – а Чайлд не имел оснований им не верить, поскольку их подтвердила сама опекунша леди Лидии, герцогиня Гренвилл, – красавица с фиалковыми глазами забавлялась идеей замужества. Это многое объясняло. За восемь сезонов с тех пор как она была дебютанткой, леди Лидия никогда еще не блистала ярче, чем в нынешнем сезоне, и даже сам воздух вокруг нее пьянил как шампанское.
Он задумался. Зачем ей тратить свою энергию на человека, который не способен оценить огонь? Чайлду показалось, что он знает ответ. За последние несколько сезонов леди Лидия иногда творила такое, что наиболее консервативные представители светского общества лишь удивленно поднимали брови. Нет лучшего способа восстановить уважение к себе, чем принять ухаживания респектабельного капитана.
Именно такой хитроумный замысел мог возникнуть в голове проницательной леди Лидии, и он уважал ее за это. Он понял, что такая, как она, могла бы стать для него хорошей женой. Она обладала превосходной внешностью, влиянием и достойным именем. Более достойным, чем его собственное, несмотря на некоторые нарушения светских традиций, допущенные ее родителями. Но это было давным-давно.
У нее также было состояние – хотя это интересовало его меньше всего. Состояние, которое он унаследует от дедушки, когда женится, будет втрое превышать ее собственное.
Как он уже заметил, она была также человеком искушенным. Она не будет возражать против Китти, потому что, как только родит ему наследника, она будет вольна делать все, что хочет и с кем хочет.
Подумать только! Она даже нравилась ему.
Эти интересные размышления были прерваны каким-то шумом. Дверь распахнулась и в комнату ввалились, ухмыляясь, словно пара обезьян, Филипп Хикстон-Таббс и лорд Гарри Локтон. Оба парнишки были красивы, как и все Локтоны, а Гарри придавал дополнительную привлекательность тот факт, что он наследник. Если через несколько лет им удастся приобрести некоторую элегантность, они станут завидными женихами. Если, конечно, не разорят к тому времени свои семьи.
Чайлд задумчиво смотрел, как эта парочка пытается преодолеть участок, как им казалось, качающегося пола. Ну что ж, если графу желательно и впредь оплачивать долги этих парнишек, то Чайлд был готов стать тем человеком, которому они задолжают. Он по крайней мере давал им время, чтобы собрать нужную сумму. Некоторые из его приятелей-картежников требовали погасить долг в течение одного дня. В прошлом году был печальный случай, когда юноша предпочел пустить себе пулю в лоб, не имея возможности ликвидировать задолженность. Бедолага.
– С вами все в порядке? – спросил Смит, поднимаясь на ноги.
Высокий, с золотистыми волосами и благородными чертами лица, лорд Гарри кивнул и, качнувшись, рухнул в свое кресло. Филипп, рыжеволосый и более субтильный, но тоже красивый, остался стоять, слегка покачиваясь и по-совиному оглядывая комнату.
– Где Туи… я хотел сказать – где Туид? Будь оно проклято! Человек должен дать другому шанс отыграться. Так принято.
– Я здесь, – сказал Туид с какой-то хищной ухмылкой, появляясь в дверях. – Вы меня искали? – Его зубы поблескивали в свете лампы словно волчьи клыки. В каждой руке он держал по бутылке джина. – Я просто позаботился о том, чтобы нам было чем утолить жажду. И не беспокойтесь. Я дам вам столько времени, сколько пожелаете, чтобы аннулировать ваши долговые расписки.
– Это очень благородно с вашей стороны, Туид, – невнятно пробормотал Филипп и уселся на стул.
– А как же иначе? – проговорил Туид, который имел наглость подмигнуть при этом Смиту, как будто считал его виновным в разорении этих ребятишек.
С него было довольно. Ему было безразлично, если Туид объявит его трусом. Он-то не был Туидом.
– Сдавайте, мистер Смит, – сказал Туид.
Если уехать сейчас, то можно было бы успеть на званый вечер в Холланд-Хаус, где непременно будет присутствовать леди Лидия. А потом… Его мысли снова вернулись к Китти.
– Я не играю, – заявил он и поднялся из-за стола.
Глава 14
Дворецкий появился за спиной Неда, когда тот, стоя в малой гостиной, критически изучал свое отражение в зеркале. Пора было отправляться к лорду Янгу, а он был не удовлетворен своим внешним видом.
Дворецкий деликатно покашлял.
– В чем дело?
– Еще один носовой платок, сэр. – Дворецкий протянул ему поднос, на котором лежал шелковый платочек, щедро отделанный кружевом.
Нед тупо взглянул на него.
– Кто его прислал?
– Как и остальные, сэр, он был прислан анонимно. Но, если позволите, я осмелюсь высказать предположение, что его прислала Хелин, маркиза Дюпон.
– Вот как? – Он не помнил эту леди.
– Это леди с золотисто-каштановыми волосами, которая отличается пристрастием к ношению тюрбанов, украшенных страусовыми перьями.
– Понятно. – Он вспомнил ее. – Ну что ж, отнеси его вместе с остальными в мою комнату.
– Слушаюсь, сэр. – Дворецкий поклонился и удалился, захватив с собой платок.
Он вернулся к своей попытке завязать шейный платок чертовски сложным, закрученным спиралью узлом, известным под названием «Трон купидона». Можно подумать, что вязать узлы – занятие не слишком сложное для моряка, тем не менее ему пока что это не удавалось. Он развязал платок, готовясь предпринять последнюю попытку.
Если он потерпит неудачу и на сей раз, придется признать, что он проиграл пари, которое заключила с ним леди Лидия, утверждавшая, что ни один джентльмен не умеет как следует завязать на шее собственный галстук. Он сразу же представил себе, как Лидия весело улыбнется, когда он нынче вечером признается ей в этом. Сразу же, потому что эта леди никогда не покидала его мысли.
Смешно так влюбиться в его возрасте, но факт оставался фактом.
Ее глаза, экзотически приподнятые к вискам, заискрятся триумфом, и она слегка вздернет подбородок. Он бы с радостью проиграл сколько угодно пари, лишь бы иметь удовольствие наблюдать, как приподнимаются уголки ее губ, прежде чем расцвести улыбкой. Если она почувствует себя совсем непринужденно, то поднимет изящную руку с узкими ноготками и поправит прядку волос на виске жестом, присущим очень юной девушке. Жест этот казался ему невероятно привлекательным.
Когда-нибудь она так же протянет руку, а он схватит ее за запястье, привлечет в объятия и поправит выбившуюся прядку своими губами.
Улыбка исчезла с его лица. Прошел месяц с тех пор, как он сопровождал ее в кондитерскую Гюнтера. И для него стало ритуалом появляться у ее дверей каждые понедельник и четверг намного раньше, чем допускал этикет, чтобы умчать ее к Гюнтеру в наемном экипаже.
Она никогда не предлагала воспользоваться своим знаменитым ландо, и Нед наконец подумал, что знает, чем это объясняется. Если увидят ее ландо, то заметят и их поездки, и короткие, драгоценные моменты, которые они могли провести вдвоем, перестанут существовать. Ее будут осаждать просьбами поехать на раннюю прогулку. Неда позабавила мысль о том, что она способна единолично изменить принятое в свете понятие о подобающем времени визитов.
Но пока что это короткое время, проведенное вдвоем, стало для него основным событием каждой недели.
Он нередко видел ее на других вечерах, на которые его приглашали, и она, судя по всему, всегда была рада его видеть, однако никогда не выделяла его и не баловала каким-то особым вниманием. Она с одинаковым вниманием и интересом относилась к каждому, будь то мужчина или женщина. Но ему было жаль ее времени, затраченного на других, ему хотелось, чтобы она уделяла больше времени ему. Не хотелось ни с кем делиться ее вниманием.
Он перестал посещать других одиноких леди и проводить время в их компании. В этом не было смысла. Его чувства были отданы только ей. Но чем больше он желал Лидию, тем острее ощущал настоятельную необходимость объяснить ей, в каком финансовом положении оказалась его семья.
Он боялся, что ей не понравятся причины, заставляющие его искать богатую невесту. Она была недостаточно уверена в своей способности вызвать любовь, поэтому он боялся, что не сумеет убедить ее в том, что изначально она сама привлекла и продолжает привлекать его, а не ее богатство. Это его очень беспокоило.
Ему было необходимо как можно скорее сказать ей о финансовом крахе его семьи.
Резкий стук в дверь прервал его размышления.
– Войдите! – крикнул он.
– К вам леди Джостен, капитан, – объявил лакей, и не успел он отступить в сторону, как в малую гостиную влетела Надин в развевающихся муслиновых юбках. Туго завитые, похожие на сжатые пружинки кудряшки так и подпрыгивали у нее на голове. Лакей поклонился и торопливо удалился. Нед его понимал.
– Ты должен что-то сделать, Недди, должен! – воскликнула Надин и рухнула на кушетку.
Нед взглянул на отраженное в зеркале страдальческое лицо своей невестки и продолжил возиться с платком. С тех пор как Надин и Беатрис приехали в Лондон с Мэри, чтобы «насладиться хоть немного настоящим сезоном», не проходило и четырех дней кряду, чтобы одна из них не появилась у него на пороге, возвещая о той или иной неприятности, в результате чего Нед еще раз убедился в проницательности старшего брата, упрямо остававшегося в Норфолке.
– Что случилось, Надин? – спросил он.
– Это касается Гарри и Пипа.
– Понятно.
Он не удивился. Большинство неприятностей было связано либо с ее сыном Гарри, либо с сыном Беатрис Филиппом. Чаще всего с обоими. Обычно простого визита в полицейский суд было достаточно, чтобы выручить их из любой переделки, в которую они попали, взяв их на поруки.
Вызволив их в первый раз, когда они позабавились тем, что заперли ночного сторожа в его сторожке, Нед решил больше не делать этого, подумав, что ночь, проведенная в камере, где кишели паразиты, научит их быть осмотрительней. Однако он не принял во внимание глупость этих молодых оболтусов, которым ночное пребывание в камере казалось признаком доблести.
– Понятно? – эхом откликнулась Надин. – Мир рушится, а ты только и можешь сказать «понятно»?
– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Надин? – спросил Нед, взглянув на часы. До ужина, где он обещал быть, оставалось менее часа.
– Я не знаю. Придумай что-нибудь. Если Джостен узнает, он на сей раз убьет их обоих. Клянусь, он это сделает.
– Сомневаюсь, – сказал Нед. – Он уже вложил в них слишком много сил. Поскольку ждать, что они исправятся, бесполезно, он, видимо, решил подождать до их совершеннолетия.
Надин не знала, как отнестись к этому. Она озадаченно смотрела на него, потом до нее стал доходить смысл сказанного. Она отнеслась к этому серьезно.
– Я не хочу больше детей, Недди, – в панике сказала она. – Надо подумать о моей фигуре…
– Полностью с тобой согласен. – Он откашлялся, чтобы не улыбнуться. Некогда фигура Надин была предметом мечтаний многих молодых людей, но теперь все это осталось в далеком прошлом. Хотя лицо ее оставалось по-прежнему миловидным, фигура округлилась, превратившись в аккуратный овал.
– А кроме того, даже если Джостен не убьет Гарри, то может убить Филиппа, и тогда Беатрис больше никогда не станет со мной разговаривать. А я этого не вынесу. И Гарри тоже. Он любит Филиппа. И Мэри тоже его любит. По правде говоря, и я тоже.
Неду даже показалось, что она над ним насмехается. Однако взглянув ей в лицо, он понял, что это не так. И он снова вспомнил, что очень любит свою семью. Каковы бы ни были их недостатки, нехватка любви или преданности не относилась к их числу. Его раздражение прошло. Пусть даже у нее не было причины, но ее беспокойство за сына и племянника было искренним.
Он подошел к ней, сел рядом и взял за руки.
– Расскажи мне, что случилось.
– Речь идет о Гарри и Филиппе, – повторила она. – Они, как видно, решили поразить общество сенсацией и убедили себя, что единственный способ достигнуть этого – стать денди и собезьянничать их привычки – и плохие, и хорошие, – хотя, честно говоря, Недди, если судить по тому, что я вижу, у них нет хороших привычек, а только плохие. Они чрезмерно грубы и сверх меры заняты собственными персонами. И все позволяют им делать это. Прошлым вечером один из мерзавцев сказал леди Уингбау, что ее платье еще терпимо спереди, но что вид сзади оскорбляет глаза, и предложил выйти из комнаты спиной вперед. И она это сделала!
– Но какое отношение это имеет к Гарри и Филиппу?
– Самое прямое. Они были вместе с этим мерзавцем! Я слышала об этом от нескольких человек, которые там присутствовали, – сказала она. Неду едва удалось сохранить серьезное выражение лица. – Но сейчас дело обстоит еще хуже, чем тогда.
– Как так?
– Видишь ли, как только Джостен сказал им, что ты был так великодушен, что заплатил их долги, они, конечно, несказанно обрадовались.
– Очень мило с их стороны, – сказал Нед, – но, увы, они забыли сообщить мне о своей радости.
– Вот именно! – возмущенно воскликнула Надин. – Они невероятно грубы, не так ли?
Нед решил проигнорировать этот вопрос, поскольку интуиция подсказывала ему, что хотя мать может критиковать своего сына, дядюшке это делать нежелательно.
– Кроме того, что забыли поблагодарить меня, чем еще они так тебя расстроили?
Услышав этот вопрос, Надин опустила голову. Ее полная шея и круглые щеки залились краской. Нед с удивлением понял, что Надин искренне смущена. Он понял, что это не мелодрама, разыгрывать которые она была большой мастерицей, а искреннее страдание.
Увидев, что она так страдает, он разозлился не на шутку и подумал, что было бы неплохо применить к парнишкам такие наказания, которые применяют к нарушающим дисциплину морякам. К сожалению, Надин и Беатрис никогда не простили бы ему этого, хотя Джостен, возможно, был бы втайне доволен тем, что превысил дядюшкины полномочия.
– Что бы это ни было, ты можешь все рассказать мне, Надин, – сказал он. – Я уверен, что все не так ужасно, как тебе кажется.
Что может быть страшнее, чем ситуация, сложившаяся на данный момент?
Он поговорил со всеми заинтересованными сторонами – барристерами, банкирами, брокерами и кредиторами, – каждый из которых владел небольшой долей состояния Локтонов, а теперь все вместе они владели почти всем состоянием. Не только азартная игра этих оболтусов довела семью до разорения. Это был заключительный этап продолжавшегося в течение нескольких поколений неправильного управления, расточительства, необоснованной доверчивости по отношению к брокерам и просто невезения.
Личные сбережения Неда были израсходованы в попытке залатать бесчисленные финансовые дыры. Потребуются долгие годы тщательного планирования бюджета, чтобы вытащить семью из ямы, в которую ее завели обстоятельства, безрассудная трата денег и чрезмерные амбиции под девизом «положение обязывает».
– Надин? – окликнул он задумавшуюся невестку.
– Они… они снова играют.
Он замер. Черт побери, их все-таки надо было хорошенько выпороть. Ах они упрямые ослы, ах они неотесанные, безответственные…
– Ты должен остановить их. Вчера вечером они проиграли три тысячи фунтов, Недди, какому-то мерзавцу по имени Туид.
– Ты уверена?
Она достала из ридикюля сложенный лист бумаги и протянула ему. Это была страница «скандальной хроники». Его взгляд упал на заметку, в которой сообщалось: «Два молодых человека с севера, члены семьи одного графа рискнули прошлым вечером тремя тысячами фунтов и проиграли».
– И, Недди, – она шмыгнула носом, и на этом ее храбрость иссякла, – они снова играют сегодня! – взвыла она.
– Что-о? Как ты об этом узнала?
– Я слышала, как они говорили об этом сегодня, когда думали, что никто их не слышит. Я хотела было отругать их, не позволить… но не сделала этого. Я никогда не умела отчитывать людей. Я бы потом чувствовала себя виноватой из-за того, что взялась за то, чего не умею делать. Хорошо бы, если бы Беатрис была дома, но она уехала с Мэри на музыкальный вечер к Веддерам. Правда, присутствие Беатрис не решило бы проблему, но при ней я чувствовала бы себя спокойнее. И я вынуждена была прийти к тебе.
Последнее предложение она произнесла таким тоном, что он почувствовал себя негодяем, оттого что разговор поначалу вызывал у него раздражение.
– Давно ли они уехали?
– Несколько часов назад.
Нед удивленно приподнял брови.
– Тебе потребовалось слишком много времени, чтобы добраться до меня.
– Мне потребовалось много времени, чтобы одеться, – сказала Надин. – Боже милосердный, Недди, не могу же я в таком виде показываться на публике. Как-никак я графиня Джостен.
