Текст книги "Завидная невеста"
Автор книги: Конни Брокуэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Значит, Джостен был щедрым человеком. Тем лучше. Но ее интересовал не он, а его брат.
– Понятно. А что ты знаешь о его младшем брате, Эдварде? Расскажи мне.
– Он явно подходит на роль претендента, – по-деловому сказала Элинор. – Он капитан флота. Вернее, был им. Он вышел в отставку после разгрома Наполеона при Ватерлоо, несмотря на то что адмиралтейство настойчиво уговаривало его остаться, хотя теперь больше не нужно пускать на дно французские или испанские корабли. – Элинор понизила голос. – И если уж речь зашла об этом, то ходят слухи, будто он получил большую капитанскую компенсацию за полученные ранения.
– Ранения? – воскликнула Лидия. Насколько серьезно он был ранен? Она так встревожилась, что даже не заметила, что не задала самого важного вопроса: – С ним все в порядке?
– Как видишь, он выжил.
– Расскажи мне о его семье, – попросила Лидия.
– Они очень хорошо обеспечены, – сдержанно сказала Элинор. – Иначе они не смогли бы поддерживать нынешнее молодое поколение. Эти желторотые денди вечно попадают во всякие истории. Парнишки пристрастились к азартным играм, а юный наследник имеет особую склонность к картам и заключению пари. Несколько недель назад Смит выиграл у него целую кучу денег, и Джостен заставил юнца понервничать, когда тот пытался раздобыть денег, и только потом отправил капитана расплатиться.
Богатый, с хорошими связями, с хорошими манерами… Почему он не смотрит на нее? Джентльмены всегда смотрели на нее – не скрываясь, исподтишка, слишком нагло, слишком робко, но смотрели всегда.
Возможно, в рассеянном свете дня ее волосы выглядят тусклыми, а лицо кажется болезненно-бледным…
– Лидия, – вдруг сказала Элинор, – только не стой с открытым ртом и постарайся не заикаться, но если ты сейчас повернешься, то тебе, кажется, представят твое сокровище.
Глава 9
Лидия не пялилась на него… ну почти… и за всю свою жизнь никогда не заикалась, но что будет, если он действительно узнал ее? Нет, уговаривала она себя, такое просто невозможно. Та встрепанная продавщица и леди Лидия Истлейк вовсе не похожи друг на друга. Она повернулась.
На секунду ей показалось, что он ее все-таки узнал: взгляд у него был пристальный и немного лукавый, – но нет…
– Леди Гренвилл, как я рад снова видеть вас, – воскликнул Чайлд Смит, кланяясь Элинор, прежде чем обратиться к Лидии. – А вас, леди Лидия, я надеялся найти здесь.
Как бы ни были отвлечены ее мысли совсем другими проблемами, она умудрилась одарить его приветливой улыбкой. Она знала, что многие не очень жаловали Смита, но всегда считала его высокомерие защитной броней человека, которого учили слишком часто подвергать сомнению собственную значимость.
– Как поживаете, мистер Смит? – спросила Лидия. Черт возьми. У нее, кажется, перехватило дыхание.
– Сносно, – ответил он и повернулся к своему компаньону. – Леди Гренвилл, позвольте представить вам капитана Эдварда Локтона. Капитан, познакомьтесь с ее светлостью Элинор, герцогиней Гренвилл.
– Рад познакомиться с вами, мэм. – Капитан поклонился.
– Леди Лидия, – сказал Смит, и в его глазах заплясал дьявол, – позвольте представить вам капитана…
– Не трудитесь, мистер Смит. Капитана Локтона. Я ведь стояла рядом и все слышала. – Лидия взглянула на Локтона, и ее сердце забилось так сильно, что он наверняка услышал его биение. – Как поживаете, капитан?
Она глядела ему прямо в глаза. Они были такие же ясные и приветливые, как тогда в лавке, и она, не заметив никаких признаков того, что он ее узнал, почувствовала облегчение. Не разочарование, нет. С какой стати ей испытывать разочарование? Он не узнал в ней маленькую продавщицу в пыльной одежде. Это едва ли можно назвать причиной для разочарования.
– Очень хорошо, леди Лидия, – сказал капитан. – Спасибо.
– Как видите, леди Лидия не является рабой протокола, – объяснил Чайлд Смит. – Протокол сам подстраивается под нее.
– Вы не любите соблюдать формальности, леди Лидия? – с любопытством спросил капитан.
– Полюбуйтесь, что вы наделали, мистер Смит, – с упреком сказала Лидия. – Теперь капитан решит, что я какое-то бесшабашное создание, тогда как я соблюдаю все правила, принятые в обществе.
– Вот как? – удивился капитан, прежде чем Смит успел ответить.
– Именно так. Временами я могу позабавиться над некоторыми условностями, если так положено в соответствии с моей ролью. Боюсь, кстати, что она весьма неоригинальна.
– А что это за роль, леди Лидия? – спросил он с таким явным интересом, что она почти забыла, что должна быть искушенной и безразличной. Однако во многих отношениях она была искушенной задолго до приезда в Лондон, и едва ли какому-то капитану удалось бы заставить ее позабыть свою роль.
– Я ведь денди женского рода, капитан. Это, наверное, сразу видно. – Она окинула его оценивающим взглядом. – Уверена, что вам приходилось встречаться с такими.
– Нет, мэм, – с серьезным видом произнес он. – Не думаю, что я когда-нибудь встречал женщин, подобных вам.
По ее телу пробежала дрожь. Если бы ей сказали, что одно лишь обращение «мэм» вызовет у нее радостный трепет, она бы просто рассмеялась. Но он сказал это с таким видом… «Боже милосердный, – подумала Лидия, – я, кажется, совсем ослеплена».
– Мистер Смит, я вижу там леди Сефтон. Мне необходимо с ней поговорить. Не могли бы вы проводить меня к ней? – сказала Элинор.
Лидия совершенно забыла о присутствии Элинор. И Смита. Все ее существо было настроено на восприятие слов высокого красивого мужчины, смотревшего на нее с таким напряженным вниманием. Она слышала, как Смит ответил, что сделает это с удовольствием, и как они удалились, направляясь в другой конец террасы.
Лидия не смотрела им вслед, но и капитан Локтон не смотрел.
– Уверяю вас, что меня не назовешь редким исключением. Просто вы слишком долго были в море, – сказала она, продолжая разговор. – Но теперь, когда вы в Лондоне, вы наверняка встретите множество женщин и узнаете их привычки. Вам это скоро наскучит.
– Не думаю. Правда, знакомая вещь не так привлекательна. Возьмите, например, русалок. Когда я был парнишкой, я был совершенно ослеплен ими.
Ей показалось, что она знает, в каком направлении текут его мысли, и решила помочь ему закончить рассказ.
– Но вам надоело представлять себе то, чего вы никогда не узнаете, и вы оставили мысли о них в пролетевшем детстве.
– Ах нет, мэм, я хотел сказать, что, проведя половину своей жизни в море, я вполне надежно застраховал себя от их чар.
Она вздрогнула. Он поймал ее врасплох, а она не привыкла, чтобы ее заставали врасплох.
– Значит, видеть русалок – для вас привычное дело, не так ли? – со смехом спросила она.
Он печально покачал головой.
– Было бы терпимо, если бы приходилось только видеть их. Утомляет не это. На самом деле они премиленькие существа. Утомляет их бесконечное пение. Они без конца скулят о каком-нибудь парне, о прошедшей любви и тому подобных вещах.
Он наклонился к ней и понизил голос.
– Вы, несомненно, слышали истории о людях, погибших потому, что их заманили русалки.
Она кивнула.
– Правда заключается в том, что большинство из них умерли от страха. Они боялись, что обречены целую вечность слушать любовные причитания.
Она расхохоталась, представив себе моряков, в ужасе разбегающихся от трогательных, изнывающих без любви русалок, слишком привлекательных, чтобы можно было устоять перед ними.
– Вы не верите мне, леди Лидия?
– Мне кажется, вы рассказываете какую-то пуританскую сказку, капитан, автор которой признается в том, что не желает больше слышать пение обольстительных морских русалок.
– Просто я хотел показать на этом примере, что те вещи, которые кажутся вам чем-то необычайным, я принимаю как нечто само собой разумеющееся. И наверное, так будет всегда.
Ей показалось, что в его взгляде появилась нежность, а она не привыкла видеть нежность в глазах мужчин, как не привыкла к тому, чтобы ее заставали врасплох. Восхищение? Удовольствие? Да. Даже желание. Но такие взгляды мог вызвать любой неодушевленный предмет: прекрасная картина, политическая карикатура, французская почтовая открытка. Нежность была более интимным чувством, направленным чаще на живые существа, чем на вещи.
Она покраснела. И опустила глаза.
– Извините меня, – сказал он, заметив, как изменилось выражение ее лица. – Я привел вас в смущение.
– Нет, – покачала она головой, – ничего подобного.
Он сочтет ее полной дурочкой, если она даже тонкий комплимент не сможет выслушать, не покраснев.
– Хотела бы я знать, какие еще вещи, которые поражают меня, могут показаться вам обычными, – сказала она. – Кроме, конечно, русалок.
– Постараюсь подумать над этим, – сказал он и добавил: – Я слышал, что леди Пиклер очень гордится ландшафтами своего парка. Не желаете ли прогуляться со мной и объяснить, что я увижу?
– Да, – ответила она сразу же.
Что с ней такое? Ей следовало для приличия хотя бы немного помедлить. Но… зачем? Зачем эта фальшь, если в его компании так легко быть такой, какая она есть?
Не найдя ответа, она стала спускаться по лестнице на газон. Он шел рядом с ней, непринужденно заложив руки за спину и соразмеряя свои широкие шаги с ее шагами.
Небо у них над головами заволокло тучами. Вокруг потемнело, как будто на землю опустились серебристые сумерки. Капли росы свисали с листьев словно хрустальные подвески, оставленные крошечными лесными нимфами, и в воздухе ощущалась влага. Влажная трава промочила тонкие кожаные подошвы ее туфелек. Но она не замечала этого.
Памятуя о правилах приличия, она остановилась на краю газона. Он взглянул на нее, потом вокруг и не смог скрыть удивления. Каждый, кого не предупредили заранее о ландшафтах леди Пиклер, бывал, как правило, ошеломлен. На десяти гектарах земли леди Пиклер удалось разместить римские развалины, лужок с овечками, греческий храм, японскую пагоду и обиталище отшельника – в комплекте с волосатым низеньким отшельником, который мрачно чистил картошку возле входа в свое логовище.
– Думаю, что в свободное от исполнения роли отшельника время он работает здесь младшим садовником, – сказала Лидия, проследив за взглядом капитана.
– Надеюсь, что это так! – воскликнул капитан.
Она искоса взглянула на него.
– Трудно представить себе, что у вас на корабле были люди, занимавшиеся исключительно чисткой картошки и выглядевшие столь же угрюмо и неприветливо.
– Были, – ответил он. – Например, мой кок. Причем он выглядел гораздо более несчастным, чем этот парень. Надо будет разыскать его и сообщить, что в высшем обществе существует спрос на эти его таланты.
Она снова рассмеялась, а он взглянул на ее лицо.
Под его взглядом ее смех замер, и она позабыла, где находится. Лидия почувствовала, как раскрываются ее губы, как вздымается и опускается грудь, и постаралась восстановить самообладание. Если она будет продолжать пялиться на него с открытым ртом, он, чего доброго, узнает в ней продавщицу, которая предлагала ему китайскую чашу.
– Долго ли вы были моряком, капитан? – спросила она, наполовину отвернувшись, чтобы взять себя в руки.
– Не так долго, как большинство мужчин, которые делают карьеру на флоте, – ответил он. – Я пришел на флот довольно поздно.
– Вот как? Сколько же вам было лет? – Она хотела знать о нем все.
– Четырнадцать.
У нее округлились глаза.
– И это считается поздно?
– Большинство корабельных гардемаринов совершают первое плавание в возрасте одиннадцати или двенадцати лет. Однако мне пришлось оставаться в Джостен-Холле до тех пор, пока не умер мой отец.
Она покачала головой.
– Вам очень не терпелось уехать?
– Очень.
– И вы снова вернетесь во флот?
Он покачал головой.
– Я вышел в отставку.
– Вы слишком молоды для того, чтобы выходить в отставку.
– Возможно, – коротко ответил он. Казалось, ему неинтересно отвечать на ее вопросы.
Это удивило Лидию.
Большинство мужчин, если их немного поощрить, обожали поговорить о себе. Но он, кажется, предпочитал сам спрашивать ее, а не рассказывать о себе.
К сожалению, она не могла рассказать ничего интересного. В ее случае необычным было то, что ее богатство и привилегии, которые оно ей обеспечивало, не были результатом какого-то действия или бездействия с ее стороны. Она ничем не заслужила своего положения. Несмотря на то что в детстве она много путешествовала, ее мир оставался очень маленьким и был весьма элитарен, когда речь шла о допуске в его члены.
А дорога, которую выбрал для себя капитан Локтон, обеспечила ему более глубокое знание жизни и более разнообразный опыт. Он водил людей в бой и принимал решения, которые имели далеко идущие последствия. Он изменял мир в целом, а не только его маленькую часть. Ей очень нравилась собственная жизнь, но его жизнь была значительно интереснее.
– А где прошло ваше детство, леди Лидия? Вы росли в Лондоне?
– Нет, – резко сказала она, но, почувствовав, что ответ прозвучал грубо, добавила: – Мои родители много путешествовали, и я вместе с ними. Пока они не погибли.
– Я вам соболезную. Расскажите о них.
Она посмотрела на него с удивлением. Всем была известна история ее родителей – от скандального начала до романтических отношений и трагического конца. Но тут она вспомнила, что он, наверное, был в море, когда они погибли.
Она не знала, с чего начать. Пресса и общество, основываясь на их не освященном церковью браке и необычайно привлекательной скитальческой жизни, называли их изгнанниками. Но она помнила о них не это. Когда она думала о своих отце и матери, ей вспоминался не скандал и не окружавший их романтический ореол.
Странно, но это так.
– Они удивительно хорошо подходили друг другу. Моя мать была настоящей красавицей, а отец – светским человеком до мозга костей.
– Какими они были?
Какими? Но она только что сказала ему это. Они были красивыми и веселыми… и великолепными. Разве она ему этого не сказала?
– Вы сказали, что они были красивой парой, но что еще? Прислушивались ли они к тому, что подскажет совесть, или действовали импульсивно? Что они делали для собственного удовольствия и что – по велению долга?
– Все, что они делали, было ради удовольствия, – сказала она, хотя почему-то не очень охотно.
Он покачал головой.
– Не уверен, что это было так.
Как он мог сомневаться в правдивости ее слов, если она была свидетельницей их жизни, а он даже не был знаком с ними. Она почувствовала, что расстроена и даже возмущена его ответом. Наверное, и то и другое.
Лидия всегда была честна сама с собой, признавая свои недостатки и свои сильные стороны. Неужели у нее неправильные воспоминания о родителях? Или по крайней мере неполные? Что она знала о них? Они казались ей звездами, всегда освещающими ей дорогу… но издали и немного холодным светом, несмотря на весь их блеск.
Какие пристрастия, кроме любви к веселой компании, красоте и элегантности, завещали они ей? Наверное, есть что-то еще…
– Когда мне еще не было десяти лет, отец научил меня ездить верхом и стрелять из пистолета. – Она улыбнулась. Он гордился ее умением, хотя мать, узнав об этом, запретила дальнейшие уроки, сочтя эти занятия неприемлемыми для юной леди. – Я думаю, он скучал по дому в деревне. Сам он был из Уилшира и любил собак.
– Вот видите. – Он явно заинтересовался. – Что еще?
– Моей маме не давались языки. Она говорила только по-английски. Я помню, как она смеялась и уверяла, что не знать иностранный язык даже хорошо: меньше шансов услышать, как о тебе говорят что-нибудь плохое. Но я думаю… я думаю, что это делало ее уязвимой, и она не хотела, чтобы я об этом знала. – Интересно почему? Может быть, потому, что она не хотела, чтобы что-нибудь угрожало тщательно поддерживаемой иллюзии счастья?
Возможно, не все было сплошным удовольствием… Она нахмурила лоб. От этой мысли ей стало как-то не по себе. Никто еще не задавал ей подобных вопросов, и она никогда прежде не задумывалась об этом. Обсуждать историю своей семьи ей больше не хотелось. Ей хотелось узнать побольше о нем.
– Теперь, когда вы вышли в отставку, вы будете скучать по морю?
– По морю? Да. – Он сказал это таким тоном, что ей показалось, будто он что-то недоговаривает. – Но Джостен-Холл выходит на море, так что мне не придется страдать.
– Джостен-Холл. Это дом вашей семьи?
– Да. Он расположен на холме в Норфолке, выходит на море и является самым прекрасным местом на земле. – Он улыбнулся и стал выглядеть моложе, чем положено капитану военного корабля. – Вы все еще сохраняете дом вашего отца в Уилшире?
– Нет. Дом не принадлежал его предкам. Мой дедушка купил его у одного набоба в семидесятых годах. Вы будете скучать по своему кораблю?
Он ответил не сразу, и какое-то время смотрел на нее с лукавой улыбкой.
– Мэм, судя по вашему вопросу, можно подумать, что вам не терпится отправить меня обратно в море. Я вас чем-нибудь обидел? – Он говорил непринужденно, но она заметила, что он серьезен.
– Нет! Я просто хочу понять вас. – Она покраснела, заметив его улыбку, и поспешила добавить: – Хочу узнать, почему вы предпочли морю сушу. Моряки, которых я знаю, всегда мечтают вернуться на свой корабль, словно к любимой жене.
Он наконец заговорил.
– Мальчишкой я мечтал быть в лодке, качающейся на волнах Северного моря. Когда меня приняли в качестве корабельного гардемарина на судно под командованием Нельсона, я был в восторге. Война казалась мне величественным и благородным приключением. Невероятно волнующим. – Он сделал паузу и, прежде чем продолжить, внимательно посмотрел на нее. – Но тогда я был молодым и служил под началом другого человека. Одно дело подчиняться приказу стрелять по бегущим людям или взять на абордаж горящее судно, и совсем другое – отдавать такие приказы. Достаточно будет сказать, что я рад освободиться от таких обязанностей… – Он замолчал и покачал головой.
Лидии хотелось протянуть руку, погладить его и как-то успокоить.
Но она не могла этого сделать. Он приказывал своим людям сражаться до последней капли крови и нес бремя ответственности за их гибель. Это бремя было невероятно тяжелым.
– Не надо так расстраиваться, леди Лидия. Это едва ли подходящий разговор для столь короткого знакомства, – сказал он.
Он был прав. Разговор был слишком интимным. Очень откровенным. И абсолютно беспрецедентным. И ей не хотелось, чтобы он кончался.
– Вы сами тому причиной, – продолжил он, пытаясь поднять ей настроение. – Вы с таким сочувствием слушали меня, не выказывая своего неприятия, которое, должно быть, испытывали, что я преклоняюсь перед вашими хорошими манерами.
– Я не расстроена, капитан, – сказала она в ответ. – Но мне жаль, что то, что вы раньше любили, не доставляет вам больше радости. Мне кажется, что вещи, которые мы любим, встречаются так редко, что мы не можем себе позволить потерять хотя бы одну их них.
Она сказала это слишком серьезно, слишком горячо. Ей следовало бы быть более оживленной, более кокетливой. Иначе он подумает, что она зануда. Но ее слова казались ей очень важными. Ведь и она не могла позволить себе потерять что-нибудь из того, что любит.
– Это не означает, что я разлюбил бороздить моря. Просто я вспомнил нечто такое, что я люблю больше. Вот взгляните. – Он вынул из кармана простой медальон и, открыв крышку, показал ей. Внутри находился крошечный, мастерски выполненный офорт с изображением помещичьего дома, стоящего на холме, видимо, над морем. – Это Джостен-Холл.
– Красивый.
– Да. – Он защелкнул крышку медальона. – Многие из моих людей носили при себе миниатюрные портреты жен или матерей, которые вдохновляли их и успокаивали. А я всегда носил с собой этот офорт.
– Понятно. Вы вернулись домой, – тихо сказала она. – К тому, что, как вам помнилось, вы любили.
– Да. Я вернулся домой.
– И теперь вы готовы наслаждаться семьей и домом, по которым скучали, когда сражались с Наполеоном.
– Отчасти.
Она искоса взглянула на него.
– Какова же другая часть?
– Я также ищу себе жену.
Глава 10
Лидия широко раскрыла глаза, неуверенная, что правильно расслышала его слова. Джентльмены могут говорить такие вещи членам семьи или близким друзьям, но они никогда не говорят о подобных намерениях во всеуслышание, тем более женщинам, которые могут быть перспективными кандидатурами. Но, может быть, он не считал ее перспективной кандидатурой? Она не знала, что сказать и как реагировать.
Как видно, небеса сжалились над ней, потому что в этот момент начался дождь, спасая ее от необходимости что-то ответить. Капитан сбросил с плеч сюртук и приподнял над ее головой.
Капли дождя ручейками сбегали с его золотистых волос вниз по щекам и шее. Его светло-серый жилет уже потемнел на плечах, а широкие рукава перкалевой сорочки промокли насквозь, и тонкая ткань облепила его мощные бицепсы. Она отвела взгляд, возбужденная его видом.
– Идемте. Вы можете простудиться, – сказал он.
Они вместе бросились назад, на террасу, где слуги уже поднимали над головами гостей брезентовые маркизы. Леди Пиклер запланировала обед на открытом воздухе – и у нее будет обед на открытом воздухе. Они торопливо спрятались под навес у подножия лестницы, и он снова надел сюртук. Она подумала, что очень жаль закрывать такие широкие плечи и хорошо развитые мускулы на предплечьях, и была ошеломлена собственными мыслями.
– Спасибо. Теперь со мной все в порядке. У моей компаньонки есть шаль.
– Позвольте мне принести ее вам. – Он внимательно смотрел на нее.
Лидия огляделась вокруг и заметила Эмили, которая тоже спряталась от дождя и нашла стул за одним из столов под тентом. Лидию позабавило то, что она сидит рядом со старой городской сплетницей, вдовствующей графиней Кейвелл, и ее разряженной незамужней дочерью Несси, приглашенных потому, что у них в семье имелся сын-холостяк.
– Она сидит вон за тем столом. Такая спокойная, с рыжими кудряшками.
– Я вернусь через минуту, – проговорил он и ушел.
Лидия поднялась по лестнице, чувствуя, что ее губы расплылись в глупой улыбке. Наверху она остановилась и с самым серьезным видом окинула взглядом остальных гостей, высматривая возможных кандидатов на роль мужа, и чуть не расхохоталась, поняв, что это была всего лишь попытка обмануть себя.
Здесь просто не было ни одного человека, который мог бы сравниться с капитаном Локтоном. Ему всего лишь было нужно быть богатым, а Элинор, которая знала все и всех, уже подтвердила, что он богат. Она вздохнула с облегчением и пришла в благодушное настроение. Заметив Дженни Пиклер, она подумала, что должна проявить участие к девушке и сделать из нее лакомый кусочек.
Обдумывая этот великодушный план, она направилась туда, где Дженни стояла рядом со своей матерью, которая была поглощена разговором с одной из своих самых надоедливых приятельниц. Все три женщины не смотрели в ее сторону и не заметили, что Лидия приближается.
– …с меня довольно. Если она это допустит, я выскажу ей все. Мы слишком долго снисходительно относились к ее причудам. Она называет это клептоманией, зная, что никто не будет ей возражать, но я, вот увидите, назову это так, как это называется на самом деле, – воровством.
Ошеломленная Лидия остановилась и повернула в другую сторону, заметив, что леди Пиклер и ее приятельница медленно направились к лестнице, ведущей с террасы к столикам под ней.
Боже милосердный, леди Пиклер говорила об Эмили и не скрывала своих намерений. Как только леди Пиклер услышала, что Лидия ищет себе мужа, она, должно быть, запаниковала, увидев в ней конкурентку ее дочери. И теперь она искала повод устранить Лидию не только из списков своих будущих гостей, но и из списков гостей тех, на кого она могла повлиять.
Но она не могла оспаривать место Лидии как любимицы общества, не имея для этого веских оснований. Она подозревала, что Лидия достаточно умна, чтобы не дать ей таких оснований. Лидия не переступит границу между тем, что дозволено, и тем, что не дозволено, тогда как Эмили… Эмили регулярно переступала эту границу.
Леди Пиклер увидела в дискредитации и унижении Эмили средство избавить свою дочь от потенциальной соперницы. И она могла это сделать.
Леди Пиклер предполагала, что Лидия не позволит унижать Эмили, и была права, пусть даже ее предположение основывалось не на том, что она видела заботливое отношение Лидии к своей компаньонке – заботиться о компаньонках было не принято в среде таких, как леди Пиклер, – а на том, что леди Пиклер рассчитывала, опозорив Эмили, замарать репутацию Лидии.
В прошлом году – нет, даже в прошлом месяце – Лидия бы и внимания не обратила на интриги этой женщины. Но теперь она не осмеливалась ссориться с ней, или, вернее, с ее приятельницами, дамами-патронессами из великосветского ареопага. Ни один джентльмен не станет делать предложение женщине с запятнанной репутацией.
Не стоит тревожиться раньше времени. Эмили не должна сегодня ничего «прикарманить».
Для этого они должны будут уехать, не дав ей возможности сделать это. И чем скорее, тем лучше. Хотя Эмили за последнее время стала гораздо лучше контролировать свою склонность «брать сувениры», с тех пор как Лидия сообщила ей о своем финансовом положении, она стала беспокойной и упрямой, а это всегда было предзнаменованием рецидива болезни.
Конечно, Лидии не хотелось уезжать. Но ведь будут и другие вечерники. И другие места, где она непременно встретит капитана Локтона. Многие люди с готовностью закрывали глаза на странные привычки Эмили. Она сейчас найдет Элинор, они заберут Эмили и распрощаются.
И тут она замерла на месте, широко раскрыв глаза. Внизу она увидела Эмили, рука которой дюйм за дюймом приближалась к отделанному кружевом носовому платку, лежащему на столе неподалеку от нее. Потом, оглядевшись вокруг с самым невинным видом, она смахнула его со стола. Выставив из-под подола ногу, она наступила на кружевной платочек и принялась подтягивать его к себе.
Дело принимает серьезный оборот, подумала в отчаянии Лидия. Платочек – пустяковая вещь, его могут даже не хватиться. Никто не заметил манипуляций Эмили.
Никто, разумеется, кроме леди Пиклер. Лидия поняла это в ту же секунду, как увидела старую мегеру с самодовольной ухмылкой на физиономии. Ее тройной подбородок дрожал от с трудом сдерживаемого желания громко обвинить Эмили, хотя она находилась на некотором расстоянии от стола, за которым Эмили сидела рядом с вдовствующей графиней и ее дочерью. Лидия не сомневалась, что обвинять Эмили она будет во всеуслышание. И Эмили умрет от унижения.
Лидия в ужасе огляделась вокруг. Надо отыскать Элинор. Им нужно как можно скорее увести отсюда Эмили, не допустив скандала. Ей было страшно подумать, какое впечатление произведут на Эмили неприязненные взгляды окружающих.
Леди Пиклер приближалась с неумолимостью морского прилива. Видимо, интуиция подсказала Эмили приближение опасности, потому что она опустила вниз руку и схватила платочек. Она пришла в ужас от содеянного. Вскочив на ноги, она бросилась в толпу. Леди Пиклер неумолимо следовала за ней, и Лидия не могла ничем помочь Эмили.
– Миссис Код! – окликнула ее леди Пиклер зычным голосом, догоняя. Вокруг нее гости прерывали разговоры на полуслове и поворачивали головы, чувствуя назревающий скандал.
– Миссис Код!
Ее голос словно подхлестнул Эмили, и она ускорила шаги. Потом она, как испуганный кролик, остановилась на мгновение, чтобы взглянуть на свою преследовательницу, и налетела прямо на капитана Локтона.
Человека более субтильного она могла бы сбить с ног, но только не высокого мускулистого капитана, который без труда устоял на ногах. Эмили остановилась, упершись в его грудь руками, в которых все еще сжимала изобличающий ее носовой платок.
Он взглянул на платок, перевел взгляд на леди Пиклер, потом, чуть улыбнувшись, отступил в сторону, взял платок из рук Эмили и небрежно засунул его в рукав сюртука.
– Благодарю вас, миссис Код, – вежливо сказал он, – а я-то размышлял, где мог оставить свой платок.
– Ваш платок, капитан Локтон? – недоверчиво спросила леди Пиклер.
– Да, мэм, – ответил он. – Я понимаю, что это звучит абсурдно, и готов признать, что так оно и есть. Но я обожаю носовые платки, отделанные кружевом. Их наличие несомненно оживляет мрачные тона, присущие одежде джентльменов.
– Он очень похож на носовой платок мисс Кейвелл, – сказала недоверчиво леди Пиклер, не желая выпускать из когтей свою добычу.
– Вот как? – тихо промолвил капитан. – Ну что ж, надо в этом разобраться. – Он обошел вокруг хозяйки и направился прямиком к столу, за которым сидела мисс Кейвелл со своей мамашей. Отвесив элегантный поклон, он лучезарно улыбнулся мисс Кейвелл.
С тем же успехом он мог бы просто ударить бедную женщину палкой по голове, подумала Лидия, потому что была уверена, что с того самого мгновения, как капитан Локтон показал ей в улыбке свои ямочки на щеках, мисс Кейвелл больше не имела понятия о том, что говорит и с чем соглашается. Она, наверное, согласилась бы с тем, что у ее матери две головы, если бы так сказал капитан.
Все, что ему нужно было сделать, это вытащить носовой платок, тряхнуть им перед ее ослепшими глазами, снова засунуть его обратно и сказать:
– Он не может быть вашим платком, мисс Кейвелл, не так ли?
– Гм-м. Моим?
– Не может, ведь правда?
– Нет-нет, сэр. Это не мой платок.
– Конечно, это ее платок, – сказала леди Пиклер. – Я видела, как она…
– Не выставляй себя на посмешище, Бетти, – сказала вдова Кейвелл, окидывая взглядом высокого красивого молодого человека, так тепло улыбающегося ее дочери, на долю которой уже долгие годы такие улыбки не перепадали. – Зачем бы моя Несси стала носить при себе вещь, которая явно является мужским аксессуаром? – Она с нескрываемым восхищением взглянула на капитана Локтона.
Лидия, задержавшая дыхание, медленно выдохнула воздух и расслабила мускулы, которые свело от напряжения. Ситуация была под надежным контролем. Она продолжила было путь, но остановилась. То, что она наблюдала, случалось крайне редко.
Были и другие джентльмены, которые пришли бы на помощь Эмили. Но они сделали бы это, чтобы выставить себя в самом выгодном свете в глазах лордов более высокого ранга, либо чтобы насолить леди Пиклер, которая обожала делать гадости, или даже просто для того, чтобы заслужить благодарность Лидии. Но в глазах капитана, взглянувшего на леди Пиклер, не было ни торжества победителя, ни злорадства. Он намеревался защитить Эмили, а не победить леди Пиклер. Он не получал удовлетворения от победы над женщиной, старше его по возрасту.
Такая мелочность была не свойственна ему.
Он джентльмен в полном смысле этого слова, подумала Лидия, наблюдая, как леди Пиклер ищет приличествующий выход из положения. Он вел себя уверенно, покровительственно и благородно. Невозможно было не восхититься им.
