Текст книги "Завидная невеста"
Автор книги: Конни Брокуэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Глава 20
В тот вечер Лидия рано легла спать, но заснуть не могла. Ее одолевали самые противоречивые мысли: то о призрачной перспективе счастья с Недом, то о потенциальной возможности изоляции и одиночества.
Она беспокойно вертелась в постели. Что ей теперь прикажете делать? На какие повороты судьбы надеяться? Она пока не знала. Весть о том, что семья Неда обанкротилась, глубоко потрясла ее. Она воспринимала его богатство как нечто само собой разумеющееся, а потом влюбилась в него. Разве могло быть по-другому? В нем сосредоточилось все, что вызывало ее восхищение, все, что она уважала. Его аристократизм был подлинным, а не ограничивался приобретенными манерами. То, что он видел и делал, было важным и достойным. Его мужественность была истинной, а не показной. Он имел все, что она хотела… кроме богатства.
Она села в постели, плотно закутавшись в одеяло, и, положив подбородок на колени, уставилась в темноту. Может быть, нужно было сказать Неду, что отсутствие у него денег для нее не имеет значения, и надеяться, что он чувствует то же самое? Это было бы ложью. Не так ли?
Даже если бы он тоже любил ее и предложил выйти за него замуж, как ей следовало бы поступить тогда? Бросить все, что у нее было? Своих друзей, свое положение в обществе, свой образ жизни? Бросить на произвол судьбы свиту слуг, ремесленников и мастеровых, зависевших от нее? Хотя забота о них, быть может, не проявлялась непосредственно, ее тоже нельзя было сбрасывать со счетов.
Она не знала никакого другого образа жизни. Пребывание в Уилшире заставило ее многое понять. Изоляция и одиночество заставили ее осознать, что со смертью родителей она потеряла всех, кто заботился о ней, и утратила все свои связи с миром. Именно поэтому судьба Эмили так глубоко тронула ее. Этим объясняется также тот факт, что, после того как Элинор привезла ее в Лондон, она принялась собирать нечто вроде семьи, причем делала это с энтузиазмом, который мог бы показаться забавным, если бы не вызывал жалость.
Она снова прилегла на постель, свернувшись калачиком. Если бы она вышла замуж, не думая о богатстве или положении, то была бы вынуждена надеяться на то, что муж обеспечит ей необходимые эмоциональные связи, создаст ощущение, что она для него очень важна, что она ему абсолютно необходима. Что он ее любит. А вдруг Нед не смог бы обеспечить ей это? Что, если он, как предполагал Чайлд, был не способен испытывать к ней такую страсть, как хотелось бы ей?
А что, если мог бы? Она замерла в восторге от этой возможности, пока не вмешался холодный разум. Разве можно пойти на такой риск?
Он обременен обязательствами, такими же неотложными, как у нее. Все ее размышления ни к чему. Неду нужна богатая жена, а ей требуется богатый муж – и дело с концом.
Некоторое время спустя, вскоре после того как Лидия наконец крепко заснула, ее разбудил осторожный стук в дверь. Приподнявшись на локтях, она огляделась. За окнами спальни было темно. Еще не рассветало.
– Леди Лидия? – услышала она шепот своей служанки сквозь чуть приоткрывшуюся дверь.
– Входи, – сказала Лидия, садясь.
Дверь бесшумно открылась, и вошла последняя оставшаяся служанка из некогда многочисленного штата прислуги Лидии. Она была полностью одета, и единственным признаком того, что она не бодрствовала всю ночь, была небрежно заплетенная коса вокруг головы. В руке она держала зажженную свечу.
– В чем дело, Печ?
– Это миссис Марчленд, миледи. Она внизу и желает видеть вас. Она ждет вас в утренней гостиной.
Сара? Здесь? Лидия спустила с кровати ноги, и служанка, торопливо схватив ее халат, лежащий в изножье кровати, держала его раскрытым, чтобы надеть на Лидию.
– С нею все в порядке? – спросила Лидия, продевая в рукава руки. – Сколько сейчас времени?
– Сейчас половина шестого, миледи, а миссис Марчленд взволнована, но, кажется, пребывает в добром здравии.
Торопливо скрутив волосы в пучок на затылке, встревоженная Лидия вышла из комнаты. Должно быть, что-то случилось, если Сара приехала к ней в такое время.
– Можешь идти, Печ, – сказала она, добравшись до утренней гостиной.
Поклонившись, служанка исчезла, а Лидия распахнула дверь в гостиную. В комнате стояла Сара в дорожной одежде.
– Что случилось, Сара? – воскликнула Лидия. – Что произошло?
Сара бросилась к ней и схватила Лидию за руки, потом обняла и усадила на кушетку перед холодным камином.
– Я бросаю Марчленда и этим утром уезжаю с Карвелли на континент, – заявила она без обиняков.
Лидия поморгала глазами, не уверенная, что правильно поняла ее. Не может быть, чтобы Сара на такое решилась.
– Я знаю, дорогая моя, – сказала Сара, кивая, словно прочитав мысли Лидии. – Я шокировала тебя, и ты думаешь, как бы это лучше отговорить меня от побега. Умоляю тебя, не трудись. Меня ничем не остановишь.
– Сара, но ты не можешь, – сказала Лидия.
Сара печально улыбнулась.
– Лидия, дорогая, я пришла не советоваться с тобой. Я пришла рассказать тебе о своих планах и… попрощаться.
Попрощаться? У Лидии екнуло сердце. Если Сара сделает это, то они действительно расстанутся, причем не только физически, но и гораздо глубже. Побег с Карвелли превратит Сару в социального изгоя. Никто из их общих друзей не будет встречаться с ней или даже узнавать при встрече.
Для нее закроются двери их домов. Сара будет низведена до уровня женщин сомнительного поведения и вертихвосток. Это какое-то безумие.
– Сара, это необдуманный поступок. Ты сама не своя.
– Со мной все в порядке, Лидия, – сказала Сара. – Мне никогда еще не было лучше, чем сейчас. Карвелли делает меня счастливой, а я делаю счастливым его.
– Счастье, – с сомнением произнесла Лидия. – Сколько раз джентльмены делали тебя счастливой? И как долго длилось это счастье?
Сара вспыхнула, и Лидия тут же пожалела о своих жестоких словах, но сейчас было не время щадить чувства Сары.
– Подумай о том, от чего ты отказываешься, – настаивала Лидия.
Сара встретилась с ней взглядом.
– Я подумала, Лидия. Ты, конечно, не поверишь, но я обдумывала это целую неделю.
– Неделю? – эхом повторила Лидия.
– Не насмехайся. Для меня неделя – это долгий отрезок времени, – с неожиданным достоинством сказала Сара. – Я хорошо знаю, что, несмотря на безмятежность, ты обычно долго обдумываешь ситуацию, рассматривая ее со всех сторон и умирая со страха, прежде чем на что-то решиться. – На этот раз вспыхнула Лидия, вспомнив, как она только что вертелась без сна в постели. – Для тебя неделя – ничто, а для меня это означает, что я долго обдумывала решение.
Наконец-то в этой озорной улыбке Лидия узнала Сару, которую так любила. Потом улыбка исчезла с ее лица.
– Я люблю Карвелли, и он любит меня, и мы хотим жить вместе как муж и жена.
– Но вы не являетесь мужем и женой, Сара, – возразила Лидия. – У тебя есть муж, а у Карвелли есть жена. И если это тебе безразлично, то позволь напомнить, что у тебя двое детей.
Сара побледнела.
– Детей взял Джералд. Он не позволяет мне видеться с ними. Он говорит, что мое влияние отрицательно скажется на их развитии.
Лидия знала, что Джералд оставил детей у себя, но всегда полагала, что это было сделано по обоюдному согласию. Она никогда не подозревала, что Джералд умышленно не подпускает Сару к детям, но, взглянув в напряженное лицо подруги, перестала сомневаться в этом. Трагичность и несправедливость ситуации потрясли ее. Сара, конечно, не имела никакой возможности оспаривать решение Джералда. Забота о детях была обязанностью их отца. Они были его собственностью.
– Так что у меня больше нет детей, Лидия. Но мне повезло, – мечтательно сказала она. – Когда-нибудь я рожу ребенка от Карвелли.
– А пожелай того Джералд, он мог бы отобрать у тебя и этого ребенка тоже. – Таков закон.
Сара упрямо сжала губы.
– Он не посмеет. Он уже сделал достаточно, чтобы причинить мне боль, так что этот ребенок ему не будет нужен.
– Послушай, Сара, – взмолилась Лидия. – Ты пытаешься сплести девичий роман из того материала, который у тебя под руками. Подумай о том, что будет через месяц или на будущий год, когда идиллия закончится и Карвелли вернется в Италию. Куда ты пойдешь тогда?
Сара молчала.
– Джералд тебя не примет, – оказала Лидия. – Тебя отправят в какой-нибудь ужасный холодный дом, где ты будешь жить вдалеке от общества, которое знала и в котором любила бывать. И ты будешь изолирована от семьи и от друзей. – Картина, которую она нарисовала, была особенно устрашающей, потому что сильно напоминала обстоятельства, в которых могла оказаться она сама, если бы, бросив все, вышла замуж за Неда. При условии, конечно, что он попросил бы ее выйти за него замуж. А он этого не сделал.
Но у нее не было времени думать об этом сейчас. Нужно было убедить Сару отказаться от ее затеи.
Сара наконец заговорила, но без гнева и упреков, как того ожидала Лидия. Сара показалась ей значительно старше своих двадцати четырех лет, очень усталой и измученной, чего раньше Лидия не замечала.
– Я пришла сюда не за твоим одобрением, Лидия. Вряд ли ты меня одобришь. И я сознаю последствия своего поступка гораздо лучше, чем ты предполагаешь. Если бы я могла, то была бы практичной, но я не могу. И если не поеду с Карвелли, то буду сожалеть об этом каждый день своей жизни. – Заметив, что Лидия намерена что-то сказать, она подняла руку, чтобы остановить ее. – Без сомнения, все, что ты скажешь, правильно, моя дорогая, но это цена, которую я готова заплатить. Поэтому… пожелай мне лучше всего хорошего, несмотря на свое неодобрение.
Лидия крепко обняла Сару.
– Силы небесные, Сара. Ну конечно же, я желаю тебе всего самого хорошего. Поэтому и пытаюсь убедить тебя воздержаться от этого безумного поступка.
– В таком случае, не желай мне самого лучшего, а пожелай счастья, – сказала Сара, в свою очередь, обнимая Лидию.
– Одно не исключает другого.
– Для меня исключает, – тихо промолвила Сара.
Лидия никогда еще не видела ее такой подавленной и задумчивой. Взяв Сару за плечи, она чуть отстранила ее и заглянула в лицо.
– Это не путь к счастью, – настойчиво внушала она.
– Пусть так, но это путь, на котором я стояла, не зная, в каком направлении идти, так долго, что уже не надеялась найти дорогу. – Она поднялась на ноги. – А теперь пожелай мне еще раз всего хорошего.
Лидия тоже поднялась и взяла Сару за руку.
– Сара, – сказала она. – Как могу я высказывать тебе свои наилучшие пожелания, когда моя любовь к тебе настаивает, чтобы я протестовала? Ты губишь себя.
– Отпусти ее, Лидия, – раздался голос Эмили с порога комнаты.
Лидия оглянулась. Эмили стояла в коридоре, куда не доходил свет свечи. Она была в ночной сорочке, на которую накинула шаль. Ночной чепчик на ее волосах съехал набок.
– Эмили, – сказала Лидия, предполагая в ней союзника, – добавь свой голос к тому, что я сказала, и попытайся убедить нашу дорогую подругу…
– Ты должна отпустить ее, Лидия. Ты должна попрощаться с ней и позволить ей уйти, – сказала Эмили, тихий голос которой создал решающий перевес голосов. – Она так решила.
У Лидии не было времени подивиться тому, что Эмили ее не поддержала. Она повернулась к Саре.
– Ты говорила с Элинор?
Сара рассмеялась.
– Наговорилась до тошноты. Она была так же непреклонна в своем намерении отговорить меня от моего плана, как и ты. Я-то надеялась, что она поймет меня лучше, учитывая обстоятельства ее собственного брака. Взгляд Сары, миновав Лидию, переместился на Эмили. – Ты понимаешь меня, Эмили, не так ли?
– Да, – кивнула в ответ Эмили.
Лидия была в смятении: она больше не узнавала и не понимала своих друзей.
Слово, сказанное Эмили, на мгновение вызвало у Сары улыбку.
– Я желаю тебе всего хорошего, Сара. – Эмили плотнее закуталась в шаль, как будто ей стало холодно.
Сара кивнула и повернулась к Лидии.
– А ты, Лидия, пожелаешь мне наконец всего хорошего?
– Надеюсь, мы с тобой еще увидимся?
– Конечно, – весело ответила Сара, взяв Лидию за обе руки. – Только не в тех местах, где обычно.
Лидия вдруг почувствовала, что никакой встречи не будет. Сара слишком любила ее, чтобы допустить взаимоотношения, которые могли бы причинить вред репутации Лидии.
– Сара…
– Довольно, Лидия. Скажи, что любишь меня и желаешь мне добра, – решительно перебила Сара.
– Я люблю тебя, Сара, – пробормотала Лидия, – и желаю тебе большого счастья.
Сара отпустила руки Лидии и изобразила веселую улыбку.
– Вот и все, – сказала она, быстро повернувшись, чтобы забрать свой ридикюль, который оставила на кушетке. – Все не так уж трудно. До свидания, мои дорогие.
Больше не останавливаясь и не оглядываясь, она торопливо вышла за дверь и исчезла в темноте.
Лидия, глядя ей вслед, тяжело опустилась на кушетку.
– Что бы мы ни сказали, ее ничто не могло остановить, Лидия, – заметила Эмили.
И Лидия подумала, что именно этим Сара сумела завоевать сочувствие Эмили. Обе женщины пережили трагические браки. Только Сара принимала меры, чтобы вырваться из оков брака. Такие меры, которые Эмили наверняка тоже хотела бы принять.
– Будет ли она счастлива? – прошептала Лидия. – Может ли она быть счастлива?
– На какое-то время, – тихо ответила Эмили, – но это все, что выпадает на долю некоторым людям, моя дорогая. И они скорее предпочтут хотя бы попробовать самую малость, чем вообще никогда не отхлебнуть и глотка из этой чаши. Жалеть надо тех, кому была дана полная чаша, но они попусту растратили ее содержимое.
«Это не обо мне, – подумала Лидия. – Я знаю, как мне повезло в жизни, как боги улыбались мне. Я не пролью содержимое своей чаши и не буду гоняться за несбыточными надеждами».
Но в таком случае почему Эмили смотрит на нее с такой печалью в глазах?
Глава 21
Когда Нед вернулся в арендованный городской дом, до утра было еще далеко. Его лакей крепко спал на скамье возле двери. Поскольку Нед никого не оповестил о своих планах, этому бедолаге пришлось бодрствовать всю ночь, ожидая его возвращения.
Нед и сам не знал, сколько времени и где именно он бродил, пока не обнаружил себя к востоку от лондонских доков, возле церкви Святого Георгия, возвышающейся словно черный обелиск в предрассветной мгле. Он бродил пешком всю вторую половину дня, весь вечер и большую часть ночи. Он подошел к реке и понаблюдал, как уличные мальчишки, воспользовавшись отливом, копаются в отбросах и их фонарики мелькают, как светлячки, над мелководьем. Так и не придя ни к какому решению в результате этой пешей прогулки, он снова повернул к Сент-Джеймс-сквер.
Разбудив лакея, он направился по коридору, коротко приказав через плечо:
– Кофе!
– Сей момент, сэр.
Войдя в библиотеку, он сорвал с себя шейный платок, снял сюртук и бросил его на спинку стула. Потом подошел к окну и окинул взглядом площадь, как будто надеялся найти ответ там.
Он был капитаном корабля в течение пяти лет войны и участвовал в трех дюжинах сражений. Он сидел на совещаниях, где обсуждалась стратегия, к его мнениям с большим уважением прислушивались в адмиралтействе. Он был известен рассудительностью, интеллигентностью и интуицией. Но когда речь шла о битве за сердце Лидии, он терялся и не знал, что делать. Не знал даже, следует ли вообще что-нибудь делать.
Она бы очень удивилась, если бы он сказал, что любит ее, независимо от того, богата она или нет. Она бы, конечно, усомнилась в его словах и приписала их хорошим манерам. Если он правильно понял ее реакцию на его слова о том, что он удовлетворится ее дружбой, она решила, что его «страстные чувства» по меньшей мере весьма скромны.
Печальная улыбка тронула его губы, когда он опустил взгляд вниз. Чтобы не схватить Лидию в объятия и не продемонстрировать, насколько в действительности «скромны» его желания, он изо всех сил ухватился за ветку бука, которая сломалась и поранила ему ладонь. В тот момент он этого даже не заметил.
Его напряженная улыбка смягчилась. Она так мило выглядела в этом лабиринте с ее рассыпавшимися по плечам волосами, с застрявшими в них листочками, с ее веселыми фиалковыми глазами. Она была красивее всего тогда, когда меньше всего думала об этом. Но этому она бы тоже не поверила.
«Мы все еще друзья, не так ли?»
Легко задать такой вопрос, но мучительно предположить, что тебе придется остаться всего лишь другом Лидии. Но он не мог отказать ей в своей дружбе, как не мог запретить сердцу биться. Поэтому он остался, чтобы составить ей компанию, как это сделал бы друг, и был крайне удивлен, когда она, демонстрируя свое дружелюбие, предложила найти ему богатую невесту.
Он даже разозлился, потому что она, как видно, считала его бесчувственным чурбаном, который позволит ей подыскивать для него жену. Неужели его поцелуй ничего не сказал ей? Неужели она не поняла, как ему приходится сдерживаться, чтобы держать в узде свою страсть? За кого она его принимает, если он, по ее мнению, может, только что поцеловав ее, тут же позволить ей подыскивать ему супругу?
Но уже собравшись ответить, он заметил, как в ее темных фиалковых глазах промелькнуло что-то такое, что пытались скрыть ее голос, манера держаться и выражение лица. Именно в этот момент он понял, что леди Лидия Истлейк никогда не сделала бы столь бестактного предложения, если бы не пыталась подавить свое, причем весьма сильное, чувство. У него появилась хрупкая надежда на то, что она, возможно, разделяет его чувства. Но что делать теперь?
Если он попросит ее руки, она, конечно, ответит отказом. Она совершенно ясно заявила, что ей требуется муж, который мог бы создать для нее такие условия, в которых она привыкла жить. И даже если ему удалось бы убедить ее сказать «да»… Но следует ли ему это делать? Сможет ли она быть счастлива, если станет женой безупречного отставного флотского капитана?
Он представил себе Лидию в шелках, с бриллиантами на шее и запястьях. Блеск ее глаз соперничает с их блеском, когда она танцует вальс или обменивается с кем-то остроумными замечаниями. Ею восхищаются, ей подражают, ее везде хотят видеть. Имеет ли он право просить ее оставить ее мир и все, к чему привыкла, ради незнакомой жизни с ним?
Он взъерошил рукой волосы. Остается к тому же, хотя и не такой важный, вопрос о его собственных обязательствах. Джостен-Холл, его дом, фамильное гнездо многих поколений Локтонов. Что станется с Локтонами без Джостен-Холла?
– Капитан? – вывел его из задумчивости голос лакея.
– Входи.
Лакей вошел в комнату спиной вперед, потому что в руках у него был поднос с кофе.
– Прошу прощения, сэр, это послание пришло вам вчера во второй половине дня, после того как вы ушли. Курьер ждал ответа до полуночи, а потом ушел.
– Спасибо, – сказал Нед. Он взял письмо и вскрыл печать. – На сегодня все, можешь идти.
– Слушаюсь, сэр, – услышал он слова лакея и щелчок закрываемой двери.
Он стал читать письмо, и усталость на его лице постепенно сменилась раздражением.
«Капитан Локтон, из уважения к вам и вашей семье я чувствую себя обязанным сообщить вам о намерениях вашего племянника, лорда Гарольда Локтона, который прошлым вечером вызвал на дуэль Элсуорта Туида, чтобы защитить свою честь. Мистер Туид принял вызов, и они собираются встретиться на рассвете на Примроуз-Хилл. Филипп Хикстон-Таббс выступает в роли секунданта лорда Локтона. Ни о какой защите чести речь там не идет. Я сделал все, что мог, чтобы отговорить обе стороны от поступка, который может закончиться трагедией, но безрезультатно.
Остаюсь вашим покорным слугой,
Джордж Бортон».
Нед смял послание в руке, швырнул в огонь и схватил сюртук. Просовывая руки в рукава, он взглянул на каминные часы. Четверть пятого. Если он поскачет, как будто за ним гонится дьявол, то должен успеть. Схватив со спинки стула шейный платок, он направился в конюшню.
Когда слабый утренний свет, словно расплывающееся винное пятно, начал спускаться по склону, Примроуз-Хилл, несмотря на свое красивое название, выглядел весьма подходящим местом для трагедии, которая должна была здесь разыграться: здесь было туманно и ветрено. Холм был покрыт грубой травой, на его склонах не росли деревья, не считая низких кустарников, среди которых бродили овцы, напуганные нашествием людей в экипаже и нескольких всадников.
Остановившись там, где дорога поднималась к гребню холма, он взглянул вниз, на экипаж, и остановился. Страх у него сменился раздражением. Что за болваны! Случись что-нибудь с одним из них, Надин и Беатрис не переживут этого.
Сжав коленями бока лошади, он послал ее вперед, увидев, что Гарри – а это был, несомненно, он, судя по блестящим золотистым волосам, – спешился и исчез за стоявшим экипажем. Туид тоже спешился. Отдав сюртук одному из своих дружков и отойдя на некоторое расстояние, он несколько запоздало обменялся с ними рукопожатиями. К этому времени Пип вместе с подошедшим к нему молодым человеком наклонился над шкатулкой, которую извлек из недр экипажа. Бортон разговаривал с кем-то, кто сидел в экипаже.
Нед прибыл в тот момент, когда Пип и секундант Туида закончили заряжать пистолеты. Когда он появился, оба тревожно взглянули на него. Неду показалось, что они почувствовали бы облегчение, если бы вместо него увидели магистрата, прибывшего, чтобы арестовать их всех.
– Доброе утро, Пип, – вежливо сказал он, спрыгивая с седла и бросая поводья кучеру, стоявшему рядом. Сняв кожаные перчатки для верховой езды, он хлопнул ими о бедро и заткнул за пояс. – Ты, как я вижу, времени не теряешь: сначала лабиринт Морроу, теперь это.
Филипп смотрел на него открыв рот словно рыба, вытащенная из воды. Неду показалось, что его вид не понравился бы Дженни Пиклер.
– Добрый день, Бортон, – сказал он соседу по Джостен-Холлу. – Где Гарри?
– Что ты здесь делаешь? – умудрился наконец изречь Пип.
– Я приехал ради дуэли, конечно.
Он оглянулся, надеясь увидеть Гарри, который еще не появился из-за экипажа, и заметил седовласую голову, выглядывающую из экипажа. Это, несомненно, был врач.
– Прошу прощения, джентльмены, – сказал Нед и обогнул экипаж с другой стороны. Там, как и следовало ожидать, он увидел согнувшегося пополам Гарри, которого рвало на траву. У Гарри был невероятно чувствительный желудок. Даже упоминание о крови могло вызвать рвоту.
– Привет, Гарри, – миролюбиво сказал он.
Гарри вскинул голову, его глаза чуть не вылезли из орбит, но тут же снова согнулся пополам, расставшись с еще одной порцией ужина. Он прижал к губам носовой платок и выпрямился, дрожа, но не утратив отваги. Несчастный пьяница.
– Черт возьми, Нед, – сердито сказал он. – Посмотри, что ты наделал. – Он указал на свои сапоги. – Не могу я драться на дуэли, когда сапоги испачканы рвотой. Ради Бога, найди мне носовой платок, чтобы я мог их почистить.
Нед широко раскрыл глаза. Гарри всегда проявлял к нему здоровое уважительное отношение, но сейчас в его голосе звучали повелительные нотки его отца, и если он унаследовал от Джостена эту черту, то об этом можно было лишь сожалеть.
Нед сорвал с шеи платок и протянул ему, и Гарри, опустившись на одно колено, принялся тщательно отчищать свой сапог.
– Почему ты здесь, Нед? – возмущенно спросил он.
– Пользуюсь своим семейным правом не быть равнодушным. Я могу спросить то же самое у тебя: что ты здесь делаешь, Гарри?
Гарри поднял голову и взглянул на него. Его голубые глаза потемнели от избытка эмоций.
– Я защищаю честь семьи, которая тебе, судя по всему, безразлична.
Вот оно что? Молокосос считает его виноватым в этой истории.
– Понятно. Какое же оскорбление нанес тебе Туид?
Отвечая на его вопрос, Гарри покраснел до кирпичного цвета и что-то невнятно пробормотал.
– Извини. Из-за пушечной канонады у меня немного ухудшился слух. Что ты сказал?
Гарри взглянул на Неда горящими глазами.
– Он сказал, что моя собака – гермафродит.
Нед редко чему удивлялся, но Гарри удалось удивить его. На мгновение Неду даже показалось, что тот шутит, но одного взгляда на его обиженную физиономию было достаточно, чтобы понять, что он абсолютно серьезен.
Нед прокашлялся, чтобы не расхохотаться.
– Извини, конечно, но в данном случае не будет ли это защитой собачьей чести?
Гарри закончил счищать с сапога рвоту и встал, швырнув грязный платок в траву.
– Собака – это метафора, которую использовал Туид, чтобы оскорбить честь нашей семьи.
– Метафора? – произнес Нед, пораженный скорее тем, что племянник знает слово «метафора», чем ее смыслом. К тому же он сильно сомневался в том, что Туид способен использовать метафоры.
– Да! – сердито сказал Гарри. – А у меня даже нет никакой собаки. И он назвал собаку Капитаном.
Нед расхохотался. Он уже не мог удержаться от смеха, хотя Гарри побагровел и так сжал губы, что они вообще исчезли из вида.
– Я рад, что тебя забавляет, когда тебя называют гермафродитом, – холодно произнес Гарри.
Усилием воли Нед заставил себя не смеяться.
– Извини. Но это действительно смешно, Гарри. Почему ты позволяешь с такой легкостью манипулировать собой?
Ему хотелось, чтобы парень понял, что дуэль эта ниже его достоинства. Но, глядя сейчас на своего племянника, он осознал, что ему удалось лишь оскорбить его.
– Ты не имеешь к этому отношения, Нед, – чопорно произнес Гарри. – И я был бы благодарен, если бы ты уехал отсюда до начала дуэли.
– Боюсь, что я не могу так поступить, Гарри. Твоя матушка снимет с плеч мою голову, если я, стоя рядом, допущу, чтобы с головы ее синеглазого мальчика упал хотя бы один волосок.
– Ну что ж, ты бессилен что-либо сделать. Я буду стреляться… – Эти слова вызвали новый приступ рвоты. – Проклятие!
Нед не стал с ним спорить. Наклонив голову, он отошел, оставив Гарри чистить другой сапог. Его раздражение постепенно сменилось гневом. Он начал думать, что парню пошло бы на пользу, если бы он описался, посмотрев в дуло дуэльного пистолета. Возможно, тогда он не позволил бы такому мерзавцу, как Туид, третировать себя, вовлекая в подобные ситуации.
Нед прищурил глаза. Объектом враждебности Туида был не Гарри, а он. Туид надеялся причинить боль ему через племянника, что, по меркам Неда, было значительно более серьезным оскорблением, чем обозвать его собакой или предположить, что он мошенничает за карточным столом.
Пип и секундант Туида смотрели на него с настороженностью. Игнорировав обоих секундантов, он жестом попросил Бортона следовать за ним. Человек Туида пошел следом, Пип тоже потянулся за ними. Нед оглянулся и взглядом остановил его.
– Если тебе дорога твоя шкура, Пип, ты останешься здесь и позаботишься о том, чтобы твой кузен по возможности дольше оставался по другую сторону экипажа, – прошипел он сквозь стиснутые зубы, уже не скрывая гнева. – Я предлагаю тебе описать ему во всех ужасных подробностях раны, которых ты никогда не видел.
Пип покраснел, когда до него дошел смысл сказанного. Нед направился к тому месту, где стоял Туид, небрежно упершись кулаком одной руки в бедро и выпятив грудь.
– Доброе утро, Туид, – сказал тот этому здоровяку.
– Привет, Локтон, – сказал он в ответ, и его губы сложились в издевательскую ухмылку.
Нед улыбнулся.
– Предчувствую, что будет еще один холодный день. С этими заморозками и всем прочим трудно представить себе, что уже почти июль.
– Значит, Локтон решил отозвать свой вызов, не так ли? Меня это не очень удивляет. Хотя Хикстон-Таббс должен бы стать его эмиссаром…
– О нет, – сказал Нед совершенно спокойным тоном, – боюсь, что Гарри ничего не отзывает. Возможно, вы пожелаете принести извинения? Нет? Я так и думал. – Он печально вздохнул, снимая сюртук.
– Что вы делаете? – спросил Туид, сразу же убрав с физиономии издевательскую ухмылку.
– Готовлюсь к нашей дуэли, – ответил Нед и для разминки поиграл плечевой мускулатурой. Он передал сюртук удивленным сторонникам Туида: – Будьте любезны подержать это. Сюртук немного узок в спине.
– Я не намерен драться с вами на дуэли, – заявил Туид.
– Боюсь, что, если вы не желаете принести извинения, у вас нет выбора, – спокойно сказал Нед. – Заметьте, я делаю это, желая оказать вам любезность.
– Любезность? Мне? О чем вы, черт возьми, говорите, Локтон?
– Я говорю о Гарри, – ответил Нед, закатывая рукава сорочки. – Парнишке еще нет двадцати одного года, а стреляться на дуэли с человеком, не достигшим совершеннолетия, противозаконно. По правде говоря, ему даже двадцати еще нет.
– Драться на дуэли вообще противозаконно, – сказал один из людей Туида.
– Да, верно, – согласился Нед. – Но все мы знаем, что закон обычно закрывает глаза на дела джентльменов. Но если человека нельзя отнести к категории джентльменов, потому что он, например, стреляется на дуэли с мальчиком, то уж тут закон проявит свое неудовольствие в полной мере. Думаю, что дело дойдет до суда.
Туид уставился на него, лихорадочно придумывая способ спасти положение.
– А как же иначе? – сказал Нед, обращаясь к компаньонам Туида. – Стоит только дать поблажку, как школьные дворы Итона, Харроу и Рагби будут усеяны телами школьников, если будет дозволено решать проблемы с помощью пуль.
Бортон рассмеялся, а все остальные, кроме Туида, одобрительно заулыбались. Ярость исказила физиономию Туида. Нед ловко перевел его «дело чести» в категорию разборок на школьном дворе.
– Ну как, Туид? Ваше извинение – или мы начнем отсчитывать шаги?
– Я не буду извиняться.
Нед и не рассчитывал, что он извинится. Он коротко кивнул и, взяв секунданта Туида за предплечье, отвел его в сторонку, чтобы обговорить подробности.
– Хороший конь, – заметил он, указав кивком на мерина, принадлежащего Туиду.
Туид, неприязненно хмыкнув, развернулся и снова отошел к своим приятелям, на мгновение оставив Неда в одиночестве.
Взглянув на светлеющий горизонт, Нед покачал головой. Все правила приличия протестовали против его вмешательства в эту ситуацию.
Он сейчас не мог бы сказать, к кому испытывает большее отвращение: к Туиду ли – за то, что тот использовал его легкомысленных племянников, чтобы свести с ним какие-то воображаемые счеты, или к самим глупым племянникам – за то, что с такой готовностью поддались на его провокации. Правда, это не имеет значения. Он теперь обязан рисковать своей жизнью, потому что какой-то подлец и сукин сын назвал несуществующую собаку Капитаном.
Проклятие! Лояльность, долг и готовность жертвовать собой составляли его кредо, которым он руководствовался в жизни в течение последних четырнадцати лет, однако тогда в каждом случае речь шла о достойном деле. Но что, если дело, как сейчас, не стоит того, чтобы жертвовать собой? Разве это не обесценивает того, за что он боролся – идеалов свободы и справедливости, – приравнивая эти идеалы к былым обидам?
И, что еще важнее, не обесценивает ли любовь к Лидии готовность его жертвовать собой ради двух накачавшихся джином молодых недоумков? Один он, возможно, сумеет отсрочить на год неминуемый финансовый крах семьи. Если он женится на богатой невесте, как просит его семья, то сможет помочь избежать финансового краха в течение одного-двух десятков лет. Но в конце концов забота о том, продержатся ли дальше Джостен-Холл и Локтоны, перестанет быть его заботой. Она ляжет на плечи этих пижонов.
