Текст книги "На зависть Идолам (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Как и в прошлом году, поездка в Сан-Франциско совпадает с зимними каникулами. В ту пятницу перед каникулами, когда все первокурсники готовятся к зимнему балу, мы складываем чемоданы во дворе и оцениваем студентов, собравшихся вокруг статуи оленя.

Они все там, все до единой Гарпии. Компания. Называйте их, как хотите. Мне нравятся синонимы; я люблю оба названия.

– Конечно, они все здесь, – усмехается Крид, прислоняясь спиной к колонне с беззаботным видом привилегированного человека. Он пренебрежительно машет рукой вокруг. – Ни один третьекурсник не захочет застрять на зимнем балу, если только ты не Лиззи Уолтон и твой отец тебя не ненавидит.

– Прекрати, – рявкает Тристан, и я внимательно наблюдаю, как они обмениваются долгим сердитым взглядом. Они оба отводят взгляд, не определив победителя, и Тристан скрещивает руки на груди, глядя на Харпер. И это справедливо. Клянусь, она преследует меня по коридорам. Если я расслаблюсь хоть на секунду, мне сбреют волосы, надерут задницу или… что похуже. Потому что очевидно, что все они способны на это.

– Давайте просто будем держаться от них подальше и постараемся хорошо провести время, – говорит Зейд, бормоча что-то с сигаретой во рту, прячась за углом Второй башни и пытаясь заставить свою зажигалку работать на ветру, одновременно стараясь не попасться на глаза одному из учителей. – Господь свидетель, мои зимние каникулы будут серьёзным испытанием. Папа в турне по Европе, так что со мной будут обращаться как с грёбаным гастролёром, таскающим оборудование и отбивающимся от морщинистых старых поклонниц. Фу. Я просто хочу ёлку и чёртов фруктовый пирог.

– Ты всегда можешь присоединиться ко мне, – говорю я, и он улыбается. Хотя это не совсем счастливое выражение лица.

– Если бы я думал, что Билли, – отвечает Зейд, драматично закатывая свои зелёные глаза, – позволит мне, я бы не задумываясь принял твоё предложение.

– Меня заинтересовало твоё предложение, – произносит Виндзор, изучая меня. На нём снова пластиковая корона, и я не уверена, то ли это ирония, то ли напоминание о том, что даже в дешёвой короне он всё равно принц. На ум приходит песня Билли Айлиш: «Ты должен увидеть меня в короне».

– Если у тебя нет никаких планов с семьёй, то для тебя всегда найдётся место за нашим столом.

По крайней мере, я думаю, что это так. Папа, возможно, не был бы в восторге, если бы я привела домой Зака или кого-нибудь из Идолов, но, по крайней мере, у него нет причин ненавидеть Виндзора Йорка. Во всяком случае, пока. Надеюсь, и не будет.

– Всё в порядке, – говорит мисс Фелтон, дуя в свисток и заставляя Тристана нахмуриться. – В фургоны, пожалуйста.

– Как будто мы долбаные псы, – бормочет он, но всё равно отталкивается от стены, хватает меня за руку и тянет к одному из роскошных чёрных фургонов «Мерседес Бенс», припаркованных вокруг круглой подъездной дорожки. У них как раз достаточно места для шести учеников, по трое в каждом ряду. Один из рядов обращён назад, так что все шесть пассажиров могут смотреть друг на друга.

Миранда ворчит и пинает Крида в голень, но в итоге её отправляют в соседний фургон вместе с Лиззи, Майроном, Эндрю и несколькими случайными парнями из Плебеев, которых я не узнаю. Обычно это хорошо: если я их не узнаю, значит, они не настолько сильно надо мной издевались, чтобы я их заметила.

Поездка в Сан-Франциско – это почти та же дорога, к северу от залива Круз-Бей и по тому же прибрежному маршруту. Но я не возражаю. Когда мы отъезжаем от подготовительного кампуса академии, снежинки падают и тают в одно мгновение, я на самом деле начинаю нервничать от волнения.

Не только из-за знаменитого балета и симфонического оркестра Сан-Франциско, но и возможности провести с ребятами целых четыре дня перед долгими зимними каникулами. Раньше я никогда не возражала против каникул. На самом деле, я с нетерпением ждала этого, но в этом году… мои чувства смешанные. Я рада увидеть Чарли и спать в своей собственной постели, но мне жаль, что я не могу взять парней с собой.

Виндзор поворачивается и возится со стереосистемой, несмотря на драматический вздох мисс Фелтон, и мы останавливаемся на песне Тони Беннета (Я оставил своё сердце) «В Сан-Франциско». По крайней мере, эту песню я узнаю. Я лучше разбираюсь в старых песнях, чем в современных хитах.

– Моя мама проводит большую часть своего времени в Сан-Франциско в этом душном маленьком домике на Ноб-Хилл, – говорит Крид, задирая одно колено на сиденье и обхватывая его руками. – Работает в Кремниевой долине и пытается конкурировать со всеми женоненавистническими придурками в технологической индустрии. Самое смешное, что она намного лучше справляется с тем, что делает, чем кто-либо из них.

– А вы знали, что в Ноб-Хилле раньше были особняки, принадлежавшие всем четырём крупным железнодорожным баронам? – спрашиваю я, и Тристан улыбается. Богатство его семьи тоже было построено на железных дорогах, но Вандербильты не считаются частью «Большой четвёрки». Насколько я знаю, в Сан-Франциско нет особняков Вандербильтов. – Один из магнатов, Крокер, так разозлился на бедного владельца похоронного бюро по имени Николас Янг за то, что тот отказался продать его собственность. Остальные соседи Янга продались, так что Крокерам принадлежал весь квартал, за исключением его собственности. Назло Крокерам он построил забор высотой в три этажа, чтобы загородить Янгов от солнца.

Я выдыхаю, и Зак улыбается.

– Так чертовски сексуально, когда ты рассказываешь истории, Марни. – Я улыбаюсь ему в ответ, а затем пожимаю плечами.

– Просто пусть это послужит вам уроком: вот как я вижу сверхбогатых. Отвратительные, злобные и жадные. Крокер даже не мог понять, что у этого бедняги, у этого гробовщика, тоже были права собственности. У него было такое же право жить там, как и у железнодорожного барона. – Я откидываю несколько прядей волос с лица. Когда я буду дома, я заскочу в салон и снова подстригу волосы. Длинные волосы – это хорошо, и они такие красивые, но как только вы острижёте их и увидите, насколько проще становится ухаживать за ними, трудно захотеть вернуться назад.

– Эти старые денежные типы могут быть такими невежественными, не так ли? – спрашивает Крид, и Тристан насмехается над ним.

– Как будто твоя мать в буквальном смысле не является одной из причин, по которой стоимость недвижимости в Сан-Франциско зашкаливает и покупка дома слишком дорога для среднестатистического Плебея. – Тристан торжествующе вздёргивает подбородок, как будто он хорошо отработал, а я закатываю глаза и прикрываю лицо ладонью.

– Пожалуйста, не называйте обычных людей Плебеями в повседневном разговоре. В школе это всего лишь термин. В реальной же жизни это смущает.

– Хотя это мило, – говорит Зейд, перекрученное месиво из покрытых татуировками конечностей на сиденье рядом со мной. – Увидеть, как живёт другая сторона, понимаешь? Всё не так плохо, как я думал.

– Другой сторона? – спрашиваю я с лёгким смешком, и он пожимает плечами, выглядя вежливо огорчённым.

– Ну, знаешь, как простолюдины. Крестьяне. Э-э… – я бросаю на него взгляд, и он останавливается, лучезарно улыбаясь. – Ничего из этого?

– Как насчёт того, чтобы просто потренироваться говорить люди? – предлагаю я, и Зак улыбается так, словно думает, что у него есть преимущество перед остальными. Конечно, он ходил в школу в Лоуэр-Бэнксе, так что у него есть кое-какой уличный опыт, но он также считал приемлемым выбрать случайную девушку и поставить её на колени ради пари. Он чуть не убил меня. Это говорит мне о том, что он ничем не лучше других: по крайней мере, тогда он не считал население в целом достойным такого же уважения, как его сверстники.

– Почему ты выбрал меня? – внезапно спрашиваю я и замечаю, как Виндзор обменивается взглядом с Заком. Я заметила, что теперь они стали друзьями, даже больше, чем другие парни. Всё то время, что они провели вместе на втором курсе, пошло им на пользу.

Зак Брукс оглядывается на меня, и, похоже, ему не особенно нравится эта тема разговора.

– Мы можем вернуться к разговору о железнодорожных баронах? – шепчет он, но я просто сижу и смотрю на него. Я хочу знать правду, и чувствую, что за этим кроется нечто большее, чем случайный акт злого умысла. Когда я не отвечаю, Зак вздыхает и проводит пальцами по своим блестящим тёмным волосам. В этом году они намного длиннее, чем были в прошлом, хотя всё ещё относительно короткие. – Марни… – он бросает взгляд через плечо в сторону мисс Фелтон, но я не собираюсь вдаваться в подробности. Она, наверное, даже не понимает, о чём мы говорим. – Блять.

– Следите за языком, мистер Брукс, – говорит она, не потрудившись обернуться.

Зак закатывает глаза, глядя на неё, но затем сосредотачивает своё внимание на мне. Крид и Тристан наблюдают за ним, в их взглядах такая расчётливая острота. Зейд выглядит смущённым, а Виндзор выглядит так, словно он уже знает.

– Это было не из-за тебя самой, – отвечает Зак, глядя на меня с сожалением на лице. – Это было из-за Адама Кармайкла. Твоя мать замужем за ним, не так ли?

Краска отхлынула от моего лица, и я подалась вперёд на сиденье.

– Ты выбрал меня из-за Адама Кармайкла? – спрашиваю я, чувствуя, как на меня накатывает тошнота. Адам – тот самый парень, который позволил моей матери оставить своего маленького ребёнка на остановке у чёрта на куличках. Он подонок, настоящий подонок. А также отец сестры, которую я никогда не встречала.

– Не я, – говорит Зак с долгим вздохом. – Лиззи.

– Но почему? У Уолтонов и Кармайклов что, какая-то вражда?

– У Адама был роман с сестрой Лиззи, – объясняет Тристан таким же холодным и будничным голосом, как всегда. Это всего лишь маска, теперь я это знаю, но она чертовски хороша. – Ей тогда было всего восемнадцать, а ему… по крайней мере, за сорок. – Мой желудок сжимается от тошноты. – С тех пор Лиззи его возненавидела.

– Значит, она выбрала меня из-за него? – спрашиваю я, и Тристан кивает.

– Я не имею ничего общего с Адамом, даже никогда с ним не встречалась.

Прямо сейчас у меня в голове всё путается, и я откидываюсь на кожаное сиденье рядом с Кридом, задаваясь вопросом, как, чёрт возьми, я должна это воспринимать.

– Мы должны были кого-то выбрать, – шепчет Зак, – а твоя сестра, Изабелла, была слишком маленькой. Мне жаль, Марни. Мне так, на хрен, жаль.

– Это замечание, мистер Брукс, – говорит мисс Фелтон, когда я закрываю глаза и кладу голову на плечо Крида, пока не засыпаю.

Если парни и разговаривают всю оставшуюся дорогу, я этого не слышу.

Весь класс третьего курса останавливается в отеле «Fairmont», который находится примерно в десяти минутах езды от симфонического оркестра, в зависимости от загруженности дорог. Это определённо роскошный отель, это становится очевидным с того момента, как я вхожу в дверь. Мы с Чарли никогда не смогли бы позволить себе остановиться в подобном месте. На самом деле, мы вообще не можем позволить себе оставаться в городе. Когда мы приезжаем посмотреть симфонию, то после этого едем домой.

– Что это, чёрт возьми, такое? – шепчу я, пока Крид отпирает дверь в комнату на верхнем этаже. Миранда прямо за мной, но остальные парни разошлись по разным комнатам, чтобы оставить свои вещи. Я остановилась у Кэботов, любезно предоставленная возможность от Кэтлин. Академия действительно предоставляет стандартные гостиничные номера бесплатно, но в номере живут по два студента, и пары выбираются случайным образом. Апгрейды стоят больших денег, но, как сказал Крид ранее: это буквально ничего не стоит, поэтому я ценю их щедрость больше, чем случайный шанс, что меня могли поставить в пару с Анной, Эбигейл или Мэйлин.

Представьте, что они будут делать, пока я сплю.

– Президентский люкс, – произносит Крид, зевая. Я не думаю, что он хотел проявить неуважение (хотя его, вероятно, не очень волнует пышное великолепие, окружающее нас). Он просто… ну, он всегда зевает, разваливается и облокачивается на мебель. – Твоя кровать за этой дверью, – он указывает на неё, а затем хмурится, – и, к сожалению, я вынужден делить другую кровать со своей сестрой.

– Такой огромный номер, как этот, и в нём всего две кровати? – спрашиваю я, подходя к окну и прикрывая рот обеими руками. У нас обзор города на двести семьдесят градусов. Я вижу мост Золотые ворота так же хорошо, как и Алькатрас. Это просто потрясающе. Я так взволнована этим, что, когда Крид неторопливо подходит ко мне, засунув одну руку в карман, я обвиваю руками его шею и крепко прижимаю к себе.

Миранда наблюдает за нами из гостиной, натянуто улыбаясь. Когда я заканчиваю обнимать её брата, я обнимаю и её тоже. Она смеётся и хлопает меня по спине, отодвигая на шаг назад. Однако я замечаю, что её щёки порозовели, а пульс учащённо бьётся. Может быть, она всё ещё влюблена в меня? Мои собственные щёки горят от смущения.

– Это смешно, правда? – говорит Миранда, таща свой чемодан в спальню на противоположной стороне номера. – В этой комнате могут поместиться двадцать человек, но по-настоящему вы сможете спать максимум вчетвером.

Она пожимает плечами и возвращается в спальню, закрывая за собой дверь, а я возвращаю своё внимание к стене с окнами. Единственные планы на сегодняшний вечер включают поздний ужин в ресторане внизу, но в остальном завтра мы идём на симфонический оркестр, а в воскресенье на балет. В понедельник у нас есть целый день, чтобы осмотреть музеи.

– Знаешь, ты ей действительно нравишься, – говорит Крид, вздыхая и проводя пальцами по волосам. – Не смей разбивать ей сердце, – предупреждает он меня, подходя, чтобы встать рядом со мной, и обхватывая мой подбородок своими длинными пальцами. – И моё тоже.

Крид наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы встретить его на полпути, обхватывая пальцами его худые, но всё ещё мускулистые плечи.

Наш поцелуй обжигает каждую частичку меня, мои губы, моё сердце, мою душу. Всё усиливается, как в библиотеке, и я отстраняюсь, прежде чем Миранда сможет выйти и увидеть нас. Крид издаёт тихий стонущий звук, когда я отстраняюсь, его пальцы скользят по изгибу моей талии, пока, наконец, не опускаются рядом с ним.

Его взгляд задерживается на мне, пока я не исчезаю за дверью своей спальни, и мне приходится потратить минуту, чтобы присесть на край кровати и отдышаться, прежде чем у меня появляется достаточно душевных сил, чтобы встать и переодеться к ужину.

Каждый раз, когда они прикасаются ко мне, я чувствую, как что-то меняется внутри, в моём теле просыпается этот дикий жар, с которым я не знаю, что делать. Это почти болезненно, настолько сильно я их хочу.

Это чувство, оно не продлится долго, оно скорее полностью не разорвёт меня на части.

Глава 18

Мы все наряжаемся для симфонии: парни в смокингах, а девушки в длинных блестящих платьях. На мне белое платье, которое немного напоминает свадебное, я не могу жаловаться, так как украла его у Миранды. И когда я говорю украла, на самом деле я имею в виду, что она принесла кучу одежды в мою комнату в общежитии и заставила меня перемерить кучу всего, пока я не нашла что-то подходящее.

Симфония и, на следующий день, балет оказались такими же великолепными, как я и надеялась. Видеть арфиста на сцене было завораживающе, определённо, это то, что стоило заснять.

– Если бы я уже не решила, что хочу быть профессором, я бы серьёзно задумалась о том, чтобы сделать карьеру в музыке. – Я лежу на своей кровати рядом с Кридом, всё ещё одетая в длинное белое платье с разрезом до самого бедра, в то время как он ослабляет галстук и расстёгивает пиджак.

– Ты хочешь стать профессором? – спрашивает он, взглянув на меня. Мы тусуемся, пока Миранда принимает душ в соседней комнате, моя босоножка натыкается на его блестящие чёрные туфли от Баркер, когда я шевелю пальцами ног.

Улыбка появляется на моих губах, когда я смотрю в сторону Крида, встречаясь с его пристальным взглядом из-под тяжёлых век и чувствуя, как меня охватывает лёгкий трепет.

«Не думай о джакузи», – говорю я себе, но, конечно, это всё, о чём я могу думать.

– Не знаю, заметил ли ты, но я довольно хорошо учусь в школе. – Я пожимаю плечами и откидываюсь на подушки. – И мне это нравится. Если бы могла, я бы стала профессиональным студентом на всю оставшуюся жизнь.

Крид ухмыляется, а затем садится, чтобы снять пиджак и небрежно бросить его на пол. Он укладывается на бок, чтобы посмотреть на меня, приподнимаясь на локте. Его взгляд скользит по вырезу моего платья, и я неосознанно поднимаю руку, чтобы подразнить пальцами ключицу.

– Разве не для этого существует аспирантура? – спрашивает он, придвигаясь чуть ближе ко мне и протягивая длинные пальцы, чтобы спустить бретельку с моего плеча. Он наклоняется и запечатлевает тёплый поцелуй на моей уже разгорячённой коже. – Просто стань врачом, и ты всё равно будешь учиться большую часть своей жизни. – Он улыбается ленивой кошачьей улыбкой и придвигается немного ближе, кладя правую руку на левую сторону моего тела так, что частично прикрывает мою верхнюю половину.

– Мне нравится академическая среда, – отвечаю я, изо всех сил стараясь контролировать своё дыхание. Учитывая то, как Крид лежит, мой естественный инстинкт – наклониться к нему, обвить рукой его шею и поцеловать. – Я хочу поехать в Борнстед, и, если всё сложится удачно, я бы тоже хотела когда-нибудь преподавать там. Я уже начала работать над своим заявлением. – Крид поднимает брови и смотрит на меня как на сумасшедшую.

– Ты уже начала работать над этим? – недоверчиво спрашивает он, и часть его ленивой беспечности на минуту исчезает. – Неужели уже настало это время?

– Это если у тебя нет бонуса от наследства, – шучу я и, ничего не могу с собой поделать, протягиваю руку, чтобы погладить гладкую линию подбородка Крида, как это делал Тристан в библиотеке. Как только эта мысль приходит мне в голову, меня обдаёт новой волной жара, и у меня перехватывает дыхание. – И, если тебе отчаянно нужны деньги на стипендию, чтобы иметь возможность поступить туда.

Крид закрывает глаза и наклоняется ко мне, утыкаясь лицом в изгиб между моей шеей и плечом. Когда он дышит, воздух трепещет у моего пульса, лёгкий, как поцелуй бабочки.

– Моя мама говорит, что если я не улучшу свои оценки и не поступлю в колледж, то она выгонит и откажется от меня. – В его голосе звучит почти стыд, когда он признаётся мне в этом, сильнее прижимаясь ко мне носом.

– Я не думаю, что Кэтлин когда-нибудь поступила бы так с тобой, – признаю я, потому что, как бы сильно она ни была расстроена действиями Крида, она слишком сильно любит его, чтобы видеть, как он страдает.

– Ты не знаешь её так, как я. – Крид поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, наши губы безумно сближаются. Я чувствую его дыхание на своих губах, и всё, чего я хочу – это поцеловать его. Каким-то большим, злым хулиганом он не казался. Он выглядит таким мягким и ангельским в золотом свете прикроватной лампы. – Она умна и целеустремлена… – Крид слегка морщит брови. – Как и ты, я думаю. Она упорно трудилась, чтобы получить всё, что у неё есть, и она ожидает, что мы с Мирандой сделаем то же самое. Я не могу разочаровать её.

И вот она, истинная суть ситуации. Крид отчаянно хочет быть частью своей семьи, хочет он это признавать или нет. Он боится разочаровать свою мать.

– Эй. – Я нежно обхватываю ладонями его лицо и притягиваю его чуть ближе, чтобы, когда я говорю, он мог чувствовать мои слова на своих губах. – У тебя есть я в качестве наставника, – говорю я с лёгкой улыбкой, – так что на самом деле тебе не о чем беспокоиться. Я сделаю всё возможное, чтобы привести тебя в форму. Давай начнём с этого: в какой колледж ты хочешь поступить?

Крид поднимает на меня свои глаза, его взгляд переходит от ленивой, беззаботной маски, которую он носит, к глубокому горению глаз, нежных и похотливых одновременно.

– Почему тебя так сильно волнует, что со мной случится? – спрашивает он, перемещаясь так, чтобы больше не нависать надо мной. Нет, это больше похоже на то, что сейчас он лежит на мне сверху. Я чувствую его во всех нужных местах, он зажат между моих бёдер и выглядит дьявольски красивым в этом угольно-сером смокинге. – Я обращался с тобой как с абсолютным дерьмом. Так почему же? Почему? Что во мне такого, что тебе на самом деле нравится? Большинству девушек нравятся деньги, или престиж свидания с Идолом, или, может быть, они просто хотят трахнуть меня. Но это никогда не связано ни с чем другим. Кроме… – он кладёт обе ладони плашмя на кровать и приподнимается, так что смотрит прямо на меня сверху вниз. – …тебя.

– Ты яростно защищаешь свою сестру, – начинаю я, тяжело дыша, чувствуя, как моё сердце начинает бешено колотиться. У меня внезапно кружится голова, и я знаю, что, если бы я встала, у меня подогнулись бы колени. – И ты так сильно любишь своих родителей, что в твоих глазах появляется мука, когда ты говоришь о том, что разочаровываешь свою маму. – Я делаю глубокий вдох, когда Крид садится на колени и начинает ослаблять галстук томными, лёгкими движениями, наблюдая за мной с такой напряжённостью, которую я видела у него только во время драк. Но это не гневная интенсивность или насилие: это решимость. – Больше всего мне нравится, что у тебя хватает мужества признать, когда ты совершаешь ошибку. Многие люди никогда не усваивают этот урок, ни разу за всю свою жизнь.

Крид садится на корточки, продевает голубой атлас своего галстука в узел и бросает его на пол. Он протягивает руку с длинными пальцами и начинает расстёгивать свою накрахмаленную белую рубашку.

Я всё ещё не совсем уверена в том, что мы делаем, но мне это нравится. Миранда, должно быть, уже закончила принимать душ, верно? Но я ничего не слышу, а в гостиной между двумя спальнями темно и пусто. Крид слезает с кровати, подходит к двери, чтобы закрыть её, и прислоняется спиной к дереву. Он стягивает рубашку через плечи и позволяет той упасть на пол.

– Ты так и не сказал, в какой колледж хочешь поступить, – уклоняюсь я, приподнимаясь на локтях, чтобы получше его разглядеть. Совершенно очевидно, что я пытаюсь сменить тему, напряжение в воздухе настолько сильное, что его можно разрезать ножом.

Веки Крида опускаются, так что он смотрит на меня из этих ярко-синих щёлочек, похожих на осколки сапфира на гладком фарфоровом лице.

– Борнстед, – лаконично отвечает он, скидывая ботинки и стягивая носки.

Моё сердце, кажется, вот-вот разорвётся в груди, но мне удаётся сохранять спокойствие в голосе, когда я спрашиваю:

– Почему Борнстед?

Мгновение тишины, два, три. Крид подходит и садится рядом со мной на край кровати. Его взгляд настолько пристален, что мне трудно встретиться с ним взглядом.

– Потому что, – выдыхает он, наклоняясь и захватывая мою нижнюю губу зубами. Он засасывает её в рот на минуту, дразня языком и заставляя меня стонать. Он отпускает меня, прежде чем закончить фразу. – Туда отправляешься ты.

Крид возвращается на кровать, накрывая меня своим телом, устраиваясь между моих бёдер. Я обнимаю его и целую так, словно никогда не захочу отпускать.

Когда становится жарко и тяжело, мне в голову приходит одна мысль.

– Могу я задать тебе вопрос? – шепчу я ему на ухо, постанывая, когда он прокладывает дорожку поцелуев вдоль моей шеи, вероятно, оставляя засосы, которые мне придётся замазывать утром.

– Всё, что угодно.

Бедный Крид. Он вполне может пожалеть, что сказал это.

– Ты девственник? – слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю обдумать их получше, повисая в воздухе между нами, как облако, как речевой пузырь из комиксов, прикреплённый к моему большому рту.

Крид Кэбот замирает, а затем садится, глядя на меня сверху вниз, его золотистые волосы растрёпаны, а красивый рот искривлён в хмурой гримасе.

– Почему ты вообще так думаешь? – огрызается он, и я слегка съёживаюсь. Ему требуется всего минута, чтобы сообразить это, и его губы сжимаются в тонкую линию. Крид закрывает глаза и прикладывает два пальца к виску. – Ёбаная Миранда. Я никогда так сильно не хотел убить свою близняшку, как в этот момент.

– Так… это правда? – спрашиваю я, чувствуя этот странный, глупый прилив возбуждения. Но на самом деле в этом нет ничего плохого, не так ли? Просто кажется… что было бы проще, если бы мы оба были неопытны и не знали, что делаем.

– Ты и твои глупые, ослиные правила, – рычит он, поглядывая на меня так, словно не уверен, что думать или делать. – Никакой лжи, верно?

Я улыбаюсь, тронутая его внезапной неуверенностью. Это забирает всё его гладкое, отполированное совершенство и придаёт ему привлекательный маленький изъян.

– Никакой лжи.

– Чёрт. – Крид проводит пальцами по волосам, а затем поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Да, это правда.

Моё сердце спотыкается, падает, обдирает колено и снова встаёт. Я чувствую себя разбитой и болезненной, а мои щёки пылают жаром.

– Чёрт, – шепчу я, сдерживая смешок. – А остальные знают?

Крид бросает на меня взгляд, который ясно говорит о том, что я сошла с ума, и качает головой.

– Нет, и ты ведь не собираешься им рассказывать, да? – я качаю головой, и он резко отводит взгляд, как будто ему стыдно.

– Не расстраивайся. Не то чтобы вся академия не знала, что я тоже одна из них.

Крид оборачивается, наклоняясь, чтобы снова поцеловать меня. Часть его безрассудной беззаботности исчезла, поэтому я пытаюсь вернуть её, обвивая руками его шею. Наши рты яростно ласкают друг друга, языки скользят по нижним губам, обводя края зубов. Мои ногти впиваются в обнажённую кожу верхней части его спины, а его левая рука скользит вверх по разрезу моего платья, дразня моё бедро тёплым, сухим жаром его ладони.

Наши тела работают вместе так же, как в тот день в джакузи, и вскоре мы оба стонем, трёмся друг о друга во всех значимых местах.

На этот раз, когда его левая рука скользит вдоль пояса моих трусиков и опускается ниже, я не останавливаю его. Крид держит свои пальцы на внешней стороне ткани, скользя ими по тёплому пульсирующему месту внутри меня и выводя ещё больше влаги из моего тела.

– Скажи мне, когда захочешь остановиться, – шепчет он, покусывая мочку моего уха. Но дело в том, что… Я не уверена, что хочу останавливаться. Я продолжаю попадать в подобные ситуации и задаваться вопросом, желать, нуждаться, но потом я вечно отказываю себе и в конечном итоге просто расстраиваюсь.

Нет, я не хочу останавливаться.

Эти его длинные красивые пальцы дразнят меня, пока я не начинаю задыхаться, двигая бёдрами навстречу каждому прикосновению. Крид доводит меня до полного изнеможения, мои волосы спутаны, кожа вспотела, сердце скачет, как табун лошадей. А затем, со всем своим ленивым, беззаботным совершенством, он отодвигает трусики в сторону и дразнит моё отверстие одним пальцем.

Наш поцелуй становится глубже как раз перед тем, как он проникает внутрь, до самых костяшек пальцев. Удовольствие такого рода, какого я никогда раньше не испытывала, пронзает меня насквозь, и я сильно впиваюсь пальцами в спину Крида, заставляя его застонать. Какое-то мгновение мы лежим так вместе, застыв в интимной позе, позволяя новизне ситуации овладеть нами.

А потом он начинает двигаться, медленными движениями, входя и выходя, пока я не начинаю дрожать и трепетать, желая большего. Мои губы шевелятся, но не издают ни звука. Крид тоже дрожит и обливается потом. Бусинка падает с кончика его носа и приземляется мне на губы. Я слизываю её, и он стонет, закрывая глаза, когда вводит второй палец. Тогда становится немного тесновато, но не неудобно.

Я прикусываю его нижнюю губу, втягиваю её в рот, а затем вздрагиваю, когда он проводит большим пальцем по моему возбуждённому соску. Внезапно мне просто отчаянно захотелось избавиться от платья. Оно кажется тесным, почти сковывающим.

Раздаётся стук в дверь, и мы оба замираем. Крид бросает раздражённый взгляд в ту сторону.

– Эй. Скажи этому идиоту, что я закончила принимать душ, чтобы он мог воспользоваться ванной.

– Я скажу ему, – выдыхаю я, задаваясь вопросом, не странно ли это звучит, может ли она понять, узнает ли она.

– Окей, спокойной ночи.

Я просто могу представить, как Миранда машет рукой, направляясь в свою спальню. Вздохнув, я откидываю голову на подушки, и Крид изгибает пальцы, стимулируя те части меня, о существовании которых я даже не подозревала. Его большой палец скользит вверх по пульсирующей боли, о которой я и не подозревала, что так сильно нуждается в утолении.

Мы снова начинаем целоваться, и это всё равно, что дышать – прикасаться своими губами к его губам. Он внезапно стал мне нужен так, как я никогда ни в ком раньше не нуждалась. Мои бёдра двигаются под его рукой, пока он не ругается и не отстраняется, оставляя меня задыхающейся и испытывающей боль. Я приподнимаюсь на локтях, когда Крид, тяжело дыша, поднимается на ноги.

– Презерватив? – спрашивает он, и мои щёки вспыхивают. Тогда он останавливается и смотрит на меня, по-настоящему смотрит на меня. – То есть, если это то, чего ты хочешь. – Он просто стоит там и смотрит на меня, красивый аристократ без рубашки, с телосложением принца и надменным видом короля. Его порочный рот, одинаково хорошо умеющий оскорблять и целовать, изгибается в полуулыбке. – Я ждал этого так долго, и ты тоже. Нет смысла продолжать что-то, что кажется неправильным.

– Это кажется потрясающим, – шепчу я, чувствуя укол вины.

А как насчёт других парней? А как насчёт Зака и той милой, мягкой грусти, которую он несёт в своём большом, мускулистом теле? А как насчёт признания Зейда в библиотеке и позора, который он носил в себе целый год? А ещё есть Виндзор и Тристан… Я думаю, секс не так уж много значит ни для одного из них. Им его было достаточно, это уж точно. Нет, я хочу от них чего-то большего. Я хочу, чтобы меня обнимали, тискали и прикасались ко мне. Я хочу, чтобы со мной разговаривали, меня слушали… любили.

Мне нужно увидеть их уязвимость.

– Это кажется правильным. – Я сажусь и спускаю ноги с края кровати, кивая головой в сторону своего чемодана. – У меня в сумке есть презервативы.

Крид приподнимает светлую бровь.

– Как? Откуда?

Я бросаю на него взгляд, моё лицо пылает, моё тело в огне. Пылкий шторм проносится сквозь меня… и-и-и-и-и-и, я снова становлюсь поэтичной. Эх. Но это так верно.

– В меня швыряли презервативами, запихивали их в мой шкафчик и складывали на пороге с начала первого курса. Я девственница, а не идиотка. Я знала, что секс рано или поздно произойдёт, так зачем выбрасывать хорошие презервативы.

– В них могут быть проделаны дырки, – говорит Крид, и у меня кровь стынет в жилах от этого намёка. Это выходит за рамки издевательств, это практически сексуальное насилие.