Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 8"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Глава 16
Лоун-Пайн

Стиффи Грант прошаркал в Пайн-кафе и взгромоздился на табурет у стойки. На стук двери из кухни выглянула Салли.

– Так это ты с утра? – спросил Стиффи. – Я думал, с утра Джуди работает.

– Джуди простыла. Я ее подменяю. Кроме них двоих в кафе никого не было.

– А где все? – спросил Стиффи. – Сейчас в городе столько народу…

– Дрыхнут еще, – ответила Салли. – Те, что здесь. А многие остановились в Бемиджи и теперь ездят взад-вперед. Здесь им места не хватило.

– Те двое из «Трибьюн» здесь, – сказал Стиффи. – Парень с фотоаппаратом и девчонка, которая пишет.

– Так они ж рано приехали, когда в мотеле еще были места.

– Хорошие ребята, – сказал Стиффи. – Настоящие белые ребята. Девчонка дала мне пять долларов только за то, что по телефону ответил, а после трубку подержал, чтобы линию не заняли. А вчера фотограф выставил мне бутылку за то, что я посмотрел, что творится за рекой, пока он спал. Мы с ним так договорились: если вдруг что – я сразу бегу и подымаю его, бужу, значит… Только ничего не случилось, так я и просидел. А бутылка классная, не то что ваша дешевка.

– Хорошие люди эти приезжие, – сказала Салли. – Мелкую сдачу почти никто не берет. Не то что наши – чаевых никогда не дождешься.

– Однако они не много узнали, – рассуждал Стиффи. – Похоже, они толком ничего и не знают про ту штуковину. Эти парни из Вашингтона крутятся вокруг нее, крутятся – и ни фига. Я с одним намедни говорил. Он копался в мусоре, который выкидывает эта штуковина после белых тюков. Уж так он разволновался. Говорит, нашел там что-то важное, но я не шибко понял. В том мусоре, говорит, нету сосновых семян. Шишки, мол, все поразломаны, а семян нету вовсе, куда-то подевались. Это, мол, неестественно, говорит. Он думает, что штуковина зачем-то собирает семена. Я ему говорю, может, она их ест, как белки. А он головой качает. Не верит.

– Что тебе принести, Стиффи?

– Наверное, несколько оладий.

– Сосиски, бекон?

– Не-е! Это мне не по карману – слишком дорого. Просто оладьи. И сиропа побольше. Я люблю, когда много сиропа.

– Вот он, сироп, в кувшине. Лей, сколько хочешь.

– А, ну хорошо. И масла побольше. Плесни чуток лишнего. Только не бери с меня денег за это.

Салли сходила на кухню, передала заказ повару и вернулась.

– А пришелец уже далеко в лес забрался? – спросила она. – Я его давно не видела.

– Больше чем на милю, однако. Идет и идет, день и ночь. И все выплевывает белые тюки, каждые несколько минут. Они так и валятся на просеке. Я все удивляюсь, на фига ему это надо. Не понимаю. И вообще ничего не понимаю.

– Должна быть какая-то причина.

– Может, и есть. Только я не понимаю. И еще удивляюсь, почему он выбрал нас, почему именно к нам прилетел.

– Ну куда-то он должен был прилететь. Прилетел к нам… Если он искал деревья, то выбрал хорошее место.

– Должно быть, лесничие не слишком-то обрадовались, – пробурчал Стиффи. – Они с этим лесом носятся, как курица с яйцом. Не понимаю, чего в нем такого. Деревья как деревья, лес как лес…

– Это же заповедник, – сказала Салли. – Островок первобытной природы!

– Да знаю. Дурость все это.

Глава 17
Лоун-Пайн

Пришелец начал пухнуть. Со всех сторон появились какие-то бугры и шишки, но он по-прежнему валил лес и жевал деревья – и все так же, через определенные промежутки времени из него вываливались тюки целлюлозы и вылетали кучи мусора.

– Мы не знаем, что происходит, – пожаловался Кэти один из полицейских. – Может быть, кто-нибудь из вашингтонских знает, но я сомневаюсь. Они ничего не говорят, так что не поймешь, знают они что-нибудь или нет. Эти бугры мы увидели сегодня утром. Наверное, еще с ночи стали расти, да они и теперь растут и стали гораздо больше.

– Я хочу подойти поближе. Вы меня пропустите? – спросила Кэти. – Некоторые из наших уже там.

– Только будьте поосторожнее, – ответил полицейский. – Слишком близко не подходите. Нам бы не хотелось, чтобы с людьми что-то случилось.

– Пришелец никому не сделал ничего плохого, – сказала Кэти. – Мы тут с тех самых пор, как он появился, – а он нас даже не замечает.

– Кто знает, что у него на уме? – произнес полицейский. – На вашем месте я бы судьбу не испытывал. Он же убил человека, помните?

– Так тот же стрелял в него.

– Так-то оно так, но я ему все равно не доверяю. Не слишком доверяю, так скажем. Чужак он.

Кэти с полицейским стояли на полдороге между пришельцем и рекой. Теперь через реку можно было перейти: армейские инженеры навели временный мост. На длинной просеке, сделанной пришельцем, очень аккуратно, на одинаковом расстоянии друг от друга лежали белые тюки и кучи опилок.

– Мы держим зевак на том берегу, – сообщил полицейский. – Пропускаем только официальных представителей и прессу. Вы-то сами за себя отвечаете. Вам это объяснили.

– Конечно.

– Не понимаю, – сказал полицейский, – как они сюда попали. Человек двести собралось, наверное. Мы же все дороги перекрыли, но они все равно каким-то образом пробираются.

– Бросают машины перед вашими постами и идут лесом, – сказала Кэти. – Чтобы задержать всех, надо устроить сплошное оцепление.

– Наверное, – согласился полицейский. – Надоедливый народ.

– Вон идут Фрэнк Нортон и Чет, мой фотограф, – сказала Кэти. – Как только подойдут, мы с ними подберемся к нему поближе.

Полицейский пожал плечами.

– Пожалуйста! Но будьте осторожны. Что-то должно произойти, и мне это не нравится. Носом чую – что-то будет.

Кэти подождала Нортона и Чета, и они втроем пошли по просеке.

– Джерри попал на самолет? Все нормально? – спросила Кэти.

Чет кивнул.

– Успел. Мы приехали за несколько минут до отлета. Пленку я ему отдал. Он обещал передать. Я все хотел тебя спросить – как он здесь оказался? Мне помнится, что он вроде потерялся, и ты его разыскивала.

– У него машина сломалась, и он пришел в Лоун-Пайн, чтобы позвонить. И тут мы встретились. Он не знал, что я здесь, и я ничего не знала.

– Славный парень.

– Это точно.

– Однако не слишком разговорчивый. Всю дорогу молчал.

– Он всегда молчит, – сказала Кэти.

Они подошли к группе журналистов, собравшихся под боком у пришельца.

– Ты с Джонни сегодня разговаривал? – спросила Кэти.

– Да, – ответил Чет. – Интересовался, как там моя пленка. Он сказал, что ее уже понесли в лабораторию, что времени еще уйма.

– Он не говорил, что пришлет кого-нибудь вместо меня?

– Ни слова. А ты думала, пришлет?

– Не знаю, – сказала Кэти. – Ведь есть и другие, кто мог бы сделать эту работу лучше. Джей, например. Джонни ткнул в меня пальцем, потому что в тот момент в редакции больше никого не оказалось.

– Думаю, тебе не стоит тревожиться. Джонни порядочный парень. Пока ты делаешь свое дело, он тебя отсюда не заберет.

– Если он кого-нибудь пришлет, я пошлю его к черту! Это мой материал, Чет, и я хочу, чтобы он моим и остался.

– Будешь драться за него?

– Да, черт побери!

– Смотри-ка, – сказал Нортон. – Кто-то написал на пришельце номер. Сто один. Ну вон, на боку, спереди.

Кэти пригляделась. Зеленая краска, цифры около фута в высоту, чуть побольше.

– Интересно, кто это сделал?

– Кто-нибудь из этих вашингтонских чудаков, – фыркнул Чет. – Тоже мне наблюдатели, ученые. Все им надо пронумеровать для отчета.

– Смешно выглядит.

– Мы же не знаем, как они работают, – сказал Нортон. – Быть может, у них были серьезные основания, чтобы его написать.

– Наверное, – согласилась Кэти.

– Что вы думаете про эти шишки? – спросил Нортон. – Что это может быть – есть какие-нибудь идеи?

Кэти покачала головой.

– Представления не имею. А жаль, обидно. Он был такой аккуратный, гладкий, симметричный… А теперь весь какой-то шишковатый.

– Ты так говоришь, будто он раньше был красивым.

– Не красивым, а симпатичным. Такие и должны прилетать из космоса: аккуратные, гладкие, четкие – ничего лишнего.

– Боже милостивый! – воскликнул Нортон. – Вы только посмотрите!

Один из самых крупных бугров на боку у пришельца вдруг раскрылся, и оттуда показалась маленькая копия пришельца. Она была трех-четырех футов в длину, но кроме размеров – это была абсолютная копия большого черного ящика. И стенки у него были гладкие, без бугров. У всех на глазах отверстие становилось все больше, и вдруг оттуда выскочил маленький черный ящик – ящичек – и свалился на землю. Упал, покатился, встал прямо… Он был не такого черного цвета, как большой пришелец, и блестел, словно мокрый. Какое-то время он постоял неподвижно, потом покрутился на месте – и поехал к задней стене пришельца, словно поплыл, плавно и бесшумно.

Люди расступались, чтобы дать ему дорогу.

– Ложись! Убирайтесь из кадра! – бешено вопил оператор с телевидения. – Ложись, черт побери! Вы мне дадите снимать?!

Уступая дорогу малышу, Кэти подумала: «Так вот оно что! Теперь все ясно. Она живая. Не машина, а живое существо. Живое существо, детишек рожает!»

Стал лопаться еще один пузырь, и оттуда показался очередной малыш. А пришелец не обращал ни малейшего внимания на происходящее и по-прежнему валил лес.

Первый малыш объехал пришельца сзади и направился к целлюлозному тюку. Приподнявшись, он набросился на него, разрывая на куски и поглощая целлюлозу точно так же, как его «мама» глотала деревья.

Чет бросился туда с камерой. Остановился, чуть присел и начал щелкать, время от времени передвигаясь, ища удобный ракурс. Фоторепортеры бегали, толкались, пытаясь снимать с наиболее выгодных точек. Вокруг новорожденного создания образовалось почти сплошное кольцо.

– Как я сразу не догадался? – сказал человек, стоявший рядом с Кэти. – Увидел пузыри, сразу должен был сообразить, что это почки. Следовательно, вопрос, который все мы себе задавали…

– Верно, – перебила Кэти. – Она живая.

Он посмотрел на нее, словно только что заметил. И поднял руку к виску, приветствуя ее.

– Квин, – сказал он. – «Нью-Йорк таймс».

– Фостер, «Миннеаполис трибьюн», – представилась Кэти.

– Так значит, это вы появились здесь раньше всех?

– Вечером в тот день, когда она приземлилась.

– Вы понимаете, – сказал он, – что мы пишем репортаж века? Если не всех времен.

– Я об этом не думала, – ответила Кэти. Немного помолчала и призналась: – Извините, мистер Квин, я вам соврала. Конечно же, я об этом думала.

На просеке было уже несколько младенцев. Они бешено носились в поисках тюков – есть хотели, – а следом за ними бегали репортеры.

Но один из новорожденных никуда не бежал. Он лежал, дрожа и дергаясь, как животное, которое судорожно пытается подняться на ноги. Он лежал возле пришельца, но тот, казалось, не обращал на него никакого внимания.

«Он упал на бок, – догадалась Кэти. – Бедный малыш упал на бок и не может встать на ножки». Как она до этого додумалась, ей самой было непонятно. По правде сказать, додуматься было непросто, даже невозможно, потому что никаких ножек не было, коробочка была со всех сторон одинаковая, и никто не смог бы сказать, где у нее бок, где верх, где низ.

Она быстро шагнула вперед, нагнулась, подхватила малыша и повернула его на другую грань. Он дернулся, будто встряхнулся, и побежал к тюкам.

Выпрямившись, Кэти вытянула руку и похлопала пришельца по боку, по этой огромной амбарной стене.

– Мать, – сказала она тихонько. Сказала, собственно, самой себе, ведь не могла же стена ее слышать. – Мать, я помогла твоему малышу встать на ножки.

Вдруг под ее ладонью что-то шевельнулось, на поверхности стены, ставшей теплой и мягкой, образовалась складка и сжала ей руку, сильно, но бережно. Потом складка исчезла и стена снова стала гладкой и твердой.

Кэти стояла как громом пораженная, не в силах поверить тому, что произошло.

«Она меня заметила! – подумала Кэти с восторгом. – Она знает, что я здесь. Она знает, что я сделала. Она хотела пожать мне руку. Она благодарила меня!»

Глава 18
Вашингтон, Федеральный округ Колумбия

– Что ты знаешь об этих щенках? – спросил президент.

– Щенках, сэр? – удивился Портер.

– Да, пришелец в Миннесоте как будто ощенился.

– Я знаю только то, что знают все, – сказал Портер. – Пока четырнадцать и еще несколько на выходе.

– Ничего себе, семейка!

– Может быть, вы знаете об этом больше, чем я, – сказал пресс-секретарь. – У доктора Аллена там свои люди, так что он, вероятно, вам докладывал.

– Да, конечно. Но доктор Аллен – старая баба, а его наблюдатели – ученые зануды. Они ничего не скажут, пока не разложат все по полочкам. Потому что стоит им ошибиться – и их любимые коллеги поднимут их на смех, житья не дадут. А когда наконец скажут – ничего нельзя будет понять, потому что в докладе будет полно ученой терминологии, разных «если» и «может быть» и всяческих двусмысленностей. Так и не поймешь, что они имеют в виду.

– Но невозможно предположить, что доктор Аллен недостаточно компетентен, – возразил Хэммонд. – Это ученый высочайшего класса, у него репутация…

Президент махнул рукой.

– О, конечно же он компетентен, и его коллеги преисполнены всяческого почтения к нему, но он не тот человек, с которым мне хотелось бы иметь дело. Я люблю людей прямых, которые четко и прямо говорят все, что думают. А Аллен часто говорит так, что я вообще не понимаю, о чем идет речь. Мы с ним разговариваем на разных языках.

– Ну а если отвлечься от его терминологии и двусмысленностей? – спросил Хэммонд. – Что он думает по этому поводу?

– Он озадачен, – ответил президент. – Поражен. Мне кажется, что, когда все это началось, он был уверен, что пришелец – машина, а теперь ему, по всей вероятности, придется признать, что он все-таки не машина, а живое существо. История с кутятами изнасиловала его бедную научную концепцию. По правде сказать, меня не слишком занимает его мнение, потому что еще на этой неделе он успеет пару раз его изменить. Меня гораздо больше интересует, что говорит по этому поводу население.

– Слишком рано, – сказал Портер. – Пока еще нет достоверных сведений, и мы не можем оценить реакцию. Волнений не замечено. Если что-нибудь и происходит, то пока подспудно, в душах. Люди еще переваривают все это, еще не разобрались – и не проявят своих чувств, пока не разберутся. Но у меня такое ощущение…

Он умолк и посмотрел на Хэммонда и госсекретаря.

– Ну! Давай дальше, – сказал президент. – Какое ощущение?

– Это, может быть, глупо… Или прозвучит глупо…

– Давай, не стесняйся. Пусть будет глупо. Я выслушиваю чертовскую уйму глупостей, и некоторые из них идут мне на пользу. Во всяком случае, это останется между нами. Джон и Маркус возражать не станут, они свои глупости уже высказали.

– Ощущение вот какое, – начал Портер. – Я, конечно, не уверен, но у меня такое чувство, что эти кутята, как вы их называете, могут сделать пришельца более близким людям. Наша страна весьма неравнодушна к материнству.

– Об этом судить не берусь, – вмешался Маркус Уайт, госсекретарь, – но мне по-настоящему страшно. Мало того, что у нас сотни, быть может, тысячи тварей висят над головой, так еще и эта начала плодиться. Что если все они прилетят и начнут плодиться?

– Об этом никто сейчас думать не станет, – заметил Портер. – Не сейчас. Не сразу. Благодаря детенышам мы выиграем время.

– Маркус, – сказал президент, – я знаю, вы разговаривали с русским. Что он сказал?

– Не много. Впечатление такое, что он ждет инструкций из Москвы. А Москва еще, может быть, и сама не знает, какой линии придерживаться. Говорил он много, но все вокруг да около, ничего конкретного. Намекнул, что его правительство может потребовать, чтобы их допустили к исследованиям нашего пришельца. Я не стал ему говорить, какой может быть наша политика. Но для начала, на всякий случай, сказал, что пока ты считаем это нашим внутренним делом. Лично я по-прежнему думаю, что нам стоит пригласить зарубежных специалистов. Это нам ничем не угрожает, зато могло бы способствовать созданию лучшего международного климата.

– То же самое вы говорили и вчера, – сказал президент. – С тех пор я тщательно обдумал ваше предложение. Мне не хочется его принимать.

– Иван боится, что с помощью пришельца мы обнаружим нечто такое, что даст нам оборонное преимущество, – объяснил Хэммонд. – Потому посол и добивается, чтобы с ними тоже считались. По-моему, мы должны воздерживаться от каких-либо обещаний, пока не будем иметь хоть какое-то представление о том, что можем получить.

– Я говорил с Майком в ООН, – сообщил президент, – как раз перед вашим приходом. Он предупредил, что нам придется выдержать тяжелый бой, чтобы удержать ООН от объявления всей этой истории международным делом. Наши младшие братья в Африке и Азии и некоторые добрые друзья в Южной Америке полагают, что данное событие выходит за рамки национальных интересов. Утверждают, что появление космического пришельца касается всего человечества.

– Ну, какое-то время мы сможем от них отбиваться, – сказал Хэммонд. – Они мало что могут сделать – разве что общественным мнением пригрозят. Ну, будут принимать резолюции, пока не посинеют, но провести их в жизнь у них никаких возможностей нет.

– Какое-то время мы эту линию выдержим, – сказал президент. – Но если на нас начнут валиться новые пришельцы, ситуация может измениться.

– Господин президент, вы даже не станете рассматривать мое предложение о международном сотрудничестве в изучении пришельца? – спросил госсекретарь.

– Пока нет, – ответил президент. – Пока, Маркус. Эта тема не закрыта, нам еще придется вернуться к ней. Но надо подождать: посмотрим, что будет дальше.

– Для нас жизненно важно, – сказал Хэммонд, – узнать намерения пришельцев. В чем их задача? Почему они здесь? На что рассчитывают? Что собой представляют? Это банда кочевников, ищущих, где и чем поживиться, или исследовательская экспедиция? Может быть, они посланцы какой-то далекой цивилизации, уполномоченные вступить в контакт с внеземным разумом, а может быть, – пиратская эскадра. Мы должны это выяснить, чтобы выработать соответствующую линию поведения.

– Это будет не так-то просто, – заметил Портер.

– Придется постараться, – ответил Хэммонд. – Я не знаю как, но придется. В ближайшие дни ребята Аллена могут раздобыть какие-нибудь факты, что-нибудь существенное… Все, что нам нужно, – это немного времени.

На столе загудел телефон внутренней связи, президент снял трубку. Послушал секунду, сказал «Соедините», снова стал слушать… Лицо его постепенно мрачнело.

– Спасибо, – сказал он наконец. – Держите со мной постоянную связь.

Он положил трубку и оглядел присутствующих.

– Похоже, что мы уже опоздали, – сказал он. – Это Крауэлл из НАСА. У него донесение со Станции. Похоже, что «рой» на орбите начал распадаться.

Глава 19
Лоун-Пайн

– А они симпатичные, – сказала Кэти.

– Не вижу ничего симпатичного, – ответил Чет. – Маленькие черные ящички носятся вокруг.

Они на самом деле носились от тюка к тюку и аккуратно заглатывали их до последнего клочка целлюлозы. Они не ссорились, не дрались, потому что с рождения были хорошо воспитаны. Если один из них трудился возле тюка, то другой не пытался пристроиться рядом, а искал следующий тюк. Малыши уже съели несколько тюков, но их оставалось еще очень много. Тюки аккуратно лежали на просеке, сделанной взрослым пришельцем, длиной более мили, а он уходил в лес все дальше, время от времени выбрасывая очередные порции «корма».

– Мне кажется, что они растут, – заметила Кэти. – Такое может быть? Они кажутся больше, чем какой-то час назад.

– Вряд ли, – сказал Чет. – Они же пасутся всего несколько часов.

– Мне тоже кажется, что они подросли, – поддержал Кэти Квин из «Нью-Йорк таймс». – Я думаю, это возможно. У них, должно быть, чрезвычайно эффективная система метаболизма. Гораздо более эффективная, чем у любого из земных обитателей.

– Если они уже растут, – рассудила Кэти, – то не пройдет и нескольких дней, как они тоже смогут валить лес и заготавливать целлюлозу.

– Тогда скоро здесь будет пустыня, – добавил Нортон.

– Я полагаю, – сказал Квин, – нашим лесникам есть о чем подумать. Им придется как-то отреагировать. В настоящее время эта штуковина как бы наш гость. Но сколько можно терпеть гостя, который съедает все, что попадается на глаза?

– Или щенится на полу у вас в гостиной, – подхватил Нортон.

– Проблема в том, – сказал Чет, – что мы не знаем, как себя вести. Ведь эту штуковину не шуганешь из лесу, как свинью из огорода.

– Что бы вы ни говорили, – заявила Кэти, – а малыши мне нравятся. Они так торопятся, им так хочется есть.

Она попробовала узнать того малыша, которому помогла «встать на ножки». Но попытка не увенчалась успехом: они выглядели совершенно одинаковыми, и отличить одного от другого было невозможно.

Она все время вспоминала тот момент, когда, подняв малыша, протянула руку, чтобы погладить его мать. В памяти сохранилось ощущение мягкого прикосновения невероятно твердой шкуры, ласкового пожатия, почти поцелуя, когда руку обволокла неожиданно возникшая складка.

«Я не могу поверить, – говорила она себе, – что такое создание способно причинить кому-то вред. Чем бы оно ни было – но если оно так реагирует… Однако что это было? Жест одобрения? Благодарность за оказанную услугу? Проявление дружелюбия одной жизни по отношению к другой? Или оно просило прощения за причиненные неприятности?»

«Вот если бы можно было, – думала она, – включить это в репортаж, который через пару часов придется диктовать по телефону в «Трибьюн». Но нельзя, ни в коем случае. Если Джонни не выбросит этот эпизод, то на выпуске все равно не пропустят, ни за что не пропустят. Это считается вмешательством репортера в материал. И нет никаких доказательств, никаких документов… Интересно, как можно задокументировать рукопожатие с внеземным существом?..»

– Кому-нибудь удалось хоть что-то узнать у правительственной комиссии наблюдателей? – спросил Нортон у Квина.

– Не много, – ответил тот. – Они измерили наружную температуру пришельца. По-моему, пытались нащупать пульс, но не признаются в этом. Они установили, что поверхность не из металла, но из чего – не известно. Как он движется, тоже непонятно: нет ни колес, ни гусениц. Просто плывет в нескольких дюймах над землей, словно гравитации для него не существует. Один из наблюдателей сказал было, что пришелец, наверное, умеет контролировать и использовать гравитацию – так коллеги его чуть не растерзали за вольнодумство. И еще они обнаружили, что он посылает какие-то сигналы. Вот, пожалуй, и все.

– Я не уверен, – сказал Чет, – что им удастся узнать еще что-нибудь. Я не могу себе представить, за что там можно зацепиться.

– У них свои методы, – возразил Квин. – Что-нибудь еще они, конечно, узнают, но, вероятно, далеко не все, что нам нужно. Может быть, мы имеем дело с чем-то таким, что совершенно не укладывается в наши представления. Может быть, нам придется изменить образ мыслей, чтобы хоть что-нибудь понять.

Вдруг стало тихо. Грохот и хруст, с которыми пришелец пожирал деревья, прекратились. И снова возникли привычные звуки: птичье щебетание в лесу, шум ветра в вершинах деревьев, журчание и плеск речной воды.

Репортеры и фотографы на просеке разом повернулись. Ничего не происходило. «Может быть, – подумала Кэти, – она решила отдохнуть? Но почему? С тех пор как началась эта странная жатва, она ни разу не останавливалась, а продолжала неустанно косить деревья…»

Внезапно пришелец начал подниматься в воздух. Сначала медленно, потом все быстрее. Он поднялся над соснами и повис – и все это без единого звука. Ни рева моторов, ни шума пропеллеров. Ни пламени, ни дыма, – никаких признаков действия какого-либо движителя. Он просто всплыл над деревьями и повис, так же бесшумно, как и поднялся. В лучах заходящего солнца ярко выделялись цифры – «101», – написанные зеленой краской на черном-черном боку.

Медленно – казалось, что его просто сносит ветром – он начал двигаться к востоку, одновременно поднимаясь все выше и выше. Набрав скорость, он изменил направление и полетел на юг.

«Итак, она улетела, – подумала Кэти, – и оставила нас. Прилетела, побыла немножко, припасла еды для детишек – и снова в путь. Цель достигнута, задача исполнена…»

Она стояла и смотрела, пока крошечная точка не исчезла из виду. Потом взглянула на просеку, показавшуюся ей опустевшей, словно рядом не стало любимого друга.

Малыши, оставленные пришельцем, по-прежнему носились вокруг и жадно поедали целлюлозные тюки. Один из наблюдателей деловито писал на них номера. На этот раз краска была не зеленая – красная.