Текст книги "Жаклин"

Автор книги: Китти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятнадцатая

Президент Кеннеди хотел, чтобы его жена получила удовольствие от этой поездки. Он велел своему помощнику Годфри Макхью, позвонить в бюро прогнозов погоды и узнать, какая температура в Техасе, с тем чтобы он мог сказать Джекки, какую одежду ей брать с собой, он хотел, чтобы она отлично выглядела в Далласе.

«На обеде будут присутствовать все эти богатые республиканские шлюхи, одетые в меха и с бриллиантовыми браслетами на руках, – говорил он, – и ты должна выглядеть так же роскошно, как и они. Покажи этим чертовым техасцам, что такое хороший вкус».

«Если тебе так важно, чтобы я хорошо выглядела, почему мне нужно пылиться в автокавалькаде?» – спросила Джекки.

Президент решил ехать по городу в машине с открытым верхом. Он хотел, чтобы люди видели их.

Первую остановку они сделали в Сан-Антонио, а потом направились в Хьюстон, где Джекки должна была выступить с краткой речью на испанском языке перед Лигой латиноамериканских граждан. Она говорила по-испански не так бегло, как по-французски, и настояла на том, чтобы рядом с ней на борту самолета присутствовал учитель испанского языка, который помог бы ей составить речь.

Макхью сообщил, что погода будет прохладной, и президент посоветовал жене взять с собой осеннюю одежду.

Пытаясь решить, что ей надеть, Джекки входила в комнату и выходила из нее, примеривая разную одежду. Наконец, она выбрала два платья – бежевое и белое, два костюма – синий и желтый. А для Далласа она взяла с собой розовый костюм от Шанель с оборками синего шелка и розовую шляпку.

Мэри Галахэр отвечала за ее гардероб во время этой поездки. Она внимательно следила за тем, как Прови укладывает большой чемодан с косметикой и белыми перчатками.

Перед завтраком в четверг 21-го ноября сорокашестилетний президент Соединенных Штатов оделся в полном одиночестве в своей комнате. Он надел подтяжки и одежду, которую выбрал для него его слуга, и завязал шнурки на туфлях. Потом прихватил очки, которые никогда не носил на людях и в которых никогда не фотографировался. В карман он положил бумажник с медалью св. Кристофера, которую подарила ему Джекки.

В другой комнате парикмахер колдовал над прической Жаклин. Каролина, отправляясь в школу, заскочила к отцу, чтобы попрощаться с ним. Президент собирался взять с собой в аэропорт своего маленького сына, который любил самолеты.

Все еще опасаясь холодной погоды, Кеннеди попросил секретаря еще раз узнать прогноз. Через несколько минут в комнату осторожно вошла миссис Линкольн и сообщила неприятную новость. Согласно новому прогнозу погоды в Техасе в ближайшие два дня будет очень жарко.

«Господи, – простонал президент, снял трубку и позвонил служанке своей жены. – Возьмите с собой легкую одежду».

«Слишком поздно, мистер президент, – отвечала Прови на своем ломаном английском. – Вся одежда уже в самолете».

Кеннеди положил трубку и позвонил Годфри Макхью, чтобы отругать его за неверные сведения о погоде. Он все утро был не в духе.

Тем временем уже собрались сорок репортеров, которые должны были освещать путешествие, и тринадцать конгрессменов от штата Техас, которые должны были сопровождать президента, агенты секретной службы разработали меры безопасности, которые срабатывали всякий раз, когда президент покидал Вашингтон. Все были готовы ехать, кроме Джекки, которая, как обычно, запаздывала.

«Посмотрите, готова ли она», – приказал президент одному из своих помощников.

Через несколько минут первая леди появилась в белом шерстяном платье. Заметив, что она одета в теплую одежду, президент окинул Годфри Макхью негодующим взглядом.

Уже опаздывая, личный самолет президента покинул базу военно-воздушных сил Эндрюс в 11 часов 5 минут дня. На борту самолета Джекки сразу же прошла в отдельную кабину, в то время как Кеннеди начал беседу с конгрессменами. Первая леди планировала надеть норковую шапку в Сан-Антонио, но за несколько минут до посадки она позвала своего секретаря и осведомилась о погоде, полагая, что, возможно, ей будет слишком жарко в меховой одежде.

Наконец, она решила надеть другую шляпку. В это время президент постучал в дверь.

«Да, Джек, в чем дело?» – спросила она.

«О, Джекки, я просто хотел посмотреть, все ли с тобой в порядке».

«Да, Джек, у меня все хорошо. Уходи, пожалуйста».

Когда самолет президента совершил посадку в Сан-Антонио, собравшаяся толпа народа с энтузиазмом приветствовала их. Джекки появилась первой, улыбаясь своей ослепительной улыбкой. Ей вручили огромный букет желтых роз с открыткой, в которой было написано: «Выражаем уважение и благодарность за ваш вклад в развитие культуры в нашей стране и за тот образ американки, который вы демонстрировали за границей». Она улыбалась, видя плакаты с надписями: «Джекки, приезжайте в Техас покататься на водных лыжах», «Добро пожаловать, ДФК», «Рады вас видеть, мистер президент и миссис первая леди».

Ликующие толпы махали флажками и выкрикивали приветствия, выбрасывая кавалькаду конфетти. Уже привыкнув к поклонникам, сопровождавшим его повсюду, президент широко улыбался и махал рукой истерически кричавшим женщинам. Джекки махала толпе своим букетом. Но, непривычная к такому бурному проявлению энтузиазма, она поначалу была довольно скованна.

Толпа, приветствующая их в Хьюстоне, проявила еще больше энтузиазма. Когда Кеннеди спросил Дейва Пауэрса о численности людей, пришедших встречать их, тот ответил, что толпа встречающих его по численности равна той, что была здесь в прошлом году, но к ней добавилось еще сто тысяч человек, которые явились приветствовать Джекки.

«Вот видишь, – воскликнул Кеннеди, обращаясь к жене. – Ты изменилась».

Позднее Джекки призналась, что не любит губернатора Коннелли.

«Почему ты так говоришь?» – спросил ее муж.

«Я просто не переношу его. Не могу слышать, как он хвалит самого себя. От него просто спасения нет».

«Ты не должна говорить, что он не нравится тебе, Джекки. В этом случае ты будешь относиться к нему с предубеждением. Не надо злить его, ибо я прибыл в Техас, чтобы уладить тут все противоречия».

Джекки раздражали трения, возникшие между сенатором Ярборо и вице-президентом Джонсоном. Они отказались ехать в одной машине. Ей не нравилось то, что ее муж старается примирить их. Она не выносила губернатора Коннелли, ей были противны ревущие толпы, она устала постоянно улыбаться и махать рукой. К тому времени, когда они прибыли в отель города Форт-Ворт, она уже ворчала на своего мужа и жаловалась, что Мэри Галахэр вовсе не помогает ей. Президент вызвал к себе секретаршу первой леди и отчитал ее.

«Мэри, – сказал он, – Джекки ждет тебя в своей спальне. Она расстроена тем, что нигде не может найти тебя. Ты ведь должна все организовывать еще до нашего прибытия в отель. Поговори с Магси об автомобиле с багажом. Он следует сюда другой дорогой».

Одетый в полосатую пижаму, президент лежал на постели в своей комнате, когда туда вошла его жена. С одной половины кровати был убран матрас, там виднелись одни пружины. Так что Джекки пришлось вернуться к себе в комнату и спать одной. Перед тем как уйти, она обняла мужа. Это были объятия двух очень усталых людей.

Джекки выключила свет и пожелала мужу спокойной ночи.

«Не вставай вместе со мной, – крикнул Кеннеди. – Я должен выступить на площади еще до завтрака, а ты оставайся в постели. Приходи к завтраку в пятнадцать минут десятого».

Под моросящим дождем толпы народа стали собираться у отеля уже в пять часов утра. Позднее Джекки жаловалась, что плохо спала той ночью, но Кеннеди, разбуженный слугой, был рад большому количеству собравшихся людей. Вбежав в комнату жены, чтобы лучше рассмотреть ждавшую его выступления толпу, он сказал: «Боже, посмотри на эту толпу. Только взгляни на нее. Ведь это замечательно!»

Агент тайной полиции, стоящий у дверей, признался позднее, что первая леди негодовала, видя людей, слоняющихся и кричащих под окнами гостиницы. Они просили ее выйти к ним. Несмотря на просьбу президента, она отказалась даже подойти к окну и жаловалась на то, что техасцы слишком грубы.

Президент ушел выступать перед народом, сказав, уходя, своей жене: «Встретимся позднее, Джекки. Постарайся быть готовой».

Позавтракав в своей комнате, первая леди пошла в ванную комнату, а потом потребовала у секретарши косметику. Джекки осмотрела себя в зеркало.

«Один день участия в кампании может состарить человека на тридцать лет», – вздохнула она, заметив новые морщинки у глаз.

Стоя под дождем, президент указал рукой на окно восьмого этажа, где находился его номер. «Миссис Кеннеди приводит себя в порядок, – сказал он. – Это займет какое-то время, но зато она будет выглядеть лучше, чем мы». Толпа громко рассмеялась. Затем президент вошел в отель, чтобы обратиться к двум тысячам техасцев, ждавших его в зале для приемов.

Джекки все еще находилась наверху, решая, надеть короткие или длинные перчатки. Наконец, она выбрала короткие и попросила Мэри Галахэр застегнуть пуговицы. Внизу муж с нетерпением поджидал ее появления.

«Два года назад представляя ее в Париже, я сказал, что являюсь человеком, который сопровождает миссис Кеннеди в Париже. Путешествуя по Техасу, я испытываю нечто подобное. Почему никого не интересует, что носим мы с Линдоном?»

Хор пел «Глаза Техаса смотрят на вас». Президент поглядывал на кухню, откуда должна была выйти его жена. Прошло двадцать минут, прежде чем Жаклин, наконец, появилась, одетая в свой розовый костюм от Шанель и шляпку. Как только она вошла, началась суматоха, засверкали фотовспышки. Толпа топала ногами, приветствуя ее, люди становились на стулья, чтобы аплодировать ей.

Через час она уже находились на борту президентского самолета, вылетавшего в Даллас. Просматривая газеты, Кеннеди прочитал неприятную статью, критикующую его администрацию. В течение нескольких месяцев «Даллас ньюс» постоянно выступала против президента, пятьдесят раз называя его дураком за то, что он подписал запрет на испытание ядерного оружия. Джекки считала этот акт важнейшим достижением президента за все время его пребывания в Белом доме. Прочитав всю критику в свой адрес, Кеннеди протянул газету жене, говоря: «Боже, сегодня мы окажемся в стране дураков. Ты знаешь, вчерашний вечер был идеальным для покушения на жизнь президента. Шел дождь, было темно. Если бы у кого-то в портфеле оказался пистолет… – он указал на стену и сделал жест, будто нажимает на курок револьвера. – Потом он мог бы бросить пистолет и портфель и исчезнуть в толпе».

Джекки не обратила внимания на его слова. Ее беспокоило то, что ей придется провести 45 минут в открытом автомобиле. Она опасалась за свою прическу. «О, я хочу, чтобы над автомобилем опустили прикрытие из пластика».

Оно не было пуленепробиваемым, как предполагали некоторые люди. Оно просто использовалось для защиты от дождя или снега. «Джекки обожала его, потому что тогда ветер не развевал ее волосы, – говорил Кенни О'Доннел. – Президенту же оно не нравилось, потому что скрывало его от людей».

Президентский самолет совершил посадку в аэропорту «Лавфилд» близ Далласа. Собравшиеся толпы людей с энтузиазмом приветствовали их. Но чувствовалась и некая враждебность. Высоко над толпой развевался флаг Конфедерации. На некоторых плакатах было написано: «Помогите Кеннеди уничтожить демократию», «Мистер президент, так как вам нравится социализм, и мы сдались коммунистам, я презираю вас».

Вице-президент и его жена стояли у трапа, чтобы в четвертый раз за двадцать четыре часа приветствовать президента. Джекки рассмеялась, когда Линдон указал ей на ряд встречающих. Ее забавлял этот человек, которого Джек называл пароходным игроком. «Он такой колоритный», – сказала она однажды своей подруге. «Как бы лояльно она ни относилась к Линдону Джонсону, для нее и ее мужа вице-президент всегда оставался комиком», – говорит Робин Дуглас-Хоум.

Приняв букет красных роз от жены мэра, первая леди увидела, что президент пожимает руки встречающих его представителей общественности. Большой синий линкольн «Континенталь» с открытым верхом и флажками подкатил к ним. Открылись двери, приглашая чету Кеннеди и Коннелли занять места в машине. Впереди ехали полицейские на мотоциклах. Губернатор и его жена, Нелли, сидели на передних сиденьях перед президентом и его женой, которые занимали задние сиденья. Между ними лежал букет алых роз.

В лучах яркого солнца кавалькада двигалась к Трейд Маркет, где президент должен был произнести речь. Джекки страдала от жары в своем шерстяном костюме. Она надела темные очки, которые защищали ее глаза от яркого солнца. Но президент велел ей снять их, потому что люди пришли посмотреть на нее, а очки скрывали ее лицо. Она подчинилась, но время от времени все равно надевала очки, когда муж не смотрел на нее.

Президент дважды останавливал кавалькаду, чтобы приветствовать группу детей, несущих плакат с надписью «Мистер президент, пожалуйста, остановитесь и пожмите нам руки». Позднее он остановился, чтобы приветствовать группу монахинь. Он всегда с уважением относился к представителям церкви. Джекки позднее вспоминала, что во время десятилетнего юбилея их свадьбы он заметил группу монахинь и остановил машину, чтобы поздороваться с ними, и сказал им, что Джекки всегда хотела стать монахиней».

На Оуак-стрит стоял оглушающий шум. Люди стояли по двенадцать человек друг за другом на тротуарах, ожидая появления президента и первой леди.

«Нельзя сказать, чтобы в Далласе вас не любили, мистер президент», – сказала Нелли Коннелли. Кеннеди улыбнулся, польщенный этими словами.

«Вы правы», – согласился он.

Свернув с Мэин-стрит, лимузин продолжал свой путь. Толпы людей, стоящие вдоль дороги, кричали так громко, что Джекки почти ничего не слышала. Было очень жарко. Затем миссис Коннелли показала на подземный переход и сказала, что они уже почти приехали. «Слава Богу», – подумала Джекки.

Внезапно раздался резкий трескучий звук, затем еще два.

«Боже мой, в меня попала пуля», – сказал президент, прижимая руку к горлу. Губернатор Коннелли вскрикнул: «Они убьют нас обоих».

Сенатор Ярборо прыгнул в машину вице-президента. «Боже! – воскликнул он. – Они застрелили президента».

«Этого не может быть», – проговорила леди Берд Джонсон.

Услышав звуки выстрелов и крики, Жаклин Кеннеди повернулась к мужу и увидела выражение удивления на его лице. Затем он наклонился к ней, и она поняла, что у него вся голова в крови.

«Боже, что они делают? – вскричала она. – Господи, они убили Джека. Они убили моего мужа. Джек! Джек!»

Обхватив голову мужа, лежащую у нее на коленях, руками, Джекки зарыдала: «Он мертв… они убили его… о, Джек, о, Джек, я люблю тебя». «Нас обстреливают!» – крикнул шофер. Через несколько секунд автомобиль уже мчался с бешеной скоростью к больнице, расположенной на расстоянии шести миль. Находясь в полубезумном состоянии, Джекки попыталась выскочить из автомобиля, но телохранитель схватил ее за руку и усадил на заднее сиденье.

По мере того как автомобиль мчался к госпиталю, Джекки обняла мужа и никому не показывала его. Сотрудники госпиталя уже ждали с носилками, куда положили пробитое пулями тело президента Соединенных Штатов и тяжело раненного, но находящегося в сознании губернатора Техаса. Джекки не хотела отходить от мужа и держала его за руки.

«Прошу вас, миссис Кеннеди, – умолял ее Клинт Хилл. – Мы должны показать президента врачам».

«Я не отпущу его, мистер Хилл», – стонала она.

«Его нужно отнести в госпиталь, миссис Кеннеди».

«Нет, мистер Хилл. Вы знаете, что он мертв. Оставьте меня в покое».

Внезапно телохранитель понял, почему Джекки находится как бы в параличе. Он снял свой пиджак и положил его на колени Джекки, чтобы она могла накрыть им президента. Вид мозгов и крови был невыносим.

Залитая кровью, Джекки неверной походкой вошла в госпиталь, держась за пиджак, покрывающий голову президента, которого на тележке везли в операционную.

Охваченные ужасом, состраданием и не веря в происшедшее, помощники президента, вице-президент и миссис Джонсон вбежали в госпиталь. Охваченные паникой агенты тайной полиции метались туда-сюда, не зная, мертв ли их главнокомандующий и начинать ли им уже подчиняться вице-президенту. Мэри Галахэр перебирала свои четки, а Дейву Пауэрсу показалось, что у него начался сердечный приступ. Он попросил священника исповедать его. Репортеры бросились к телефонам. Доктора делали президенту переливание крови. В госпиталь доставили священника.

Джекки неподвижно сидела у операционной и курила сигарету за сигаретой. На минуту у нее возникла надежда, что он выживет. «О Господи, – подумала она, – я все сделаю для него».

«Я хочу войти в операционную, – сказала она сестре. – Я хочу быть рядом с ним, когда он будет умирать».

Видя, как священник совершает над мужем церковные обряды, Джекки упала на пол и стала на колени в луже крови рядом с мужем.

«Пусть его душа покоится в мире, – шептал священник, освящая лоб президента благовонием. «Пусть вечный свет озаряет его», – проговорила Жаклин.

Был заказан бронзовый гроб и, когда его доставили, доктора попытались заставить Джекки покинуть комнату.

«Вы считаете, что вид гроба может расстроить меня? – спросила она. – Я видела, как умирал мой муж, его застрелили у меня на глазах. Я вся в его крови. Разве можно увидеть что-то более ужасное?»

Доктор отошел в сторону, позволив ей остаться. На глазах Кенни О'Доннел и Дейва Пауэрса она сняла свое обручальное кольцо и попыталась надеть его на палец мужа. Затем она поцеловала его в губы и попрощалась с ним.

В коридоре она обратилась к Кенни О'Доннел. «Как насчет кольца? – спросила она. – Правильно ли я поступила?»

Находясь в предобморочном состоянии, О'Доннел заверил ее, что там ему самое место. Позднее, однако, он вернул кольцо Джекки, но в тот миг он думал лишь о том, как доставить тело президента в Вашингтон как можно скорее. Далласские врачи настаивали на том, чтобы тело президента осталось в Парклэнде для вскрытия в соответствии с законом штата. О'Доннел твердо стоял на том, чтобы Джекки избавили от этого испытания. Оттолкнув врачей, он с помощью Лэрри О'Брайн, Дейва Пауэрса и телохранителя Кеннеди понес гроб к выходу. Они поставили его в катафалк и велели шоферу ехать в аэропорт «Лавфилд», надеясь, что далласская полиция не вернет их назад, применив оружие.

На борту президентского самолета Джекки подумала, не переодеться ли ей: ведь вся ее одежда была залита кровью. Наконец она решила не делать этого. «Нет, – прошептала она гневно. – Пусть все видят, что они сделали». Она, тем не менее, причесалась и умыла лицо. Когда О'Доннел спросил ее, не хочет ли она видеть, как Линдон Джонсон будет принимать президентскую присягу, она сказала, что, с исторической точки зрения, ей лучше находиться там.

Отказавшись быть с Линдонами после принятия присяги, она удалилась в задний отсек самолета. Там вместе с Кенни О'Доннелом, Лэрри О'Брайном и Дейвом Пауэрсом она сидела возле гроба мужа, ни на минуту не отходя от него.

Члены команды Кеннеди приходили к ней, чтобы выразить свои соболезнования, выпить виски, поплакать и разделить с другими свою боль. Во время этого долгого полета в Вашингтон Джекки окружали представители ирландской мафии. Она слушала их дружеские сердечные воспоминания, прося их рассказать ей побольше о муже, ведь она так мало знала о его политической деятельности.

«Как я завидую тому, что вы путешествовали с ним в Ирландию, – говорила она. – Он говорил, что это было самое замечательное событие в его жизни. На похоронах должны быть ирландские курсанты и флейтисты».

Думая о похоронах, она все повторяла: «Что, если бы меня не было в Техасе? Я так рада, что была там вместе с ним». Последнее прощание должно было стать государственным событием, во время которого нация могла бы попрощаться с убитым лидером. Джекки интересовало, как был похоронен Авраам Линкольн, и решила последовать историческому примеру. Она вспомнила, как в первый год их пребывания в Белом доме она спросила мужа, где их похоронят.

«В Хианнис, я думаю. Нас всех там похоронят». Она же сказала, что он должен быть похоронен на Арлингтонском кладбище. «Ты ведь принадлежишь всей стране».

По мнению Джекки, он стал частью истории.

Глава шестнадцатая

Потрясенная вестью о смерти Кеннеди, страна погрузилась в глубокий траур. Печаль перемежалась с истерикой. Закрывались офисы, в школах прекратились занятия. Люди скорбели, сидя возле своих телевизоров. Они впитывали в себя все мельчайшие сведения о жизни и смерти президента. Многие, словно в трансе, просиживали перед телевизорами целые уик-энды. Телевидение стало национальным транквилизатором. Небывалое событие навсегда оставило след в жизнях американцев.

Они с ужасом наблюдали за тем, как Джона Фитцджеральда Кеннеди, 35-го президента Соединенных Штатов Америки, друзья несли в самолет. Они с сочувствием смотрели на красивую молодую вдову в забрызганной кровью одежде в объятиях генерального прокурора.

«Ах, Бобби, я просто не верю, что Джек мертв», – шептала она брату Джона, когда они сопровождали тело покойного к военно-морскому госпиталю.

«Мне не нужны люди из похоронной компании, – говорила она, обдумывая похороны. – Пусть все устраивают моряки». Затем она в мельчайших деталях описала Роберту Кеннеди все, что случилось в Далласе.

«Боб с трудом переносил все это, – вспоминает один из друзей, – но понимал, что должен выслушать все до конца».

Очинклоссы ждали Джекки у госпиталя вместе с Нэнси Такерман, Джин Кеннеди Смит и супругами Брэдли. Юнис Шривер, Чарли и Марта Барлит прибыли позднее. Там Роберт Кеннеди узнал, что Ли Харви Освальд арестован по подозрению в убийстве его брата. Отведя Джекки в сторонку, он сказал ей: «Кажется, они нашли человека, который убил Джона. Они считают его коммунистом».

Джекки повернулась к матери. «Это, наверное, глупый и ничтожный коммунист, – сказала она. – Я не вижу в этом убийстве никакого смысла».

Начиная с этого дня убийство президента Кеннеди стало обрастать противоречивыми подробностями. Миллионы долларов были потрачены на расследование обстоятельств его смерти, но его вдову не интересовало, явилось убийство результатом международного заговора или это было делом рук маньяка-одиночки. Ее муж умер и никогда уже не воскреснет. Только это имело для нее значение. Она давала показания перед комиссией Уоррена, но не обратила никакого внимания ни на суды, ни на слушания по этому делу. Ее не интересовали ни книги, ни статьи на эту тему.

«Джекки, ты сама скажешь детям или хочешь, чтобы это сделала я или мисс Шоу?» – спрашивала ее Джейнет Очинклосс.

«Ну… маленький Джон может подождать, а Каролине нужно сказать, прежде чем она узнает об этом от своих друзей».

Британской няне, которая три месяца назад должна была сообщить Каролине о смерти ее брата-младенца, теперь предстояло сказать девочке о том, что ее отец уже никогда не придет к ней. Мод Шоу не хотела портить девочке день, поэтому решила сообщить печальную новость перед сном. Обняв ребенка, она сказала: «Я не могу не плакать, Каролина, потому что должна сообщить тебе печальную новость. Твой отец ушел, чтобы позаботиться о Патрике, которому было так одиноко на небесах. Он там никого не знает, а теперь у него есть самый лучший друг».

Маленький Джон узнал о смерти отца позднее. Когда Мод Шоу объясняла ему, что он отправился на небеса, трехлетний мальчик спросил с любопытством: «Он полетел туда на своем большом самолете?» «Да, Джон, скорее всего, так оно и случилось». «Интересно, когда он вернется?» – спросил невинный ребенок.

Находясь в расстроенном состоянии и все еще не смирившись с постигшей ее потерей, Джекки изливала душу своим друзьям, рассказывая им об ужасном событии, происшедшем в Далласе, надеясь таким образом облегчить свои страдания. «Я помню, что она описала рукой полукруг, рассказывая о том, как пуля попала в голову президента, – говорит Бен Брэдли. – Она передвигалась, словно в трансе, разговаривая с каждым из нас по очереди, а потом и с другими друзьями, прибывшими попозже, и игнорировала советы врачей лечь спать и сменить забрызганную кровью одежду».

Она вновь и вновь повторяла историю убийства. Так проходили дни, недели, месяцы.

«Губернатор Коннелли визжал, как недорезанная свинья, Джон не издал ни звука». Она сказала Бетти Сполдинг, что старалась удержать мозг в голове мужа. «Я была в состоянии шока. Я даже не помню, как пыталась выскочить из автомобиля». Дворецкому Белого дома она сказала: «Только подумать, что я могла бы не поехать с ним в Техас. О, мистер Уэст, что если бы я отправилась вместо этого в Вирджинию? Слава Богу, что я поехала вместе с ним».

Дейву Пауэрсу она предложила: «В библиотеке Кеннеди нужно устроить бассейн, чтобы Дейв показывал, как он плавал вместе с президентом».

Вспоминая вечер в госпитале, она говорила: «Я чувствовала какой-то странный прилив энергии». И эта энергия позволила ей держаться с большим достоинством в день похорон мужа на виду всей нации. «Нам как-то нужно пережить несколько последующих дней, – твердила она своим секретарям. – Будем держаться два-три дня».

В тот вечер обо всем позаботился Роберт Кеннеди, взяв организацию похорон на себя. Он вызвал катафалк, артиллерийские орудия, военных и специальное подразделение «зеленых беретов», которых президент Кеннеди посылал в джунгли Вьетнама. В Белом доме Сарджент Прайвер и Билл Уиолтон задрапировали Восточную комнату в черный цвет. Похороны уже начались. Тело покойного президента должно было находится в Капитолии все воскресенье и похоронено в понедельник после погребальной мессы.

В конце дня новый президент обратился к потрясенной случившимся нации.

«Мы все сейчас переживаем тяжелые времена, – сказал Линдон Джонсон. – Мы понесли ни с чем не сравнимую утрату. Я знаю, что люди во всем мире разделяют печаль, которую испытывает миссис Кеннеди и члены семьи покойного. Я сделаю все, что смогу. Я обращаюсь к вам за помощью – и да поможет мне Бог».

Джекки собиралась провести всю ночь в госпитале. «Я не уйду отсюда, пока здесь остается Джон, но не стану плакать, пока все это не кончится», – заявила она, куря одну сигарету за другой. Она включила телевизор и смотрела повтор принесения присяги новым президентом, их прибытие на базу военно-воздушных сил в Эндрюсе, американцев, молящихся на улицах и собирающихся в группы, чтобы почтить память покойного президента. Она умоляла всех оставаться с ней, просила родителей провести ночь в Белом доме. «Пожалуйста, ночуйте в комнате Джека, – просила она свою мать. – Я хотела бы, чтоб вы спали в постели Джека». Она настаивала на том, чтобы Лэрри О'Брайн, Кенни О'Доннел и Пьер Сэлинджер оставались с ней, а также Джин Кеннеди Смит, Бобби и Юнис Шрайвер.

«Казалось, она не хотела, чтобы день кончался», – вспоминает Марта Бартлет.

«Ей невыносимо оставаться одной», – говорит Джейнет Очинклосс.

Ближе к рассвету Джекки отвезли в Белый дом, где она сопровождала гроб с телом мужа, который отнесли в Северную галерею. Затем она поднялась наверх и, наконец, сменила свою забрызганную кровью одежду. Пока она принимала ванну, ее служанка положила окровавленную одежду в коробку и спрятала ее. Позднее Джейнет Очинклосс отвезла эту одежду в ее дом в Джорджтауне. Она поместила ее на чердаке рядом со свадебным платьем Джекки, где эта реликвия находится до сих пор.

В то утро Джекки приняла снотворное, которое ей дал доктор Джон Уолш и погрузилась в сон.

Когда ее сестра с мужем прибыли из Лондона, Стас Радзивилл был поражен королевской атмосферой, царившей в Белом доме. «Словно в Версале после смерти короля», – сказал он. Он повторит это позднее, когда Джекки будет настаивать на том, что у могилы ее мужа должен гореть вечный огонь, подобный тому, что горит у могилы Неизвестного солдата под Триумфальной аркой в Париже. Роберт Кеннеди поразился этой идее. «Она хочет, чтобы возле могилы Джека горел этот чертов вечный огонь», – пробормотал он, обращаясь к министру обороны.

Президент Линдон Джонсон решил, что вдова Джона Ф. Кеннеди может сколько угодно долго жить в Белом доме. Она прожила там только одиннадцать дней.

Джекки взглянула на список гостей, приглашенных на похороны. Представители госдепартамента заказывали трансатлантические телефонные разговоры, приглашая в Вашингтон глав государств. Кортеж должен был проследовать от Белого дома до собора св. Матвея, а затем к Арлингтонскому кладбищу. Сначала президент Франции хотел остаться в Париже. У него были серьезные политические разногласия с Кеннеди и, будучи гордым человеком, он не хотел казаться лицемером. Когда он передумал и решил присутствовать на похоронах, его примеру последовали другие. Короли, королевы и императоры во всем мире принимали приглашения. Следуя примеру легендарного де Голля, девяносто две нации послали своих представителей на похороны. Без присутствия де Голля похороны Кеннеди не имели бы такого международного значения.

Когда Джекки узнала, что президент де Голль прибудет в Белый дом, она велела убрать картины Сезанна со стен Желтой Овальной комнаты и повесить там гравюры Беннета и Картрайта.

«Я буду принимать президента де Голля в этой комнате, – заявила она, – я хочу, чтобы он познакомился с американским искусством. Эти гравюры представляют сцены из истории нашей страны». Все же, когда она выбирала, какую картину оставить в Белом доме на память от семьи Кеннеди, она решила, что это должен быть натюрморт с лилиями французского художника Клода Моне.

Та энергия, с какой Джон Кеннеди правил страной, проявилась и в трагические дни похорон. «Это походило на ирландские поминки, – вспоминает один близкий друг. – В течение всего уик-энда в особняке царила некая эйфория. Все, включая Джекки, которая отказывалась оставаться в одиночестве, испытывали какой-то подъем. Я помню, что, когда прибыл Аристотель Онассис, мы все сели в спортивный автомобиль и понеслись в Арлингтон, а на обратном пути к Белому дому мы пели песни и смеялись».

Бобби Кеннеди постоянно расспрашивал греческого кораблестроителя о его яхте и богатстве. Во время обеда верховный прокурор подал Онассису документ, согласно которому тот обязывался отдать половину своего богатства беднякам из Латинской Америки. В ответ на эту шутку Онассис подписал документ по-гречески под общий смех.

«Я помню, что все пели «Мое сердце», а Тедди Кеннеди напился. Дейв Пауэрс рассказывал безумно смешные истории о тех днях, когда Кеннеди баллотировался в Бостоне. Никто не плакал, никакой грусти не ощущалось в стенах Белого дома. Все члены семьи Кеннеди острили и подкалывали других. Все это не походило на поминки».