Текст книги "Жаклин"

Автор книги: Китти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Инга-Бинга, как называл ее Джек, не только подозревалась в шпионаже, но также оказалась замужней женщиной. Джо Кеннеди мог бы заплатить приличную сумму, и брак был бы аннулирован, но он не стал делать этого, зная, какой скандал разгорится по этому поводу.

Годы спустя в личном досье Эдгара Гувера найдутся сведения о том, что одной из женщин, находящейся в связи с Джоном Кеннеди, было заплачено полмиллиона долларов за то, чтобы она не подавала на него в суд. Она утверждала, что он изнасиловал ее в 1951 году. В досье покойного директора ФБР имеется также вырезка из итальянского журнала «Ле Оре», в которой утверждается, что женщина по имени Алисия Пурдом, жена актера Эдмунда Пурдома, была обвенчана с Джоном Ф. Кеннеди. В журнале пишется, что эта помолвка была расторгнута по настоянию Джозефа П. Кеннеди из-за польско-еврейского происхождения женщины. В памятной записке ФБР, направленной генеральному прокурору Роберту Кеннеди, говорится о письмах, доказывающих связь Джона Ф. Кеннеди с этой женщиной.

Разумеется, Джо Кеннеди имел достаточно власти, чтобы замять это дело, и ни одна тень не упала бы ни на него, ни на его сына. Один из близких людей Кеннеди говорит: «Старик Джо был слишком умен, чтобы прибегать к шантажу, когда эта особа стала грозить судом, после чего Джек уже никогда не стал бы президентом. В конце концов, полмиллиона для него была не сумма. Он легко расстался с деньгами, чтобы спасти сына. Я уверен, что досье ФБР не врут, но какое значение это имеет теперь? Джо добился того, что Джек стал президентом, а именно в этом он видел смысл своей жизни».

В 1962 году стали распространяться слухи о том, что президент Кеннеди был женат и развелся до своего брака с Жаклин в 1953 году. Эти сведения были почерпнуты из книги «Генеалогия семьи Блаувельт», написанной Луи Л. Блаувельтом и напечатанной в 1957 году. Сам автор умер в возрасте восьмидесяти двух лет за год до выхода книги в свет. В книге сообщается о некой Дури (Керр) Малкольм. Даты рождения нет. Она урожденная Керр, но взяла фамилию своего отчима. Первый раз она вышла замуж за Джона Ф. Берсбаха. Потом они развелись, и она вышла замуж за Джона Ф. Кеннеди, сына Джозефа П. Кеннеди, бывшего посла в Англии. Детей от второго брака у нее нет. Репортеры, пытаясь проверить эти сведения, не обнаружили свидетельств о браке или разводе. Единственным свидетельством в пользу подобных слухов явилась заметка в одной из майамских газет, где пишется о том, что мисс Малкольм и мистер Кеннеди посетили вместе ресторан сразу же после окончания второй мировой войны. В 1947 году мисс Малкольм вышла замуж за Томаса Шевлина из Палм-Бич. Шевлин ранее являлся мужем Лоррейн Купер, ставшей потом женой сенатора от штата Кентукки, Джона Шермана Купера, близкого друга Кеннеди.

В ходе расследований оказалось, что эта женщина находилась вне брака и теоретически могла бы стать женой Кеннеди только дважды: между летом 1938 года и зимой 1939 года, когда он только что поступил в Гарвардский университет, и между январем и июлем 1947 года, когда он заседал в конгрессе в качестве члена палаты представителей.

Кеннеди отказался выступить с публичным опровержением, что дало бы повод для дальнейших пересудов. Когда его близкий друг Бен Брэдли, работающий в журнале «Ньюсуик», спросил его об этом браке, Кеннеди изумился и ответил: «Ты ведь знаешь ее. Помнишь, мы как-то играли вместе в гольф, а потом зашли в один салон, и там на диване сидела женщина, а рядом с ней стоял мужчина? Так это были Дури Малкольм и Шевлин. С ней встречался мой брат Джо, а я пару раз ходил гулять с ней. Вот и все».

Сын своего отца, Джек Кеннеди, естественно, был бабником. Отец заботился лишь о том, чтобы сын не повредил своей политической карьере. Он поощрял его встречи с красотками в клубе «Эверглейдс» в Палм-Бич, и дразнил его, когда тот водил шлюх в нью-йоркский «Эль Марроко». Бывало, Джо сам пытался соблазнять тех же женщин, что и сын, но когда дело дошло до свадьбы, он настаивал на правильном выборе. Тут уж не до похоти, говорил он.

В Джекки Джо видел идеальную жену для своего сына. Это была классная женщина, и ее принадлежность к высшему свету автоматически распространялась и на семью мужа. Очень важно и то, что она являлась католичкой, это было необходимо, чтобы он попал в Белый дом. Он не мог себе позволить жениться на протестантке или развестись. Слишком сильны в те времена были предрассудки. Эл Смит пытался стать президентом в 1928 году и потерпел неудачу именно по этой причине. Католичка французского происхождения, по мнению Джо, обязательно должна была быть аристократкой. Бостонские католики-ирландцы в социальном плане проигрывали ей.

На протяжении всего своего замужества Джекки постоянно обращалась к свекру за помощью и советом. Их отношения были до того близкими, что Джекки однажды заметила: «После мужа и отца я больше всех на свете люблю Джо Кеннеди». Несмотря на всю свою силу, Джо все же не смог защитить ее и спасти от стрессов, сопутствовавших ей в этом политическом браке. Постепенно она все больше впадала в депрессию и кончила тем, что оказалась в частной психиатрической лечебнице, где ее лечили электрошоком.

Глава третья

«Однажды во время медового месяца Джекки попросила его сделать то, что ее отец творил с ее матерью, но не слишком при этом расходиться, – вспоминает приятель Кеннеди по службе в морфлоте. – Ему нравилось ее невинное чувство юмора. На вид она казалась леди, но иногда говорила такое… нет, на шлюху она была не похожа, просто дразнила его».

Во время медового месяца Джекки не имела причин для беспокойства, так как в течение первых недель в Акапулько ее муж принадлежал только ей одной, но позднее, вспоминая эти чудесные дни, проведенные на розовой вилле с видом на Тихий океан, она скажет, что все это длилось очень не долго. Из Мексики она написала отцу письмо, в котором прощала его за то, что он не смог присутствовать на обряде бракосочетания в церкви. Письмо так тронуло Джека Бувье, что он заплакал и показал его своему напарнику, сказавшему, что это одно из самых волнующих писем, которые он когда-либо читал. Только очень благородный человек мог написать такое.

Прежде чем вернуться домой, Кеннеди отвез новобрачную в Калифорнию, где жили его старый друг по морфлоту Ред Фей и его жена Анита. Затем все вместе они вчетвером отправились в Поло-Альто, чтобы навестить еще одного приятеля по имени Том Кейси. Все шло не совсем гладко, потому что Джекки и Анита ладили друг с дружкой хуже, чем их мужья. Жаклин предпочла бы отдыхать вдвоем с Джоном. Но Кеннеди наслаждался вовсю и не замечал разногласий, возникших между женщинами. В последний день их совместного пребывания в Калифорнии он пошел вместе с Феем на футбол, а Джекки оставил с женой своего друга, которая должна была показать ей район возле бухты. Вернувшись на восточное побережье, Джек и Джекки отправились в дом Кеннеди в Хианнис Порт, где решили жить до покупки дома в Вашингтоне. Он сказал, что у него будет много дел в сенате после месячного отсутствия, и ему не удастся уделять ей много времени, так что ей лучше жить в Кейпе вместе с его семьей, а он будет навещать ее по уик-эндам. «Там у тебя будет время, чтобы писать письма своим друзьям», – объяснил он.

Джекки, которая в 1950 году победила в конкурсе журнала «Вог» на лучшее эссе, начала сочинять поэму, посвященную мужу. Вдохновленная известным произведением «Тело Джона Брауна», она подражала поэту Стивену Винсенту Бенету.

Джеку Кеннеди очень понравилась эта поэма, и он хотел, чтобы она вышла в свет, но Джекки отказалась ее печатать, уверяя, что это любовное письмо в стихах, о котором не должны знать другие люди. Тем не менее Кеннеди показал поэму своим родственникам и близким друзьям. Через несколько лет Роза Кеннеди все же напечатала стихи, сопровожденные ее воспоминаниями, где признавалась, что не всем братьям и сестрам их семьи Джекки поначалу пришлась по вкусу, но всем им сразу понравилась эта замечательная поэма.

В юности Кеннеди заносил в записную книжку любимые цитаты и впоследствии, будучи президентом, часто цитировал в своих речах Гете, Свифта, Бисмарка и даже королеву Викторию. После того как они вернулись из свадебного путешествия, он читал Джекки свою любимую поэму, и она запомнила ее. Позднее она читала ее ему, чтобы доставить удовольствие. Поэма принадлежала перу Алана Сигера и называлась «Моя встреча со смертью».

Через несколько месяцев Кеннеди сам чуть не встретился со смертью. У него был поврежден позвоночник, а тут еще привязалась болезнь Эддисона. Боли стали такими невыносимыми, что ему пришлось ходить на костылях. Он похудел на тридцать пять килограммов и, когда его сестра Юнис сказала ему, что он совсем отощал, Джон пошутил: «Не беспокойся. Ничего серьезного. Так кормит меня Джекки».

В конце концов боли стали невыносимыми и он лег на обследование в нью-йоркскую больницу, где ему объяснили, есть два выхода: либо постоянно страдать от болей, либо согласиться на операцию, во время которой он может умереть.

Джека предупредили, что его шансы выжить во время операции будут пятьдесят на пятьдесят, ибо его организм плохо вырабатывает адреналин. Он все-таки решил рискнуть, говоря, что лучше умереть, чем всю жизнь ходить на костылях. Итак, 21 октября 1955 года Джекки сопровождала своего мужа в Нью-Йорк, где его должны были оперировать.

Операция прошла неудачно, у него началась стафилококковая инфекция, он бредил. Вскоре он впал в состояние комы, его положение сочли критическим. Разбуженные среди ночи родственники Джона прибыли в больницу, где его уже исповедовал священник.

Джекки курила сигарету за сигаретой и не отходила от Джо Кеннеди, ища в нем поддержку. «Тогда я в первый раз молилась», – скажет она позже своей подруге.

Джекки планировала посетить благотворительный показ мод в Бостоне, но из-за тяжелого состояния своего мужа решила не ездить туда. Она написала председателю трогательное письмо, объясняя, почему ей не удастся присутствовать на показе. «Мне очень тяжело сообщать вам это, но я не думаю, что смогу быть с вами тринадцатого ноября, – писала она. – Я просто не могу оставить Джека ни на один день. Других посетителей к нему не допускают, так что, если меня не будет, ему придется провести целый день в одиночестве в этом мрачном заведении. Это плохо скажется на его моральном состоянии. Надеюсь, вы понимаете меня. Он тоже будет сожалеть, когда узнает, что я не смогла приехать к вам, ибо и ему вы оказали большую помощь… Но даже если бы я и приехала, пользы от меня было бы мало, потому что я не переставая волновалась за него».

Когда Кеннеди начал выздоравливать, отец решил отвести его на Рождество в Палм-Бич, где он мог бы расслабиться в своем привычном окружении. Семья надеялась, что мягкий теплый климат побережья взбодрит его. Годы спустя, когда Джекки уже могла шутить, вспоминая это Рождество, она говорила: «Это было ужасно. Мы уже вели речь о возможном наследнике». Тогда всех угнетало состояние Джека, и она постоянно пыталась подбодрить мужа.

Через шесть недель Кеннеди, все еще страдающий от болей, решил вернуться в Нью-Йорк и вновь лечь на операцию, во время которой врачи должны были удалить металлическую пластину из его спины. На этот раз операция прошла удачно, но он еще несколько месяцев приходил в себя. Его семья опасалась, что Джек не сможет выполнять свои обязанности сенатора.

Выздоравливал Джон в доме Кеннеди на Палм-Бич, живя в комнате возле веранды напротив бассейна. Джекки жила в соседней комнате. Для нее это были самые трудные времена, ибо она практически ничем не могла помочь ему.

«Я думаю, что выздоравливать труднее, чем страдать от болей», – говорит она, видя как мучается ее муж, становясь все более беспокойным и раздражительным.

Кеннеди мог спать всего лишь часа два, лежа на спине и не пользуясь подушкой. Именно тогда он начал собирать материалы для своей книги «Мужественные люди», завоевавшей Пулитцеровскую премию в 1957 году. «Работа над книгой спасла ему жизнь, – говорила жена. – Она давала выход его энергии и отвлекала от болей».

Благодаря тому, что Джон собирал материалы для книги, в дом постоянно приходили разные люди. Он выписывал в сенате более двухсот книг. Журналы и газеты посылались из библиотеки конгресса прямо во Флориду. Стенографистки записывали под его диктовку, Теодор Соренсон и другие помощники работали над черновиками.

Все это время Джекки также помогала мужу. Она читала ему вслух, когда он утомлялся и уже не мог держать книгу в руках. Она писала письма его секретарю в Вашингтоне с просьбой прислать книги и статьи. Жить под одной крышей с властной свекровью, которая вставала каждый день ни свет ни заря и посещала мессу, было для Джекки нелегко. В свободное время, когда ей не нужно было ухаживать за мужем, она гуляла по Ворст-авеню, заходила в разные магазины. Делая покупки, она отвлекалась от скуки и монотонности обыденной жизни.

В то время Джон, как никогда в жизни, нуждался в своих друзьях. Общение с ними, разговоры о политике помогали ему бороться с депрессией. Джекки бодрствовала вместе с Редом Фейем и Дейвом Пауэрсом, которых пригласил в Палм-Бич посол.

Пауэрс, мягкий, отзывчивый человек, называвший себя «трехпалубным ирландцем», имея в виду, что он рос в бедном районе Бостона, состоящем из трехквартирных домов, являлся самым близким другом Джона Кеннеди. Джек очень любил проводить с ним время. Он был экспертом по демократической партии, обладал отличной памятью и знал множество анекдотов. Общаться с ним было одно удовольствие. Он постоянно развлекал Кеннеди. Зная это, Джо Кеннеди настоял на том, чтобы Пауэрс провел с Джеком первые два месяца после его выписки из больницы.

Джекки, хотя в момент свадьбы ей уже исполнилось двадцать четыре года, еще ни разу не голосовала. Она не понимала, как люди могут до такой степени интересоваться политикой, но не имела ничего против Дейва Пауэрса, так как он положительно влиял на ее мужа. Она в шутку называла их «дружками Джека» и считала грубыми, курящими сигары, неотесанными болванами. Она чувствовала, что ее муж отличается от них. В ее глазах он был привлекательным, образованным и остроумным мужчиной.

Джекки цитировала Шекспира, пытаясь охарактеризовать мужа: «Он похож на дельфина: на поверхности видна лишь его спина». Жаклин не считала его прожженным политиком. Ей даже не хотелось называть его прагматиком. Она говорила, что он идеалист, не имеющий никаких иллюзий. То же относилось и к Бобу Кеннеди.

Однако Джекки безжалостно высмеивала остальных членов клана Кеннеди, называя их занудами. Тем не менее она прекрасно понимала, что их брак превратится в ад, если ее муж перестанет заниматься политикой. Сама же она продолжала оставаться совершенно аполитичной. «Я этого не понимаю, – говорил Кеннеди. – Она дышит политическими парами, которые витают вокруг нас, но они почему-то не попадают ей в легкие».

Зная о его страстном желании стать президентом, Джекки боялась, что он не сможет достичь своей цели из-за слабого здоровья и депрессивного состояния, ставшего для него нормой. Во время его выздоровления она как-то раз спросила Теда Соренсона, думает ли он, что Джеку удастся стать президентом. Она видела перед собой прикованного к постели мужа и сомневалась, что он когда-либо полностью оправится от болезни. Соренсон уверил ее, что Кеннеди может стать президентом, но прежде ему надо стать вице-президентом. Джон с трудом ел, не поднимался с постели, но уже готовился к президентской кампании 1956 года. Более всего его беспокоило не здоровье, а жена, которая была слишком рафинированна и не могла понравиться большинству избирателей.

Вспоминает Бетти Сполдинг: «Однажды я гостила у них в Палм-Бич, и мы говорили о выборах. Тут-то Джек и сказал: «Американский народ еще не готов для такой женщины, как ты, Джекки, и я просто не знаю, что нам делать. Думаю, тебя нужно только мельком показывать по телевизору».

Эти слова подействовали на нее как пощечина. На ее глазах показались слезы, и она, рыдая, выбежала из комнаты. Джека эта сцена крайне поразила: он не понимал, что он такого сказал. Он привык, что его сестры всегда могли постоять за себя и ответить должным образом. Но Джекки не походила на Юнис, Пэн или Джин. Ее эти слова очень обидели. Она уже привыкла, что члены семьи Кеннеди не замечают ее, но от мужа она ждала уважительного к себе отношения.

«Джек не мог пойти на унижение и не побежал за ней, чтобы попросить прощения, так что я почувствовала себя обязанной сходить за ней и вернуть ее в комнату, – вспоминает потом Бетти Сполдинг. – Мне самой стало немного стыдно, ибо я постоянно защищала Джекки во время семейных дискуссий и говорила, что она может оказать большую помощь мужу во время избирательной кампании. Со мной никто не соглашался. Когда она перестала плакать, и мы вернулись в комнату, Джек сказал, что он мог бы подобрать и другие выражения. Понятно, что он не мог извиниться перед ней, потому что просто не знал, как это делается. Но, произнося эти слова, он уже как бы извинялся, и Джекки приняла его извинения. Больше об этом в тот день не говорили».

Но позднее Кеннеди снова возвращался к этому вопросу. Джекки, однако, отказывалась обсуждать с ним эту тему. Роза, Юнис, Этель, Джин и Пэт организовывали одно за другим чаепития, на которые приглашались разные политики, но Джекки ужасала сама мысль о том, что она должна общаться с посторонними людьми. Она также презирала стратегов из «ирландской мафии», которые окружали Кеннеди. Они в свою очередь недолюбливали ее, чувствуя, что она может стать помехой в продвижении их человека на вершины власти. Они пытались дать ей понять, что она слишком хороша собой и может вызвать зависть у женской части избирателей, но Джекки понимала, что они на самом деле имеют в виду, и ненавидела их за это. Сам посол, ее единственный союзник, наконец, заметил как бы в шутку: «Что ж, Джекки, если хочешь уклониться от кампании, то лучше забеременей».

Годы спустя, когда Кеннеди стал президентом, а Джекки впала в панику из-за страха перед тем, что ей придется быть первой леди и выполнять соответствующие обязанности, она сказала подруге: «Мне нужно постоянно быть беременной, это единственный выход».

Через восемь месяцев Кеннеди полностью выздоровел и закончил свою книгу. Он выбросил костыли и вернулся в сенат, а Джекки стала подыскивать им дом. Позднее, просматривая старые газеты, Джекки дразнила его: «Боже, это похоже на встречу принца».

Вскоре Джекки нашла отличный дом в георгианском стиле из белого кирпича. Дом назывался ««Гикори Хилл»» и находился на другой стороне реки Потомак, неподалеку от Мерривуда, где она выросла. ««Гикори Хилл»» ранее принадлежал покойному судье Верховного суда, Роберту Джексону, и во время гражданской войны служил штаб-квартирой генерала Джорджа Маклеллана. Джекки обустраивала дом, а Джек с головой погрузился в работу, произнося речи и путешествуя по стране. Затем он с женой отправился в официальное путешествие по Европе, включающее аудиенцию с папой и визит за железный занавес, в Польшу. День Благодарения супруги провели с семьей Кеннеди в Хианнис Порт, а Рождество вместе со всем кланом в Палм-Бич. В следующем году Джек работал еще больше, так как надеялся стать вице-президентом.

«Большинство уик-эндов я проводила в одиночестве, так как Джек путешествовал по всей стране и произносил речи, – говорит Джекки. – Все шло не так как надо. Политика отнимала его у меня, мы почти не виделись у себя дома». Джекки не предпринимала никаких попыток помочь мужу в его политической борьбе.

«Джек не хотел, чтобы его жена была в центре внимания, так же, как и он сам, – признавалась она, давая понять, что ей отведена вторая роль. – Я иногда показываюсь на людях и улыбаюсь, – говорит она о своем участии в кампании. – Иногда я могу сказать пару слов, но это все, чего хочет от меня Джек».

Обычно она говорила по-французски или по-испански, если среди потенциальных избирателей имелись этнические меньшинства.

С самого начала Джекки знала, что Джек Кеннеди собирается стать президентом Соединенных Штатов, а она, в качестве жены, будет когда-нибудь первой леди. Вначале ее привлекала романтическая перспектива стать женой сенатора, но она понятия не имела, что это значит – быть замужем за политиком. Когда один репортер спросил, оправдал ли ее ожидания этот брак, Джекки честно ответила, что просто не знала, что ей ожидать от него. Впоследствии она призналась, что знания дались ей с большим трудом:

«Как-то утром на первом году нашей совместной жизни Джек спросил у меня, какую еду я собираюсь подать сорока гостям, которые приглашены на ленч. Никто ничего не говорил мне об этом. Было 11 часов, гости должны прибыть в час дня. Меня охватила паника».

Жена одного сенатора, бывшего близким другом Кеннеди, вспоминает, как Джек привел Джекки к ним на обед незадолго до свадьбы и сказал, чтобы она рассказала его невесте, каково быть женой высокопоставленного политика.

«Я сказала ей, что сенатор занимается делами своих избирателей и у него просто нет времени для семейной жизни, – вспоминает эта женщина. – Будучи женой политика, ты уже не имеешь возможности встречаться со своими подругами, так как постоянно занята друзьями мужа и посвящаешь все свое время тому, чтобы его переизбрали. Джекки захихикала и сказала, что это замечательно. Она не может дождаться, когда станет женой сенатора. Через несколько месяцев она пришла ко мне и сказала: «Боже мой. Вы сказали мне, каково быть женой политика, но умолчали о многом».

Расписание, по которому жил Кеннеди, стало проблемой для его жены.

«В первый год нашей совместной жизни мне было очень трудно, – вспоминает Джекки. – Он приходил домой в 7 или 8 часов вечера, часто позже. Почти каждый выходной он куда-то уезжал произносить речи. Я не ездила с ним. Я оставалась дома. Обычно он так уставал, что мы ходили в гости или принимали гостей лишь раз в неделю».

Их вкусы не совпадали. Джек любил общество и жить не мог без мюзиклов, а она предпочитала устраивать вечеринки для узкого круга друзей, подавая блюда на великолепном серебре и севрском фарфоре. Джекки любила потягивать дорогое вино, сидя за столом при свечах и говорить о кино и искусстве. Кеннеди предпочитал пить пиво и разговаривать о политике весь вечер, предварительно съев бифштекс с картошкой.

«С ней нелегко было общаться, – говорит журналист Маркиз Чайлдс. – Близкие друзья считали ее слишком застенчивой и очень сдержанной; в основном она говорила об охоте, балете, Бодлере и о людях, которых хорошо знала. Живя с таким эгоистичным, тщеславным мужем, она чувствовала себя не совсем в своей тарелке».

Вспоминает одна старая подруга:

«Во время обедов у Кеннеди нам постоянно приходилось играть в какие-то глупые игры. Никого они не веселили, кроме самих Кеннеди. Когда Жаклин подавала сыр и фрукты на десерт, Джон шел на кухню и возвращался с огромным блюдом, полным ванильного мороженого и шоколадного соуса. Если мы начинали разговаривать о чем-то другом, кроме политики, Джек скучал, поднимался наверх и ложился спать. В таких случаях он вел себя крайне грубо, а ел вообще как свинья, но вскоре Жаклин благотворно повлияла на него, и его манеры улучшились. Она всегда говорила ему за обедом, чтобы он не спешил есть. До женитьбы на ней он часто появлялся на людях в мятой одежде, но она занялась и его внешним видом тоже».

Напутешествовавшись вдоволь из Вашингтона в Бостон, из Ньюпорта в Палм-Бич, живя то со своими родителями, то с родителями мужа, Джекки надеялась, что ««Гикори Хилл»» станет их домом в подлинном смысле этого слова, местом, где ее отец будет проводить выходные дни, а муж отдыхать после работы. Она месяцами покупала нужную мебель, охотилась за антиквариатом и со вкусом обставляла их новый дом.

Особое внимание она уделила детской, так как в октябре собиралась рожать. Возможно, опасаясь еще одного выкидыша – первый случился у нее вскоре после свадьбы, – она скрывала свою беременность. Но ко времени открытия съезда демократической партии в Чикаго, тем августом, она уже была полна радостных ожиданий.

Из-за беременности она жила у Шрайверов вместо того, чтобы остановиться в отеле «Хилтон» со своим мужем и его помощниками.

В то лето в Чикаго стояла страшная жара. Из-за сильной влажности по городу распространилось зловоние со скотобоен. Всякий раз, когда Джекки выходила на улицу, ее начинало тошнить, но она сопровождала мужа на завтрак с делегатами от Новой Англии в «Палмер Хаусе» и на прием в «Шератон Блэкстоун», которым владела некая миссис Места. Джекки не нравилось это заведение, где хозяйка угощала всех розовым шампанским.

«Она ведет себя, как жена продавца дистиллированной воды», – говорила Джекки, которую раздражал подобный экстравагантный прием.

В свою очередь владелица «Шератона» и сторонница демократической партии, которая, кстати, никогда не поддерживала Кеннеди, отнесла Джекки к разряду битников и в негодовании заявила представителям прессы, что та не носит чулок. Когда Жаклин стала первой леди, миссис Места подверглась общественному остракизму. Во время президентства Кеннеди ее ни разу не пригласили в Белый дом.

Джекки, по словам ее матери, была довольно злопамятна и никогда не прощала обид, особенно, если это касалось ее мужа. В то же время она так и не поняла условий политической игры – твой враг сегодня может завтра стать твоим лучшим другом. Если ее муж возвращался домой, негодуя на какого-нибудь коллегу-политика, она тотчас записывала этого человека в список врагов и в следующий раз, когда тот приходил к ним в дом, метала в его сторону огненные взоры и отказывалась разговаривать с ним. Впоследствии Кеннеди мог похвалить этого человека, и тогда Джекки недоумевала: «Как ты можешь хвалить эту крысу? Я ненавижу его уже три недели».

«Он объяснял ей, что в политике нет ни друзей, ни врагов, а есть только коллеги, – вспоминает Артур Шлезингер-младший, – и что никогда не стоит ни с кем ссорится, так как любой политик в свое время может пригодиться тебе».

Кеннеди пытался объяснить жене все тонкости политической игры, стараясь не ранить ее чувства. «Нельзя принимать политические дела слишком близко к сердцу, – говорил он. – Если ты постоянно будешь эмоционально реагировать на слова политиков, то это может привести к депрессии».

Джекки не могла понять этого. В своей наивной преданности мужу она делила всех политиков на врагов и друзей, не вдаваясь в тонкости и нюансы. Она не любила Элеонору Рузвельт. В те времена, когда Кеннеди хотел стать вице-президентом, миссис Рузвельт заявила, что не сможет доверять ему, пока он не осудит сенатора Джозефа Маккарти, известного своими антикоммунистическими высказываниями. Джеку трудно было пойти на это, так как Маккарти был католиком ирландского происхождения и старым другом семьи Кеннеди, нередко гостившим у них. При встрече с миссис Рузвельт он уклонился от прямого ответа на ее вопрос, сказав, что выскажется на эту тему, когда придет свое время.

Элеонора же настаивала, чтобы он немедленно дал отповедь республиканцу из Висконсина. Кеннеди отказался, и в результате миссис Рузвельт перестала поддерживать его.

С политической точки зрения, Элеонора Рузвельт действовала вполне тактично, и Кеннеди признавал это. Однако Джекки считала эту женщину тупоголовой, низкой и завистливой. Она отказывалась разговаривать с ней. Даже став первой леди, Джекки не смягчилась и покинула Белый дом, когда ее муж привел туда миссис Рузвельт.

Будучи в свое время первой леди страны, Элеонора Рузвельт путешествовала по всему миру, являясь доверенным лицом и представителем своего мужа-инвалида. Она вступила в профсоюз, писала статьи в газетах, выступала на пресс-конференциях, встречалась с шахтерами и умиротворяла пикетчиков у Белого дома. Ее смерть потрясла страну.

По этому случаю объявили национальный траур. Но и это не тронуло Жаклин Кеннеди. Она не хотела идти на похороны. Только после того как ее муж заверил Джекки, что ее присутствие необходимо по этикету, она подчинилась.

Патриция Пободи Рузвельт хорошо запомнила это событие:

«Джекки Кеннеди невозмутимо сидела на диване, демонстрируя всем своим видом полное отчуждение от происходящего. Элегантным движением руки она достала сигарету и ждала, что кто-то даст ей прикурить… сыновья Эллион сидели как завороженные, не в состоянии услужить ей. Джекки помахивала своей негорящей сигаретой и ждала. Наконец, вздохнув, достала из сумочки спички и сама зажгла сигарету».

Когда семья Кеннеди и сопровождающие ее лица прибыли в Чикаго, они тотчас начали собирать вокруг себя сторонников. Юнис, возглавляющая чикагский женский комитет, привлекала своих сестер к участию в кампании, а Шрайвер и Боб Кеннеди беседовали то с одной делегацией, то с другой, пытаясь заручиться голосами южан. В это время папа Джо постоянно звонил лидерам партии из Франции, пытаясь склонить их на сторону сына. Во время всей этой кампании Джекки в основном находилась в квартире Шрайверов и почти не видела мужа. А он, как правило, лежал в шортах на кровати в своем номере и вместе с помощниками анализировал ход кампании.

Кеннеди наблюдал за ходом событий по телевизору, а его жена явилась в здание, где проходил съезд, когда началось голосование. В первом туре Кеннеди получил 304 голоса, обойдя Кефовера. Однако его позиция все еще была непрочной. Когда во втором туре он набрал 618 голосов, а его соперники лишь 551 голос, Джекки начала кричать и махать плакатом, сидя в ложе семьи Кеннеди. Теперь Джону требовалось лишь шестьдесят восемь голосов, и Джекки была уверена, что он их получит.

При следующем голосовании он получил еще тридцать голосов, и делегация от штата Массачусетс принялась топать ногами. Председатель призвал к порядку. Кеннеди подвела делегация от штата Миссури, члены которой отдали свои голоса человеку из штата Теннесси, и тот сразу же вырвался вперед.

Когда Кеннеди вошел в зал, где проходил съезд, и признал, что представителем демократической партии и ее лидером стал Кефовер, его жена заплакала, зная, как разочарован ее муж, который был так близок к победе.

Признав свое поражение и принужденно улыбнувшись, Кеннеди сошел с платформы, а оркестр заиграл «Вальс Теннесси». Через пятьдесят четыре месяца Джон станет лидером демократической партии, но сейчас он был повержен, утомлен, огорчен и разочарован.

Вместе с Джекки и своим хорошим другом, сенатором Джорджем Смазерсом, он вернулся в гостиницу и позвонил отцу, который отдыхал на Ривьере.