Текст книги "Жаклин"

Автор книги: Китти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Настоящее веселье началось тогда, когда прибыла Этель Кеннеди в парике. Какой-то шутник сдернул с нее парик и нацепил на Роберта Макнамару, министра обороны, который стал похож на старушку в очках. Это очень всех позабавило.

Наверху в апартаментах президента Джекки составляла списки того, что ей необходимо сделать. Она рассылала памятные записки по всему Белому дому. Она хотела, чтобы Банни Меллон занялся цветами на могиле президента. Она заказала себе черную вуаль. Она сделала дизайн открытки с приглашением на погребальную мессу с надписью: «Боже, позаботься о своем рабе Джоне Фитцджеральде Кеннеди. Прими его к себе на небеса».

Она отобрала из вещей президента те, которые сочла нужным раздать его помощникам на память. Жаклин также написала им письма благодарности. Она послала письмо с выражением соболезнования Мэри Типпит, вдове полицейского, застреленного Освальдом в Далласе. Хотя Джекки, охваченная горем, отказалась разговаривать по телефону с миссис Типпит, она позднее послала ей фотографию, на которой была изображена вместе с президентом. Она настояла на том, чтобы Луги Бена – тенор, который пел у нее на свадьбе, спел «Аве Мария» на похоронах ее мужа. Джекки также приглашала всех совершить торжественное шествие от Белого дома к собору. Затем она стала размышлять о том, где ей жить после того, как она покинет Белый дом. Джон Кеннет Гэлбрайт заверил ее, что уже организовал ее переезд в особняк Аверелла Гарримана в Джорджтауне, пока она не определится, как ей жить дальше.

В полутьме спальной комнаты Жаклин написала страстное письмо своему мужу, клянясь ему в любви. Она запечатала конверт и отправилась в детскую комнату, где сказала дочери: «Ты должна написать письмо папочке и сказать ему, как ты любишь его». Каролина взяла шариковую ручку и начала писать печатными буквами: «Дорогой папочка, мы все скучаем по тебе. Папа, я очень люблю тебя. Каролина». Маленький Джон, который еще не умел писать, поставил на письме сестры крестик. Затем Джекки взяла письма, золотые запонки, которые она когда-то подарила мужу, два сапфировых браслета, подаренных ему Ли, и положила все это в гроб. Роберт Кеннеди положил туда же золотую заколку для галстука. Джекки отрезала с головы убитого президента прядь волос.

Страна, как завороженная, сидела возле телевизоров, наблюдая за тем, как величественная первая леди покидает Белый дом вместе с детьми, направляясь в Капитолий, где был выставлен гроб с телом покойного. Там они услышали взволнованные слова сенатора от штата Монтана, Майка Мэнсфилда, который все повторял дрожащим голосом: «…и она сняла кольцо со своего пальца, положила ему в руки, поцеловала его и закрыла крышку гроба».

Вид Жаклин Кеннеди, приближающейся к гробу и держащей за руку свою белокурую дочку, потряс нацию.

«Мы хотим попрощаться с папой, поцеловать его и сказать папе, как сильно мы его любим и как будем скучать по нему», – прошептала Каролина. Когда они все вместе подошли к гробу, вся нация испытала глубокое волнение. Люди плакали от сострадания вдове и от стыда. В своем горе они почитали Жаклин как любимую икону. Она стала популярной героиней фольклора. Легенды о ней стали распространяться с той минуты, когда она появилась перед Белым домом, чтобы возглавить похоронную процессию к собору св. Матвея. Барабанная дробь, салют из 21 пушки, воинские почести и цоканье лошадиных копыт поразили воображение нации.

Держа за руки детей, одетых в голубые костюмчики и красные туфельки, Жаклин излучала благоговейную и успокаивающую нацию энергию. С лицом, прикрытым черной вуалью, она стояла, стараясь не горбиться, и пролила только несколько слез на людях. Она почтительно слушала проповедь кардинала Кушинга и, казалось, была очень тронута, когда священник перешел с латинского на английский, сказав: «Пусть ангелы, дорогой Джек, перенесут тебя в рай».

От собора кортеж отправился в последний путь к Арлингтонскому кладбищу. Похоронный оркестр играл «Салют вождю». Когда почетный караул выстроился, чтобы воздать последние почести убитому президенту, Джекки склонилась к сыну и прошептала: «Я хочу, чтобы ты попрощался с отцом, Джон».

Трехлетний мальчик вышел вперед, поднял правую руку. Образ маленького мальчика, отдающего последний салют отцу, был самым трогательным зрелищем в тот день. Люди плакали, видя печальное лицо Джона Фитцджеральда Кеннеди-младшего, прощающегося с отцом. Словами не описать всю остроту этого момента. На смену отчаянию пришла преданность.

Одетая в тот же черный костюм, который был на ней, когда ее муж объявил себя кандидатом в президенты. Джекки зажгла вечный огонь у могилы и передала факел братьям мужа. Затем она вернулась в Белый дом, минуя толпы людей, плачущих на улицах. В административном здании она устроила прием для глав государств.

Смены ее настроения особенно проявились во время беседы с президентом де Голлем. Сначала она резко отчитала его за то, что он внес разлад в франко-американские отношения, утверждая, что Франции, Англии и Америке нужно держаться вместе. А через несколько минут она начала по-детски кокетничать с ним. Взяв его за руку, она сказала: «Пойдемте посмотрим на ваш прекрасный комод». На французском шкафчике, который де Голль подарил семье Кеннеди, стоял букет маргариток. Джекки взяла один цветок из вазы и дала его президенту Франции. «Возьмите на память о Кеннеди», – сказала она. Де Голль потом говорил своим помощникам, что его озадачило поведение Жаклин.

После того как заграничные гости покинули Белый дом, Джекки собрала друзей и членов семьи в столовой, чтобы отметить день рождения Каролины.

Во время Дня Благословения Джекки вылетела в Хианнис Порт, чтобы повидаться с послом Кеннеди, которому не позволили присутствовать на похоронах сына. Няня старика, Рита Даллас, помнит шумную сцену, когда Кеннеди пытались не пустить Джекки наверх в комнату посла.

«Я приехала сюда, чтобы повидаться с дедушкой», – кричала Жаклин. – Оставьте меня в покое и позвольте мне увидеть дедушку».

Джекки попросила миссис Даллас передать Джо Кеннеди флаг, который покрывал гроб Джона Ф. Кеннеди. Затем она вошла в его комнату и, обняв парализованного патриарха, начала разговаривать с ним.

«Дедушка, Джек мертв, и все теперь будет по-другому. Он мертв, и я хочу сообщить вам об этом». В течение последующего часа тридцатитрехлетняя вдова изливала душу своему больному свекру.

Через два дня она вернулась в Белый дом и стала собирать вещи. Напуганная своим внезапным одиночеством, она обращалась за помощью к обслуживающему персоналу. Обнимая Нэнси Такерман, она говорила: «Бедная Такки. Ты приехала из Нью-Йорка, чтобы работать здесь, а теперь все кончено. Как грустно. Ты останешься со мной на некоторое время, не так ли?»

Пребывая в угнетенном состоянии и плача, она обратилась к своей личной секретарше, Мэри Галахэр. «Почему Джек умер таким молодым? Даже когда тебе шестьдесят, твой муж должен быть рядом с тобой. Дети так болезненно переносят смерть отца. Пожалуйста, Мэри, не оставляй меня».

«Мистер Уэст, – обратилась она к дворецкому Белого дома, – пожалуйста, оставайтесь моим другом на всю жизнь».

Во время своих последних дней пребывания в Белом доме Джекки растрогала слугу своего мужа до слез, подарив ему кресло-качалку президента с надписью «кресло-качалка Джона Ф. Кеннеди, тридцать пятого президента США». Еще более любезна она была по отношению к Мод Шоу, няне, которая заботилась о ее детях с тех пор, как Каролине исполнилось одиннадцать дней. Она подарила ей одну из рубашек Кеннеди. Внезапно Белый дом, который она когда-то ненавидела, стал самым желанным местом для нее, она не хотела расставаться с ним и прожила там еще около двух недель. За день до отъезда она заказала бронзовую табличку, которую поместили над камином в спальне президента.

На табличке была надпись: «В этой комнате жил Джон Фитцджеральд Кеннеди со своей женой, Жаклин. Они прожили здесь два года, десять месяцев и два дня, с 20 января 1961 года по 22 ноября 1963 года». Ни одна другая первая леди за всю историю страны не делала ничего подобного. В той же комнате находилась табличка с надписью: «Здесь спал Авраам Линкольн во время своего пребывания в Белом доме в качестве президента Соединенных Штатов с 4-го марта 1861 года по 13-е апреля 1864».

Джекки поместила свою табличку под табличкой Линкольна.

Глава семнадцатая

«Джон обычно цитировал классику, – говорит его вдова, – но, к своему стыду, я не помню ни одной его цитаты, только слова из музыкальной комедии, которые он любил повторять. Ночью перед сном Джек любил слушать пластинки и больше всего ему нравилась песня, в которой были такие слова: «Никогда мы не забудем это милое местечко под названием Камелот».

«О, в Америке опять будут великие президенты, – продолжала она, – Джонсоны великолепны, они отлично ко мне относятся, но такого президента, как Кеннеди, уже больше никогда не будет».

Став вдовой, Джекки объявила для себя год траура, во время которого поклялась сделать все, чтобы память о ее муже сохранилась в сердцах американцев. По мере того как шло время, она все больше размышляла об убийстве и чувствовала, что была не очень хорошей женой и помощницей своему мужу. Джекки задалась целью сделать все, чтобы увековечить память о муже. Она начала с Вечного огня.

«Проезжая по мосту, разделяющему Вашингтон и Вирджинию, – говорила она, – вы видите особняк Ли на холме. Когда королева была маленькой, она первым делом научилась узнавать этот особняк. Теперь Вечный огонь виден под особняком на мили в округе».

Затем, перед отъездом из Белого дома, она, обратилась к Линдону Джонсону и попросила его переименовать Мыс Канаверэл во Флориде в мыс Кеннеди. Учитывая вклад Кеннеди в осуществление космических программ, Джонсон немедленно переименовал взлетную площадку космических кораблей в честь покойного президента.

Джекки назвала свой дом в Бексфорде в честь графства в Ирландии, где родились предки Кеннеди.

Она поклялась, что будет жить в Вашингтоне и никогда не покинет Америки. «Я не стану жить в Европе, – говорила она, – и не буду совершать длительных поездок за границу. Я буду жить там, где мы жили с Джеком. В Джорджтауне и с семейством Кеннеди. Это моя семья. Я собираюсь воспитывать моих детей. Я хочу, чтобы Джон рос хорошим мальчиком».

В течение следующего года она занималась Мемориальной библиотекой имени Джона Ф. Кеннеди, открывала выставки и спонсировала их. Она поощрила более ста человек, которые имели отношение к новому курсу, записать свои воспоминания о работе с Кеннеди и сотрудничала с Уильямом Манчестером, который писал документальную книгу об убийстве ее мужа. Она провела десять часов с автором, наговаривая на магнитофон свои мысли о тех ужасных днях. Она выступила по телевизору, чтобы поблагодарить сотни тысяч людей, которые писали ей. В день ее выступления миссис Джонсон давала свой первый обед в Белом доме, но на следующий день газеты писали не о Леди Берд, а о Джекки.

С трудом произнося слова, миссис Кеннеди сказала: «Та любовь, что вы демонстрируете по отношению к моему мужу, поддерживает меня и помогает мне переносить мое горе. Я никогда не забуду этого. Я ценю каждое ваше послание, которые важны не только для меня и моих детей, но и для будущих поколений, узнающих, как к нему относились люди в нашей стране и за рубежом. Ваши письма будут находиться вместе с его документами в библиотеке, которая будет построена в память о нем на берегу Чарльз-ривер в Бостоне, штат Массачусетс. Я надеюсь, что в ближайшие годы вы и ваши дети посетите библиотеку имени Кеннеди».

Более миллиона писем с выражениями соболезнования получила вдова после этого выступления. Менее чем за год сторонники убитого президента собрали более десяти миллионов долларов, чтобы почтить память Кеннеди. Конгресс назначил миссис Кеннеди жалование размером в 50 000 долларов в год, а также пенсию в размере 10 000 долларов в год. К ней и ее детям были приставлены телохранители до конца ее дней или до того дня, когда он выйдет замуж.

Сенат США принял билль о постройке Центра Джона Ф. Кеннеди в Вашингтоне. Вскоре другие страны, большие и малые, стали присылать в Центр свои пожертвования.

Нью-йоркский аэропорт Айлдлуальд был переименован в честь покойного президента, его именем были названы авеню, школы и площади по всей стране. В Далласе именем Кеннеди была названа площадь. По всему миру увековечивалось имя Кеннеди; Кеннеди-платц в Берлине, Корсо Кеннеди в Риме, Кеннеди-авеню в Париже. Появилась пятидесятицентовая монета с изображением Кеннеди. Тысячи подарков были присланы вдове и детям. Принцесса Марокко, Лала Айка, по просьбе своего брата короля Хассана вылетела в Вашингтон, чтобы объявить о том, что ей преподносится в подарок дворец в Марракеше.

И все же никакие подарки не могли заполнить ту пустоту, которую Джекки чувствовала в течение всех этих ужасных дней. Она говорила друзьям о своем одиночестве и кошмарном отчаянии, которое еще испытывает.

«Я – кровоточащая рана. Моя жизнь закончена. Я полностью истощена. Иногда у меня не хватает сил, чтобы встать с кровати, – доверительно сообщала она. – Я плачу днями и ночами до полного изнеможения. Я начала пить».

Джекки попросила своего секретаря быть с ней, когда она разбирала документы мужа. «Гораздо легче заниматься этим в вашем присутствии, чем ночью, когда я одна и заливаю мою печаль водкой».

Когда декоратор Билли Болдвин прибыл из Нью-Йорка, чтобы помочь ей реставрировать особняк Гарримана, он увидел Джекки в гостиной с какими-то книгами. «Я никогда не видел более удрученного человека в своей жизни», – говорил он.

«Послушайте, – сказала она, открывая коробки. – Я хочу показать вам прекрасные вещи, – она вынула маленькую греческую статуэтку и очень, ценную древнеримскую. – Это часть коллекции, которую начал собирать Джек».

Затем она расплакалась на глазах у оформителя. Прошло несколько минут, прежде чем она посмотрела на него.

«Я недавно знакома с вами, но знаю, что вы умеете сострадать, – сказала она. – Не возражаете, если я расскажу вам кое о чем? Я знала, что мой муж был предан мне. Он гордился мною. Мы долго примерялись друг к другу, и, наконец, нам все удалось. Мы начинали по-настоящему жить вместе. Я собиралась участвовать в его предвыборной кампании. Я знаю, что занимала особое место в его жизни…»

Она все говорила и говорила, очень тихо и грустным голосом. Она рассказывала о своей жизни с Джеком, пытаясь оправдать свой брак с ним. Она старалась уверить себя и всех остальных, что была ему хорошей женой, несмотря на то, что он постоянно изменял ей с другими женщинами. Все же по-своему он любил ее. Все утро Жаклин повторяла, что те годы, которые она провела с Кеннеди в Белом доме, были самыми счастливыми годами их совместной жизни. «Чувствовалось, что она очень одинока», – вспоминает оформитель.

«Может ли кто-то понять, что значит сначала жить в Белом доме, а потом стать президентской вдовой? – спросила она. – А дети? Весь мир восхищается ими, а я очень боюсь этого, потому что они находятся у всех на виду. Как я могу воспитывать их в таких ненормальных условиях? Мы даже не стали бы называть Джона в честь отца, если бы знали…»

Миссис Линкольн совершила ошибку, потребовав большое помещение. «Она хотела знать, почему мне нужен такой большой кабинет, – говорит секретарша Кеннеди, – и я сказала ей, что люди любили президента, поэтому в кабинете надо выставить его личные вещи, чтобы все могли видеть их. Тогда Жаклин воскликнула, что все эти вещи принадлежат лишь ей одной, и она никому не хочет их показывать».

Джекки критиковала секретаршу своего мужа за то, что та слишком долго разбирала архив Кеннеди.

Хотя она и написала письмо благодарности министру финансов, хваля работу секретных агентов, и стояла рядом с Клинтом Хиллом, когда тому вручали медаль за храбрость, Джекки жаловалась на то, что в Далласе телохранители оказались не на должном уровне. Она упомянула одного агента, который вообще ничего не делал в критический момент.

Она обсуждала события в Далласе с Дейвом Пауэрсом и Кенни О'Доннелом, рассуждая о том, был ли интервал между вторым и третьем выстрелом. Она была убеждена, что, если бы агенты, сидевшие на переднем сиденье, отреагировали быстрее на первые два выстрела, а шофер нажал бы на газ еще до того, как прогремел третий выстрел, ставший решающим, президент был бы жив.

Погрузившись в свою печаль, она стала остерегаться друзей, которые пытались сочувствовать ей. Вейн Хейс, бывший тогда конгрессменом от штата Огайо, хотел помочь ей, но был отвергнут. Он посещал чету Кеннеди в Белом доме и помнил, что Джекки показывала ему антикварную чернильницу, стоящую на письменном столе в Зеленой комнате. Она тогда сказала ему, что во всем особняке ей нравится только эта вещь, и она возьмет ее с собой, когда будет покидать Белый дом.

Позднее Хейс увидел фотографию чернильницы в одном журнале и понял, что это точная копия той, которую ему показывала Джекки. Он позвонил дилеру в Лондон и попросил его подержать эту чернильницу до его приезда. Совершая путешествие по Европе, он специально заехал в Англию и заплатил 1500 долларов за это сокровище, которое хотел подарить первой леди после ее возвращения из Далласа.

После убийства президента он ждал несколько недель, прежде чем сообщить Сардженту Прайверу о том, что у него есть подарок для Джекки. Прайвер сказал, что спросит об этом вдову. Прошли месяцы, а Хейс так и не получил ответ. В следующий раз, когда он повстречал Прайвера, Хейс вновь спросил его о подарке миссис Кеннеди. Прайвер позвонил ему через несколько дней и сказал, что Джекки предложила передать подарок через посыльного. Взбешенный таким отношением, конгрессмен решил оставить чернильницу себе.

В это время Джекки испытывала финансовые трудности. Видя, что много денег уходит на еду и напитки, она решила, что персонал обманывает ее.

«Я думаю, что мои служащие уносят с собой еду», – сказала она. Заметив, что миссис Галахэр платит лишние деньги телохранителям, Джекки взорвалась. «Что они такого делают? – фыркнула она. Узнав что миссис Галахэр заплатила Прови, ее личной служанке, 900 долларов за сверхурочную работу, она закричала. – Сверхурочная работа? Ты считаешь, что мы должны платить кому-то за всякую мелкую работу, которую они делают во внеурочное время?»

«Да, Джекки, – отвечала миссис Галахэр. – Так поступают все».

«О, Мэри, – сказала Джекки. – Я думаю, что 100 долларов слишком большая зарплата для Прови, а ты, – она повернулась к секретарше, – требуешь 12 000. Я не могу себе позволить платить тебе такие деньги».

Многие люди полагали, что вдова Джона Ф. Кеннеди унаследовала миллионы после его смерти. Но фактически она получала лишь 25 000. Кроме того, ей платили как вдове президента. В общей сложности она получала менее 70 000 долларов.

Два трастовых фонда, которые он основал для своей жены и детей, насчитывали 19 миллионов долларов, но Джекки получала в год только десять процентов от этой суммы.

Через два месяца после смерти мужа она вместе с финансовым советником решила исследовать свою денежную ситуацию. Впоследствии она стала получать 200 000 тысяч долларов в год, примерно 17 тысяч в месяц. Она продолжала отсылать счета в нью-йоркский офис, который занимался ее делами.

«Джек оставил ей доход, но не оставил капитала, – говорила Бетти Сполдинг, которая посетила Джекки после убийства ее мужа. – Он позаботился о детях, но Джекки получала лишь доход, полагающийся вдове. Я навестила ее в Бексфорде, и мы разговаривали с ней до трех часов утра. Она не знала, где ей жить, ее беспокоило то обстоятельство, что она должна одна растить детей».

Прежде Джекки могла тратить на покупки 40 000 долларов за три месяца, а теперь должна была ограничивать себя в деньгах. В декабре 1963 года она купила себе дом в Джорджтауне напротив особняка Гарриманов за 175 000 долларов. Через несколько недель дом на N-стрит, где она жила до переезда в Белый дом, был назначен к продаже за 225 000 долларов. «Боже, меня это бесит, – говорила она подруге. – Мы с Джеком купили этот дом в 1957 году за 78 000. Мы вложили много денег в его ремонт и получили за него лишь 105 000 через три года. Мы почти не извлекли никакой прибыли, а теперь Аусбруки собираются заработать на этой сделке 120 000, потому что это был наш дом, а они жили там только три года».

В своем горе Джекки полагалась на Роберта Кеннеди, который ежедневно посещал ее и детей в Джорджтауне. Она попросила Дейва Пауэрса заглядывать к ней каждый день, чтобы пообедать с маленьким Джоном и поиграть с мальчиком в солдатики. Каролина посещала школу в британском посольстве до самого лета. «Бобби и я проводили с Джекки какое-то время почти каждый день, – вспоминает Кенни О'Доннел, – мы переживали трудные времена и были не уверены в своем будущем, так что это скорее она утешала нас, чем мы ее».

Смерть Джона Кеннеди потрясла Роберта Кеннеди, и он тайно обратился к правительству с тем, чтобы ему предоставили охрану. Как верховному прокурору ему не полагалось иметь телохранителей, но благодаря его хорошему другу, Джиму Макшейну, из департамента юстиции, в «Гикори Хилл» были посланы агенты, которые стали охранять дом круглые сутки. «Мы находились там в течение шести месяцев после Далласа, – вспоминает один из них, – и Бобби был так расстроен, что не разговаривал с нами. Он иногда здоровался с нами, но ни разу не обмолвился и словом ни с кем из нас. Его так потрясло убийство брата, что он почти не общался со своей женой. Я помню, что порой он не мог спать ночами. Он вставал в три часа утра, садился в свой автомобиль и мчался по пустынным улицам. Он не позволял никому из нас сопровождать его, так что мы не знали, куда он уезжал. Он пропадал где-то до шести утра. Затем он возвращался в дом, переодевался и отправлялся на работу.

Большинство его детей были еще слишком малы и не понимали, что случилось с президентом. Но однажды, когда мы везли куда-то Бобби-младшего, он начал баловаться и неожиданно схватил рацию. Прежде чем мы сообразили, что происходит, он начал говорить в микрофон: «Это Бобби Кеннеди, сын верховного прокурора. Меня только что похитили». Это сообщение подняло по тревоге все службы безопасности Вашингтона, и мы чуть было не оказались в беде, но вовремя вырвали у него микрофон и сообщили, что мальчик просто пошутил».

Бобби Кеннеди проводил больше времени с Джекки и ее детьми, чем со своей семьей. Одно время она даже хотела, чтобы он усыновил Джона и удочерил Каролину, чувствуя что не сможет воспитать их в одиночку. Боб сказал ей, что это безумная мысль. Он отдавал ей всю свою любовь, защищал и поддерживал ее. «Мне кажется, он способен к состраданию, как никто иной, – говорила Джекки, – но только члены его семьи и самые близкие друзья могут понять это. Таких скрытных людей, как он, часто понимают превратно, потому что они слишком скромны и горды».

Джекки часто посещала «Гикори Хилл» в дни траура, так что ее дети могли играть со своими двоюродными братьями и сестрами. Ее одолевали толпы любопытных зевак, которые вечно собирались на тротуаре возле ее дома. Каждое утро туда прибывали автобусы с туристами, вооруженными фотоаппаратами. Они страстно желали хотя бы мельком увидеть ее и детей.

«Они часами сидят там, едят и бросают бумажки на землю, – говорила она со слезами на глазах. – Я просто не могу выходить из дома, не могу переодеваться, потому что они постоянно смотрят в окна».

«Пресса просто преследовала ее после убийства мужа, – вспоминает Бетти Сполдинг. – Они врывались в ее дом, постоянно наблюдали за ней, делая ее жизнь невыносимой».

Однажды вечером Джекки хотела поужинать в Вашингтоне со своей сестрой Ли, Марлоном Брандо и его продюсером, Джорджем Ингландом. Ли, которая дружила с Ингландом, предложила провести спокойный вечер в «Жокей-клубе», любимом французском ресторане Джекки. Но через несколько минут после их прибытия туда нагрянули репортеры и фотографы, и Джекки с Ли пришлось удирать через кухню. Брандо и Ингланд вышли через дверь.

«Я совершил большую ошибку, – заявил Брандо репортерам. – Я прибыл в Вашингтон на конференцию американских индейцев. Я даже не знаком с миссис Кеннеди».

«Мистер Ингланд помогает организовать фонд имени Кеннеди в Нью-Йорке, – говорила Памела Турнур, – и, я думаю, ужин имел к этому какое-то отношение. Они не хотели оставлять вдову в одиночестве и поэтому пригласили ее в ресторан».

У Джекки сложилось впечатление, что журналисты следуют за ней по пятам. Она просто никуда не могла пойти. Но некоторые репортеры старались защищать молодую вдову. Одна журналистка из «Вашингтон пост», которая сама была вдовой, вспоминает, как она увидела Джекки в ресторане Билли Мартина «Кэрридж Хаус», в Джорджтауне. «Я сидела с подругой в дальнем углу, где есть бар, в котором играет пианист, и ни на кого не обращала внимания. Телохранитель, сопровождавший Джекки, узнал меня и стал задавать мне всякие вопросы о том, что я делаю в ресторане. Я подняла глаза и увидела Джекки, сидящую за столиком с Робертом Макнамарой, обнимая и целуя его. Она к тому, времени уже напилась, и мне было очень жаль ее. Когда она встала и направилась в туалет, ее слегка качало. Люди, конечно же, узнали ее, но никто ничего не говорил о ней, и я, разумеется, не собиралась писать об этом, так как, потеряв мужа, вполне понимала ее и сочувствовала ей».

В конце концов, Ли Радзивилл уговорила сестру переехать в Нью-Йорк, где ее не будут до такой степени осаждать туристы. «Тебе нужно уехать из этого мрачного города, – говорила она. – Вашингтон полон болезненными воспоминаниями». Джейн Райтсмен, подруга Джекки по Палм-Бич, также советовала ей поменять место жительства. Она сказала ей, что на Пятой Авеню продается квартира. Джекки вылетела в Нью-Йорк и посетила здание из серого гранита неподалеку от Центрального парка. Осмотрев квартиру на пятнадцатом этаже с личным лифтом и двадцатью тремя окнами, она решила переезжать. «Квартира идеальная, – говорила она Андре Мейеру, ее советнику по финансам и председателю банковской фирмы «Лаза Фрер», – если вы считаете, что в нее можно вложить деньги, я куплю ее». Квартира стоила 200 000 долларов.

В то время как Джекки проводила лето в Хианнис Порт, ее служащие сделали официальное заявление о том, что миссис Кеннеди решила переехать из Джорджтауна в Нью-Йорк, так как считает, что смена обстановки благотворно отразится на ней и ее детях.

Этим летом Джекки продолжала говорить об убийстве мужа, не в силах забыть варварский акт насилия, имевший место в Далласе. «Я больше никогда туда не поеду, – говорила она. – Вы представить себе не можете, что я испытала, когда, разбирая вещи Джека в Белом доме, обнаружила в ящике шкафа набор запонок с картой Техаса. О Боже, это ужасно. Я была так предана ему, что однажды легкомысленно заметила, что он должен пожизненно быть президентом! Нет, сказал он, восемь лет президентства – достаточно большой срок для любого человека. Он надеялся, что его переизберут.

У меня никогда не было своей жизни. Я жила ради Джека. Просто не верится, что больше никогда не увижу его. Иногда я просыпаюсь утром и хочу сказать ему что-то, но его нет рядом со мной… Почти все религии утверждают, что существует загробная жизнь, и мне хочется верить в это.

Джек был особенным человеком, и я знаю, что он видел и во мне необыкновенные качества… Те три года, что мы провели в Белом доме, стали нашими самыми счастливыми годами. А теперь все это в прошлом…»

По настоянию Роберта Кеннеди Джекки собралась развлекаться. Она летала в Вермонт, чтобы покататься там на лыжах, отдыхала в Вест-Индии с Полем Меллоном, делала покупки в Нью-Йорке и совершила круиз вместе с Райтсманами. «Когда я путешествую, со мной все в порядке, – говорила она, – но стоит вернуться домой, как я начинаю испытывать пустоту и угнетенность». Вскоре Тедди Кеннеди пострадал, летя на личном самолете, который потерпел катастрофу в тумане возле Дорхэмптона, штат Массачусетс. Двое его спутников погибли, Кеннеди несколько недель находился в критическом состоянии. Джекки вместе с Бобом летали навещать его. Когда они зашли в кафетерий при больнице, Джекки сказала: «О, Бобби, как же нам не везет».

Верховный прокурор сам находился в отчаянном положении и полной неуверенности относительно своего будущего, зная, что ему не дадут эффективно работать в администрации Линдона Джонсона. Техасец считался недостойным преемником брата Роберта. Это был грубый, малообразованный человек, который никогда не попал бы в Белый дом, если бы не Кеннеди. Бобби презирал его.

В то время как президент Джонсон начал проводить свою политику, Бобби Кеннеди намеревался продолжить дело своего брата и осуществить его мечты. Пользуясь популярностью в народе, который считал его преемником Джона, Бобби решил баллотироваться в сенат от штата Нью-Йорк, используя это положение как трамплин для выдвижения своей кандидатуры на выборах в президенты. Появившись на съезде демократической партии в Атлантик-сити, он под аплодисменты присутствующих, которые были растроганы до слез, представил фильм о Джоне Ф. Кеннеди и сказал, цитируя Шекспира: «Когда он умрет, пусть его тело превратится в яркие звезды, которые так украсят небо, что все немедленно полюбят ночь». До конца своих дней Бобби называл своего обожаемого старшего брата не иначе как «президент», никогда не называя его Джеком. А Линдона Джонсона он называл или «Джонсон», или «этот человек».

Джекки также посетила Атлантик-сити тем летом, чтобы участвовать в приеме в честь ее мужа, на котором присутствовало 5000 гостей, но не приблизилась и на расстояние мили к зданию, где проходил съезд партии. Осенью она не голосовала на президентских выборах. Она признавала Джонсона президентом, но лишь в той степени, в какой техасец являлся тенью ее мужа. Вначале она не испытывала к нему никакой враждебности. Она регулярно переписывалась с ним, часто разговаривала по телефону и принимала его у себя в доме, куда он приходил, чтобы утешить ее и детей. Когда кто-то из друзей говорил о том, что Линдон Джонсон – совершенно не тот человек, который должен был прийти на смену Кеннеди, она возражала: «Он вовсе не так плох, к тому же при нем находятся советники Джека. Так что он не совершит ошибок». Но после того как Джонсон получил такую поддержку в конгрессе, какой никогда не было у Кеннеди, она не смогла перенести успех этого человека и начала ненавидеть его.

Чувствуя, что подвела своего мужа при его жизни, мало помогая ему в его политической деятельности, она решила наверстать упущенное после его смерти. «Самым лучшим способом достижения этого явилась помощь Роберту, которого она идентифицировала со своим мужем, считая, что он сможет воплотить в жизнь мечты Джона, – говорит Робин Дуглас. – Джекки, самая знаменитая и наиболее всеми любимая женщина в мире, полностью поддерживала брата мужа. По его просьбе она согласилась встретиться с Дороти Шифф, издательницей «Нью-Йорк пост», влиятельной либеральной газеты, в чьей поддержке Бобби весьма нуждался, чтобы пройти в сенат от штата Нью-Йорк».