Текст книги "Сквозь тернии к счастью (СИ)"

Автор книги: Кира Фарди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Я посмотрел на маму. Она слабо кивнула головой.

– Теперь понятно, почему Максим не приходил. А я все удивлялась! Маша и Павел навещали тебя регулярно. Маша так плакала, так плакала!

– И все же! – вернул я их к интересующей меня теме. – Где документы?

– Я не знаю, – ответил Пашка упавшим голосом. – Я о них совсем забыл. Макса потом выписали, он забрал машину, а дальше я не спрашивал.

– Дима, – я достал телефон. – Позвони по этому номеру Бею. Пусть приедет.

– Я его звал с собой, – вставил Пашка, – но он испугался.

– Как давить людей на дороге, ему было не страшно, – вскинулась мама.

– Страшно. Но еще больше он боится вас, – тихо ответил Пашка. – Он до сих пор не может сесть за руль, руки трясутся.

– А мой сын до сих пор не может ходить! Не защищай этого негодяя! Кто пострадал больше?

– Антон, а что ему сказать? – спросил Димка.

– Скажи, что мне стало хуже, и я хочу попрощаться с друзьями.

– Стрела, это жестоко! – вскинулся Пашка.

– Ничего! Если он такой трус, только обрадуется, избавится от лишней головной боли, – цинично ответил я.

Что случилось с документами? И мама, и Пашка утверждают, что их не видели. Неужели Макс постарался? Но ему это зачем? Нет, точно не он! Хотя…

Этот трус мог просто испугаться и выкинуть сумку в мусорку или сжечь ее.

– Зачем тебе нужен Макс? – всхлипнула мама.

Она еще не могла отойти от шока и сидела на диване, уронив безвольно руки.

– Я пытаюсь понять, кто ликвидировал запись о нашем с Ритой бракосочетании, если, конечно, вы все говорите правду.

– Ты не веришь своей матери?

– Прости, мама, но нет. Я убедился, что ты способна на все.

– Но такое… Это же криминал! И зачем мне надо?

– Ну, не знаю, не знаю…

Мы замолчали, так и провели полчаса в ожидании Макса.

Он влетел в палату, запыхавшись от быстрого бега. Его глаза лихорадочно блестели, на бескровном лице блуждала кривая улыбка. Видно было, что он просто не знает, что делать с непослушными губами, которые некрасиво расползались в разные стороны.

– Антоха, что случилось? – бросился он ко мне. – Ты как?

Но на полпути затормозил и растерянно огляделся. В глазах мелькнуло узнавание и понимание, что его просто заманили в ловушку. Он показал пальцем на Блонди с опухшим носом, потом посмотрел на мать и подался назад. Его взгляд заметался в поисках средства защиты.

– Садись, разговор есть.

– Да, я… Мне бежать надо!

– Не бойся, Пашка нам все рассказал и за двоих по мордасам получил. Больше бить никого не планируем, правда, Дима?

Я пошутил, но Макс подпрыгнул, как козлик, и кинулся к двери. Димка его опередил.

– Подожди немного. Ответь на пару вопросов, потом пойдешь.

– Антоха, ты прости меня, – зачастил Бей.

На него страшно было смотреть. Его лицо покрылось испариной, руки мелко подрагивали. Казалось, еще чуть-чуть, и он грохнется в обморок.

– Сядь! – резко сказала мама. – Не мельтеши!

Макс плюхнулся на мою кровать и испуганно вскочил. Он явно был в панике.

– Я хочу спросить, куда пропала моя сумка?

– К-какая сумка? Я ничего не видел.

– Макс, вспомни! – заговорил Блонди. – Я тебя повез в больницу, а сумку Антохи кинул на заднее сиденье твоей машины. Ты ее точно должен был обнаружить.

– Н-нет! Я ничего не видел.

– Опять двадцать пять! – рассердился я. – Как не видел? И куда она пропала? Там мои документы были: паспорт и свидетельство о браке.

– Так, их же восстановить можно, – ничего не понимал Макс.

Он даже дышать стал глубже: сообразил наконец, что никто его не собирается бить или отправлять в полицию.

– А Ауди твоя где?

– Н-не знаю. Я больше за руль не садился. В гараже стоит. Или батя продал.

– Звони отцу, узнавай.

Цепочка потихоньку начинала раскручиваться, но конца и края пока было не видно. С каждым витком информации возникал новый вопрос.

Отец Максима о машине тоже забыл. Она стояла в гараже, никому не нужная, и ждала своего часа. Бей позвонил охраннику, тот проверил салон – сумка как сквозь землю провалилась. Ни работники мастерской, где ремонтировали Ауди, ни горничные ее не видели, и сам хозяин автомобиля пребывал в полной прострации.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Пашка. – Я точно помню, что машинально кинул сумку на заднее сиденье и стал перетаскивать тебя на другое место, чтобы сесть за руль. Кому понадобилась чужая сумка с документами.

Мы посмотрели друг на друга. Слабая догадка одновременно мелькнула в наших глазах. Ищите, кому это выгодно, говорят следователи, но все, кто имел мотив, были сейчас в моей палате. Или не все?

– Машка, – выдохнул Блонди.

– Машка, – эхом ответил я.

Глава 40. Анна Анатольевна

Она слушала бред, что несли эти мальчишки, и не могла прийти в себя. Ее мир разрушался на глазах. Еще недавно у Антона были преданные друзья и любимая девушка. Приятелей можно было попросить проследить за сыном и уберечь его от поспешных и вредных поступков, а на красавице Маше, как предполагала мать, он должен был жениться.

Анна Анатольевна не раз представляла себе, как они всей семьей приходят на какую-нибудь высокопоставленную тусовку, и она с гордостью говорит: «Это моя сноха». Все знакомые бизнес-леди, у которых были не дети, а исчадия ада, молча завидуют ее семейной идиллии.

А что теперь? Иллюзии рассыпались в прах. Друзья стали причиной аварии, в результате которой Антон прикован к инвалидному креслу, а красавица Маша вообще, кажется, совершила преступление.

Анна Анатольевна потерла виски пальцами и прислушалась к разговору. Звуки доносились до нее, как сквозь вату. Перед глазами расплывались радужные круги, и что-то странное творилось с сознанием. Оно почему-то перестало воспринимать реальность.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Максим. – Я, когда забирал у тебя из гаража машину, попросил Машку мне помочь: не мог сесть за руль, пальцы немели, и голова болеть начинала так, что искры из глаз сыпались. Может, тогда она и увидела сумку?

– Нет, только не Маша! – встала на защиту девушки Анна Анатольевна.

– Почему? – пожал плечами Пашка. – Я тут ни причем. Мне было тогда выгодно, если бы Антоха женился, я Машу как безумный любил и ревновал.

– Вот даже как! – Анна Анатольевна совсем упала духом.

– Да, так. У Макса вообще не было шкурного интереса. А вот Машка наверняка пришла в шок, увидев свидетельство о браке, и решила отомстить. Ну, или по другой причине, – Пашка пожал плечами. Я не знаю. У нее надо спросить.

– Не наговаривайте на девочку! – упрямо пробормотала Анна Анатольевна.

Но, кажется, и сама уже не верила в невиновность своей модели, которая, кстати, легко расторгла контракт с компанией «Стиль» и переметнулась к конкурентам. Правда открылась перед Анной Анатольевной во всей неприглядной откровенности, как пьяная голая девица перед соседями: и жалко на нее смотреть, и противно.

Анна Анатольевна подняла глаза на сына и неожиданно увидела перед собой не мальчика, а мужчину с суровым лицом. Он сидел, нахмурив брови и стуча костяшками пальцев по колесу кресла.

«Когда он так повзрослел? Надо забрать из Израиля его Меури», – неожиданно подумала она, но как-то отрешенно, как о второстепенном деле.

В груди стало горячо и разлилась ноющая боль. Анна Анатольевна растерла кожу ладонью и постаралась вникнуть в разговор.

– Так, Машке звонить бесполезно, – задумался Антон. – Она наверняка не в Москве.

– Почему? Я видел ее два дня назад. Предлагай, что делать? – спросил Пашка и повертел телефон в пальцах.

– Парни, может, не надо? – взмолился Макс.

– Сам хочешь отвечать за ее поступок.

– Еще ничего неизвестно.

– Вот и узнаем, спросим. За спрос по лбу не дадут, – рассудил Антон. – Или вы хотите, чтобы я с ума сошел от мыслей?

– Звони. Сам спроси, мне она не скажет, – протянул мобильник Пашка.

– Дайте мне.

Анна Анатольевна забрала телефон из рук Павла и нашла номер Маши. Она приложила мобильник к уху и закрыла глаза, ожидая ответа и пытаясь не обращать внимания на боль. Длинные гудки говорили о том, что хозяйка или занята, или просто не реагирует на звонок.

Анна Анатольевна уже хотела отключиться, как услышала голос Маши. Он с трудом прорывался сквозь какофонию громких звуков. Кажется, где-то был праздник.

– Алло! Я слушаю! – закричала девушка. – Пашка, здорово, что ты позвонил!

– Маша, я хочу с тобой встретиться.

– Ой, Анна Анатольевна, это вы, – голос упал, в нем появились взволнованные нотки. – Сейчас не могу, я в клубе на вечеринке.

– В каком клубе? Я приеду.

– Что вы, это место совсем не для леди, – всполошилась Маша, теперь в ее голосе зазвучала тревога.

– Мне срочно надо с тобой встретиться. Меня Павел привезет.

– О, Пашка приедет! Здорово! Я в «Меридиане». Буду ждать вас в холле у входа. Без приглашения не пустят.

– Ну, что она говорит?

На Анну Анатольевну уставились четыре пары встревоженных глаз.

– Паша, поехали. Я не могу сейчас сесть за руль.

Она не стала объяснять, что чувствует себя не очень хорошо. Просто поднялась и пошла к выходу из палаты. Голова немного кружилась, боль в груди чуть настойчивее пробивалась к сознанию, но Анна Анатольевна упрямо не обращала на нехорошие признаки внимания.

Сейчас ей хотелось выяснить все до конца и принять решение, что делать с друзьями Антона, которые разрушили жизнь сына. Ей казалось, что она стоит на краю пропасти. Еще шаг, и она полетит вниз, как птица со сломанными крыльями, и разобьется насмерть о дно горного ущелья.

– Чей это клуб? Ты знаешь? – спросила она Павла, когда они уже подъезжали.

– Да. Родителей Макса, – тихо ответил он.

Маша действительно ждала в холле. На ней было надето короткое золотое платье. Одно плечо пряталось под крылышком рукава, а второе влажно блестело, покрытое мерцающими чешуйками пудры. Широко распахнутые медовые глаза, роскошные локоны темных волос и длинные ноги в светлых колготках притягивали взгляды всех мужчин, но Маша, завидев Павла, кинулась к нему на шею.

– Блонди! Я так рада, что ты приехал!

Анна Анатольевна передернула плечами: могла бы хоть ради приличия вести себя вежливо. Но Маша не обращала на нее внимания, будто она ничего не значила в ее жизни.

– Маша, я хочу поговорить. Давай сядем.

Не ожидая позволения, Анна Анатольевна уверенными шагами направилась к лестнице, с двух сторон опоясывающей большой зал, залитый огнями. Она поднялась на второй этаж, но и здесь музыка мешала говорить.

– Где вип-кабинеты? – схватила она за руку пробегавшего официанта.

– Там, – махнул тот куда-то в сторону.

Анна Анатольевна миновала столики, расположенные вдоль балюстрады, и вышла в длинный коридор. Она не оглядывалась, не проверяла, идут ли за ней Павел и Маша. В груди звенела болезненная пустота, и в этой пустоте стучало, как колокол, сердце.

Она дернула ручку одной двери – закрыто, другой – ее оглушил женский визг. Наконец в третьем кабинете никого не было. Она зашла внутрь и села на краешек дивана, прямая, как столб. Через минуту следом ввалились и друзья Антона.

– Садитесь, – приказала она.

Пашка молча опустился поодаль, Маша пристроилась рядом. Она вела себя так, будто не замечала Анну Анатольевну. Ее горящие глаза смотрели только на Павла, красивые губы улыбались только ему.

– Маша, ты зачем уничтожила документы Антона? – в лоб задала вопрос Анна Анатольевна.

– Что?

Маша вздрогнула, будто ее ударили, и повернулась к ней. Улыбка медленно сползла с ярких губ. Она села ровно, выпрямила спину и замерла, уставившись в одну точку.

«Виновата», – мгновенно поняла Анна Анатольевна и чуть не заплакала. Последняя надежда растворилась в воздухе без остатка.

– Машка, расскажи правду, – поддержал мать Антона Павел.

– Какую правду? – голос девушки неожиданно осип. – Я ничего не делала.

– Маша, я не хочу обращаться в полицию. Ты же понимаешь, что я могу с землей сравнять этот клуб и твою карьеру модели. Ты никому будешь не нужна с судимостью.

– Я ничего не делала! – закричала девушка. – Это все тетя! Я ее попросила.

– Какая тетя?

– Она работает заведующей загсом того района, где Антон и эта… нищенка регистрировали брак. Я как увидела свидетельство и паспорт, словно обезумела. Ваш сын… он мне всю жизнь сломал. У меня были планы…

Маша вскочила. От томной красавицы не осталось и следа. Ее лицо исказилось. Губы дергались, оголяя белоснежные зубы, в результате рот теперь походил на звериный оскал. Блестящее платье задралось, оголив полушария ягодиц, не прикрытых нижним бельем.

Анна Анатольевна вдруг почувствовала приступ дурноты. Голова разболелась так, что казалось, будто глаза сейчас вывалятся из орбит. Сердце вело себя все более странно. Оно то частило где-то в горле, то вдруг замирало надолго. И боль… боль разливалась в груди и мешала дышать.

– Что ж, ты сама выбрала свою дорогу, – сказала Анна Анатольевна.

Она встала и пошатнулась. Ее повело в сторону, она схватилась рукой за край стола, но не удержала равновесие и начала сползать вниз. Уши заложило толстым слоем ваты. Она издалека слышала, как кто-то кричал на одной ноте, видела сквозь туман, как в кабинет вбежали какие-то люди, но не могла произнести ни слова.

Она еще понимала, что ее кладут на носилки и куда-то несут, но сознание уже угасало, а потом и вовсе отключилось.

Глава 41. Рита

Я перепеленала новорожденную Аишу и подала ее Людмиле, которая уже лежала на боку с приготовленной грудью. Молоко капало на салфетку, а меня переполняли смешанные чувства: хотелось малыша, такого же молочного и милого? чтобы вдыхать его запах и сходить с ума от нежности и сладости.

– Что, тоже о ляльке мечтаешь? – выдернула меня из мыслей Людмила.

– Как ты догадалась? – смутилась я.

– По отрешенному и мечтательному взгляду.

– Да, хотелось бы. Самая лучшая разница в возрасте. Потом, когда она станет больше, уже появится привычка к свободной жизни.

– Слушай, Ритка, – заговорчески подмигнула Людмила. – А Антон сможет?

– Что? А-а-а, ты об этом… Разве о таком спрашивают? – отмахнулась я.

– Нет, ты все же прикинь! Рядом с тобой здоровый и крепкий самец, Степка. Он тебя и ночью удовлетворит, и кучу ребятишек сделает. Генофонд будет отличный! Может, еще подумаешь?

– Ой-ой-ой! Люда, не говори ерунды! Я откажусь от мужа, которого люблю, ради генофонда? Что обо мне люди скажут.

– А ты наплюй на всех и думай о себе.

– Не могу так, закончили эту тему!

Мы помолчали. Я приготовилась гладить пеленки и распашонки, так как Людмила не могла еще долго стоять, и сидеть ей тоже было нельзя. Утюг легко скользил по простынке, выбрасывая из раскаленного нутра облачка пара, когда я его поднимала, а я вспоминала последнюю встречу с Антоном и невольно краснела.

Вчера, когда мы остались в палате одни, он потребовал, чтобы я закрыла дверь и легла с ним рядом. Я сопротивлялась, чувствовала неловкость, но не выполнить просьбу больного человека не могла.

Я села на край кровати, но Антон дернул меня на себя, и я оказалась сверху.

– Попалась, которая кусалась, – тихо сказал он.

– Я не кусалась, – в тон ему ответила я.

– А как назвать твое сопротивление?

– Ты хотел, чтобы я сразу бросилась к тебе в объятия? Пропал на пять лет без следа, а потом нарисовался как красное солнышко: нате, берите меня, я вспомнил, что у меня есть жена.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – засмеялся Антон и поцеловал меня в левый глаз, а потом в правый. – Ты пойми, не мог я привязать любимую женщину к голове.

– Почему к голове?

Я реально испугалась, отстранилась и пристроилась рядом, но Антон по-прежнему крепко обнимал меня. Это успокаивало, дарило надежду на семейное счастье. Так уютно было лежать в кольце его рук, вдыхать пряный аромат кожи, следить за красивыми губами, которые словно жили отдельно от тела.

Неожиданно я поняла, что легко могу провести так всю жизнь. Без страсти, без секса, без потрясений. Главное, чтобы он был рядом. Однако Антон, кажется, так не думал. Я вдруг почувствовала, что он поднял мою футболку, и шаловливые пальцы прогулялись по животу, зацепили край бюстгальтера и потащили его наверх.

– Ой, ты что делаешь?

– Ласкаю свою любимую. А что, нельзя? – сверкнул невинными глазами Антон.

– А если кто-то войдет?

– Димка снаружи караулит. Предупредит.

– Нет, я так не могу!

Я попыталась высвободиться, но ничего не получилось: руки у Антона были сильные. Одна уже нырнула под кружевную ткань и плотно занялась моим телом. Я чуть не задохнулась от жара, внезапно охватившего всю кожу.

Черт! Откуда во мне столько желания? Благие намерения прожить жизнь без страсти мгновенно вылетели из головы.

– Антон, погоди, – выдохнула я, – не торопись. У нас все впереди, – но его пальцы продолжали свое сексуальное дело. – Пожалуйста! Ты хочешь свести меня с ума? Поясни лучше, почему ты сказал, что боялся привязать меня к голове. Я сразу вспомнила фантастический роман Беляева «Голова профессора Доуэля». Картинка так и стоит перед глазами. Б-р-р-р!

Рука Антона замерла, а потом выскользнула из бюстгальтера. Такое сравнение, видимо, и его отрезвило.

– Ну, первый месяц я не мог шевелиться и даже разговаривать, общался глазами. На «да» один раз опускал веки, на «нет» – два. А когда начал понемногу восстанавливаться, попытался с тобой связаться, но ты пропала.

– Да, я узнала о беременности, перевелась на заочное отделение и уехала в Любимовку.

– Куда?

– В Любимовку. Там бабушкин дом. Я выставила его на продажу, но никто не купил. Так и жила, пока Гарик не приобрел кафе и не предложил мне взять его в аренду.

– Господи, – Антона притянул меня к себе и поцеловал теперь в губы. – Тебе пришлось несладко. Прости меня!

* * *

– В вы уже… того, попробовали?

Я вздрогнула. Вопрос Людмилы вырвал меня из мыслей.

– Что?

– Сексом заняться?

Я покраснела: на эти темы говорить вслух не принято. Но пока о полноценном интиме думать было еще рано. Он в клинике, я в кафе, а те короткие поцелуи украдкой, которые буквально воровал у меня Антон, когда я приходила к нему, назвать близостью очень сложно.

– Люда, любопытной Варваре нос оторвали, – засмеялась я. – Ты посмотри на Аишу, она спит давно. Давай я ее унесу.

Я вернулась в кафе в отличном настроении. В последние дни все спорилось. Посетители шли сплошным потоком, кажется, «Белая черемуха» приобрела популярность у молодежи. Районные алкаши обходили нас стороной, хотя поначалу заглядывали, надеясь опохмелиться. Но бдительный Степан не пускал их даже на порог.

Антон занимался бухгалтерией, и у меня развязались руки. Теперь я могла колдовать на кухне, придумывать новые рецепты и радовать посетителей и близких кулинарными изысками.

Анжела и Степан работали в зале. Пашка после случая со скорой не показывался, но один раз я видела его яркую машину. Она стояла за углом. Я решила, что он караулит Анжелу, и мы посмеялись над его стараниями.

– Ты поддашься ему? – спросила я у подруги.

– Не знаю. Пока мне фиолетово, – небрежно ответила Анжела, – но и от богатенького буратинки отказываться не хочется. Короче, посмотрю еще на его попытки. Если будет активничать, так и быть, допущу к телу. Знаю только, торопиться не надо.

Иногда забегал Гарик, а однажды он привел жену, и Зульфия стала помогать с уборкой и мытьем посуды. Она оказалась скромной и очень чистоплотной женщиной. Несмотря на толпу ребятишек, в ее доме всегда царил идеальный порядок. Такой же порядок она навела и в кафе.

Теперь я немного успокоилась и могла посвятить время семье, а она требовала от меня все больше внимания. Вот и сегодня не успела я уложить Леночку спать, как позвонил Антон. По его голосу я сразу поняла: что-то случилось.

– Так, не волнуйся, говори спокойно, – тихо попросила я, хотя внутри все дрожало от страха.

– Мама…

– Что с мамой?

– Инфаркт. Ее привезли в кардиологический центр, – голос Антона дрожал, будто он с трудом сдерживал слезы. – Это я виноват! Полез с расследованием, идиот!

– Тихо-тихо, милый! Тихо-тихо! Я сейчас приеду.

Я бегом бросилась из кафе. Всю ночь мы с Антоном не могли успокоиться: волновались о состоянии Анны Анатольевны. Николай Сергеевич даже говорить не мог от переживаний. Он заикался в трубку, мы ничего не могли понять. Антон напрямую связался с врачом центра, хотел поехать сам, но я его не пустила. В порыве отчаяния он рассказал мне все о проклятом вечере выяснения правды.

– Я не хотел, чтобы мать узнала, – оправдывался он. – Она сама услышала и решила разобраться, – и тут же ругал себя за несдержанность. – О боже! Рита! Что я несу? Стукни меня хорошенько!

Несколько дней мы находились в напряжении. Я автоматически выполняла работу в кафе, а потом бежала в клинику к Антону. Его состояние тоже ухудшилось. Чувство вины гнуло его к земле похлеще болезни. Он словно потерял интерес к жизни. Одно дело злиться на мать за чрезмерную опеку, и совсем другое потерять ее из-за своего желания покопаться в прошлом и вытащить все скелеты из шкафа.

– Что делать будешь? – однажды спросила Анжела. – Отнеси это на соседний столик! – крикнула она Пашке.

Он по вечерам крутился рядом, тоже переживая за случившееся. Поручал текущие дела компании своим директорам и помогал в кафе. От прежнего злого и мерзкого Блонди не осталось и следа. Он буквально в рот смотрел Анжеле и готов был выполнить все ее желания, как послушный раб.

– Познакомлю их с дочкой, – внезапно решила я.

– Но Антон же знает о Леночке.

– Да, зато она – нет.

Я забрала дочку из садика и сразу вызвала такси.

– Мы поедем к дяде Антону? – спросила дочка.

– Да.

– Ой, я ему открытку сделала. Смотри мамочка!

Дочь достала из своей сумочки мятую картонку. Я мельком взглянула на нее, не придав значения, а потом замерла: на рисунке опять стояли девочка и мужчина, только теперь крупными и кривыми буквами рядом было написано: «Папа».

– Леночка, что это?

– Мама, Сенька говорит, что дядя Антон – мой папа. Это правда?

«Ну, Людмила! Что за язык без костей!» – рассердилась я, но дочка теребила меня за рукав, требуя ответа, пришлось признаваться.

– Да, Дядя Антон – твой папа.

Когда мы вошли в палату, Антон лежал спиной ко входу. Я тихонько закрыла дверь и посмотрела на охранника.

– Ничего не ест, – шепнул мне Дима и показал на поднос, где стоял нетронутый ужин: салат из овощей, котлета и картофельное пюре. – Извелся от переживаний. Что делать, не знаю.

Дочка вдруг вырвала ручонку из моей ладони и подбежала к кровати.

– Папочка, ты почему не кушаешь? Хочешь, я тебя покормлю, как лялю?

Антон медленно повернулся и ошарашенно уставился на Лену, потом поднял глаза на меня. Я ободряюще улыбнулась.

– Да, хочу, – ответил он Леночке и открыл рот.

Я смотрела, как дочка кормит отца с ложки и рассказывает ему о том, как прошел день в садике, а проклятые слезы текли по лицу, не останавливаясь. Звонок телефона выдернул меня из прострации.

– Да…

– Анечка пришла в себя, – закричал в трубку Николай Сергеевич. Я тут же включила громкую связь. Антон замер с отрытым ртом, куда Леночка сунула ложку пюре. – Врачи говорят, что она поправится.

– Ура! – прошептала я.

– Ура! – эхом повторил Антон и чуть не захлебнулся пюре, которое в ответственный момент вдруг решило вывалиться изо рта.

Мы засмеялись от счастья.

Эпилог

Анна Анатольевна провела в больнице месяц.

Она то приходила в себя, то снова проваливалась в беспамятство. Иногда она слышала над головой встревоженные голоса, а один раз ей даже показалось, что рядом с ее кроватью стоит маленькая девочка с испуганными серыми глазами.

– Ты кто? – шепотом спросила она.

– Я Елена Антоновна, – серьезно ответила девочка и сделала бровки домиком.

– Надо же! – удивилась Анна Анатольевна. – Так зовут моего сына.

– Так зовут моего папу. Бабушка, у тебя сердце болит?

– Нет, малышка, у меня болит душа, – ответила Анна Анатольевна и закрыла глаза, проваливаясь в благословенный сон.

Ее разбудил солнечный луч. Он гулял по лицу, и она не могла от него никуда спрятаться. Анна Анатольевна попыталась поднять руку и закрыть ею глаза, но не смогла: она показалась ей очень тяжелой.

– Аня, ты чего? Лежи, лежи! – к ней приблизилось лицо мужа. – Ты меня узнаешь?

– Да, Коля, – она кивнула и слабо улыбнулась.

– Слава богу! Как ты нас напугала! – муж выбежал из палаты и закричал на весь коридор: – Доктор, моя жена пришла в себя.

Палата заполнилась людьми. С ней разговаривали, ее осматривали, она отвечала на вопросы слабым голосом, но речь была осмысленной и внятной.

– Вы в рубашке родились! – восхищенно цокнула языком врач, крупная женщина с тугим пучком волос на затылке. – Вы перенесли обширный инфаркт. Теперь только покой, и восстановитесь почти без проблем.

– А рука? – она снова попыталась поднять кисть.

– А рука будет как у меня, – со стороны двери раздался голос сына, и он въехал в палату. – Видишь, еще слабая, но вполне работоспособная.

Антон поднял руку и показал зажатое в ней резиновое кольцо. Он вложил это кольцо в слабые пальцы матери и осторожно их сжал.

Восстановление действительно шло быстро. Анну Анатольевну навещали родные, и она тихо радовалась, глядя, как быстро идет на поправку. Как только немного пришла в себя, позвонила знакомому прокурору.

– Иван Тимофеевич, помоги наказать преступников.

Она рассказала ему всю историю. Старый друг слушал, не перебивая, потом, помолчав, ответил:

– Наказать по закону за наезд вряд ли получится, много времени прошло, улик нет, а вот наслать проверку на клуб, можно. Правда, достанется родителям, а не сыну.

– Хоть так. Пусть немного понервничают, а я позвоню Максиму и скажу, что это из-за него. Удовлетворение маленькое, но все же…

С Машей она поступила просто: позвонила знакомой в агентство и настояла, чтобы та расторгла с наглой девицей контракт. Подруга, хоть и конкурентка, спорить не стала. В модельной среде все друг с другом связаны, своя шкура оказалась дороже. Маша в этот же день пришла в палату к Анне Анатольевне.

– Я думала, что всем будет хорошо, если я уничтожу запись о регистрации брака, – плакала она.

– Это не твое дело! – жестко ответила мать Антона. – Ты должна была посоветоваться со мной, а не химичить за спиной.

В палату вбежал муж.

– Маша, уходите!

– Куда я теперь пойду? – девушка кинулась к Анне Анатольевне, но она отвернулась.

– Это я не знаю. Но наши пути разошлись. А если еще вздумаешь вредить моему сыну, посажу тебя за идею, а твою тетку за исполнение. Только тебе больше достанется, – Маша в слезах выбежала из палаты. – И не смей звонить Антону! Жалости от него точно не дождешься! – крикнула напоследок Анна Анатольевна и устало откинулась на подушку.

Однажды она проснулась и увидела на тумбочке контейнер с тортом. Она удивленно посмотрела на него, потом на дверь: в палате никого не было.

Анна Анатольевна нажала на кнопку и вызвала медсестру.

– Это откуда? – спросила она.

– К вам девушка приходила.

– Какая девушка? – в голове было пусто.

– Хорошенькая. У нее вьющиеся русые волосы и зеленые глаза. Она сказала, что жена вашего сына.

– Уберите это! – приказала Анна Анатольевна. – Мне нельзя сладкое.

– Немного можно, – не согласилась медсестра.

– Уберите! Сами и съешьте!

Но торт появился и на следующий день.

– Какая настырная! – рассердилась Анна Анатольевна.

Она села в кровати. Ее немного пошатывало, но чувствовала она себя уже неплохо. Рука сама потянулась к контейнеру, чтобы его выбросить, но вдруг замерла.

«Чем эта нищенка кормит моего сына? – заинтересовалась Анна Анатольевна и взяла вилку. Она отломила крохотный кусочек и положила в рот. Во время болезни она плохо ела. Больничная еда казалась ей похожей на горькое лекарство.

А тут… нежный миндальный вкус торта неожиданно разбудил все рецепторы. Крохотные частички косточек перекатывались на языке и хрустели на зубах, но не раздражали, наоборот…

Анна Анатольевна очнулась только тогда, когда услышала скрежет вилки по дну контейнера. Она поняла, что не заметила, как съела весь торт, и ужаснулась:

– Эта девчонка точно колдунья!

А вместе с уничтоженным тортом пришло и осознание того, что она, суровая и непреклонная Анна Анатольевна, проиграла молодежи по всем статьям.

На следующий день ее выписывали. Она волновалась. Муж намекал, что придет не один, и все время загадочно улыбался, но именно этой неизвестности она боялась больше всего. Какие сюрпризы еще ждут ее, какая тайны не раскрыты?

Анна Анатольевна привела себя в порядок и переоделась с помощью медсестры. Она подошла к зеркалу и ужаснулась: за месяц, проведенный в кардиологическом отделении, она из пятидесятилетней цветущей женщины превратилась в старуху. Она подкрасила глаза и тронула помадой губы. Так-то лучше!

Мать опустилась на стул и приготовилась ждать. Истинная леди! Прямая спина, строгий взгляд скрывали израненную душу. Посторонний человек ни за что не догадался бы, сколько пережила эта женщина по своей и чужой вине.

Но прошло уже полчаса, а никто не приходил. Тогда Анна Анатольевна открыла дверь. В холле на диване сидела маленькая девочка. Что-то знакомое показалось ей в облике ребенка. Она подошла к малышке и спросила:

– Ты здесь одна?

– Нет. Жду маму.

– Ну, и современные родители! – возмутилась Анна Анатольевна. – Как они могли оставить такую малышку одну?

– Мама сейчас придет. Она побежала к лифту. Надо папе помочь.

– А-а-а. Можно я рядом посижу?

– Да. Бабушка, у тебя больше душа не болит?

– Какая душа? Ты, о чем? – не поняла Анна Анатольевна.

Но девочка ее уже не слушала. Она бросилась вперед и закричала:

– Мама, папа!

Анна Анатольевна посмотрела вслед ребенку и замерла: в коридоре появился Антон. Он сидел в кресле, по бокам от которого стояли муж и Рита. Девочка забралась к сыну на колени и обняла его за шею.

– Папа, бабушка уже ходит! Смотри!

Пухлый пальчик показывал на Анну Анатольевну, которая встала, сложила руки на груди и не могла произнести ни слова. Слезы катились по ее щекам, но она не замечала их. Муж бросился к ней.

– Анечка, ну, что ты, что ты! Видишь, какая у нас радость! Леночка! А мы и не знали.

– Да, бабушка, – Леночка сорвалась с колен Антона и тоже подбежала к ней. Только сейчас мать заметила, как поразительно девочка похожа на маленького Антона. Она схватила Анну Анатольевну за руку. – Папа тоже научился вставать. Представляешь! – ее глазенки восхищенно сияли. – Как малышок-голышок!

Антон, улыбаясь во весь рот, оперся руками на колеса кресла и начал подниматься. Рита поддерживала его с одной стороны, а отец с другой. Вот сын медленно выпрямился и сделал знак, чтобы его отпустили.

Он стоял, напряженно расставив руки и покачиваясь, но стоял на своих ногах, и Анна Анатольевна наконец разжала парализованные от волнения губы:

– Ох, дети! Прост-и-и-и-те!

Она сделала шаг навстречу, но пошатнулась. К ней кинулись родные, Антон сел в кресло, но одним движением ладоней по колесам тоже оказался рядом.

– Мама…

– Бабулечка…

Ее семья. Ее счастье! Самое драгоценное, что есть на свете, и ради чего стоит жить!