Текст книги "Рожденный из Ада (СИ)"

Автор книги: Кира Беркут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Часть 9

Владимир подкатал маску наверх и устало закрыл глаза. Он прекрасно понимал, что ему теперь грозит за его выходку на спецоперации. Да, он сделал то, чего не должен был делать. Но что должно быть важнее в любой спецоперации? Жизнь заложника? Особенно если ему всего четыре года? Когда тщедушным тельцем этого самого заложника прикрывается здоровый отморозок, чтобы очистить себе путь и закрыться от снайпера и его всевидящего ока? Или глупые инструкции, по которым он не имел права делать то, что не предписано его должностными обязанностями?

Но ведь никто, кроме стрелка, который потерял драгоценные доли секунды, чтобы выстрелить в этого отморозка, не виноват. И уж тем более, не виновата эта малютка.

И кто только придумал эти глупые инструкции, в которых четко говорилось, что нельзя брать на себя обязанности других участников группы? Явно люди, которые ни разу не бывали в настоящих боях. Люди, которым плевать на то, что жизнь невиновного человека очень часто зависит от нестандартных решений.

По своему чеченскому опыту Владимир Федотов прекрасно знал, как аукаются вот такие, непродуманные инструкции, составленные людьми, далекими от реальных боев. А вот они с Матвеем откровенно плевали на подобные инструкции. Может, поэтому их группа всегда возвращалась со всех заданий в полном составе, да еще и без раненных. Но всегда с таким уловом, что у всех просто дух захватывало. Именно поэтому Владимир всегда предпочитал работать только со своим лучшим другом, с которым еще со школьной скамьи попали в военкомат и прошли такой путь вместе.

Да, по его вине, по вине Владимира Федотова, того отморозка увезли в пластиковом пакете. Хотя он должен был остаться в-живых, чтобы дать какие-то показания. Но за то жива маленькая куколка, которая могла бы оказаться его дочерью, если бы Светлана не была бы так беззаботна.

Еще там, в горах, Федотов научился ценить жизнь. Наверное, тогда, когда она уходила по каплям из его друга, а он никак не мог ее остановить. Да, он тогда помедлил. Из-за собственного страха. И из-за его страха умер Матвей. Своим страхом он подписал смертный приговор лучшему другу, с которым они были не просто друзьями, а братьями. Не зря же в военкомате несколько раз переписывали их личные дела, потому что все норовили сделать их братьями родными из-за схожести (разница-то была всего в одну букву) фамилий. Еле отвоевали они тогда право носить свои настоящие фамилии, данные им еще родителями.

Он открыл глаза и взглянул в окно. Погода испортилась окончательно и стала очень похожа на все его мысли о жизни, которые терзали его уже не первый месяц. Терзали ровно с того дня, когда он в пьяном угаре пришел на кладбище к родителям Матвея и увидел странного мужчину, примерно своего ровесника, возле могилы.

Да, лицо другое. И голос, который он услышал. Но все остальное – он чем угодно поклялся бы, что видел своего друга, своего брата. Но как это доказать?

Сколько его тогда таскали сотрудники спецслужб, когда все произошло?

Он не дурак! Хоть внешне все и выглядело так, словно его допрашивали не спецслужбы, ФСБ скорее всего, а обычные следователи военной прокуратуры, потому что погиб Герой России, но он-то прекрасно понимал, кто сидит перед ним и задает вопросы. Раскопали откуда-то тот случай на перевале, когда они попали в засаду. Тогда подбили, по своей традиции, первую и последнюю машины колонны. И Матвей облегчил страдания водителя одной из машин, просто добив его точным выстрелом. Только зачем они тот случай раскопали? Как он помог бы разобраться в том, что произошло с его другом?

А потом его чуть не сделали виноватым. Хорошо, успели провести экспертизу и доказать, что не он стрелял в Матвея.

Федотову как-то сразу показалось подозрительным все то, что происходило тогда в прокуратуре, когда гибель его друга расследовали. А после встречи возле могилы на кладбище, это ощущение, что произошло тогда что-то странное, необъяснимое, вновь вернулось и стало настолько крепким, что внутри даже появилось желание найти тех, кто проводил расследование, чтобы, взяв их за грудки, вытрясти из них всю правду. Но делать этого нельзя – ему просто не дадут тогда спокойно жить.

Хотя, о какой жизни может идти речь, когда его постоянно гложет мысль о том, что это он виноват в смерти своего брата, своего друга.

А по ночам, во снах, он видит тот бой в подробностях. Сначала то, как они мелко отбрехивались, сидя у подножия скалы. Потом то, как Матвей ползет наверх между камней. И он, Володька, все пытается его остановить, схватить друга за ногу, чтобы он не лез туда, наверх. Но друг улыбается и лезет наверх, а сам Володька как в оцепенение впадает. Как будто он вообще не может пошевелиться, потому что в камень весь превратился. Потом эти выстрелы наверху. А каменная неподвижность все никак не проходит, а когда его тело, наконец, оживает, уже поздно – жизнь по каплям уходит из Матвея. И он никак не может ее остановить, задержать, чтобы она не уходила.

А что было бы, если бы вертушки тогда не прилетели? И как они там оказались? Неужели это все было продуманно и подстроено? Вот только кем и с какой целью?

Что было бы? Наверное, Матвей тогда не мучился бы тогда, когда лежал в госпитале в Моздоке. А ведь Федотов там был, один раз правда. И ему не дали подойти к другу. Он смотрел издалека, из-за двери палаты. Он не помнил подробностей. Помнил тело под простыней и в бинтах. А вот лицо – нет, не помнил. И не мог вспомнить, как не хотел. Просто не мог вспомнить, и все тут.

Владимир прекрасно понимал, что при том начальстве, которое было тут у него, скорее всего ему суждено вылететь с работы в такие короткие сроки, что этого даже представит невозможно. Да, он попал сюда, можно сказать, по блату. Помогли нешуточный боевой опыт и хорошая рекомендация из той части, где они с Матвеем по контракту служили.

Однако его, как это ни было бы странно, не пугала абсолютно реальная угроза потери работы. Гораздо больше его пугало то, что его дражайшая супруга, которая сейчас села ему на шею и сидела там, свесив ножки вниз, моментально узнает о том, что его уволили. Вот как она может это делать? Она, что, боец, который вместе с ним на все задания ездит? Или она экстарсенс? Если да, то почему бы ей не попробовать зарабатывать, как иногда то делала Ванга знаменитая?

Автобус, на котором перемещалась повсюду группа специального назначения, в которой служил капитан Владимир Федотов, притормозил возле ворот базы, на которой сия группа постоянно перемещалась. Створки ворот медленно разъехались в стороны, открыв ровно столько места, сколько было необходимо для проезда неповоротливой машины. И ни сантиметром больше, чтобы не смотрели чересчур любопытные лица, проходившие мимо, что делается на территории базы. А зачем больше-то? Если их водитель, в прошлом, профессинальный гонщик, по прозвищу Шумахер, был таким асом, что многие их просто завидовали – этот водитель их постоянно вытаскивал на своей машине из таких передряг, что это было просто нереально!

Мужчина открыл глаза и мысленно усмехнулся – Шумахер полностью оправдывал свое прозвище, доставив группу из центра на окраину буквально за полчаса. Хотя обычно такая дорога занимала у него порядка двух часов.

Да, сейчас командир, старающийся выслужиться перед начальством, не успев даже сдать оружие, побежит докладываться, что заложницу освободили, но отморозка завалили. Он сообщил, еще на месте будучи, что операция завершена практически успешно. Но не стал уточнять, что это было – почему практически успешно. И кто его только за язык тянул? Теперь он даже не успеет сдать оружие, как должен будет бежать на ковер и отчитываться, почему такое произошло, что он посмел уничтожить отморозка.

Владимир вышел из автобуса последним. Словно не хотел раньше времени идти на казнь. Он потянулся, огляделся по сторонам, встряхнул свои уставшие мышцы, которые весьма активно спорили со своим хозяином из-за долгого статичного состояния. Он еще раз огляделся по сторонам и медленным шагом направился в оружейную комнату сдавать свой автомат.

Не успел Владимир расписаться в журнале за свой автомат, как в каморку, и без того маленькую и тесную, а от его телесов ставшую еще меньше.

– Федотов, – гаркнул командир отряда. – Начальник штаба вызывает в срочном порядке! – гарканье моментально превратилось в хрип – у командира была какая-то проблема со связками.

В ответ прозвучала тишина, которая висла в любом помещении, где появлялся этот начальственный прихвостень. А что его удостаивать ответом? Слава Богу, что сейчас они видятся в последний раз. Дай Бог, что больше не увидятся вообще! Нет больше никакого желания с ним разговаривать. Не заслужил он того!

Владимир развернулся и, абсолютно точно и метко протиснулся мимо своего командира, не зацепив его ни коим образом. Эта ювелирная точность вызывала всегда восхищение у сослуживцев Владимира, также, как и он сам, ненавидивших своего командира, но обожавших своего боевого товарища.

– Если они скажут, что ты уйти должен, мы вместе с тобой уйдем! – Шумахер положил руку на плечо товарищу.

– Да я сам уйду. Потому что ну не могу я по этим глупым инструкциям работать! – Владимир говорил настолько спокойно, что Шумахер сразу понял всю серьезность намерений товарища.

Федотов хлопнул себя по карманам в поисках сигарет, но, не найдя таковых, медленным неспешным шагом направился к низкому одноэтажному зданию, похожему на их казармы, где они сидели во время держурств.

Это здание напоминало чем-то госпиталь, в который привезли Матвея и где ему сделали первые операции. Такое же приземистое, с облупившейся местами штукатуркой, покрытое краской какого-то неопределенного цвета, который даже и назвать-то было бы сложно.

Заходить в это здание всякий раз было настолько тяжело, что этого даже и делать-то не хотелось абсолютно. Уж слишком сильны были воспоминания о тех событиях. Слишком сильны были воспоминания о том, как выглядит госпитальный морг, из которого тебе, слава Богу, конечно, не пришлось самому забирать цинковый гроб, внутри которого лежит твой друг и брат. Да, не пришлось. То сделали другие люди и в другом госпитале. Но он видел, как увозили их с Матвеем боевых товарищей.

Федотов остановился в каком-то метре от ступеней. Перед глазами опять всплыла картина боя. Она приходила всегда, в самые тяжелые моменты. То ли для того, чтобы еще тяжелее сделать его состояние, то ли наоборот, чтобы показать, что сейчас все не настолько тяжело, чтобы переживать сильно о происходящем.

Он постоял какое-то время, глядя прямо перед собой, усилием воли прогнал видение, поправил вязанную шапочку, которую все еще никак не снял, и смело шагнул в "Штаб Красной Армии", как его все тут называли.

Он прошел по узкому коридору и остановился возле высокой обшарпанной двери своего начальства.

Он не стал робко скрестись в дверь, посчитав, что это будет уже совсем лизоблюдством, а сразу резко распахнул ее.

Начальство стояло у окна и недовольно сопело покрытой потом (откуда он его берет поздней осенью-то?) лысиной.

– Федотов! Садись к столу! Есть разговор! А он у нас будет долгим, причем очень! – мужчина преодолел расстояние от окна до стола, на котором покоилось личное дело капитана Федотова Владимира, в два широких размашистых шага, коих ну никак нельзя было ожидать от человека его комплекции. – Я вижу, что оружие ты уже сдал. Оно и правильно! Без оружия как-то легче получается разговаривать.

Часть 10

Раньше Федотов всегда думал, что его начальник – обыкновенная кабинетная крыса, которой плевать на всех. По крайней мере, именно такое впечатление создавалось у всех, когда они смотрели и общались со своим командиром, который постоянно стучал на своих бойцов непосредственному начальству.

Но тот разговор в кабинете после спецоперации расставил все точки над "и". Никто даже предположить не мог, что этот полный, вечно потный, независимо от времени года, мужик за плечами имеет афганскую мясорубку в самом прямом смысле этого словосочетания.

Он все понял. Что двигало Федотовым в тот момент, зачем он так поступил. И рассказал, что сам когда-то чуть не попал под трибунал за то, что нарушил какую-то из своих должностных инструкций.

И даже попытался оттянуть момент увольнения Федотова, инициировав служебную проверку.

Однако он сразу предупредил, что для Владимира его поступок, скорее всего, будет грозить увольнением.

Так оно и оказалось. По делу была организована проверка, и в его действиях не обнаружили никаких действий, которые противоречили бы его роли в группе спецназа. Но вот уничтожать полностью того отморозка он был не должен. И ведомственная комиссия приняла решение ему это все-таки вменять в нарушение. Да еще и привязать сюда старые грехи. Кто ж знал, что тот бармен, которого он метнул на стойку с бутылками в баре, где познакомился он со своей нонешней супругой, оказался родственником начальника ведомственной комиссии? А этот самый начальник решил припомнить грехи все обидчику своего дрожайшего родственника? Итогом стало хотя бы не увольнение капитана Федотова из органов. Зато понизили его хорошо очень – из капитанов до старшего лейтенанта и в постовые перевели. Хоть в органах оставили! За это можно было поблагодарить начальника Федотова, который его отвоевать смог у эскулапов кабинетных.

Владимир сильно переживать не стал – работу хоть частично сохранил свою работу. Теперь не придется искать место в каком-нибудь чопе.

Правда, супруга ненаглядная опять пилить будет, называя его неудачником, в лучшем и самом культурном случае. А так – все самые интересные слова вспомнить сможет, чтобы побольнее его уколоть. А еще дочь видного ученого-историка! Должна же самой культурностью быть!

Хотя, о какой культурности может идти речь, если даже ее папа в самом начале их знакомства и общения считал себя имеющим право на то, чтобы оскорблять Владимира? Хотя, потом, по прошествии какого-то времени, когда они познакомились поближе, он неоднократно извинялся за то свое поведение.

Мужчина огляделся по сторонам. А он, оказывается, сейчас сидит на скамейке во дворе того дома, где раньше Матвей жил.

Так, все. Философия – это, конечно, замечательно, но, если так продолжать, то он скоро дойдет до такого состояния, что даже перестанет понимать, где он сейчас есть и что тут вообще делает. А это уже не есть хорошо. Лучше философию он оставит своему дражайшему тестю, который из-за своего полного неумения пить, превращается в такого мастера размышлений, что ему в пору деньги на этом зарабатывать!

Владимир встал устало со скамейки, закурил сигарету, с горечью отметив, что пачка теперь пустая полностью, поднял воротник куртки, чтобы ледяной вездесущий ветер не задувал за шиворот, и зашагал домой, благо идти было недалеко.

Боже, какое это блаженство, что можно сейчас прийти домой, выпить бутылочку пива, припрятанную в холодильнике, и лечь спать, чтобы утром проснуться уже с адекватной головой и отправиться приступать к своим новым должностным обязанностям. И никто абсолютно не возжелает прокатиться по его ушам с очередным потоком брани и оскорблений – дорогая и любимая горячо всем сердцем супруга решила провести несколько дней вместе со всей своей ненаглядной семьей в каком-то подмосковный профессорском дачном поселке. Вот и пускай там отдыхает. Тесть Владимира с собой тоже звал поехать, но Федотов благополучно от этой поездки отвертелся, сказавшись на необходимость отдавать долг Родине на своей работе. Нет уж! Пусть они там как-нибудь без него отдыхают! А то им как раз отдохнуть надо друг от друга.

Интересно, насколько Светлана задержится в этом поселке с семьей? Вроде бы ее родители решили провести там неделю. Вот вопрос, выдержит ли столичная штучка вдали от модных клубов и дорогих магазинов семь дней? Или примчится сюда, как только родители отвернутся от нее, чтобы шашлыки пожарить на углях?

Что ее так изменило? Она же до свадьбы была такой милой, доброй, открытой. А после? Ее словно подменили… Крикливая стервозная баба, которая ничего по дому не делала, а только и делала, что орала, как оглашенная, с утра до вечера, если ее что-то не устраивало! Если ей не нравилась семейная жизнь, то почему она не разведется с ним? Ведь не он ее замуж-то звал! Ему хорошо и холостяком жилось! Это она настояла на том, чтобы они расписались! Слава Богу, что они вместе тогда смогли отказаться от пышной свадьбы с кучей друзей и родственников семьи, как этого хотели родители Светланы. В результате обошлись самыми близкими родственниками и друзьями и небольшим, но уютным кафе в центре Москвы, которое смог снять тесть, используя свои связи в среде бизнеса.

Да, Федотов хорошо помнил, как Светлана до свадьбы пела, что влюбилась в него до беспамятства, что жить без него не может! Ну вот и пусть терпит все тяготы жизни, не жалуясь на обстоятельства. И пусть даже не пытается козырнуть тем, что она – дочка известного профессора. В данный момент она – жена старшего лейтенанта патрульно-постовой службы Владимира Федотова.

А на ее отца ему, честно говоря, плевать давно с высокой колокольни!

Был раньше у них момент, когда они постоянно спорили. Но Владимир быстро поставил этого книжного червя на место, объяснив, что не все так хорошо знает профессор в этой жизни, хоть и много на своем веку повидал.

Они в тот вечер неслабо поспорили, когда тесть увидал, что Федотов пришел слегка навеселе домой, чего никогда себе не позволял раньше. А родственнички как раз дома в гостях сидели.

Тесть тогда попытался Федотова за грудки потрясти, чтобы выбить признание, по какому поводу напиться тот посмел. Но под тяжелым взглядом руки опустил и спокойно уже спросил, не из-за дочери ли его это все произошло?

В голосе профессора столько сострадания было, что в тот вечер Федотов решил все рассказать тестю. С тех пор они стали лучшими друзьями, и если в их семье какие-то споры происходили, и Марина бежала жаловаться матери, то властной рукой отца трубка вешалась, и все скандалы супруги решали и разруливали сами.

Иногда споры все-таки возникали, но профессор тут же, обычно, успокаивался со словами «Что я тебя учить буду? Я не отец тебе! Лучше своей дочуре уму-разуму ремнем добавлю!». И уходил воспитывать дочь, отчего та сразу же становилась шелковой. И правильно делал, что воспитывал! Разве это нормально, чтобы мужик после работы еще и еду дома готовил, а жена в это время по всяким кабакам шляется?

До дома оставалось несколько десятков метров, но вдруг захотелось смертельно курить. Дома сигарет целый блок. Но до него еще идти. А в ближайшем переходе, возле которого Федотов сейчас стоял, есть сигаретный лоток. Так почему бы туда не спуститься?

Но терпеть не хотелось. Словно сейчас судьба готовила ему какой-то очередной подарок, без которого просто не могла обойтись.

Мужчина спустился в переход и сразу попал в поток человеческих тел – в самый час-пик тут всегда было настолько многолюдно, что толпа могла подхватить, закрутить и понести тебя против твоей воли в ту сторону, в какую надо было ей самой.

Да, судьба – штука очень интересная. Она как-будто на самом деле сейчас высматривала Владимира, держа за руку приготовленную для него встречу. Вот только дождаться надо, пока он успокоится от раскуренной сигареты. И тогда можно его оглушить будет снова.

Мужчина уже поднимался по лестнице наверх, раскурив сигарету и немного успокоив свои душевные метания, торопясь покинуть пропахший человеческими испражнениями, коих тут хватало, особенно в ночное время, коридор тел и стенаний, когда сзади услышал свое имя. Его кто-то окликнул. А может, ему и показалось, что окликнул. А потом, видя, что он не реагирует, все тот же кто-то настоятельно подергал его за рукав.

– Володенька, а что же ты на своих одноклассников внимания-то не обращаешь никакого? – поинтересовался высокий детина с трехдневной щетиной на лице в китайской кожанке и вязанной шапочке, прикрывавшей бритый череп.

– А что, я должен на всякий сброд после своей работы еще и внимание обращать, когда глаза и так уже не смотрят на таких, как вы, уродов? – поинтересовался Федотов, устало вздыхая. Да, одной сигаретой ему не обойтись. В их классе был один такой кадр. Когда они еще учились вместе, он сразу подбился к стайке отмороженных старшеклассников и стал ходить, задрав нос и оскорблять всех, кого ни попадя. А потом, когда все мальчишки из их потока пошли в армию, решил от нее откосить, найдя у себя какое-то там заболевание.

– А где же твой дружок закадычный, Матюшенька Федоров? – морда одноклассника, которого Владимир даже вспоминать не хотел, нагло улыбалась, прося хорошего кулака в нос.

– В сырой земле закопанным лежит, когда пытался таких уродов, как ты, на свете белом жить спокойно оставить, чтобы вас всякое поганье черное не перерезало ночью, если бы в ваши дома пришло, – глаза Владимира жестко сверкнули, а руки сами в кулаки сжались – эта наглая морда еще и имеет право так про его лучшего друга говорить?

– Ой, герой нашелся! – воскликнул детина, явно довольствуясь своим мнимым преимуществом. – А может, и ты там был?

– Я, в отличие от тебя, от армии не бегал! – Владимир развернулся и стал медленно подниматься по ступенькам, все еще ожидая нападения со спины.

Но одноклассничек не стал рисковать и созывать своих шестерок – а вдруг Федотов не врет, и на самом деле там побывал? Да еще и в спецназе служил? Если так, то им не поздоровится тогда явно!

Федотов вышел из перехода, выкинул сигарету и закурил новую. А в голове опять появилась навязчивая идея о том, что Матвей жив. Вот только как его теперь найти?