Текст книги "Мир приключений 1975 г. "

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Виталий Мелентьев,Всеволод Ревич,Альберт Валентинов,Виктор Болдырев,Владимир Караханов,Андрей Михайловский,Александр Шагинян,А Бауэр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 44 страниц)

УДАР БЕШБАРМАКОМ [32]32
  Буквально “пять пальцев” (азербайдж.); азиатская разновидность кастета.


[Закрыть]

В 21.17 дежурному горотдела позвонил дружинник Измук Хабибов и, срываясь на крик, сообщил, что убит Кямиль. Произошло это только что возле магазина № 36 по Морской улице.

Дежурный немедленно связался по рации с оперативным нарядом, патрулировавшим по городу на автомашине. В 21.23 наряд прибыл на место происшествия. Еще до прибытия наряда Хабибов обнаружил, что Кямиль жив, хотя и находится в бессознательном состоянии, и вызвал “скорую”. Опергруппа еще застала пострадавшего, поэтому в первые минуты по сути дела занималась Кямилем. После его отправки в больницу были выяснены подробности и предпринята попытка обнаружить преступника на близлежащих улицах. Вскоре приехал дежурный следователь прокуратуры, составил протокол осмотра места происшествия, уже по всей форме допросил очевидцев. Их было двое: напарник Кямиля по патрулированию – Хабибов и заведующая магазином № 36 Самедова.

Сейчас начало двенадцатого ночи. Мы все – в шахиновском кабинете. Мы – это Кунгаров, Агабалян, старший наряда Сардаров, следователь прокуратуры Зонин, Мухаметдинов – вот уж кто мог не приезжать на ночь глядя, но не сообщи ему дежурный о происшествии, страшно обиделся бы, а уж сегодня, когда такое случилось с дружинником, да еще с “нашим” Кямилем, в век не простил бы – и я.

Шахинов только что звонил в больницу. Ответили, как и прежде: “Осуществляются меры реанимационного характера”.

Сухо щелкает клавиша магнитофона. Шуршание пленки, затем женский голос: “Совсем немного от магазина отошла, вдруг…”

“Не волнуйтесь, – голос Сардарова, – давайте по порядку. Назовите себя”.

“Самедова Азиза-ханум… Азиза Беюкага-кызы [33]33
  Дочь Беюкги (азербайдж. – отчество).


[Закрыть]. Завмаг – продавец магазин номер тридцать шесть, второй гастроном горпищеторга. В девять часов магазин закрыла, совсем немного отошла, вдруг он, на руке железо, бешбармак, да… говорит: “Убью…”

“Кто он?”

“Мужчина, да… Часы, кольцо отдала… Говорит: “Деньги давай!” Это время дружинник келди [34]34
  Пришел (азербайдж.).


[Закрыть]. Он сразу убегал, потом видит: дружинник догонять будет, ударил железом по голове и совсем убегал”.

“Откуда знаете, что преступник ударил Кямиля, то есть пострадавшего, железным предметом?”

“Вай… Сразу упал, такой болшой рана был, кровь был. Железо да, бешбармак…”

“Хорошо, продолжайте”.

“Потом этот парень, дружинник, да… тоже подбегал… Я ему, кричала: “Убили, убили!” Он автомат ходил, милицию звонил… Потом “скорой помощь” звонил… Потом… и все”.

“Объясните, как выглядит преступник, какой из себя?”

“Я его не знаем… Молодой из себя… такой болшой… и на голове кепка болшой…”

“Лицо запомнили?”

“Темно был, как запомнить?”

“Если увидите, узнаете?”

“Может, узнаем… совсем рядом стоял… кольцо, часы взял… может, узнаем”.

– Я неоднократно просил не перебивать очевидца, все вопросы задавать потом, когда свидетель полностью выскажется.

– Побыстрее хотелось…

– Куда ж торопиться? Вы ж, надеюсь, сперва преследование организовали, а уж потом занялись выяснением подробностей?

– Конечно, потом. Кроме того, опрошены водители третьего автобусного маршрута. В двух кварталах остановка.

– Это нам уже известно. Что добавите, товарищ Зонин?

– Подробно описаны кольцо и часы. Преступник говорил по-русски, но с акцентом. Пожалуй, все.

– Вы не пытались выяснить, о каких деньгах шла речь?

– Нет, упустил, – вздохнул Сардаров.

Мысль Шахинова ясна. Если бы Самедова была случайной прохожей, то требование преступника: “Деньги давай…” – не имело бы значения, но она вышла из магазина, где работает, и это обстоятельство существенно меняет дело. Преступник мог знать о каких-то конкретных деньгах, о которых пока не знаем мы, а это означало бы, что выбор его не случаен, что объект нападения определен заранее. А раз так, то и нам будет легче искать его.

– Завтра допрошу директора гастронома о порядке инкассации выручки, – быстро отреагировал Зонин.

Снова щелчок магнитофона.

“Хабибов Измук, дружинник. Работаю на химкомбинате оператором по учету, Мы с Кямилем Алиевым начали патрулирование в двадцать часов. В десятом часу Кямиль предложил пройти по Морской, чтобы коротким путем выйти к Дому культуры; там в половине десятого кончается киносеанс. Не доходя немного до магазина, мы заметили мужчину и женщину. Я подумал, что просто парочка, а Кямиль, видно, сразу догадался, в чем дело, и бросился к ним. Мужчина побежал через проезжую часть к дому напротив, Кямиль за ним. В тот момент, когда я поравнялся с женщиной и она сказала: “Бандит, грабил меня…” – я увидел, что мужчина вдруг повернул навстречу Кямилю и Кямиль упал. Это произошло так неожиданно, что я даже не видел удара. Только слышал, как женщина закричала: “Убили, убили!” После этого преступник скрылся за углом дома, и я понял, что не сумею его догнать…”

– Струсил, – резко вставил Рат.

“Кямиль был как мертвый, голова в крови. Я из автомата позвонил дежурному, а потом, когда мы с женщиной поняли, что Кямиль жив, – в “скорую помощь”. Женщина мне объяснила, что является заведующей магазином, напавшего на нее мужчину не знает”.

Голос Сардарова:

“Опишите внешность преступника”.

“На улице темно, все произошло очень быстро. Мне запомнилось, что он высокого роста…”

“Как был одет?”

“Да, на нем не было пальто. Какой-то короткий плащ или, может быть, куртка… На голове широкое кепи”.

“Вы сумели бы узнать его при встрече?”

“Сейчас мне трудно сказать. Может быть, узнаю… по внешнему виду…”

– Я подробно зафиксировал показания Хабибова в части объяснений, данных ему Самедовой. Существенных расхождений нет, – сообщил Зонин. – С протоколом осмотра товарищи уже знакомы, но я тут схему набросал, для наглядности…

Мы сгрудились вокруг стола, рассматривая исчерченный разноцветными карандашами лист бумаги.

– Вот Морская, – пояснял Зонин. – Один фонарь горел в самом начале улицы, а здесь – освещенный магазинчик. До магазина идет забор стройки, у края тротуара – большое дерево. Здесь между деревом и забором преступник остановил женщину – это в десяти метрах от магазина. Как видите, выбор места нападения не случаен: с одной стороны – глухой деревянный забор, а проезжую часть закрывает дерево. Дружинники появились отсюда, а эта стрелка указывает направление, по которому первоначально побежал преступник.

Синяя стрелка затем поворачивала назад, утыкаясь в преследовавшую – красную. В точке соприкосновения синей и красной стрелок – черный крестик, обозначавший место падения Кямиля, почти на середине проезжей части улицы. Потом острие синей стрелки вновь устремлялось в противоположном направлении и скрывалось за углом заштрихованного прямоугольника.

– В этом двухэтажном доме несколько бытовых учреждений: прачечная, химчистка, ремонтное ателье. В двадцать часов все закрывается, дом вымирает. Это опять-таки подтверждение моей версии об обдуманности нападения, – продолжает Зонин.

Я с ним не сталкивался раньше, знал только в лицо. Ему не меньше сорока, но он из “породы мальчишек”: светловолосый, ясноглазый и без единой морщинки; такие стареют сразу, но уже после шестидесяти. Судя по всему, он действительно опытный следователь, однако “моя версия” неприятно резанула слух. Тем более после невыясненной детали с деньгами. Хороша версия, по которой обдуманно и заранее готовятся напасть на случайного прохожего.

– Значит, он скрылся за торцовой стороной дома, а что там, дальше?

– Дальше жилая пятиэтажка. Впритык, – отвечает Кунгарову Сардаров.

А ведь Рат, я знаю, уже побывал там сегодня. Значит, ему тоже не понравилась зонинская самоуверенность, и он задал свой вопрос потому, что на схеме на месте пятиэтажки – пустое место.

Зонин морщится:

– Моя схема – не план города.

– По-моему, это важно, – вмешался Шахинов. – Не возражаете?

Он забирает схему и аккуратно дочерчивает недостающее здание.

В других обстоятельствах Рат обязательно шепнул бы мне что-нибудь вроде: “Дорвался…” – шахиновское пристрастие к схемам, графикам и вообще чертежам общеизвестно, но сейчас не до шуток.

– В этом доме можно найти людей, видевших бежавшего преступника, как вы думаете? – И, не дожидаясь зонинского ответа, Сардарову: – Надо было обойти жильцов тут же.

И неподчиненный Шахинову Зонин и подчиненный Сардаров – оба промолчали. Да и что тут возразишь?

– Будем разбираться дальше, – сказал Шахинов. – Пожалуйста, товарищ Зонин…

Зеленой стрелкой был обозначен путь Самедовой до встречи с преступником, а затем к упавшему Кямилю. Оранжевая – отражала движение Хабибова.

Зонину удалось хорошо передать динамику происходившего. Сперва оранжевая линия солидно пролегала бок о бок с красной – Кямиля, затем пунктиром через кружок место нападения на Самедову, – и далее, минуя черный крестик, не дойдя до угла здания, поворачивала назад.

– Все это в полном соответствии с объяснениями Самедовой и Хабибова на месте, – закончил Зонин.

– Струсил, – повторил Рат.

– Почему обязательно струсил? – вспылил Мухаметдинов. – Растерялся, с кем не бывает?

– А ты посмотри на расстояние. – Рат поочередно тыкал пальцем в отрезки, дотошно измеренные Зониным. – Все произошло на пятачке, да еще тот повернул назад, к Кямилю. Конечно, струсил.

– Может быть, испугался. Что же из этого следует?

Каким-то подчеркнутым, свойственным только ему спокойствием, Шахинову всегда удается остудить самые горячие головы.

– По-вашему, безоружный парень должен был, ни секунды не раздумывая, броситься на вооруженного бандита. Но ведь Хабибов – дружинник, а не штатный работник милиции. Он мог проявить мужество, а мог и не проявлять. Мог, но не обязан. Обязаны только мы, вы ведь, Кунгаров, не работаете еще и на химкомбинате. Какие будут вопросы по обстановке?

Вопросов не было. Вопросы порождаются недостатком или избытком информации. В данном случае ее не хватало, но все понимали, что недостающую вопросами восполнить невозможно.

Перед тем как мы разошлись, Шахинов опять звонил в больницу и опять получил неопределенный ответ: “В сознание не приходил, прогноз пока не ясен”.

Оперативное совещание с ограниченным числом участников продолжалось у Кунгарова. Мы с ним лежали на раскладушках без матрацев. Эдику из-за роста повезло больше: под ним поскрипывал диванчик. В кабинете темно, только по углам три светящиеся точки. Даже Эдик сегодня курит.

Рат чертыхнулся; никак не устроит ноги на приставленном к раскладушке стуле; поднялся, опрокинул его на торец. Потом сказал:

– Судя по всему, тип наш.

– Местный, – согласился я.

– Я этого типа за Кямиля… – окончание фразы заняло у обычно невозмутимого Эдика много времени.

– Кто же этот мерзавец? – продолжал Рат. – С утра – оба в пятиэтажку, всех обойдите, подряд, нужен свидетель. Как воздух нужен. Я тоже весь день промотаюсь, но завтра же выясню, кто из нашей шпаны орудует бешбармаком.

– Думаешь, из шпаны?.. – полувопросительно сказал я.

– А то кто же! – отрезал Рат. – Если б был посолидней, дружинника не тронул, удрать постарался бы.

– Точно, – подтверждает Эдик. – На это мог пойти только “зеленый”. Им молоко в голову ударяет и море по колено.

– Вообще-то мог убежать, – согласился я. – Темень, и район удобный.

Рат прикуривает прямо от сигареты новую. Он не затягивается и может испортить подряд полпачки.

– Трудно с молокососами. – То ли вздыхает, то ли просто выдувает дым – не поймешь. – Попробуй предупреди, когда он и сам-то, может, вчера еще толком не знал, что всерьез пойдет на грабеж. И все-таки, похоже, присматривался заранее. И “зеленые” в одиночку дела не делают. Нет, что-то я здесь не понимаю. Давайте спать.

Тишина, но я долго еще не могу уснуть. Рат правильно сомневается, у шпаны только в стае страх пропадает. Друг перед другом выпендриваются, хорохорятся. Каждый в отдельности – трус, вместе – что угодно натворить могут. А этот действовал решительно и в одиночку. Может, не в одиночку? Хабибов же не завернул за угол. Может быть, того прикрывали?..

Первого, кого мы увидели с утра, был Измук Хабибов. Он стоял в коридоре, прислонившись спиной к стене.

Рат молча прошел мимо. Я остановился, спросил:

– Ты что это в такую рань?

По-моему, он меня не услышал. Он смотрел вслед Кунгарову, и паутинки в глазах дрожали. Я тронул его за плечо:

– Пойдем.

В нашей комнате Эдик возился с электрическим чайником. Он кивнул Хабибову и снова принялся за упрямую спираль, которая, судя по всему, не хотела нагреваться.

Рат демонстративно не поздоровался с Хабибовым, я задал ему фальшиво-дурацкий вопрос, и только Эдик оказался на уровне современной психологии. И парень вроде начал отходить. Уже не выглядит так, будто готов заплакать.

Эдик где-то раздобывает недостающий стакан. Перед тем как приняться за чай, Измук, словно оправдывая свое присутствие, сообщает:

– У меня – выходной, подумал, может, пригожусь.

– Конечно, пригодишься. Теперь нам каждый человек дорог, – заглаживаю я свою прежнюю неловкость.

– Чаи распиваете?

В дверях Рат. Я давно не видел его таким колючим и злым. Измук, верно, принял это на свой счет, поднялся и, не поднимая на него глаз, повторил:

– У меня – выходной, пришел помочь.

– Ты уже помог вчера своему товарищу…

Измук почти выбежал из комнаты. Мы укоризненно смотрели на Рата.

– Добренькие вы. Из больницы сообщили: задета височная кость, до сих пор не ясно, будет ли жить.

ПОДНЯТ ПО ТРЕВОГЕ…

Вчера, в связи с сообщением об убийстве, оперативный дежурный задействовал специальный план мероприятий по розыску особо опасного преступника.

Это вовсе не означало воя сирен, спешного построения милицейских нарядов, выезда автомашин со светящимися вертушками. Горотдел милиции – не погранзастава. Он и сегодня оставался по-прежнему тихим, по-субботнему малолюдным. Патрульно-постовые наряды несли свою службу на привычных маршрутах, большинство сотрудников, оповещенных дежурным, уже делают все необходимое на заранее известных им объектах, остальные составили резерв Шахинова, который бросит их в незримый бой на самом трудоемком направлении. Пока неизвестно, каким оно будет – главное направление поиска. Может быть, придется опросить всех водителей автобусов и такси, работавших вчера вечером, может быть, сидеть в кабинетах, не разгибая спины много часов подряд, чтобы перелопатить огромный массив в поисках нужной информации.

Внешне все в горотделе выглядело обычным. Но мы-то знаем, как обманчива такая обыденность, когда совершается тяжкое преступление.

Кунгаров исчез раньше нас. Ровно в восемь выехали и мы с Эдиком. Он уверенно ведет мотоцикл, а подо мной мелко трясется синеполосая люлька.

Морская улица безлюдна. Ну да, сегодня же выходной. Неужели Кямиль умрет? “Зачем ему квартира? – шутил Рат. – Он же у нас живет”. И умрет у нас?..

Вот и деревянный особнячок магазина. Эдик берет вправо, впритык к тротуару. Не хочет наезжать на т о место.

Сворачиваем за угол, куда вчера убежал тот. Стоял ли кто-нибудь еще здесь, за углом, в темноте? Сейчас в это не верится. Тихий переулок, светло.

Жилой пятиэтажный дом. Въезд во двор узкий, сразу за “бытовкой”, издали не заметишь. Двор как растянутое “П” или футбольные ворота. На противоположном конце – выход в следующий переулок, перпендикулярный Морской. Он мог пробежать туда. А может быть, прямо в дом? Едва ли. Хотя “зеленые” могут жить и здесь, в квартале от места преступления. Пригляделись к магазину и решились. С их точки зрения такая близость могла выглядеть заманчивой: далеко удирать не надо, напали – и в укрытие, к папе-маме. Может быть, поэтому и ударил Кямиля, чтобы успеть сюда скрыться?..

Лестницы, двери, лица… Много дверей, много лиц, как в калейдоскопе. Лица мужские, женские… Спокойные, озабоченные, приветливые, недовольные… молодые, пожилые, юные… Помогите нам, помогите себе… Кямилю ваша помощь уже не нужна, но еще вчера он как мог помогал вам…

У меня – ничего.

У Эдика – тоже.

Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Расстроенный, сажусь в седло за широкую Эдикину спину.

В горотделе по-прежнему тихо. Только тишина иная, уже не субботняя. Идешь и за каждой дверью ощущаешь присутствие людей, своих товарищей, нет, больше, чем товарищей, – коллег.

Машина поиска заработала на полную мощь. Пущен главный конвейер, собирающий информацию по всем линиям служб, и он не остановится до тех пор, пока преступник не будет обнаружен. На очередном совещании у Шахинова подведены итоги сделанного.

Во-первых, Зонин совместно с работниками ОБХСС уточнил вопрос с деньгами. Магазин № 36 является одним из филиалов второго гастронома горпищеторга. Заведующий гастрономом признал, что им и Самедовой систематически нарушался порядок инкассации выручки филиала. В нарушение соответствующей инструкции Самедова после окончания работы сама доставляла выручку в гастроном, откуда деньги инкассировались в общем порядке. Ежедневная выручка по магазину № 36 колебалась в пределах 450–600 рублей. В момент нападения Самедова имела при себе 523 рубля казенных денег. Она призналась, что грабитель пытался отобрать у нее именно выручку, но появление дружинников помешало ему осуществить это намерение.

Во-вторых, в числе состоящих на административном учете имеются двое, условно подпадающие под описанную Самедовой внешность преступника. В настоящее время проверяется возможность их причастности к преступлению.

В-третьих, опрошены водители автобусов всех городских маршрутов, работавших вчера в период с двадцати часов до окончания движения. Опросы не дали положительных результатов. Завтра будет закончена аналогичная работа в отношении водителей автобусов и такси, следовавших в период после двадцати одного часа отсюда в Баку.

На этом взаимный обмен информацией закончился.

Совещание продолжалось ровно десять минут.

Мухаметдинов спешит к себе. Его ожидает тесная группа ребят. Узнаю Юру Саркисова, Алешу Наджафова, других дружинников с химкомбината. Измука Хабибова среди них нет. Ну да, ведь он исчез еще утром. Мучается парень. А Шахинов сказал, что он имел право на нерешительность, даже на трусость… Имел ли?.. Ведь его никто не заставлял идти в дружинники, идти к нам. Здесь не играют в казаки-разбойники. Может быть, Рат и прав: не надо было лезть в эту игру, мальчик. И все-таки какая-то в этом несправедливость. Что же выходит, он хуже тех, что предпочитают отсиживаться по углам? Он-то ведь шел рядом с Кямилем по темной Морской улице. Струсил ли, растерялся, теперь уже неважно, но не обернись все трагедией…

– Я же говорил: лжет Самедова! – едва войдя в кабинет, возмущается Рат. – Наверняка жульничала с выручкой.

По-моему, он буквально возненавидел Самедову, главным образом, из-за Кямиля. Но ею занялись ребята из ОБХСС, в магазине идет ревизия, а нам сейчас не до эмоций.

– Вот что, – говорю Рату, – не нравится мне эта “пятиэтажка”. Она вроде бы и не рядом с магазином, а рукой подать. Если это дело “зеленых”, их надо искать там в первую очередь. А наш официальный обход их только спугнул.

– Спугнул не спугнул, а Шахинов прав: надо найти свидетеля. Свидетеля – в первую очередь.

– Искали же. Все квартиры обошли.

– Плохо искали. Вечер, тишина, вдруг шум, крики. Не может быть, чтобы никто не видел… Он же неминуемо пробежал мимо дома…

– Или в дом.

– Тем более. Свидетель должен быть. Чем быстрее его найдем… На автостанцию поехали, – кивает Рат в окно.

По двору идет Фаиль с ребятами. Садятся в “уазик” – наверно, комбинатовский. У Алеши Наджафова что-то неладится с мотоциклом. Нервничает, понятно. Едут-то встречать родных Кямиля. Наконец стартер сработал, и мотоцикл почетным эскортом выезжает за автомашиной.

– В общем, так, – продолжает Рат, – тебе конкретное задание: найти свидетеля. Можешь считать это приказом.

Впервые за время нашей совместной работы Рат упомянул слово “приказ”. Разбой и тяжкое, может быть, смертельное ранение дружинника – такой букет для нашего городка – явление тоже экстраординарное. Обо всем этом я думал уже сидя за рулем резервной “оперативки” – переживающей вторую молодость “Победы” с новым двигателем “ГАЗ-51” под старым облупленным капотом.

Сперва я поехал на Морскую. Там, в парикмахерской, напротив магазина, работает Минас Артемович; я стригусь у него раз в два – три месяца.

Днем клиентов мало. Два мастера играли в шашки, третий неторопливыми движениями направлял бритву на висячем ремне. Над спинкой одною из кресел торчала голова с намыленными щеками. Пз репродуктора тихо лилась оркестровая музыка.

– Минас, дядя сегодня во второй смене.

При моем появлении сонные лица шашистов ожили, а теперь опять безразлично уткнулись в доску.

На секунду на меня тоже нашло какое-то оцепенение. Неужели действительно в нескольких шагах отсюда лежал окровавленный Кямиль?

Я объехал пятиэтажный дом и повернул назад, в центр. В управлении горкоммунхозом мне повезло: Анатолий Михайлович – бригадир “газовщиков” оказался на месте. Каких-нибудь три года назад соседи называли его не иначе как “Толян – проклятье двора”. Участковому он оказался не под силу, зато наша Аллочка – инспектор детской комнаты – пришла, увидела и победила. А после службы в армии “Проклятье двора” превратился в интересного, статного парня, за которым наверняка бегают, только уже не соседи, а девочки.

А улыбка у него – прежняя: девять на двенадцать; именно из-за нее Алла Александровна тогда сразу сказала: мальчишка с такой улыбкой не может быть по натуре плохим.

Я вкратце рассказал ему о происшедшем. Услышав об ударе бешбармаком, Анатолий нахмурился, от улыбки не осталось и следа.

– Что нужно делать? Вечером соберу ребят. – Анатолий – командир отделения комсомольского оперативного отряда.

– Помощь ребят, может быть, и понадобится, а сейчас нужна твоя, лично. Надо сегодня же побывать в “пятиэтажке”. Обойди квартиры в порядке внеплановой проверки газовых плит. Поговори с жильцами, кто-то из них наверняка видел убегающего преступника, может быть, даже двоих; второй мог стоять, за углом, прикрывать от случайных прохожих со стороны переулка. В общем, тут требуется не сила, а изобретательность, умение завязать беседу. Ты – парень коммуникабельный, я очень на тебя надеюсь. К тому же мы с Агабаляном утром беседовали с жильцами, так что почва подготовлена.

– Считайте, что я уже там, – серьезно ответил Анатолий.

Раньше там оказался я, точнее, рядом, в парикмахерской.

Старый мастер только что приступил к работе. Пришлось подождать минут двадцать, кстати, я еще действительно сегодня не брился.

Минас Артемович был в курсе дела. Парикмахерам удается узнавать новости в первую очередь. В данном случае, впрочем, не мудрено, можно сказать, на месте происшествия находимся.

Ничего для себя нового я не узнал, зато теперь могу быть спокоен: все стоящее Минас Артемович немедленно сообщит мне. А поле деятельности у него широкое, субботним вечером в парикмахерской клиентов хоть отбавляй.

Когда я вернулся в горотдел, по выражению лица дежурного понял: ничего существенного пока не добыто.

Стали появляться участковые инспектора, один за другим проходили к Шахинову.

– Докладывают результаты обходов, – сказал дежурный.

Вчера, когда вопрос с деньгами был еще не выяснен, Зонин высказал предположение, что преступник мог приехать в город к кому-нибудь из своих приятелей на выходные дни. Сегодня эта версия уже не кажется реальной, но Шахинов не отменил своего указания инспекторам зафиксировать на участках всех посторонних, особенно молодежь. Ожидать немедленного результата, конечно, не приходится, но ведь из такой вот трудоемкой работы и складывается поиск опасного преступника и заранее не известно, что именно и когда принесет результат.

Обстановка дежурной части с ее светящимся магнитопланом, строгими линиями пультов управления бодрит, и мне не хочется отсюда уходить. Тем более, что в дверях появляется Алла Александровна и вид у нее загадочный. Она пропускает угрюмого юношу лет шестнадцати и входит сама. Следом – незнакомый мужчина. Он сразу же берет юношу за руку, повыше локтя. Берет не по-приятельски, а как задержанного, когда есть основания думать, что он убежит или будет сопротивляться. Однако парень стоит не шелохнувшись, да и мужчина ограничился вскользь брошенным: “Доигрался”. Видимо, просто продолжает свою роль, начатую на улице.

– Садитесь, Иван Кузьмич, – говорит Алла мужчине, и тот нехотя выпускает своего подопечного.

Выясняется, что наш инспектор обходил неблагополучные, с точки зрения правонарушений, допускаемых несовершеннолетними объекты, и как раз сегодня в профтехучилище-интернате у этого воспитанника был обнаружен кастет. Во всяком случае, воспитатель – Иван Кузьмич – как раз занимался разбором этого инцидента.

Чтобы не отвлекать дежурного, переходим в соседнюю комнату, и, поскольку в деле фигурирует бешбармак, я решил присутствовать при составлении протокола.

В небольшом помещении мы все оказались, что называется, нос к носу.

– Доигрался. – Одновременно Иван Кузьмич выдыхает легкий запах алкоголя.

Держится он отлично, такое состояние и нетрезвым даже не назовешь, по всему видно: выпил человек самую малость. Но запах спиртного, исходящий, например, от врача может заставить меня отказаться от его помощи. Думаю, то же табу обязательно и для воспитателей несовершеннолетних. А то сразу пропадает уверенность, что перед тобой последователь Макаренко.

Пока составляется протокол, я рассматриваю кусок железа с грубо пробитыми отверстиями для пальцев. Плохонькая самоделка.

– Ну-ка, надень, – предлагаю я и перехватываю понимающий взгляд Ивана Кузьмича.

По-видимому, ему кажется, что он участвует при совершении важного обличающего эксперимента.

– Доигрался, – с удовлетворением снова повторяет он.

Бешбармак на пальцах подростка “ходит”, еле держится.

Нет, не эта рука нанесла Кямилю тяжкий удар.

– Может быть, не твой?

– Мой. – А взгляд с вызовом предназначен не мне, Ивану Кузьмичу.

– Откуда он у тебя?

– Сам сделал.

– Для чего же ты его сделал?

– Надо было, и… сделал.

– Для чего же? Чтобы… кого-то ударить?

В голосе Аллочки сострадание. Именно сострадание и к потенциальной жертве, и к самому виновнику. Это сострадание и вызывает на лице подростка жалкую улыбку, – чувствуют несовершеннолетние искреннее участие взрослых.

– Это мне против Сабира нужно было, если и ко мне, как к другим, сунется. Он у нас любого избить может; с ним и воспитатели связываться не хотят…

– Врешь, все врешь. Думаешь, здесь каждому твоему слову поверят? – перебивает воспитанника Иван Кузьмич. – Сделал… ничего ты не мог сам сделать. У нас в производстве такой контроль, стружка и та под надзором. Из дома или от товарищей городских притащил, а теперь вот попался. Ишь ты, с три короба наплел.

– Ничего не наплел, – оправдывался воспитанник, – вчера только и сделал. На перерыв в мастерской остался и выточил.

– Вчера-а-а?! – срывается на дискант Иван Кузьмич. – В мастерской?!

Агрессивность воспитателя не производит абсолютно никакого впечатления. Видно, и вправду не так страшен Иван Кузьмич, как неизвестный нам Сабир. Но Иван Кузьмич не на шутку разгорячился:

– Здоров же ты фантазировать. Вчера сделал… для самозащиты, значит… Здоров гусь… По шее следует за такие фантазии…

Это звучит уже как приглашение к действию, да еще с заранее выданной индульгенцией.

– Спокойней, гражданин, – с холодной вежливостью вмешивается Алла Александровна.

Погончики на ее узеньких плечах жестко топорщатся кверху, и, видимо, от того, что он назван не по имени-отчеству, а гражданином, Иван Кузьмич сразу остыл, сел на место. Наступила тягостная пауза. В искренности подростка сомнений нет: и кастет на днях сделан – отверстия в металле свежие и рваные, и если уж кто сфантазировал, так сам воспитатель насчет “поднадзорной стружки”, и “тиран” мальчишек Сабир наверняка существует, – однако все эти обстоятельства отнюдь не превращают владельца бешбармака в борца за независимость. Ни Алла, ни я не пришли в умиление от его личности. Кому-кому, а сотрудникам милиции хорошо известно, как быстро такие ребята теряют ориентацию в вопросах справедливости, допустимости применения силы в том или ином случае, в той или иной форме. Действительно, бывает так, что хватается парень за нож или такую вот железку, чтобы постоять за себя, дать отпор обидчику, на чьей стороне сила, либо – дружки. Бывает так, что и одной угрозы оказывается достаточно, чтобы отпугнуть сильнейшего. Но даже в таком безобидном, на первый взгляд, случае негативные последствия наступают неотвратимо. Защитивший себя незаконным способом всегда одерживает пиррову победу. Успешная защита переходит в сознание превосходства силы, вчерашняя жертва сама превращается в обидчика, а там потребность в новом самоутверждении, а там избиение абсолютно невинного, и вчерашний “справедливый борец” становится опасным для окружающих.

– Придется составить акт и доложить о тебе в комиссию при горисполкоме, – говорит Алла. – С Сабиром мы разберемся, но постарайся понять: наказание ты заслужил. Верно?

– Не знаю, – ответил он.

Может быть, действительно не знает. Стреляют же из ружья иные дяди в незадачливых любителей чужих фруктов. А этому все-таки шестнадцать. Сабир для него наверняка пострашнее садовых воров.

“Какой-никакой, а за обеденный перерыв выточил, – поднимаясь к себе, думал я. – Алла, конечно, сделает представление, но кому-нибудь из нас надо вплотную заняться интернатом”.

Интернатом мы занялись основательно. Но это было потом, после… А сейчас мне позвонил Анатолий, и его сообщение круто изменило главное направление поиска.