Текст книги "Мир приключений 1975 г. "
Автор книги: Кир Булычев
Соавторы: Виталий Мелентьев,Всеволод Ревич,Альберт Валентинов,Виктор Болдырев,Владимир Караханов,Андрей Михайловский,Александр Шагинян,А Бауэр
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 44 страниц)
Все это было так неожиданно, что люди, находящиеся в яранге, словно окаменели. Сначала я подумал, что стреляют на перевале и что Костя попал в губительную засаду. Но выстрелы были так часты, а взрывы столь внушительны! Такой шум не могла поднять горстка людей, спрятавшаяся в засаде.
Тальвавтын сидел неподвижно, закрыв глаза. Я окликнул его и спросил, где стреляют.
Старик взмахнул ладонью, показывая на юг, в сторону сопки с “каменным чемоданом”…
На лице Экельхута застыла гримаса. Склонив голову набок, он тревожно к чему-то прислушивался. И вдруг по стойбищу пронесся пронзительный крик:
– Идут, идут! Таньги идут!
Экельхут хрипло выругался и выхватил у остолбеневшего Вельвеля винчестер.
Полотнище входа откинулось, в ярангу влетел, задыхаясь, молодой чукча с длинноствольной винтовкой в руках.
– Вадим! – дико заорал юноша.
Дальше все происходило как в полусне.
Экельхут поднял винчестер, и я увидел, точно сквозь увеличительное стекло, черный беспощадный зрачок дула. Зрачок ходил ходуном и никак не мог остановиться – руки Экельхута дрожали.
И снова мелькнула как молния мысль: “Почему не взял оружия, хоть пистолет?!” Я прощался с жизнью. Страха почему-то не было.
И в это время… сбоку оглушительно прогремело. С глухим стоном шаман повалился набок, выронив винчестер. Сталь магазина звякнула о камни очага.
Костер вспыхнул.
Передо мной, точно в сказке, стоял взволнованный, возбужденный и растерянный Тынетэгин, сжимая дымящуюся длинноствольную винтовку.,
ИЗБАВЛЕНИЕ
Я не верил глазам. Молодой чукча, ворвавшийся в ярангу, был действительно Тынетэгин, живой и невредимый. Он спас меня от верной гибели.
Сраженный Экельхут молчаливо лежал на белой шкуре у очага. Вокруг застыли с побелевшими лицами старшины. Все так же неподвижно сидел, опустив голову, Тальвавтын.
Выстрел Тынетэгина ошеломил всех.
– Наши пришли… – проговорил юноша сдавленным от волнения голосом. – Хорошо, жив ты, Вадим…
– Где Костя?!
– Там, – махнул Тынетэгин на юг, – на сопке с каменной вершиной.
– Ого!
Снаружи послышался топот бегущих людей. В ярангу, задыхаясь, протискивались один за другим люди в телогрейках и резиновых сапогах.
– Кто стрелял?! – грозно спросил по-чукотски высокий голубоглазый человек с удивительно знакомым лицом.
И вдруг я узнал его.
– Полковник?! Как вы здесь очутились?
Это был тот молодцеватый полковник, который предостерегал нас на совещании в Певеке…
– Так же, как и вы, Вадим, – улыбаясь ответил он, – по делам.
– Ну и вовремя же вы подоспели! Если бы не Тынетэгин, Экельхут отправил бы меня кочевать к “верхним людям”.
– Видно, под счастливой звездой вы родились, Вадим. Успел выстрелить первым? – спросил Тынетэгина полковник.
Юноша испуганно кивнул:
– Никогда в людей не стрелял…
– Правильно сделал – плохой человек Экельхут!
Весь этот разговор происходил по-чукотски, и сидящие в яранге понимали, о чем говорят.
– А где Рыжий? – вдруг спохватился полковник.
– Вы его знаете?! – удивился я.
– Давно ищем. Из Воег от нас ушел. Проворный, гад…
– На сопку с каменной вершиной утром ушел – свой вертолет встречать.
– Опять улизнул… – зло процедил полковник.
– Перестрелку слыхали? – тревожно спросил я. – Где-то там стреляли…
Полковник снял шапку и сказал по-русски:
– Да-а, не повезло вашему другу. Ведь он с Ильей пошел на сопку захватить оружие и патроны. Тынетэгина к вам на выручку послал. Неподалеку встретили – у самого стойбища в кустах притаился.
– Неужели, гады, убили Костю! – воскликнул я.
– Ваш товарищ – сорвиголова, видно, крепко столкнулся с непрошеными гостями.
– Сколько у вас людей, полковник?
– Да вот они все – пятеро нас в оперативной группе, – с мужественной иронией усмехнулся он, – прошу любить и жаловать: представители окружных организаций – милиция, комсомол, окружком, окрисполком…
– Скорее на сопку! Если бежать – через час там будем.
Полковник грустно покачал головой.
– Поздно… улетели, мерзавцы. А нам дело срочное тут сделать надо. Но, впрочем… Гемелькот! – обратился он к одному из своих сотоварищей. – С Вадимом пойдешь как представитель милиции.
– Есть! – по-военному отчеканил смуглолицый молодой чукча, выступив вперед.
– Извините, сам не могу – служба, – тихо сказал полковник, – окрисполком вынес решение изъять лишнее оружие в кулацких стойбищах внутренней Чукотки. Пока сбегаете на сопку, разговаривать будем. А операцию начнем, когда вернетесь…
Невольно я подумал, что для такой операции в стойбище Тальвавтына у полковника слишком мало людей.
– Ну, Тальвавтын, принимай гостей из Анадыря, – громко сказал я, – а мы пошли на сопку с каменной вершиной – Костю искать.
– Возьми мой винчестер, метко бьет. – вдруг сказал Тальвавтын, – может, Рыжего встретишь.
– Спасибо, – искренне поблагодарил я. Полковник не мог скрыть удивления.
– Какомей! – оторопев, воскликнул он. – Вы что же, друзья с королем Анадырских гор?
– Вылечил я его, – умная голова. Потом все расскажу… Мы быстро собрались в поход и втроем – Тынетэгин, Гемелькот и я – устремились к синеющей вдали сопке с “каменным чемоданом”. Страшная тревога гнала нас. Мы бежали напрямик, не обращая внимания на торфяные бугры и болота, вброд пересекали бесчисленные рукава горной речки. Горячая вера в счастливый исход спасательной экспедиции несла нас на крыльях. Но горькая действительность скоро вернула нас на землю. В притаившейся долине повисла зловещая тишина. Молчаливая вершина с “каменным чемоданом” курилась дымками, словно вулкан после извержения.
– Ягель там горит… – тихо сказал Тынетэгин.
– Скорее, друзья!
Мы понеслись сломя голову, перепрыгивая кочки. И вдруг Тынетэгин закричал:
– Смотри, Вадим, люди идут!
По зеленой речной террасе быстро двигались навстречу две черноватые фигурки.
Неужто Рыжий возвращается в стойбище с прилетевшим своим начальством? А что они сделали с Костей?!
Бежим с винтовками наперевес, точно в атаку.
– Что за наваждение!
Люди повторяют наши движения и несутся навстречу с ружьями в руках.
– Мираж?
Но их только двое. И вдруг Тынетэгин заорал:
– Наши бегут!
Теперь и я узнаю знакомые очертания фигур. Костя, размахивая винтовкой, что-то кричит. Но ветер относит голос. Разом подымаем винтовки и стреляем вверх. Друзья отвечают приветственным залпом. Бурная радость заполняет душу.
Гемелькот в изумлении рассматривает бегущих навстречу людей. Друзей трудно узнать. Впереди тигровыми скачками несется Костя с черным, как у негра, лицом, с опаленными волосами. Одежда на нем тоже опалена. Перевязанная рука болтается на ремне, перекинутом через плечо. Алое пятно крови пропитало повязку.
Не лучше вид и у Ильи. Все лицо в саже и копоти, точно у трубочиста. Одежда изорвана. От платка, покрывающего голову, остались обгоревшие лохмотья. Оба они сейчас похожи на танкистов, выбравшихся из горящего танка.
– Наконец-то, пропавшие души!
Обнимаемся, вопим что-то несусветное, хохочем. Гемелькот с удивлением разглядывает совершенно прокопченных Костю и Илью.
– Вовремя подоспели? – спрашивает меня Костя, небрежно поправляя ворот обгоревшей штормовки.
– Порядок, Костя! Тынетэгин Экельхута подстрелил – от верной пули меня спас! А вы откуда свалились, обугленные, как черти?
– Из боя вышли! – торжественно изрек Костя.
– А Рыжий где? Патроны, винчестеры?
– Взорвали к чертовой бабушке! – блеснул он ослепительной улыбкой. – Сейчас расскажем все по порядку.
Исцарапанной рукой Костя достал трубку. Гемелькот выхватил из-за пазухи кисет, ловко набил и зажег Костин запальник. Мы уселись прямо на кочки, положив у ног винтовки.
– Постой, – спохватился Костя, – а Тальвавтын, старшины где?
– В стойбище, разговаривают с полковником.
– Каким еще полковником? – растерялся Костя.
– Ну, помнишь с тем, что тогда был в Певеке? В стойбище сегодня пожаловал с оперативной группой.
– Чудеса!
Приятель выпустил из трубки синие кольца дыма – изгибаясь, они медленно поплыли в притихшем воздухе.
– Мне и невдомек было, – начал свой рассказ Костя, – какая чехарда у вас с Тальвавтыном происходит. Но контрольный срок подходил к концу, и я стал подумывать о походе. Геутваль твоя мне проходу не давала – звала скорее идти тебя искать. Но уговор дороже денег, я честно ждал контрольного срока! Геутваль не находила себе места и каждый день тащила на перевал и смотрела, смотрела на молчаливые вершины Пустолежащей земли. Любит она тебя, Вадим, крепко. Мне тоже трудно было ждать контрольного срока. Как подумаешь, что вы с Ильей в капкан попали, – ноги сами бежали на перевал. Вскарабкаемся на седловину и смотрим, ждем вас, а у нее слезы в глазах. Вокруг сопки да пустое небо. Девчонка из себя выходит. Злится на меня. “Плохой ты друг Вадиму”, говорит.
Приходило ли тебе в голову, Вадим, что так может любить не каждый человек? Сердце у нее горячее, верное.
– Дальше, дальше, знаю я…
– Не знаешь ты ничего! – рассердился Костя. – Твоя Мария в подметки ей не годится. Уж будь покоен – Геутваль каждый бы день тебе писала, с любого конца света.
– Костя!
– Все! Хватит, не буду, – поднял он руку с трубкой. – Сдаюсь, “все хорошо, прекрасная Мария”!
В общем, однажды, когда мы переругивались с Геутваль на перевале, на соседней сопке появился Илья. Взлохмаченный, с воспаленными глазами, потный, в стоптанных ичигах, измотанный вконец.
Бормочет спекшимися губами:
“Живо… бегать надо, вниз в долину, Вадим велел: табун скорее дальше гонять… Экельхут, Рыжий отнимать хотят…”
Все рассказал Илья: и о вертолете чужом, и о рыжем предателе, и о твоей дружбе с Тальвавтыном, и раздорах старика с Экельхутом.
Приказ есть приказ. Вмиг спустились с перевала, в два счета сняли яранги, собрали табун и погнали по курсу, уходя от погони. Не хотела Геутваль отступать, да и я не прочь был засаду хорошенькую па перевале устроить. Но Илья твердил, что Рыжий хитрый, с большой погоней придет – не отбиться. Надо табун прежде спасать.
Ну и гнали мы оленей! Впереди Гырюлькай с женщинами и грузом на нартах – дорогу показывают, потом табун бежит, а позади мы четверо с целой винтовочной батареей – в арьергарде. Двое суток как проклятые шпарили, не останавливаясь, далеко угнали табун.
Лагерь поставили в широкой долине, словно приподнятой на ладони. Зелени уйма, воды полным полно – речки тихие, глубокие, как в тундре. Откуда только Гырюлькай такую долину выкопал! Точно для комариной поры создана!
Поставили яранги, и тут главная баталия началась с Геутваль. Налетела как рысь, взъерошилась: “Пойду с вами Вадима спасать!” Едва уговорили остаться с Гырюлькаем и женщинами – табун беречь. Илью послушалась, сказал он: “Так Вадим велел: мужчинам на выручку к нему идти, а Геутваль и Гырюлькаю табун беречь”.
Побледнела, губы искусала, но послушалась. Сказала: “Метко стреляю, умру, а табун не отдам”. Мне заявила, что, если без тебя вернусь, совсем чужим человеком буду и никогда, всю жизнь она не простит мне, что ее с собой не брал!
Все это она выпалила единым духом, сверкнула глазищами, взяла винчестер, сумку с патронами и ушла к табуну, даже не попрощалась.
Костя грустно опустил свою опаленную голову и притих.
– Кремневая девчонка… – вздохнул он. – Такая до конца за тобой пойдет! В тот же день, – продолжал он, – мы с Ильей и Тынетэгином ушли выручать тебя. Илья думал, что преследователи, вероятно, будут “делать ловушку на перевалах”, и надо хитрить. Вот тогда я и вспомнил Багратиона. Помнишь, книжку о нем читали? И придумал фланговый марш!
Мы с Ильей должны были ударить по складу патронов на сопке – там нас никто не ожидал, – а Тынетэгин в это время должен обойти стойбище с востока и в суматохе пробиваться к тебе на выручку. После разгрома склада мы должны были соединиться в стойбище Тальвавтына.
У нас оставалось чертовски мало времени. Надо было поспеть на сопку до прилета чужого вертолета. Илья рассказал, когда он пожалует. Оставалось всего двое суток. Это неимоверно мало! Видно, на роду нам с тобой написано встревать в разные авантюры. Но фланговый марш к сопке избавлял нас от возможной засады по пути и – главное – позволял влепить сногсшибательный багратионовский удар…
– Ну и ну, Костя, и фантазер же ты…
– У тебя учусь, – усмехнулся приятель. – Наконец-то дорвался до настоящего дела!
Как мы одолели этот путь в двое суток – не понимаю. Особенно трудно было Илье – ведь он совершил этот крестный путь дважды. Старик неутомимо шел впереди и вел нас точно по курсу, словно у него в голове был спрятан магнит.
Мы вышли чуть правее сопки с “каменным чемоданом”, благополучно миновав засады. Когда увидели ее голубой шатер, расстались с Тынетэгином. Он пошел обходить стойбище с востока. А мы помчались с Ильей к заветной сопке. Наступало утро, и надо было поспеть вовремя…
Ох и устали мы – едва волочили ноги. Стали подыматься по крутому склону сопки, тут и потеряли последние силы. Решили передохнуть. Расположились среди валунов и – черт нас усыпил! – моментально заснули.
Ты ведь знаешь, как я сплю – пушкой не разбудишь. А Илья спал чутко, как охотник. Он нас и выручил.
Проснулся я от толчков. Кто-то трясет меня, что-то кричит в ухо. А я не пойму, где я, что со мной.
“Проснись, проснись, железная птица летит!”
Оглушительный рев мотора привел меня в чувство. Над нами, как хищная птица, неслась странная машина. Окрашенная в белесый цвет, с разводами по бортам. Без опознавательных знаков, вместо колес – какие-то полозья. В общем, чужая машина. Пронеслась над нами и скрылась за гребнем скальной вершины.
И тут я понял: прозевали – сядет эта чертова штука на вершину прежде нас!
Ох и ругался я, колотил себя по башке, неудобно даже вспоминать…
– Представляю себе, – рассмеялся я, глядя на разгоряченное лицо приятеля.
– И вдруг рев мотора стих – села, стерва! Представляешь? Глубокое молчание кругом, раздолье гор, долины, залитые солнцем… А мы проспали жар-птицу! Просто всему конец, нитка оборвалась, инет дальше хода…
– Смотри, Рыжий бежит! – толкает меня в бок Илья.
Глянул я и обомлел. Ползет, гад, спешит к своему вертолету, ничего кругом не замечает. Уже к скалам “каменного чемодана” подбирается.
Тут я поспешил, не сдержал руки. Надо бы подождать, когда на скалы выползет. Поднял винчестер и – бац! – выстрелил.
Ну и псих оказался Рыжий. Завопил благим матом, подпрыгнул на метр и упал за глыбу.
Я вскочил. Илья кричит: хоронись! Куда там, несусь сломя голову вверх по склону. Уж очень хотелось Рыжего перехватить.
И вдруг впереди грохнул выстрел. Струя теплого воздуха пронеслась у виска – и кепку мою снесло, точно ветром.
“Гад! Метко стреляет, чисто сработано…”
Я упал за каменную плиту, прижался к земле. Рыжий выскочил из-за своего валуна и понесся вверх, прыгая, как заяц.
Грянула винтовка Ильи, Рыжий одновременно юркнул за глыбу.
“Расторопный парень!”
Я выстрелил и вдребезги разбил гребень валуна, где торчала котомка Рыжего. Пуля жикнула рикошетом.
“Враки! Не уйдешь…”
Надеясь на Илью, я помчался вверх по склону. Выстрел Рыжего опять прижал к земле. Укрытия не было, и я понимал, что следующей пулей он прикончит меня, как куропатку. И я расстанусь с этим миром на веки вечные.
Но Илья не зевал и не давал высунуться ему, посылая пулю за пулей в гребень валуна. Мне удалось отползти за плиту песчаника.
“Надежное укрытие! Сейчас я сведу с тобой счеты!”
Теперь я был осторожнее. Целиться из-за высокой глыбы мне было неудобно. И Рыжий это заметил.
Он пошел на риск. Обстрелял Илью и сделал стремительную перебежку к подножию “каменного чемодана”. Рыжий занял отличную позицию. У подножия каменной стены валялось множество глыб, сорвавшихся сверху, и он мог долго обороняться там. Но главное – в руках у него очутилась господствующая высота.
Теперь взять его было труднее. Он сразу смекнул, в чем дело, и, постреливая, перебегал от укрытия к укрытию, продвигался к месту, где скала выступала углом, сворачивая к ступеням Кивающего Головой. Видно, Рыжий отлично знал этот ход на вершину и понимал, что там лежит единственный путь к спасению.
Но в эту минуту замолкший вертолет снова затарахтел наверху мотором. Это встревожило Рыжего, и он помчался как ветер к спасительному выступу. Я выскочил из-за своего укрытия и ринулся к подножию скалы. Мой внезапный бросок помешал Илье укокошить Рыжего, и тот, сжавшись, юркнул за каменный выступ.
Я представил себе, как рыжий плут скачет галопом вверх по ступеням, не опасаясь выстрелов (каменный выступ скрывал от нас ступени).
Взмахнув винтовкой, я бросился вперед. Задыхаясь, выскочил к ступеням. Действительно, Рыжий улепетывал вверх и достиг уже половины пути – от кромки скалистой вершины его отделяло метров двести, не больше.
С ходу я пальнул. Смелость Рыжего не прошла ему даром. Он словно споткнулся о невидимый порог и упал на широкую каменную ступень, край которой скрыл его от моих глаз.
Не дожидаясь Ильи, пригнувшись, я прыгал вверх по ступеням. Но Рыжий ответил метким выстрелом, и я почувствовал, как пуля ударила в котомку на спине. Но, к счастью, Илья вышел к каменному выступу и не давал Рыжему высунуть дуло.
Наверху ритмично работал мотор, раскручивая винт вертолета вполсилы, словно ожидая пассажира. Я открыл стрельбу, Илья перебежал и залег у кромки первой ступени. Стрелять нам снизу вверх, укрываясь за довольно высокими ступенями, было неудобно. И Рыжий воспользовался этим.
После беглого огня он вскочил и, не обращая внимания на наши выстрелы, хромая, помчался вверх.
“Что он, белены объелся?” – подумал я. Меня разбирал нервный смех, и я плохо целился. Рыжий с торжествующим воплем перемахнул через кромку вершины и скрылся из глаз.
“Ушел, собака!”
Я вскочил и, не обращая внимания на предостерегающие крики Ильи, побежал вверх по гигантской лестнице. Меня гнало какое-то дьявольское возбуждение. Позади я слышал выстрелы Ильи – он обстреливал кромку вершины, прикрывая мою безумную атаку.
“Труби атаку, эскадрон!” – почему-то орал я во всю глотку и быстро подвигался к вершине, не ощущая ни страха, ни усталости. Вспомнил Кивающего Головой, который штурмовал эти же ступени триста лет назад. А его воины и “подмышечные” осыпали стрелами роковую кромку, не давая высунуться корякским воинам. Теперь Илья тоже был моим “подмышечным”.
Вмиг я очутился на вершине. Рыжий шпарил к вертолету по ровной мелкокаменистой поверхности, словно преодолевая стометровку на стадионе. Раненая нога мешала ему бежать, и он продвигался довольно медленно.
Вертолет стоял неподалеку от груды ящиков, накрытых брезентом. Тут же валялись какие-то железные бочки. Вертолет словно подпрыгивал от возбуждения на своих полозьях, ожидая Рыжего.
На бегу я перезарядил винчестер и открыл бешеный огонь. Пули то и дело взметывали столбики пыли у ног Рыжего. Но беглец не отвечал на мои выстрелы: из последних сил рвался к спасительному вертолету.
Я переборщил – взял крупную мушку, и пули, видимо, угодили в фюзеляж. Там прибавили газ, вертолет стал медленно подниматься. В ярости Рыжий обернулся и выстрелил.
Цап-царап!
Огненный бич хлестнул по руке. Я упал на теплую землю.
Хлесткий ветер от крутящихся лопастей поднимающегося вертолета привел в сознание. Я увидел открытую дверь в фюзеляже, веревочную лестницу, свисающую вниз, и… Рыжего, вцепившегося, как кошка, в скрученные веревки. Какие-то люди в синих комбинезонах подтягивали веревочную лестницу к себе.
Рыжий рискнул прыгнуть на лестницу потому, что некуда ему было податься, вдобавок он думал, что подстрелил меня. Превозмогая острую боль, я поднял винчестер, на секунду словил Рыжего на мушку и нажал курок. Грянул выстрел.
“Получай, мистер!”
Все совершилось, как в ковбойском кинофильме. Рыжий выпустил веревочную лестницу и, вместо того чтобы лететь кверху, кувырком полетел вниз. Я увидел бандитские рожи наверху, искаженные злобой. Бросив лестницу, они схватились за винтовки.
Я еще раз спустил курок, но выстрела не последовало – Рыжий получил мою последнюю пулю…
“Все, конец!”
Я лежал перед ними, точно на тарелке, беззащитный, как младенец: Неутешительные мысли проносились в сознании…
И тут, заглушая рев мотора, бухнул громобой Ильи. Трещины побежали по стеклу прозрачной летной кабины вертолета. Сквозь желтоватое стекло, словно во сне, я увидел оседающее на кресло, обмякшее тело второго пилота.
Вертолет тряхнуло, накренившись, он косо понесся к краю пропасти. Промелькнула вздыбленная дверь, скрюченные фигуры в синих комбинезонах, барахтающиеся в полутьме фюзеляжа…
Илья сделал свой королевский выстрел!
Почти у самого склона сопки вертолет выровнялся и, косо прочертив воздух, стремглав понесся на восток, наполняя долину адским грохотом…
Вот и все! – закончил Костя свой необычайный рассказ, поправляя окровавленную повязку.
– Давай перевяжем… – предложил я ему.
– Плевать! В стойбище перевяжемся, я тебе в аптечку йод положил.
– А патроны? – спросил Тынетэгин.
– Очень боялись, – ответил Костя, – что гады спохватятся и вернутся со своим вертолетом. Побежали к брезенту. А там полно цинковых ящиков, набитых винчестерными патронами. Да еще несколько длинных деревянных ящиков. Прикладами сбили крышки, а там винчестеры в промасленной бумаге. И на каждом стволе клеймо – представляешь! – этого гада. Новехонькие!
А рядом три бочки с горючим лежат – видно, не успели весь бензин выгрузить: испугались выстрелов. Недолго думая подкатили бочки, сбили прикладами гайки, облили бензином весь груз да еще в гущу ящиков запихали одну бочку с бензином, из третьей пролили целую дорожку к ступеням Кивающего Головой и подожгли.
Ну и полыхнуло! Едва ноги унесли. Патроны рвутся, тарахтят, как тысячи дьяволов, такая стрельба – ужас! Пули свистят во всех направлениях… А потом бочка с бензином как ахнет! Скалы посыпались. Копоть всю вершину заволокла. Бриопоген [19]19
Бриопоген – кустистый горный лишайник.
[Закрыть], земля кругом горят, едва потушили куртками!
– А Рыжий?
– Там, наверху… Последняя моя пуля сердце ему прошила. Обгорел, как головешка.
Костя замолк. Молчаливо сидели и мы, покуривая трубки.
– Хорошо воевали, – удовлетворенно погладил свой длинноствольный громобой Илья, – сильно чужую железную птицу пугали…