Текст книги "Клуб желаний"

Автор книги: Ким Стрикленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Прости, Генри. Это правда, это из-за нас такое с тобой приключилось.

И все рассказала.

Верно говорят, думала Мара, признание облегчает душу. Как только она выложила все, ей здорово полегчало. И Генри отреагировал совсем не так, как она боялась. Нисколько даже не рассердился и не обиделся. Вроде как он и не против жены-колдуньи.

– Превратишь моих хулиганов в лягушек! – захохотал он.

Эх, не выйдет. Мара вздохнула. Члены Клуба начали изучать магию с Гретой, но очень скоро струсили, пошли на попятный. Даже Линдси. До них до всех дошло, что можно добиваться от жизни того, чего хочешь, и без свечей, заклинаний и трав.

Но главное – никому не хотелось снова напортачить ненароком.

Как ни прельщала Мару идея заклинаний, она решила, что без желанийтакого рода будет лучше. По сути, понять, чего ты хочешь, – уже полдела, а с этим не поможет даже колдовство.

И Мара спросила у Генри – что тот скажет, если она начнет брать уроки пения, а там, глядишь, найдет работу где-нибудь в музыкальном салоне?

– В каком-нибудь милом местечке, – добавила она.

– А я все думал, не захочешь ли ты в один прекрасный день снова запеть. Если честно, надеялся. Мне всегда казалось, что это я у тебя отнял пение.

– Ничего ты у меня не отнял. Ты мне все дал.

Только произнесла – и поняла, насколько это верно.

…Мара ткнула на полку очередную медицинскую карту:

– Ой, черт!

На сгибе пальца выступила кровь – бумагой порезалась. Мара сунула палец в рот.

Пропади оно все пропадом! И пропади пропадом эта работа. Да ей вообще работа не нужна. Мальчики в колледже, могут подрабатывать. В конце концов, можно брать ссуды. Семье не нужно, чтоб она торчала в этом кабинете. Чего у них с Генри нет, без чего нельзя жить? Все есть! Жизнь так коротка. И никто не знает, сколько осталось. Достаточно вспомнить, что чуть не случилось с Джил. И вдруг Мару осенило.

Она хлопнула по кипе медицинских карт и глянула на акварель с яхтой. «В году всего 365 дней, и я не стану тратить даром еще один из них!»

Мара прошла по короткому коридорчику, стукнула из вежливости в дверь доктора Сили и сразу открыла ее.

Он поднял голову, опешив от неслыханной дерзости: кто ей позволил войти? Толстые губы угрожающе выпятились.

– Доктор Сили! Я увольняюсь.

Дандайамана Дханурасана.На санскрите – позы «натягивание лука стоя». Линдси стояла на одной ноге, одной рукой держа себя за щиколотку, а другой ладонью вниз тянулась к своему отражению в зеркале. Рука твердая и сильная – лазер, а не рука.

Пот стекал ручьем по спине, капал с подбородка, щекотал ладонь, сжимавшую щиколотку. Сказка! У Линдси еще никогда не было ощущения такой юной кожи. Упражнения на равновесие в бикрам-йоге – штука не простая, но прошло всего каких-то два месяца, а она уже потихоньку начала с ними управляться. И падает уже гораздо реже, чем раньше.

– Пинок, пинок, пинок, – говаривал инструктор. – Играйте. Если не увижу, как вы падаете, я буду знать, что вы, ребята, плохо стараетесь.

Все дело в равновесии. Линдси приняла исходное положение. Сердце работало как мотор – ровно, сильно. Такой она теперь себя ощущает. Сильной. Следующее упражнение – «балансирующая палка».

Ее знаменитый обморок и слухи о колдовстве не настолько подмочили ее репутацию в Фонде, как она опасалась. Теперь Линдси занималась подготовкой «тихого» аукциона, который должен состояться осенью. Даже Эвелин Кентвелл простила Линдси за то, что та отключилась в тарелке с ее десертом, и пригласила в организационный комитет по отделке дамской комнаты отдыха в штаб-квартире Фонда. Говорят, когда Эвелин доложили, что Линдси якобы предложила лиловый в качестве основного тона, та не смогла уразуметь – сделано это всерьез или в насмешку над самой Эвелин.

Что до слухов, кое-кто из женщин подходил к Линдси: мол, правда это или нет? И Линдси, к собственному удивлению, не стала все категорически отрицать. Напротив, практически подтвердила.

– Колдунья? Разумеется. Жду не дождусь, когда все увидят меня на моей новой метле от Версаче.

Забавно, что любопытство дам из Фонда было искренним – словно они всю жизнь интересовались колдовством и не прочь сами попробовать.

Глубоко в душе, думала Линдси, каждая женщина знает, что она ведьма. Ну и колдуйте себе сколько влезет. А Линдси решила отказаться от колдовства как способа добиться желаемого. Переворачивая коврик для «растяжки стоя», Линдси глянула в зеркало на свою задницу и осталась вполне довольна. Линдси продолжала следить за весом и делать гимнастику, хотя и не так рьяно, как раньше. Зато добавила бикрам-йогу.

Грета правильно сказала: у мироздания есть чувство юмора. Линдси оно подкинуло послание в виде каламбура: подними задницу! То есть в буквальном смысле. В конечном счете не столько желание, сколько ее решимость помогла ей похудеть. И теперь Линдси ясно понимает, что, если она хочет изменить мир, ей просто надо поднять задницу и действовать – с чикагским Женским фондом или без него.

Линдси встала, широко расставив ноги. Согнулась пополам и, задрав задницу, попыталась коснуться лбом пола. Удивительно нелепая поза, хотя грохнуться физиономией в яблочный торт и носить клеймо ведьмы – тоже не подарок.

Раскинув руки и глядя в глаза своему отражению, Линдси медленно клонилась вперед. «До чего я хороша… Фу!» Как не стыдно думать о самой себе так… хорошо. Ладно, пусть эта мысль будет ее тайной; никто больше не узнает.

Пальцы нащупали пятки, она нагибалась ниже, ниже, ниже. Может, сегодня наконец удастся дотянуться лбом до пола. Линдси с завистью покосилась на соседку. Немыслимо: та умудрилась коснуться икр локтями.

А йога в самом деле обладает живительной силой, даром что пот льет градом. Жарища – ерунда. Линдси готова заниматься бесконечно долго. Она улыбнулась, расслабилась, жжение в растянутых сухожилиях под коленками начало утихать.

И вдруг удивленная донельзя Линдси стукнулась лбом об пол; у нее вырвался смешок. Пот заливал глаза.

32

Сидя за длинным столом красного дерева, Клаудия наблюдала, как запотевает ее стакан. Перед каждым из присутствующих стоял стакан воды со льдом, и несколько кувшинов были расставлены в стратегически важных местах по всему столу. Капельки влаги росли, росли, сливались с другими, ручейки бежали по стенке стакана вниз, по дороге собирая новых попутчиков. Подставку Клаудии не дали. Ну и прекрасно – пусть заодно обвинят ее и в том, что она им стол испортила.

На Клаудию свалились крупные неприятности. Академия не приветствовала учителей, замешанных в делах, способных принести школе дурную славу. А в жизни Клаудии в последние месяцы дурной славы было хоть отбавляй. Потому Питерсон и звонил ей домой. Хотел со своей «располагающей» откровенностью сообщить, что вопрос о ее сомнительном поведении выносится на повестку дня следующего заседания педсовета.

И вот теперь она присутствует на собственной вариации процесса над Салемскими ведьмами – то бишь на весеннем заседании педсовета Академии.

Но если старейшины Салема положились на слова девочек-подростков, то в Академии обвинители полагались на слова некоего безымянного информатора. А в остальном, похоже, за триста с лишним лет мало что изменилось. Достаточно взглянуть на Марион и ее тупую непреклонность – такая же рукотворная истерика описывается у Артура Миллера в «Тигле».

Педсовет выражал «обеспокоенность», и Клаудии надлежало оправдаться. Она находит подкинутого младенца в школьном туалете, после чего имеет дерзость попытаться взять ребенка на воспитание. Она состояла и продолжает состоять членом книжной группы, в которой (по слухам) практикуется колдовство. Помимо этого, странные сведения поступают из ее класса: под сомнение ставится ее профессионализм как преподавателя, и вызвано это неоднократными ссылками на ее неспособность – или нежелание – писать на доске.

За окнами конференц-зала нежно зеленела юная листва. Кусты сирени, обрамлявшие круглую площадку перед школой, стояли в полном цвету – если бы открыть окна, сюда долетело бы их густое благоухание. Солнце сияло на изумительно синем небе, украшенном кое-где пушистыми белыми облачками. И воздух этим ясным майским утром наконец потеплел, вселяя надежду на скорое лето.

Клаудию слегка мутило. С тех пор как она в туалете глянула на тест и увидела две розовые полоски – они появились в считанные секунды, а не минуты, как значилось в инструкции, – с тех самых пор Клаудия уже не могла списывать утреннюю дурноту на нервы. Она была потрясена. Ее так захватили последние события – потеря Элиота, горькая оплошность с желаниями в Клубе, похищение Джил, а потом и проблемы в школе, – что мечты о ребенке отошли на второй план.

У нее задержка на неделю, а она не заметила! Даже извлеченный на свет божий позабытый листок разлинованной бумаги не сумел ее переубедить – она скорее готова была поверить в то, что отключилась и потеряла целую неделю жизни, чем в такую задержку.

После процедуры с тестом у Клаудии подкосились ноги и голова пошла кругом, пришлось опуститься на унитаз. Кусочек пластика покоился на крышке бачка. Клаудия несколько минут сидела, засмотревшись на две розовые полоски.

Но настоящий шок случился, когда она сообщила новость мужу. Клаудия упаковала тест как подарок, перевязала ленточкой и, сильно нервничая, вручила Дэну, как только он пришел с работы.

Тот округлил глаза на пакетик, а Клаудия нарочно напустила туману.

– Надеюсь, тебе понравится, – сказала она. – Это будет с тобой долгие, долгие годы.

Дэн с опаской развернул презент и покрутил в руках. А когда до него дошло – чуть не задушил ее в медвежьих объятиях. Оторвал от пола, закружил по комнате, но вдруг ахнул и осторожно опустил – видно, перепугался, что навредил ей или ребенку. Он был так счастлив, так взволнован! Чистая радость. Клаудия не знала, какой будет реакция, но такого определенно не ждала. Дэн сказал, что, когда у них забрали Элиота, его отношение к возможному появлению собственного ребенка изменилось.

– Я думал, что почувствую облегчение, а мне… стало грустно. Я был страшно разочарован. Так странно. И так неожиданно. Вот тогда я и решил: если мы забеременеем, это будет, в общем, неплохо. Нет, гораздо больше. Это будет здорово!

А потом началось то, что Клаудия про себя назвала «явлением миру нового Дэна», счастливого Дэна. Он заговорил о покупке квартиры. («Если поразмыслить, мы с тобой накопили кучу денег. С лихвой хватит на первый взнос, еще и про запас останется».) Вдобавок он собрался открыть собственную фирму. («Не пойму, чего я так долго с этим тянул. Трусил, надо думать. А в этом деле, как и с появлением ребенка, всегда кажется, будто ты еще не готов, а надо просто взять и прыгнуть. И будь что будет».) И начал прикидывать, когда пойдет сдавать свои «металлоконструкции» и составлять бизнес-план. Вот так просто. Словно беременность Клаудии окрылила его.

Ее желание, чтоб Дэн стал счастливее, закончилось полным, безусловным успехом. По иронии, самое бескорыстное желание подарило ей счастье, о котором она и не мечтала. А впрочем, может, никакой иронии в этом и нет.

Клаудия тряхнула головой и вновь вернулась к происходящему в конференц-зале.

– Однако теперь, когда на сцену выступили бабушка и дедушка, мы уже не можем влиять на ситуацию, – говорил один из членов педсовета.

Мать Элиота бросила школу несколько недель назад, как только ее вычислили. Ее семья решила вернуться на восток,чтобы девочка поскорее забыла эту вульгарную историю.То, что они отказались от Элиота, удивило Клаудию – и в то же время абсолютно не удивило. У нее в голове не укладывалось, как можно отказаться от родного внука, при каких бы обстоятельствах он ни появился на свет. Однако в Академии она столько лет наблюдала подобные семейки, что должна бы уже перестать удивляться чему бы то ни было.

Мать Элиота училась в выпускном классе, а когда выяснилось, кто отец ребенка, Клаудии стала понятна, хотя бы отчасти, реакция семьи. Девчонка крутила роман с папиным деловым партнером, дядечкой средних лет.

Стало быть, Эйприл Сибли не была матерью Элиота – хотя и находилась с той в туалете в одно время. Более того, Эйприл, можно сказать, присутствовала при родах, только по наивности решила, что кто-то мучается от запора. Вдобавок ко всем бедам на матери в тот день были супермодные кроссовки, которые Эйприл запомнила, поскольку еще подумала, что будет забавно выследить по ним девчонку и при всех расписать, как та голосила на толчке. Незадачливую мать подвела пара навороченных кроссовок. По ним ее и опознали.

Эйприл, однако, призналась не сразу – скорее от конфуза, что не сообразила, чему стала свидетельницей, чем из человеколюбия.

Теперь опеку над Элиотом хотели оформить другие бабушка и дедушка, родители отца. По слухам, бабушка выдала что-то вроде «Элиот уж точно не вырастет таким раздолбаем, как наш сынок». И Клаудия тут же полюбила стариков.

Она радовалась, что Элиот будет расти среди родных, но все еще тосковала по нему. Впрочем, хоть малыша у нее и отняли, это не самая дорогая плата за дилетантский подход к колдовству. Надо благодарить судьбу за то, что Элиот был в ее жизни и успел сотворить для Клаудии и Дэна свое маленькое чудо.

Питерсон меж тем распространялся о последствиях молчаливого потворства колдовству.

Какое облегчение – уже перестал вещать о «подростковой беременности как сигнале тревоги». Идиот.Слушать тошно. В последние дни ей вообще было трудно сосредоточиться – гормоны будто сбесились. Надо что-то съесть, ублажить организм. Клаудия осторожно вытащила из сумки пакетик крекеров и распечатала под столом. Несколько членов педсовета повернули головы в ее сторону. Вот черт. Услышали шуршание целлофана.

«Ну и что теперь? Выставите за дверь?»

Капли на стенках ее стакана стали гигантскими. Клаудия сделала глоток и поставила стакан на стол с чувством, что совершила новое преступление: вероятно, питьводу не полагалось.

Рожать ей в декабре. Добрый знак – на праздники малыш уже будет дома. Даже если ее не выгонят с работы, новый учебный год она до конца не доведет. Для нее следующий весенний семестр пройдет без Эйприл Сибли, без обстрелов жеваной бумагой, без Марион Чаттерман и Питерсона. Никаких допросов о найденных младенцах, никакой воды со льдом, которую не позволено пить. Клаудия увидела себя на одеяле, разостланном на полу в гостиной. Рядом с ней малыш. Она трясет погремушкой, и оба они улыбаются.

«Если подольше посидеть в отпуске по беременности, я успею закончить книгу».

Клаудия обвела взглядом лица за столом. До чего у всех скучные, неживые глаза. Дурацкое сборище. И пора бы ему уже закончиться. Эти идиоты болтают, чешут языком сами не зная о чем: какими им видятся последствия пребывания в школе учителя с дурной репутацией, какова будет реакция родителей, как это скажется на численности учащихся и, что более важно, – на денежных пожертвованиях.

Марион Чаттерман взирала на Клаудию с отвращением, словно та на ее глазах сожрала целую толпу жевунов и мигунов. [23]23
  Жители сказочной Волшебной страны.


[Закрыть]И все трясла своими завитыми лохмами да поджимала губы.

Господи, как есть хочется! Хорошо бы под рукой и впрямь оказалась парочка жевунов. Клаудия пошарила в сумке – не завалялся ли еще один пакетик крекеров? Но пальцы наткнулись на нечто твердое. Клаудия заглянула внутрь – на самом дне что-то поблескивало. Она опять сунула руку в сумку, отодвинула связку ключей и вытащила кристалл, который давно считала потерянным. Неужели все это время он преспокойненько валялся здесь? Кристалл походил на миниатюрный меч. Ещеодин добрый знак.

Сжимая в руке свой меч-кристаллик, Клаудия задумалась о Грете. Вспомнила, как та рассказывала о желаниях, о магии. «Викканские орудия могущественны, потому что могущественны, – сказала тогда Грета, – а не потому, что люди верятв их силу». Грета не сомневалась, что собственной магией обладают многие вещи – мирра, кристаллы, травы. А Клаудия тогда подумала, что они вобрали в себя энергию и веру, которыми их тысячи лет наделяли тысячи женщин, – отсюда и магическая сила. Как с красными башмачками: сила всегда при тебе, надо только поверить.

– Не хотите ли высказаться по сути обсуждаемого вопроса, миссис Дюбуа? – Голос Питерсона вернул Клаудию в зал. Директор только что не подмигивал, дескать, даю вам шанс высказаться; есть ли еще на свете другой такой мудрый и великодушный начальник!

– Хочу, – кивнула Клаудия. – Мне есть что сказать.

Питерсон помрачнел – явно не ждал от нее такой готовности.

Все навострили уши, даже те, кто, как и сама Клаудия, слушал с пятого на десятое.

– Я долго слушала вас и поняла, что хотя последние сорок пять минут вы только о колдовстве и рассуждали, однако на самом деле ничегошеньки об этом не знаете. Речь идет о Викке, а это религия, основанная на поклонении Земле, природе и их сохранении. Викканцы отмечают начало каждого времени года, каждого жизненного цикла. Они не поклоняются Сатане и не откусывают головы цыплятам. Вы это так себе представляли, верно? Похоже, вы насмотрелись фильмов ужасов… Или еще более невежественны, чем я предполагала.

Клаудия перевела дух. «Надо все отрицать… Или объяснить, что я не… Стоп. Как известно, оправдываешься – значит, виновен. Ха! Пусть гадают!» Клаудия подавила усмешку и продолжила:

– Можете меня повесить. Или сжечь на костре. – Она сделала паузу по всем правилам ораторского искусства. – Хотя публичное повешение – пожалуй, перебор. Но что бы вы ни решили сделать со мной, это будет рассматриваться как дискриминация на религиозной почве. Викка – это религия, а религиозное преследование, если не ошибаюсь, противозаконно, что докажет любой мало-мальски сведущий адвокат.

На лице Марион был написан ужас. Дрогнули почти все, особенно Питерсон. Мыслительный процесс отражался на физиономии директора: «Она знает? Эта ведьмазнает про меня и Марион?» Ох, как он испугался. До смерти.

– Религиозная дискриминация? Серьезное обвинение, – подал голос Генри О'Коннор, уже не такой волосатый. – И определенно дискредитирует Академию. Мы всегда гордились широтой взглядов. А Викка – действительно религия, что признано на правительственном уровне. Военнослужащие даже получают отпуска на этом основании.

Браво, Генри! Должно быть, Мара его просветила.

– Сейчас Академии меньше всего нужна какая-либо шумиха. – Генри подождал, пока слушатели проникнутся. – Миссис Дюбуа ясно дала понять, что на преследование со стороны школы ответит судебным иском. Полагаю, она в своем праве. И позволю себе предположить, что суд будет на ее стороне. Лично я считаю, что мы должны закрыть эту тему, взяв на вооружение принцип «ничего не слышу, ничего не вижу, ничего не говорю». Мы с вами затеяли подлинную охоту на ведьм, и это создаст кошмарный… – он остановил взгляд на каждом из собравшихся за столом, – кошмарный прецедент. На карту поставлена карьера. Возможность зарабатывать на хлеб. Мы все знаем Клаудию. Она помогла несчастному малышу. Быть может, спасла ему жизнь. У нее такое доброе сердце, что она даже хотела стать ему приемной матерью. Неужели вам не ясно? Клаудия не оказывает на наших учеников дурного влияния, и вы сами прекрасно это знаете. Я лично сомневаюсь, что мог бы проявить такую сдержанность, будь в моей власти превратить парочку из них в лягушек. – Генри хмыкнул.

Кое-кто из учителей испуганно покосился на Клаудию. Они-то видели, что жена Генри сделала с самимГенри!

Долгую мертвую тишину в зале нарушило звяканье льдинок в чьем-то стакане. Затем Питерсон прочистил горло.

– Думаю, мы примем… – он снова кашлянул, – примем это к сведению. – Директор был бледен, то и дело переглядывался с Марион. Потом потер подбородок, лицо его как по волшебству озарилось дружелюбием. – В свете новой информации относительно… э-э… религии Викка… полагаю, мы можем прямо сейчас снять все обвинения, выдвинутые против миссис Дюбуа. (Марион подбадривала его чуть заметными кивками.) Не вижу причин, по которым стоило бы продолжать данное слушание и разбирательство…

– Отлично! – Клаудия отодвинулась на стуле и встала, хотя Питерсон наверняка только набирал обороты – вся речь была впереди. – В свою очередь хочу сообщить, что я беременна и беру положенный мне отпуск прямо сейчас. И до конца следующего года. Так что… – она улыбнулась, – можете решать мою судьбу не торопясь.

Эффект потрясающий. У некоторых даже челюсти отпали.

Клаудия одарила собрание полной ликования улыбкой, подхватила сумку и двинулась на выход.

Проходя мимо Марион, притормозила и вскинула ладонь с вытянутым указательным пальцем, будто волшебной палочкой взмахнула.

Марион отшатнулась, вжалась в спинку стула и оцепенела. Только глаза умоляли: «Не надо! Пожалуйста, не надо превращать меня в лягушку!»

– Меня можно поздравить, верно? – Клаудия медленно, выразительно похлопала себя по животу, где постукивало сердечко ее малыша.