Текст книги "Клуб желаний"

Автор книги: Ким Стрикленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

19

Ягоды с мятой и соусом «Гранд Марньер»

Яблочный торт с лимоном и корицей

Ванильное крем-брюле

Тирамису

Ореховое мороженое с малиновым сиропом

Линдси в отчаянии изучала записи в блокноте. Полная безнадега. Надо выбрать десерт для обеда в Женском фонде в честь весенней демонстрации мод. Отель «Метрон» представил список, а что выбрать-то? Вот будет ужас, если она ошибется! Интуиция подсказывала остановиться на ягодах с мятой. Яблочный торт – определенно не то. Фи.Тирамису и крем-брюле – аналогично. А вот ореховое мороженое… Гм-м.

Все должно быть идеально.

Она взяла блокнот и направилась по коридору к кабинету Эвелин Кентвелл. Дверь была распахнута, Линдси вошла и только тут заметила, что Эвелин прижимает к уху телефон и молча кивает кому-то на том конце провода. Линдси застыла на месте. Черт! Надо было хоть вид сделать, что стучит, поскрестись из вежливости. Дура бестолковая. Такая промашка!

Эвелин подняла глаза, Линдси одними губами произнесла «прости» и попятилась к двери, но Эвелин замахала рукой: ничего-ничего.Прижимая блокнот к груди, Линдси стояла у двери, а Эвелин продолжала беседу.

– Какая жалость, солнце. (Пауза.) Все еще может измениться. Две недели впереди. (Пауза.) Что ж, нам будет тебя не хватать, но семья, конечно, важнее. (Пауза.) Да, солнце. И ты будь здорова. Дай знать, когда вернешься в город. И ни о чем не беспокойся. У нас все схвачено. (Пауза.) Разумеется, солнце. Передавай привет Стаффорду и девочкам. Пока-пока.

Эвелин опустила трубку на стол, но руки от нее не отняла.

– Прости, я так вломилась… – пробормотала Линдси.

– Пустяки, солнце. – Эвелин помахала телефоном: – У Нэнси Блейдс в Калифорнии заболела мать, так что зимние каникулы у нее затянутся. Раньше мая не вернется.

– Какой ужас. Должно быть, что-то серьезное.

– Опоясывающий лишай. Страшная, говорят, пакость. Хотя ты же знаешь этих Блейдсов – вечно сгущают краски. – Эвелин заговорщицки подмигнула Линдси.

Эвелин часто так подмигивала, но ей – впервые. Линдси едва не запрыгала на месте. С трудом удержалась.

– Так что ты хотела, солнце? – Эвелин бросила взгляд на блокнот, который Линдси к себе прижимала.

– Десерт.

Эвелин вздернула бровь.

– Хотела узнать твое мнение насчет десерта для нашего обеда.

Эвелин усмехнулась:

– Теперь понятно. А то ведь, насколько мне известно, кое-кто в последнее время старательно избегает любых десертов.

– Вообще-то… Да! – Линдси бросила взгляд на собственную талию и, сама того не желая, несколько раз возбужденно пристукнула каблуками.

– Посмотрим, что там у нас. – Эвелин кивком подозвала Линдси, и они вместе склонились над блокнотом.

– По-моему, ягоды с мятой подойдут лучше всего, но мне хотелось посоветоваться.

Эвелин взяла ручку и пробежала все меню, постукивая кончиком ручки по каждому названию.

– Тирамису и крем-брюле – избито, а уж яблочный торт… – Линдси презрительно фыркнула. – Ягоды – совсем неплохо. Да и мороженое тоже ничего.

Эвелин подняла глаза от списка. Она держала ручку двумя пальцами, одним ее концом касаясь уголка рта. И разглядывала Линдси.

Линдси занервничала.

– Как скажешь… Наверное, они все хороши – это же «Метрон». – Линдси хихикнула.

Эвелин не сводила с нее глаз.

– Разумеется! – наконец воскликнула она. – Как это я сразу не догадалась! – Она направила ручку на Линдси. – Это самое разумное.

– Ягоды?

– Ягоды? – удивленно вскинула брови Эвелин. – Нет, солнце. Ты.

– Я?

–  Тызаменишь Нэнси на подиуме! – Эвелин откинулась на спинку стула. – Без нее нам не хватает одной манекенщицы, я всю голову сломала – кого подобрать, да еще в такой спешке. А ты сказочно выглядишь. – Эвелин окинула Линдси взглядом с ног до головы, заглянула в глаза.

Линдси потеряла дар речи. Сама Эвелин Кентвелл только что пригласила ее в манекенщицы на весенней демонстрации мод Женского фонда! Свершилось! Ей хотелось ущипнуть себя. Расхохотаться. Зареветь. Подскочить до потолка. Вот он – заветный пропуск в высшее общество. Здесь и сейчас исполнилась мечта всей ее жизни.

Или, вернее, исполнилось ее желание.У Линдси затряслись руки, и она сунула их под мышки, чтоб Эвелин не заметила дрожи. Не переусердствуй. Не упусти свой шанс. Не повторяй Клаудию.

Наконец-то, наконец Линдси избавилась от лишнего веса, который изводил ее всю сознательную жизнь. Сбросила почти девять килограммов. И что же получается – только это и требовалось? Единственное, что ей мешало, – собственная толстая задница? Только из-за этого они ее не принимали? Вероятно, естественная реакция на эту мысль – отвращение – отразилась у Линдси на лице, потому что Эвелин спросила:

– В чем дело, солнце? Не хочешь?..

– Нет. То есть ДА! С огромнымудовольствием. Я всю жизнь… то есть я с радостью приму участие в показе. С большой радостью.Это такая честь. – Линдси одарила Эвелин улыбкой, спокойной и довольной; во всяком случае, она надеялась, что улыбка вышла спокойной и довольной. – Готова помочь всем, чем могу.

– Тогда запланируй выход на подиум. Переговори с Марлой, узнай, что должна была показывать Нэнси, посмотри, не нужно ли что перешить, подогнать. Хотя вряд ли. Нэнси у нас – кожа да кости, но ты, честно говоря, теперь такая же. И между нами, если уж зашла речь, – у тебя все в порядке, солнце? Ты так быстро похудела. Как Джеймс? У вас с ним все в порядке?

– Прекрасно. Нет, правда, все отлично. – Линдси рассеянно провела рукой по плоскому животу. Диета и упражнения. Никаких проблем. Исполнение желания.

– Ну и чудесно. А ты не против дополнительной нагрузки – на тебе ведь обед и все такое?

– Нет. – Кажется, она слишком поспешно это выпалила. – С обедом все под контролем. А участвовать в показе – одно удовольствие. Завершающий аккорд.

– Ну замечательно. Замечательно, солнце. Я страшно рада, что ты нас выручишь. – Эвелин понимающе усмехнулась и вернулась к списку десертов: – И я полагаю, твой выбор ягод с мятой безупречен. Лучшего завершения обеда не придумать. Никаких яблочных тортов! – Эвелин захохотала, а с ней за компанию и Линдси. Ха-ха-ха! Яблочный торт – умереть со смеху!

Линдси выскочила от Эвелин и до своего кабинета летела как на крыльях. Она будет участвовать в показе! Линдси Тейт-Макдермотт и ее новенькая задница шестого размера [19]19
  Соответствует российскому 40–42 размеру одежды.


[Закрыть]будут дефилировать по подиуму чикагского Женского фонда. Какой прекрасный финал волшебного дня, как десерт после превосходного обеда. Завершающий аккорд.

Джил постучала к Мэттью. Он не ответил, она постучала сильнее, ей уже не было страшно, что дверь распахнется и глазам предстанет то, что видеть не очень хотелось. Подождала. Если сейчас же не откроет, она струсит и откажется от своего плана – у нее не хватит духу попросить его помочь. Не поднять тяжелый ящик или натянуть большой холст, нет. Ей нужна помощь, которой она еще никогда ни у кого не просила, очень личная помощь.

Джил покрутила ручку. Заперто. «Дура я. И план дурацкий. Не нужна мне никакая жилетка, чтоб поплакаться. Мне просто…»

– Иду, иду! – раздался за дверью голос Мэттью.

Дверь открылась, и натурщица Мэттью, накидывая легкий халатик, искоса бросила на Джил уничтожающий взгляд. Джил оставила его без внимания.

– Не хотела мешать, но мне очень нужно… Хотела поговорить. – Она опустила голову, перевела дух и на секунду зажмурилась, пытаясь унять нервы.

У Мэттью обе руки были в свежей краске телесного цвета. В одной руке он держал кисть.

– Ничего. Мы все равно уже собирались закругляться. – Мэттью присел, заглянул ей в глаза. – Эй, что стряслось? – Он хотел тронуть ее за плечо, но вовремя спохватился и обтер руку о перемазанные краской джинсы. – В чем дело? – Он за подбородок приподнял ей голову, чтоб видеть глаза.

– Мне нужно… Я… – Джил едва удерживала слезы.

Мэттью выпрямился и обернулся назад:

– Синнамон?

Синие глаза Синнамон внимательно следили за происходящим.

– Да?

– На сегодня все. Можешь одеваться.

Синнамон постояла не двигаясь, будто не расслышала, затем повернулась и лениво направилась к японской ширме в дальнем конце студии. Один за другим с верхушки ширмы исчезли шерстяной свитер и джинсы.

Мгновение – и Синнамон уже перед ширмой. Вероятно, дама из тех, что не обременяют себя возней с нижним бельем, решила Джил. Вон как соски топорщат свитер.

– Завтра продолжим. В десять? – сказал Мэттью.

Синнамон медленно наклонила голову:

– Ладно.

– Тогда до завтра.

Она проплыла мимо Мэттью, сверля взглядом Джил.

Джил вроде бы не прервала ничего интимного, но Синнамон явно демонстрировала, что незваная гостья спутала их планы.

Когда они остались одни, Мэттью повторил вопрос:

– Так в чем дело, Джили?

Джил медлила. Оказавшись здесь, она уже не знала, хочет ли идти до конца, готова ли исповедаться.

Наконец выговорила:

– Я в ступоре. Выставка на носу, столько надо успеть, а я не в состоянии даже… – Снова подступили слезы. Джил задрала голову, чтобы остановить их. – Такое чувство, будто с ума схожу. Я… просто сама не своя. Со мной еще никогда такого не бывало, никогда в жизни.

– Тебя никогда не заклинивало?

Джил покачала головой и всхлипнула.

– Джили, малышка! Ты что, вчера родилась? Всех заклинивает. Особенно накануне выставки.

Это верно, перед выставками она всегда была на взводе – сплошной комок нервов. До бесконечности возилась с какой-нибудь картиной, из кожи вон лезла, чтобы довести до ума, делала последний мазок – и гробила все к чертям собачьим. Но работать-то она могла. Нервы шалили – да. Но сейчас совсем другое.

– Я не могу работать. Пялюсь на холст и… ничего.

– Сли-и-ишком уж ты строга к себе. Надо рассла-а-абиться! – Мэттью подошел к раковине, сунул руки под воду. – Присядь-ка, потолкуем. – Он мотнул головой на диван у окна.

Джил исподлобья глянула на Мэттью: там они обычно занимались сексом.

– По-другому расслабиться. – Он с улыбкой поднял мокрые руки: – Клянусь. Просто поговорим. Приведем тебя в норму.

Вытерев руки, Мэттью сел рядом с ней на диван:

– У тебя куча благожелательных анонсов, так? И это очень неплохо, так?

Джил пожала плечами, подняла на него хмурые глаза.

– Само собой, неплохо. Знаю, из-за этого тоже начинаешь психовать, но ты же моя малышка Джили!.. – Он обезоруживающе улыбнулся, но у Джил не было сил ответить на улыбку. – Да брось! Все не так плохо, как кажется. У тебя ведь достаточно работ для выставки, верно? Даже если Гретель…

– Грета.

– Ну, Грета. Пусть она твердит, что их маловато, – что с того? Что за беда? Выставка-то все равно будет. Ну не станет она твоим прорывом. Подумаешь! В этот раз не станет, в другой раз станет. И всех делов! Штука вот в чем, малышка… Вот что тебе надо попробовать. Я сам так делаю, когда меня заклинивает. Я притворяюсь,что надо мной ничего не висит. – Мэттью откинулся назад и поднял брови: гениально, а?

Джил молча смотрела на него. О чем он говорит?Сейчас он казался совсем мальчишкой.

– Я натягиваю холст, плана у меня никакого, и начинаю что-то набрасывать. Говорю себе: ты никому ничего не должен. Никаких выставок, можешь вообще никому не показывать. Рисуй – и все. Ни для кого. На выброс. Просто намалюй хоть что-нибудь. И знаешь, что получается?

Джил покачала головой.

– Брось, знаешь!

– Получается хорошо.

– Получается хорошо, – кивнул он.

Джил кивнула в ответ, словно идея пришлась ей по душе. Но Мэттью и вообразить не может всего ужаса ее положения. Она даже притворитьсяне в состоянии. Учитывая, что за этим стоит заклинание, что в нокаут ее отправило колдовство. Рассказать?Нет. Это не решение. Ничему не поможет, только подольет масла в огонь.

– Я не могу притвориться; вообще ничего не могу.

– Ладно, тогда мы вот что сделаем. Сегодня. Прямо сейчас. Мы отправимся в ближайший винный магазин и купим лучшего виски. Потом заглянем в соседний видеоклуб и возьмем – что? «Касабланку»? «Гольф-клуб»? Что хочешь. Затем поедем ко мне и под это дело хорошенько напьемся. Потому что сейчас самое время расслабиться и забыться. А завтра в десять часов я притащу тебя сюда и запру в студии, и ты накалякаешь какую-нибудь муру для помойки. А в полдень, когда ты выбьешь свой клин,ты спустишься сюда и мы снова как следует позлим Синнамон, выставив ее за дверь, – усмехнулся он.

Он заметил!

– И в благодарность за великолепный совет, который так тебя выручил, ты угостишь меня чашечкой кофе «У Салли».

Джил не смогла сдержать улыбки. Какой милый и, похоже, любит ее по-настоящему. Так и горит желанием помочь. А может, его план и сработает. Может, завтра к полудню она уже будет в норме. Ему-то самому помогает. Впереди еще целых две недели. И кто запретит ее картинам подсыхать прямо на стенах «Одиннадцатого дома» уже после открытия? Во всяком случае, можно рискнуть. Какого черта. Если уж она с готовностью уцепилась за мысль, что ее творческие силы парализовал заговор, почему бы с такой же готовностью не уцепиться за мысль, что из ступора ее выведет дурацкий план Мэттью?

Похоже, решение поговорить с ним было не таким уж скверным.

– Ну? Что скажешь? – спросил Мэттью. – Как тебе мой план? Годится?

– Годится.

20

Двадцать пять пар глаз сверлили спину Клаудии. Она не могла заставить себя обернуться. Что происходит?Она постукивала маркером по доске, отчаянно пытаясь написать: «Сердце тьмы», но маркер не слушался. После нескольких загогулин кончик маркера застучал по доске. Отвратительный звук. Рука Клаудии не могла изобразить на доске ничего удобочитаемого.

– Чертова штука! – воскликнула Клаудия, встряхивая несчастный маркер. – Вечно без чернил. – С идиотской кривой улыбкой она повернулась к классу: – В общем, так: «Сердце тьмы».

– А там на полке есть красный, – сообщил кто-то из учеников.

Клаудия скривилась:

– Да? Спасибо. А ну его, красный. Будто тетрадки проверяешь. – Она хихикнула. – И потом, мне… нам совсем не обязательно, чтобы название было на доске. Обойдемся сегодня без него. – Клаудия поправила очки. – Надеюсь, следующие сорок пять минут и так никто не забудет, что мы изучаем «Сердце тьмы».

Теперь все двадцать пять пар глаз сверлили ее лицо.

– Хо-ро-шо-о. – Она взяла книгу, обошла стол и присела на него, скрестив ноги и положив на колени «Антологию коротких рассказов». – Кто назовет главного героя?

– Мне нравится запах напалма по утрам, старик.

– Верно, Том. Повесть Конрада легла в основу фильма. А теперь, раз уж ты сам вызвался, назови главных героев «Сердца тьмы» и «Апокалипсиса сегодня».

– О че-ерт, – простонал Том, осознав собственную ошибку.

Класс дружно загоготал.

Том запинался, заикался и в конечном итоге все переврал.

Парень имел такое же представление об английской литературе, как Клаудия о том, что с ней творится. «Что ж это такое? Я не могу писать!» Господи, только не это! Неужели снова желание? Быть не может. Она ведь вычеркнула то желание, насчет романа, да и желала-то она писать.А теперь она не можетписать.

– Нет!

Двадцать пять пар глаз вопросительно уставились на нее. Том замолк. Ну и ну.Она выпалила свое «нет» вслух! Клаудия укоризненно покачала головой.

– Нет, – повторила она спокойнее, стараясь, чтоб на этот раз слово прозвучало как обычно, – но ты на верном пути. Давай попытаемся понять, какая разница между главным положительным героем и главным отрицательным героем. Кто нам объяснит? Эйприл? Пожалуйста.

Эйприл с самодовольной улыбочкой пустилась в объяснения. А вдруг станет хуже?Вдруг Клаудия вообще больше никогда не сможет писать? Как она будет работать? Да что там работать – ни записку не написать, ни адрес на конверте. Ужас, ужас!

Что-то с грохотом упало на пол у задних парт. Циркуль. Помнится, точно таким сама Клаудия пользовалась на геометрии. Циркуль валялся в проходе между двумя последними столами, никто на него не предъявлял прав. Но Клаудия поклялась бы, что вещица принадлежала Тому.

– Это еще откуда взялось? – Она перебила рассуждения Эйприл по поводу положительных / отрицательных героев.

Молчание.

Теперь уже Клаудия вглядывалась им в глаза. Куда катится этот мир, думала она, если детям больше не разрешают носить в школу циркули? Старый добрый инструмент для рисования окружностей угодил под запрет наравне с оружием и наркотиками. Выносить циркули из кабинета математики строго запрещалось. До чего сузилась окружность нашей нравственности.

Удивительно еще, что педсовет заодно не предложил переименовать и саму мат. лабораторию, – очень уж напоминает «мат», а поди догадайся, к чему это может привести. Хотя, по правде говоря, название мат. лабораториясовершенно идиотское. Не поджаривают же они там косинусы на бунзеновских горелках.

Двадцать пять пар глаз не открыли ей ровным счетом ничего. Никто не стукнул на владельца. Клаудия вздохнула.

– Я это забираю.

Она прошла в конец класса и подняла циркуль.

– Политика абсолютной нетерпимостии все такое. – Клаудия указала на острый кончик, собираясь высказаться в том смысле, что все это смешно. Но тут палец коснулся циркуля, и она резко отдернула руку – на пальце появилось ярко-красное пятнышко крови. «Будем надеяться, никто не заметил».

Клаудия обошла стол, открыла нижний ящик и бросила циркуль в сумку, сделав мысленную отметку: не забыть попозже занести его в мат. лабораторию. Черкануть себе памятку не хотелось даже пробовать.

Задвигая ящик, Клаудия быстренько облизнула палец, затем вернулась на прежнее место, снова уселась на стол, скрестила ноги, снова уложила на колени «Антологию» и постаралась не обращать внимания на вкус крови во рту.

– Приемная доктора Сили, – радостно пропела Мара в трубку, хотя радости не испытывала. В последнее время такое с ней случалось чаще и чаще. А началось все в конце прошлой недели – ее голос стал позволять себе слишком много вольностей. Некоторые предложения звенели веселой песенкой – по телефону особенно заметно. – Понедельник и среда с восьми до пяти, вторник и четверг с девяти до семи. – На Марин слух, звучало как детский стишок. – Пятница – с семи до полудня.

Полу-у-дня.Мара залилась, как хороший дверной звонок. Да что с ней такое?

Слава богу, дама на том конце провода сочла это милым. Старушка, похоже, сильно впечатлилась Мариной жизнерадостностью:

– Мне еще не доводилось говорить с такими регистраторами! Обычно они такие грубиянки!

Мара хотела объяснить, что она не регистратор, но это вышло бы грубо, – к тому же она наверняка пропела бы это в своей новой манере, которая только вызывала приступы болтливости у бабули. Сейчас старушка объясняла, что у нее неладно с деснами и какименно неладно, а Мара молча внимала, не доверяя собственному голосу и не решаясь открыть рот. Дама хотела записаться на эту неделю – вторую неделю марта, – и Мара чуть не расхохоталась. Но это тоже было бы грубо.

– До тринадцатого апреля у нас все забито, – сказала она.

Трубка надолго замолчала.

– Тогда запишите меня на тринадцатое апреля. У вас такой милый голос. А у нас в Фонде так рекомендовали доктора Сили… Уверена, он мне понравится.

Вот будет любопытно взглянуть на выражение ее лица, когда она встретится с доктором Сили. Впрочем, старушки его обожают, особенно престарелые тетки из Женского фонда. Необъяснимо, но факт: дантист д-р Сили – любимчик чикагских светских дам в возрасте. Чем только он их притягивает? Кабинет, прямо скажем, так себе и расположен не бог весть в каком районе. Должно быть, привередливым старухам странным образом по нраву полное отсутствие индивидуальности и холодность доктора Сили. Возможно, он им напоминает богатеев-мужей. Нынешних или бывших. А скорее всего, им просто нравится, как доктор Сили сплетничает – будто вовсе и не сплетничает. «Как поживает Энн Батиста?» – «Прекрасно, а что?» – «Да так, ничего. Просто я очень переживал за нее. А как же, ведь после развода у нее ничего не осталось». И глаза пациентки загорались огнем. «Да что вы говорите? Совершенно ничего не осталось после развода? Я так и знала, новый „Мерседес“ – это ширма!»

Мара переложила телефон в другую руку и записала данные бабули. Можно бы прямо сейчас завести карточку, чтоб не возиться, когда пациентка придет, но Мара проголодалась. Она полезла в стол, чтоб чем-нибудь подкрепиться, и замерла над раскрытым ящиком. Все вроде так – да не так, будто кто-то здесь рылся. Небось доктор Сили совал свой нос, подумала Мара и вытащила пакетик инжира. Хоть не отчитал за то, что она держит в столе съестное, и на том спасибо. Струхнул, должно быть, что придет ее муж и наподдаст как следует, подобьет оба глаза ему

Целлофановый пакетик от инжира шелестел, перекрывая успокаивающие звуки «Лайт-радио». Мара подпевала: «Ты ветер под моим крылом». Терпеть не могла эту песню, но и поделать с собой ничего не могла. Хрустя семечками инжира, подкатилась на стуле к шкафу у стены за пачкой новых карточек. И здесь тоже кто-то покопался – будто искал что-то, а потом запихал все назад, но как попало.

«Что он искал-то? Мог бы уж и запомнить, где у меня что лежит».

Мара перестала жевать. Книги. В столе лежали две книжки по колдовству! Викканские заговоры – «Повседневная магия для обычных людей» и «Викка, основные принципы». Мара открыла средний ящик, тот, который она могла запирать, но никогда себя этим не утруждала. Книги были на месте. В этот ящик явно вообще не заглядывали. Что бы доктор Сили ни искал, похоже, он нашел это прежде, чем добрался до ящика с книгами. Мара сунула в рот еще одну инжирину.

– Знал ли ты, что ты герой мо-о-ой!

Да что на нее такое нашло? Ненавидит эту песню, а все поет да поет! Мара выключила радио. Брр.

Песня по-прежнему крутилась в голове. И она ее напевала. Не могла остановиться. Не могла перестать петь.

– Хочу, чтоб ты знала, мне правда известна.

Черт, черт! Мара с трудом проглотила последний кусочек инжира, подняла трубку и набрала номер Клаудии.

Как только урок закончился и ученики вышли из класса, Клаудия устроилась за столом с ручкой и листом бумаги и попробовала написать собственное имя. Не вышло. Несмотря на все ее старания, нужные буквы не выводились. Клаудия попробовала другие слова – с тем же успехом. Перед ней лежал тетрадный листок, покрытый неразборчивыми каракулями, черточками и точками.

У нее не получается писать!Что ж теперь делать? Она перебрала в уме все – от артрита до болезни Альцгеймера, все известные ей недуги, вследствие которых тело начинает само себя разрушать и отказывается выполнять простейшие движения. Но ведь только нынче утром она преспокойно печатала на компьютере, когда проверяла почту, и в учительской благополучно донесла чашку с кофе до стола, не разлила, не опрокинула. И перед уроком завязывала шнурки на туфлях. А писать не может. Что ж такое стряслось с ее руками?

Клаудия облокотилась на стол, подперла подбородок ладонями. Сняла очки, потерла переносицу и принялась рассеянно грызть дужку. Но как только сообразила, что делает, тут же вытащила дужку изо рта. Только этого не хватало! Еще одна нервная привычка.

Нужно срочно поговорить с кем-нибудь из Клуба. С Линдси или с Гейл. Да, но из класса по мобильному не позвонишь, а к воротам некогда – скоро второй урок. Можно попробовать запереть дверь, но с ее везением кто-нибудь непременно явится – Эйприл или медсестра Марион, а то и сам директор Питерсон – и застукает ее за нарушением школьной дисциплины.

Да и чем поможет разговор с подругами? Две недели назад Клаудия поделилась с Линдси. «Мне кажется, – сказала она тогда, – что я нашла подкидыша благодаря своему желанию». А та лишь отмахнулась. Потрясающая способность перекраивать реальность под собственную точку зрения! Если сама начала худеть и задница стала уменьшаться с каждым днем – это сбылось желание, а если Клаудия нашла младенца ( немедленно,как и пожелала) – это всего-навсего забавное совпадение.

– Такое случается сплошь и рядом, Клод. При чем тут твое желание? Мы же загадали, чтоб ты забеременела, а не натыкалась на готовых младенцев, которые валяются где попало.

– Он не валялся где попало. Я нашла его в моей школе, в туалете на этаже, где мой класс…

– Не думаю, дорогая…

– Я знаю, что ты не думаешь! А вдруг боги понимают наши желания… буквально? Может, обращаясь к ним, надо выражаться как можно точнее?

Но Линдси уперлась рогом, и Клаудия позвонила Гейл. Эту убеждать не пришлось, она перебила Клаудию на полуслове:

– По-моему, беда с Эндрю приключилась из-за нас. Из-за нашего… из-за моего желания!

Клаудия хотела найти единомышленника, который разделил бы ее опасения, что с исполнением желаний что-то не так, а теперь… теперь, когда Гейл оказалась на ее стороне, Клаудия многое отдала бы, чтобы разубедить подругу. Если Гейл решит, что дети пострадали из-за нее, это ее убьет. Клаудии хотелось ее успокоить – но каким образом? Как женщина, которая не верит в совпадения, которая убеждена, что на все имеются свои причины, сможет убедить Гейл, что Клуб не виноват в несчастье с Эндрю?

А если подумать – где доказательства, что это сделали они? Где? Все бред! Если б кто со стороны их послушал, наверняка решил бы, что бабы свихнулись. Как там говорится? Тому, кто верит, доказательства не нужны; тому, кто не верит, никакие доказательства не помогут.И какая часть про них – первая или вторая?

– Знаешь, Гейл… я никак не могу убедить саму себя, что свечки, заклинания, руки вместе… что все это как-то может изменить мир. Стоит оглянуться, задуматься на минуточку – и все кажется нелепым. Правда?

И Клаудия позволила себе поверить, что, может быть, в случае с желаниями, которые исполняются шиворот-навыворот,они все выдумали.

И верила до сегодняшнего дня. До того момента, когда спустя две недели вдруг поняла, что не может нацарапать собственное имя. А ведь она даже не загадала«писательское» желание. Что-то страшное происходит.

Клаудия поморщилась, глядя на свои каракули. Они с подругами влезли во что-то такое, что уже не поддается управлению. Она смяла листок и швырнула комок в корзину.

Желания сбываются.Это факт. Желания пошли вразнос.Тоже факт. И теперь, что бы ни твердила Линдси, во что бы ни желала верить Гейл, в чем бы сама Клаудия ни пыталась себя убедить, ясно одно: положение надо как-то выправлять. Если это еще возможно.

Гейл сидела на чердаке, в пыли, среди нескольких дюжин раскрытых коробок, и злилась на Джона. Никогда в жизни – ни в этой, ни, если на то пошло, в прошлых жизнях – она еще не была так зла на него. Джон порыскал по дому, их кассетуне нашел – и умыл руки. В глубине души она с самого начала знала, кому придется бросить все и основательно заняться поисками. Джон и бутылку кетчупа в холодильнике не способен отыскать. А чего стоит его любимая цитата из Вольтера «Ненавижу женщин за то, что они всегда знают, где что лежит»? Старик заявил это в восемнадцатом веке. За прошедшие три сотни лет мужские «поисковые» способности могли бы, кажется, проделать какую-никакую эволюцию.

Из-за пропавшей кассеты Гейл была на грани отчаяния. Она обшарила весь дом, оттащила в спальню все неподписанные кассеты и пересмотрела (когда дети заснули) на маленьком телевизоре. Тойне было.

Сегодня Гейл взялась за чердак – единственное место, куда она еще не заглядывала. Где-то она есть, эта треклятая кассета, – но где? Не отдали же они ее, в самом деле.

Гейл плюнула на разгромленный чердак и с черными от пыли руками отправилась в свой кабинет на втором этаже. Заперла дверь, навскидку набрала в поисковой строке «высокие голые блондинки»…

И ужаснулась. Боже милостивый! Больше миллиона ссылок. Она кликнула на каком-то сайте и оглянулась на дверь – точно закрыта? Некоторые из девушек совсем молоденькие.

Ерунда все это.Нет здесь «высокой голой блондинки» по имени Гейл. А кассета пропала. Зажевал видик пленку – ее и выбросили. Или записали сверху какой-нибудь сериал.

Но эти сайты… кошмар! Гейл никогда раньше не залезала на порносайты. Интересно, а Джон о них в курсе? Да здесь любой извращенец найдет чем поживиться. А некоторые картиночки? Ой-ой-ой! Нужно установить на компьютер «родительский контроль», и немедленно. Страница за страницей – настоящая порноиндустрия. Любительский сайт. Домашнее видео. Горячий секс от нашего дома – вашему дому.Гейл кликнула по ссылке. Сайт платный, но с нее хватит и фоток на главной странице. Мама родная!

Щелчок мышкой по другой ссылке.

Что она делает? Никаких свидетельств видеопленки одиннадцатилетней давности здесь, конечно, не найти. Но теперь ее одолело любопытство. Ну и картинки! Даже те, что выложены на главных страницах. Только подумать, один щелчок – и любой желающий в любое время дня и ночи может любоваться парочками, которые трахаются всеми возможными способами. Им с Джоном стоит поставить компьютер в спальню вместо видика. Гейл кликнула на ссылке «Похотливые хозяюшки у себя дома».

Ой. Вот она…

Мир выскользнул из-под ног. Сердце ухнуло в желудок, щеки вспыхнули, лоб взмок. Горло сжало как тисками, Гейл не могла сглотнуть, только не мигая вытаращилась на монитор.

Нет. Нет-нет-нет! У меня же дети. Я не… это невозможно…

Отказываясь верить собственным глазам, Гейл пялилась на экран, а когда решила, что кошмар достиг своего апогея и хуже уже быть не может, вдруг спросила себя: кто еще мог это видеть?Любой, кто зашел на этот сайт. Все, кто ее знает. Хотя таких сайтов миллионы; шансы, что кто-то из знакомых случайно наткнулся на этот позор, не очень велики, верно? Гейл лихорадочно перебирала в памяти последние десять лет своей жизни, пытаясь припомнить лукавые взгляды бывших коллег или кассиров в магазинах. На снимках лицо у нее в тени и волосы длинные. А Джон в профиль. Его узнать легче – если вы его видели таким стройным.

Кошмар. Ужас. Катастрофа! Что делать? Позвонить Джону! Эти фотки нужно немедленно забрать, вытащить из сети. Но как? Добраться до оператора? В суд подать! Только на кого?

«По крайней мере, тогда у меня были неплохие бедра». Не чокнулась ли она, часом? Любуется в Интернете, как сама занимается сексом, – и что за мысли бродят у нее в голове? Гейл захотелось спрятаться, забиться в самый дальний угол. Закрыть монитор обеими руками. Но она все щелкала и щелкала мышкой – нет ли на сайте еще каких ее снимков.