Текст книги "Клуб желаний"

Автор книги: Ким Стрикленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Клаудия оборвала себя. «Я несу вздор».

– В голове не укладывается, что родная мать могла так поступить с ребенком. – Она нервно стряхнула с юбки несуществующую пушинку.

– Не думаю, что оказывать давление на департамент по делам детей в нашем случае было бы правильно, – заметила Грета. – Рискую сказать банальность, но вам следует знать: все имеет свои причины; любое событие предопределено…

Последние слова она договорила в глубоком раздумье. Поглощенная какой-то мыслью, Грета уставилась на колени Клаудии и долго, всем даже стало неловко, не отводила взгляда, будто высматривала пропущенную Клаудией воображаемую пушинку. И снова забыла обо всех, как и раньше, когда читала-перечитывала свой гримуар.

– Полагаю… – Грета наконец очнулась, – полагаю, этот младенец уже наколдовал вам кое-что хорошее после ваших злоключений. Давайте просто благословим его на доброе здоровье и счастливую жизнь. – Она кивнула себе. – Да. Думаю, так будет лучше всего.

Грета снова потянулась за синим флакончиком, взяла в правую руку какой-то камешек. Посмотрела на Клаудию:

– Мы его благословим. На всякий случай.

На всякий случай?Но ведь Грета в силах помочь ей, сотворить для нее чудо. Грета, а не Элиот! Ребенок не умеет колдовать… Клаудии хотелось крикнуть: «Погодите! Верните мне Элиота! Я хочу ребенка!» Отказываясь верить собственным ушам, она слушала благословение Греты.

 
О дух Бригиты, к нам приди
И Элиота награди
Жизнью чистой и здоровьем,
Счастьем, радостью, любовью.
 

Большим пальцем Грета смочила камешек жидкостью из флакона и начертила им над Клаудией пятиконечную звезду.

 
– Воля наша такова, такова мольба.
Пусть не причинит прошенье наше
Никому вреда.
 

Вот этого Клаудия и боялась больше всего – появится настоящая колдунья, отменит заклятье, а в результате Клаудия не только не забеременеет, но и останется без Элиота.

Грета вернулась к столу и переложила верхнюю из стопки карточек в самый низ.

– Теперь Мара…

– Постойте! – воскликнула Клаудия и, спохватившись, продолжила чуть тише: – Погодите. Пожалуйста. Это все? Разве мы не попробуем… Разве нельзя?.. Мне так хотелось стать матерью Элиота! – Она зажмурилась. «Черт бы побрал эти слезы!»

Открыв глаза, она встретила сочувствующий взгляд Греты.

– Все знаю, дорогая. Знаю, что значит для вас этот малыш, но есть вещи, в которые не стоит вмешиваться. Лучше предоставить их самим себе, и пусть все идет своим путем. Это именно такой случай. Ваша любовь к мальчику – мощная штука. Думаю, вы скоро убедитесь, что она обладает собственной магической силой… Все мы порой страстно желаем чего-нибудь – для себя. И только когда пройдет время, оглядываемся назад и понимаем причину, по которой все произошло так, как произошло.

Клаудия с трудом сглотнула. Что такое говорит эта женщина? Намекает, что Клаудии не видать Элиота? Что у нее вообще не будет детей?

На все имеются свои причины.Слыхали мы эти избитые истины. Да Клаудия, черт возьми, сама их повторяла, – но чтобы ей всучивали их на манер утешительного приза? «Простите, миссис Дюбуа, ребенка вы не выиграли, но вот вам маленький подарочек». Тогда уж лучше бутылку полироли или пакет риса, чем никчемную болтовню о том, кому что предназначено.

– А кристалл вы все-таки оставьте у себя, – обронила Грета.

Клаудия тупо уставилась на нее.

– Мой кристалл. Тот, что вы нашли. – Грета подождала, пока до Клаудии дошло. – Вы ведь были правы: кристалл ответит на ваши вопросы и принесет удачу. Может, и смелости прибавит, когда – и если– у вас хватит смелости дать ему шанс.

Все же пакет риса предпочтительнее.Этот кристалл вечно исчезает, ни на что больше не способен. А Грета будто в насмешку говорит, что Клаудия получит желаемое, если найдет кристалл-невидимку.

Бред какой-то. Велела бы щелкнуть каблуками красных башмаков – и дело с концом.

Откинувшись на спинку дивана, Клаудия беспомощно наблюдала, как Грета занялась карточкой Мары. «Неужели бездетная жизнь – это кара небес? Неужели мне до конца своих дней не видеть ничего, кроме йоги, дизайнеров и чикагского Женского фонда? Да я ж превращусь в Линдси! И все из-за одного неправильного заклинания и дурацкого кристалла?»

Грета вчитывалась в следующую карточку.

– Итак, переходим к Маре с ее пожеланием изобилия.

– Прошу вас! – У Клаудии задрожали губы. – Почему вы не хотите мне помочь? Вы ведь можете, я знаю. Наколдуйте мне Элиота, пожалуйста! Почему вы даже попробовать не хотите?

– Потому, дорогая, что это была бы черная магия, а мы с этим дела не имеем. Никогда. – Лицо Греты посуровело. – Давайте решим раз и навсегда. Я еще не упоминала об этом, но сейчас, думаю, самое время. Черная магия – это колдовство, цель которого заставить другого сделать нечто против его воли. Ходят споры, но большинство викканцев даже любовные заговоры рассматривают как черную магию. И действительно, не выйдет ничего хорошего, если вынуждать свершиться то, чему свершиться не суждено. Загадывать желания следует только для себя, причем не подчиняя чужой воли. Просматривая ваши желания, я с огромным облегчением заметила, что вы, дамы, поразительно эгоцентричны. Иначе – если бы вы впутались ненароком в черную магию – последствия были бы катастрофическими. Гораздо хуже нынешних.

«Мое пожелание счастья Дэну вовсе не было эгоистичным». Но по чистой совести, Клаудия возразить не могла. Загадывая желание, в глубине души она рассчитывала, что счастливый и успешный Дэн не станет возражать против ребенка. Она попыталась подчинить волю мужа – и пожалуйста, в наказание разучилась писать. Странно, что Дэн все-таки стал счастливее. Единственное желание, загаданное в пользу другого человека, исполнилось без неприятных последствий.

Уловив понимание в глазах Клаудии, Грета кивнула:

– Очень хорошо. Займемся Марой с ее изобилием.

Мара поерзала на стуле.

– Я всего лишь хотела поправить наши финансы, а в итоге… Посмотрите на меня! Тринадцать кило набрала. Все ем и ем – ничего не могу с собой поделать. А Генри стал волосатым, – пискнула Мара испуганно. – Честное слово, шерстью зарос.

Женщины брезгливо поморщились, даже Грета.

– Ваши желания воспринимаются буквально, – повторила Грета. – Если хотите денежного изобилия, так и говорите. Нужно быть очень аккуратными со словами заклинаний.

– Когда я попыталась исправить, то была очень аккуратна.

– Вы пытались исправить?

Мара рассказала о своем опыте с миррой.

– Так, понятно, будем отменять, – кивнула Грета. – Вам, как и Клаудии, тоже необходимо мысленно увидеть ту свою записку, только рвать вы ее не будете. Вообразите, что прыгаете на ней. Сумеете?

– Э-э… конечно. – Мара покосилась на Клаудию, та молча развела руками.

Грета снова принялась листать свою папку и снова на время выпала из реальности, к чему ее подопечные уже начали привыкать. Сделав кое-какие пометки, она отложила папку и взяла одну черную свечу и одну белую. По очереди подержала их над пламенем горящей свечи, а когда воск подтаял, прилепила их на две металлические пластинки. Две свечи встали по сторонам крупного лилового аметиста. Грета прочистила горло.

 
Семь недель назад желанье загадали.
Но результаты ныне отменяем.
 

Грета зажгла маленькую белую свечечку – такие втыкают в именинный торт, – а от нее зажгла сначала большую белую свечу, затем черную. Огонек «именинной» свечки загасила пальцами.

 
Для Мары и Генри изобилье прошено.
Сие заклинание должно быть отброшено.
Заклятье снимаем, дурное изгоняем.
Благополучие этой семье возвращаем.
Воля наша такова, такова мольба.
Пусть не причинит прошенье наше
Никому вреда.
 

– С этим закончили. – Грета переложила Марину карточку в низ стопки.

В глазах Мары застыл немой вопрос: и это все?Она опять поерзала на стуле, дернула за шлевку на поясе брюк – видно, штаны здорово резали – и сложила руки на животе, будто хотела вдавить его, чтоб не мешался.

– Приступаем к вашему второму желанию, Мара. Карьера певицы, верно?

Мара закатила глаза.

– С голосом невесть что творится, боюсь рот открывать. Чуть с работы не вылетела. Хотя доктору Сили, наверное, по душе моя внезапная немногословность.

– Если вы осмелитесь продолжать путь, на который вступили, вас ждут перемены – колоссальные, потрясающие перемены, которые изменят всю вашу жизнь. Перемены нелегкие, но приятные. По большей части приятные. Сегодня, делая попытку отменить заклятья, мы должны понимать: чтобы добиться хоть крошечного успеха, особенно без Джил…

На Грету со всех сторон посыпались вопросы.

Линдси: «Крошечный успех? То есть вы неуверены?»

Мара: «Делаем попытку?»

Гейл: «Что за путь?»

Клаудия: «У нас может не получиться?»

Грета остановила их взмахом руки.

– Между прочим, дамы, я не давала никаких гарантий. Видите ли, каждая из вас обретает собственную силу, новую силу, и дело не столько в колдовстве, сколько в способности управлять собственной судьбой и распоряжаться собственной жизнью. Мысль, слово, дело.Применение Пирамиды ведьм, пусть даже безотчетное. Уясните наконец связь между вашими желаниями и переменами в жизни. Дело-то не в одних заговорах и снадобьях. Линдси, вы хотели похудеть. Получить совершенное тело,хоть смысл мне не совсем понятен. Это действительно было ваше желание – или вера в то, что в конце концов вы найдете легкий способ сбросить вес? Ну-ка, признайтесь, вы по-прежнему украдкой бегаете по ночам на кухню перехватить чего-нибудь? Лично я сомневаюсь.

Линдси конфузливо съежилась.

– А вы, Мара, пожелали снова петь. О каком пении речь?

– Ну, не знаю… Где-нибудь в джазовом клубе или вроде того… Изредка выступать.

– А не было ли это скорее желанием быть услышанной? Часто ли ваш муж – Генри его зовут? – часто ли он прислушивается к вам, учитывая вечно включенный спортивный канал? А ваши мальчишки? Босс ваш? Никто из них вас не слышит.И вы захотели петь. Теперь вы поете – и поверьте, теперь люди вас слушают.

Гейл, вы хотели времени для себя. Не думаю, что ваше желание было настолько гнусным, что вызвало пожар в школе ваших сыновей, хотя наверняка не скажу. Но разве эта беда не заставила вас остановиться и задуматься? Вы ведь представили себе собственную жизнь без детей? И разве не стали вы еще лучшей матерью? Не так уж плох пожар, если придал вам материнских сил. Да, ваш сын пострадал, но с ним все будет хорошо. А вот вы в результате порвали мениск.

Представьте себе, дамы, мироздание обладает чувством юмора. Вы несетесь по жизни как угорелая, забывая о себе, – и вдруг тпру!Мироздание вас притормаживает. Как вы можете заботиться о других, если о себе не заботитесь? Старая мудрость гласит: лекарь, исцелись сам.

Теперь что касается творческих желаний… Клаудия с ее романом, Джил с ее вдохновением. Это особая статья – потому они и обернулись собственной противоположностью. Дело в том, что магия – одна из форм творчества, а творчество – это жизнь.Сами подумайте: что значит творить?Это значит производить что-то, создавать что-то, включая собственную действительность. Как мы живем, что делаем с дарованной нам жизнью, – по сути, наша личная магия. Клаудия, можно ли рассчитывать, что мироздание дарует вам славу писателя, если вы даже не присели к столу, чтобы начать роман? Потому так и вышло. Вы загадали желание – и струсили. За что мироздание и устроило вам взбучку. Что касается Джил… Только подумайте, как она живет, как обращается с бесценным даром, даром жизни… – Грета оборвала себя. Уж кому-кому, а членам Клуба не стоило рассказывать про самоубийственное поведение Джил.

Женщины долго молчали, совершенно потрясенные.

– Все это так сложно, – заговорила Линдси. – Почему наши первые желания – насчет свечи, дождя, Типпи – исполнились замечательно, а все остальные – из рук вон? За исключением одного: Джил пожелала себе хорошего парня.

– Может, потому, что первые желания не были эгоистичными, – ответила Грета. – А может, вам как новичкам повезло. Пути мироздания неисповедимы… Другого ответа у меня нет.

Грета умолкла, озадаченно наклонив голову. И надолго застыла в раздумье, что многие сочли бы неподобающим: если уж взяла слово, так говори.

Когда она подняла голову, брови ее были сдвинуты.

– Боюсь, первое желание Джил тоже вышло ей боком. Ох, как бы Джил не было гораздо хуже, чем всем вам.

29

– Ты мне нужна, – дрожащим голосом умолял по телефону Мэттью, и Джил согласилась приехать к нему домой. Ей показалось, что он сам не свой, едва ли не в отчаянии. – Не знаю, что со мной. Хочу… Мне необходимо сегодня быть с тобой. Ты приедешь? Я соскучился.

Соскучился?Вчера виделись, в воскресенье. К середине дня вернулись из Нью-Йорка, Мэттью подвез ее до дома и набивался в гости, но Джил не уступила:

– Очень устала, да и дел дома накопилось. Завтра увидимся, ладно?

Завтра – это сегодня.

Джил и сегодня не особенно рвалась с ним встречаться, но не нашлось подходящего предлога отказать. Мэттью стал другим. Что-то в нем изменилось, вот только Джил не сказала бы, что именно.

Он повел себя необычно еще по дороге в Нью-Йорк. Начать с его поведения в самолете: он не читал, не смотрел кино, не листал рекламные проспекты. Просто сидел, уставившись вперед пустым взглядом и время от времени прикрывая глаза. И похоже, ему это нравилось. Разговаривать он не хотел. Совершенно. Ну не странно ли?

Ла-адно. Допустим, он боится летать, сама с собой рассуждала Джил. Полно чудаков, которые до сих пор трясутся в самолетах от страха, – как ни трудно в это поверить. Вероятно, боязнь может вызывать заскоки. В таком случае хорошо еще, что он всего-навсего смотрит перед собой.

Однако ее всю поездку тревожило подспудное ощущение непоправимой беды. Она его раздражала – не то чтобы своими привычками («Вечно ты оставляешь зубную пасту открытой!»), нет, гораздо серьезнее. Опасней. В его раздражении чувствовалась зреющая ярость.

Джил опасалась, что причина его раздражения кроется именно в ней. Ее чувства к Мэттью изменились, стали глубже, и он как-то почуял это. В субботу утром, на следующий день после прилета в Нью-Йорк, они гуляли в Центральном парке и остановились на мостике полюбоваться видом. После нескольких минут какого-то доверительного молчания Джил решила заговорить об их отношениях. Она уже была готова сказать, что любит его, но Мэттью вдруг нагнулся, набрал полную пригоршню камешков и принялся швырять по одному в воду.

– Слишком все много болтают, – пробормотал он. – Болтают, болтают, болтают! – После каждого слова в воду с плеском летел очередной камень. – Зато ты у меня не такая, малышка Джили. И мне это нравится.

Джил с улыбкой кивнула, радуясь, что не успела открыть рот. Сильно размахнувшись, Мэттью зашвырнул в воду оставшиеся камешки.

– Мне это нравится, – повторил он.

Заскоки его появлялись внезапно – что в самолете, что в парке – и так же внезапно исчезали; Мэттью вновь становился самим собой, снова был весел и обаятелен. Джил подыскивала объяснения: должно быть, он плохо переносит путешествия.

Когда летели назад, он разговорился с одной из стюардесс – хорошенькой брюнеткой, синеглазой, похожей на Джил. И снова стал прежним, каким она его полюбила. Но радоваться ли ей, что Мэттью оправился от своих переживаний, или встревожиться еще сильнее, Джил не знала. А потом она поняла, что больше не хочет встречаться с ним так часто… или даже готова вообще перестать видеться с ним. Такой вот поворот на сто восемьдесят градусов. Еще совсем недавно она мечтала об ином… Еще вчера.

Сегодня Джил нехотя, нога за ногу, взобралась по ступенькам его дома. Приложив палец к кнопке звонка, долго стояла, выжидая неизвестно чего.

Как только Мэттью открыл дверь, она в ту же секунду поняла – зря она сюда приехала. Сглупила. Перед нею стоял «странный» Мэттью, Мэттью с заскоками, тот, что швырял камни в черную воду. Только сейчас у Джил возникло ощущение, что его скрытое бешенство не скоро пройдет.

В комнате она опустилась на диван, хотя уже хотелось уйти – встать и рвануть назад к двери, но Джил старалась держаться как всегда.

– Что стряслось, милый? – спросила она. – Что такое тебя тревожит, что не может подождать до завтра?

– Хорошо, что ты здесь… – Мэттью принялся вышагивать взад-вперед перед ней, ероша волосы обеими руками. – Хорошо, что ты пришла… Я…

Джил следила за его метаниями. Так расхаживает туда-сюда по своей вольере лев в зоопарке. Сильный. Царственный. Почему на ум пришло слово безумный?

– А я-то думал, с тобой будет потруднее. – Он вздохнул. – Удивительно. В смысле – странно, когда все выходит не так, как думаешь. Обычно у меня на такие вещи чутье. Но с тобой я здо-о-рово промахнулся.

Он все ходил, ходил по комнате и трепал свою шевелюру.

– Ну совершенно не интересно, малышка Джил. Слишком легко,понимаешь? Я и вправду думал, что ты крепкий орешек. А как взялся за портрет, сразу расчухал, что будет слишком легко. А я хотел задачку посложнее. Я был к ней готов. Когда ты втихаря на портрет посмотрела – вот тогда я и понял. Я был уверен, что ты на такое не пойдешь… твердил себе: только не Джил, она ж такая классная, такая гордая… Но я дал маху. – Мэттью поджал губы и в недоумении покачал головой: и как можно так ошибиться? – Знаешь, как я догадался, что ты подглядывала?

«Что он несет? Да он свихнулся!» Джил без слов криво улыбнулась.

– По рукам догадался! Ты когда-нибудь обращала внимание, что когда люди врут, то они не знают, куда девать руки? Иногда таращатся тебе в глаза – перегибают палку с честным взглядом. Иногда вообще на тебя не смотрят. Это тоже подсказка. Но руки – главное. Ты махала руками как ветряная мельница.

Джил попыталась припомнить свой первый день в роли натурщицы: махалаона руками как мельницаили нет? Одним глазком глянула на портрет – это правда. Портрет, кстати сказать, ее не впечатлил. Первая мысль, помнится, была – «любитель». Университетским образованием, о котором он твердил, и не пахло.

Ну, подсмотрела она. И что? Сразу после сеанса они занимались любовью. Что-то не заметно было, чтобы он очень расстроился. Джил тогда убедила себя, что Мэттью просто работает под любителя, техника у него такая; сегодня она уже сомневалась. «Не соврал ли про диплом университета Небраски?»

Джил по-прежнему молча следила за смятенным Мэттью. Вот напасть. Только она решила, что все у них распрекрасно, только сама созрела для серьезных отношений, как партнер превращается бог знает в кого.

Еще в самолете, когда летели из Нью-Йорка, Джил пришло в голову, что им на время стоит расстаться, сделать перерыв. Быть может, разлука – именно то, что нужно, чтобы вернуть прежние чувства. Хватило же ей духу бросить (на время) Клуб желаний… о котором, к слову, задумывается все чаще.

Она встречается с Мэттью всего два месяца, но даже за такой короткий промежуток успела отколоться от всех подруг. Никого не видит, никому не звонит. Работа пошла псу под хвост. По совету Мэттью она наплевала на открытие собственной выставки. А у него, если подумать, вообще нет друзей, – во всяком случае, Джил никого не встречала. Не странно ли? Он объяснял это тем, что недавно переехал в Чикаго из штата Небраска, где у него была студия в Линкольне. Но Джил никогда не слышала, чтобы он рассказывал о городе или о тамошних художниках. По сути, она ничегошеньки не знает о нем, о его прошлом, о детстве. Ни малейшего представления о его семье. Они никогда об этом не говорили. Поначалу Джил даже нравилось, что ему не интересно, какую кашу она ела на завтрак во втором классе или как звали ее первого парня. Но теперь-то неплохо было бы и узнать, хотя бы откуда он родом?

Вдруг показалось, что их отношения усеяны красными флажками, которых прежде она и не замечала; будто посреди трассы скоростного спуска нежданно-негаданно выросла слаломная разметка. Кто этот человек? Незнакомец. И похоже, не совсем… нормальный.

Представление об идеальном парне разваливалось на куски буквально на глазах у Джил.

Надо убираться отсюда. Немедленно. С ним определенно что-то неладно.

– Наверное, ты просто устал, милый, – по возможности мягко сказала Джил. – Лично я страшно устала – перелет и все такое. Тебе надо хорошенько выспаться. Вот увидишь, утром все встанет на свои места.

– А не пошла бы ты со своими гребаными советами? Ты мне что, мать родная? – Лицо его потемнело. Глаза зловеще блеснули. Сексуальной мальчишеской улыбки как не бывало.

Сердце Джил пустилось вскачь, но усилием воли она сохраняла спокойствие на лице. «Зачем, зачем я сюда прикатила? Интуиция ведь подсказывала…»

– Нет, я… – Джил запнулась. – Я в толк не возьму, о чем ты говоришь, милый, ну и подумала, что если ты…

Она бросила взгляд на дверь у него за спиной. Он перехватил этот взгляд.

И улыбнулся. Прежней улыбкой. Той самой, от которой захватывало дух.

– Прости, Джили. Прости. Не знаю, что на меня нашло. Я… Да, наверное, я устал. – Мэттью огорченно покачал головой. И вдруг нагло осклабился ей в лицо; так взрослый с издевкой ухмыляется ребенку, прежде чем заорать на него.

А потом он захохотал. Так дико и громко, что Джил подскочила на диване.

– «Портреты? Почему портреты?» – фальцетом передразнил Мэттью. – Дьявол! Это было… смешно! – Он смотрел на нее сверху вниз. – Я скажу тебе, почему портреты.Я их оставляю себе на память!

Кровь застыла у нее в жилах, холодный пот струйкой пополз по спине, ладони противно взмокли. Джил с трудом выдавила подобие улыбки, еще пытаясь делать вид, что все нормально. Поднялась на ноги.

– Ладно, Мэттью. Я приду завтра. Завтра и поговорим.

– Нет, останься. Мне бы очень хотелось, чтоб ты осталась.

– Мне действительно пора. – Ее голос дрогнул.

Он загородил ей дорогу.

Джил попыталась обратить все в шутку, хотя теперь знала наверняка: он не шутит.

– Не валяй дурака, Мэттью. Я хочу домой.

Попробовала проскользнуть мимо – он снова отрезал путь. До двери было не больше полуметра, но перед ней стоял Мэттью.

Джил фальшиво улыбалась, судорожно прикидывая свои возможности. Звукоизоляция в доме ни к черту – ей ли этого не знать после стольких ночей, проведенных у него. Сосед за стенкой идет в туалет – и то слышно. Если рвануть к двери и закричать…

Она качнулась вправо – обманный финт, – а шагнула влево, ухватилась за дверную ручку… и рухнула.

Джил не поняла, чем он ее ударил, возможно, просто кулаком. Закричать она не успела.

Клаудия ни разу не встречала Мэттью. Понятия не имела, как он выглядит, да вообще ничего про него не знала, разве что он – сказка,если верить Джил. И потрясающий,если верить Линдси. Но у нее и раньше мелькала мысль, что Мэттью, скорее всего, ни то ни другое. Если со всеми их желаниями вышла такая петрушка, резонно предположить, что и этот «идеальный парень» очень далек от идеала.

Грета в центре гостиной продолжала обряд отмены заклятий и очистки. С чувством вины Гейл она закончила, прочла заговор насчет ее личной жизни и теперь занималась Линдси, которая упрямо твердила, что похудела главным образом благодаря «успеху» своего первого желания, а вовсе не из-за строгой диеты и ежедневных тренировок.

Широкий скотч. Перед мысленным взором Клаудии возник рулон клейкой ленты. Что за странный образ. Впрочем, для слушательницы монолога Линдси не такой уж и странный, но как внезапно он всплыл, этот образ. А в следующий миг перед глазами Клаудии встала Джил. Скотч и Джил. Сердце екнуло от дурного предчувствия. С Джил что-то стряслось, и беда эта как-то связана со скотчем. Как ни старалась, Клаудия не могла избавиться от образа – живого и яркого. И дурацкого. Кому являются видения скотча?

Нагнувшись над столом, Грета зажигала красную свечу – и вдруг резко выпрямилась.

– Линдси, когда и где вы видели Джил в последний раз? В прошлый четверг? У нее дома?

Линдси кивнула, а Клаудия прямо-таки услышала ее мысли: «Какое это имеет отношение к моему желанию?»

– Мэттью не было? – продолжала расспрашивать Грета.

– Нет.

Грета кивнула в уже знакомой молчаливой задумчивости.

– Вы не… Уж не знаю, насколько вы осведомлены об их личнойжизни, но вы случайно не в курсе… они любят игры… – Грета запнулась и сглотнула. Смущенной подруги ее еще не видели. – Игры… со скотчем?

Клаудия от неожиданности вздрогнула так, что снизу подбила коленкой столешницу. Вся магическая утварь подпрыгнула и свалилась в беспорядке, травы рассыпались, кристаллы соскользнули на пол, расплескался воск.

– Скотч?! Вы сказали – скотч?

– Да, дорогая. – В отличие от остальных, Грета нисколько не дивилась фортелю, который та выкинула. – А что?

– Я тоже видела скотч! Только что! Вроде как видение. Рулон скотча – и Джил. Мне показалось, что-то тут неладно, но я промолчала, поскольку вы работали над задницей Линдси, то есть над ее весом… Короче, я решила пока ничего не говорить – ерунда ведь какая-то… А тут и вы сказали…

Грета опустила веки, застыла неподвижно. Потянула носом.

– Джил в беде.

– Вы что-то видели? У вас было видение? – вскинулась Линдси.

– Что с Джил? – выпалила Гейл.

– Вы тоже видели скотч? – округлила глаза Клаудия. Похоже, видение не было таким уж дурацким.

– Да, – кивнула Грета. – И тоже почувствовала опасность. Пока смутную, – добавила она. – Дамы! Надо замкнуть наш круг и разыскать Джил. И чем скорее, тем лучше – учитывая, что двое из нас получили послание.

Женщины подскочили было со своих мест, но Грета жестом остановила их:

– Погодите, погодите. Мне нужно замкнуть круг. Это быстро.

Все снова расселись, Грета взяла в руки освященный нож, и на этот раз члены Клуба обошлись без охов и ахов. Она точно так же вытянула свой атам перед собой и так же двинулась в обход комнаты, только в обратном направлении, против часовой стрелки. Молча. Дойдя до того места, с которого начала, Грета громко топнула, напугав зрительниц.

– Да откроется круг, но не будет нарушен!

И, сунув нож в сумку – безо всякого почтения к колдовскому инструменту, – Грета принялась собирать вещи.

Справа проносилось мимо озеро – черная бездна, – прибрежная рябь вбирала в себя свет фар от машин на шоссе, но дальше царила непроглядная тьма. Где-то на горизонте черная вода неразличимо сливалась с черным небом: бесконечная текучая ночь.

Гейл гнала машину в сторону выхода со станции «Белмонт», свернула во дворы, и несколько минут спустя минивэн с пятью пассажирками влетел на круглую площадку перед домом Джил. Клаудия выскочила из машины и бросилась в подъезд.

Задыхаясь, подскочила к швейцару – тому самому наглому швейцару, что заставил ее ждать в прошлый раз.

– Я к Джил Требелмейер.

– Минуту. Я узнаю. – Он взялся за телефон, поглаживая усы и в упор разглядывая Клаудию.

Клаудия в ответ уставилась на него.

Секунд через двадцать швейцар сообщил:

– Прошу прощения, она не отвечает.

– Попробуйте еще. Звоните дольше.

Он кивнул – вполне учтиво, – но уголки губ недовольно опустились.

– Виноват, не отвечает.

– А вы не знаете, она дома? Я беспокоюсь за нее!

– Нет, мэм, не знаю.

– Ее еще кто-нибудь спрашивал? Некий Мэттью сегодня заходил?

Швейцар сдвинул брови:

– Мне не позволено давать такие сведения.

Клаудия одарила его свирепым взглядом, после чего кивнула – довольно учтиво.

– Не повезло! – Открыв дверцу машины, она нырнула на место.

– А что он сказал? Сегодня ее видел? Она куда-то вышла? – спросила Гейл.

– Ничего не сказал. «Не позволено», – злобно передразнила швейцара Клаудия.

– Может, справимся в студии? – предложила Грета.

– Между прочим, у Мэттью студия в том же доме, – вспомнила Линдси. – Если есть список жильцов, можно будет узнать его фамилию и выяснить адрес.

– Вы знаете, где это? – Гейл поймала взгляд Греты в зеркале заднего обзора.

– Да, дорогая. Езжайте по Эддисон. Северные студии – в начале Равенсвуд-авеню.

Гейл свернула на Равенсвуд. Корпуса мертвых фабрик с одной стороны и высокая железнодорожная насыпь с другой превращали улицу в темный тоннель. Мимо пролетел поезд с пустыми вагонами, высветив дорогу жутковатыми зелеными огнями. Гейл вывернула руль и затормозила перед Северными студиями.

Здесь было тихо и пустынно; кроме минивэна Гейл перед зданием стояли только две машины. Где-то залаяла собака.

– Что будем делать? – нарушила общее молчание Линдси.

– Искать Джил. – Клаудия взялась за ручку дверцы. – Которая ее студия?

– Номер 2-В, – Грета указала на угол здания. Света на втором этаже не было.

– Студия Мэттью – прямо под ней, – вспомнила Клаудия. – Так ведь? Линдси, ты говорила, что Мэттью занял нижнюю студию?

Все головы снова повернулись к зданию. В студии на первом этаже свет горел. Единственный признак жизни в этом конце улицы.

Женщины переглянулись и решительно кивнули. Теперь-то они его достанут и поговорят по душам! Жаль, не удалось эффектно выскочить из машины, разом хлопнуть дверцами и толпой двинуться к подъезду. Пришлось дождаться, пока двери минивэна не отъедут вбок, – Гейл самым прозаическим образом воспользовалась электроникой. Покуда двери с жужжанием закрывались, свет в окнах на первом этаже погас.

Женщины в нерешительности топтались у машины. И что теперь делать? Минуту спустя входная дверь распахнулась и на улицу торопливо вышел мужчина – высокий, в мешковатых джинсах и неопрятной футболке. Ноша в его руках походила на несколько крупных, свернутых в трубку полотен.

– Это он! – прошептала Линдси.

Когда он подошел к тротуару, Гейл окликнула:

– Эй, Мэттью!

Он поднял глаза от своего рулона.

– Переговорить надо, Мэттью.

Он окинул их взглядом, будто оценивал силы противника – пятерку женщин самых разных габаритов. И улыбнулся.

Ух ты!Клаудия почувствовала, что и остальные тоже ахнули про себя. Сексуальная улыбка Мэттью обезоруживала. Линдси не врала – парень и впрямь потрясающий.

– Чем могу помочь, дамы? – спросил он. – Мы знакомы?

– Привет, Мэттью, – выступила вперед Линдси. – Помнишь меня? Я Линдси, из книжного клуба Джил.

Он подбавил в улыбку огоньку, специально для нее:

– Привет!

Улыбка произвела ожидаемый эффект – Линдси смешалась, явно во власти его обаяния.

– Мы разыскиваем Джил. Давно ее не видели, беспокоимся. А вы ведь встречаетесь, вот мы и решили, что ты поможешь.

Мэттью все улыбался, выжидательно и невинно глядя на нее.

– В чем помогу?

– Найти Джил. Нам надо с ней поговорить. – Клаудия поправила очки за дужку, а не как обычно – ткнув пальцем в переносицу.

– Мы вчера вернулись, и я больше не видел Джил.

– Откуда вернулись?

– Из Нью-Йорка. Смотались на выходные.

– Из Нью-Йорка? Она не говорила, что собирается в Нью-Йорк, – удивилась Линдси.

– А у нас спонтанновышло, – произнес он таким тоном, будто не рассчитывал, что Линдси доступен смысл слова «спонтанно». – Вчера прилетели обратно. А дома вы у нее были?

– Ее там нет, – сказала Мара.

Клаудия стояла у самой обочины, между минивэном и серебристым «хендаем», к которому и направился Мэттью. Сунув свернутые холсты под мышку, он на ходу вытащил из переднего кармана приличную связку ключей.