Текст книги "2312"

Автор книги: Ким Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Свон и инспектор

– В деле о нападении на Терминатор существуют два главных вопроса, – сказал Свон инспектор Женетт по пути к поясу астероидов. Они летели с небольшой группой людей из Интерплана и жителей Терминатора, но часто по вечерам оказывались вдвоем на камбузе. Свон это нравилось; чтобы поесть, инспектор садился прямо на стол, на специальную подушку, принесенную для этой цели, а потом просто сидел с бокалом в руке, так что они могли разговаривать глаза в глаза. Это немного напоминало разговор с кошкой.

– Всего два? – спросила Свон.

– Два. Первый – кто это сделал, второй – как найти и изловить агента виновных, чтобы пресечь мысли о подобных поступках у большинства людей. Так называемая проблема подражателей и, в более общем виде, проблема предотвращения повторных нападений. Вторая задача более трудная.

– А что насчет технических деталей? – спросила Свон. – Разве это не проблема?

– Я знаю, как это было сделано, – спокойно сказал инспектор.

– Знаешь?

– Думаю, да. Существует, по-моему, единственная возможность осуществить такое нападение, и я знаю, какая именно, сколь бы невероятным это ни казалось, когда произошло. Хотя в данном случае ничего невероятного нет. Но должен сознаться: сейчас, когда разговор записывают наши квакомы, я не хочу говорить об этом. – Женетт поднял запястье и показал толстый браслет, в котором находился его Паспарту. – Полагаю, ваш кваком записывает, как всегда?

– Нет.

– Но частенько записывает?

– Да, наверно. Как у всех.

– Ну, в моем случае я хочу кое-что увидеть в поясе, прежде чем заявить о своей гипотезе. Поговорим об этом на месте. Но я хочу, чтобы ты подумала о второй проблеме: предположим, мы схватим преступника и объясним, что он натворил, – например, при предъявлении обвинения. Как помешать другим повторить его поступок? Вот тут, я думаю, ты сможешь мне помочь.

* * *

Они летели на террарии «Молдова», движущемуся по циклу Олдрина[54]54
  Космическая орбита, соединяющая Землю и Марс оптимальным способом; по имени рассчитавшего ее в 1985 году Базза Олдрина.


[Закрыть], и через восемь дней должны были достичь Весты. Все внутреннее пространство «Молдовы» было отведено под выращивание пшеницы; многие путники, поработав какое-то время на полях, перебирались на курорт на торце в носу; с этого курорта, словно с высокого холма, открывался вид на изгиб полей разных оттенков зеленого и золотых, в зависимости от выращиваемого сорта: что-то типа лоскутного неба.

Свон много времени общалась с местными экологами – у тех возникли проблемы с пшеницей, и они хотели их обсудить. Инспектор Жан Женетт оставался в помещениях Интерплана, а когда миновали Марс, опрашивал людей в террариях возле Весты. На исходе таких дней Свон встречалась с группой Интерплана за ужином, а потом допоздна беседовала с инспектором. Иногда она рассказывала о своей дневной работе. Местные пытались вывести сорта пшеницы, которые быстрее сбрасывают воду с колосьев; они экспериментировали с генетическим созданием микроскопических капательниц вроде тех, что известны в макромире тропиков, где у листьев бывают длинные тонкие кончики, позволяющие воде стекать каплями, несмотря на поверхностное натяжение.

– Вот бы мне такие капательницы в мозгу, – говорила Свон. – Не хочу держать в нем то, что причиняет боль.

– Желаю успеха, – вежливо сказал маленький инспектор, сосредоточиваясь на еде и поглощая поразительно много для такой миниатюрности.

Несколько дней спустя они прибыли в зону Весты – один из самых заселенных районов в поясе астероидов. В эпоху Ускорения многие террарии располагались поблизости друг от друга, создавая своеобразные общины, и одной из самых больших таких областей стала зона Весты. «Молдова» выпустила паром с группой из Интерплана, и, когда паром сбросил скорость и оказался близ Весты, они снова пересели, на этот раз на корабль Интерплана с экипажем из сотрудников Интерплана.

Это был впечатляюще быстрый космический корабль «Скорое правосудие», и вот уже они двигались вдоль потока астероидов. Раз или два они останавливались у очередного «камня», чтобы инспектор мог поговорить с его обитателями. Он никак не объяснял эти разговоры, а Свон не спрашивала. Они посетили «Ориноко фантастико», «Крым», «Долину Оро», «Иравади-14», «Триест», «Камбоджу», «Джон Муир» и «Виннипег», и только тогда Свон решилась задать вопрос.

– Все эти малые миры недавно столкнулись с орбитальными помехами, – объяснил инспектор, – и я хотел бы знать, как они их объясняют.

– И как?

– Недавно кое-кто резко покинул зону Весты, и это, по их мнению, сбило соседей с курса.

Веста – один из самых крупных астероидов, диаметром шестьсот километров, приблизительно шарообразный и полностью обработанный, что делает ее одним из крупнейших примеров паратерраформирования способом, который называется «оболочка-пузырь». Обычно пузыри накрывают часть небесного тела, как старые купола; такие структуры распространены на Каллисто, Ганимеде и на Луне, но все это большие тела, и полное их покрытие даже не рассматривалось. Накрытие всей поверхности большого спутника пузырем – это следующая стадия, ценная возможность освоения внешней поверхности, противопоставленная внутреннему выдалбливанию. Свон догадывалась, что Терминатор тоже можно считать примером паратерраформирования, хотя не привыкла так думать, с предубеждением относясь к использованию внешней поверхности астероидов: наружная поверхность открыта, здесь чересчур низкая сила тяжести по сравнению с выдолбленным нутром; внутри и безопасно, и можно посредством вращения установить любую силу тяжести.

С близкого расстояния Веста производила прекрасное впечатление. Были и погода, и небо (поверхность пузыря была в двух километрах над поверхностью астероида); Полина сообщила Свон, что на Весте вырастили северные леса, альпийские луга, тундру, степи и создали большие простраства холодной пустыни. И все это при очень низком тяготении, а значит, что здесь люди летают и танцуют на почти висящем в невесомости ландшафте. Не такая уж плохая мысль. Здесь даже есть высокие горы.

Свон с удовольствием посетила бы Весту, но у Женетта была иная цель, и, после того как к группе присоединилось еще несколько сотрудников Интерплана, они направились к ближайшему террарию – «Иггдрасилю».

Приблизившись к «Иггдрасилю», Свон увидела, что это типичный астероид-«картофелина», в данном случае темный и не вращающийся.

– Он заброшен, – пояснил инспектор. – Холодный след.

В шлюзе хоппера Свон маленькими легкими плие подплыла к шкафчику, оделась и вслед за Женеттом и несколькими интерплановцами вышла через внешнюю дверь шлюза в пустоту.

В «Иггдрасиль» – стандартный полый астероид длиной примерно тридцать километров, – они вошли через большое отверстие, оставленное в корме; главный двигатель был изъят. Они осторожно перемещались с помощью своих двигателей, сохраняя вертикальное положение. Плыли вперед бок о бок, напоминая статую фараона наоборот – статую, в которой обычно сестра-жена ростом по колено супругу.

Внутри они остановились. В астероиде царила тьма, виднелось лишь несколько далеких отражений их фонарей. Свон не раз бывала в строящихся террариях, но здесь было совсем не то. Женетт бросил вперед ярко светящую лампу, включив на короткое время двигатель, чтобы погасить инерцию броска. Огненная точка поплыла вперед, отчетливо освещая внутренность астероида.

Свон стала осматриваться, и ее чуть не завертело в пространстве. Все было темно, брошено; она подавила эмоции (по-видимому, отзвук судьбы Терминатора); прижав кулак к лицевой пластине, услышала вдруг собственный всхлип.

– Да. – Мимо проплыла маленькая серебряная фигура. – Ни с того ни с сего была нарушена герметичность. Астероид-хондрит, ледяной конгломерат, очень распространенный. Расследование показало: небольшой метеорит случайно попал в оставшийся неукрепленным ледяной сегмент стены цилиндра; лед испарился, и давление резко упало. Подобное произошло не впервые, но этот случай получил категорию тройное «А». Другие похожие случаи получили категории «В» или «С», причиной всякий раз оказывалась людская небрежность. Поэтому я стал пересматривать старые случаи и решил осмотреть этот террарий. Главным образом снаружи, но вначале – изнутри.

– Много погибло?

– Да, около трех тысяч. Все произошло очень быстро. Очень мало кто выжил; одни находились в зданиях с убежищами и успели в них спрятаться, другие были возле скафандров или шлюзов. Весь остальной город-государство погиб. Уцелевшие решили сохранить его как памятник.

– Так сейчас это кладбище?

– Да. Где-то здесь есть мемориал, думаю, на другой стороне. Хочу посмотреть на пробоину изнутри.

Инспектор проконсультировался с Паспарту и отвел Свон на другую сторону внутреннего пространства к бульвару. Здесь все напоминало план Парижа – широкие улицы между трапециевидными жилыми кварталами, дома в четыре-пять этажей.

Они парили над потрескавшимся тротуаром и покосившимися зданиями, которые напоминали старые снимки земных городов после землетрясения. Удивительно похоже.

– Разве поблизости недостаточно железоникелевых астероидов, чтобы использовать такую рыхлую основу? – спросила Свон.

– Да, казалось бы. Но опробовали несколько таких, и получилось удачно. Если оставить достаточно толстые стены, вращения и внутреннего давления не хватит, чтобы разорвать их. Такие астероиды должны работать и работают. А этот сломался. Маленький метеорит попал в неудачную точку.

Они подплыли к месту, где внутреннее выпячивание разорвало стену: белые бетонные плиты разошлись, между ними возникла щель. Дыра в открытый космос; Свон видела сквозь нее звезды.

Покинув опустевшую улицу, они выплыли из астероида. Прошлись по поверхности при обычном для таких астероидов малом тяготении. Занимаясь строительством террариев, Свон немало времени провела в таких условиях; она обратила внимание, что и инспектор привык к малым g, что, конечно, неудивительно, если живешь в поясе астероидов.

Добравшись до отверстия с наружной стороны, они застали там группу интерплановцев за работой. Женетт совершил несколько балетных прыжков, перевернулся, головой вниз вплыл в трещину и сделал несколько снимков изнутри. Две небольшие ямки с боков от трещины он осмотрел, стоя на руках; его лицевая пластина была в нескольких сантиметрах от породы.

Немного погодя он заявил:

– Думаю, я получил, что хотел.

Они понаблюдали за работой остальных. Женетт сказал:

– У тебя ведь в голове кваком, верно?

– Да. Полина, поздоровайся с инспектором Женеттом.

– Здравствуйте, инспектор Женетт.

– Можешь ее выключить? – спросил инспектор.

– Да. А ты выключишь свой?

– Да. Если они действительно выключаются, когда мы их выключаем. – Через лицевую пластину Свон видела ироническую улыбку инспектора. – Отлично. Паспарту спит. Как Полина?

Свон придавила пластинку под кожей справа на шее.

– Да.

– Хорошо. Теперь можно говорить откровеннее. Скажи, когда твой кваком включен, он регистрирует все, что ты слышишь и видишь?

– Обычно да. Конечно.

– А есть у него прямой контакт с другими квантовыми компьютерами?

– Прямой контакт? Ты имеешь в виду квантовую сеть?

– Нет, нет. Уверяют, что из-за декогеренции это невозможно. Я только о радиоконтакте.

– Ну, у Полины есть радиопередатчик и радиоприемник, но я выбираю, что именно ей принимать и передавать.

– Ты уверена?

– Да, думаю, да. Я ставлю задачи, она их выполняет. Я могу по ее записям проверить, что она делала.

Маленькая серебряная фигурка с сомнением качала головой.

– Разве у тебя не так? – спросила Свон.

– Наверное, да, – сказал Женетт. – Просто я не уверен во всех квантовых компьютерах, которые не Паспарту.

– Почему? По-твоему, квакомы как-то связаны с тем, что произошло здесь? Или на Меркурии?

– Да.

Свон с удивлением и легким испугом смотрела на плывшую рядом с ней большую куклу в скафандре. Голос инспектора отчетливо звучал из микрофона в ее шлеме, так же, как голос Полины, потому что инспектор был рядом. Чистый высокий контртенор, приятный и забавный.

– С боков от щели несколько маленьких кратеров. Вроде этого, – ткнул указательным пальцем инспектор, и на краю кратера появилась зеленая лазерная точка, быстро описала окружность и сосредоточилась в центре. – Видишь? И вот еще? – Точка очертила другой кратер. Оба очень маленькие. – Они такие свежие, что могли возникнуть при ударе или сразу после него.

– Значит, это выбросы?

– Нет. Тяготение здесь такое небольшое, что выброшенное не возвращается. Ну разве что остатки. А эти ямы глубже.

Свон кивнула. Поверхность астероида во множестве усеивали свободно лежащие камни.

– Как в отчете о катастрофе названы эти кратеры?

– Аномальными. Там рассуждают, что, возможно, ямы – места прорыва талой воды, нагретой при ударе. Возможно. Но, я полагаю, ты смотрела отчет о катастрофе Терминатора?

– Да.

– Помнишь, там тоже были аномалии? Внешние кратеры, очень маленькие, возникшие после события. Но на Меркурии это может быть вернувшийся материал выбросов.

– Ударивший предмет не мог расколоться при входе?

– Такое обычно происходит, когда он нагревается в атмосфере и теряет скорость.

– Не могло ли тяготение Меркурия привести к этому?

– Его воздействие незначительно, им можно пренебречь.

– Ну, не знаю, может, ничего и не разбилось.

Маленькая фигура кивнула.

– Да, верно.

– Что это значит?

– Ничего не разбилось. Наоборот, сложилось.

– Как это?

– Я хочу сказать, что до удара оно не было единым целым. Именно поэтому меркурианские системы обнаружения не сработали. Они не могли его не видеть, оно должно было откуда-то появиться – но не среагировали. Возникает проблема МГО – минимальной границы определения. Такая граница всегда существует – либо как свойство самого метода обнаружения, либо искусственно обозначенная выше некоего минимума.

– Почему?

– Чтобы не поднимать тревогу, когда опасности нет.

– Ага.

– Так что системы различны, но система защиты Меркурия с так называемым уровнем обнаружения почти аналогична местной, основанной на методе границ обнаружения. Иными словами, уровень обнаружения на Меркурии вдвое выше границы здешней системы, что в шесть-семь раз превышает стандартные погрешности обнаружения. В типичных случаях для обеспечения безопасности системы генерируют небольшие ложные отклонения в ту или иную сторону.

Но посмотрим, что лежит ниже уровня обнаружения. В основном очень небольшие камни – булыжники весом меньше килограмма каждый. Но если их много и если они соберутся вместе только в последнюю секунду, причем каждый придет из другого сектора неба с разной скоростью, но с таким расчетом, чтобы все они собрались в одном месте в одно время… В таком случае до последней секунды эти камни останутся лишь мелкими камешками. Их могли выбросить в дальнем конце Солнечной системы и, возможно, за много лет до нас. И все же, если они запущены правильно, со временем их рандеву состоится. Скажем, соберется много тысяч камней.

– Своего рода «флэшмоб»?

– Вовсе нет. Просто камни.

– Но как это может получиться? Я хочу сказать, разве можно рассчитать, с какой силой их запускать и по какой траектории?

– Квантовый компьютер справится. Если найти достаточно метеоров подходящей массы и с нужной траекторией и иметь достаточные возможности расчетов, это реально. Я попросил Паспарту рассчитать для шарика от подшипника или для игры в бочче траекторию от пояса астероидов до нужной точки на Меркурии; на это ушло совсем немного времени.

– А сами броски возможны? То есть можно ли построить пусковой аппарат, который выбрасывал бы камни в определенной последовательности?

– Паспарту утверждает, что существует множество машин с уровнем точности, в два-три раза превышающим необходимый. Нужна только стабилизированная платформа для запусков. Чем устойчивее, тем лучше.

– Да, ничего себе выстрелы, – сказала Свон. – Сколько масс необходимо включать в расчет траекторий?

– Мне кажется, Паспарту учел десять миллионов самых тяжелых объектов в Солнечной системе.

– И мы все их знаем?

– Да. Точнее, знают ИИ. Все крупные террарии и космические корабли рассчитывают маршруты на много лет вперед. Что касается расчетов, для них нужен квантовый компьютер и довольно много времени – достаточно для реального руководства запусками.

– Сколько на это уйдет?

– У простого квакома типа Паспарту – три секунды. У обычных ИИ – примерно год на каждый камень, что, конечно, делает этот метод неприменимым для них. Требуются квантовые расчеты.

У Свон свело живот, словно она снова оказалась в служебном туннеле.

– Итак, десять тысяч небольших камней месяцами, а то и годами забрасывали с края системы с такой скоростью и в таких направлениях, чтобы в какой-то момент они собрались вместе?

– Да. Несколько стохастических гравитационных флюктуаций, несомненно, слегка рассеяли их под конец. Из-за этого отдельные камни не попали в цель.

– Но совсем немного.

– Совершенно верно. Как вот эти ямы здесь. Причина их появления, возможно, – какой-нибудь корабль, пролетавший мимо и изменивший маршрут полета. Так что, по предположениям Паспарту, один-два процента камней, вероятно, получили такое отклонение.

Свон стало еще хуже.

– Значит, кто-то сделал это преднамеренно.

Она показала на покинутый террарий.

– Верно. Верно и то, что в этом участвуют квантовые компьютеры.

– Черт. – Она прижала руку к животу. – Но как… как кто-то может…

Инспектор накрыл ее руку своей маленькой. Под ними плыл «Иггдрасиль», холодный и мертвый. Серая картофелина.

– Давай вернемся на «Правосудие».

* * *

В хоппере Интерплана Свон после еды задержалась на камбузе, инспектор тоже.

Свон, которая не могла избавиться от мыслей об открытиях дня, сказала:

– Выходит, кто-то…

Женетт вскинул руки, останавливая ее:

– Пожалуйста, снова выключи кваком.

Оба выключили Свон приборы и Свон продолжила:

– Выходит, кто-то сделал это годы назад.

– По крайней мере некоторое время назад, да. Довольно продолжительное время.

– И использовал не одну платформу для запусков.

– Да. Возможно, они все еще действуют. Эта пушки, или катапульты, или что-то еще должны иметь высокую точность. И особенно надежную сборку. Паспарту предполагает, что допустимые отклонения должны быть ничтожны, а это требует молекулярных принтеров и тому подобного. Мы можем найти фабрику, изготовившую такой механизм, мы как раз занимаемся этим. А потом найдем заказчика.

– Что еще? – спросила Свон.

– Мы ищем программу фабрики и чертежи приспособления. Инструкции по его изготовлению. А также базы орбитального движения, необходимые для расчетов. Сами по себе квакомы таких вещей не делают, их кто-то должен попросить – по крайней мере, так мы до сих пор считали. Насколько я понимаю, в квакоме, сделавшем это, хранятся записи. Вероятно, и программы где-то существуют. А число фабрик, изготовляющих квакомы, ограниченно.

– Не могли они уничтожить квакомы после использования?

– Несомненно. Нет оснований считать, что они этого не сделали.

Мысль, приводящая в ужас.

– Нам надо искать квантовый компьютер, программу расчета орбиты, программу фабрики, саму фабрику и аппарат для запуска, а также его платформу.

Свон нахмурилась.

– Все это могли уничтожить или очень хорошо спрятать.

– Верно. Ты очень быстро ухватила суть проблемы. Наше расследование превращается в проверку записей, своего рода бухгалтерскую работу. В нашем деле так часто бывает. – Опять ироническая улыбка. – Оно не всегда так драматично, как это изображают.

– Отлично. Пока ты этим занимаешься, что еще можно сделать? Что я могу сделать?

– Посмотреть на проблему с другой стороны. А я присоединюсь.

– С другой стороны?

– Со стороны мотива.

– Но как ты его определишь? А определив, как найдешь? Сделать такое – это ужас, бред, меня тошнит при одной мысли об этом. Это зло.

– Зло!

– Да, зло!

Женетт пожал плечами.

– Отбросив это, предположим, что мотив существует. В таком случае, должны остаться следы.

– Кто-то ненавидит Терминатор? Кто-то способен уничтожать целые миры?

– Да. Тут не обычный мотив. И поэтому его можно выявить. К тому же это, возможно, политический акт, террористический – или военные действия. Какое-то сообщение или попытка вызвать ответные действия. Все это можно поискать.

Живот продолжало сводить.

– Черт побери! То есть… войны в космосе никогда еще не было. Мы обошлись без нее.

– Обходились до сих пор.

Это заставило ее замолчать. Уже целых тридцать лет со всех концов системы приходят предупреждения: конфликт между Землей и Марсом может привести к войне, мучительные проблемы Земли могут сказаться на всех. На бедной Земле никогда не прекращались малые войны, террористические акты и саботаж. Дипломаты играют на мысли о том, что земные распри могут распространиться на других, но Свон обычно полагала, что они делают это только ради того, чтобы увеличить свой престиж и бюджет. Для мира, стоящего на краю, дипломатия очень полезна. Но вдруг это убеждение дипломатов окажется правдой?

– Я думала, все жители космоса это знают – и этого достаточно, чтобы избежать войн, – сказала Свон. – Что, покинув Землю, мы становимся лучше.

– Не глупи, – отрезал инспектор.

Свон стиснула зубы. После напряженной борьбы она справилась с собой и сказала:

– Но это может быть какой-то психопат. Спятивший. Убивает только потому, что может.

– Такие тоже есть, – согласился Женетт. – И если один из них обзавелся квакомом…

– Но у каждого может быть кваком!

– Вовсе нет. Не у каждого в космосе. За ними следят от самой фабрики, и теоретически местоположение всех квакомов известно. Вдобавок напомню: квакому, занятому такими расчетами, нужна специальная программа. И из его записей должно быть ясно, чем он занимался.

– Разве у неприсоединившихся не делают квакомы?

– Ну – может быть. Вероятно.

– Так как нам найти этот кваком или человека?

– Или группу.

– Да, государство, планету!

Женетт пожал плечами.

– Я хочу снова поговорить с Ваном, потому что у него очень мощный кваком и к тому же самая большая база данных о неприсоединившихся. Вдобавок, возможно, на него напал тот же враг. Но, признаюсь, я немного опасаюсь разговора с его квакомом, поскольку мы видим множество признаков необычного поведения квакомов. Как будто они обрели свободную волю или, по крайней мере, кто-то просит их делать то, чего они никогда не делали раньше. И часть тех квакомов, за которыми мы наблюдаем, начали непредсказуемый обмен сообщениями.

– Ты хочешь сказать, они связаны друг с другом?

– Нет. Это кажется невозможным из-за проблем декогеренции. Как и все, квакомы используют радиосвязь, но и при передаче, и на приеме послания кодируются с наложением суперпозиции. Этот шифр невозможно разгадать даже с помощью наших квакомов. Именно поэтому я не хочу, чтобы какой-нибудь кваком слушал наши разговоры – хотя бы некоторое время. Не знаю, кому из них можно доверять.

Свон кивнула.

– В этом ты как Алекс.

– Верно. Я часто беседовал с ней об этом, и у нас было одинаковое мнение по этой проблеме. Я научил ее кое-каким процедурам. Итак, теперь мне нужно подумать, что делать дальше и как связаться с Ваном и его суперквакомом. Возможно, объяснение произошедшего у него уже есть, невостребованное, потому что мы о нем не спрашиваем. Ведь, несмотря на все разговоры о балканизации, мы по-прежнему регистрируем историю каждого человека и каждого квантового компьютера. Чтобы найти этого агента, нужно просто изучить историю Солнечной системы за последние несколько лет; все должно быть где-то там.

– Кроме неприсоединившихся, – заметила Свон.

– Да, но у Вана есть и большинство их записей.

– Однако ты не хочешь, чтобы его записывающая система знала, о чем ты спрашиваешь, – сказала Свон. – На случай, если виновата она.

– Совершенно верно.

После этого разговора Свон захлестнула тревога. Кто-то хотел уничтожить ее город – и все же промахнулся, пощадив жителей, всех, кроме погибших при панике во время эвакуации и злосчастных музыкантов, убитых при ударе.

Правда ли это? Она не знала, как понять, почему удар миновал Терминатор.

Наконец она заговорила об этом с Полиной. Ей хотелось кое-что проверить, и лучше всего это было делать через Полину. В конце концов Полина всегда здесь, ее голос постоянно звучит в ушах Свон, и она всегда слышит все, что Свон говорит вслух. Все равно со временем она обязательно все узнает.

Итак:

– Полина, ты знаешь, о чем мы говорили с инспектором Женеттом, когда я тебя выключила?

– Нет.

– Предположить можешь?

– Вы могли говорить о происшествии с «Иггдрасилем», который только что увидели. В некоторых отношениях оно напоминает случай с Терминатором. Если это было умышленное нападение, тот, кто его предпринял, должен был использовать квантовый компьютер для расчета множества траекторий. Если инспектор Женетт считает, что в этом замешаны квантовые компьютеры, он не захочет, чтобы квантовый компьютер узнал подробности расследования. Аналогично стремлению Алекс не давать записывать некоторые ее разговоры никаким ИИ, квантовым или цифровым. Предположение таково: квантовые компьютеры могут обмениваться шифрованными радиосообщениями, и их деятельность пагубна для людей.

Как и подозревала Свон, Полине не составляло труда обо всем догадаться. Несомненно, и многим квантовым компьютерам тоже, включая Паспарту инспектора Женетта, запрограммированного для проведения расследования. Если – то, если – то – и так сколько триллионов раз в секунду? Возможно, это похоже на их шахматные программы: в этой игре компьютеры давно оставили человека далеко позади. Так что отключать их на время разговора – напрасные хлопоты.

А значит, она имеет право сказать:

– Полина, если кто-то, рассчитывая траекторию камня, чтобы тот ударил по Терминатору и уничтожил его, забыл бы включить в Свон расчеты прецессию Меркурия, предсказываемую теорией относительности, и использовал только классические расчеты небесной механики, насколько он промахнулся бы? Предположим, снаряд выпущен год назад из пояса астероидов. Рассчитай несколько точек запуска и траекторий и скоростей снаряда с учетом относительной прецессии и без нее.

– Прецессия Меркурия составляет 5603,24 угловой секунды в юлианское столетие, – сказала Полина, – но часть ее, описываемая обшей теории относительности, составляет 42,98 угловой секунды в столетие. Погрешность траектории, рассчитанной на год без учета этой прецессии, составит 13,39 километра.

– Что и получилось, – сказала Свон, снова испытывая дурноту.

– Но, если дело в прецессии, удар должен был прийтись восточнее города, а не западнее, – заметила Полина.

– А, – сказала Свон. – Ну ладно…

Она не знала, как это понять.

– Обычные расчеты небесной механики для транспортных маршрутов к внутренним планетам обязательно принимают во внимание общую теорию относительности, – пояснила Полина. – Поэтому нет необходимости помнить о прецессии, чтобы добавить в расчеты. Однако если тот, кто программировал траекторию удара, используя открытые расписания, не знал об этом, он мог добавить поправку теории относительности туда, где она уже применялась. В этом случае, если рассчитывался удар по городу, ошибка составила бы 13,39 километра к западу.

– Ага, – сказала Свон, чувствуя себя хуже прежнего. Она поискала, где бы сесть. Терминатор – одно дело, а вот люди – совсем другое: ее семья, ее община… То, что кто-то способен убить их всех… – Итак… Похоже, это ошибка человека.

– Да.

Вечером Свон опять оказалась на камбузе наедине с инспектором, который снова сидел на столе и ел виноград. Свон сказала:

– С тех пор как ты рассказал мне про кучу мелких камней, я все думаю, что оно было, вероятно, нацелено в Терминатор, но кто-то допустил просчет. Если бы этот кто-то не знал, что по стандартному алгоритму прецессия Меркурия уже введена в соответствии с уравнением теории относительности в расчеты траектории, и добавил ее в расчеты, удар пришелся бы западнее города именно на такое расстояние.

– Интересно, – ответил инспектор, внимательно глядя на нее. – Иными словами, ошибка в методике. Я предполагал, что это сознательный промах – что-то вроде предупредительного выстрела. Нужно обдумать это. – И, немного погодя, добавил: – Должно быть, ты спросила об этом Полину?

– Да. Она и так догадалась, о чем мы говорили, когда я ее выключила. Я уверена, твой Паспарту тоже.

Женетт нахмурился; отрицать это он не мог.

– Не верится, что кто-то стремился убить столько людей, – сказала Свон. – И даже убил – на «Иггдрасиле». Когда столько места для всех… столько всего! Я хочу сказать, мы живем в обществе, которое называют постдефицитным. И я не понимаю. Ты говоришь о мотиве, но в психологическом смысле у такого поступка не может быть мотива. Я полагаю, это означает, что зло действительно существует. Мне казалось, это просто старый религиозный термин, но, видимо, я ошибалась. И мне тошно.

На маленьком лице инспектора появилась легкая усмешка.

– Иногда я думаю, что только в постдефицитном обществе и существует зло. До тех пор его всегда можно было свести к нужде или страху. Нетрудно верить, как, вероятно, поверила ты, что с исчезновением страха и нужды исчезнут и дурные поступки. Люди станут безобидными мартышками, альтруистами, любящими всех.

– Вот именно! – воскликнула Свон. – А почему бы и нет?

Женетт с галльской выразительной усталостью пожал плечами.

– Может быть, страх и нужда никогда не уходят. Мы не просто еда, питье и убежище. Казалось бы, вот оно, коренное отличие… но очень многих хорошо питающихся граждан распирает от гнева и страха. Они чувствуют «цвет голода», как это называют японцы. Цвет голода, цвет страдания. Ярость подобострастия. Воля – это вопрос свободного выбора, а рабство – отсутствие свободы. Поэтому лакейская воля чувствует вину и выражает это в нападении на что-нибудь внешнее. Творя зло. – Еще одно пожатие плечами. – Как это ни объясняй, люди совершают дурные поступки. Поверь.

– Вероятно, сейчас мне придется тебе поверить.

– Пожалуйста, поверь. – Инспектор уже не улыбался. – Не стану грузить тебя тем, что видел. Как и тебя сейчас, меня это удивляло. Помогла концепция лакейской воли. А потом я начал думать, не обладает ли каждый кваком – просто по определению – лакейской волей.

– Но ошибка в методике, которая может объяснить промах при ударе по городу, – это ведь ошибка человека.

– Да. Лакейская воля существует сначала в человеке. В глубине души человек понимает, что задумал дурное, но тем не менее делает это, потому что другие части сознания испытывают что-то вроде зуда.

– Большинство людей стараются быть хорошими, – возразила Свон. – Ты же видишь.

– Не при моей работе.

Свон смотрела на маленькую фигуру, такую аккуратную и проворную.

– Это должно было изменить твой взгляд на мир, – сказала она наконец.

– Так и вышло. И… постоянно сталкиваешься с одним и тем же самооправданием. Даже известно, какой участок мозга отвечает за это самооправдание. Как и следовало ожидать, этот участок расположен рядом с тем, что отвечает за религиозные чувства. Недалеко от участка, ответственного за эпилепсию, а также от зоны оценки смысла. Эти последние области вспыхивают, как хворост, если человек совершает зло или оправдывает его. Подумай, что это значит.