Текст книги "Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы"
Автор книги: Кэйтлин О'Райли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
Эпилог
Второе ноября 2003 года
Друзья мои, мне нелегко писать эту статью. Есть вещи, о которых трудно говорить, с которыми невозможно смириться. Вчера почти весь Нью-Йорк явился в собор Святого Патрика, чтобы проводить в последний путь одного из самых дорогих для меня людей.
Я не нахожу слов, чтобы рассказать об удивительной женщине, которая умела найти путь к душе каждого человека, встречавшегося ей на жизненном пути. Люди-легенды – не редкость для Нью-Йорка (в нашем городе их процентное соотношение выше, чем где-либо еще), но Вивиан Росетти была первой среди равных и главной в моем сердце. Она родилась в простой семье – и едва не создала империю. Ах, если бы каждый из вас, друзья мои, имел счастье общаться с Вивиан! Напрасно множество женщин стремились превзойти стиль этой принцессы мира моды. У меня просто не хватает фантазии представить, как далеко могла бы пойти Вивиан Росетти, если бы не ее безвременная кончина.
Те, кто родился с серебряной ложкой во рту, место под солнцем на Пятой авеню воспринимают как данность; Вивиан не понаслышке знала, что за такое место нужно бороться. Судьбе было угодно, чтобы Вивиан появилась на свет в Нью-Джерси, и только стремление принадлежать миру высокой моды привело ее на дизайнерский Олимп, только любовь к жизни руководила ею на тропе, забиравшей все круче и круче.
Любовь к жизни в какой-то момент стала невыносимой, и Вивиан сделала слишком смелый, слишком рискованный шаг. Она ушла из жизни, которую так любила, в возрасте тридцати восьми лет, став жертвой собственной неординарности. Незабвенная Вивиан, мало мы тебя знали!
Эпилог,
Часть вторая
Первое апреля 2004 года
Вы думали, на этом конец? Я же говорила – обожаю розыгрыши. Не могу припомнить смерть как таковую, помню только желание поизящнее распластаться на асфальте. Очнувшись, я не сразу поняла, где нахожусь. Вокруг не бушевало пламя, не стонали души грешников. Правда, ангелов с золотыми арфами тоже не наблюдалось. Часов шесть ушло на то, чтобы убедиться: я, как ни странно, жива. Я выглядела иначе – выходит, Бог тоже не дурак кого-нибудь разыграть.
Итак, я не в раю.
И не в аду.
Я в Канзасе.
Да-да, в Канзасе, среди фруктовых садов и бескрайних пшеничных полей, что колышутся под ветром. Ну, если честно, я не в поле. Я – а зовут меня теперь Сюзи Вонг – живу в двухкомнатной квартирке в городе Уичито.
Занюханный городишко. Все же я ужасно испорченная, вы не находите? Я получила назад душу, и с моей стороны так отзываться о новом месте жительства – просто черная неблагодарность. Второй шанс дается далеко не каждому. Если на то пошло, я вообще не понимаю, почему Бог столько времени со мной возится. Правда, последние несколько месяцев я стараюсь показать Богу, что возится он не зря. Обеденный перерыв (а работаю я в цветочном магазине) я провожу в парке, вдобавок пытаюсь найти партнера для игры в шахматы.
Или просто друга.
Я не завидую счастью Бланш. Здорово, что ей тоже повезло. В пятьдесят девять (ладно, на самом деле ей семьдесят три, или нет, мы же вернулись в 2003 год, выходит, ей всего лишь семьдесят. Я не сильна в математике) у нее появился шанс начать новую жизнь. Жаль только, что я не могу разделить с ней радость. Мамуля сейчас во Флориде с папой. Я исчезла из их жизни – значит, мамуле нет резона соваться в Нью-Йорк Она всегда терпеть не могла этот город. Я написала Марвовой стриптизерше, что Марв – террорист с Ближнего Востока, так что лучше с ним не связываться. Не уверена в эффективности этого письма, но не теряю надежды на благоразумие девушки. Насчет Шелби у меня тоже есть кое-какие соображения. О Меган ничего не известно, но у нее, кажется, достаточно твердый характер (не в пример мне).
По крайней мере, я на это надеюсь.
Здесь, в Канзасе, совсем другая жизнь. Никто не помещается в одежду тридцать восьмого размера, зато все носят полиэстер. Я опять жалуюсь, да?
Открою вам секрет: эту жизнь я не променяю ни на что. Порой я даже просыпаюсь с улыбкой. А бывает, с утра меня просто распирает от радости, причем без всяких причин. Конечно, через несколько секунд я вспоминаю, где нахожусь, но мне и этих секунд достаточно.
С работой я пока не решила. Просто тяну время в цветочном магазине. Я могла бы стать бухгалтером, как раньше, или вернуться в мир моды, но я пока к этому не готова. Вот не далее как вчера я прикидывала, а не пора ли взять на себя управление магазином, и в мечтах за каких-нибудь два часа дошла сначала до регионального управляющего, а потом и получила франшизу на компанию «Десять тысяч алых роз». Согласна, планы у меня по-прежнему наполеоновские, но я над этим работаю.
Сегодня – самый обычный день, но я научилась радоваться обычным дням. Я собираюсь перекусить (чизбургер и молочный коктейль – теперь и полуфабрикаты из «Деари куин» кажутся вкусными), солнце светит как-то особенно ярко, небо на редкость голубое. Здесь нет никакого горизонта, только небо, как в детских книжках.
Я вгрызаюсь в чизбургер, и в этот момент раздается собачий лай. Пес приближается скачками, за ним по траве волочится поводок. Хоть я и прошла через перерождение, собак все равно не выношу. И эта псина не исключение, тем более что она выхватывает чизбургер у меня прямо из рук (прошу заметить, продавщицы цветочных магазинов в Уичито зарабатывают не столько, сколько владелицы бутиков в Нью-Йорке). Я бросаюсь спасать свой обед, и вдруг по ушам бьет тонкий голосок:
– Пушок, ко мне!
Это не глюк. За собачиной действительно бежит маленькая девочка.
Вторая часть Марлезонского балета. Я, кажется, приговорена прожить энное количество жизней Ви.
Только в Канзасе.
Пес бросается в озеро.
Девчонка прыгает за ним.
Умеет ли она плавать?
Ну-ка, все вместе на счет «три»: «Конечно нет!»
Я подбегаю к озеру и сразу, без колебаний, ныряю. Теперь сделать это совсем просто. На мне блузка и джинсы – их можно мочить сколько душе угодно.
Но – черт побери! – вода ледяная!!! Я подплываю к девчонке и хватаю ее за «хвост», не обращая внимания на вопли.
– Спасите… буль-буль… – успевает попросить дитя перед очередным погружением.
Расшифровать просьбу нетрудно: «Спасите Пушка!»
Я изо всех сил дергаю «хвост». Русалочка выныривает и начинает усиленно дышать. Пора заняться собакой.
Поводок выскальзывает из рук, но я даю Пушку хорошего пинка под водой, и вот он схвачен.
Туфли, кажется, больше не жильцы, но, утешаю я себя, распродажа за полцены не за горами. Я тащу обоих утопающих к берегу (Пушок, правда, плывет самостоятельно) и наконец нащупываю ногами дно. Девчонка схвачена поперек живота, пес дергается на поводке. На берегу собирается толпа.
С хорошими поступками как-то постепенно сживаешься.
– Карли! – Это появилась мамаша. Она обнимает свою Русалочку, она улыбается сквозь слезы. – Благодарю вас, мисс, благодарю, благодарю. Не знаю вашего имени. Благодарю вас, – повторяет она как заведенная, зарываясь лицом в дочкин мокрый «хвост».
У меня тоже наворачиваются слезы – я скучаю по мамуле. Не то чтобы мы с ней обожали друг друга достаточное количество времени, но все-таки…
Как бы то ни было, я знаю, что сейчас должно произойти (номинально мы в будущем, значит, от судьбы не уйдешь). Я оглядываюсь в поисках журналистов (День сурка продолжается), но у озера уже ни души.
Это что, и все, что ли?
Я промокла до нитки, с меня вода течет ручьями. Оборки на блузке жалко обвисли (в сухом виде вещи от Энн Тейлор смотрятся гораздо лучше, даже не сомневайтесь). Зато теперь я выгляжу практически так же, как тогда!
– С вами все в порядке?
Блин!
Я резко оборачиваюсь – и натыкаюсь на знакомый теплый взгляд. У Натаниэля, что называется, ни в одном глазу.
Боже, сделай так, чтобы это был не сон. Или, если это сон, не дай мне проснуться. Пусть я никогда не открою глаза.
– Возьмите мою куртку.
Пока дура в мокрой блузке пялится на Натаниэля, я сообщу вам, что у этой дуры идеально стройные бедра, она миниатюрна, хорошо сложена и не может пожаловаться на отсутствие мужского внимания. Натаниэль тоже сразу замечает все ее прелести. Пожалуй, мне следовало описать Сюзи гораздо раньше, но тогда мой рассказ поутратил бы присущий ему пафос.
– Надевайте, да поскорей.
Он набрасывает мне на плечи коричневую кожаную куртку (знакомая скользкая подкладка). Я отчаянно шмыгаю носом. Возможно, это простуда; не исключено, что из моих мозгов таким образом удаляется вода. Но скорее всего, я только сейчас начинаю понимать простую вещь: наш мир – чертовски славное местечко.
– Извините, что я на вас так пялюсь. – Натаниэль проводит рукой по векам, словно пытаясь смахнуть наваждение. – У меня эффект дежа-вю. У вас так бывает? Вам когда-нибудь казалось, что какие-то воспоминания просто вырезали у вас из памяти и теперь вы не знаете, куда вставить этот кусок, потому что пробел уже чем-то занят?
Голос у Натаниэля глуховатый – как будто он только что проснулся в моей постели. Мне известны о нем самые интимные вещи, а он даже не догадывается, кто я.
– Нет, с моей памятью все в порядке. Наоборот, я бы с удовольствием кое о чем забыла, но…
Меня пробирает дрожь, и я плотнее запахиваю Натаниэлеву куртку.
– Ваше имя Сюзи?
– Вы меня знаете? – спрашиваю я с предельной осторожностью.
– Ваше имя написано у вас на бейджике.
Параллельный мир отпадает. Ладно, обойдемся без него. Зато я – все еще хорошая. И никто у меня этого не отнимет.
– Да, меня зовут Сюзи Вонг. А вас?
Я спрашиваю, чтобы Натаниэль ничего не заподозрил.
– Натаниэль.
– Вы местный?
Тон у меня самый небрежный.
– Я здесь в отпуске. Приехал навестить родителей.
– Так у вас тут родители!
Обстановка проясняется.
– Да.
– А я недавно потеряла маму.
– Мне очень жаль.
Наверняка Натаниэль не может взять в толк, почему первая встречная изливает ему душу, но меня это не смущает. Главное, мне теперь есть что изливать.
– Видите ли, с этим трудно смириться. Мы с мамой никогда не были близки. А вам я все это рассказываю, чтобы вы не повторяли моих ошибок. Если вы в ссоре с родителями, помиритесь сейчас. Кто знает, когда вы их снова увидите и увидите ли вообще. Вы меня понимаете?
Натаниэль смотрит вежливо – я лезу не в свое дело.
– Да, конечно понимаю. Но я не могу с ними помириться.
Я хватаю его за руку.
– Можете. Это же очень важно! Вы ведь не хотите всю жизнь потом мучиться угрызениями совести? Поверьте, у вас все получится.
Он с улыбкой кивает.
– Так вот, значит, чем на самом деле занимается «Десять тысяч алых роз» – готовит семейных психологов!
– А вас, кажется, проняло.
– Почему вы работаете в цветочном магазине?
– Если честно, просто тяну время. Я бросила свою прежнюю работу, а пока вынашиваю кое-какие идейки.
– И какие же?
– Мне бы хотелось сделать карьеру в мире моды, а еще я постоянно работаю над своими воспоминаниями.
Он смеется. Вот за что я люблю Натаниэля: кроме него, надо мной никто не смеется.
– А не слишком ли вы молоды, чтобы работать над воспоминаниями?
– Я наверстываю упущенное. Это нелегко.
– Тогда удачи вам… Может, позавтракаем вместе?
«Позавтракаем». Вы, конечно, знали, что это и будет его следующая реплика. Я расцветаю.
– С удовольствием!
Мы идем прочь от озера. Люди возвращаются к своим обычным занятиям, будто и день сегодня самый обычный. Просто еще один день в Канзасе. Вдруг на холме я замечаю человека, который явно за нами наблюдает.
– Могу я задать вам странный вопрос?
– Странный – понятие растяжимое. Задавайте, Сюзи.
– Видите того типа на холме? Вам не кажется, что это Чарлтон Хестон?
Натаниэль хохочет.
– Не исключено. Может, у него сегодня неудачный день. А вам, наверное, стоит заказать очки.
– Спасибо, у меня хорошее зрение.
Чарлтон Хестон, разумеется, уходит. Я счастлива, а главное, у меня есть душа – не идеальная, конечно, но вполне приемлемая. Когда настанет срок, проходной балл она наберет.
Имейте в виду: для вас тоже не все потеряно!
Несколько вопросов личного характера к автору
У Ви и Натаниэля очень трогательные отношения. Когда о таком читаешь, просто жить хочется. Вы действительно верите, что женщину должен спасти мужчина?
На самом деле – и это видно из концовки – Ви спасает свой внутренний мир, о чем никто даже не догадывается. В моем понимании это и означает быть женщиной. Женщины каждый день спасают свой внутренний мир, но никогда не ноют и не жалуются, ну разве что чуть-чуть поплачутся. Натаниэль же всего-навсего сексуальный мужчина; Ви приходится и его наставлять на путь истинный.
Когда читаешь вашу колонку светских новостей, кажется, что держишь в руках свежий номер желтой газеты. Вы копировали стиль конкретного журналиста?
Да.
Что вдохновило вас на написание романа «Как продать душу»?
Когда я услышала название «Дьявол носит «Prada»», я сказала себе: «Вау, до чего жуткая история! Дьявол оккупировал Нью-Йорк и управляет им по своему усмотрению». Потом я выяснила, что в этой книге речь идет об индустрии моды, и изрядно огорчилась (если бы вы видели мой гардероб, вам бы все стало ясно). И тогда я поняла, что должна рассказать свою историю. Так на свет появилась Ви, или Обыкновенная женщина.
В вашем романе очень часто упоминается газета «Нью-Йорк пост». А сами вы ее читаете?
Да, каждый день от корки до корки. Я называю такое чтение исследованием. Будь у меня больше времени, я бы, возможно, и «Нью-Йорк таймс» читала от корки до корки. Впрочем, тут я слукавила. Вряд ли у человека может быть столько свободного времени.
Не является ли ваша книга предупреждением всем нам? Вы действительно считаете, что наше общество зациклилось на материальных благах и внешней красоте?
Я написала книгу, чтобы заработать денег. Если вы обнаружили в ней некую мораль, я за вас рада.
Пришлось ли вам продать душу дьяволу, чтобы написать эту книгу? Если нет, откуда вы тогда знаете, каково это?
Всегда найдутся люди, которые уверены: чтобы раскрыть внутренний мир персонажа и дать объективную и развернутую картину событий, автор должен перевоплотиться в своего героя. Я, однако, не настолько глупа и совершенно довольна своей жизнью (хотя, мне кажется, за возможность носить сороковой размер я бы и на убийство пошла). Я не продавала душу дьяволу. Но я провела обширное исследование, в ходе которого говорила со многими людьми, продавшими души, – вот почему моя книга настолько правдоподобна, а типажи узнаваемы. Несмотря на то что я осталась при своей душе, мне, кажется, удалось передать боль и растрепанные чувства, которые испытывают продавшие души личности. Жить без души невыносимо тяжело, но с этой проблемой сталкиваются очень многие. Просто жуть берет, как подумаешь, сколько уже народу стало клиентами Программы улучшения качества жизни и сколько еще станет.
Как родилось название вашей книги?
Сначала я хотела назвать книгу «Жир на бедрах: согнать за шестьдесят секунд. Руководство для светской львицы». Однако маркетинговые исследования показали, что потенциальный читатель может принять мой роман за сборник физических упражнений. Я знала, какое место в рейтингах занимает книга «Диета Саут-Бич», и решила, что мое название будет способствовать росту продаж, но моя редактор была категорически против. И так как она собаку съела на названиях, она и мой роман переименовала. Теперь я подумываю, не написать ли сборник упражнений для похудения. Может, разбогатею. И название уже готово: «Как заработать миллион. Краткое руководство для светской львицы». Вроде неплохо звучит?
Я слышала, что хорошему писателю необходимо трудное детство или хотя бы какое-нибудь пагубное пристрастие. Это правда?
Да, трудное детство еще ни одному писателю не мешало. Что касается пагубных пристрастий, их значение явно переоценивают. Возьмем хотя бы По, Хемингуэя, Фицджеральда. Да кого угодно. А вот без бзика в наше время никуда. Надо кого-нибудь убить, переспать со знаменитостью или хотя бы водить знакомство с человеком, переспавшим со знаменитостью. В противном случае сдайте в ломбард свою печатную машинку – она вам не понадобится. Мне повезло: у моей подруги есть сослуживица, у которой двоюродная сестра была на свадьбе у Денниса Куэйда. Вы спрашиваете, упомяну ли я сей факт в следующей книге? Всенепременно!
Почему вы стали писать? Вам всегда этого хотелось?
Нет. Писатели мало зарабатывают. Я никогда не хотела быть писателем, потому что я всегда мечтала разбогатеть. Однако судьба предоставляла мне столько шансов, что в конце концов я просто вынуждена была смириться. Я поняла, что мне на роду написано заниматься именно литературным трудом. Но я все равно мечтаю разбогатеть.
Что вы намерены делать дальше?
Есть одна мысль. Знаете, я тут ходила к гадалке…