Текст книги "Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы"

Автор книги: Кэйтлин О'Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Мамуля улыбается во все семьдесят семь зубов.

– Теперь, Ви, я вижу, что ты меня и вправду любишь.

Я так и застываю с указательным пальцем наперевес. Я люблю мамулю? Сорок лет я ее терпеть не могла, а сейчас, значит, наши отношения вышли на новый виток? Как же! Ад пока не превратился в ледяную пустыню – я бы знала.

– Просто не задерживайся. Если опоздаешь хоть на минуту, я позвоню в полицию.

Сегодня в квартире тишина. Причем мертвая. Я прикидываю, не поехать ли в «Шотландку», или в «Преисподнюю», или в «Бунгало 8», но уровень энергии у меня ниже плинтуса. Целый день я улыбаюсь, потому что моя жизнь прекрасна, но к вечеру, когда я переступаю порог собственной квартиры, от улыбок ноют зубы.

В тишине звонит мобильник. Я чуть не подпрыгиваю.

– Ви, я внизу. Ты дома?

Голос Натаниэля доносится словно из другой жизни. Странно, что между мной и раем – всего лишь тридцать семь этажей.

– Ты что, опоздал на вечер встречи?

– Нет, я оттуда ушел.

Я застываю на месте. Я не хотела видеть Натаниэля – это было бы слишком больно, по крайней мере мне так казалось. Ему нужно, чтобы я стала хорошей, доброй, душевной, и я готова из кожи вылезти, чтобы стать хорошей, доброй и душевной, но, увы, это невозможно. Я старалась творить добро, а что получалось? Самое лучшее для меня и для окружающих – прекратить попытки.

– Нам надо поговорить Можно, я поднимусь?

Он хочет поговорить. Я – нет. Я хочу играть в игры, самая опасная из которых называется «Что могло бы быть, если бы».

– Конечно поднимайся.

Я всегда уступаю искушению.

Я быстро привожу себя в порядок с помощью заклинания. В наши дни люди благодаря Голливуду настолько привыкли к спецэффектам, что порой не могут отличить волшебство от реальности. А ведь волшебство – это чистая иллюзия, уж поверьте мне. К моменту, когда Натаниэль появляется на пороге моей квартиры, я выгляжу именно так, как он привык представлять в эротических фантазиях.

Натаниэль не может глаз отвести от моего полупрозрачного платья – я в нем вся такая воздушная – и чуть не рычит от вожделения. Сегодня ночью я хочу забыть обо всем, и взгляд Натаниэля обещает полное отпущение грехов. Дверь захлопывается. Требовавший разговора Натаниэль практически распинает меня на стене прихожей, впивается в мой рот, орудует и языком, и зубами. Он зол, и мне это импонирует. Мы уже прошли все стадии гнева и вожделения, но вряд ли Натаниэль отличал одно от другого.

Сначала он берет меня прямо у стены. Это не секс, а настоящая месть. Я податлива, но он слишком нетерпелив. Я не успеваю реагировать. Мне больно, я кричу, в глазах темно. Он наказывает меня, а я хочу быть наказанной. О любви нет и речи – тут совокупляются два ужасно одиноких человеческих существа. Натаниэль задирает мне ногу чуть ли не выше головы, почти разрывает меня, как лягушонка, но я рада боли. В первый раз за два года я чувствую себя живой. Я способна ощущать боль. Даже там, где так долго была пустота. В квартире пахнет сексом, потом и болью. Я слышу собственное учащенное дыхание, каждый удар – как удар в диафрагму.

Натаниэль фиксирует мой взгляд, и в глазах у него не одиночество, а приговор. Он пытается найти то, что найти в принципе нельзя, и, хоть я уверена в бесполезности поисков, мне нравится, что Натаниэль не теряет надежды. Надежда – наркотик проклятых. И я на нее подсела, я прошу еще и еще.

Я шепчу его имя, шепчу с нежностью и восторгом. Как давно я не была искренней! Конечно, Натаниэль сейчас ничего не соображает и никогда не узнает, что я чувствовала. Его лицо искажается, тело напрягается и наконец обмякает.

Несколько секунд мы не в силах оторваться друг от друга. Мир замирает. Время останавливается, и я не хочу, чтобы оно снова затикало. Но разве меня кто слушает? В глазах Натаниэля сожаление о содеянном, причем первое мне видеть больнее, чем было чувствовать второе. Я дарю его прибалдевшей улыбкой и нежно кусаю за губу.

– Мне никогда не было так хорошо, – мурлычу я, стараясь представить, что все случившееся – дело давно минувшее.

– Ви, мы ведь больше не будем ссориться?

– Не будем, – отвечаю я.

Это ложь. Натаниэлю нужна другая девушка, с душой, причем душой свободной и чистой, но у нас всего одна ночь, и я сумею не выйти из роли.

Глаза у Натаниэля становятся темными и глубокими – он явно хочет еще, а это гораздо лучше разговоров. Он целует меня – медленно, нежно, ласково. Я паникую. Нежность мне не нужна. Я прижимаюсь к Натаниэлю, руками пытаюсь добраться до причиндалов. Но он со смехом заводит руки мне за спину и продолжает поцелуйство. О французском поцелуе ходят легенды: якобы он способен украсть у женщины душу. Сегодня я готова поверить во что угодно.

Мы начинаем на леопардовом диване, где язык Натаниэля трудится над моими сосками. Руки у него сильные и жесткие – я знала, что они именно такие. Он хочет искупить вину за сцену в прихожей, хотя и зря – я благодарна Натаниэлю за эту встряску. Еще одно идеологическое различие.

Натаниэль владеет языком, ничего не скажешь: каждый дюйм моего тела отзывается на беззвучный шепот то ознобом, то горячкой. Заметив, что я дрожу, Натаниэль переходит к обработке шеи, слегка покусывает ее, играет языком в ямке между ключиц. Бедра мои напрягаются, пульс скачет как бешеный.

Затем он шепчет мне в ухо предложения, одно другого непристойнее. Так как я плохая девочка, ничего принципиально нового Натаниэль мне предложить не может, но почему-то его голос вызывает зуд под кожей и дрожь внизу живота. Кончики его пальцев скользят и дразнят, дразнят и скользят.

Я извиваюсь под ним, грубая ткань его рубашки раздражает соски. О господи. Что он делает!

Его пальцы оказываются у меня между ног. И так как я по природе шлюха, я ноги раздвигаю, даже не думая сопротивляться. Пальцы порхают с одной дольки на другую, я постанываю, потолок кренится. Натаниэль целует меня взасос. Его язык затевает ту же игру у меня во рту, что его палец – у меня между ног. Кровь стучит в висках с такой силой, что я боюсь, как бы голова не взорвалась. Я приподнимаю бедра и трусь об Натаниэля.

И что вы думаете, он отвечает на мой призыв? Черта с два! Этот извращенец использует палец, а не то, что я просила. Он находит клитор и принимается делать вращательные движения.

– Пожалуйста, – просит Ви, которая и слова такие успела забыть.

– Ну уж нет, – отвечает Натаниэль, который не привык слушать.

Вращательные движения сводят меня с ума, оргазм на подходе, и в тот самый момент, когда я готова заорать от наслаждения, Натаниэль останавливается.

– Что ты делаешь? – стонет Ви.

Натаниэль не отвечает, Натаниэль хитро улыбается. Вдруг голова его исчезает за моими коленями, и вместо пальца в ход идет язык.

Клянусь, я умерла. Чтоб мне провалиться. Я начинаю выкрикивать что-то несусветное, причем с каждым мазком все громче, и наконец выдаю бурный оргазм.

Требуется некоторое время, чтобы Земля и Ви снова оказались на одной орбите. И когда это происходит, я ловлю взгляд Натаниэля.

И он (взгляд) меня пугает. Натаниэль хочет заглянуть в глубину Ви, где рассчитывает увидеть обнаженные сердце и душу, которые только и ждут, чтобы он их взял. Сердце, по крайней мере, он может забирать. И ему это известно.

Я прошу, чтобы он разделся. Мне нравится его загорелое мускулистое тело в шрамах, меня возбуждает мысль о перенесенной им боли. Я любуюсь моим воином, но он нетерпелив и не желает терять время. Мы снова на диване, и Натаниэль любит меня.

С самого начала мне внушали все кому не лень, что секс на седьмом уровне стоит потерянного рая, но теперь я уверена: это не так. Ночью Натаниэль несколько раз просыпается, прижимает меня к себе и гладит по голове. И зачем мне после этого седьмой уровень? Больше никаких «что могло бы быть, если бы». Уже было.

На следующее утро Натаниэль просыпается от первых солнечных лучей и, сонно улыбаясь, произносит:

– Доброе утро.

– Доброе утро, – отвечаю я, прихлебывая кофе.

– А почему ты одетая?

– Потому что отпуск не у всех – кое-кому нужно на работу.

Натаниэль встает с постели. Он такой сильный, такой мужественный, так хорошо сложен, что целую секунду я уверена: возможно все.

– Тогда давай вместе пообедаем.

Но секунда проходит.

– Нам нужно кое с чем разобраться. – Я усаживаюсь на кровать. – Натаниэль, я понимаю, что ночью в порыве страсти мы наговорили друг другу много лишнего. Я не собираюсь ловить тебя на слове. В смысле, ты ведь уезжаешь? Завтра, если не ошибаюсь?

– Через месяц, – цедит Натаниэль.

– Все равно скоро. Зачем нам сложности?

Он смотрит с презрением. Знаю, знаю, Натаниэль всегда был обо мне невысокого мнения, но теперь нужно его в этом мнении укрепить. Прошлая ночь неповторима. И вообще, я привыкла скользить по жизни.

Повисает долгая неловкая пауза, во время которой Натаниэль переваривает суровую правду. Наконец он произносит:

– Ви, единственная для тебя сложность – это сдать постельное в прачечную.

Он встает и одевается. Я отворачиваюсь – не могу на это смотреть. Одевшись, Натаниэль треплет меня по волосам.

– Пока, крошка, – бормочет он, и голос у него хриплый от нежности.

Однако Натаниэль не собирается распускать нюни. Боже, не дай ему все испортить. Но Бог не слушает, потому что Натаниэль подмигивает и бодро выдает:

– Классный был перепих.

Глава 15

Скандал с ценными бумагами оказался еще грязнее, чем вы предполагали в самых смелых сексуальных фантазиях. Суд Манхэттена выдвинет обвинение через две недели, а сплетни уже расползаются. Скоро будут названы имена, в частности, имя Тауни Фезерс, одной из самых известных стриптизерш. Она сделает публичное заявление, что брокер с Уолл-стрит передавал ей информацию. Мисс Фезерс хотела получить степень магистра делового администрирования, и список ее клиентов больше похож на рейтинг «Стандарт энд Пурс» [27]27
  Агентство, которое публикует ежегодный список пятисот самых богатых людей мира.


[Закрыть] . Кажется, у белых воротничков от страха затряслись поджилки – и еще кое-что.

Белая и пушистая Меган была замечена в «Капитале». Несмотря на то что наша душечка всеми способами старалась остаться неузнанной, надежным источникам удалось установить как ее личность, так и личность мужчины, который страстно целовал ее в шею. Им оказался не кто иной, как Джейми Макгрегор, всем своим видом выражавший щенячью преданность. Интересно, Меган действительно нашла единственную любовь или она просто состоит в Обществе защиты животных? Следите за развитием событий, оставайтесь с нами!

Новости от Вездесущего Тони. Мой любимый мюзикл «Чертовы янки» признан лучшим и удостоен римейка. Бесподобную Ди в кулуарах уже называют лучшей актрисой мюзикла. Так что, мои дорогие, постарайтесь приобрести билеты до июньской церемонии награждения: после того как Ди получит статус примадонны, билетов вам не видать как своих ушей.

Мамуля вернулась со спиритического сеанса живой и невредимой да еще с сувенирчиками. Мне бы вполне хватило стеклянного шара и футболки, но это показалось мамуле банальным, и теперь я – счастливая обладательница свечей и кукол вуду, больше похожих на бред скульптора-авангардиста, за который он рассчитывал получить кучу денег, а получил кучу тухлых помидоров. Я, однако, поддерживаю свой новый имидж настоящей леди, смирившейся с жирной задницей, и не выбрасываю все это добро в окно (что вообще-то свойственно ньюйоркцам).

– Какая прелесть! – с нежной улыбкой произносит Тактичная Ви.

Явный прогресс!

Я завербовала еще одного клиента, таксиста из Эфиопии. Он вез меня в Бруклин через Стейтен-айленд и попал под горячую руку. Теперь таксист проклят, а я через тридцать шесть часов получу возможности третьего уровня. Тогда-то Шел у меня попляшет, а то она совсем зарвалась. Просто до смерти хочу поставить ее на место.

Постановка произойдет за ланчем в «Дэвидбурк и Донателла». Обычно я в этот ресторан не хожу, но в моей жизни произошли известные изменения. Как знать, может быть, кухня фьюжн – именно то, что мне сейчас подойдет? И вообще, еда – лучшее средство по борьбе с последствиями кризисов.

В ресторане меня поджидает мамуля. Одна.

– А ты что здесь делаешь? – удивляюсь я.

– А я очень серьезно отношусь к своей работе.

– На Шелби-то? Не гони картину.

– Это очень ответственно – быть личным помощником. В мои обязанности входит сопровождение Шелби на все светские мероприятия.

– Ну и где твоя Шелби? – кривится Ви.

Шельма Шелби навешала мамуле этой лапши. Ненавижу ждать. Самое же скверное: пока я тут жду, Шел, не будь дурой, вербует каких-нибудь токсикоманов и того и гляди окажется на восьмом уровне. Ладно, признаюсь, погорячилась. Шелби насобачилась вербовать души, мне с моими заморочками до нее далеко.

Мамуля барабанит пальцами по столу – ей хочется курить. За спиной я быстренько стряпаю никотиновую жвачку и протягиваю мамуле.

– У Большой Б деловая встреча. Она сказала, что придет прямо сюда, – произносит мамуля.

– У Большой Б?

– Ну да. Тебе разве никогда не хотелось назвать Шелби на эту букву? А остальным можно расшифровывать как Большое Будущее. По-моему, Шел не повредит прозвище. Да и мне не помешало бы как-нибудь поэффектнее назваться. Есть предложения?

Прозвища, которые я то и дело даю мамуле, в основном непечатные. Однако побоище в ресторане в мои планы не входит, и я быстренько меняю тему.

– А с кем у Шел деловая встреча?

Уж не затевают ли они с Люси за моей спиной какую-нибудь пакость? Очень может быть. А мне по фигу.

– Не знаю. Вроде с Люси, фамилию я не расслышала. Понятия не имею, кто это.

– Ах, Люси! Та еще стерва. С ней лучше не связываться.

Мамуля не слушает. Она ерзает на стуле, и до меня доходит, что дело не в абстинентном синдроме.

– У тебя что, шило в одном месте?

Мамуля понижает голос до шепота, а сама таки стреляет глазами по всем посетителям мужского пола.

– Гадалка предсказала, что сегодня я встречу свою настоящую любовь.

– Мам, ты чего? Ты была замужем сорок пять лет. Ты недавно наняла жиголо. Тебе не кажется, что настоящая твоя любовь – либо папа, либо Генри?

– Кому кажется, тот крестится. Что же мне теперь, похоронить себя заживо?

– Я снова разговаривала с папой, – вру я.

Папа установил определитель номера, и пока я не окажусь на седьмом уровне (управление поведением), мне не удастся заставить его снять трубку.

Мамуля напрягается, в глазах мелькает надежда.

– И что он сказал?

– Мама, он скучает по тебе. Ты должна вернуться домой.

– Ни за что, пока эта шлюха не уберется из нашей постели.

Тут в зал влетает Шелби. На голове у нее черт-те что, каблук сломан. На четвертом уровне могла бы и получше выглядеть.

Шелби плюхается на стул и залпом выпивает мой коктейль.

– Я чуть не погибла!

– Неудивительно. За такие туфли и умереть не жалко.

Взгляд у Шелби безумный.

– При чем тут туфли! Меня чуть не убили!

Мамуля даже забыла о предполагаемой встрече настоящей любви. Еще бы: у Шелби вид, будто она только что вырвалась из бутика «Прада» в первый день распродажи.

– Расскажи толком, Шел.

– Я шла по Пятьдесят седьмой улице, шла себе, никого не трогала. И когда я оказалась под большим красным тентом – ну, вы знаете, – как откуда ни возьмись появилась эта фигня. И пролетела в дюйме от моей головы!

Шелби слегка разводит большой и указательный пальцы, словно неправильный рыбак.

– Что конкретно пролетело?

Вы же помните, я люблю подробности.

– Шар для боулинга.

Меня разбирает смех.

– Ой, Шел, не гони!

– Да кто гонит? Мне чуть череп не размозжило! Шар был номер десять, не меньше. Такой здоровый, синий, блестящий. От бордюра кусок откололся, а бордюр ведь каменный! – Шелби прижимает руку к сердцу. – Я смотрела в глаза смерти. Черт. Мне нужно выпить.

Я подзываю официантку и заказываю порцию виски. Алкоголь, по моему глубокому убеждению, лечит все болезни и даже помогает от смерти.

Тут в разговор встревает мамуля.

– Шелби, ты в сорочке родилась. Но твой шар – это еще что! Вот рядом со мной однажды приземлился кусок горгульи. Просто откололся и рухнул. Каково? А тебе нужно сходить к мадам Фортуне. Она – лучший медиум в Нью-Йорке. Она мне рассказывала, что у нее был рак, а в один прекрасный день опухоль исчезла сама собой. Врачи в один голос называли это чудом. Однако Фортуна в чудеса не верит. Она говорит, мы все умрем, но ты обвела Смерть вокруг пальца, а значит, она будет тебя преследовать. Наверняка это происшествие – не последнее. Мадам Фортуна поможет тебе уберечься.

Узнаю мамулю: каркать – ее любимое занятие. Вот интересно, какова вероятность, что на одного и того же человека по очереди рухнут две горгульи?

– Ты думаешь? – Шелби с недоверием смотрит на бокал виски. – А ведь алкоголь тоже вреден. От него цирроз. Пожалуй, пить не стоит.

Я беру бокал и не моргнув глазом выпиваю.

– Все, Шел, проехали. Выше нос! Бери от жизни все – ведь ты этого достойна!

Мамуля не выдерживает и со словами «Извините, мне нужно покурить» торопливо двигает к выходу.

Шелби продолжает ныть, я пытаюсь переключить ее внимание с инцидента на что-нибудь жизнеутверждающее. Появляется официант и начинает рассыпаться перед Шелби мелким бесом. А я? А передо мной?

– Сердитый омар на ложе из панциря [28]28
  Деликатес из омара, приправленного маслом из семян перца чили и кусочками острого красного перца (отсюда название «сердитый»), подается на панцире.


[Закрыть]! – провозглашает официант, словно прислуживает Папе Римскому.

Мне же рыба подается, как надоевшей разожравшейся кошке. Так и подмывает использовать заклинание, чтобы Шел перестала выпендриваться, но ведь эта стерва умеет читать мысли…

– Откуда мне знать, что этот омар – экологически чистый? – вопрошает Шелби, едва дождавшись, пока уберется официант.

Она с тоской смотрит в тарелку. К счастью, омара, перед тем как готовить, тщательно отмыли, и он бодро розовеет в окружении маслин и лайма.

– Да успокойся наконец! Зверьку уже все равно.

– Видишь ли, Ви, я была на волосок от смерти. И знаешь, о чем я успела подумать, пока летел чертов шар? О том, что через несколько секунд у меня по лицу будут бегать огненные ящерицы – тысячи ящериц – и кожа будет плавиться.

– У тебя богатое воображение.

У меня, надо сказать, тоже, только я не даю ему разыграться.

– Нет, Ви, ты только подумай. – Шелби цепляет кусок омара на вилку и потрясает им, как копьем. – Подумай, что мы едим. В морепродуктах полно ртути, свинца и токсинов. Да этак я и двадцати пяти лет не протяну.

– Ну так стань вегетарианкой. Только без меня. Я не для того продала душу, чтобы всю оставшуюся жизнь грызть морковку.

Шелби понижает голос.

– Ты когда-нибудь представляешь себе, как твое лицо лижет пламя и кровь выкипает, не успевая капать?

Краем глаза я замечаю, что за соседним столиком едят вишневое фламбе [29]29
  Десерт из подвергшихся легкой тепловой обработке фруктов, пряностей и подожженного рома.


[Закрыть]. От слов Шелби лицо пощипывает.

– Нет. Не люблю экстрим, – отвечаю я.

Ви в своем репертуаре – прагматична, рациональна и благоразумна.

– Да, но ведь ты не знаешь, каково там, в аду?

– Наверное, темно. – Провалиться мне, если ей удастся и на меня нагнать депресняк. Я отправляю в рот приличный кусок морского языка, кстати сказать, под великолепным соусом. – Ты умрешь. И никому от этого ни холодно ни жарко.

– Что такое смерть?

– Шелби, чем скорее ты съешь омара, тем скорее отбросишь коньки и наконец-то сможешь ответить на свой вопрос.

– Ви, я же серьезно!

И я серьезно, только Шелби об этом не узнает.

– Жарить тебя не будут, успокойся.

В голосе у меня куда больше уверенности, чем в сердце. Я подозреваю, что в аду ужасно, и постараюсь не попасть туда как можно дольше. К несчастью, даже возможности девятого уровня не делают клиента бессмертным. Так что не верьте голливудским фильмам.

– Ну и о чем вы говорили с Люси?

Шелби отводит глаза. Очень подозрительно.

– Мне звонила Эми. Она сказала, что ты ее продинамила, и просила помочь. Я организую аукцион, Ви. То есть мы с Люси организуем. Ты видела этих теток из общежития? С ними я мигом окажусь на девятом уровне.

Аукцион, значит? И тут меня осеняет.

Со скоростью звука в голове оформляется великолепный коварный план. Для его осуществления мне потребуются изворотливость и хладнокровие, но я справлюсь. О да, это идеальный способ поквитаться с Люси. Я обдаю Шелби высокомерием.

– Еще чего! Я запрещаю. Я твой ментор, и ты должна мне подчиняться.

– Ви, Эми сначала обратилась ко мне. Ты же украла мою идею, а Люси, между прочим, считает, что идея отличная. А раз ты отказалась, значит, я могу заняться этим делом.

Ну уж нет! Выстрел за мной.

– Шел, вспомни, кто ты и кто я. Занимайся своим бельишком, разрабатывай новую линию – может, и прославишься. А пока до этого радостного дня далеко, привыкай быть на вторых ролях. Я возвращаюсь в проект, чтоб ты знала.

Шелби хлопает глазами – я таки ее задвинула! Главное, чтобы она не прочитала мои мысли.

– Конечно, Ви, ты у нас звезда.

– Я знаю.

От вероятных возражений меня избавляет появление мамули.

– Жарища, как в преисподней, – заявляет она, обмахиваясь рекламным проспектом.

Мамулины слова заставляют Шелби побледнеть и уронить вилку.

– Боже!

Мамуля с интересом смотрит в ее тарелку.

– Это омар?

– Я так больше не могу, – мямлит Шел.

Мамуля переводит взгляд на меня – дескать, что это с ней?

– Климакс, – отвечаю я одними губами.

Мамуля понимающе кивает и принимается за семгу.

– Ви, я серьезно. Все, больше не пью и не ем морепродуктов. Надо бы и в фитнес-клуб записаться.

Приехали.

– Знаешь, Шел, в таком случае ты мне не подруга. Зачем мне светиться в обществе звезды желтой прессы? Да и Люси не захочет с тобой водиться. Я тебе больше скажу: ты будешь потягивать джин из бумажных стаканчиков с последними шлюшками на Десятой улице. И с кем мне тогда зажигать? Явно не с тобой.

Шелби запускает пальцы в свои все еще всклокоченные волосы – доводит до конца недоделанное шаром для боулинга.

– Ты права. Не пойму, что со мной. Мне просто нужно успокоиться и подумать о том, как скорее оказаться на пятом уровне.

Мамуля аж подпрыгивает.

– Что это – пятый уровень?

Я быстренько цитирую предложения «магазина на диване», причем все подряд:

– Закажите у нас четыре тренажера, и трико получите бесплатно. Получившие пять трико имеют право на суперблендер. С суперблендером вы оказываетесь на пятом уровне и можете участвовать в розыгрыше пароварки. Все участники гарантированно получат книгу «Питание по группам крови». Мам, ты же целыми днями в телик пялишься, могла бы и усвоить, что такое пятый уровень.

БУМ!!!

Пол уходит из-под ног, стекла дребезжат. Да, я мечтала, чтобы в мамулю угодила граната, но это не моя работа. Клянусь вторым уровнем.

Шелби сползает со стула. Я оглядываюсь: все спокойно продолжают есть и разговаривать.

– Шел, ты что, рехнулась? Вылезай!

– Нас бомбят! – доносится из-под скатерти.

– Не дури. Просто кто-то резко газанул.

Не без труда мне удается выманить Шелби из-под стола. Волосы ее, еще не пришедшие в себя после падения шара для боулинга, теперь вдобавок шевелятся, но Тактичная Ви на эту тему помалкивает. Шелби больше не притрагивается к омару.

– Все, начинаю новую жизнь. Клянусь, – с чувством произносит она.

На следующий день в бутике появляется Кимберс.

– Ви, ты ведь разговаривала с Кэлом? Ведь разговаривала?

Я изображаю видимость деятельности – меняю местами розовые и желтые сумки. Оформитель витрины из меня никакой, зато, когда руки заняты, легче делать умное лицо.

– Извини, Ким, у меня и без тебя дел по горло.

– Ви, неужели ты мне не поможешь? Ты до сих пор меня ненавидишь, да? Выходит, ты всю дорогу изображала подругу, а сама только и думала, как бы половчее нанести удар в спину?

Ничего подобного я не думала. Я вообще не думала о Кимберс, потому что привыкла думать исключительно о себе. У меня нет времени ни на добрые дела, ни на любовь к ближнему (равно как и к дальнему). Я ставлю розовую сумку в первый ряд и удостаиваю Кимберли взглядом.

– Я тебе что, адвокат? Ты не по адресу обратилась.

У Кимберли отвисает челюсть.

– Но ты же сказала…

– А зачем ты меня слушала?

Она хватает меня за руку.

– Затем, что ты не кто-нибудь, а Ви! Тебя все слушают.

– Кимберли, тебе деньги нужны? Я дам тебе денег. Найми адвоката, пусть он и разбирается.

– Ви, у тебя же такие связи! Ты сама говорила. Ты же знакома с Кэлом, с Региной. Ты же целое мероприятие с ними планировала – аукцион, разве не помнишь? Мне одной не справиться. Я не могу сесть за решетку из-за тридцати восьми долларов и сорока семи центов.

– Такое сплошь и рядом случается. Люди вроде Кэла постоянно участвуют в разных благотворительных программах – это часть их имиджа.

С этими словами я задвигаю красную сумку на нижнюю полку.

Лицо у Кимберс каменное.

– Извини, Ким.

– Пожалуйста, Ви. Кроме тебя, мне никто не поможет. – На этот раз в голосе Кимберс ясно слышится страх. Почему все думают, что Ви всемогуща? Ви ни черта сделать не может. – Я совершила ошибку, Ви. Я признаю. Прости меня. Неужели ты никогда ни в чем не раскаивалась?

– Нет, – вру я.

Мне хочется сказать Кимберс, что зря она выворачивает душу перед женщиной, которая эту душу не моргнув глазом завербует, что за спасением она обратилась не по адресу, потому что мой послужной список заметно увеличился с нашей последней встречи. С другой стороны, Кимберс настаивает. Кто знает, может, чудо все-таки произойдет.

(Как же! Я своими руками уничтожила последнее чудо на этой погрязшей во грехе планете.)

Кимберли сверлит меня глазами.

– Ладно. Но не рассчитывай, что я завтра же вприпрыжку побегу к Кэлу, – отвечаю я, рассматривая последние модели летней коллекции.

Они бесподобны.

Взгляд Кимберс проясняется.

– Я знала, что ты лучше, чем хочешь показаться. Ви, я тебя обидела, мне очень стыдно, но ты ведь не можешь дуться до скончания века. – Тут в глазах у Кимберли появляется смущение. – Ведь ты простила меня, Ви?

С тяжким вздохом я задвигаю сумку цвета лайма за канареечную сумку. Так гораздо лучше.

– Допустим, я тебя простила. Но с большим трудом.

Кимберс обнимает меня одной рукой, а другой вцепляется в лаймовую сумку.

– Как она мне нравится!

– Всего двести восемьдесят долларов, Ким, и она твоя.