Текст книги "Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы"
Автор книги: Кэйтлин О'Райли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Я успеваю схватить Паоло за руку прежде, чем он стягивает вторую перчатку.
– Умерь свой пыл.
Паоло намеков не понимает, а может, просто погряз в роли.
– Я этого не допущу. Подумай о своей дочери. Регина такая чувствительная, она не вынесет позора.
Я наступаю шпилькой Паоло на ногу (итальянские лайковые туфли) и выхватываю бумаги из Кэловых лап.
Прежде чем кто-либо (включая меня) успевает хоть что-нибудь сообразить, я чиркаю спичкой.
В глазах Паоло ужас.
– Рыба моя, ты с ума сошла! Это же вещественные доказательства!
Кэл вырывает у меня тлеющие документы.
Срабатывает противопожарная сигнализация. С потолка течет пена. Огонь гаснет, но я не сдаюсь. Я запихиваю документы (подгоревшие по краям и сырые) в уничтожитель бумаг. Если вы когда-нибудь пытались скормить автомату с кока-колой мятый доллар, вы понимаете, каково мне приходится. Я рву бумаги (вот уж действительно, рукописи не горят). Кэл пытается мне помешать. Он сильнее, зато я умею колдовать. Раз-два-три, гигантская жаба, замри! (Управление поведением.) Лишь после того, как Кэл временно обезврежен, Паоло решается вступить в потасовку.
– Что ты делаешь? Этот сукин сын должен за все заплатить!
– Паоло, он ни в чем не виноват. Ты что, забыл?
– Ви, не надо воспринимать все так буквально. Не поверю, что Кэл без греха.
– В тюрьму он не сядет. Тем более за то, чего не делал.
И это говорит Ви! Это Ви поминает Бога, мораль, нравственные ценности. Вот от кого не ожидала! Что ж, и на Солнце есть пятна.
– Конечно, в тюрьму этот мужлан не сядет, – капризно тянет Паоло. – От него требуется только изменить меру пресечения.
– Ты не понимаешь. – Я бросаю взгляд на Охлажденного Кэла. (Колдовство действует всего несколько минут. Программа улучшения качества жизни, статья 375.) – Он и слышать об этом не хочет. Он хочет понести наказание.
Паоло смотрит на Кэла большими глазами.
– Это выше моего понимания.
– Но мы ему не дадим.
– А как же Регина?
– О Регине можешь забыть. Найди себе какую-нибудь модельку и терпи ее закидоны до конца дней своих. С обыкновенной девушкой у тебя не получится – ты пустой и самовлюбленный тип.
Натаниэль тоже обыкновенный. А я – пустая и самовлюбленная. Я вижу, что задела Паоло за живое.
– Я не могу так вот просто отказаться от Регины.
Эх, Паоло, мне ли не знать, до чего тебе сейчас больно!
– Придется.
Я обеспечиваю Кэлу несколько провалов в памяти, и остаток вечера проходит очень мило. Эми в своей стихии, я же веду себя непривычно тихо и скромно. Такое бывает, когда ударяешься в самоанализ. Вытащив из памяти поступки, которые совершить может только женщина, я прихожу к однозначному выводу.
Какая же я дрянь!
Я запредельно завистлива, и если мир – это «Титаник», то моя каюта по правому борту, а значит, на спасение рассчитывать нечего. Я хотела быть самой крутой, хотя в грош не ставила тех, над кем получила превосходство; я хотела показать Марву, какое сокровище он потерял; наконец, я хотела щеголять дорогущей сумкой. Поэтому я продала душу. Цена огромная, но сделка казалась такой выгодной! И вот в один прекрасный день (подозреваю, что в тот самый, когда я сиганула в пруд за девчонкой) мне захотелось стать хорошей. Несмотря на то что, уже продавая душу, я была уверена: ад светит мне в любом случае.
Если честно, мне до сих пор хочется стать хорошей. И сегодня я скажу об этом вслух. Я хочу стать хорошей. Я хочу получать удовольствие от сидения в парке на скамейке, я хочу не притворяться преданной подругой, а быть ею.
Вопрос лишь в том, насколько сильно мое желание. Готова ли я пойти против Люси, не убояться ее гнева, вынести ее пытки, о которых и помыслить страшно? Да. После жирной задницы меня ничем не запугаешь.
Так значит, я хочу стать хорошей настолько, что готова сотворить нечто равноценное первому выкидышу Меган? Нет. Ведь Люси знает меня как облупленную, она глаз с меня не спустит, не даст мне ни малейшего шанса.
Как видите, я склонна раскладывать все по полочкам, что немало говорит о моей сущности. Да, я хочу стать хорошей, но не желаю отказываться от образа жизни, который обошелся мне так дорого. Вот если бы я думала, что получу назад душу, я бы от него отказалась или, по крайней мере, тешила бы себя мыслью, что могу отказаться в любой момент. Но душу не вернуть – контракт подписан раз и навсегда.
Я вляпалась.
А завтра мне предстоит сказать Бланш, что Марва все-таки посадят, несмотря на мои старания. Конечно, можно было бы познакомить его с Люси. Но я этого не сделаю. Даже за девятый уровень. Ни за что на свете.
Дома мамуля смотрит «Богатые и знаменитые: стиль жизни» по новому жидкокристаллическому телевизору. Опять шлялась по магазинам, и небезрезультатно.
– Привет, мам, – говорю я, усаживаясь рядом.
– Как прошел вечер? – интересуется мамуля, словно карликовый дьявол из рекламы виагры.
Наверняка без Люси и копирайтеры не обходятся.
– Паршиво. Мама, я хочу погулять в парке.
– Одиннадцать ночи. Тебя ограбят и изнасилуют.
– Пойдем со мной, это очень важно.
– Вечно ты со своими выдумками. Видишь, я уже в пижаме.
У меня в руках оказываются ночная сорочка и фланелевые штаны.
– Вот, пожалуйста. Это сейчас очень актуально.
– Ты серьезно?
– Конечно!
– Ви, ты хочешь, чтобы я пропустила «Робин Лич»?
– «Робин Лич» каждую неделю показывают. Ничего, если один раз не посмотришь. Неужели ты не можешь сделать для меня такую малость?
Я упрашиваю мамулю, потому что сегодня мне нужна хотя бы эта победа. Последний раз я разговаривала с мамулей таким тоном двадцать лет назад. Просто она слишком часто отвечала «нет», вот я и перестала просить. Но сегодня все иначе.
– Ви, не стыдно тебе на ночь глядя гнать на улицу пожилую женщину?
Через десять минут мы сидим на скамейке.
– Ну и зачем мы сюда притащились?
Я могла бы рассказать мамуле, что хочу поиграть в другую жизнь, представить, что я – это не я. Но ей этого не понять.
– Не знаю. Мне просто подумалось, что мы должны иногда сидеть на скамейке, кормить птиц и нюхать розы.
– Нет здесь никаких роз, – фыркает мамуля.
– Хочешь пить?
– А у тебя что, вода с собой?
Я извлекаю из-под скамейки сумку.
– Нет, вино.
– Ви, ты же знаешь: я не пью. Без повода.
– Тогда давай считать нашу вылазку серьезным поводом.
– Было бы что праздновать. У меня жизнь разбита, а ты…
– Мне очень жаль, что вы с папой расстались.
Мне действительно очень жаль. Я могу, задействовав колдовство, обеспечить мамуле временный душевный покой, но даже девятый уровень не дает возможности изменить характер человека.
– Ви, меня наконец приняли в жилищное сообщество. Я переезжаю.
– Мне кажется, мы будем лучше ладить, если перестанем целыми днями мозолить друг другу глаза.
– Да, я тоже так думаю. И знаешь что, Ви? Ты совсем не такая плохая дочь, какой я тебя считала. Поверь, я говорю так не потому, что ты даришь мне модные тряпки.
– Спасибо, мама. Одно время мне казалось, что у меня не мать, а ехидна. Теперь я так не думаю.
Мамуля обнимает меня за шею, я пытаюсь угнездиться у нее под мышкой. Получается далеко не сразу – неудивительно, без тренировки-то. Потом мы возвращаемся домой. Ну, Ви, и чего ты добилась посиделками с мамулей в парке? Да, было славно, но разве тебе стало легче?
Нисколько.
* * *
Когда в воскресенье я появляюсь в парке, Бланш и Юрий уже сидят за шахматным столиком, и, кажется, он ее натаскивает.
– Смотри, Бланш, насобачишься, и я больше не смогу с тобой играть, – улыбаюсь я.
– Не волнуйся, Ви. Раньше я тебе проигрывала, но теперь даже не надейся.
Мы начинаем игру, Юрий мельтешит перед глазами. Он меня недолюбливает, я знаю. Юрий очень чувствительный. Здорово, что Бланш его встретила. Я позволяю Бланш забрать ладью и слона – надо же ее подбодрить перед тем, как рассказывать про Марва.
– Бланш, у меня плохие новости.
– Жизнь прекрасна, если только у тебя не обнаружили рак. Давай выкладывай. Просто скажи все сразу, без предисловий.
– Марва посадят.
Браслеты перестают позвякивать.
– Боже мой!
– Бланш, мне очень жаль.
– Значит, ты ничего не смогла сделать? Я так на тебя надеялась!
– Тебе, конечно, нелегко в это поверить, учитывая, как зла я была на Марва, но я правда пыталась. Просто у меня ничего не вышло.
– Не знаю, что смогу для него сделать. Наверное, мне разрешат его навещать, но я так не люблю тюрьмы!
– А кто их любит! Поступай, как считаешь нужным. Это главное.
– Я знала, что Марв плохо кончит. Он всегда думал, что кривая вывезет. Ви, не повторяй его ошибок, не ищи в жизни легких путей.
Хороший совет, жаль, опоздал немного.
Чувствительный Юрий, заметив, как помрачнела Бланш, кладет руку ей на плечо. Бланш немедленно накрывает его ладонь своей. Браслеты звенят. Юрий смотрит на меня, как Ленин на буржуазию, из-под немыслимых бровей, которые от неприязни срослись в одну черно-бурую гусеницу.
– Бланш, черти взяли верх. Помочь?
– Не брала я никакой верх.
Кажется, эти слова я произношу впервые в жизни. (Небольшое преувеличение: за те пять лет, что мы играем в шахматы, я получила с Бланш энное количество тысяч долларов.)
– Поставь пешку на черную клетку номер шесть, – советует Юрий после того, как я делаю ход королевой.
Никогда еще нашу с Бланш игру не прерывали дурацкие советы с галерки. Поверьте мне, ничего хорошего, особенно если учесть, что русские шахматисты умыли американских.
– Подсказывать нечестно, – обижаюсь я.
– Юрий, перестань. Ви – моя подруга.
Бланш всегда на моей стороне. Что не мешает ей потихоньку двигать пешку в указанном Юрием направлении.
Я дарю гадкого Юрия натянутой улыбкой.
– У нее нет ни подруг, ни друзей, – не сдается Юрий (недаром же он русский). Юрий похож одновременно на Распутина, Сталина и еще добрую дюжину деспотов, орудовавших на территории великой державы. – Она только и умеет, что использовать людей.
Юрий смотрит на меня из-под своей гусеничной бровищи, рассчитывая, что я стану опровергать неопровержимое. Бланш нетерпеливо потряхивает браслетами, ждет, пока я сделаю ход. Ненавижу, когда обо мне высказываются в таком духе (что неудивительно, принимая во внимание известные обстоятельства), и с удовольствием посоветовала бы дяде Юре поспешить, а не то опоздает на товарняк, следующий прямиком в Сибирь.
Но Бланш его любит. И вероятность того, что из нас двоих она предпочла бы Юрия, а не меня (не меня!), весьма велика.
Пока, однако, Бланш верна старой дружбе:
– Юрий, хватит уже!
Я молчу, потому что Юрий абсолютно прав.
На следующее утро Кимберс поджидает меня возле бутика. Она сразу переходит к делу.
– А что, если предложить Кэлу взятку? У меня на счету тысяча триста восемьдесят шесть долларов сорок семь центов. Конечно, это немного, но ведь на госслужбе тоже не озолотишься.
– Кимберс, он взяток не берет.
– Но ведь я не виновата! Почти.
– Степень твоей вины установит суд, – говорю я самым жизнеутверждающим тоном.
Из подсобки выплывает Паоло. Меня он игнорирует – все еще злится из-за Регины.
– Рыба моя, – обращается он к Кимберс, – у тебя проблемы?
– Да, юридического характера.
Паоло бросает на меня выразительный взгляд и морщит лоб, изображая напряженную работу мысли.
– Я тебе помогу.
Кимберс чуть не подпрыгивает.
– Правда? Но как?
На лице Паоло расцветает улыбка коммивояжера.
– Рыба моя, тебе не кажется, что пора от слов переходить к делу?
– Трепло, – фыркаю я.
Паоло собрался завербовать Кимберс, и присутствовать при этом у меня нет ни малейшего желания. Уже в дверях кабинета моего слуха достигает до боли знакомая фраза:
– У нас имеется специальная программа, которая помогает справляться со всеми житейскими неурядицами.
Ну уж нет!!! Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и устремляюсь к Кимберс. Не позволю, чтобы в моем присутствии у людей отнимали души. Я и так наделала дел. Тащу Кимберс к двери.
– Не слушай Паоло. У него не все дома.
Кимберс упирается.
– А вдруг он мне поможет?
– И не надейся. Он, как какая-нибудь гадалка, скажет тебе то, что ты хочешь услышать. Вся эта бодяга может показаться правдоподобной, но, если ты на нее поведешься, будет хуже. Просто поверь мне на слово, ладно?
Кимберс вцепилась в ручку двери.
– Я не хочу в тюрьму! Это несправедливо! Я же так и не срубила бабок!
– Кимберс, жизнь вообще несправедливо устроена. Хороший человек тоже может получить коленом под зад. Это случается сплошь и рядом. Уж не знаю почему.
– Премного вам благодарна, доктор Фил. Но пойду-ка я все же послушаю, что скажет Паоло.
– Ким, я знаю, ты мне не веришь, потому что я и совру – недорого возьму. Но сейчас я говорю серьезно. Уходи. Не вздумай вернуться. Забудь сюда дорогу. Вообще забудь, что мы знакомы.
– Ви, да у тебя самой не все дома. Ты же всегда была такая душевная! До сих пор не пойму, почему Марв променял тебя на меня. Со мной же с тоски можно умереть!
Ради бога, скажите, что в Нью-Йорке хоть у одной женщины есть чувство собственного достоинства или, на худой конец, видимость такового. Впрочем, можете не говорить – все равно не поверю. Все тут одним миром мазаны. Вот поэтому-то Люси и любит Нью-Йорк. Ей тут есть где развернуться.
– Ким, это твой последний шанс. Уходи подобру-поздорову. А лучше убегай.
Кимберли смотрит то за окно, то на Паоло. Знаю ли я, какое решение она примет?
Еще бы мне не знать! Два года назад я сама приняла такое же решение.
Твою мать!
Мы с Люси встречаемся за коктейлем в «Сохо-Хаус» (у Люси клубная карта заведения, но, по-моему, оно приходит в упадок). Настроение у Люси дьявольски приподнятое, у меня – дьявольски паршивое.
– Откуда этот мрачный вид? Да ты прыгать должна от радости. Так провернуть дело с Кимберс! Теперь ты на девятом уровне. Здорово, да?
– Куда уж здоровей. Я даже знаю, кому обязана повышением, – бурчу я себе под нос, постепенно набираясь «розовыми леди» (понятно теперь, насколько мне скверно?).
– Не стоит так переживать, Ви. Жизнь коротка, не трать ее на грустные мысли. Знаешь ли ты, сколько женщин продали бы души за то, чтобы оказаться на твоем месте?
– Как минимум девять.
Люси смеется. Умеет она смехом отгородиться от окружающих, дать вам почувствовать, что вы с ней – закадычные подружки.
– В Манхэттене семьсот тысяч женщин, и каждая спит и видит, как бы влезть в твою шкуру.
– Я хуже раковой опухоли. Каждый, кто имеет со мной дело, теряет душу.
– Ви, ты неправильно смотришь на жизнь. Программа придумана не для того, чтобы выкачивать из человека энергию. Мы не вампиры. Я просто хочу дать людям побольше радости и счастья.
Это что-то новенькое. О счастье Люси раньше не заикалась.
– Если ты хочешь, чтобы все были счастливы, зачем меня-то мучаешь?
– Ви, я открою тебе секрет. Такого я никому не говорила. Мне нужны люди вроде тебя. Ты для меня – наглядный пример, подтверждение, что Программа работает. Я могу сказать: посмотрите на Ви, она получила все, чего хотела. На людей это производит впечатление.
– Но я ведь не собираюсь выходить из Программы. А ты мне только соль на рану сыплешь.
– Я просто хочу, чтобы ты смирилась с тем, с чем должна смириться. Я тоже в свое время переживала точь-в-точь как ты. Когда меня вышвырнули из рая, мне казалось, что на самом деле я хорошая, что Бог меня не понял. Я была падшим ангелом. Известно ли тебе, каково это, когда тебя вдруг навсегда лишают рая?
Голос Люси дрожит – она вспомнила золотую ангельскую юность. Я пытаюсь ее утешить, несу какую-то чушь. Люси продолжает:
– Постепенно я поняла: во мне нет ничего хорошего, я буду счастливой, если стану вести жизнь, которая была мне изначально уготована. У тебя, Ви, сейчас такой же кризис. Я через это прошла. Я тебя люблю, и мне больно видеть, как ты страдаешь.
– Правда? – Я изо всех сил стараюсь чего-нибудь не подумать. – Ты такая добрая!
Некоторое время мы сидим молча, и наконец я решаюсь задать вопрос, который мучает меня вот уже два года.
– Люси, а как там, в аду?
– Ах вот что тебя беспокоит!
– Я ночей не сплю.
– Ад – мой дом, Ви.
Это говорит женщина, у которой из камина доносятся вопли грешников. Звучит неутешительно.
Люси гладит мою ладонь.
– Только не думай, что там кругом пламя и черти с вилами. Я немало потрудилась над интерьером.
– Решила, значит, квартирный вопрос?
– Ви, я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь.
Когда-то Люси была моим кумиром. Сейчас я просто ей симпатизирую, черт бы меня побрал.
У Люси звонит телефон, она отвечает. Разговор продолжается довольно долго: Люси улаживает свои дела, Люси окучивает очередного лоха. Осторожней, Ви, быстренько избавься от мыслей. Я натягиваю улыбку и начинаю старательно завидовать усыпанной бриллиантами брошке на платье Люси. Брошка прямо-таки вопиет: «Порядочному человеку на меня не заработать!» Так-то лучше, Ви.
Наконец Люси берет свою черную сумочку от «Гермеса». Люси идет к выходу, я смотрю на нее, и все остальные тоже смотрят. Люси останавливается у барной стойки и, сказав пару слов бармену, вручает ему визитку. Мне хочется застыть, онеметь, но даже многочисленные «розовые леди» не в силах усыпить мою совесть.
Прежде чем уйти, я бочком подбираюсь к барной стойке. Улучив момент, когда бармен отворачивается, я хватаю кусочек бумаги, который обещает все и сразу, и прячу его в сумочку. На улице я рву визитку на мелкие кусочки и бросаю их в урну. Вроде бы пустяки, одной душой больше, одной меньше, но я знаю: в благородном деле борьбы с дьяволом мелочей не бывает.
Глава 20
Из огня да в мыльную пену: обвиняемая по делу, получившему название «Секс за акции», возбужденному Комиссией по ценным бумагам и биржам, вчера была оправдана. В зале еще не стихло эхо речи судьи, а продюсеры дневных шоу и телесериалов уже атаковали нашу Кимберли, предлагая ей роли одна другой заманчивее. В конце концов очаровательная ответчица согласилась на роль дочери магната, потерянной в младенчестве и теперь счастливо обретенной. Съемки начнутся через два месяца, но Кимберли уже купила квартиру в «Трамп спейс тайм континуум» [44]44
Элитный жилой комплекс.
[Закрыть] . Цены на квартиры в этом здании подскочили на семнадцать процентов – в ту самую минуту, когда информация о предстоящем приобретении Кимберли просочилась в прессу.
Теперь о грустном. Наша доблестная полиция закрыла тату-салон, предлагавший звездам «аутентичные японские рисунки»: стало известно, что рисунки были вовсе не из «древних трактатов по японскому изобразительному искусству». Каков же точный перевод иероглифов? Конечно, «made in Taiwan».
В полдень я в Сент-Реджис, осматриваю то, что Эми сделала из танцевального зала. Куда девались роскошные канделябры и прочие прибамбасы эпохи Наполеона? Всего за несколько дней Эми превратила половину зала в черную-черную комнату, где гнездятся ночные кошмары. Повсюду клубится бутафорский дым, на стенах пляшут тени – в общем, впечатление однозначное: это ад.
Я сглатываю ком. Успокойся, Ви, это просто модный интерьер, а не стиль жизни – пока. Зато другая половина гораздо лучше. Подиум тянется через весь зал. По замыслу дизайнера женщины должны выходить из тьмы к свету. Там, у светлой стены, украшенной цветущими ветками барбариса, расположились комнатные растения. Живенько, а главное, символично.
– Ви, ну как тебе? – спрашивает Эми, поправляя черные шторы, из-за которых будут появляться наши героини. – Не слишком завуалированно?
Мне вспоминаются длинные «дискуссии» об эффективности телесных повреждений в рекламе. По-моему, чем завуалированней, тем лучше.
– Все отлично. Наш посыл не бьет в лоб, но тем сильнее его воздействие.
Эми улыбается.
– Мы сегодня кучу бабок заработаем, правда, Ви?
– Еще бы! Это тебе не с приглашенной звездой обед устраивать. Сегодня все сливки Нью-Йорка – наши.
– Я читала статью об аукционе. Что-то Люси на тебя наезжает.
Мысленно я пощипываю виртуальный ус – на сегодняшний вечер у меня наполеоновские планы. Я успешно играла роль фаворитки дьявола, но сегодня кое-кто у меня попляшет! Хе-хе-хе!
Конечно, если прежде Люси не превратит Отважную Ви в куриный помет – вероятность такого развития событий весьма велика.
Через несколько часов начинают съезжаться гости, и – помяни дьявола! – появляется Люси собственной персоной. Она бесподобна – как сама по себе, так и в черном платье от Занг Туа. Я хорошо выгляжу, придраться не к чему, но даже на девятом уровне мне не превзойти дьявола. Хотя – как знать? – может, именно сегодня вечером я сделаю это. Я сделаю Люси! Осторожно, Ви, мысли контролируются радаром. Надо, пожалуй, съесть ломтик лимона, а то лицо у меня подозрительно довольное.
Люси окидывает взглядом зал. Ее темные глаза останавливаются на Эми с выводком обездоленных женщин. В глубоких зрачках пляшут нули. Я спешу увести Люси подальше и начинаю заговаривать ей зубы.
– Волнуешься, Люси? – Я потираю руки. – Тебе обязательно понравится.
Люси одаряет меня нежной улыбкой и трогает декорации.
– Не слишком ли мрачно? Тебе не кажется, что вы с Эми перегнули палку? Преисподняя может отпугнуть потенциальных клиентов, не так ли?
Мы смеемся (помните, что я говорила о смехе Люси?).
– Ты сегодня восхитительна! Люси, ты, кажется, еще никогда не была настолько восхитительна.
Люси делает изящный поворот.
– Спасибо, Ви, ты тоже хорошо выглядишь.
И она права. Сегодня Ви предстала во всем своем великолепии. На мне кроваво-красное платье от Диора с асимметричным декольте и колье из рубинов, таких же кровавых.
– Ты знаешь, о тряпках я могу говорить до скончания времен, но сейчас мне нужна твоя помощь. Заказ из ресторана до сих пор не принесли. Ты же Королева Преисподней, повелительница Моды и Зла. Не наколдуешь пару-тройку подносов с канапе и полдюжины официантов?
Если хотите чего-то добиться от Люси, льстите, льстите напропалую. Не проходит и двух секунд, как она уже на кухне, и вот оттуда один за другим появляются двадцать жеребчиков в белых сорочках, каждый с серебряным подносом. Бармены, рисуясь, как им и положено, смешивают коктейли. Теперь нашу вечеринку можно считать открытой. Вот и славно. Народ просто валом валит. Приехал мэр, за ним несколько сенаторов из Нью-Йорка и Коннектикута и целая делегация из Нью-Джерси. В толпе мелькают футболисты из «Никс», актеры с Бродвея. А сколько незнакомых лиц! Вот нарисовались корреспонденты из «Пост», «Таймс», «Обсервер» и даже – чтоб мне провалиться – из «Ю-Эс-Эй тудей»! Я о таком и не мечтала! Люси постаралась. Я улыбаюсь во все семьдесят семь зубов.
Не обходится и без курьезов: Кэл щиплет меня за задницу (и, доложу я вам, его шаловливым ручонкам на этот раз особенно негде разгуляться).
– Ви, до чего же вы сегодня хороши! Так бы и съел.
Комплимент сопровождается чавкающими звуками, которые, видимо, должны имитировать процесс съедения Сексуальной Ви. Спасибо, Кэл, в моей памяти еще жив вечер в ресторане. И вообще, такие изысканные десерты при твоих габаритах вредны. Я натягиваю улыбку.
– Как мило, что вы пришли, Кэл.
Рядом возникает Люси – она тоже изображает радушную хозяйку. Я подмигиваю. Эми нервничает, каждые пять минут подбегает и спрашивает, действительно ли все хорошо. Люси невозмутима.
– Расслабься, милочка. Этот вечер войдет в историю. – Люси с улыбкой щиплет меня за локоть (ой!). – Ви, тебе нет равных!
Еще бы!
Ровно в половине восьмого Эми берет микрофон, и шоу начинается. Гаснет свет, музыка становится тише. Из-за декораций появляются обездоленные женщины в обносках от Армии спасения. По мере того как процессия приближается к свету, старье спадает с натруженных плеч, и в момент, когда женщины оказываются в импровизированном раю, на них уже – вуаля! – одежда от ведущих дизайнеров Нью-Йорка.
Публика одобрительно гудит. Сандра, начинавшая свой путь в замызганном твидовом пальто, является миру в белом шелковом платье от Веры Вонг. Светлана меняет растянутый свитер и облезлые джинсы на прелестный зеленый брючный костюм от Ральфа Лорена. Звездой же вечера становится маленькая китаянка – на ней серебристое платье от Зака Позена.
Когда стихают бурные аплодисменты, на подиум выходит Эми.
– Леди и джентльмены! Сегодня мы собрались здесь, чтобы вознаградить особый род мужества и смелости, способность этих леди выйти из тьмы дискриминации и физических унижений и найти свой путь в жизни. Каждый день тысячи женщин в Нью-Йорке подвергаются физическим и моральным унижениям. Этим женщинам нужна ваша помощь. Сейчас начнется аукцион. Не стесняйтесь. Не скупитесь. От вас зависят судьбы огромного количества женщин. Пусть только ваша совесть будет вам советчиком.
И аукцион начинается. Цены взлетают до заоблачных высот. Я замечаю Регину – она виснет на Паоло. Тамзин держится неплохо, но чем большие обороты набирают торги, тем чаще она моргает за своими очками.
Франц, наш аукционист, едва успевает стучать молотком. С ума сойти! Скоро все лоты проданы, и у нас чертова куча наличных. А вот теперь, Ви, ваш выход. Люси не сводит с меня глаз. Подмигнуть, что ли, ей на прощание? Сейчас я буду блистать.
Смогу ли я это сделать? Неужели я действительно смогу это сделать? Я прохожу по сцене, останавливаюсь перед подиумом и залпом выпиваю стакан воды.
– Меня зовут Вивиан Лиза Росетти, и я продала душу дьяволу.
По залу прокатывается нервный смех. Я перевожу дыхание.
– Это моя самая большая ошибка. Я знаю, что я такая не одна. Мы с вами в Нью-Йорке, городе, где самый большой в мире процент красивых людей. В городе, где роскошь не знает границ. Посмотрите на сидящего рядом. Разве вы не задаете себе вопрос: откуда? Откуда берется это совершенство? Чудесный цвет лица – это результат действия косметики «Канебо» или довесок к остальным благам, полученным прямо из преисподней? Давайте, проверьте ближнего своего. Вперед!
В зале движение – каждый смотрит на каждого. Никто не хочет быть замеченным за этим делом, но взгляды, как дротики, летают по рядам. У всех одна мысль: неужели она права? Конечно, я права.
– Всему есть цена. Сколько, по-вашему, некий джентльмен заплатил за роскошную шевелюру, безупречную улыбку и потенцию как у двадцатилетнего? Некоторые платят собственной душой. Не знаю, кто вы, то есть кое с кем я знакома, но далеко не со всеми.
Я выпиваю еще стакан воды – от страха в горле пересохло, но это сейчас не важно.
– Все думают, что от души никакого толку. Но поверьте мне: душа дороже, чем стройные бедра или шикарная квартира. Душа дороже модной сумки или босоножек со стразами. Душа дороже пятнадцати минут славы. Знайте: за ваши души вам предлагали гроши. Ваши души – это ваша человеческая суть, потеряв которую вы превращаетесь в нечто, не имеющее отношения к человеку. Думаете, я шучу? Клянусь: без души человек – просто шестерка дьявола, которая говорит с восточноевропейским акцентом и изо всех сил пресмыкается. Нет, Королева Проклятых не заставляет вас совершать дурные поступки – она не настолько глупа. У нее другая игра. От вас требуется только одно – ничего не делать. Вот мы и сидим на своих упругих задницах – а на самом деле наши задницы трясутся от страха, как желе, – сидим и представляем себе, что круче нас никого в мире нет, и поднимаем на смех всякого, кому не подфартило попасть в наш клуб. Это клуб обреченных. Неужели вы и вправду хотите быть обреченными?
Я пробегаю глазами по лицам. Боже, они слушают. Этот последний пассаж – экспромт чистой воды. Неплохо получилось, да? А главное, Люси прямо-таки дымится от ярости. Я выпиваю залпом еще полстакана и продолжаю, вдохновляясь все больше и больше.
– Сегодня у вас есть шанс получить обратно свою человеческую суть. Если вы такие же, как я, вам не удастся вернуть душу, но вы можете ее позаимствовать, просто чтобы вспомнить, каково это – быть человеком, которого не холодит пустота под ложечкой. Чтобы понять: мир хорош уже потому, что вы живете. Леди и джентльмены, я во всем отдаю себе отчет. Я прекрасно знаю, о чем прошу. Она будет в бешенстве, но разве вам не хочется попробовать? Разве вам не надоело плясать под дьяволову дудку, позволять дергать себя за ниточки, как марионетку? В конце концов, что она нам сделает? Проклянет по второму разу?
Стакан с водой взрывается у меня в руке, и все (в том числе я) подпрыгивают. Впрочем, Люси не любит выяснять отношения на людях – сейчас она больше ничего не выкинет. Все оглядываются, многие смотрят на Люси с опаской – вот так и можно определить, кто уже продал душу, а кто пока не дозрел.
– На каждом столе лежит шляпа, – говорю я с улыбкой. – Аукцион закончился, но это ваш шанс дать, ничего не ожидая взамен. Нам нужны деньги для присутствующих здесь Светланы, Сандры, для других женщин, которым не обойтись без вашей помощи. Помогите нам.
По рядам проносится шорох – это публика тянется за бумажниками.
И тут происходит нечто неожиданное. С места поднимается платиновая блондинка с убийственной фигурой.
– Я – Маффи Бэндикотт, и я продала душу дьяволу.
Боже, неужели я не одинока в своем идиотизме? Я машу руками, тщетно пытаясь усадить блондинку на место. Но процесс уже пошел. Встает комментатор новостей спорта с Вэ-эн-би-си.
– Я – Чарльз Мак-Аллистер, и я продал душу.
Следующий – репортер из «Нью-Йорк таймс».
– Я – Стивен Сэфайр, и я продал душу.
Шелби – боже мой, и Шелби туда же! – готова к саморазоблачению.
– Привет, я – Шелби Коэн, и я продала душу дьяволу.
Нет, это выше моих сил. Шепотом я кричу:
– Шел, ты что, с катушек съехала? Сядь на место!
Думаете, она садится? Не тут-то было!
Даже аукционист встает (то есть не встает – он и так стоял, – но выходит вперед).
– Я – Франц Шуберт, и я продал душу.
И понеслось.
Никки Мюллер.
Доктор Эндрю Пирс.
Почтенный Филип Джелман.
Дебби Вандербилт.
Я верчу головой, как флюгер. По количеству стоящих можно судить о масштабах деятельности Люси. И это только один аукцион!
И вдруг откуда-то снизу доносятся аплодисменты. Это Кэл. Милый старина Кэл. Хлопает уже весь зал. В аплодисментах слышатся раскаты грома.
Завтра мне попадет на орехи. Но я рада, что смогла. Дело того стоит. Мне теперь нипочем сорок тысяч раздвоенных, как у змеи, языков пламени, поджаривающих пятки, – я буду вспоминать сегодняшний день и знать, что все-таки была живой.
Впрочем, публика быстро приходит в себя. В какой-то момент все понимают, чем чревато выступление против Люси, и делают ноги. И я никого не виню – мне ли не знать, какова Люси в гневе!
Я спускаюсь со сцены. Ко мне бросается Эми.
– Это брависсимо! Я просто рыдала. Приплести дьявола, чтобы воздействовать на эмоции, – гениально! Мы один раз нечто подобное сделали на шоу. Священник был одержимый, стращал аудиторию геенной огненной, но рейтинг оказался невысокий. Зато сегодня… В жизни ничего подобного не видела. Явно сатанизм как начал набирать обороты в восьмидесятых, так до сих пор не только не вышел из моды, но с каждым годом все актуальнее. Кто бы мог подумать?
