Текст книги "Жемчуг в золоте (СИ)"

Автор книги: Кейтилин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Это всё как-то слишком.

– Свадьба совсем разгулялась, а мы на ней почётные гости! – издевательски воскликнула Лалли. – Абы кого не доставляет на празднество мёртвая шхуна!

Её голос дрожал. Не знаю, отчего – не то от страха, не то от истерики.

– Нам нужно собраться, – сказала я скорее себе под нос, чем остальным. Меня даже не услышали. – Нам нужно провести ритуал.

Почему-то перед испытанием никто из нас не задался вопросом, как нам потом возвращаться после ритуала. Неужто узор клятвы на запястье поможет и в этом? Или как?

Я потянула Лалли за рукав. Та застыла и посмотрела на меня, словно впервые увидела.

– Начнём? – спросила я, посмотрев сначала на Лалли, потом на Оринни.

Оринни кивнула сразу, а Лалли ещё полубезумно таращилась сквозь меня, а потом с досадой выдохнула:

– Да.

Описание ритуала было у неё за пазухой, но если учесть, как мы промокли насквозь…

Лалли явно думала о том же. Мучительно кривя рот, она, почти не дыша, аккуратно выуживала размокший свиток из внутреннего кармана. Медленно, едва касаясь, она начала разворачивать его…

– Да чтоб тебя!!! – взвыла Лалли и привалилась к мачте.

Нас захлестнуло вновь. Волна вырвала из рук Лалли свиток, оставив лишь раскисшие обрывки. Она в бессилии застучала кулаками по скользким доскам палубы.

– Я помню! – воскликнула Оринни. – Я запомнила порядок действий и запомнила, что за кем закреплено. Давайте начнём!

– Что?.. – недоверчиво выдохнула Лалли и подалась к Оринни. – Ты? Ты… командуешь мной?..

Ой, нет, пожалуйста, не начинай! Не сейчас!

– Давай потом! – Я схватила её за плечо. – Посмотри на меня. Ругаться будем потом!

Лалли гневно скинула мою руку.

– Не трогай меня! – ощерилась она.

Бунт на корабле!

Эта шхуна не из нашего мира, она следует своему, только ей известному курсу. Ей плевать на ветер, ей плевать, что паруса её изорваны. Она плывёт, ведомая чьей-то волей…

У Лалли сдали нервы. Быстро ли? Кто знает?

И если я скажу, что не понимаю её, то солгу. Но ведь на кону стоит столько, что…

– Хорошо, не буду. Оринни, давай руки. Мы справимся вдвоём. Если проигрывать, то не нам!

Меньше всего мне хотелось тратить время и силы на уговоры вздорной истеричной девицы. Идеальное число участниц для ритуала – три, но с ним можно справиться и вдвоём. Да, это куда сложнее и страшнее, но деваться некуда. Не хочет – не надо! Я буду рада, если Лалли уйдёт. Я думала, она сильнее. Она меня разочаровала. Её победа в первом состязании – чистая удача.

Лалли жалась к мачте, глядя, как мы с Оринни крепко стискиваем руки, чтобы проложить мосты между нашими силами.

– Стойте! – вдруг сказала она и, подвинувшись к нам, разомкнула нашу хватку. – Я с вами.

– Неужели?! – фыркнула я. – Если ты разорвёшь мост из-за своих выкрутасов, я не знаю, что с тобой сделаю.

– Не разорву, можешь не сомневаться.

Сомневаюсь.

Когда трое в ритуале смыкают руки и обращаются к силе, то они становятся как бы одним целым. Они чутки друг к другу, все чувства друг друга как на ладони, как собственные. Сейчас наше триединство очень хрупко из-за переполнявшего нас страха, негодования и недовольства, и одна лишь воля к победе удерживает нас от провала. Мы чувствовали не только друг друга, но и потоки в глубинах – они словно бы проходили сквозь нас, передавались из ладони в ладонь, связывали воедино друг с другом и со стихией.

Мы – проекция глубин. А в середине – бездонная воронка. Та самая аномалия, разлом в течениях, который привлекает глубинных ци-шри и который нам нужно закрыть. У нас не было под рукой ни расчётов, ни карты, но хоть я и понимала, что в случае с аномалией они бесполезны, всё же с ними было бы спокойнее… наверное.

Гостям всё же пора по домам.

Мы осторожно, без лишних движений тела и души перебирали потоки в нашем кольце, действуя буквально на ощупь, мягко стягивая их к середине – так, словно зашивали дыру в одежде. Воронка становилась всё меньше, и я не сразу поняла, что шхуна идёт в полном штиле. Нас больше не качало, не швыряло, не окатывало бешеными волнами. Палуба обросла водорослями, меж которых сновали прозрачные, светящиеся ядовитым светом рыбы, ползали ужасающего вида черви, перебирали лапками исчезающие там и сям крабы, а над нашими головами пролетали медузы-привидения…

Однако же шторм вокруг не прекращался – просто шхуна оградилась от него невидимым куполом. Волны вокруг светились жутковатым тускло-зелёным светом, отчего небо выглядело особенно тёмным и давящим. И там, в волнах, что-то двигалось…

Я едва не разорвала мост. Совсем рядом с «Чёрным быком» высунулся из воды огромный перепончатый гребень. Высунулся, мелькнул – и нырнул обратно. В зеленоватом свете пронесся гибкий длинный силуэт гигантского морского змея. Он уходил на глубину, медленно кружась в толще воды…

Один гость устал пировать. Прекрасно!

Кости заледенели, когда на борт из воды перекинулось щупальце. С хлюпаньем оно подтянуло за собой тело огромного спрута. Не разрывать мост, не разрывать… Мы сделали половину дела, потоки поддаются нашей проекции, они стягиваются и закрывают собою провал…

О, нет, этот спрут – не Отец, ни в коем случае. Это глубинный ци-шри – один из его многочисленных детей. Мы можем считаться родственниками, ха-ха…

На нас спрут не обратил никакого внимания. Он просто переполз через палубу и тяжело плюхнулся в море с обратной стороны. Это была полуматериальная сущность, и шхуна даже не ощутила её веса.

Над нами стремительно пролетела стая громадных летучих рыб. Они оставили в воздухе яркие розовые росчерки, и нас осыпало сияющей пыльцой…

Мы всё плели узор из потоков. Воронка уменьшалась. Отец и Матушка, вы милостивы к нам! Иначе почему мы до сих пор живы, хоть и едва-едва?!

Скорее бы это всё закончилось.

Я не отвлекалась более от ритуала. Из моря показывались исполинские костлявые киты, со свистом выныривали отвратительного вида одноглазые моллюски, по палубе проносились тени рыбьих скелетов… И всё это происходило в пугающей, мертвенной тишине. Ни звука не доносилось сквозь выставленную кораблём препону.

Скорее же… Кажется, шторм стихает? Мне хочется в это верить…

Брешь, однако, ещё не была закрыта. Впереди ещё немного времени на устранение… Мучительного времени. Рано расслабляться.

Сущности, населяющие корабль-призрак, никуда не девались. Они по-прежнему сновали вокруг нас, но не стремились навредить. Они были сами по себе.

Сквозь транс ритуала начала чувствоваться усталость, телесная и душевная. Надо скорее заканчивать. Я чувствовала упадок сил у Лалли и Оринни, и мы ускорились на одном лишь отчаянии. Выходило слаженно и чётко, потому что мы приноровились друг к другу, и очень, очень хотелось завершить испытание. Никак нельзя разрывать мост. Мы – проекция, и если разорвём слишком рано, не подведя ритуал к завершению, то произойдёт такой выплеск магии, что эти воды будут терзаться штормами и станут приманкой для ци-шри ещё на несколько лет, и аномалия вместо того, чтобы уменьшиться, углубится ещё раза в три. Благодарны нам за это точно не будут.

Ну же, ещё чуть-чуть…

Корабль опустил защиту. Вновь началась качка. Навалилась дурнота, которую до этого момента никто не замечал. Мы до боли сжимали руки и зубы. Осталось совсем чуть-чуть, брешь сузилась и стала едва заметной. Но её нельзя было оставлять вот так, она со временем разверзнется вновь…

Узел! Последний. Чтобы закрепить швы и стянуть провал до конца.

Закрыто.

Ветер трепал паруса-лохмотья. Небо по-прежнему угрюмо нависало, и мачты едва не цепляли тучи. Природе нужно время, чтобы успокоиться, но своё дело мы сделали. Испытание мы прошли.

Сила текла ровно сквозь наши руки. Ровно и спокойно – так, как и должно. Мы медленно и осторожно начали вбирать силу обратно от рук в область сердца, размыкая мост. В нём больше не было нужды.

– О, Матушка! – простонала Лалли с облегчением. – Ты отдавила мне руку, ты знаешь?

– Прости. Но ты тоже не отставала. – Я выразительно потрясла рукой.

Оринни тяжело поднялась на ноги, зажав рот ладонью и, шатаясь, устремилась к лееру. Её тело содрогнулось, и она свесилась за борт. До нас донеслись звуки рвоты.

– Нас всё-таки укачало. Боюсь, я сейчас присоединюсь к ней, – тяжело дыша, пожаловалась Лалли. – Мне кажется, к этому невозможно привыкнуть.

– Согласна с тобой.

– Ты много раз плавала на корабле?

– Я?.. Этот раз – первый.

Лалли, подставлявшая лицо ветру, изумлённо посмотрела на меня.

– О, вот как? Впервые, да на «Чёрном быке»! После него, я уверена, тебе, да и нам всем, ничего не будет страшно!

Я повела плечами. Магия узора на запястье согревала, но одежда была мокрой, и это было очень неприятно.

Оринни вернулась к нам. Её ноги заплетались.

– Простите за это, – пролепетала она и без сил бухнулась рядом с нами.

– Да брось, – мотнула головой Лалли. – Я сама готова сделать так же…

– Мне интересно другое. Почему мы до сих пор ещё здесь? Как нас должны вернуть? – осенило меня.

Во время ритуала мы вовсе не думали об этом.

Лалли и Оринни вздрогнули. Мы разом прикоснулись к своим запястьям. Нам было обещано, что если что-то с нами случится, то клятва нас вернёт во Дворец-на-Утёсе. Но что же с возвращением после завершения задания?

– Мы разве что-то забыли?.. – проговорила я. – Мы ведь закончили ритуал! Мы утихомирили свадьбу, разогнали гостей… Что ещё?

– Да, мы всё сделали, – подтвердила Лалли и вдруг она испуганно посмотрела за мою спину. – О нет… – простонала она едва слышно. – Только этого нам не хватало!

Оринни посмотрела, куда указала Лалли, и отшатнулась.

Я обернулась. И застыла.

С нами на шхуне был ещё один пассажир.

Она находилась в отдалении от нас, ближе к корме. Она сидела на табуретке, которая даже ничуть не елозила по палубе при качке, и вокруг неё была разлита розовая пена. Тонкие синеватые руки, покрытые жутким узором из чёрных вен, с усилием водили скомканной мокрой простынёй по стиральной доске.

В кадке была вовсе не вода.

Прачка подняла голову и уставилась на нас.

– Что бы ни случилось, не заговаривайте с ней! – прошипела Оринни. – Молчите!

– Дорогая, мы на мёртвом корабле, – с нервным смешком ответила я. – Если мы заговорим с прачкой, хуже не станет. Потому что и так хуже некуда!

– О, всегда есть, куда хуже, – мрачно возразила Лалли.

Прачка, не отводя от нас взгляда, встала с табуретки и рассеянно поволокла за собой разбухшую простыню. Она ведь стирала её в крови, и за ней по палубе тянулся кровавый след.

Она была одета дорого. Дорогая кружевная сорочка, вывернутый наизнанку шёлковый халат, небрежно спадавший с хрупкого плеча. И, что удивительно, ни малейшего следа крови не было ни на халате, ни на сорочке.

Во встрёпанных тёмных волосах её сиял золотой обруч, усыпанный рубинами. После трагической гибели королевы, выбросившейся из окна Дворца-на-Утёсе, эту реликвию – обруч с рубинами – так и не нашли в прибрежных водах.

– Три красавицы, забывшие свои имена и лица, – певучим голосом заговорила прачка. – Приятная компания, я так давно не общалась ни с кем! Что за нужда привела вас на проклятый корабль?

– Молчите! – шипела Оринни. – Не заговаривайте!

Мы и молчали. Если заговорить с нечистой прачкой, она поймает тебя за слово и ввергнет в самый жуткий кошмар, который ты только переживал в своей жизни. После такого далеко не все остаются в здравом рассудке.

Мы молчали и наблюдали, как она выжимает простыню и как капли крови падают в море.

– Считаете меня чудовищем? Меня? – говорила прачка. – Не тот ли чудовище, кто рушит всё, что было тебе дорого, а после уверяет в своей безграничной любви, м? Почему вы молчите?! Ответьте! Кто самое жуткое чудовище на этом свете?!

Мы всё молчали, судорожно пытаясь вспомнить хоть одну формулу, словесную или магическую, которая бы отпугнула прачку. Увы, так сложилось на нашем Уровне, что низшие сущности, которых люди именуют нечистью, отрываются от чистой стихии и принимают слишком много человеческих черт, людьми при этом не являясь. Этого достаточно, чтобы мы, хозяйки течений, не имели над ними власти.

Нечистые же прачки тянут за собой из бытности людьми очень много боли. Ими становятся отчаявшиеся женщины, что свели счёты с жизнью. Иногда ими становятся умершие насильственной смертью. Чаще всего нечистую прачку можно встретить на берегу моря, стирающую бельё в волнах. Нам же повезло встретить её на корабле-призраке, и стирает она не в морской воде, а в чьей-то крови. Возможно, даже в своей.

– Если не ответите, я заставлю вас наглотаться этого! – королева-прачка ткнула пальцем в кадку, где она только что стирала бельё. – А после… после выберу себе преемницу. Кто из вас займёт моё место? На чьи хорошенькие плечи накинуть этот покров?

– Ваше величество! – вдруг воскликнула Лалли, и прачка горделиво выпрямилась. – Самое жуткое чудовище в мире – человек!

Внутри что-то сжалось.

Всё.

Мы не уйдём отсюда живыми.

– Это правда, – довольно отозвалась королева-прачка. – А теперь, девушка без лица и имени, вспомни всю боль, что причинили тебе сородичи. Вспомни же!

Она легко подхватила тяжеленную кадку и с размаху плеснула кровью на палубу. Тёмное вязкое пятно тут же растеклось по настилу и неумолимо поползло к нам. Призрачные водоросли на палубе тут же умирали, стоило крови коснуться их. Я вскрикнула и попятилась, чтобы кровь не задела меня. Оринни никак не могла подняться на ноги – качка мешала. Лалли ухватилась за тросы, и если бы отпустила, её бы ощутимо швырнуло куда-нибудь.

Оринни удалось отпрыгнуть наконец. Лалли повисла на тросе, но он, ослабленный пронизывавшими его водорослями, оборвался под её весом, и она упала прямо в кровавую лужу. Точнее, она задела лишь край лужи, но этого ей хватило, чтобы оцепенеть.

Вот уж что-что, но при всей моей нелюбви к Лалли смерти и безумия я ей не желала ни в коем случае! Почему же на помощь нам не приходит клятва, когда она так нужна?!

Я знала, что возненавижу себя, но я не приближалась к Лалли, чтобы помочь ей подняться, поддержать… или что там положено делать в трудную минуту? Мы с Оринни лишь беспомощно переглядывались. Наверное, мы обе в этот миг пожалели, что мы не ловцы нечисти и не знаем действующих формул, что могли бы укротить или отпугнуть нашу мучительницу. И даже ни одного артефакта полезного нет! Есть только королевская клятва на запястье, которая молчит в такой момент…

Королева-прачка с усмешкой наблюдала, как Лалли тяжело, будто неповоротливая механическая кукла, поднимается на колени, поднимает голову…

– Бабушка! НЕТ!!! – истошно завопила Лалли.

Она рванулась вперёд, но поскользнулась и плюхнулась в призрачную кровь.

– Уйдите от неё! Не бейте мою бабушку! Не бейте её! Не трогайте её! – кричала Лалли, растирая по лицу кровь вперемешку со слезами.

Она рыдала. Рыдала во весь голос, во все лёгкие, не стесняясь никого и ничего. Только дети так плачут. В своей иллюзии, в своём кошмаре она была ребёнком. Беспомощным и слабым – она двигалась так, словно её держали с обеих сторон, и она не могла вырваться.

Что происходило в жизни Лалли тогда, даже думать не хочу. Её крики и плач рвали душу на части, и она всё умоляла кого-то не бить её бабушку. Я поняла, что слишком жадно и заворожённо таращусь на неё, и отвела глаза. Отвела – чтобы встретиться с внимательным взглядом королевы-прачки.

– О нет…

Я ведь не касалась призрачной крови! Почему?.. Неужели не в крови дело?

На месте прачки стоял ОН.

– Любимая, почему ты сидишь на полу? – с улыбкой, на которую так легко попасться, заговорил он.

Я вскочила, и меня повело в сторону. Пришлось ухватиться за один из тросов, чтобы не упасть.

Ардвин. Мой муж. Он предстал передо мной в нарядном костюме, в котором был на нашей свадьбе. Его светлые волосы были тщательно заплетены для столь торжественного случая. И в руке он держал золотую цепочку с массивным медальоном в форме солнца.

О, я хорошо знаю этот медальон.

Свадебный подарок. И он же – сосуд для семейного проклятия, которое я до сих пор ношу в себе, чтоб ему провалиться!

– Ты не рада мне? – удивлённо спросил Ардвин. Я знаю это выражение – простодушно-изумлённое, почти по-детски наивное. С таким выражением люди вроде Ардвина в следующий миг перерезают горло тем, кто их разочаровал.

– Нет. Не рада. Ты последний человек на свете, кому я порадуюсь, – прошептала я.

И тут я заметила, что я в подвенечном платье. Том самом платье – роскошном, пышном, отделанном садхарским кружевом и расшитом янтарём с южных краёв Миддуны. Оно достойно самой королевы! И тогда, в день свадьбы, я была безумно счастлива носить его.

– Ты в золотой маске. Она очаровательна. Очень тебе идёт, – заметил Ардвин, приближаясь ко мне. – Блеклая речная жемчужинка в золотой оправе будет теперь стоить куда дороже! Но это неважно. Пойдём, родная. У нас впереди брачная ночь и вся жизнь. Ты больше ни в чём не будешь нуждаться.

Меня скрутило и вырвало прямо на палубу. Я даже не успела осознать своё состояние. «Укачало… просто укачало. Я ведь никогда прежде не была на корабле, – отстранённо и холодно подумала я. – Хотя кого я пытаюсь обмануть? Мне тошно от одного лишь твоего вида».

Только почему меня вырвало вязкой, как кровь из кадки королевы-прачки, чернотой, окропившей ослепительно-белый подол платья? Неужели я избавилась от того, что замерло внутри меня? Замерло до первого удобного случая?..

– Ты мёртв, – хрипло произнесла я фразу, которую в последнее время повторяла про себя слишком много раз.

– Разве? Вот он я, перед тобой, – Ардвин раскинул руки. Повисший на ладони медальон качнулся из стороны в сторону.

– Ты мёртв. Ты утонул. А я – не твоя собственность. Я не вещь, чтобы принадлежать кому-то, – заговорила я, и голос задрожал от засевших в груди слёз.

Я так давно хотела высказать эти слова! Выкрикнуть их в унисон со штормом, но получилось жалко. Ардвин спокойно и насмешливо улыбался, слушая меня. Он медленно приближался, и качка ничуть не нарушала его шага.

Вот так и рушилась моя решимость, тогда – и вот сейчас. Разбивалась вдребезги, как хрусталь о камень, об эту спокойную, безжалостную, наглую, непоколебимую уверенность в праве определять, кто какой судьбы достоин.

Я покорялась Ардвину, как жена – мужу, но я до сих пор не могу понять, как и в какой момент я позволила ему подавить и сломить себя, причём сломленной я осталась и по сей день, и это прискорбно.

И самое главное – когда я сама себе позволила так к себе относиться?..

– Не забывай, моя Жемчужинка, что твоя магия – твоя золотая оправа! – появилась лишь благодаря мне. Люди не продаются. Ты же, облачившись в золото, пришла во дворец продаться вновь, но уже в разы дороже. Тогда я тебя купил, причём, заметь, задорого! Кто ты после этого, если не вещь?!

И прямо на глазах он начал превращаться в чудовище из моего сна. Сквозь богато украшенный сюртук стали пробиваться тонкие чёрные щупальца. Сам сюртук, обратившийся в лохмотья, осыпался, и ветрам открылось противное брюхо с узором белёсых вен. Только лицо осталось человеческим – красивым, холёным, породистым. И не скажешь по нему, что его обладатель только-только заполучил высокий статус!

Это и есть их родовое проклятие. Рано или поздно все, в ком оно проснулось, начинают превращаться в скользких тварей. И я ношу в себе это проклятие и успешно борюсь с ним.

Ардвин заразил меня им через этот чудесный медальон. Раз уж я его жена, то должна следовать за ним до конца и в горе, и в радости, и в кровном проклятии.

Но что это?

Я взвизгнула. И следом разрыдалась от отчаяния.

Кожа… моя кожа начала чернеть. От локтя под прозрачным рукавом и до запястья.

– Ненавижу тебя… ненавижу… – хныкала я, глядя, как чернеют и удлиняются мои ладони и пальцы. – Даже после смерти достал…

– Пойдём. Ты принадлежишь мне.

Его щупальца хлёстко обвили моё запястье и дёрнули на себя. Они были ледяными настолько, что помутилось в глазах. Ноги подкосились, и я упала. В следующее мгновение мир вокруг померк, и я провалилась в тьму.

…Пробуждение было неприятным. Я открывала глаза и сразу же закрывала, потому что перед взором всё начинало бешено кружиться. Но всё же я, зажмурив один глаз, смогла рассмотреть свои руки. Слава Отцу и Матушке, они были нормальные.

Но что с остальным телом? Печать проклятия проявилась? Об этом уже знают?.. Если да, то конец моему участию в отборе.

Я осторожно перевернулась набок и смежила веки в надежде уснуть, однако сон не шёл, как назло, только поверхностная липкая дрёма заволокла сознание. От неё легче не становится, как правило.

Сквозь дремоту я почувствовала, как по мне, цепляясь коготками за ткань, пробежались крошечные лапки.

Бусинка? Как ты выбралась из террариума?..

Ящерица забралась под одеяло и затихла на моём животе. Мне показалось, или как будто становится легче? Как будто сгусток тьмы внутри меня или потеплел, или уменьшился, или вовсе начал отступать…

Наверное, кажется.

В комнате было светло. Не знаю, сколько я так пролежала, то замирая в тумане на границе сна и яви, то бессмысленно скользя взглядом по стене. Зимние дни коротки, и комната уже погружалась в полумрак.

Дворец-на-Утёсе… Как мы вернулись? И кого-то уже исключили? Наверное, если я здесь, то всё прошло относительно благополучно?

Я всё-таки с трудом, но встала и посадила Бусинку в террариум. Меня кто-то переодел в мягкую ночную рубашку. Я спешно стянула её и встала перед зеркалом. Повертелась, рассмотрела себя. Нигде нет ни следа проклятия. Какое облегчение.

Значит, это всё действительно было иллюзией.

Ужасное испытание. И точно ли прачка была его частью?

Оделась, привела в порядок волосы и вышла из комнаты. В гостиной было тихо, и я решила, что там, скорее всего, никого нет.

– А, это ты.

И снова Лалли, угрюмая и какая-то потерянная. Впрочем, я вряд ли лучше выгляжу.

Но как ей удаётся оставаться красивой даже в помятом состоянии?! Что за магию она применяет?!

– Да, это я. А где остальные?

Лалли скривилась и взяла сливу с блюда с фруктами. Перед ней на расписной тарелке уже выросла горка из апельсиновых корок и персиковых косточек.

– Кто их знает? Наверное, переваривают вчерашнее. Ди-Ди видела только. Она прямо-таки не в себе, совсем не похоже на неё.

– Откуда же нам знать, что на неё похоже? Мы едва знакомы, – пожала я плечами. – Да и наше состояние вряд ли сильно лучше. Кстати, кого-то уже исключили, не знаешь?

– Мэрви. Ди-Ди сказала, что от страха перед штормом она повредилась рассудком и бросилась за борт. Клятва её спасла и перенесла сюда. Но больше она нам не соперница.

– Вот как…

Скромная, тихая Мэрви… Я не ожидала, что это произойдёт так быстро. Да и за борт – это как-то слишком.

Жаль её.

Хотя, чувствую я, после этого испытания ни одна из нас не осталась прежней. Интересно, а вторая команда тоже столкнулась с призрачной королевой?

– Тебе не кажется, что с прачкой вышел перебор? – спросила я.

Передо мной возникли тарелка с дымящейся ароматной кашей, пара кусочков пышного хлеба и сладкое молоко с корицей. Завтрак как нельзя кстати, пусть и поздний!

– Да и без неё тоже перебор! Если уж так захотелось нас проверить, можно было и… – тут Лалли осеклась и прочистила горло. – В общем, у меня много вопросов к его высочеству.

– Как думаешь, что было целью испытания? Что принц хотел узнать о нас?

Лалли была не самой приятной собеседницей, но вопросы рвались и рвались, и я хотела поговорить хоть с кем-то. Хоть с Лалли.

– Нам же ясно сказали – важна только наша магия. Её и проверяли. Вдобавок ещё проверили, способны ли мы работать сообща. И раз мы здесь, мы это испытание прошли.

– Это я понимаю. Я о прачке.

– А… – помрачнела Лалли ещё сильнее, хотя, казалось, и некуда больше. – Не знаю. Даже думать об этом не хочу.

– А у тебя есть мысли, как мы здесь оказались? Как и кто нас перенёс с корабля?..

– Ты так спрашиваешь, будто я для тебя «Большой справочник сущностей мира»! Откуда мне знать?!

– Ну мало ли, вдруг знаешь? Нет так нет.

– Думаю, через клятву, – смягчилась Лалли. – Больше мыслей нет.

– Понятно.

– Когда эта каракатица выплеснула кровь, я что-нибудь делала? Говорила? – вдруг спросила она.

– Эм. Ты рыдала и умоляла кого-то не бить твою бабушку. Вот. А потом не знаю – меня саму накрыло.

– Проклятье! – процедила Лалли.

– Не переживай. Думаю, мы с Оринни были не в лучшем положении.

Лалли закрыла лицо ладонями и нервно рассмеялась.

– Она была единственным человеком, которому я действительно была нужна, – заговорила она. – Который после смерти мамы любил меня по-настоящему. Она поздно родила маму, и я помню её уже седой. А они… пришли и убили её. Забили до смерти пожилую женщину. Ногами. Забили. Вот так.

– О…

Пряча глаза, Лалли поспешила уйти.

Слова сожаления так и остались невысказанными. Было безумно интересно, кто же были эти люди, но не думаю, что мне стоит лезть с расспросами на такую тему. В голосе Лалли звучала сталь затаённой ярости, которая толкает на многие поступки, и не все из них бывают обдуманными.

Мы на многое способны ради тех, кого любим, или ради памяти о них. Я прежде почти не задумывалась над этим, но в последние дни всё чаще размышляю, почему я, способная дать отпор кому угодно, такая смелая и твёрдая, погружалась в молчание рядом с мамой, определившей мою судьбу, и почему молчала, когда муж отвешивал мне оплеухи и когда брал силой. Сейчас я с трудом понимаю, как это вообще было возможно. Наверное, в какой-то момент после смерти мужа во мне что-то умерло, и я думаю, это умерла какая-то часть моей огромной любви к людям, без которых моя жизнь была бы невозможна.

Моя мама, мои братья… я по-прежнему их очень сильно люблю. Как же иначе? Но на молчание сил у меня больше нет.

Я больше не кукла, которую можно покупать, продавать и ломать, что бы там не говорил образ Ардвина.

Я живая, а ты мёртвый. Кто выиграл в этой войне?!

Когда уже совсем стемнело, нас навестила принцесса. Она оценила наш хмурый вид и сказала, что следующее испытание будет аж через неделю.

А ещё сообщила, что его высочество завтра навестит нас. Он хочет с нами что-то обсудить.

О, а уж мы-то как хотим!

В условленное время мы собрались в гостиной. Напротив нашего дивана стояло тёмно-синее кресло с резными деревянными подлокотниками. Никто и думать не смел, чтобы сесть в него. Даже у Лалли не хватило на это наглости.

Настроения ни у кого не было, желания разговаривать – тем более. Мы лишь надели свои маски и, отодвинувшись друг от друга на почтительное расстояние, буравили взглядами кресло.

Несмотря на клубящуюся в наших душах ярость и обиду за жестокое и несправедливое испытание, вряд ли кто-то из нас всерьёз решится наброситься на принца с обвинениями.

Он ведь сделал это не просто так, верно? Это же было устроено с какой-то целью. Но с какой? Что Ингрен хотел проверить?

Я мучилась этим вопросом всю ночь. Порой мне казалось, что я близка к разгадке, но мысль, точно издеваясь, ускользала в глубины утомлённого сознания. Наверное, в другом состоянии я бы и додумалась до чего-то, но сейчас, когда степенью подавленности я напоминала себе кашу из переспелых фруктов, это было бесполезно.

Наконец дверь распахнулась, и мы тут же встали и поклонились. Принц учтиво кивнул нам в ответ и занял своё кресло. Он пришёл с сестрой, и принцесса Айгви встала за его правым плечом. Только в этот момент, когда брат и сестра оказались рядом, стало заметно, насколько сильно они похожи, будто близнецы.

– Как вы себя чувствуете? – с участием спросил Ингрен, с щелчком разложив большой синий веер с изображением буревестника.

На Миддуне мужчины не пользуются веерами – это деталь костюма Хайкариндэ. Веер в руках Ингрена выглядел чужеродно.

Интересно, насколько далеко простирается его любовь к этому Уровню? Веер, чай…

Мы молчали.

– Я не ограничиваю вас в выражениях, – вдруг сказал Ингрен. – Хоть ваши лица и скрыты масками, но ваше состояние я чувствую очень хорошо. Нам есть, что обсудить, поэтому я слушаю вас очень внимательно.

Мы украдкой переглянулись.

– Это было очень жестоко, мой принц, – сказала Лалли.

Мы были с ней согласны.

Выражение лица Ингрена смягчилось.

– Вы знаете о ней что-нибудь? О прачке, которая встретила вас на корабле? – спросил он.

– Королева Янари? – заговорила Эби-Ши. – Для которой и построили этот дворец?

– Правильно, – кивнул Ингрен. – Наша с Айгви прабабушка. Из того, что я узнал о вас – весьма поверхностно! – я понял, что ни одна из вас не бывала ранее при дворе. Та скорбь, в которую ввергла вас моя прабабка… Королевский двор – это место скорби. Постоянной. Одна из вас станет принцессой, и вы все должны знать, с чем придётся столкнуться не единожды в жизни в случае победы. Мне хотелось бы, чтобы вы в этом испытании отринули то, что причиняет вам боль, потому что дальше станет едва ли легче. Меня не любят при дворе. Мои братья видят во мне угрозу. Я хочу, чтобы вы понимали: обладание большой силой – это очень непросто.

– Мы ни разу не увидели источника этой силы, мой принц, – сказала я. – Когда мы сможем увидеть Слезу Бездны? Ради чего нам скорбеть всю оставшуюся жизнь?

Ингрен усмехнулся.

– Что ж, я ожидал этого вопроса. Ваше желание справедливо. Я познакомлю вас с артефактом.

Мы затаили дыхание.

Принц приложил ладонь к груди и сложил веер. Мы внимательно следил за каждым его движением.

Сначала Ингрен, закрыв глаза, просто держал руку на сердце, но через несколько мгновений вокруг его пальцев начало разливаться льдисто-синее сияние. Оно было каким-то колючим, точно осколки льда. От одного вида этого свечения стало холодно.

Лицо Ингрена исказилось, и мне показалось, что свечение это проснулось и в его глазах. Принц начал медленно отводить ладонь от сердца, и свечение всё усиливалось. За ним уже не было видно очертаний руки.

Из груди принца наконец выскользнул сгусток ледяного света. Ингрен неторопливо и бережно сжал пальцы, будто держа бабочку, и так же деликатно их разжал.

Сердце застучало быстрее. Я не замечала, что во всей гостиной стало холодно, как на улице, и изо рта вырывались облачка пара, и в этих облачках кружились крошечные снежинки.

Над ладонью принца замерла прозрачная капля с льдисто-голубым светом внутри, и этим же светом горели его глаза.

От силы артефакта, разлившейся вокруг, закружилась голова, как от вина, и подступали отзвуки приближающейся эйфории. Сколько же добра можно сотворить с помощью этой ледяной слёзки! Сколько возможностей откроется с такой мощью!..

Я хочу ею обладать. Я хочу эту силу…

Нет. Ингрен, нет! Не убирай. Дай её мне! Поделись со мной! Умоляю, хотя бы крошечную часть! Пожалуйста!

Принц вновь прижал руку к груди. Сияние померкло, Слеза Бездны снова в его груди, в его сердце.

Вот значит, как он его хранит. Интересно, это как-то влияет на его здоровье, на тело? На характер, в конце концов?