Текст книги "В самое сердце (ЛП)"

Автор книги: Кейт Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Простите, сэр Роберт, я знаю, что он ваш племянник – но как вы можете верить в тот вздор, что он наплёл?

– Я верю. – Сказал Джулиан.

– Веришь? Ты веришь? – МакГрегор сузил глаза.

– То, что рассказал Гэй, очень на него похоже – запереть девушку в комнате в «наказание» для неё, и чтобы подшутить надо мной. Это объясняет и запертую дверь. Если бы она была мертва, когда Гэй уходил, зачем ему запирать комнату?

– Чтобы запутать нас. – Предложил доктор. – И это сработало – вы корпели над этим с самого начала.

– Он должен был сохранять на диво холодную голову, чтобы придумывать загадки для нас, когда у его ног лежала убитая девушка. А мы знаем, что Гэй подобным не отличается – скорее, он эту голову должен был мгновенно потерять. И кроме того – почему он не спрятал тело в тайном коридоре?

Сэр Роберт и МакГрегор неуверенно посмотрели друг на друга.

– Конечно, ему пришлось бы избавиться и от окровавленных простыней и прочего, – размышлял вслух Джулиан. – но пропавшее одеяло и покрывало вызовут куда меньше волнения, чем найденный труп. Сам факт, что тело оставили так, чтобы его кто-то нашёл, говорит в пользу Гэя. Только он знал про тайный проход. Он легко мог спрятать труп там и избавиться от него позже, во время любой ночной вылазки.

– Быть может, тогда он не смог снова открыть проход. – Предположил сэр Роберт.

– Он открывается довольно легко – мне нужно было только понять, что нажимать, а сам Гэй проделывал это много раз. Но вы знаете, это навело меня на интересную мысль… – Он замолчал. Решение не просто нашлось – оно всё равно, что бросилось ему в лицо.

– Что за мысль? – Нетерпеливо спросил МакГрегор. – Кестрель, с тобой всё в порядке? – Добавил он, уже изменившимся тоном.

– Да, доктор. – Джулиан выдохнул. Не время для деликатности. Он должен закончить то, что начал. – Как вы объясните эти пятна крови на панели, что ведёт в тайный коридор?

– Возможно, Гэй пытался отпереть дверь, после того как убил Эми, но не смог! – Нетерпеливо отозвался МакГрегор. – Толкнул панель, отсюда и отпечатки!

– На панель не нужно давить. – Тихо поправил его Джулиан. – Пружина скрыта в оконной нише. А Гэй это знал.

– Тогда как объясняете их вы?

– Я думаю, что девушка была убита кем-то, кто знал, что проход существует, но не знал, как попасть туда. Отпечатки выглядят так, будто кто-то тщетно пытался открыть эту дверь.

– Но откуда убийце вообще знать про проход? – Возразил сэр Роберт.

– От девушки. Представьте себе – кто-то входит в комнату и видит Эми. Конечно, первое что придёт в голову – спросить, как незнакомка сюда попала. А девушка отвечает – я прошла через проход в стене, что открывалась вот здесь.

– Но святые небеса, – воскликнул МакГрегор, – так мы возвращаемся к тому, с чего начали! Любой, кто нашёл её, мог догадаться, что она – дочь той француженки и убить её, чтобы сохранить тайну полковника.

– Нет. – Джулиан покачал головой. – Не любой, доктор. Конечно, ничто не мешает нам и дальше придумывать сложные теории. Кто угодно мог лгать, люди могли обеспечивать друг другу алиби. Но если мы предположим, что все подозреваемые говорили правду – исключив из своих слов признание в убийстве – то мы знаем, кто был убийцей. Подходит лишь один человек.

Сэр Роберт и МакГрегор смотрели на него, боясь спросить и страшась предположить.

– Конечно, – тихо продолжал Джулиан, – доказать это будет непросто. Но я не думаю, что нам придётся утруждать себя доказательствами. Когда обвинят Гэя, настоящий убийца сознается сам.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной здесь, мистер Кестрель. Я должна отдать это кому-то на хранение, и поскольку вы играете главную роль в расследовании, то я выбрала вас. А ещё с вами легко об этом говорить. Вот. Это моё признание. Я написала его, когда обвинили Гэя. Здесь всё, что вы или власти хотят узнать об убийстве.

Джулиан едва взглянул на пачку бумаг в своей руке.

– Мне жаль.

– Кажется, вы не удивлены.

– Я был почти уверен, что это окажетесь вы. Я надеялся, что ошибусь.

Изабель чуть улыбнулась.

– Иногда вы намекали, что питаете ко мне нежные чувства. Я надеюсь, это не так. Потому что, как ни странно, я ничего не имею против вас, и мне не хочется видеть, как вы страдаете. Я хотела быть пойманной, чтобы иметь роскошь во всём признаться и принять наказание. Но я должна была думать о своей семье и том бесчестье, что это навлечёт. Конечно, как только Гэй был обвинён, я не могла больше молчать. Я бы заговорила, даже если бы это был кто-то другой. Даже ради блага семьи, я бы не позволила невиновному страдать за моё преступление. Поверьте мне, я не так низка.

– Я верю.

Она немного отошла от Кестреля. Даже сейчас его глаза с болезненным восхищением задержались на изящных, стройных изгибах её тела и блестящем водопаде волос. Пальцы девушки рассеянно скользили по столешнице. Она и Джулиан были в библиотеке, где Изабель захотела с ним встретиться после допроса Гэя.

Она задумчиво спросила:

– Как вы думаете, Гэя бы признали виновным, если бы я не призналась?

– Не знаю. Я не верил в его виновность, когда услышал всю историю.

– Я знала, что вы умны. Я знала с самого начала, что если кто-то и сможет загнать меня в угол, это будете вы. Как вам удалось?

– Я просто сверял время. Гэй сказал, что запер девушку в четверть шестого, а значит, она была убита между четвертью шестого и без двадцати шесть. Это полностью исключает полковника Фонтклера – он с пяти до шести вечера уезжал, и никак не мог вернуться в дом незамеченным. Если только не прибегнул к секретному проходу, но он говорил, что ничего о нём не знал, и я ему верю – любой, кто знал бы об этом тайнике, спрятал бы труп там. Сэр Роберт, леди Фонтклер, леди Тарлтон и Крэддок были в доме между четвертью шестого и шестью, но никто не мог оказаться в нужном месте в нужное время. Никто, кроме Гэя, не знал про девушку, никто не смог намеренно искать её, чтобы убить или по любой другой причине. На неё можно было лишь случайно наткнуться в промежуток между четвертью шестого и шестью, а это, скорее всего, были вы.

Кестрель остановился. Их разговор был таким невыразимо странным. Он так спокойно рассказывал Изабель как раскрыл её, а она слушала, зная, что стоит в шаге от гибели, от вечного разрыва с обществом, от утраты всех надежд. Но она смотрела на него так выжидающе, так интересовалась его объяснениями... Кестрель понял, что девушка уже давно попрощалась со счастьем и обществом. Если раньше она и боялась последствий своего преступления, этот страх уже прошёл. Он продолжил.

– Леди Фонтклер сказала, что не покидала оранжерею между четырьмя и шестью часами. Сэр Роберт был с ней, но один раз выходил за книгой в библиотеку, но при этом не поднимался наверх и не приближался к моей комнате. Да, Крэддок подъехал к парадной двери в двадцать минут шестого и пошёл наверх, но поднявшись по главной лестнице, он должен был направиться к своей комнате в главном доме – моя оставалась у него за спиной. Он надолго задержался у себя, ссорясь с леди Тарлтон. И, конечно, сама леди Тарлтон не бывала в моей комнате – она обыскивала крэддокову.

– Тетушка Кэтрин что-то искала в комнате мистера Крэддока? Почему?

– Вы ещё не знаете о письмах, что есть у него?

– Письма, которыми нас можно шантажировать, я думаю. Я понимала, что у него должно быть какое-то средство давления, иначе дядя Роберт не согласился на бы на брак мисс Крэддок и Хью. Но нет, я ничего не знаю. Откуда?

– Неважно. Я привык думать, что письма связаны с убийством, а оказалось, что это не так.

– Стало быть, вы исключили всех остальных, и виновная стала очевидна.

– Да. Я знал, что вы были неподалёку от моей комнаты полшестого или около того, когда шли к мисс Крэддок показать свои наброски. Гэй сказал, что когда он уходил, Ами горько рыдала. Я думаю, вы услышали плач и решили проверить.

– Да. Было странно вторгаться в комнату джентльмена, но я подумала, что должна разобраться, в чём дело. Конечно, я была удивлена, увидев, что дверь заперта, но ключ лежал рядом, так что я отперла дверь и вошла. Я бы отдала что угодно, чтобы этого не случалось, чтобы быть где угодно, но не перед той дверью с ключом в руках. Но я была там… Я вошла… Я поговорила с ней… И я убила её тем самым ножом, что показывала вам. Вы знаете, почему я убила её, мистер Кестрель?

– Я думаю, да. Вы можете не говорить об этом, если не хотите.

– Как вы можете знать? Я не думаю, что это понимает хоть кто-то из членов семьи, а у них было больше времени, чем у вас.

– Но я наблюдал за вами очень пристально и старался понять, что происходит в вашей голове. Ваши родственники, должно быть, не изучали вас так тщательно, просто потому что видели каждый день. Они считали, что знают вас. Они и не думали, что вам есть, что скрывать.

– Так вы подозревали меня с самого начала?

– Я не подозревал вас в убийстве. Но думал, что вы нечто скрываете, быть может, защищая свою семью. Так что у меня была причина следить за вами – точнее, у меня появился предлог. Вы же знаете, меня тянуло к вам с первой нашей встречи.

– И вы знаете, что я говорила вам не преследовать меня. Я не знала, какие беды навлеку на любого мужчину, которому небезразлична, но знала, что ничего не испытываю к вам. Надеюсь, вы не влюблены.

– Я мог бы влюбиться, это было бы легко. Вам было достаточно стать чуть мягче, и Бог знает, что бы со мной произошло! Говорят, Пигмалион влюбился в статую, но я не думаю, что это возможно. В ней должен был быть хотя бы намёк на живую женщину. Вы никогда не давали мне увидеть её в вас. Всё, что я знал о ваших чувствах и страданиях, я вычислил, связывая разрозненные факты, будто нанизывал бусины на нитку.

– Какие факты?

– Вы помните, как позволили мне взглянуть в ваш альбом? Я был удивлён, что вы рисовали всех родственников, кроме Гэя. Даже на том листе, где были портреты всех членов семьи, и на которых было видно, как в них проявляются фамильные черты лица, Гэя не было.

– Я рисовала его. По ночам, когда не могла спать, я садилась и рисовала его снова и снова. Мне не нужна была свеча. Потом я прятала эти наброски под подушку, а утром смотрела на них и сжигала. Я всегда боялась, что стоит кому-то увидеть такой рисунок, как он всё поймёт. На этих набросках мои чувства проявлялись так сильно, что бумага горела под пальцами. Но не мог же вам всё подсказать лишь мой альбом?

– Я был не уверен. Я не знал, что думать. Когда я спросил вас вчера, не хотели ли вы выйти за вашего троюродного брата, я и сам едва ли понимал, кого из них имею в виду. Но потом я услышал, как вы набросились на мисс Крэддок, а Гэй решил, что эта вспышка была из-за того, что вы хотите выйти замуж за Хью. Но я сделал другой вывод.

– Я никогда не хотела замуж за Хью. Все так думают, а я позволяю им это. Лучше так, чем если узнают, что это Гэй… Что я всегда… – Она с трудом сглотнула. – Я ничего не имела против мисс Крэддок до вчерашнего вечера.

– Когда Гэю вдруг взбрело в голову любезничать с ней.

– Да. Вы можете решить, что мне уже не стоило об этом думать. Что после того, что я сделала с этой девушкой, я буду так переполнена чувством вины и раскаяния насколько, что уже не смогу ревновать. Но это не так. От этого нет лекарства. Я думаю, что когда умру и буду похоронена, моё сердце всё ещё будет болеть от того, что он улыбается другим и что его губы, его… его тело… принадлежит другой.

Не думайте, что я обожаю его, мистер Кестрель. Не подумайте ни на миг, что он хотя бы нравится мне. Я знаю, что он тщеславный, самовлюблённый, безответственный вертопрах. Вы знаете, каково это – любить кого-то недостойного? Когда вы не можете уважать того, кого любите, вы не можете уважать и себя. Меня утешало то, что он сам об этом не знает. Теперь я потеряла и это – теперь всё будет известно. Но это правильно. Кто я такая, чтобы цепляться за скромность и достоинство? Было время, когда я утешала себя тем, что Гэй ничего не знает о моих чувствах. Если бы он знал, он бы попытался воспользоваться моей слабостью, или – что ещё хуже! – мог бы подумать, что я вовсе не стою его усилий. Мог бы не почувствовать ничего, кроме веселья и триумфа от сознания того, что я – в его власти, как и многие другие. Вы не знаете… Вы не знаете, каково мне было слышать обо всех его победах! Мне не говорили об этом, это неприлично, но я кое-что слышала, и я знаю, каков он. Я знаю, что у него были любовницы – так много! – и я ненавижу их всех! Я ненавижу их! Этих шлюх!

Она спрятала лицо в ладонях. Сквозь пальцы струились слёзы.

– Но я хуже их всех. Я считаю себя лучше их. Я притворяюсь добродетельной. Но я всегда была готова продать свою душу за то, чтобы быть с ним хотя бы один раз, как самая ничтожная из его женщин!

– Изабель… – Он попытался обнять её, утешить – сделать всё, что угодно, чтобы прекратить эту боль. Она сбросила его руку и отодвинулась. Даже сейчас она отстранялась от него, отстранялась ото всех. Она никогда не изменится. Изабель стояла прислонившись к колонне и упёршись лбом в согнутую руку.

Он осторожно подошёл к ней и молча протянул платок. Она взяла его, вытерла глаза и нос.

– Спасибо. – Произнесла Изабель, бросив на него призрачное подобие своего обычного холодного прямого взгляда.

– Могу я что-нибудь для вас сделать? – Спросил Кестрель.

– Да. Мне нужно немного времени, чтобы подготовиться к встрече с дядей Робертом. Я буду в своей комнате. Вы можете подождать четверть часа, и лишь потом отнести ему моё признание?

Джулиан поспешил сказать, что может. Но потом его настигло понимание. Он мрачно покачал головой.

– Я не могу. Простите.

– Это же мелочь. Вы сами спросили, не можете ли что-то сделать.

– Я не могу этого сделать. Это не мелочь. Я понимаю, почему вы об этом просите.

– Тогда вы должны понимать, что это единственный верный путь. Дядя Роберт не заподозрит, что мы были в сговоре. Вы не могли знать, что у меня на уме. Вы скажете ему, скажете чистую правду, что не знали, что я собираюсь делать.

– Я беспокоюсь не о том, что может подумать сэр Роберт. Здесь и сейчас я говорю вам, мисс Фонтклер, что не могу этого сделать… Изабель, вас могут оправдать. Присяжные часто бывают мягки к женщинам, даже самым расчётливым убийцам.

– И что же будет потом? Я стану камнем на шее всей семьи – изгоем – узником, что считает дни до освобождения! Я не хочу так жить, мистер Кестрель! Я не хочу ждать освобождения, когда могу обрести его сама! Кроме того – это и будет правосудием. Закон может быть снисходителен, но закон слаб и пристрастен. Я – убийца, мистер Кестрель, и временами меня снова и снова захватывают мысли о том, что я была рада… Я была рада убить её! Я заслужила смерть.

– Вы думаете так сейчас. Прошла всего неделя. Вы потрясены. Вы не представляете…

– Я не потрясена. Это не внезапное решение. Я всегда знала, что я сделаю, если буду раскрыта. Если бы я была мужчиной, вы бы не препятствовали мне и позволили мне сделать всё по чести. Вы бы даже одобрили мой поступок.

– Но вы не мужчина, а я – да, и я не позволю вам наложить на себя руки. Позвольте мне пойти с вами к сэру Роберту, позвольте помочь вам пройти через всё, что произойдёт…

Изабель качала головой. Она наклонилась к нему и взмолилась, сжимая его руку в своих:

– Пожалуйста! Я никогда ни о чем не просила прежде. Пожалуйста, умоляю вас! Имейте сострадание!

– О, Боже! Я хотел бы. Простите.

Она отпустила руку. Её лицо потемнело. В свечном свете оно казалось серым и очень спокойным.

– Тогда сделайте то, что должны. Позвоните слуге и пошлите его за дядей Робертом. Я встречусь с ним здесь.

Она отвернулась. Кестрель подошёл к двери и позвонил в колокольчик. С той стороны комнаты, он увидел, как Изабель наклонилась и сняла что-то с пояса платья. Внезапно девушка подняла руку и в свете свечей блеснула сталь.

Он закричал, рванулся к ней, но успел лишь подхватить падающее тело. Нож с перламутровой рукоятью, принадлежавший когда-то её отцу – нож, которым была убита Ами Дешам – теперь был в её груди. Джулиан укачивал девушку в своих объятиях. Он не знал, могла ли она видеть или слышать его. Последних слов тоже не было. Глаза Изабель остекленели, и она умерла.

Глава 33. Семейная Библия Мод

Слуге, что явился на звонок Джулиана, хватило одного взгляда на безжизненную Изабель на руках Кестреля, чтобы опрометью броситься за сэром Робертом и доктором МакГрегором. Когда они, ошарашенные и сбившие дыхание, оказались в комнате, Джулиан рассказал, что произошло и передал судье признание Изабель.

Система начала работать. МакГрегор осмотрел тело Изабель и признал её мёртвой. Сэр Роберт заставил себя прочитать признание, вызвал Синдерби из Олдертона и сообщил, что расследование закончено. Роулинсон выпустил Гэя и Джеффри из своего кабинета и сел записывать показания Джулиана о смерти Изабель. Тем временем, леди Фонтклер собрала семью и сообщила новости, терпеливо повторяя всё тем, кто был слишком потрясён, чтобы принять произошедшее, и утешая тех, кто слишком быстро перешёл от изумления к скорби.

Джулиан испытал всё это в двойном размере. Когда были заданы все вопросы и даны все объяснения, и Кестрель оказался больше не нужен, он вернулся в опустевшую библиотеку, откуда уже унести тело. Кестрель потушил свечи, сел и спрятался в этой темноте и одиночестве, где никто не смог бы увидеть его побелевшее лицо и трясущиеся руки. Прошло немало времени, прежде чем МакГрегор вытащил его оттуда и привёл в гостиную, где усадил за стол в сунул под нос стакан бренди, отмахнувшись от протестов Джулиана, заверявшего, что с ним всё в порядке.

– Вздор! Никто не может пройти через то, через что прошёл ты, и быть и порядке. Меня не обманешь, я же врач. А теперь пей, иначе я привяжу тебя к стулу и волью всё через воротку.

Несмотря на своё состояние, Джулиан улыбнулся.

– А вы жестокий человек, доктор. Я и не подозревал.

– Бываю, если разозлюсь. Будешь ты пить или нет?

Джулиан осушил стакан. Бренди обжёг горло, но оставил за собой успокаивающее тепло. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Внезапно, больше чем чего бы то ни было Кестрелю захотел пойти в кровать и очень долго спать. Но он знал, что хоть его тело истощено, разум не сможет отдохнуть, пока не разгадает каждую тайну, что стоит за этим убийством. Он не читал признания Изабель и не был уверен, что хочет его прочесть. Но нужные подробности он мог спросить у МакГрегора – тот кивнул, понимая, что молодому человеку нужно во всём разобраться прежде чем всё забыть.

Изабель пошла за звуки отчаянных рыданий, что доносились из комнаты Джулиана, решив, что с какой-то из горничных случилась истерика. Ами, растерянная и растрёпанная, бросилась к ней, хватаясь за платье и бормоча что-то на французском и ломаном английском. Это была не её вина. Она не хотела влезать в дом через потайную дверь в стене. Гэй заставлял её, она боялась отказываться. Она не хочет его потерять. Он обещал жениться на ней.

Изабель, чьё сердце разрывалось, потребовала Ами сказать, была ли она любовницей Гэя. Ами вся сжалась от стыда, снова разразилась слезами и бросилась лицом на кровать. Изабель стояла над ней, и в руках у неё был пенал. Она засунула туда руку – пальцы сомкнулись на рукояти ножа – вытянула его – и воткнула Ами в спину. Всего один стремительный удар – но волей случая, он оказался смертельным.

– В это трудно поверить даже сейчас. – Признал МакГрегор. – Я никогда всерьёз не думал, что знаю или понимаю Изабель – но совершить такое!

– Я могу поверить ей после того, как поговорил с ней вчера. Она почти обезумела от ревности и разочарования. Эта таимая страсть губила её как яд. Она была как зверь, что убивает, придя в неистовство от боли, голода или страха.

– Довольно опасно жить, играя роль, подавляя чувства. Слишком много самообладания – также плохо, как слишком мало.

– Хотите сказать, это урок для меня?

– Просто мудрые слова. – Улыбнулся доктор.

Он продолжил рассказ. Ударив Ами, Изабель бросила нож на кровать и перевернула убитую на спину. Поняв, что незнакомка мертва, Изабель пришла в ужас от того, что наделала, и как это отзовётся её семье. Она принялась ломать голову, как скрыть преступление. Ами сказала, что в стене есть потайная дверь, и Изабель отчаянно пыталась найти её и открыть. Но панель не поддавалась, а медлить было нельзя. Время быстро уходило – Гэй мог вернуться в любой миг, мог приехать и Джулиан. Девушка решила просто оставить тело в кровати.

Она смыла кровь с рук и ножа. Убирать следы откуда-то ещё не было смысла – в комнате уже был труп, так какой толк заботиться об красных пятнах на умывальнике или стене? Но когда Изабель уже была готова сбежать, она ещё раз взглянула на Ами. В ней снова вскипела ненависть. Почему девушку должны будут найти такой – жертвой, достойной жалости и отмщения? Её должны быть найти в мужской постели, как шлюху, которой она и была.

Именно поэтому Изабель закрыла убитой глаза и закутала её. Только после этого она вышла, заперла за собой дверь и положила ключ на тот же столик. Она сочла, что лучше будет оставить после себя всё как было. Изабель вернулась в свою комнату, тщательно осмотрела платье, альбом и пенал, но крови из раны Ами вышло так мало, что многозначительных пятен на убийце не осталось. Тогда Изабель позвонила служанке, переоделась к ужину и спустилась в гостиную.

– Вообразите, чего ей стоило спокойно сидеть в гостиной, ожидая что вот-вот обнаружат труп! – Удивлялся МакГрегор. – Все время гадала, не оставила ли она какой-то улики! Но держалась до самого конца. Она говорила правду всегда, когда могла. Она признала, что была в той части дома между половиной пятого и шестью – даже признала, что у неё с собой был пенал и нож. Она ведь не знала, что в действительности известно о неё передвижениях и потому всегда готовила правду, умалчивая лишь от убийстве.

– Она была необычной женщиной.

– Она была храброй, признаю.

– Как всё приняла семья?

– Когда я видел их в последний раз, мисс Крэддок как раз уводила своего отца, чтобы дать Фонтклерам побыть друг с другом. Им сейчас скверно. Да и кто может их винить? Леди Тарлтон получила самый серьёзный удар. Для неё это было слишком – узнать, что кто-то из Фонтклеров совершил убийство, а потом ещё и самоубийство. Она упала в обморок, стоило ей услышать новости. Я уложил её в кровать. Леди Фонтклер сейчас с ней.

Он встал.

– Мне пора домой. – На самом деле доктор хотел, чтобы Кестрель поспал. – Завтра я приду проведать всех вас.

– Завтра. – Повторил Джулиан. Он даже представить себе не мог, что наступит какое-то «завтра». Разгадка тайны будто бы должна была задернуть занавес над Беллегардом и всеми его обитателями, включая его. – Но ведь ещё не всё. – Медленно проговорил Кестрель. – Я чувствую, что кое-что осталось… Какой-то кусочек этой мозаики все ещё не найден.

– Ты так долго бился с этим преступлением, что теперь не можешь принять то, что оно раскрыто, и всё кончено.

Джулиан был не в том состоянии, чтобы спорить. Он поднялся, чувствуя лёгкое головокружение.

– Получается, убийство было раскрыто, а тайна полковника Фонтклера так и осталась тайной.

– И Фонтклеры могут быть рады этому, хотя утешение слабое.

– Но это значит, что Крэддок всё ещё может их шантажировать. Если они хотят спасти то, что ещё осталось от их чести, им придётся согласиться на этот брак.

Именно об этом сказал и сам Крэддок на следующий день. После завтрака в гостиной собрались все Фонтклеры и их гости, кроме леди Тарлтон, что ещё не могла покидать своей комнаты. Присутствующие разбились на группки – Гэй был со своим отцом, готовый выпустить клыки и вцепиться в Крэддока или кого угодно ещё, кто мог бы угрожать полковнику. Леди Фонтклер и сэр Роберт сидели рядом, держась за руки. Волна ужасных событий вновь сплотила их. Он любил и полагался на неё слишком сильно, чтобы оттолкнуть в такой миг. Хью стоял рядом с родителями, но не отрывал глаз от Мод. Больше чем когда-либо он хотел поговорить с ней наедине – не столько, чтобы извиниться за то, что было вчера – хотя казалось, что с тех прошло лет сто – сколько, чтобы понять, как она переносит трагедию. Но возможности не было – он и сам скорбел по Изабель, и его поддержка нужна была всей семье. Хью лишь надеялся, что ещё не слишком поздно наводить мосты через пропасть, что разделила их с Мод.

Все Фонтклеры уже надели траур. Мод, что не взяла с собой в Беллегард траурного платья, сделала всё что могла, и сейчас носила тёмно-зелёное и чёрную ленту в волосах. На коленях у девушки была потрёпанная старая Библия, что она привезла из Лондона. Она крепко сжимала её в руках и часто дышала. Джулиан подумал, что Мод похожа на ныряльщика, что готовится в броску в ледяную воду.

– Свадьба, конечно, будет отложена на приличествующий срок. – Говорил Крэддок. – Я понимаю это. Вопрос только – на какой?

– Сейчас не время говорить с свадьбах. – Ответил сэр Роберт.

– Мы можем выбрать новую дату, а планы и приглашения – поменять.

– Отец, – сказала Мод, – не будет никакой свадьбы.

– Не испытывай моё терпение, девочка. Свадьба была запланирована, и она будет. Ничего не изменилось. У меня всё ещё есть письма полковника Фонтклера.

– Нет, их у тебя нет, отец. Я взяла их и отдам полковнику, потому что они принадлежат ему.

Мод открыла семейную Библию. Из прорехи в потёртом кожаном переплете она вынула с полдюжины листов пожелтевшего пергамента. Девушка подбежала к полковнику и положила письма ему на колени.

Крэддок дёрнулся к Джеффри, чтобы выхватить письма. Гэй и Хью дружно вскочили и преградили ему путь. Эта гвардия, закрывшая собой полковника, не позволила Крэддоку подойти ближе. Он встал как вкопанный, сжимая руки в кулаки и тяжело дыша. Его глаза метнулись к Мод.

– Как ты их достала?

– Я… Я взяла их из шкафа в твоём кабинете дома.

Крэддок дёрнул шейный платок и извлёк из-под воротничка железную цепочку с тремя ключами. Он поднёс их к лицу дочери.

– Все ключи у меня! Как ты могла открыть шкаф?

– Один из них не твой, отец. Это ключ от моей шкатулки. Я надеялась, ты не заметишь. У нас все ключи похожи. Я думала, что пока у тебя все три ключа, ты не будешь приглядываться.

– Ты всё спланировала! Украла ключ, вломилась в кабинет…

– Я должна была. Я ненавижу это – ты не представляешь, какой виноватой и лживой я сейчас себя чувствую. Тот ромашковый чай, что я приносила тебе вечером перед поездкой в Лондон… в нём был лауданум^[52]. Я вспомнила, как ты принимал его, когда у тебя разболелся зуб, и заснул так крепко, что мы едва смогли разбудить тебя утром. Когда ты выпил чай и пошёл спать, я вернулась в твою комнату и… и поменяла ключи. Когда мы с мисс Притчард были в Лондоне, она отправилась спать рано, и я пошла в твой кабинет и забрала письма из того стального шкафа. Я не была уверена, что делать с ними. Я очень боялась, что моя служанка их найдёт, если я спрячу их среди одежды. Потому я решила взять с собой мамину Библию. Я чувствую, что она поняла бы меня – это сделано и для твоего блага тоже.

– Моего блага! Что за вздор!

– Да, отец! Я знаю, что ты задумал этот брак, но он не принесёт счастья. Всю жизнь ты будешь знать, что Фонтклеры вынудили тебя сделать что-то неправильное и несправедливое. А когда ты поступаешь так с людьми, ты связываешь себя с ними навсегда и уже никогда не освободишься.

– Ну раз ты так ценишь свободу, – ухмыльнулся Крэддок, – я дарю её тебе! Это последнее, что ты получишь от меня. Слышишь, Мод – с этого дня не приходи ко мне, не стучи в свою дверь, не пиши мне, даже если будешь умирать! Эти люди – твои друзья? Прекрасно. Смотри, чтобы так было и дальше!

Он зашагал к двери, потом повернулся и бросил последний взгляд на Фонтклеров.

– Я уеду как Лондон, как только слуга соберёт мои вещи. Что будет с этой, – он дёрнул головой в сторону Мод, – ваше дело. – И он вышел, хлопнув дверью.

У Мод подкосились ноги. Фонтклеры, будто внезапно ожившие статуи, сгрудились вокруг девушки, усадили её в кресло и поднесли к носу нашатырь. Леди Фонтклер подложила её подушку. Джеффри рассыпался в благодарностях. Гэй сжимал ей руку и явно прикладывал слишком много сил. Сэр Роберт произнёс целую речь.

Хью опустился на колени и пододвинул скамеечку для ног. Это всё, что он мог сделать, не выдавая своих чувств. Но она и не должна думать, что он немедленно и страстно выразит их. Кроме того, Мод была так бледна и опустошена, что подвергать её новым потрясениям сейчас было просто жестоко.

Джулиан незаметно вышел. МакГрегор, что вскоре присоединился к нему, нашёл Кестреля в саду, где тот рассеянно срывал сухие листья и растирал их в порошок.

– Я только что услышал, что мисс Крэддок отдала полковнику его письма. Это очень отважная юная леди. Если у Хью Фонтклера есть мозги, он женится на ней и безо всякого шантажа.

– Не думаю, что его придётся убеждать в этом.

– А девушка… Она ведь тоже не против, я думаю?

– Я в этом не сомневаюсь.

МакГрегор посмотрел на Кестреля более пристально и подметил его сдержанность и бледное, отсутствующее лицо.

– Что ты собираешься делать теперь, когда всё кончилось?

– Ещё не кончилось. Будет дознание по смерти мисс Фонтклер, а я – последний, кто видел её живой, и должен свидетельствовать. Поэтому я всё ещё здесь – если бы у меня бы выбор, я бы уже вернулся в Лондон. Фонтклеры, должно быть, жаждут попрощаться со мной, хотя все очень вежливы и наперебой уговаривают не уезжать. Думаю, будет лишь справедливо, если мне не дадут сбежать под покровом ночи, но принудят остаться и увидеть последствия того, что я сделал.

– Вы не сожалеете о том, что сделали?

– Я не знаю. Изабель мертва. Фонтклеров грызут скорбь и стыд. Неужели было бы так ужасно, если бы преступление никогда не раскрыли? Изабель наказала бы себя сама всей своей жизнью так страшно, как не смог бы никакой закон, и никто невиновный бы не пострадал.

– Послушай-ка, – МакГрегор положил руку Кестрелю на плечо. – Ты так думаешь, потому что ты рядом с людьми, что оплакивают Изабель и видишь последствия её преступления. Для них цена правды оказалась очень высока. Конечно, они без всякой любви отнесутся к тому, кто вытащил её на свет. Помнишь, что Мильтон сказал о правде? Что она похожа на незаконное дитя – оно никому не желанно, и никто не скажет ничего хорошего о том, кто его породил. Но есть люди, вроде меня, которые верят, что правду стоит искать ради неё самой и для таких людей, Кестрель – ты герой!

– Не говорите глупостей! – Воскликнул Джулиан.

– Не умеешь принимать комплименты, а? – Усмехнулся МакГрегор. – По крайней мере, серьёзные. Если бы я сказал, что в восторге от того, как начищены твои ботинки, ты бы расцвёл как павлин, но позволь мне считать, что ты такой же хороший человек, как и джентльмен, и так легко ты от меня не отделаешься.