Текст книги "Спариться с бывшей (ЛП)"
Автор книги: Кейт Прайор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
16
Элиза
Осенние листья хрустят под ногами, когда я выхожу из пивоварни и проверяю телефон, ненадолго отвлекаясь от своих обязанностей по кейтерингу. Несмотря на то, что я обслуживаю свадьбу Хейз, на кухне пивоварни промышленного размера есть необходимое мне пространство и оборудование. На самом деле, это не так уж сильно отличается от обычных еженедельных кейтеринговых мероприятий здесь.
Мои руки были слишком покрыты засохшей глазурью, когда в заднем кармане завибрировал телефон, и я не могла проверить сообщения. Я делаю глубокий вдох, вспоминая череду неотвеченных мамой звонков за последнюю неделю и единственное сообщение, которое я получила.
«Извини, это была напряженная неделя».
Я не хочу ей больше звонить.
Думаю, еще несколько месяцев назад я испытала бы облегчение, увидев, что она пытается ответить мне, прилагая небольшие усилия, чтобы напечатать сообщение, даже если только для того, чтобы сообщить плохие новости. Я не могу заставить себя чувствовать вину за то, что была бы бесстыдно взволнована, если бы мама не забыла пригласить меня на чьи-то похороны, например.
Она никогда не была человеком, к которому можно было бы прибежать и надеяться на поддержку, пока выплакиваешь ей все свои беды. Перспектива перезвонить ей так же тяжела, как и все остальное, что я чувствовала в последние несколько дней, запутавшись в своих чувствах к Шону и его семье.
Но прямо сейчас ее внимание – это не то, чего я хочу. Возможно, какая-то глубоко спрятанная часть меня хочет чувствовать, что я не одинока во всем этом, что я могла бы просто переложить основную часть эмоционального бремени на кого-то другого или просто иметь кого-то, на чьих коленях я могла бы поплакать некоторое время.
Но моя мама точно не была этим человеком, и никогда им не будет. Мне просто придется справиться со всем самой.
Я переключаюсь на прокручивание сообщение в своем почтовом приложении, уделяя еще несколько минут себе, прежде чем вернуться. Пара старых клиентов устраивают мероприятия, которые я могла бы обслуживать, одна сказала, что порекомендует меня подруге, у которой есть более долгосрочная работа.
И после того, как Шон отверг меня прошлой ночью, я благодарна за толику надежды на жизнь после Мистик Фоллс.
Я чувствую себя грязной. Мне не следовало приставать к Шону. Я не знаю, о чем я думала, пытаясь переспать с ним. Но я знала, что он мог заставить меня чувствовать себя хорошо. Я просто не думала, что он этого не захочет.
То есть, я думаю, я должна была быть готова к этому. Я действительно бросила его, зачем ему хотеть иметь со мной что-то общее? То, что мы снова встретились, не означает, что мы чего-то хотим друг от друга.
То есть, не то, чтобы я думала, что из-за того, что Дианна и его братья так сильно симпатизировали мне последние несколько лет, они были бы счастливы видеть нас вместе, и все могло бы легко вернуться к тому, на чем мы остановились. Как будто бы они никогда не отказывались встречаться со мной, и разбитое сердце просто было бы забыто. Но я не думала об этом и не хотела этого. Потому что это опасно обнадеживающие мысли, и я не могу этого допустить.
Я не хочу обдумывать это еще миллион раз, когда я уже через все это проходила.
Он мог бы, по крайней мере, решить, что не хочет меня, прежде чем начать прикасаться ко мне. Похоже, даже его отказа недостаточно, чтобы охладить мое либидо. Думаю, это победа психотерапии.
Наверное, в сотый раз за сегодняшний день я думаю о том, чтобы написать Шону. У меня даже нет его номера. И я не думаю, что смогла бы узнать его у Эйдена или Лоры без довольно осуждающих взглядов.
Задняя дверь пивоварни резко распахивается, и какая-то глупая часть меня надеется, что это будет он, что мы сможем поговорить наедине о том, что произошло.
Но это Дианна.
– О, Элиза. Доброе утро.
Она выглядит такой же удивленной, увидев меня здесь, стоящей на маленькой платформе погрузочной зоны. Люди действительно тусуются здесь только во время перекуров.
– Извини, я просто вышла на секунду, – начинаю я говорить, когда она прерывает меня извинениями.
– Прости, если ужин вчера был немного неловким.
Говоря это, Дианна смотрит мне прямо в глаза. Это звучит не очень искренне, но в ее голосе слышится сочувствие.
Честно говоря, это застало меня врасплох, и все, что я могу сделать, это уставиться на нее в ответ. Это совсем не то, чего я ожидала, особенно после того, как она вела себя прошлым вечером. Она пользуется этим моментом и нежно кладет руку мне на плечо. У нее серьезное выражение лица.
– Элиза, я ценю наши отношения. С тобой было замечательно работать, и ты была приятной компанией вне работы, – она отводит взгляд в сторону леса на холме, где стоит дом Хейзов, прямо на другом его склоне. Она на мгновение прикусывает губу. – Поэтому, я надеюсь, ты понимаешь, как сильно я ценю тебя, когда говорю, что тебе не следует проводить слишком много времени с Шоном.
Я хмурюсь. Сердце бешено колотится в груди. Мне приходится отвести взгляд. Руки автоматически сжимаются в кулаки, и я стараюсь открыто не показывать, что боялась этого.
– Я… э-э-э… – это все, что я могу выдавить из себя.
Не совсем та уверенная обвинительная речь, которую я репетировала и оттачивала в своей голове столько лет. Гораздо труднее вызвать в себе чувство негодования из-за того, что меня отвергли, когда она только что сказала, что ценит меня.
Я не знаю, что ответить, кроме как немного отвернуться от нее.
Она убирает свою руку с моей, но остается рядом.
– Он говорил тебе, что женат?
Я сглатываю. Возможно, этот разговор не тот, которого я так боялась, но я не уверена, к чему он ведет. Она всерьез думает, что мы все еще женаты после стольких лет? Он не говорил своей маме, что мы развелись?
– Я имею в виду, – заикаюсь я, не совсем уверенная, что я имею в виду. Что я вообще говорю? Да, я прекрасно знаю, что он был женат? Или, нет, на самом деле, чтобы поправить тебя, Дианна, я чертовски уверена, что он такой же разведенный, как и я.
– Я видела, как он на днях снимал кольцо, прежде чем пойти поговорить с тобой, – вздыхает она, и на ее лице появляется блеклое разочарование. Она смотрит на меня, неправильно понимая мое потрясенное выражение лица, и сочувственно похлопывает меня по руке. – И мне жаль, что тебе пришлось узнать то, что ты узнала прошлым вечером.
– Он… Я знаю о вашей размолвке. Что он годами не приходил домой.
– Значит, он так много тебе рассказал? – Дианна вздыхает, вытягивает шею и засовывает руки в карманы. Это движение настолько присуще Шону, что на самом деле на него неприятно смотреть. Не знаю, как я не замечала этого раньше.
– Мы не разговаривали годами, потому что я не одобрила его брак, когда это произошло. Но это не значит, что я хочу, чтобы он был ей неверен. И это… с уважением к твоим и ее чувствам. Пожалуйста, не будь одной из его ошибок.
Я думаю, что моя бывшая свекровь только что попросила меня не помогать моему бывшему мужу изменять мне. Хорошо, теперь она точно ничего никогда не узнает, потому что я не смогу ей этого объяснить.
Несколько мгновений я молчу. Что-то смягчается в моей груди, когда я слышу, что она заботится о мне таким маленьким, странным образом.
Дианна бросает на меня взгляд, замечая отсутствие реакции. Она слегка качает головой, глядя вдаль, на холодный серый день, а затем улыбается сама себе.
– Не волнуйся, ему я тоже прочитаю нотацию.
Я киваю. Рада, что мы оба столкнемся с этим разговором.
Еще мгновение я позволила себе постоять снаружи и просто насладиться этим моментом, легкостью, которая существовала между нами до того, как появился Шон и все перевернул.
Раньше я верила, что мать Шона может быть только холодной и бесчувственной, и было трудно понять, почему он все еще хотел общаться со своей семьей.
Но я знаю Диану, и теперь я вижу все целиком. Она не такая.
И я знаю, что в доме больше нет фотографий Шона, и это заставляет мое сердце разрываться из-за него.
Я почти ничего не произнесла за весь этот разговор, и слова, которые тяжелым грузом лежат у меня на душе, – это все, что у меня есть. Я не могу спросить ее. Я должна. Мне нужно знать, даже если кажется, что это не должно меня касаться.
– Почему ты ее не одобряла?
Взгляд Дианы становится отстраненным, и я хотела бы видеть, то, что видит она.
– Я не уверена, что это вообще имеет значение. Я хотела, чтобы он был поближе к дому, а все, что я сделала, это оттолкнула его и потеряла годы, которые у нас могли быть. Я думала, мы могли бы наладить отношения после смерти его отца… но он даже не пришел на похороны. И теперь, когда он снова дома, я возвращаюсь к старым привычкам. Все, что я делаю, – это затеваю ссоры.
Это не тот ответ, на который я надеялась, хотя, честно говоря, я не уверена, что именно хотела от нее услышать.
Она на мгновение замолкает, проводя рукой по идеально уложенному пучку, который она всегда носит, прокладывая путь разрушения через опрятность.
– Возможно, если бы я не отреагировала так, как отреагировала, я смогла бы в конце концов убедить его переехать поближе к дому. Возможно, у нас были бы внуки. Я бы вышла на пенсию и стала няней. Но она была баптисткой, и ради этого, видимо, стоило пожертвовать всем будущим.
Непрактикующая пресвитерианка, но неважно.
Она издает короткий смешок, не холодный или резкий, а теплый и ироничный, как будто сама себе не верит. Что-то ужасно болезненное пронзает мое сердце, когда я представляю это.
– В этом проблема с детьми. Ты думаешь, что сможешь их чему-то научить, но, честно говоря, я думаю, что они принимают решение о том, кто они такие, еще до того, как научатся говорить. И когда они становятся взрослыми, все, что ты можешь сделать, это надеяться, что они примут правильные решения. Хотела бы я знать это, когда я только их родила.
– Старшие дети всегда тренировочные, – грустно шучу я, и что-то ужасное сжимается у меня в груди. Это была одна из первых причин, из-за чего мы с Шоном сошлись.
Дианна морщится, но я вижу, что это для того, чтобы сдержать улыбку.
– До рождения Логана и Эйдена я водила Шона на пляж. Ему было, наверное, года два. У меня осталось так много приятных воспоминаний о поездке туда с сестрой. Мы начали строить замок из песка слишком близко к приливу, чтобы вода заполняла ров. Но волна столкнула нас, и я хотела удержать его голову над водой. Я даже не заметила, что сжимала слишком крепко, пока мы не вернулись к машине. Я оставила кровоточащие следы от ногтей на его руке.
Она делает долгую паузу, позволяя себе поморщиться при воспоминании.
– Не в первый и не в последний раз я чувствовала себя плохой матерью. Если будешь слишком крепко держаться за что-то, то оставишь следы от ногтей.
Я слышу по ее голосу, что боль от одной трагедии настолько сильна, что невозможно не создать еще больше.
Затем она немного встряхивается, отрываясь от своих воспоминаний.
– Прости, я продержала тебя здесь гораздо дольше, чем ты, вероятно, намеревалась. Тебе не нужно продолжать слушать мою болтовню…
– Я не дождалась, чтобы мама перезвонила мне, – выпаливаю я, признаваясь ей. – И я думаю, что наконец-то готова прекратить попытки. Но Шон вернулся домой, чтобы увидеть, как женится его брат. Я думаю, это означает, что у тебя все еще есть шанс все исправить.
Она удерживает меня взглядом, и мне кажется, я вижу, как ее глаза остекленели от эмоций. Затем дверь рядом с нами снова открывается, и, нарушая момент, который у нас был, мимо проходит еще один сотрудник пивоварни.
– Эм, я все равно просто вышла на минутку. Свежий воздух, – говорю я ей, делая быстрый шаг в сторону. Дианна кивает, а я хватаюсь за дверь, когда она почти захлопывается, чтобы вернуться внутрь.
Я бросаю взгляд на Дианну, но она слегка качает головой, показывая, что намерена еще немного побыть на улице.
– Свежий воздух и лучший сигнал. По какой-то причине внутри пивоварни сеть ловит просто ужасно, – вздыхает она, доставая телефон из кармана. Она прислоняется к перилам платформы, открывая какое-то яркое приложение на экране. Даже боссу нужны ее «собери три в ряд» игры.
– Не говори мальчикам, – говорит Дианна заговорщическим тоном, приподнимая бровь. – Раньше я столько ругала их из-за видеоигр.
Я не могу удержаться от ответной улыбки и представляю, на что это было похоже.
17
Шон
Следующий день проходит исключительно спокойно. Я знаю, потому что Эйден пишет мне.
«Когда ты начал скрипеть зубами?»
Я смотрю в другой конец комнаты и пытаюсь расслабить челюсть. У Эйдена всегда был самый острый слух из всех нас, но это смешно.
– Ты не можешь этого слышать, – говорю я вслух, и он не поднимает глаз от кофейного столика. Он разложил пачку распечатанных страниц, из которых вырезает именные карточки для рассадки. Очевидно, что мама заставила работать всех.
Я настолько беспокоен, что подумываю о том, чтобы добровольно помочь, но это означало бы разговор с мамой, а мы не общались с вечера пиццы. Элиза вообще повесила записку на кухонную дверь, чтобы ее не беспокоили, пока она готовит, а Логан был Логаном.
– Каждый раз, когда ты спускаешься по лестнице, – говорит Эйден, для пущего эффекта размахивая ножницами. – Находиться с тобой в одной комнате – это немного чересчур.
Я изо всех сил старался не думать ни об Элизе, ни о прошлой ночи, и ничего не получается. У меня было такое искушение вернуться, зацеловать ее до потери дыхания и заставить ее скулить от удовольствия, что в итоге я отправился на пробежку, пока не устал думать, просто следуя путям, которые были мне так же знакомы, как дыхание.
Из-за всего происходящего я почти не обращал внимания на сцену, которую должен был монтировать, и просто продолжаю прокручивать ее до конца, надеясь, что вспомню, что должен был делать. Я слишком сильно нажал на пробел, чтобы приостановить программу.
Я снимаю наушники и встаю с подоконника, собираясь выйти из комнаты.
– Дай мне знать, когда дойдешь до стадии складывания карточек с указанием мест, – кричу я через плечо в ответ на уклончивое ворчание Эйдена. Ладно, думаю, мне не нужно помогать ему, если он собирается быть таким.
– Знаешь, Элизе не нужно, чтобы ты продолжал ее беспокоить.
Как всегда, грубиян. Я не настолько предсказуем. Я останавливаюсь в дверях.
– Кто сказал, что я собираюсь беспокоить ее? Я мог пойти куда угодно, – пытаясь выглядеть непринужденно, я прислоняюсь к дверному косяку, скрещивая руки на груди. – … Я имею в виду, она что-то сказала? Она сказала тебе, что я беспокоил ее?
Эйден закатывает глаза, но не похоже, что он хочет упрекнуть меня этим.
– У тебя все плохо.
Я вздыхаю и провожу рукой по лицу. Он прав. Беспокоить ее – это единственное, что я хочу делать.
– Знаешь, если бы ты сам мне этого не сказал, я бы подумал, что вы двое знали друг друга немного больше, чем просто пара неудачных свиданий, – говорит Эйден, привлекая часть моего внимания.
Я пожимаю плечами, глядя в пустой коридор. Мама, наверное, уже спит, солнце садится, я не вижу машины Элизы на подъездной дорожке.
Возможно, безопасно немного попрактиковаться в честности. На данный момент это непривычно. Признание правды больше похоже на ложь, чем когда-либо.
– Да, ладно, возможно, я немного приврал. Это было немного дольше. Я не хотел, чтобы у нее были проблемы с матерью.
– Итак, она тот человек, на котором ты не должен был жениться, – говорит Эйден, и все мое внимание переключается на него.
Маленький засранец. Лора рассказала ему? Не может быть, чтобы он просто догадался об этом сам. Я бы поставил деньги на то, что это Логан подсчитает, когда я ушел и когда появилась Элиза, и соберет кусочки воедино.
Что касается моего наименее наблюдательного брата, я бы никогда не подумал, что он будет первым, кто догадается.
Вместо ответа я отталкиваюсь от стены и закрываю тяжелую деревянную дверь в кабинет, ее основание скользит по ковру. Это настолько близко ко звуконепроницаемости, насколько возможно в этом доме.
Эйден выглядит абсолютно довольным собой. Он рубит кулаком воздух, прежде чем издать низкий свист и поморщиться.
– Ого. Довольно запутано.
– Да. Ну, я не собирался говорить маме, что она была права. «Волки могут спариваться только с волками» и все такое, – говорю я. Даже спустя годы с тех пор, как я слышала это в последний раз, я все еще произношу это с той же интонацией, что и мама, когда разыгралась вся эта драма. Она повторяла это, как заведенная, и по сути, это стало единственным, что она сказала по этому поводу.
– Ну, могло быть и хуже. Что, если бы Элиза была протестанткой, – усмехается он и делает глоток пива, – и папа был бы все еще жив.
– Ну, да, я думаю, что могло быть и хуже. У наших родителей всегда могли быть еще более безумные, устаревшие правила, – я легкомысленно осеняю себя крестным знамением и закатываю глаза.
Эйден морщится.
– Не делай этого, у меня флешбеки. Помнишь, когда он сжег мои карточки с покемонами за то, что они символ поклонения дьяволу? Я плакал так сильно, что меня вырвало, чувак.
У меня вырывается короткий, сухой смешок. Я помню это. Я также помню, как мы с Логаном собрали все наши карманные деньги, чтобы купить ему пару пачек карточек, заставив поклясться, что он никогда больше не достанет их дома.
Мы смотрим через лужайку, мои мысли обращаются к Элизе. Раньше она делала что-то подобное. Маленькие жесты, которые имели большое значение. Всякий раз, когда она наливала себе стакан воды, она делала это и для меня. Рамен быстрого приготовления, который она ненавидела, но всегда хранила дома, потому что знала, что я предпочитаю его вкусным блюдам.
– …Я горевал очень сильно после того, как она ушла. Она ничего не сказала, просто ушла. И я знаю, что ей было тяжело из-за меня. Она была права, что ушла, но все равно было больно, – говорю я, глядя в окно, сквозь прозрачные занавески которого проникают последние лучи вечернего солнца. – Думаю, я несколько дней провалялся в постели.
Я бросаю взгляд на Эйдена, чье лицо задумчиво.
– Тебя все-таки вырвало?
– После попытки утопить свои печали в алкоголе, возможно. Я не помню.
– Ну, если я любил свои карточки с покемонами больше, чем ты любил ее, возможно, этому не суждено было иметь будущее, придурок.
– Я думаю, ты забыл ту часть, где сначала набил рот дюжиной соленых крекеров с сливочным сыром.
– О. Да. Ты знал, что у Элизы есть шикарный рецепт для них? Они такие вкусные. Она готовила их на мой день рождения уже три раза. Серьезно, тебе не позволено делать ничего, что может поставить это под угрозу.
– Это все, что нужно, да? Братскую любовь длиной в жизнь ради печенья с сыром? – я упрекаю его и сажусь на диван рядом с ним, подталкивая его ногой, и он засовывает между нами подушку, как будто она защитит его. Он бормочет что-то о том, что это не просто сыр.
Этот конкретный диван не такой уж длинный, поэтому в итоге я укладываю ноги на диван между нами, вместо того чтобы вытянуться.
Мне невыносимо думать о наших отношениях как о совершенной ошибке, но я о многом сожалею. Тогда я был молод, просто глуп и высокомерен настолько, что думал, что смогу наладить отношения с человеком, и ей никогда не придется ни о чем знать.
Конечно, это не сработало. Конечно, все прошло так, как говорили мои родители, и я был слишком горд, чтобы признать это, чтобы вообще вернуться домой.
И вот я здесь, все еще слишком гордый, чтобы сказать ей.
Я надеялся, что мне не придется показывать ей худшие стороны себя, что я смогу похоронить это. Возможно, в основе всего лежала проблема, что тебя нельзя по-настоящему узнать и полюбить, если ты прячешь половину себя.
Я прокручивал эти мысли в голове сотни, может быть, тысячи раз. Не думаю, что я когда-либо озвучивал их раньше, потому что они звучат так же эгоистично, как и в первый раз, когда пришли мне в голову.
– Я просто хотел бы… Я не знаю. Может быть, она попыталась бы остаться. Выбрать ее, а не вас, ребята, было самым тяжелым, что я когда-либо делал. И в ту минуту, когда ей стало трудно, она ушла.
– Я думаю, это нормально – чувствовать себя так, даже если несправедливо взваливать это бремя на нее, – говорит Эйден, удивляя меня. Я наблюдаю за ним, когда он разрезает еще одну распечатку карточек, аккуратно скользя ножницами по странице.
– Мы все хотим, чтобы кто-то выбрал нас, в конце концов. Но я думаю, что из-за того, что наша семья поставила тебя в трудное положение, ты тоже, будем честны, не выбрал ее. Ты мог бы рассказать ей, что происходит на самом деле, и дать ей шанс выбрать тебя всего. Но ты спрятался за правилами, потому что думал, что она не осталась бы, если бы знала, кто ты такой.
Я несколько мгновений смотрю на своего брата, все больше беспокоясь, что у одного из нас аневризма или что-то в этом роде.
– Какого хрена, чувак.
– О, ты пропустил ту часть, где она одна из моих друзей, и это то, что она кричит телевизору на вечерах кино? Для меня это всегда было совершенно очевидно.
– Да, думаю, я пропустил эту часть. Не думаю, что физически был здесь для этого.
Тяжелая задняя дверь со скрипом открывается, и Логан стоит на пороге, спрятав руки в карманы куртки. Он кивает нам обоим:
– Я направляюсь в катакомбы, хочешь, подвезу?
Я моргаю. Мы сто лет так не называли подвал пивоварни. Я был бы удивлен, если бы могилы многих умерших золотых рыбок Эйдена вообще сохранились, нашу маму всегда бесило, что он продолжал хоронить их в земляном полу подвала.
– Еще даже не полнолуние, – жалуюсь я, бросая взгляд в окно, ее призрачные очертания выползают в небо. – И мы больше не дети, теперь у нас есть некоторый контроль.
– Ты думаешь, что контролируешь.
Дамы и господа, мой брат. Он знает, как убить атмосферу, куда бы он ни пошел.
Логан не похож на ответственного человека, с длинными волосами, пирсингом и татуировками – визуальным бунтом, на какой бы детали вы ни остановились. Но его обычное поведение явно изменилось. Он всегда выглядит так, будто ждет, когда я закончу творить херню.
Он прав, но я не хочу, чтобы он знал о своей правоте. Я не знаю, как я собираюсь пережить следующие несколько дней. Я не справлялся с тем, чтобы оставить Элизу в покое. Мы почти на пороге свадьбы и почти полнолуние. Но со всеми этими наблюдениями за волками и слухами о нападениях животных, если кто-то из нас дичает…
Я не могу представить, что это кто-то из братьев, они оба кажутся такими нормальными. Ну, настолько нормальными, насколько любой из нас когда-либо был. Если бы это был я, разве я не смог бы сказать, что что-то не так? По крайней мере, помимо всего остального, что было испорчено в последнее время.
Логан берет упаковку из шести банок с клеймом «Аконитовый эль», которые я раньше не заметил на полу.
– Давай, я ухожу. Мы экспериментировали со смесью жимолости и аконита. У него более традиционный профиль вкуса эля, меньше горечи аконита.
– Смотри, он думает, что собирается заманить нас в подвал новым вкусом эля, – усмехаюсь я Эйдену. Если у меня и есть цель в жизни, так это позлить Логана.
– Ради всего святого, Монтрезор5! – младший брат ухмыляется и изображает, как стучит по воображаемой кирпичной стене. Это заставляет меня выдавить улыбку. Некоторые шутки никогда не умирают.
– Не искушай меня, – Логан закатывает глаза, выглядя так, словно пытается подыграть. – Да ладно. Учитывая все эти новости про койотов, мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь из вас получил перцовым баллончиком в лицо от туристов.
Его слова легки, но я могу сказать, что он обеспокоен. Выпотрошенный олень все еще у меня в мыслях, и, очевидно, у него тоже. Но я не думаю, что запираться в подвале – это выход.
– Если кто-то из нас одичает, последнее, чего бы я хотел, это застрять с ним в подвале пивоварни.
– Мы все здесь вместе, мы не можем одичать, – говорит Эйден, как будто это решает все дело. – Я имею в виду, что теперь ты с нами, и мы собираемся присоединиться к стае Кэррингтонов. В нашей семье больше волков, чем когда-либо.
– Да, есть настоящее чувство общности с кучей незнакомцев, – я не могу не поддеть оптимизм Эйдена небольшой язвительностью. Он экстраверт, поэтому, конечно, присоединение к более крупной стае звучит для него, как вечеринка.
– Тогда почему до сих пор видят койотов?
Выражение его лица немного смягчается, и он неуверенно потирает затылок.
– Может быть, это действительно койоты.
Логан, конечно, не выглядит впечатленным.
– Так ты идешь?
– Не, чувак, ему нужно позлить свою девушку, – выпаливает Эйден, и я пытаюсь пнуть его через подушку. Он смотрит на меня своими щенячьими глазами, и я свирепо смотрю на него в ответ, надеясь дать понять, что если он скажет Логану, что я был женат на Элизе, я заставлю его пожалеть об этом.
Логан бросает на меня косой взгляд, прислоняясь к дверному косяку.
– Вы двое стали довольно дружны. Ты уверен, что это разумно?
Он никогда не был стукачом, но у него есть этот материнский Ты уверен, что это умно? свирепый взгляд.
– С каких это пор Шон делает умные вещи? – Эйден фыркает, его ухмылка тут же исчезает, когда я в свою очередь бросаю на него свирепый взгляд.
Я не собираюсь делить диван с предателем, поэтому встаю и бросаю вторую подушку в Эйдена, адресуя свои слова Логану.
– Мне это не нужно от тебя и мамы, хорошо?
Логан скрещивает руки, стоя передо мной, как будто он имеет какую-то власть. Во мне поднимается раздражение старшего брата. Я не собираюсь следовать указаниям парня, с лица которого я вытирал крошки от «Читос», даже если он прав.
Он продолжает стоять в широко открытом дверном проеме, лишая меня возможности уйти, пока он не добьется своего.
Вместо того, чтобы совершить что-то столь явно обвиняющее, как скрестить руки на груди, я вынимаю одну из банок с элем из пластиковых петель, скрепляющих упаковку.
– Я не имею в виду то, что, вероятно, имеет в виду мама, ты и человек и все такое, – тихо говорит Логан, наклоняясь ко мне, хотя Эйден не может этого не слышать. – Хотя она права.
Это звучит так, будто у меня есть странный, специфический фетиш на человеческих женщин, ради которого мне пришлось нарушить все наши правила. Не совсем так я бы это сформулировал.
Тем не менее, мама никогда не выражала это в таких красочных выражениях, как папа. Она всегда просто напоминала мне, Люди не знают, как мы живем.
Вежливые слова с трудным значением.
Я ощетиниваюсь и борюсь с желанием закатить глаза.
– Чувак, если тебе есть что сказать, чего еще не говорила мама, тебе следует перейти к сути.
– Хорошо, – он пожимает плечами и просто говорит, – Элиза – мой друг, и я не хочу, чтобы ты причинил ей боль. Снова.
Я открываю банку, и резкий звук пронзает воздух.
Не может быть, чтобы Элиза рассказала ему достаточно о том, что произошло, чтобы заслужить это «снова», сказанное подобным образом. Есть небольшой шанс, что Лора рассказала ему ту версию, которой Элиза была готова поделиться с ней. Возможно, он просто додумывает, потому что очевидно, раз раньше все заканчилось плохо, это была моя вина.
Логан входит в комнату и протягивает Эйдену банку, открывая одну для себя. Он садится на кофейный столик, и если бы я в данный момент не был проблемным ребенком, я бы прямо сейчас так чертовски сильно надрал ему задницу.
– Там, в баре, она сказала, что ты солгал ей, – упрекает Логан, бросая на меня холодный взгляд. Его тон понижается до низкого неодобрения, которое умудряется высмеивать и меня, и Эйдена, – Чувак.
Уровень осуждения в одном этом слове. Я думаю, все они, должно быть, в конце концов слышали, как мы ругались тогда возле бара.
– Я сделал те же выводы в тот вечер, – добавляет Эйден. Да, эти маленькие моменты семейного единения так важны.
– Просто скажи, что ты подслушивал, и двигайся дальше, – пренебрежительно отвечаю я.
– Ну, так ты врал ей?
Я смотрю на обоих своих братьев с недоверием. Они ополчились, чтобы защитить от меня мою бывшую жену. Было достаточно плохо, когда Эйден отчитывал меня, но если Логан присоединяется, я не знаю, как мне выйти из этого разговора.
– Конечно, да.
Брови Эйдена хмурятся в крайнем замешательстве, прежде чем он принимет вид побитого щенка. У него хватило наглости разочароваться во мне. Он живет в мире, где нет необходимости лгать людям, которых ты любишь, потому что он следует семейным правилам.
– Ты бы сделал то же самое, – я почти огрызаюсь на него в свою защиту.
– Никто из нас не попал бы в такую ситуацию, – бессмысленно съязвил Логан, но, по крайней мере, он понимает, что я имею в виду, и у него хватает присутствия духа снова закрыть дверь гостиной.
Эйден, к сожалению, не обращал на это внимания, я думаю, никогда.
– В какую ситуацию?
– Она застукала меня, когда я пару раз возвращался с моих… ночных пробежек. Она чутко спит, и в тот момент у меня не было подходящего объяснения, – бормочу я. – Это было отстойно, и было ясно, что я лгал ей, но это был единственный вариант. Я не собирался раскрывать семейные секреты.
Я думал, это очевидно. По крайней мере, эти идиоты могли выбрать худшее время и место, чтобы поговорить со мной об этом. К настоящему времени Элиза уже ушла домой.
Это, вероятно, наименьшая из многих причин, по которым волки сохраняют кровные линии в давно сформировавшихся стаях, но не так-то просто держать в секрете свои лунные превращения, когда живешь с кем-то. Моим братьям, вероятно, никогда не приходилось задумываться о том, насколько это сложно, потому что они всегда жили только дома.
Я думал, Элиза что-то понимает обо мне. Она сочувствовала испорченным семейным отношениям, и тому, как тяжело отказаться от общения с родственниками. Что иногда это необходимо, потому что наши родители не смогут любить нас так, как нам это нужно, а на нас уже есть негативный отпечаток плохого отношения.
Но было ясно, что она хотела заменить свою семью кем-то другим, а я знал, что с моей этого никогда не произойдет. Конечно, я солгал ей.
– О, – говорит Эйден с виноватым видом, а затем бормочет, – Прости. Я не думал, что это так. Я просто подумал…
– Что я на самом деле изменил ей? Конечно, – ворчу я, возмущенный тем, что мои братья так плохо думают обо мне. – У вас, ребята, есть еще что-нибудь, что вы хотите мне сказать? Логан, очевидно, что с тех пор, как я здесь появился, ты злился на меня. Давай, выкладывай. Сними груз с души.
Логан ничего не говорит, просто закатывает глаза. Он выглядит так, словно сожалеет о том, что предложил какую-то оливковую ветвь.
– Я могу говорить только за СЕБЯ, – говорит Эйден, бросая свирепый взгляд на Логана, – но это отстой, когда ты предпочел нам какого-то незнакомца. Это больно, чувак.
Логан смотрит на меня полсекунды, его взгляд поднимается и опускается незаметно, как одинокий вздох.
Был момент, когда мы с Логаном были лучшими друзьями. Мы были ближе друг к другу по возрасту, чем с Эйденом, который ребенком, спотыкаясь, ходил за нами повсюду. Мы отдалились друг от друга только с возрастом.
