Текст книги "Десятый столик. Трилогия (ЛП)"

Автор книги: Кейт Джиффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 2
Кади

– Слушай, этот перерыв на обед был жестким, – я облокотилась на прилавок, обмахивая себя папкой с меню.

– Ты справилась с этим как босс. Мне кажется, я даже видела искреннюю улыбку один или два раза. Может быть, старая Кади наконец-то вернулась, и ты закончила с этим как-там-его? – спрашивает ЛуЭнн.

Поддразнивание ЛуЭнн – то, как она показывает свою заботу, – заставляет меня чувствовать себя виноватой за свое поведение на работе в последнее время. Я никогда не была поклонником того, кто приносит на работу свои проблемы, но именно это я и делала.

– Ну, я не знаю, смогу ли когда-нибудь действительно закончить с Нейтаном, но по каким-то причинам сегодня мне гораздо лучше. Может быть, потому, что я, наконец, спала более четырех часов прошлой ночью и чувствую себя более человечной.

– Что бы это ни было, я рада вновь видеть тебя энергичной. Ненавижу, что ты грустишь из-за всего этого дерьма. Это работа Карлы, – она ухмыляется, но я вижу искренность.

Это самое большее, что ЛуЭнн открывает передо мной за довольно долгое время. Она никогда не говорит о чувствах. Ее философия в том, что у всех нас есть свои проблемы, так зачем воспевать их. Мы просто приходим на работу, делаем свое дело и живем своей жизнью.

– Прости за мой кризис в последнее время. Но теперь, когда я закончила выполнять заказы и поспала, надеюсь, мне будет немного легче работать, – говорю я со смешком.

– О, ты была хорошей, немного тихой и иногда как в тумане, но даже в твой худший день ты была лучше, чем Карла и новая девушка вместе взятые, – она перестает протирать прилавок и смотрит на меня. – Ты вообще перестала печь пироги?

– Надеюсь, что нет. У меня просто нет никаких новых заказов на этой неделе.

– Я уверена, что они вернутся еще не раз. Между тем, возьми немного с трудом заработанных денег и сделай что-то хорошее для себя, например, массаж или педикюр. Ты заслужила это, – она бросает в меня полотенце, прежде чем отправиться на кухню.

Вздохнув, я продолжаю вытирать прилавок с того места, где она остановилась.

Я бы с удовольствием воспользовалась советом ЛуЭнн, но боюсь. Не хочу брать ни копейки из моего недавно приобретенного сберегательного счета, кроме трат на самое необходимое.

Звенит колокольчик над входной дверью, и я вижу Гарри, который заходит с ежедневной корреспонденцией.

– Добрый день, Гарри. Как сегодня почта?

– Как обычно, Кади, полно писем и сумасшедших людей, – он подмигивает мне.

– Ты имеешь в виду работников или клиентов?

– И тех и других, в зависимости от времени суток, – он громко смеется, сортируя почту для закусочной. Он лезет в свою сумку и достает толстый конверт. – У меня есть зарегистрированный пакет для мисс Каданс Девис. Подпиши здесь, пожалуйста.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он серьезно. Я никогда раньше ничего не получала по почте. Это выглядит очень официально и почему-то пугает меня.

– Ты уверен, что он для меня? От кого это?

Гарри щурится, читая маркировку.

– Это из Хендрикс холдинг, и это определенно адресовано тебе.

Нейтан.

Мой ум кружится, пытаясь выяснить, что он мог бы мне послать. Я почти уверена, что ничего не оставляла в его квартире или в гостиничном номере. Прошло уже две недели. Разве он не отправил бы это раньше или просто выбросил?

– Чем раньше ты подпишешь бумаги, тем скорее сможешь открыть его, мисс Кади, – напоминает мне Гарри.

– О, конечно! Прости.

Я быстро расписываюсь и беру пакет, рассеянно махнув Гарри, когда он выходит за дверь.

Не знаю, как долго стою там, уставившись на конверт. Мои глаза фиксируют имя на лицевой стороне, и я не могу оторвать от него глаз. Когда колокольчик снова звенит, я практически выпрыгиваю из своей кожи и сую конверт под стойку для безопасности.

– Я подойду к вам, – обращаюсь я к пожилой паре, чтобы найти им столик.

Когда мне кажется, что я собрала все свое дерьмо воедино, Нейтан что-то мне посылает и полностью разрушает мою рутину. Я умираю – хочу узнать, что внутри, но пока не могу открыть его. Не здесь и не сейчас.

* * *

– Итак, что в конверте? – спрашивает ЛуЭнн, когда мы проходим на кухню. Последние клиенты ушли, и она повернула табличку ЗАКРЫТО.

– Понятия не имею.

– Ну, разве ты не собираешься открыть его и узнать?

Я иду к стойке и беру конверт, потом возвращаюсь на кухню и засовываю его в свою сумку, а затем убираю в подсобку для сохранности.

– Открою позже.

– Ты боишься или что? – интересуется ЛуЭнн. – Я никогда не видела, чтобы ты шарахалась от чего-либо, – она имеет в виду мою сумку, конверт и человека, который послал его. – Он определенно обладает какой-то магической силой. Или, может быть, у него есть волшебный…

– ЛуЭнн, – обрываю я ее.

– Просто говорю, – она поднимает руки в знак капитуляции и идет обратно в зал. – Открой этот чертов конверт. Неизвестность убивает меня.

– Позже.

Схватив метлу, я заставляю себя сосредоточиться на поставленной задаче. Я знаю, что должна просто открыть письмо и покончить с этим, но не могу. Я открою его позже, когда буду в своей квартире, но сейчас не хочу знать о его содержимом. Может быть, я оттягиваю неизбежное, потому что, как только я его открою, все будет кончено.

Однако мне не хватало связи с Нейтаном, и конверт – это ниточка к нему, какой бы мизерной она ни была. Это по-детски и смешно, но я ничего не могу поделать. Итог таков: я скучаю по нему.

И, может быть, боюсь.

Я не уверена, чего именно.

Однажды я прочитала, что за каждым страхом стоит желание.

Автоматически занимаясь уборкой кухни, я позволяю себе обдумать это. Чего я хочу – счастья, безопасности, признания, любви? То есть того, что чувствовала, когда была с Нейтаном.

Часть меня, как напуганная маленькая девочка, хочет забыть обо всем и умолять Нейтана простить меня. Я думаю о ночах, которые мы провели в его квартире десяток раз за последние несколько недель. Я бы все отдала, чтобы вернуться туда. Я бы очень хотела вернуться.

А что потом?

Намеренно закрывать глаза на то, кто такой Нейтан на самом деле и каковы его намерения в отношении меня?

Я не позволила ему объясниться, не хотела услышать отказ. Поэтому порвала с ним первая. Убегая из гостиничного номера, я защищала свое сердце лучшим способом, который знала, прежде чем он получил шанс проверить мои страхи.

И тогда мой мозг выгнал мое сердце за дверь и захлопнул ее, закрывая на засов – цепи и все такое.

Оставшееся время работы ЛуЭнн удается молчать о конверте и Нейтане. Когда я уже собираюсь попрощаться и сбежать в свою квартиру, звонит телефон. Я останавливаюсь и смотрю через плечо на телефон, но ЛуЭнн полностью его игнорирует.

– Разве ты не собираешься ответить? – спрашиваю я.

– Оставь это, – указывает она, хватая сумочку и ключи.

Телефон продолжает звонить, и я не могу его игнорировать.

Зачем кому-то звонить в забегаловку в столь поздний час? Для этого должна быть причина, верно? Мой инстинкт – или, может быть, простое любопытство – ведет меня к телефону, в то время как ЛуЭнн фыркает:

– Просто ошиблись номером или кто-то продает что-то.

Когда я отвечаю на звонок, я рада, что прислушалась к своим инстинктам.

– Кади?

– Папа? – голос моего отца звучит нервно. Он звонит мне в кафе, значит, что-то случилось. Он никогда не звонит так поздно. – Ты в порядке? Что случилось?

Я молча смотрю на вопросительное лицо ЛуЭнн, пытаясь воспринять информацию, которую сообщает отец. Сложно осмыслить все, что он говорит, но когда он заканчивает, я отвечаю:

– Приеду, как только смогу.

– Что случилось, дорогая? – спрашивает ЛуЭнн.

Повесив трубку, я спокойно выхожу за дверь, хотя мой разум мчится и, кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Забавно, что весь твой мир – тот, который ты знала и чувствовала – может быть уничтожен всего несколькими словами. Я не уверена, действую ли импульсивно или по обязательству, но я знаю, что должна это сделать.

– Мне нужно взять несколько дней отпуска, – говорю я ей, когда мы останавливаемся на тротуаре перед закусочной. – Моя мама умирает. Я должна ехать домой.

Глава 3
Кади

Меня удивило количество пассажиров на автобусной остановке в такую рань. Почему так много людей должны уехать из Далласа в Хьюстон в четыре часа утра в среду?

Однако независимо от причины я рада, что никто не кажется супер болтливым. Полагаю, это бонус путешествия в столь неурочное время и, к счастью, все так же, как я, выглядят ходячими зомби.

Я надеюсь поспать в автобусе, но сомневаюсь, что это произойдет. Уснуть вчера вечером я не смогла, так как мозг еще не успел переварить разговор с отцом. Слишком многое ему нужно было обдумать.

Выяснить, что мать, которую я не видела и с которой не общалась много лет, умирает от рака, а отец, с которым я разговариваю раз в несколько недель, заботится о ней, скрывая это от меня четыре месяца, слишком много, чтобы проглотить.

Думаю, отец боялся, что я буду злиться на него за скрытность, но я его не виню, это просто... странно.

В последний раз я видела их обоих вместе в тот день, когда мама ушла от нас с небольшим чемоданом в руках.

Она оставила гормональную девочку-подростка на воспитание отца, который был беспомощен и едва мог позаботиться о себе. Мы никогда ничего не слышали о ней, кроме случайных телефонных звонков с объявлением о том, что она выходит замуж за очередного кавалера.

До сих пор.

Только полное отчаяние могло натолкнуть ее на мысль обратиться к отцу за помощью.

Я всегда подозревала, что отец так никогда и не разлюбил ее, и мать, должно быть, знала это. Он больше ни с кем не встречался после того, как она ушла. Все его дни проходили за работой в гараже. Буквально. Поэтому я не сильно удивлена, что он согласился заботиться о ней.

Он всегда был деликатен, когда дело касалось мамы, и мне грустно знать, что он теряет ее снова и снова.

Поскольку я сама теряю маму второй раз, я не уверена, что чувствую. Я была без нее так долго. И честно говоря,  никогда не чувствовала, что она есть у меня, даже когда она жила с нами.

Мне, наконец, удается задремать на несколько минут до того, как автобус подъезжает к станции, и я вскакиваю, когда водитель ударяет по тормозам. Это похоже на массовое переселение, так как каждый сражается за место в центральном проходе. Я хватаю свою сумку и пристраиваюсь за пожилым человеком, который сидел рядом со мной.

Когда я выхожу из автобуса, сразу вспоминаю еще одну причину, почему покинула это место. Долбаная влажность. С ума сойти, как всего четыре часа южнее могут существенно изменить климат, но поверьте, это так. Не требуется много времени, чтобы капельки пота собрались у меня на лбу, и я уверена, что если задержусь здесь, то буду выглядеть как утопленная крыса с вьющимися волосами.

Затеняя рукой глаза от утреннего солнца, я выглядываю своего отца, и когда, наконец, замечаю его, он машет мне. Ностальгия, любовь и намек на вину сплетаются в водоворот внутри меня. Он стоит у своей машины, и мои глаза наполняются слезами, когда я вхожу в его объятия.

– Кади, я так рад тебя видеть. Спасибо, что приехала домой, – говорит он печальным шепотом.

– Привет, папа. Я тоже рада тебя видеть.

Он берет мою сумку и кладет на заднее сидение своего грузовика. Мы примерно в тридцати минутах езды от моего родного города, и я знаю, что нам есть, что сказать друг другу, но когда мы выходим из автовокзала, я пользуюсь моментом, чтобы посмотреть на своего отца.

Он выглядит так же – более или менее – но есть некоторые различия. Морщины более выражены, в волосах прибавилось седины, но не это ранит мое сердце больше всего. Он полностью измотан. Да, отец работал шесть дней в неделю последние двадцать пять лет, но дело не только в этом. Он слишком худой, слишком хрупкий и кажется значительно постарел с того дня, когда я видела его в последний раз. Должно быть, он делает все возможное, чтобы позаботиться о моей матери, игнорируя собственные потребности.

От этого мне грустно, и я злюсь.

Грустно, потому что он так сильно заботится о ком-то, кто не заслуживает этого, а сержусь я потому, что хочу лучшего для него.

– Как тебе живется в Далласе? – спрашивает отец.

Я пожимаю плечами, не желая распространяться о своих делах.

Кроме того, он знает, что я все еще работаю в закусочной, что тут еще сказать?

Наши телефонные разговоры весьма поверхностны, потому что мне никогда не было комфортно делиться с ним чем-то более глубоким. У нас просто никогда не было настолько близких отношений.

– Как обычно, – отвечаю я.

Он понимающе кивает головой и продолжает вести машину. Мой отец – человек немногословный, но могу сказать, что тишина между нами заставляет его нервничать. Он пытается отложить разговор о моей матери.

– Как она? – Мне нужно оторвать пластырь и признать слона в машине.

– Умирает. – Прямо, грубо и печально. В нем никогда не было много притворства, но могу сказать, что он рад покончить с этим.

– Сколько у нее времени?

– Несколько дней... неделя максимум, – говорит он с тяжелым вздохом. – Вот почему я

позвонил тебе. Она не знает. Она не хотела, чтобы ты знала, но я не мог с тобой так поступить. Ты, как никто другой, имеешь право попрощаться с ней. Она должна тебе так много.

Так всегда было между нами. Он знает, какая она мать, и, думаю,  ненавидит ее за это, но он так же помнит женщину, в которую влюбился и которая украла его сердце, и не может отпустить эту часть.

– Почему она пришла к тебе? – Я ненавижу то чувство, которое всколыхнул во мне этот вопрос, но в то же время меня бесит, что она поставила отца в такое положение. Она так долго обходилась без нас. Зачем вернулась домой сейчас?

– Ей больше некуда было пойти. Она развелась со своим последним мужем и кочевала с места на место. Невозможно так жить, когда ты не можешь позаботиться даже о себе.

Я вздыхаю, понимая, почему отец так поступил, но все равно мне это не нравится.

Потирая свою грудь, я пытаюсь избавиться от боли.

– Мне кажется, она ждет тебя, – говорит он почти шепотом. – Я знаю, она сказала, что не хочет, чтобы ты приезжала, но думаю, именно это удерживает ее здесь.

Я замерла на пассажирском сиденье, не в состоянии говорить. Я боюсь, что если сделаю это, то буду плакать, а я не хочу плакать.

– Не ожидай слишком много, когда мы доберемся до дома. Она была не в себе последние два дня.

– Ладно, – говорю я, сглатывая комок в горле. Слезы, скопившиеся в уголках глаз, угрожают скатиться. Я не знаю, кто является их причиной – она, он, я... все мы.

– Я привез ее домой из больницы на прошлой неделе. Думал уже тогда позвонить тебе. Прости, что не сделал этого.

– Все нормально.

– Нет, это не так, – говорит отец сердито, его слова пропитаны усталостью и многолетней горечью. – Я не должен был позволять ей командовать. Я просто не знал, что делать. Она появилась из ниоткуда и выглядела так, будто смерть уже стучится в ее дверь. Я…

– Папа, все в порядке, – я останавливаю его, потому что все действительно в порядке. Я не знаю почему, но это так, и  не хочу, чтобы он терзал себя. Потянувшись, я кладу руки поверх его и сжимаю сухую кожу.

Следующие двадцать пять минут мы едем в тишине, пока не раздается хруст гравия  под колесами старого грузовика. Я замечаю серый автомобиль на дороге, но папа отвечает даже прежде, чем я спрашиваю.

– Хоспис, – говорит он. – Они приезжают два раза в день. Я убедился, что они останутся, пока я съезжу забрать тебя.

Я только киваю головой и прочищаю горло, когда выхожу из машины, нервы наводняют мое тело.

* * *

Я уже переживала смерть. Брат моего лучшего друга погиб в автокатастрофе, когда мне было четырнадцать. На следующий год от сердечного приступа скончался единственный брат моего отца.

Я также потеряла оба комплекта бабушек и дедушек и двух собак. Но не думаю, что мы когда-либо будем готовы к ней, даже когда это происходит прямо перед нами, с матерью, которую не видела уже десять лет.

Она не знает, что я плакала перед сном в течение недели после ее ухода.

Она не знает, что через месяц у меня начались месячные, и я использовала два рулона туалетной бумаги, прежде чем набралась достаточно смелости, чтобы попросить папу отвезти меня в магазин.

Она не знает, что я ждала, пока мне исполнится семнадцать, чтобы поцеловать мальчика.

Или что я потеряла девственность через две недели после этого.

Она ничего не знает обо мне.

Я не уверена, может ли она слышать меня, но теперь, когда у меня есть ее безраздельное внимание, я расскажу ей все, что она пропустила. Она заслуживает знать. И я заслуживаю шанса сказать ей.

Я сижу у ее кровати до захода солнца.

В конце концов, мой папа заходит в маленькую спальню, которая когда-то была моей, и говорит, что сделал несколько бутербродов и что я должна поесть.

Глава 4
Нейтан

Прошло всего два дня, как я отправил в закусочную пакет для Кади. Знаю, это небольшой срок, особенно для нее, чтобы подумать о содержании и принять решение, но все же я ожидал услышать ее. Или, может быть, просто надеялся.

Не то чтобы я думал, что пакет мог изменить ее мнение обо мне или о нас.

Опять же, возможно, я просто надеялся.

– Что так отвлекает тебя сегодня вечером? – спрашивает моя мать, положив свою вилку и вытирая рот льняной салфеткой.

Мы в ее любимом ресторане в центре города, ужинаем как обычно в среду вечером. На этой неделе отец снова вернулся в Нью-Йорк, поэтому мы вдвоем, и я ужасная компания для нее сегодня.

– Извини, – говорю я ей, делая глоток столь необходимого напитка. Я хотел бы выпить что-то более сильное, но мама не одобряет крепкие напитки за ужином. – Работа, как обычно.

– Конечно. Особенно, когда отца нет в офисе.

– Верно, – я пытаюсь улыбнуться ей в ответ, но сомневаюсь, что это выглядит очень искренне.

Мама вздыхает, складывает салфетку, и кладет ее на колени.

– Ты все еще одержим этой девушкой, не так ли?

– У девушки есть имя, мама. И она не девушка... не какая-то девушка. Она взрослая женщина, и ее зовут Кади. Ты можешь это сказать. Это нормально.

Я резок. Знаю. Но я действительно устал, что все относятся к Кади и к нашим отношениям, как к чему-то несерьезному. Я не в школе и даже не в колледже, если на то пошло. И Кади – не этап или проект. Разочарование из-за невозможности убедить в этом окружающих заставляет меня чувствовать себя тлеющим фитилем, готовым взорваться.

– Может быть, тебе следует поговорить с ней, – говорит она примирительным тоном. – Может быть, тебе нужно быть более напористым. Я просто ненавижу видеть тебя таким расстроенным. Это неразумно и непродуктивно.

Я не отвечаю, потому что боюсь, что в противном случае мне придется неделями извиняться за то, что  хочу сказать.

– Ты говорил с ней после вечеринки?

– Нет.

– Ну, ты находчивый человек. Уверена, ты знаешь, как связаться с ней. К тому же она все еще работает в закусочной. Ты мог бы навестить ее там.

– Я больше туда не хожу.

– Но ты мог бы. Это общественное место, Нейтан. Просто потому, что ты не встречаешься с официанткой... Кади, – исправляется она, и уверен, что помогает ей в том выражение моего лица. – Ты все еще можешь пойти туда.

– Я даю ей пространство. Она не может не работать там, но я могу не ходить туда, чтобы все не усложнять.

– Всегда думаешь о других, – говорит она с натянутой улыбкой. – Я всегда восхищалась этим.

– Поверь мне, – я бросаю свою салфетку, от чего глаза мамы лезут на лоб от удивления. – Дело больше во мне, чем в ней. Я не могу перестать думать о ней. Она не из тех, кого я собираюсь исправить или проект, который я брошу по завершению. Она намного больше, чем это. Даже если мы никогда больше не будем вместе, часть меня всегда будет принадлежать ей.

– Хорошо, Нейтан, – говорит она, понизив голос почти до шепота. – Хорошо.

– Я хочу, чтобы ты поняла мои чувства к ней. Это важно для меня.

Она тянется через стол и накрывает мою руку.

– Если это важно для тебя, то и для меня тоже. Она важна для меня.

– Спасибо.

Не знаю, почему, но мне очень нужно было это услышать. Хотя мне тридцать лет, мне нужно было услышать, что кто-то на моей стороне.

Всем необходимо чувствовать поддержку.

Особенно Кади.

Это дает мне новый повод для разговора с ней, хотя бы для того, чтобы сказать ей, что я понимаю и что я здесь для нее, в любом качестве, в каком она позволит мне.

* * *

Когда я иду в закусочную, кажется, что мое сердце застряло в горле. Я пытаюсь сделать глубокий вдох и мысленно пнуть себя под зад.

Что самое худшее, что может произойти? 

Она откажется принести мне кусочек ее аппетитного пирога? 

Это на самом деле самое худшее, что может случиться. Не уверен, что смогу выдержать еще один отказ от Кади. Конечно, я привык к отказам в моей профессиональной жизни.

Не всегда заседание совета директоров или приобретение недвижимости может пройти в мою пользу. Я привык проигрывать битвы и принимать отказы. И мне определенно отказывали в личной жизни. Но отказ Кади причиняет боль. Раны глубоки и все еще кровоточат. Сегодняшний отказ только добавит соли.

Мысль, что она больше никогда не будет частью моей жизни, не дает покоя. За пару месяцев, которые я знал ее, она успела проникнуть в каждую клеточку моего существа.

Стоя на своей кухне, я думаю о первой ночи, которую она провела в моей квартире, а сидя за рулем своей машины – о поездке домой и на свидания. Идя по улице, я всегда ищу ее глазами на всякий случай, надеясь на призрачный шанс, что она идет по тому же тротуару.

И конечно, я никак не могу выкинуть ее из моей головы, когда лежу в постели. Потому что она повсюду: волосы, рассыпанные по подушке, тело, извивающееся от удовольствия на моих простынях, она в моей футболке и штанах, наше пробуждение утром в обнимку.

После ухода Кади я еще несколько дней мог чувствовать ее запах. Но теперь уже нет. Иногда мне кажется, что я улавливаю ее аромат, и мир соскальзывает на своей оси, пока я пытаюсь удержать его, но это фантом.

Она ушла.

– Ты так и будешь стоять там, блокируя движение? – спрашивает знакомый голос, и тогда я понимаю, что все еще стою у двери, застыв на месте.

– Твой обычный столик? – интересуется ЛуЭнн, и я сразу же начинаю сканировать комнату.

– Эмм, да, это было бы здорово, – я пытаюсь казаться нормальным и хотя бы вполовину не таким нервным, как себя чувствую.

– Кофе? – спрашивает она, провожая меня к моему столику.

– Да, пожалуйста.

Я проскальзываю в кабинку и возвращаюсь к осмотру закусочной. Все вроде бы на месте.

Я даже признаю людей, сидящих за столом справа от меня.

Они здесь каждое утро в то же время. Раньше это было и моим обычным временем.

И я вижу на кухне Мака, выполняющего заказы.

Другая официантка, на которую всегда жаловалась Кади, приносит заказ на соседний столик.

Единственное, что неуместно – это новая девушка, которую я не узнаю.

И отсутствие Кади.

Она все еще не выходит из кухни.

Когда ЛуЭнн подходит с кофейником и чашкой к моему столу, мое сердце падает в желудок.

– Держи, милый.

– Спасибо.

– Мне жаль сообщить, что сегодня утром у нас нет пирога.

– Что?

Она смеется, и если  не ошибаюсь, немного нервно.

– Да, пирога нет.

– Почему? – я уверен, что звучу требовательно и отчаянно, но ничего не могу с собой поделать.

– Ее здесь нет, – говорит она медленно и низко, как будто утешает поранившегося ребенка.

Мое сердце, которое рухнуло в желудок, теперь валяется у моих ног.

– Почему?

ЛуЭнн делает глубокий вздох и сканирует закусочную в поисках не знаю чего. Она чешет голову карандашом, а затем засовывает его в пучок на затылке. Опираясь на стол, она понижает свой голос до шепота.

– Ее мать умирает. Я не должна говорить тебе, но я знаю, что ты пришел, чтобы увидеть ее. И если бы она была здесь, я думаю, она хотела бы тебя увидеть. Поэтому сейчас я прислушаюсь к своему инстинкту и в любом случае все тебе расскажу. – Ее слова прерывистые и торопливые. – Слушай, я видела вас вместе, и ты был добр к ней. Кади испугалась. Но разве можно ее винить? Она не знает, что делать с таким парнем, как ты. Ты был как фантазия, и она боялась, что ты разобьешь ей сердце.

Она продолжает болтать, но я не останавливаю ее, потому что она говорит о Кади и свободно дает мне информацию, за которую я бы дорого заплатил.

– Поэтому, конечно, Кади убежала. Она до сих пор убегает. Ну, не домой. Она села в автобус, идущий туда. Но она все еще бежит от своего чувства к тебе. Так что, я думаю, ты еще не опоздал. Если хочешь доказать, что ты больше, чем просто хорош в постели, и это не какой-то чертов проект, о котором она говорила, то, я думаю, у тебя есть шанс.

– Проект? – с каждым упоминанием я ненавижу это слово все больше и больше. – Она тебе тоже это сказала?

– Да, что-то про бывшую девушку, поведавшую ей о тебе и о проектах, которые ты бросаешь после завершения. Она не хотела оставаться и проверять правда ли это.

– Кади никогда не была проектом, – бормочу я, вцепившись в салфетку, чтобы не пробить стол кулаком.

– Я-то это знаю, но тебе придется потрудиться, чтобы убедить Кади. Она упрямая. Она должна быть такой, потому что те немногие люди, которых эта девушка впустила в свою жизнь, стали полным разочарованием. Из-за этого она может быть крепким орешком.

– Что значит – ее мать умирает? – Вот что меня больше всего волнует на данный момент. Я знаю, что все остальное, сказанное ЛуЭнн, правда. О Кади и ее прошлом. Но мне нужно знать о ее матери.

– Кади придется сказать тебе об этом. Все, что я знаю – она взяла выходные.

Я вздыхаю, зная, что должен быть благодарен за информацию, которую ЛуЭнн дала мне, и не испытывать судьбу.

– Спасибо, ЛуЭнн.

Она улыбается, выпрямляется и приглаживает волосы. Я замечаю, что легкий оттенок розового появляется на ее щеках, когда она прочищает горло.

– Я действительно сказала слишком много. Это не мое дело, но Кади – моя девочка, и я хочу только лучшего для нее.

– Я очень тебе благодарен, правда.

 Я до сих пор не рад, что Кади уехала, но это такое облегчение – знать, что ее отсутствие не имеет ничего общего со мной.

– Не за что. Но могли бы мы сохранить это разговор между нами?

– Конечно.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет.

Нужно. Мне нужна Кади. Но поговорить с ЛуЭнн – вернее, послушать ЛуЭнн – было более чем полезно.

Это дает мне надежду.

Надежду на то, что у нас с Кади еще есть шанс быть вместе.

После ухода ЛуЭнн я оставляю хорошие чаевые рядом с недопитой чашкой кофе, выхожу из закусочной и иду вниз по тротуару, на ходу доставая свой телефон.

Мои пальцы не могут набрать номер Кади достаточно быстро. До сегодняшнего дня я думал, что звонить ей бесполезно, но теперь  не могу себя остановить. Мне нужно знать, что с ней все хорошо, и поскольку я не могу увидеть ее сейчас, услышать ее голос будет отличной альтернативой.

Телефон звонит с полдюжины раз или больше, а затем автоматический голос сообщает мне, что у человека, которого я пытаюсь вызвать, нет голосовой почты. Конечно, у нее нет. Мы говорим о Кади. У нее даже не было телефона, пока я не дал ей тот, на который сейчас звоню.

Что, если она оставила его в своей квартире?

Что, если она его выбросила после того, как оставила меня в гостинице?

Разочарованно застонав, я подумываю о том, чтобы бросить свой собственный телефон, но быстро беру себя в руки и засовываю его обратно в карман костюма.

– Не заставляй меня ездить по всему Техасу в поисках тебя, Каданс Девис, потому что я это сделаю.

– Простите, сэр? – спрашивает швейцар в моем доме, держа дверь открытой для меня.

– Ничего, Джордж. Просто разговариваю сам с собой.

Он улыбается, прищурившись.

– Я делаю так все время.

Похлопав его по плечу, я прохожу мимо.

– Это признак гениальности. Не позволяйте никому думать иначе.