Текст книги "Десятый столик. Трилогия (ЛП)"

Автор книги: Кейт Джиффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 7
Кади

– Привет, Бобби, – говорю я, помещая телефон в безопасность моего кармана, снова чувствуя, как частичка Нейтана дарит комфорт.

– Привет, – говорит он выжидающе.

Я не видела Бобби четыре года, но он не изменился. От белой футболки до пыльных сапог он все тот же. Это мои чувства к нему изменились. Раньше я чувствовала трепет в животе, когда он поднимался по лестнице крыльца к моей двери, но сегодня я ничего не чувствую. Может быть, намек на ностальгию об ушедшем времени, но это все.

– Я сожалею о твоей маме, – говорит он, прислонившись к столбу возле крыльца, когда я не делаю попытку встать и поприветствовать его.

– Спасибо, – это стало моим отрепетированным ответом всем, кто предлагает сочувствие и соболезнования. Честно говоря, я не очень сожалею. Я не знаю, что со мной. У меня не было возможности отсортировать свои чувства. Но я не могу сказать, что мне жаль. Моя мать дала мне достаточно времени, чтобы привыкнуть к ее отсутствию. Я уже пережила это, когда была молодой девушкой, так что тут нет ничего нового.

Возможно, я сожалею об упущенных возможностях или вещах, которые могли бы быть, но  не хочу жить в сожалении. Кроме того, это не мои сожаления, чтобы удерживать их.

Не я ушла. Не я умерла.

Она это сделала.

– Мама сделала эту запеканку и хотела, чтобы я привез ее, – он держит контейнер с крышкой. Я думаю, что это тунец. Мама Бобби, миссис Холден, всегда делала кастрюлю тунца.

– Передай ей от нас спасибо, – говорю я ему, вставая, наконец, с большого плетеного кресла.

Когда я хватаюсь за запеканку, Бобби без предупреждения подходит ко мне и обнимает, притягивая меня к своей груди. Он пахнет  как грязь и свежий воздух с намеком на какой-то мужской дезодорант. Это знакомо, и на секунду я позволяю ему обнять меня, но тут же, сделав глубокий вдох,  осторожно его отталкиваю.

– Мне было интересно, что понадобится, чтобы вернуть тебя обратно. Никогда не думал, что это будет так. Я знаю, что вы не были близки, но это нелегко – потерять свою маму.

Я киваю и прикусываю щеку изнутри, борясь со смешанными чувствами, проходящими сквозь меня. Внезапное желание плакать заставляет меня прикусить сильнее.

– Но я не могу сказать, что сожалею, – говорит он, захватывая меня врасплох. – Я скучал по тебе, Кади.

– Ты не должен был, – говорю я ему. Неразборчивые эмоции убивают любое подобие фильтра. – Ты мог бы поехать со мной.

Он резко смеется, пиная грязным рабочим ботинком изношенное деревянное крыльцо.

– Ты можешь представить меня в городе? Это не место для меня. И для тебя тоже, – наклонив голову, он смотрит мне в глаза.

Бобби всегда думал, будто знает, что лучше для меня: с кем мне дружить, какую одежду я должна носить, где  должна работать, что мне делать с моим будущим.

Если бы он добился своего, то я бы уже залетела, в то время как он работал бы на полях с отцом каждый день. Это не плохая жизнь, если ты ее хочешь. Но это не мой выбор.

– Еще не слишком поздно для нас, – продолжает он, когда я не отвечаю. – Теперь, когда ты вернулась домой, мы можем продолжить с того места, где мы остановились.

– Я вернусь в город, как только смогу, – говорю я, расправив плечи и крепко сжимая края контейнера.

– К чему? К твоей работе в закусочной? – спрашивает он, его слова пропитаны скептицизмом.

– Ты больше ничего обо мне не знаешь, так что не притворяйся, будто это так.

– О, я знаю много. Твой папа хорошо меня информирует.

– Ну, это не твое дело. Я не твое дело.

– Ты ошибаешься. Мы принадлежим друг другу, и ты это знаешь. Нам хорошо вместе. Ты просто сопротивляешься, как твоя мама.

С упоминанием матери в моей голове щелкает, и я борюсь с желанием бросить контейнер с тунцом в его лицо.

– Мы не принадлежим друг другу. Ты никогда не был хорош для меня. Оставить этот город – лучшее, что случилось со мной.

На самом деле, самое лучшее, что случилось со мной – это Нейтан Хендрикс, но я не хочу засорять воспоминания о нем, рассказывая Бобби об этом.

– Продолжай убеждать себя, – говорит он с презрительным смехом и качает головой. – Провозишься слишком долго, и я уже не буду доступен, когда ты в слезах приползешь ко мне обратно.

Настала моя очередь смеяться.

– Не задерживай дыхание, пока этого ждешь, а то задохнешься.

– Не могу поверить, что ты оставляешь своего отца вот так. Единственный человек, который был рядом и заботился о тебе всю твою жизнь, и ты просто оставляешь его на произвол судьбы, когда он нуждается в тебе. Это не та Кади, которую я знал, – он замолкает на секунду, ожидая, когда я что-то скажу в ответ, но я не говорю.  – Ты знаешь, он действительно переживал из-за болезни твоей мамы, и я уверен, что ее смерть будет для него трудным делом.

– Он будет в порядке. Мы будем в порядке.

– Продолжай убеждать себя в этом.

Ярость медленно поглощает горе, которое я чувствую, будто лава спускается вниз по холму, и все, что я могу представить – как мой кулак вступает в контакт с самодовольным лицом Бобби.

К счастью, мой папа открывает дверь и высовывает голову.

– Бобби, – говорит он. – Я услышал, что ты здесь. Заходи.

Пока папа держит дверь, Бобби проходит мимо меня и присоединяется к нему на кухне.

– Мама послала запеканку из тунца, которая тебе так нравится.

– Это мило с ее стороны. Мы с Кади растолстеем со всей этой едой, которую люди продолжают заносить, – мой отец улыбается мне, и я вижу то, чего раньше не видела – надежда, мир. Горе и печаль по-прежнему есть, но с уходом матери и он кажется другим.

Может быть, это чувство вины, навязанное Бобби, но я начинаю сомневаться, не думает ли папа, что я останусь навсегда. Конечно, он не думает. Конечно, он знает, что я здесь временно, а не навсегда. Он знает, что у меня есть работа и квартира – жизнь в городе.

– Бобби, расскажи Кади о новой кобыле, которую ты получил несколько недель назад, – папа присвистывает, глядя на меня. – Она красавица, Кади. Ты полюбишь ее.

Я все еще люблю лошадей. Но прошло много лет с тех пор, как я ездила верхом или даже подходила близко. Не так много лошадей в городе.

– О, она хорошенькая, – соглашается Бобби. – Ты должна заехать на ферму. Я позволю тебе покататься. Она уже объезжена, –  то, как Бобби подмигивает мне, заставляет мою кожу покрыться мурашками, и я посылаю ему испепеляющий взгляд, когда папа поворачивается, чтобы поставить запеканку в холодильник. Я надеюсь, что он выражает мои чувства: никогда – ни в этой жизни, ни в следующей.

* * *

Сидя в темной, пустой кухне, я медленно глотаю теплый кофе, который держу в руках уже почти час. Пакет от Нейтана вместе с конвертом, содержащим полис страхования жизни моей мамы, лежат на столе передо мной.

Я не знаю, почему я так сопротивляюсь открыть оба предмета. Хотя я знаю, что в конверте от матери, он остается закрытым. Понятия не имею, что в конверте Нейтана, и страх перед неизвестным сильно давит на меня. Как будто я знаю, что, открыв их, навсегда изменю свою жизнь.

– Кади, ты ведешь себя глупо. Просто уже открой их, – приказываю я себе шепотом.

 Сейчас середина ночи, и я в очередной раз не могу уснуть. Я подумала, если позволю себе открыть конверты, то смогу расслабиться достаточно, чтобы поспать, но вместо этого сижу здесь уже больше часа и просто смотрю на них.

Думаю, больше всего боюсь последствий. Как только печати будут сломаны, мне придется столкнуться с тем, что Нейтан хочет сказать мне. Это также будет завершением общения с мамой. Доказательством того, что, оставив меня и моего папу позади, она все же любила меня по-своему.

Раздраженно выдохнув, я хватаю конверт от мамы и отрываю верхнюю часть, как пластырь. Чем быстрее вы его сорвете, тем меньше будет больно, верно?

Я удивлена, что чувствую разочарование, когда вынимаю бумагу и вижу, что это просто документ о том, что я являюсь единственным наследником мамы в отношении ее страховки. Сумма немного поразительна только потому, что я никогда лично не видела и не имела таких денег раньше. Но так как папа уже сказал мне об этом, я позволила себе задуматься и немного помечтать, даже несмотря на все события последних нескольких дней. Это нетрудно, когда получаешь такой подарок... возможность. Но наверно я ожидала – или надеялась – увидеть письмо или что-то еще от нее, но нет.

Не поймите меня неправильно, я благодарна за деньги, которые она оставила, но это просто странно – принять их. Часть меня чувствует, что я должна вернуть деньги, но, конечно, это невозможно. Другая часть считает, что я должна отдать их отцу, но очевидно, что мама хотела, чтобы они были у меня.

Трудно спорить с несмываемыми чернилами в документе.

Когда на конверт падает слеза, я понимаю, что плачу. С тех пор, как я приехала домой, были моменты, когда я чувствовала, что могу заплакать или должна плакать, но слез не было. Я не позволяла их себе. До сих пор.

А теперь, когда они прорвались, я чувствую, будто они никогда не остановятся, поэтому позволяю себе плакать. Я плачу за себя в подростковом возрасте, когда  впервые потеряла мать, и я плачу за себя нынешнюю, зная, что мы никогда не сможем примириться. Я плачу за моего отца, и я плачу за маму, потому что  действительно чувствую жалость к ней.

Должно быть, трудно быть не в состоянии успокоиться и просто быть счастливой и беззаботной... всегда убегать от своей жизни в поисках неизвестного, оставив позади тех, кто заботился о тебе.

Через некоторое время мои мысли дрейфуют к Нейтану. Раньше я думала, что мы такие разные – слишком разные – но теперь  вижу, что мы очень похожи. Нашими семейными историями, нашими симпатиями и антипатиями, нашей работой... мы практически сделаны из одного теста.

Я увидела это в самом начале – то, что привлекло меня к нему. Как он заботится о людях и не позволяет его богатству или статусу диктовать видение мира, это  одно из его наиболее привлекательных качеств. По-прежнему. Но где-то по пути я позволила своей гордости и упрямству направлять меня и  могла видеть лишь то, как я не вписываюсь в его мир.

А потом был страх – страх, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой; страх, что я переходный этап, и когда Нейтан закончит со мной, он двинеться дальше, а я останусь с разбитыми осколками, напоминающими сердце.

Я и раньше влюблялась, но любовь, которую  чувствую к Нейтану, изменила мою жизнь.

Я влюбилась в него, и мой мир перевернулся. Мир, над которым я так упорно работала, чтобы сделать своим собственным. Тот мир, которым я пожертвовала.

Мир, который застрял на своей оси, прежде чем появился Нейтан Хендрикс и заставил его вращаться.

Хорошо ли любить кого-то? Когда так много счастья зависит от него?

Я не знала.

Это страшное чувство.

Но еще страшнее было прожить несколько недель вдали от Нейтана, страшнее думать о том, что он никогда снова не будет в моем мире. Я могла бы жить без него. Я могла бы вернуться к исходному состоянию и просто плыть по течению. Я была счастлива, пока не появился он. Конечно, жизнь была борьбой, и у меня не было того, чего я ждала бы с нетерпением, но я делала это... самостоятельно.

Шаркающие шаги по коридору заставляют меня подпрыгнуть и вытереть заплаканные щеки. Прочистив горло, я поворачиваюсь и вижу папу, стоящего в дверях тускло освещенной кухни.

Не говоря ни слова, он хватает чашку и наливает из кофейника, который я заварила раньше, прежде чем сесть на стул напротив меня.

– Ты любил ее? – вопрос слетает с моих губ прежде, чем я успеваю подумать. – В смысле, действительно любил ее?

Он глубоко вздыхает, поднося чашку ко рту, и делает маленький глоток, прежде чем ответить:

– Да, любил... до сих пор.

– Ты не жалеешь об этом? Зная, как все обернется, ты бы все равно любил ее?

– Да, –  говорит он с задумчивым кивком. – Если бы мы знали будущее, наверное, все отсиживались в какой-нибудь пещере. Это человеческая природа – хотеть защитить себя от боли. Но иногда эта боль стоит того.

– Значит, никаких сожалений?

– Не тогда, когда дело доходит до любви к твоей матери. Но у меня есть одно сожаление, – говорит он, поставив чашку на стол и глядя мне прямо в глаза. – Я должен был быть лучшим отцом.

Комок в горле возвращается от его исповеди, и я хочу сказать ему, что все в порядке... он был хорошим отцом. Но я не могу, поэтому он продолжает.

– Я был сломлен после того, как твоя мать ушла. Все, что я знал, это как спрятать голову в песок, продолжать работать... зарабатывать деньги, чтобы обеспечить тебя. Но мне не удалось сделать то, что имело значение. Я практически оставил тебя одну, чтобы заботиться о себе, и я сожалею об этом.

Он зажмуривает глаза, зажимая переносицу, затем моргает и смотрит в сторону.

– Не живи с сожалением, Кади. Независимо от того, что ты хочешь сделать, пойди и сделай это... – говорит он, толкая конверт с полисом страхования жизни моей мамы.

Мы с отцом долго сидим в тишине и пьем кофе, уставившись на маленькое пространство, которое  делили на протяжении многих лет. Я хочу что-нибудь сказать ему, чтобы утешить, чтобы позволить ему знать, что он не должен сожалеть, но он сказал правду. Я бы солгала, если бы сказала, что он был хорошим отцом, потому что он им не был, но он старался быть лучшим, так как знал. А иногда быть лучшим должно быть достаточно.

– Я в порядке, ты знаешь, – наконец произношу я. – Я не говорю, что моя жизнь была прекрасной и замечательной, но чья была? У каждого есть вещи в прошлом, которые не идеальны. Я никогда не голодала. И всегда знала, что у меня есть место, где можно  приклонить голову ночью. Это намного больше, чем у некоторых детей. Возможно, ты не лучший отец, но ты сделал все возможное.

Он кивает, и маленькая грустная улыбка растягивает уголки его рта.

– Ты всегда находила лучик надежды в темноте.

Иногда немного перспективы – это все, что нам нужно, чтобы двигаться вперед по жизни.

Нейтан Хендрикс – мой лучик надежды. Он помог мне понять, что моя жизнь могла бы быть намного хуже.

* * *

Я просыпаюсь рано утром после того, как мне, наконец, удается поспать на диване в гостиной. Я не могу заставить себя войти в комнату, которая когда-то была моей. Туда,  где моя мама провела свои последние несколько месяцев и сделала последний вздох.

Однажды я, вероятно, смогу вернуться туда и не увидеть, что она лежит на кровати при смерти, но не сейчас.

Мой отец уже на улице, работает на каком-то старом грузовике до того, как солнце полностью встанет над горизонтом. Я наблюдаю за ним несколько минут через экран двери, прежде чем решить, что мне нужно сделать сегодня днем.

Выпечка.

Мне нужно почувствовать тесто между пальцами и запах сладкого ароматного пирога, исходящего из духовки.

Этот дом тоже нуждается в нем. Он нуждается в своего рода очищении, чтобы очистить воздух и вытолкнуть весь затхлый запах последних нескольких месяцев.

Я решила, что завтра утром поеду домой, но еще не сказала отцу.

Знаю, что с ним все будет в порядке, а даже если нет, он будет притворяться, что это так, но я подумала, что пирог может смягчить удар.

Я намеревалась сделать один его любимый – персиковый. Но два часа спустя вся столешница полна пирогов. Я нашла пакет замороженной черники в морозилке, которая напрашивалась, чтобы ее использовали, и банку яблок в кладовке, на которой было написано «пирог».

– Кади? – раздается голос моего отца с порога, но я по локоть в муке, поэтому не смотрю вверх.

– Да?

– Что ты делаешь? – спрашивает он медленнее, чем обычно, растягивая слова.

– Пеку. Пироги.

– Угу. А кто будет есть все эти пироги?

– О, – я выпрямляюсь, вытирая руки о старый передник, который обнаружила на крючке за дверью. – Ну, я сделала персиковый для тебя, а затем нашла немного черники... и яблоки... и я использовала оставшиеся бананы для другого. Я... Ты мог бы заморозить несколько... – я заикаюсь, потому что теперь, когда задумываюсь об этом, понимаю, что пирогов очень много. И я уезжаю.

– С запеканкой из тунца и пирогами мне не придется покупать продукты месяц. – Я сконфуженно ему улыбаюсь. – Может быть, мы могли бы отвезти один старому мистеру Джонсону. Он всегда любил твои пироги.

Я киваю и оглядываю кухню, интересуясь, хорошее ли сейчас время, чтобы упомянуть мой ранний утренний отъезд.

– Завтра я уезжаю домой, – говорю я ему, продолжая смотреть на покрытую мукой столешницу.

– Я уже понял. Думал, ты уедешь еще несколько дней назад, – он вытирает руки о старую тряпку и засовывает ее в задний карман, прежде чем сесть за маленький столик. – Теперь, как насчет кусочка пирога?

Что-то знакомое в этом моменте – пироги, отец в грязной рабочей одежде – позволяет мне знать, что все будет хорошо. Мы будем в порядке.

– Кофе? – спрашиваю я, доставая тарелку из шкафа.

– Молоко.

– Ладно, – я облегченно вздыхаю, когда вожусь с пирогом и молоком.

На следующее утро, прежде чем солнце показывается на горизонте, я обнимаю папу и говорю ему «до свидания». Но впервые я знаю, что это действительно только увидимся позже, потому что теперь между нами все по-другому. Я знаю, что он нуждается во мне и, если быть честной с самой собой, он тоже мне нужен.

– Позвони мне, когда вернешься в Даллас, – он ставит сумку у моих ног.

– Обязательно. И у тебя есть мой новый номер?

– Есть, – говорит он, поглаживая карман, где находится его новый сотовый телефон.

Мы, вероятно, два последних человека на планете, у которых наконец-то есть сотовые телефоны, чтобы разговаривать друг с другом.

– Береги себя, – поручаю я. – И не забудь о пирогах в багажнике грузовика.

– Не забуду. Я ни в коем случае не дам пропасть такому добру.

Я улыбаюсь и киваю. Мы договорились, что несколько из них могли бы пойти в местный приют недалеко от автобусной станции. Поэтому он закинет их туда сегодня утром. И два мистеру Джонсону, когда он вернется в город, оставив себе три в морозилке.

Вчера я немного переборщила с выпечкой, но это было такое хорошее чувство, я ничего не могла поделать.

Одно быстрое объятие, и я поворачиваюсь и иду на станцию.

Когда я сажусь в свой автобус, то достаю пакет Нейтана и тихо смеюсь над мятыми краями... и над собой. Не могу поверить, что держала его у себя почти две недели и до сих пор не открыла, но я не чувствовала, что время подходящее.

Я до сих пор понятия не имею, что внутри.

Это может быть полным разочарованием, но это невозможно, если у вас нет никаких ожиданий.

Несмотря ни на что, я решила, что содержимое конверта уже не изменит мои чувства к Нейтану. За исключением того, если в письме признание о том, что он женат, отец троих детей... или серийный убийца... или он втайне ненавидит пирог.

Оторвав верхнюю часть конверта, я вытаскиваю стопку бумаг. Сверху записка, и я знаю, даже не глядя на подпись, что она от Нейтана. Его почерк очень похож на него – точный и аккуратный, но не слишком жесткий.

Кади, 

Во-первых, я скучаю по тебе. Думаю, ты должна это знать, потому что это важно. Я никогда не скучал по кому-либо или чему-либо в моей жизни. Но чувство, которое так крепко засело в моей душе, когда ты ушла, не может быть описано иначе. 

Во-вторых, я забочусь о тебе. Людям вокруг меня кажется, что единственное, что меня волнует – это работа и благотворительность. Это правда. Но я также забочусь о тебе, и ты не имеешь к благотворительности никакого отношения. Ты как глоток свежего воздуха... теплый летний день... кусочек моего любимого пирога. Даже ни секунды не сомневайся, что я хочу тебя.

 В-третьих, я верю в тебя. Документы в этом конверте –  все, что тебе нужно, чтобы представить свою бизнес-идею для любого финансового учреждения. Я знаю, что тебе не нужна моя помощь, но  чувствую, что могу дать тебе что-то, что ничего не стоит. 

Однако я поддержу тебя в любом виде, как ты захочешь. Тебе нужно только спросить. 

Однажды, я надеюсь, мы сможем быть хотя бы друзьями, потому что, хотя я скучаю по твоему запаху на моих простынях и ощущению твоей кожи подо мной, больше всего я скучаю по тебе – твоему смеху, твоей улыбке, твоему упорству, твоему остроумию, твоей силе. 

Всегда, 

Нейтан

Глава 8
Нейтан

Открыв ящик стола, я достаю свой телефон и проверяю пропущенные звонки.

Прошла неделя с тех пор, как я говорил с Кади по телефону. Я пытаюсь дать ей пространство и время, но меня убивает то, что я не могу поехать к ней. Меня убивает то, что я не знаю, что происходит в ее жизни и как она справляется со смертью мамы.

Я надеюсь, когда она будет готова, то позвонит мне. Но  решил, что если не услышу ничего от нее сегодня вечером, то сам ей позвоню.

Терпение никогда не было одной из моих добродетелей, но Кади, безусловно, заставляет меня ему учиться.

Сделав глубокий вдох и выдох, я игнорирую призыв набрать ее номер и запихиваю телефон обратно в ящик.

Она позвонит.

– Твой отец должен быть здесь в течение часа. Его самолет приземлился полчаса назад, – говорит Нэнси по внутренней связи.

– Спасибо, Нэнси. Не могла бы ты убедиться, что небольшой конференц-зал готов, а бар заполнен. Нам много чего нужно обсудить, и уверен, что нам понадобиться подкрепиться в процессе.

– Да, сэр.

– Ты лучшая.

– Это моя работа.

Я улыбаюсь, убирая палец с кнопки интеркома. Нэнси удивительная. Я украл ее у моего отца после того, как проработал здесь пару лет.

Нэнси была одним из двух секретарей, которых он использовал в течение многих лет. Я убедил его отдать мне ее на том основании, что я новичок, и она будет держать меня на верном пути. Он купился на это к моему удовольствию. Хочу сказать, что это была моя первая и, наверное, самая прибыльная сделка.

Нэнси никогда не задает вопросы, а если мне нужен совет, всегда готова дать его, при этом она всегда говорит прямо, не подслащивая горькую пилюлю. Мне нравится это в ней. Она старше и счастливо замужем, поэтому  не хочет залезть мне в штаны, что освежает.

Первая секретарша, которую я нанял, когда получил в свое распоряжение целый офисный этаж, была кошмаром – короткие юбки, обтягивающие топики, пошлые инсинуации и намеки. Она продержалась всего неделю, и то потому, что я не мог одновременно отвечать на звонки и вести бизнес. Нэнси, сменившая ее, была похожа на фею-крестную. Я спрашиваю – она выполняет.

Заблудившись в своих мыслях и переполненном почтовом ящике, я теряю счет времени и едва не выпрыгиваю из своего кресла, когда со стороны закрытой двери доносится громкий стук.

– Входи.

Это, должно быть, мой отец или дядя Тедди, никто другой не пройдет мимо Нэнси без предупреждения.

– Нейтан.

– Сэр, – говорю я, признавая его присутствие.

Прежде чем поднимаю взгляд от экрана компьютера, я слышу, как кто-то прочищает горло, и этот звук издает женщина, а определенно не мой отец.

– Жду тебя в конференц-зале через тридцать минут, – между тем говорит отец, освобождая дверной проем и открывая мне отраду для моих усталых глаз.

Кади стоит в моем кабинете, одетая в платье и улыбку.

Она прекрасна. 

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, но тут же жалею  об этом, потому что улыбка, которую она мне подарила, когда я впервые поднял глаза, исчезает. – Я имею в виду, я так счастлив, что ты здесь, но...

– Я пришла, чтобы поговорить об этом. – Кади кладет знакомый конверт на край моего стола.

О, черт!

Мое сердце бьется так быстро, что я не удивлюсь, если Кади может слышать его оттуда, где стоит, словно какая-то мечта или  сон.

Может быть, мне это снится? Возможно, я задремал и все это...

– Знаю, что ты очень занят, и мне жаль, что я так поступила. Я понятия не имела, что будет так трудно попасть в твой офис, – Кади нервно смеется и теребит ремешок сумки, перекинутой через плечо. – Твой отец был в холле и услышал меня, когда я умоляла охранника пропустить меня, – она останавливается, с трудом сглатывая. – Надеюсь, что это нормально?

– Это прекрасно. Я просто не могу поверить, что ты здесь.

– Я вернулась сегодня рано утром, поехала домой, помылась, переоделась, и вот я здесь.

Это признание отправляет меня прямиком в райские кущи.

Она пришла ко мне. 

– Это, – говорит Кади, постукивая пальцем по конверту, который, как я вижу, она, наконец, открыла. – Ты имел в виду то, что здесь написано?

– Конечно. – Часть меня интересуется, почему она сначала хочет узнать это, но я не могу лгать ей. – Конечно, я имел в виду каждое слово.

– И бизнес-план, ты сказал, что поможешь мне с ним... Предложение еще в силе?

Я пытаюсь контролировать улыбку на лице, но это сложно. Она пришла ко мне... за помощью.

– Да, он до сих пор в силе.

– Хорошо, потому что я знаю, как испечь пироги, но я ничего не знаю об открытии и ведении бизнеса.

– Зато я знаю.

– Знаю, поэтому я здесь.

– Ты здесь.

– Да.

Улыбка на ее лице – самое важное. Это значит, что она не злится из-за бизнес-плана. Значит,  она хочет, чтобы я участвовал. Это значит, что есть надежда, и это все, чего я хочу. Ну, это не все, что я хочу, но пока этого достаточно.

– Мне нужно встретиться с моим отцом через несколько минут, но я бы хотел обсудить это с тобой.

– О‘кей. Ну… я могу вернуться в другой день.

 Нервное поведение Кади возвращается, и я ненавижу это. Я так сильно хочу рассказать, как отношусь к ней, и что именно для меня значит, что она пришла ко мне за помощью, но у меня нет времени, чтобы правильно выразить эти чувства. Мне нужно больше времени. Мне нужно больше конфиденциальности.

– Как насчет ужина? В моей квартире? – предлагаю я и тут же вспоминаю о глупом деловом ужине сегодня вечером, и меня бесит, но я не могу его отменить. Мой отец прилетел из Нью-Йорка, чтобы быть здесь ради этого.

Я должен там присутствовать. Без вариантов.

– Хорошо. Сегодня вечером? – Кади оглядывает мой офис, а затем снова смотрит на меня.

– Сегодня не могу, но как насчет завтрашнего вечера? Я могу забрать тебя с твоей квартиры или закусочной.

– Я буду работать до шести.

– Отлично, заеду за тобой в шесть.

Кади забирает конверт с моего стола и засовывает его в свою сумку, но  могу сказать, что она тянет время. Надеюсь, это потому, что она чувствует то же самое, что и я. Я надеюсь, что снова оказавшись наедине со мной, она не хочет уходить, потому что именно это я сейчас чувствую.

– Моя мама оставила мне деньги, – выпаливает Кади. – Немного, но думаю, этого может быть достаточно, чтобы начать свой бизнес. Я не хочу, чтобы ты подумал, что я вернулась в поисках подачки.

– Никогда! – говорю я ей. Я никогда не подумаю так о ней. – Но это отличная новость.

– Да, как я уже сказала, это немного, но хоть что-то.

– Уверен, что мы сможем найти лучший способ использовать их. Я очень хорошо готовлю инвестиционные проекты. – Я улыбаюсь, надеясь вселить в Кади уверенность в том, что она поступила правильно, приехав сюда.

– Тогда завтра в шесть?

– Да, и если вдруг освободишься пораньше, дай мне знать. Я буду там.

– Ладно.

– Вызвать тебе такси доехать домой? – я спрашиваю, потому что ничего не могу с собой поделать.  Закусочная не так далеко, в отличие от ее квартиры, и я не хочу, чтобы она шла пешком.

– Я иду в закусочную. Мне нужно сообщить Маку, что я вернулась.

– Хорошо, тогда увидимся завтра.

– Спасибо, – говорит Кади с нерешительной улыбкой.

– Не надо меня благодарить.

После этого Кади уходит, тихо закрыв за собой дверь, и я хочу бежать за ней, но снова сдерживаюсь.

Она вернулась. Она пришла ко мне. Она будет там завтра. Я собираюсь быть терпеливым и не торопиться.

Кади стоит того, чтобы подождать.