Текст книги "Убежище (ЛП)"

Автор книги: Кей Хупер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Пошел ты, – повторила она.

Он засмеялся в ответ.

– И перед тем как уничтожить твой планшет, я убедился, что ты не отправляла никаких отчетов в компанию, на которую работаешь. У меня не было времени взламывать пароль и открывать файлы, но достаточно легко проверить систему и понять, что они не отсылались ни разу.

Слава богу, он не знает, что я нашла его коробку с трофеями. За этой мыслью последовала другая, более безнадежная. Не дай ему задаться вопросом, где я могла оставить копию данных на ноутбуке.

По крайней мере, у нее оставалась хотя бы эта победа. Если бы он понял, что она нашла его шкатулку, то, без сомнения, мучил бы ее, пока она не расскажет, где спрятала ее. И Джесси не питала иллюзий: причини достаточную боль – и человек все тебе расскажет.

Все что угодно, чтобы пожить еще немного.

Стараясь оттянуть этот момент как можно дольше, она проговорила:

– Это не значит, что я никому не рассказала. Неужели думаешь, меня могли послать сюда одну?

– Думаю, ты приехала одна. Чтобы разобраться в прошлом. Судя по вопросам, которые ты задавала некоторым из нас на фестивале. Все об одной-единственной вечеринке тем летом. Кто там был, что мы делали, кто с кем зажимался. Будто ты считала, что произошло что-то необычное, но не могла вспомнить, что. И знаешь, меня это действительно удивляет.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Да-да. Не могу решить, то ли ты настоящий экстрасенс, то ли просто хороша в блокировании сознания и переделывании собственного прошлого.

– Что за черт? – не смогла сдержаться она.

Он издал цокающий звук.

– Думаю, родственные связи важны. Потому что только груз вины заставил тебя нести всю эту ношу столько лет. Пусть ты и смогла вспомнить все, это была твоя ноша, так? Ты убежала и взяла ее с собой, чтобы она могла чувствовать себя здесь в безопасности. Иронично, учитывая, что ты работаешь на организацию под названием «Убежище». Ты ведь убедилась, что убежище Эммы – здесь.

– Я не… ты не… Кто ты такой? – прошептала Джесси.

Он вышел на свет, затем выключил один из фонарей, чтобы она смогла увидеть его. В его руке был очень большой нож. И он улыбался.

– Я – дьявол, Джесси. Разве ты не знала? Потому что Эмма знала. Что бы она ни позабыла, тогда Эмма узнала. Пятнадцать лет назад.

В комнате стоял запах алкоголя, пота, секса и чего-то горящего – может ладан, травка или что-то, чего она не знала. Но она узнала запах его дыхания – и это было не просто виски, а тухлые яйца. Сера.

Это был ад.

Дьявол.

Резкий разворот, ее лицо ударили о дверной проем, удар кулаком или двумя, еще удар, и снова. И новый приступ боли, когда треснуло ребро. И затем он над ней, в ней, пронзая и рыча. Она чувствует, как ее плоть разрывается, когда из него вырывается нечто куда более неестественное, чем акт насилия.

Ее держали для него, ее щиколотки и запястья, а другие пьяно смеялись, подстегивая его, уговаривая «разорвать» ее и «научить, в чем тут дело».

Она отвернулась, пытаясь избежать ужасного запаха его дыхания, и взглядом, затуманенным слезами, уперлась в татуировку на внутренней стороне его предплечья.

Роза внутри колючей клетки.

Пойманная.

– …покажу тебе, – прорычал он сквозь шепот, врываясь в нее все сильней и быстрей. – Я покажу тебе. Ты не убежишь от меня в этот раз, Роуз. Ты никогда снова не убежишь от меня.

Потерявшись в тумане боли, ужаса и замешательства, она практически чувствовала, как часть нее пытается убежать, просто уйти в какое-то другое место, где ничего подобного не происходит. Быть кем-то другим.

И когда он наконец закончил с ней, со смешком отодвигаясь в сторону, и другие отпустили ее, она повернулась на бок и свернулась в клубок. Ей было настолько больно, что она даже не представляла, почему до сих пор жива и дышит.

– Эй, может нам отвезти ее домой? – практически простонал один из них. – Или в больницу. Она выглядит… очень плохо.

Еще один засмеялся и ответил:

– Да, ты хорошенько попортил ее. Следующий будет…

Раздался странный булькающий звук, а затем дьявол проговорил:

– Никто больше ее не тронет. Ясно?

Кашель, и следом:

– Да-да, конечно, без проблем. Мужик, ты все равно ее слишком попортил для кого-то еще.

– Просто убирайтесь. Оба убирайтесь отсюда.

Она слышала звуки, шаги, затем дверь открылась и закрылась.

Она снова почувствовала горячее дыхание на своем лице. Но глаза ее были крепко закрыты, она пыталась стать кем-то другим.

– Ни слова, сучка. Поняла? Ни слова никому, или сегодняшний день покажется тебе отдыхом на пляже.

Она, видимо, простонала в ответ, не могла сказать точно. Но кислое дыхание отдалилось, послышались шаги, и дверь вновь открылась и закрылась.

Она не знала, как долго пролежала, пытаясь восстановить дыхание. Ее лицо горело, но она не могла вспомнить, когда он ударил ее. Может, это был он. Или кто-то другой.

Становилось тяжелей вспоминать детали.

Ей было больно везде. И так больно внутри.

Спустя долгое время она подползла к краю кровати. Дышать было тяжелей при движении, но она заставляла себя двигаться. Она хотела убраться отсюда. Хотела попасть домой.

Она хотела забыть все случившееся.

Хотела стать кем-то другим.

Спальня была ей незнакома, дверь в ванную оказалась приоткрыта. Каким-то образом она сумела встать с кровати и, покачиваясь, вошла внутрь, где ярко горел свет. Она зажмурилась, избегая смотреть в зеркало, и подошла к раковине, спотыкаясь на слабых, трясущихся ногах..

Она включила воду и наклонилась к струе, снова задохнувшись из-за резкой боли. Она сложила руки и брызнула водой в лицо. Больно. Пальцы ощутили, насколько отекшими были глаза, она чувствовала опухоль на челюсти и боль в носу.

Она медленно выпрямилась, и снова от боли в груди перехватило дыхание. Она посмотрела в зеркало.

Там она увидела напуганное лицо Джесси, которая смотрела на нее, и услышала шепот сестры:

– О боже мой, Эмма…

Джесси стояла позади нее в дверном проеме, поняла Эмма.

И затем она посмотрела на свое отражение. В ее разуме и душе что-то перевернулось с мучительным скрежетом. Оба ее глаза были практически закрыты, наливаясь синяками и отеками. Ее нос, очевидно, был сломан, губы опухли, нижняя прокушена в двух местах. Ее нижняя челюсть опухла и наливалась синевой.

На ее ключице виднелась отметина от укуса. И выше на левой груди…

И тогда сознание Эммы Рейберн решило не помнить.

Наварро рывком сел в постели, едва ли понимая, что в окна номера пробиваются лучи рассвета. Очень долгое мгновение он вообще не мог дышать, а когда наконец сумел вдохнуть, произошло это с резким звуком.

Он откинул покрывало и встал с кровати, быстро одеваясь. Он вышел из номера, даже не взяв ключ, намереваясь дойти до Эммы как можно быстрей.

В гостинице горел ночной свет – несколько слабых ламп, включенных в номерах, куда еще не добрался рассвет. Стояла тишина.

Он поднимался по лестнице, переступая через ступеньки, и, добравшись до семейного этажа, увидел открытую дверь и бледную, мрачную Эмму, стоявшую в проеме. Она была закутана в длинный толстый халат и, увидев гостя, молча развернулась и прошла в гостиную.

Лампы освещали комнату. Она села на диван, и ее маленькая собака немедленно запрыгнула рядом и свернулась рядом с тихим скулением.

Как бы того ни хотелось, Наварро не осмеливался коснуться ее. Только не теперь. Он опустился на ближайший стул, где бы он мог наблюдать за ее лицом и быть так близко, как только она сможет вытерпеть. Она начала гладить собаку, не сводя с нее взгляда.

– Ты знаешь, – сказала Эмма, ее голос звучал удивительно ровно. – Ты… Это был сон?

– Да, – ответил он.

– Весь сон? – она тяжело сглотнула.

– Думаю, да.

Странная улыбка изогнула ее губы.

– Каждое лето. Каждое лето я притворяюсь кем-то другим. И я никогда не знала, почему. Даже когда ты спросил меня, у меня не было нормального ответа. Я просто знала… Я должна уезжать отсюда и быть кем-то другим. А потом я упала и ударилась головой, начав видеть… ужасные вещи. И встретила тебя в Сент-Луисе. И тогда я… больше не захотела кем-то быть. Даже летом.

– Все будет хорошо, Эмма. Ты будешь в порядке. Ты можешь справиться с этим.

– Я не помню, – сказала Эмма. – Ничего из этого. Даже когда Джесси вернулась, когда мы говорили о той ночи, я не помнила, что все это случилось со мной, а не с ней. – Она первый раз посмотрела на Наварро, действительно озадаченная. – Как я могу не помнить?

– Разум сам защищает себя, – проговорил он. – И очень хорошо.

– Все пятнадцать лет?

– Иногда всю жизнь. – Он старался говорить ровно, не думая о том, как жестоко с ней обошлись. – Если бы ты не упала и не ударилась головой, если бы твои способности никогда не стали активными, если бы Джесси не вернулась домой… может, ты никогда бы и не вспомнила.

– Может, так было бы и лучше.

– Сейчас ты помнишь, потому что должна.

– Да? – Ее голос был потерянным. – Разве?

Наварро помедлил, не желая отвечать банальностями. Вместо этого он проговорил:

– Мы – такие, какими нас сделал наш опыт, Эмма. Хорошо это или плохо. Сейчас ты помнишь, потому что твой разум решил, что ты можешь справиться с воспоминаниями. Встретиться с ними. И…

Слезы полились из ее широких глаз и потекли по ее бледному лицу.

– А Джесси больше не может защитить меня. Не в этой жизни. Я почувствовала, как она ушла. Я чувствовала ее смерть. Она ужасно мучилась. Ужасно. И… и она вспомнила. Прямо перед смертью, она все вспомнила. Хотя это все случилось со мной, ее сознание каким-то образом воспроизвело то, что я испытала. Каким-то образом она все это испытала. Будто это случилось с ней, а не со мной. Те воспоминания хранились глубоко в ней с ее отъезда. Но то, что он сделал с ней вчера… открыло дверь. Поэтому я сейчас все помню. Она не может больше нести эту ношу. Вину. Стыд. Всепоглощающую ярость и боль. Она несла все это внутри пятнадцать лет.

– Почему она? – мягко спросил Наварро.

– Потому что она винила себя. Она уговорила меня пойти на вечеринку. – Эмма, казалось, не замечала слез, текущих по ее лицу. – Она была старшей сестрой, ответственной за меня. А это кое-что значило для нее. Отца не было в городе около месяца. Экономка в основном позволяла нам делать все, что мы хотели. В ее обязанности не входила родительская забота, она просто должна была находиться рядом. Джесси и ранее бывала на этих вечеринках, но не я. Она выбрала мне одежду. Сделала прическу и макияж. Позволила надеть мамины сережки. Мы должны были… повеселиться.

– Эмма…

– Я не должна была пить – таково было единственное правило. Поэтому я пообещала. И я не пила ничего, кроме лимонада. А Джесси… Джесси напилась. Виктор подначивал ее, его, казалось, это забавляет. Затем… затем все смутно… – Она медленно втянула воздух и выдохнула. – Думаю, кто-то помог Джесси подняться наверх. Кажется, я последовала за ними, потому что беспокоилась. И она… она отключилась.

– В той спальне?

– Думаю, да. Она была без сознания. И я была там. Он хотел кого-то. Он хотел… меня. По какой-то причине он хотел меня, и я была там.

– Кто это был, Эмма? – Наварро не мог не спросить. – Кто изнасиловал тебя?

– Я… Я не помню. Не помню его лица. Я даже не помню, кто были эти двое, кто… держал меня. Я помню запахи… и звуки… и боль. Но не помню, кто они.

– А татуировка?

Эмма медленно кивнула.

– Я помню ее. Роза, окруженная шипами. Но не помню, чтобы я видела ее после той ночи. Если он все еще живет здесь…

– Ты знаешь, что так и есть, Эмма. Какие бы эмоции и воспоминания Джесси не блокировала все это время, она начала восстанавливаться. Задавала вопросы. Угрожала ему. Ее воспоминания вели прямо к нему. И он не мог позволить раскрыть себя. Не только из-за того, что случилось пятнадцать лет назад, а из-за того, что происходило с тех пор.

– Убийства. Он убивал женщин.

– Нельзя точно узнать, когда изнасилование перестало удовлетворять его, – тихо проговорил Наварро. – Но уверен, когда мы найдем его и раскроем прошлое, обнаружим и других женщин, которых он насиловал. А затем что-то изменилось, и он начал убивать.

Глава 20

5 июля

Эмма заявила о пропаже сестры в воскресенье утром. И хотя Дэн явно сомневался, особенно после того как Эмма показала ему записку Джесси и рассказала о разговоре той с Пэтти. Но он хотя бы отправил офицеров проверить ее рассказ.

Свою роль могли сыграть бледность и молчаливость Эммы, и Дэн не захотел доставлять дополнительные неприятности. Или, может, дело было в Наварро за спиной Эммы.

В любом случае, к тому времени, как церковная толпа двинулась в сторону относительно чистого центра, учитывая вчерашний хаос, почти каждый знал, что Джесси Рейберн уехала из Бэррон-Холлоу.

Снова убежала, говорили некоторые.

Несколько человек заявили, что видели машину Джесси, двигающуюся в сторону шоссе, и хотя ни у кого не было уверенности, когда это произошло, как минимум двое свидетелей упорно твердили, что это было после обеда во время фестиваля.

– Она уехала, Эмма, – Дэн пожал плечами. – Она сказала людям, что уезжает. Оставила тебе прощальную записку, и свидетели видели ее отъезд. Она взрослый человек, и она уехала. Что я могу сделать?

Эмма тихо поблагодарила начальника полиции и посмотрела на Наварро, после чего они вместе ушли из департамента. И только на улице она проговорила:

– Сложно понять, как заставить его начать поиски, ведь он – один из подозреваемых.

Начав со списка мужчин, с которыми Джесси говорила во время фестиваля, они кое-что сопоставили и просмотрели выпускные альбомы школы. Подозреваемых было шестеро, учитывая возраст и ее воспоминания, кто с кем из парней зависал.

Наварро внимательно наблюдал за Эммой, не желая оставлять ее даже ради поисков Джесси, прекрасно зная, что поиски сводятся к обнаружению тела. Да и способности его не могли ничем помочь, настолько он был сосредоточен на Эмме – ничто другое его не волновало и не могло проникнуть в его сознание.

Хотя что-то темное пыталось.

Эмма была спокойна, но спокойствие это было хрупкое, неуверенное. Прежде всего она держалась за твердую решимость найти сестру. И хотя сама почувствовала смерть Джесси, продолжала задаваться вопросом, было ли это чувство настоящим.

– Ты не чувствуешь ее? – Уже несколько раз спрашивала она Наварро.

А он отвечал всегда одинаково:

– Я чувствую много темной энергии, но она… рассеянная. Не могу ничего собрать воедино.

– Когда ты докладывал, твоя начальница… Она знала, да? Она знала о Джесси. Что она мертва.

Вспомнив голос Мэгги, Наварро кивнул, все еще не желая давить на Эмму слишком сильно и слишком быстро. Он верил, что меньшее из двух зол – сосредоточить ее внимание на Джесси. Убийство сестры, с которой она практически не разговаривала всю жизнь, было достаточно трагичным, но это не сломает ее, а вот ужасное событие в ее собственном прошлом, обрушившееся на нее воспоминанием, вполне могло.

– Она знала. И учитывая, как тяжело Мэгги переживает потерю каждого оперативника, я даю не более двадцати четырех часов, прежде чем она вызовет подкрепление.

– Ты так говоришь, будто это плохо.

– Это хорошо, если бы мы знали, кого искать. Кроме Джесси. Сейчас же у нас нет улик, и мы никак не можем выяснить, что было известно Джесси. Если покажется больше сотрудников Убежища или Мэгги сможет убедить Бишопа откинуть правила и послать агентов без приглашения, у нас ничего не появится.

– У нас есть подозреваемые, – проговорила Эмма.

– И то условные, – Наварро покачал головой. – Мне это не нравится, но мы не можем просто начать обвинять людей или опрашивать их без веской на то причины. Потому что если мы не найдем доказательств…

– Убийца Джесси останется безнаказанным.

– Может быть. Зависит от того, что еще он сделал. Дело в том, что мы очень рискуем, если не следуем правилам. Если, как мы думаем, убийца – серийный, тогда он либо умрет, либо попадет в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. И при этом он не должен успеть убить еще кого-нибудь.

– Я знаю, что ты прав, – проговорила Эмма. – Но это… тяжело. Ждать. И сомневаться, найдем ли мы ее.

– Найдем, – ответил Наварро. – Обещаю.

6 июля

Ему потребовалось много времени, чтобы убраться. Но занимаясь так долго этой работой – своей настоящей работой, призванием, он очень умело заставлял людей верить, что находится в совершенно другом месте.

Это очень полезное умение.

Он вел машину максимально быстро, используя автомобиль, который не привлечет внимания. Припарковался в незаметном месте и остаток пути проделал пешком. Это был нелегкий путь, но расстояние небольшое, поэтому много времени не ушло.

Он сразу направился в подвал, легко двигаясь в темноте, будучи хорошо знакомым с этим местом. Своим ключом отпер стальную дверь и вошел внутрь, игнорируя знакомые инструменты и приспособления, направляясь ко второй двери и открывая ее. В крошечном помещении находились только большие фонари и холодильная камера.

Лениво задумался, догадалась ли она, что он подключился к электрической сети Бэррон-Холлоу. Вероятно, нет, поскольку электричество он использовал только для холодильника. А линия передачи проходила под землей вплоть до места подключения.

Откинув в сторону все размышления, как и сожаление об отсутствии времени на полноценные игры, он открыл холодильник.

Она не была большой, но находилась в холодильнике уже достаточное время, поэтому практически одеревенела в одном неудобном положении. Неудобном для него. Но он привык к этому. Принес черный застегивающийся мешок для тела – чего только не купишь в Интернете сейчас. Как только он смог затолкать ее в мешок, ему сразу стало легче.

Он отнес ее в сад, снова почувствовав легкое сожаление, потому что на этот раз у него не было времени разморозить ее, прежде чем высадить. Он думал, что время у него будет, поэтому днем ранее выкопал яму подходящего размера и формы.

Ну что ж, она все равно подходит. Может, для нее и не слишком удобно, но уже ничего не поделаешь. Он больше не может позволить себе такую роскошь, как время.

Потому что если он останавливался и начинал слушать очень внимательно, то слышал предупреждающий шепот.

Они знают.

Они будут искать тебя.

Они будут искать твои цветы.

Поэтому он сократил свою обычную церемонию, раздраженный этой необходимостью, просто вытаскивая ее из черного мешка и опуская в яму. Обнаженную.

Он всегда забирал их одежду. Чтобы просто сжечь, а не оставить в качестве трофея, как утверждали те профайлеры. Ему необходимо было насладиться своими цветами в их чистейшей форме, обнаженными, какими их создал Господь Бог.

Ему бы хотелось провести больше времени с ней.

Но, ощущая, как уходит время, он взял лопату и начал сажать свой цветок, хороня тело Джесси Рейберн.

Завтрак в гостинице в понедельник прошел в подавленном настроении, поэтому даже Холлис инстинктивно понизила голос:

– Учитывая, что, по официальной версии, Джесси уехала из города по собственной воле в воскресенье, это место…

– Гнетущее? – предположил Демарко. – Согласен. И поскольку большинство гостей, приехавших на фестиваль, уже выехали, здесь еще и пусто.

– Да, но… – Холлис посмотрела в дверной проем, и ее глаза расширились.

– Вот черт, – тихо проговорила она, и Демарко, знакомый с этим выражением, ждал ее слов, прежде чем задать вопрос.

– Джесси?

Холлис кивнула.

– Черт, я надеялась, что она действительно сама уехала из города. Или что кто-нибудь из нас сумеет что-нибудь уловить и помочь ей, прежде чем этот ублюдок убьет ее.

– Это случилось уж точно не потому, что мы мало старались, – ответил ее напарник. – Но мы можем кое-что сделать сейчас. Если хочешь разозлить шефа Мэйтленда, вперед.

– Пойдем, – хмуро улыбнулась Холлис.

Дэн Мэйтленд не был счастлив из-за того, что его вызвали в офис – в понедельник у него был выходной. Но он приехал, потому что голос Мелиссы звучал озадаченно и неуверенно, и, приехав, он понял почему.

В его кабинете сидели двое исследователей паранормального.

– Гордон по-прежнему работает в семейных архивах Рейбернов, – вместо приветствия проговорила Холлис Темплтон. – Иначе он пришел бы с нами. Он очень напряжен.

– Почему? – присев, спросил Мэйтленд.

– Дух.

Мэйтленд вздохнул.

– Полагаю, ваши камеры и записывающие устройства поймали нечто очень выдающееся, на ваш взгляд.

Обычно все так и происходило, хотя в итоге и оказывалось грязными пятнами или отблесками света на видео, а на аудио он слышал лишь неразличимые звуки.

Именно такие «настоящие» находки демонстрировали «серьезные» исследователи.

Поддельные вещи были куда более увлекательны, и их подделка была намного более очевидна.

– Не совсем, – пробормотал Риз Демарко.

– Я видела ее, – сказала Холлис. – Менее часа назад. У нас не было включенных камер, но я ее видела.

– И полагаю, вы сразу поняли, кто она такая, – подыграл ей Мэйтленд.

– Конечно, в старой семейной Библии лежало несколько фотографий. И для точности я поговорила с Пенни. Да и сестры очень похожи. Как день и ночь. Это была Джесси Рейберн.

Шеф полиции пытался сделать глоток горячего, без сомнения, омерзительного кофе, который приготовил старый аппарат, затем поставил чашку на блокнот.

Черт, надо было заехать и выпить кофе по дороге. Черт.

– Джесси Рейберн жива, – проговорил он.

Холлис моргнула.

– Но я видела ее. И могла видеть сквозь нее. Она начала приближаться ко мне, но через несколько шагов растаяла. Такое часто случается с новыми духами – они еще не понимают, как сосредоточиться и собрать энергию.

Мэйтленд подавил желание спросить у привлекательной брюнетки, проходила ли она проверку своего психического состояния в последнее время. Вместо этого он мягко проговорил:

– Я убежден, что Джесси Рейберн безопасно покинула город, мисс Темплтон, поэтому…

Ее губы сжались, а в глазах появился неожиданный стальной блеск.

– Шеф Мэйтленд, я не выдумываю. И я настоящий, сертифицированный медиум.

Он бегло подумал, как вообще можно получить сертификат медиума. Есть какой-то особый тест? Может, есть какая-то печать, как в паспорте или как в Управлении санитарного надзора? Одобрено правительством. Не является подделкой.

– Я знаю, что видела. И это – реально. Что бы ни говорил ваш отчет, что бы ни обнаружило ваше расследование, как бы много свидетелей того, что Джесси уехала из города, вы не нашли, я говорю, что она мертва.

Мэйтленд отвлекся от своих несерьезных мыслей и сосредоточился на серьезном лице женщины.

– Может, она попала в аварию на пути в Нью-Мексико или…

– Ее убили.

– В теле призрака торчал нож? – Интересно, неужели призраки обречены бродить среди живых в таком же виде, как и прибывали в момент смерти, задумался он.

В таком случае, к числу многочисленных монстров под детской кроватью можно добавить жертв аварий и пожаров.

– Я серьезно, шеф. Нет, в теле Джесси Рейберн не торчал нож, но она была убита.

– Она вам сказала?

– Я это почувствовала.

– Простите мисс Темплтон, но мне нужны доказательства, прежде чем объявить о преступлении. – В этот раз он постарался, чтобы его голос звучал снисходительно.

Она немного приподняла подбородок.

– Как я поняла со слов Пенни, заявление о пропаже было подано работодателями мисс Рейберн этим утром, когда она не вернулась в Нью-Мексико. Кроме того, заявление подала и ее сестра. Никто не видел и не слышал Джесси с середины фестиваля. Полагаю, все вместе складывается в картину, достаточную для проведения расследования.

– Мисс Темплтон…

– И на прошлой неделе в горах было найдено тело.

– И какое это имеет отношение к…

– Вот именно, шеф.

Всего несколько раз в жизни ему нечего было сказать, и это был как раз такой случай. Он посмотрел на ее молчаливого партнера и увидел едва заметное сожаление на его неэмоциональном лице.

– Люди пропадают здесь все время, – сказала Холлис. – Так говорят жители. В среднем один или двое в год, и это только те, о ком известно. Дикая природа здесь просто поглощает их, как ту бедную девушку в горах. Пока кто-то не натолкнется на ее останки. Если вообще натолкнется. Но Джесси Рейберн из местной семьи, она родилась здесь. Ее сестра и кузен – уважаемые жители Бэррон-Холлоу. И я очень сильно сомневаюсь, что она отправилась в горы и заблудилась, учитывая, что свидетели видели, как ее машина выезжает из города.

– Мисс Темплтон…

– Мы не говорили с мисс Эммой Рейберн, но уверена, что ее заинтересует то, что я видела.

Мэйтленд удивился, но произнес лишь следующее:

– И что вы хотите, чтобы я сделал, мисс Темплтон? Мы провели расследование перемещений Джесси в тот день, верите вы или нет, и свидетели, которым можно верить, заявили, что видели, как она уезжает из города в сторону шоссе.

– Из центра?

– Не уверен, что понимаю, куда вы клоните.

– Кто-нибудь из ваших свидетелей видел, что она выехала на шоссе и направилась на запад? Или ваши свидетели находились в центре на фестивале и видели капот ее машины, направляющейся в том направлении? Потому что… от центра всего пять миль до шоссе?

– Около того, – медленно ответил он.

– И кто-нибудь проверил эти пять миль? Стучал в двери, проверял боковые дороги, искал признаки того, что она не доехала до шоссе?

И тут спокойно заговорил ее партнер:

– Если у вас нет ничего более срочного, шеф, разве повредит отправить нескольких человек проверить дорогу из города? Опираясь на свой опыт, могу сказать, что она не сдастся.

– Отличный способ подорвать доверие ко мне, – пожаловалась Холлис, когда они несколько минут спустя вышли из полицейского участка.

– Я не подрывал. Он ведь отправляет офицеров, так?

– Да. Они, может, даже что-то найдут.

– Что важней, – проговорил он, – мы может пустить слух, что он снова расследует исчезновение Джесси. И если я знаю маленькие городки, а я их знаю, то у него будет куда больше волонтеров, чем он может предположить. И очень быстро. И как бы ни были мотивированы офицеры, местные действительно интересуются Джесси и будут искать ее. Усердно.

– Думаю, да. – Она нахмурилась и задумчиво проговорила: – Знаешь, немного освежает быть гражданским и пытаться заставить полицию переступить через границы юрисдикции.

– Да, я видел, что ты забавляешься. – Он взял ее за руку, и они направились в сторону Рейберн-Хауса. – Но «настоящий, сертифицированный медиум» – это было чересчур.

– Думаешь?

– Он раздумывал над тестом. И штампом одобрения, как в паспорте, или как штамп Управления санитарного надзора.

– О, совсем не тот эффект, которого я хотела добиться, – содрогнулась она.

– Уверен, что не тот.

– Но может, и правда должно быть специальное удостоверение.

– У тебя есть одно, – напомнил он ей.

– Да, но здесь-то я не могу показать его. Пока, по крайней мере. А когда получу такое право, мы сможем…

– Шеф Мэйтленд не будет нам рад. Совсем. И да. Я это знаю.

Пытаясь вернуться к обычной жизни, Эмма отправилась утром в парк, чтобы выгулять собаку, подышать свежим воздухом и постараться не думать слишком много. И Наварро, не отходивший от нее ни на шаг с утра понедельника, не предложил сопроводить ее.

Она скучала по нему, что привело ее в замешательство. Даже Лиззи была заметно подавлена, впервые не интересуясь фрисби. Но они обошли парк, Эмма старалась не думать слишком много, задаваясь вопросом, когда начнет сходить онемение. И непонятно, что больше повлияло не это – скорбь по Джесси или то, что она потеряда там летом. Невинность. Доверие. Ощущение безопасности в убежище, которое должно было быть ее домом. Пусть она и не помнила этого, но каждое лето чувствовала необходимость убежать, стать кем-то другим.

И сейчас она размышляла, как то изнасилование повлияло на жизнь Джесси. Она взяла на себя ношу воспоминаний сестры, и все же Эмма не была удивлена. Джесси, несмотря на свои кажущиеся странными действия в период взросления, обладала глубоким чувством ответственности за младшую сестру, вероятно, потому что практически вырастила ее. Хотя Эмма и считала, что все это было неосознанно – обычный инстинкт. Джесси позаботилась, чтобы сестре оказали медицинскую помощь, и никто в Бэррон-Холлоу не узнал об этом. А затем спрятала сестру вдали от дома на период восстановления, проявляя невероятную изобретательность и находчивость, чтобы скрыть раны Эммы даже от экономки. Пока Эмма не выздоровела. Пока ее раны не стали шрамами, которые легко спрятать под макияжем, кости не срослись, а синяки не сошли. Может, тогда она начала взваливать на себя груз боли, стыда и вины? Когда Эмма поняла, что воспоминания о той ночи заменились пустотой, а Джесси – осознанно или нет – приняла тяжесть случившегося, потому что винила себя?

Поэтому она убежала? Чтобы забрать все с собой, а здесь оставить Эмму – внешне исцеленную, а внутри с эмоциональным и психологическим блоком, настолько крепким, что она даже подсознательно не помнила ту ночь или собственные раны?

Неужели Джесси «убежала», чтобы оставить Эмме ее убежище?

Может быть. Вероятней всего. Но чтобы так поступить, она должна была верить, что испытание Эммы было лишь отдельным происшествием: мальчики слишком пьяные, чтобы осознавать свои действия, и их занесло. Мальчишки не просто достаточно напуганные, чтобы хранить случившиеся в тайне, но и не повторить подобное вновь.

Подростку легко поверить в это. Но когда Джесси повзрослела и начала работать с людьми, расследующими ужасные преступления, те похороненные воспоминания стали съедать ее изнутри. Вместе с подготовкой пришло и тревожное осознание, что, возможно, Эмме не так уж и безопасно в ее «убежище», как полагала Джесси. И может, те пьяные мальчишки не остановились.

Вероятно, это и привело Джесси назад в Бэррон-Холлоу. Понимание того, что это могла быть не пьяная жестокость, а настоящее зло.

И она нашла ответ.

К тому времени как Эмма с Лиззи подошли к дорожке Рейберн-Хауса, перед полицейским участком собралась толпа. На мгновение Эмма остановилась, затем проговорила:

– Пойдем, девочка, – и прошла с собакой в гостиницу.

Пенни практически сразу возникла из-за стойки регистрации и заметила:

– Вот это тренировка у вас была, уже почти обед. – Слова были обычными, но она выглядела обеспокоенной.

– После фестиваля тихо и мирно, – автоматически ответила Эмма. – Что происходит?

– Слушай, я не хотела тебе говорить… Уверена, что Холлис поговорила бы с тобой сама, но они взяли кое-какое оборудование и отправились на поиски, поэтому…

– Пенни, в чем дело?

– Джесси. Дэн заново начал расследование.

– Почему? – Эмма оставалась спокойной.

– Потому что… Мне жаль, Эмма… Если это правда – и только Господь знает, не сошла ли она с ума, – но Холлис говорит, что видела утром Джесси. Вернее, дух Джесси.

– Понимаю. – Эмма размышляла, выглядит ли она холодной и бесчувственной, но ощущала лишь оцепенение.

Джесси спасла меня. Она позволила мне вести нормальную жизнь. И заплатила за это своей.

– Она казалась уверенной, – несчастно проговорила Пенни. – И она, должно быть, убедила Дэна, потому что несколько его офицеров проверяют дороги между городом и трассой, а последние полчаса сюда прибывают волонтеры.