Текст книги "Лунная дорожка счастья"
Автор книги: Кетти Слейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Кристина расстроилась.
– Горнист! Ты выпил всю воду у этих маленьких диких животных.
– Не беспокойтесь, – сказал Барт, – они скорее всего не придут на водопой до самого вечера, а ямка к тому времени уже наполнится.
Горнист добежал до одного из углов пещеры и принялся поскуливать, оглядываясь на них. Следуя его приглашению, они подошли к узкому туннелю. Барт вынул из рюкзака фонарь и протиснул свои шесть футов и один дюйм в довольно узкое отверстие. Его широкие плечи касались стен. Через несколько мгновений он вылез обратно.
– Это туннель, ведущий в глубину холма. Интересно бы исследовать его, но у нас мало времени. Нам придется отложить это до следующего похода. Лучше продолжим то, ради чего мы сюда пришли.
Его слова вырвали Кристину из прошлого, из недавнего прошлого, когда Сперджен Гринаф отдыхал в этом прохладном убежище, и от далекого прошлого, когда эта пещера была домом для индейской семьи. Вернулось настоящее, и предстоящие им ужасные поиски. Они вновь спустились в овраг и Барт сказал:
– Я расскажу об этом археологам. Их заинтересует; возможно, они найдут еще один кусок запутанной мозаики человеческой истории.
Это напомнило Кристине о Бороде, Усах и их друге – антропологе. Она спросила Барта об этих молодых людях.
– Ли Фарренс, главный смотритель, сказал, что они находятся в этом районе. Экологи иногда проводят у нас полевые исследования. Как вы говорите называется их работа?
– «Роль степного сумчатого суслика в экологии пустыни Мохау», – процитировала Кристина.
Он засмеялся и сказал:
– Я полагаю, что это не так смешно, как звучит. Уже много лет скотоводы и фермеры ведут полномасштабную войну с этими сусликами. Но подобные изучения доказали, что суслики приносят растениям гораздо больше пользы, чем вреда.
Опыт Кристины в общении с этими грызунами был ограничен лишь свидетельством ярости садовников, когда цветы высыхали или исчезали напрочь, а клумбы были покрыты кучками сырой земли.
– И каким же образом? – спросила она.
– Они разрыхляют утрамбованную землю, что облегчает рост растений; во время дождя их норы играют роль подземной ирригационной системы; множество из тех семян, которые они запасают, впоследствии прорастают; и их постоянное рытье земли способствует ее аэрации, как в случае с червями в более влажном климате. В засушливых регионах они, несомненно, играют положительную роль, за исключением таких сельскохозяйственных поясов, как долина Империал.
– И они не размножаются сверх всякой меры?
– Нет, до тех пор, пока вокруг достаточно койотов, лисиц, диких кошек, барсуков и хищных птиц.
Они продолжали идти вдоль оврага, и Кристина заметила, что на пустынных ивах появились почки и кончики их ветвей светились нежным зеленым сиянием. Барт внимательно осматривал грунт, каждый корень и пучок растительности, за который мог уцепиться предмет, смываемый вниз по течению.
Бежавший впереди Горнист спугнул земляную белку, и она, мелькая белым хвостом, побежала к куче камней, за которыми можно было укрыться, издавая по пути высокий птичий крик. Собака бросилась было за ней, но вдруг остановилась и принюхалась к земляному холмику, удерживаемому от протекающих здесь потоков крепким ветвистым корнем дерева. Пес попробовал рыть, затем принюхался и снова стал рыть, но на этот раз более яростно, разбрасывая вокруг себя фонтанчики земли.
Барт догнал его тремя длинными прыжками, нагнулся и, отбросив в сторону несколько комьев земли, встал, держа в руках какой-то белый предмет. Кристина остановилась и задержала дыхание, когда увидела, что это был… череп с темными глазницами и жуткой улыбкой.
– Бегли, – сказал Барт, касаясь верхней челюсти черепа. – Это точно. Не хватает именно тех зубов, – он повернул череп противоположной стороной, и его лицо стало еще более мрачным, когда он показал Кристине круглое отверстие у правого виска – диаметром почти в два дюйма. – Нет, он не умер естественной смертью, – мрачно добавил Барт.
Глава девятая
Кристина смотрела на череп с побледневшим от ужаса и отвращения лицом. Впервые смерть Фрэда Бегли, которая до этого была лишь частью досужих разговоров, стала для нее реальностью. Но, кто же убил его? И почему?
– Это отверстие от пули? – наконец спросила она Барта.
Он задумчиво погрузил туда палец.
– Нет, слишком большое. К тому же его края настолько ровные, а само отверстие имеет очень правильную форму, что не могло быть сделано каким либо острым предметом. Скажем, топором или ледорубом. Оно также отметает версию о том, что старик упал и ударился головой о камни. Конечно, кости восьмидесятисемилетнего человека хрупки и легко ломаются, и не нужно иметь богатырскую силу, чтобы пробить такую тонкую кость, как височная.
И все же Барт был в недоумении по поводу орудия, которое могло нанести подобную рану. Он потрогал скошенные внутрь края отверстия и представил себе молоток со сферической рабочей поверхностью. Да, во всяком случае это должно было быть что-то округлое.
– Ну, ладно, – сказал он, опуская череп в свой рюкзак, – давайте-ка посмотрим немного дальше, может, еще что-нибудь обнаружится.
Кристина слегка поежилась, надеясь, что этого не произойдет. Черепа с грязной беззубой улыбкой и круглым отверстием, которое как бы кричало «убийство!», было вполне достаточно. Любопытство и сомнения по поводу исчезновения Бегли заставили ее напроситься в этот поход. Тогда казалось интересным и приятным оказать помощь или даже разрешить эту загадку. Но мрачная и отталкивающая действительность заставила ее пожалеть об этом. С другой стороны, если бы она не пошла, то никогда бы не узнала так много о Барте Девлине.
Они прошли вдоль оврага, который постепенно превращался в узкую канаву, поднимаясь к расщелине между двумя холмами, но больше никаких бренных останков Фрэда Бегли так и не нашли.
С вершины Барт принялся осматривать местность за холмами, и его фигура резко выделялась на фоне яркого голубого неба. Кристина подошла и встала рядом с ним. С другой стороны в равнину спускалось точно такое же сухое русло. Приблизительно в полумиле от них виднелась ровная овальная впадина площадью в несколько акров. Она была несколько белесой по сравнению с красноватой землей вокруг, а по ее краям, как пена, тянулись солончаки. Среди скудной растительности, растущей по периметру впадины, Кристина заметила зеленовато-белые кусты, припоминая, что Антонио говорил об этих растениях.
– Сухое озеро, – сказала она.
Барт кивнул.
– Причем по настоящему сухое – твердое, как бетон. А у других под коркой находится соленая грязь.
Кристина не знала этого, но теперь поняла смысл противоречивого названия на карте, которое некогда поразило ее: Грязное Сухое озеро.
– А что это за серебристые кусты вокруг него?
– Пустынный падуб.
– Падуб? – с удивлением переспросила она.
– Не настоящий падуб. На самом деле это солончаковые кусты, просто их листья похожи на листья падуба.
Она кивнула, сознавая, что ее предположения были верны.
– Мы будем продолжать поиски?
Барт немного подумал.
– Нет. Я думаю, нет. Нам следует созвать целую поисковую команду, чтобы прочесать местность как следует. Кости могли быть смыты с любого из холмов или принесены сюда животными. Если существовала могила, ее не так уж легко будет найти: дожди и ветры, скорее всего, давно уничтожили ее следы, – прищурившись он посмотрел на солнце, а затем сверил с часами. – Уже за полдень. Давайте вернемся обратно.
– У меня в холодильнике есть немного куриного салата, – неожиданно сказала Кристина, – и охлажденный чай.
Он промедлил немного и указал на свой рюкзак:
– Я должен отнести это в управление.
– Сделать сандвич и отправить его в рот не займет много времени.
Он улыбнулся ей.
– Премного благодарен вам, мадам.
На этот раз в его словах звучала ирония над его прежним официальным обращением к ней.
– Не стоит благодарности, сэр, – ответила ему Кристина.
Путь назад, длиной почти в милю, они прошли молча. Каждому было о чем подумать.
Подтверждение того, что Фрэд Бегли умер насильственной смертью, не было неожиданным для Барта. Он давно чувствовал, что если бы старик стал жертвой сердечного приступа, укуса змеи или несчастного случая, они бы давно нашли его тело. Только любопытство Бегли могло быть причиной его убийства. Ничего в прошлом этого человека не могло послужить мотивом для этого преступления, и Барт не мог серьезно рассматривать версию о том, что ссора со Спердженом могла быть причиной убийства.
Барт чувствовал, что Гринаф недолюбливал закон исключительно из-за архаичного чувства независимости, а не по криминальным причинам. Старая пустынная крыса, он ненавидел регулирование жизни, которое пыталась привнести с собой цивилизация, и избегал его всю свою жизнь. Барт мог это понять; он чувствовал то же самое, но по-своему. Барт в глубине души любил старика, даже восхищался Спердженом и никогда не подозревал его в зле или жестокости.
Но что, если – Барт бессознательно коснулся изумруда, лежавшего в его кармане, – что, если Бегли, во время одной из своих прогулок при луне, наткнулся на контрабандистов? Небольшая группа смотрителей не могла постоянно патрулировать каждый уголок Монумента, и существовали сотни мест, удаленных от застав и дорог, в которых мог производиться обмен контрабанды на деньги. Тот факт, что автомобилям было запрещено съезжать с дорог, вряд ли остановил нарушителей, но этого не позволяла им чрезвычайно пересеченная местность.
Достичь такого укромного местечка и остаться незамеченным было бы невозможно даже для автомобиля с четырьмя ведущими колесами, особенно ночью. Значит, пешие контрабандисты или воздушные.
Эта часть Монумента тянулась лишь на сотню воздушных миль от слабоохраняемой мексиканской границы с ее обширными пустынными территориями, которые могли послужить удобной взлетно-посадочной площадкой. Небольшие воздушные суда довольно часто пролетали над Монументом и не вызывали особых подозрений – вертолеты с двадцать девятой военно-морской базы в Палмс Марин и частные самолеты жужжали над головой, как шмели.
Барт больше склонялся к такому объяснению: вертолет мог приземлиться на любой ровной площадке, а самолет мог использовать в качестве посадочной полосы дно одного из высохших озер, – вероятно, то, на которое они только что смотрели, так как вряд ли Бегли мог зайти дальше. Получатели груза – скорее всего посетители Монумента – могли перегрузить полученное в обыкновенный автомобиль и преспокойно убраться восвояси.
Конечно, он доложит об этой гипотезе Фарренсу, но по прошествии трех лет ее уже невозможно будет доказать.
Но все эти рассуждения не затмили неожиданного впечатления от оригинальности Кристины, которое сложилось у него сегодня утром. Ее чувство юмора, когда она лихо надела пробковый шлем; ее восторг от индейской пещеры и то, как бережно она приложила руку к изображению на стене; ее искреннее отношение к живой природе и ее поведение, когда они нашли череп Бегли, – она была поражена и испугана, но не впала в истерику.
Но все эти размышления о молодой женщине были глубоко спрятаны в его подсознании.
Кристина тоже была занята своими мыслями. Сейчас, когда факт убийства Бегли был установлен, ее больше чем когда-либо настораживало то, что дядюшка Сперджен умер в запертом доме сжимая в руках винтовку. Она была почти уверена в том, что между этими двумя смертями была какая-то связь. Она не хотела мешать Барту, но когда они доберутся до Стоун Хауса, спросит, что он думает по этому поводу.
Как она и сказала, приготовление ланча на веранде заняло несколько минут. Первым делом Барт осушил свой бокал с холодным чаем и с благодарностью сказал:
– Прекрасная штука для утоления жажды.
Кристина снова наполнила его бокал.
– Я кое над чем поразмыслила, – решилась, наконец, Кристина, – и хочу с вами посоветоваться.
Она рассказала ему все, что ее беспокоило. Барт съел сандвич, а затем задумчиво потер подбородок.
– А, пожалуй, вы правы. Это действительно было необычно, – на его губах заиграла легкая улыбка. – Пару раз Сперджен выстрелил из этой винтовки во Фрэнка Скиннера, но только ради того, чтобы произвести эффект. Он не был нервозным человеком, а пустыня была для него домом.
– Антонио сказал, что существует лишь один зверь, которого можно бояться, и имя этому зверю – человек, – заметила Кристина.
Барт быстро поднял на нее взгляд.
– Антонио?
Почему-то Кристина на мгновение снова почувствовала себя неловко.
– Антонио Альварадо Перес… Он приехал из Мексики, чтобы полазить по скалам. Вчера он спутал Стоун Хаус с заставой смотрителей и зашел, чтобы попить воды. Прошлым вечером мы ужинали у Мигуэля, говорили о дядюшке Сперджене и…
Она почувствовала, что говорит слишком быстро, в то время как Барт не сводил с нее глаз. И неожиданно почувствовала раздражение: в конце концов, почему она должна отчитываться перед этим лесничим?
Барт сокрушенно хмыкнул про себя, неожиданно почувствовав страшное разочарование. И эта женщина могла поддаться чарам какого-то латиноамериканца? Возможно, парень этот такой же фальшивый, как трехдолларовый банкнот, – принимая в расчет все обстоятельства, скорее всего, так оно и есть, – а эта миленькая идиотка ужинает с ним, сразу же после знакомства…
– Что он здесь делал? – строго спросил он.
– Я же говорила, он подумал, что это застава…
– Я имею в виду, что он делал в закрытом районе?
– А… Он сказал, что не знал, что этот район закрытый.
«Маловероятно, – подумал Барт, – повсюду стоят указатели».
– И на какую заставу он направлялся?
– Ну… Он сказал, что передвигается от одной к другой. У него был «фольксваген», – добавила она, чувствуя, что начинает защищать мексиканца. – Вы ведь ничего ему не сделаете, да? Я имею в виду, не арестуете его за то, что он заехал в этот район?
Барт мрачно посмотрел на сандвичи. Аппетит пропал.
– Ну, конечно, нет. Если я увижу его, то объясню, почему мы должны давать природе иногда немного отдохнуть.
Но он знал, что не будет никаких «если». Визитер из Мексики заехал в закрытый район, познакомился с обитательницей Стоун Хауса и обольстил ее – это было очевидно. Барт не верил, что он спутал это место с лесничей заставой; заставы имели ясно обозначенные отличительные знаки. Если старина Сперджен был обеспокоен или боялся кого-то, это означало, что контрабандисты не остановились после убийства Бегли. А после того, как смерть Сперджена была признана естественной, и вовсе не было причины прекращать свою преступную деятельность. Все это, видимо, продолжается.
Пребывая все в том же мрачном настроении, он резко добавил:
– Если бы у вашего дяди было бы достаточно здравого смысла, и он продал нам это ранчо, то он и Бегли могли еще жить.
И оба сразу поняли, что эти его слова, резкие и лишние, были для них как детонатор. Все в Кристине вскипело от возмущения, но внешне она была, как лед. Как вообще она могла воображать, что этот тупоголовый, эгоистичный грубиян и бездельник мог быть интересным или привлекательным?
– Вы говорите смешные вещи, – ее голос звучал жестоко и надменно. – Точно так же вы можете сказать, что никто не должен водить автомобиль, потому что под него может попасть какой-нибудь идиот. Даже вы должны были заметить, что убит был не мой дядя, а Бегли.
Барт ответил формально-вежливо и встал из-за стола.
– Вне всяких сомнений, вы правы, мадам, – он помедлил, а потом вернул Кристине ее же упрек.
– Даже я могу иногда что-то сказать не обдумав, каковы будут последствия сказанного. Но уверен, что вас подобные проблемы никогда не мучили.
Она отвела глаза, почувствовав себя виноватой. Ей давно пора научиться держать при себе свой сарказм.
Барт холодно продолжал:
– Спасибо за ланч, мадам, но я должен поспешить в управление, – он поднял рюкзак и, вопреки себе, с участием посмотрел на нее. – Будет лучше, если вы никому не расскажете о том, что мы нашли сегодня.
Если его предположения о том, что контрабанда продолжается, справедливы, то Кристина, вероятно, находится в опасности. Она поняла его и, неожиданно вспомнив себя прошлой ночью, импульсивно протянула руку, чтобы хоть как-то задержать его, и спросила:
– Были ли вы или кто-нибудь из лесничих в восточном овраге прошлой ночью?
– Я не был; о других сказать не могу. А почему вас это интересует?
Кристина отвечала медленно, сосредоточенно.
– Возможно, это пустяки, но, когда я вышла за керосином, около… ну, приблизительно в половине одиннадцатого, мне показался там огонь, но он исчез так быстро, что я не уверена, был ли он на самом деле. Горнист зарычал, но он часто рычит на диких кошек.
На словах все это выглядело так незначительно, что она отвернулась от Барта. Сначала ее резкость и колкость, а теперь эта дикая история, которая окончательно убедит его в том, что она просто взбалмошная девица. Она не заметила тревожное выражение, мелькнувшее в его глазах.
Барт совершенно точно знал, что никто из персонала заставы не был в этих местах. Было ли это подтверждением его теории? Он надеялся, что ему удастся убедить Ли Фарренса в этом. А ему, Барту, придется каким-то образом приглядывать за этой молодой скандальной женщиной. Но так как он пока не мог сказать ничего конкретного, не было смысла пугать и предостерегать ее. Все это могло оказаться всего-навсего игрой воображения, поэтому он спокойно произнес:
– Я проверю. Это могли быть наши новые охотники за сусликами.
Оставшись одна, Кристина почувствовала себя обыкновенной истеричкой. Надо было самой сообразить, что Борода и Усы могли находиться поблизости и после захода солнца: ведь они определенно принадлежали к тому типу фанатиков, которые и по ночам с фонарями ползают за сусликами. Она даже засмеялась, представив себе эту картину.
Днем Кристина решила поработать за этюдником. В рукописи было множество подходящих сцен, а ее издатель, к счастью, верил тому, что в детских книжках должно быть много иллюстраций.
Она почувствовала усталость и тупую боль в плечах, когда уже начало смеркаться. Потянулась и взглянула на свою работу. Она не сделала всего, что запланировала, так как ее мысли переключались то на ответ, который она должна дать Хейлу, то на смерть ее дяди и Бегли, то на версию Барта Девлина о контрабанде, то на свою собственную разнузданность – она не находила для себя более подходящего слова.
Кристина положила в стакан немного льда, налила белого вина и подошла к двери. Прислонившись к косяку, она смотрела на опускающееся за горы солнце. Перья облаков подхватили его пламя, загорелись золотым, багровым и вишневым оттенками и проплывали над вершинами гор, как паруса средневековых боевых кораблей. Она, вдруг, подумала о том, похож ли этот закат на тот, за которым наблюдали дядюшка Сперджен и его друг перед тем, как Бегли покинул Стоун Хаус, чтобы получить дырку в черепе и умереть.
Лай Горниста привлек ее внимание к Антонио Альварадо Пересу, весело шагавшему по дороге. Кристина подняла руку в знак приветствия. В ответ Антонио учтиво снял свою потрепанную парусиновую шляпу.
– О, Кристина, солнце пустыни великолепный художник, не правда ли?
– Мне кажется, если бы все эти цвета нанести на холст абсолютно точно, то большинство людей скажет, что они чересчур яркие, – ответила Кристина.
Он засмеялся, поднимаясь на веранду.
– Вне всякого сомнения. Жизнь часто бывает слишком ярка и драматична для искусства.
Кристина предложила ему присесть и бокал вина, и он согласился с обезоруживающей готовностью.
– Как вы провели день? – спросил он, поднимая стакан.
– Сегодня я ходила… – она вспомнила совет Барта ничего никому не рассказывать и после едва заметной паузы закончила фразу, – на прогулку, а днем села за работу. Уже давно пора. Мой издатель будет ворчать.
– Вы никогда не думали о серьезном искусстве? – Антонио показал на живописный закат.
Кристина невесело улыбнулась.
– Когда-то я к этому стремилась, но несколько лет обучения утвердили меня в том, что я не обладаю большим талантом. К счастью, мир нуждается и в иллюстрациях, но учеба, по крайней мере, научила меня ценить искусство и, – она повторила жест Антонио, – то, что его вдохновляет.
– Я восхищаюсь теми, кто сумел найти себя, – произнес он. – Да, не слишком часто встретишь характер, молодость и красоту в одном человеке одновременно.
Его черные глаза нежно ласкали ее, и Кристина почувствовала, что он готов сказать что-то еще, чего бы ей очень не хотелось. Ей нравился Антонио, нравилась легкость в общении с ним. Но было в этом человеке что-то тревожно-неуловимое: некий второй Антонио, прятавшийся в первом; и этот второй Антонио, казалось, был вовсе не так галантен, как первый. Может, именно из-за ощущения этой двойственности она и не рассказала ему о расспросах Барта?
Она обрадовалась, услышав вдруг «Привет, Крисси!». Это избавило ее от необходимости отвечать на комплимент. Необычайно легкой походкой для такого грузного человека к дому подходил Кэл Хокинс. Он остановился, когда увидел на веранде Антонио.
– А я то думал, что вы здесь совсем одна; не буду мешать, если вы заняты.
– Нет, нет, – быстро возразила Кристина. – Антонио просто заглянул на несколько минут. Антонио Альварадо Перес. Кэл Хокинс, – добавила она, пока Антонио бесцеремонно разглядывал Кэла.
– Здорово живете, – Кэл, казалось, полностью проигнорировал присутствие мексиканца, который откинулся на спинку стула и увлеченно рассматривал соломенную шляпу Кэла, его потерявшие форму джинсы, ковбойку и шейный платок с золотым зажимом в виде стилизованной кошачьей головы.
– Меня послала Эм. Она хотела, чтобы ты отужинала с нами, если, конечно, у тебя нет занятия поинтереснее.
– О, благодарю тебя Кэл, но я так устала за этот день, – в глубине ее сознания мелькнула надежда, что к ней может заехать Хейл.
– Хоть и жаль мне слышать это, но я вовсе не желаю, чтобы ты надорвалась. Устроим званый ужин в другое время, – он оглядел Стоун Хаус и его окрестности. – А хороша у тебя землица-то. Сколько она занимает?
– Тридцать акров.
Он улыбнулся.
– Для Техаса это, пожалуй, едва ли огород, но для такой милашки, как ты, этого достаточно – к тому же, вокруг тебя Национальный заповедник. Могу спорить, что ты изрядно полазила вокруг за это время.
– Да, особенно после того, как потеплело. Вот, например, сегодня утром мы обнаружили древнюю индейскую пещеру.
– Вот это да! Ты и вот этот мистер Перес? – Кэл не только неправильно назвал ее компаньона, но сделал ударение в фамилии на вторую гласную. Боковым зрением Кристина увидела, как Антонио моргнул.
– Нет, мистер Девлин, смотритель, и я.
– Хороший и правильный парень, – сказал Кэл. – Настоящий бродяга. И я думаю, к чему ругать пчелу, жужжащую возле бочонка с медом?
Заметив хитрый взгляд его прищуренных глаз, Кристина быстро и холодно произнесла:
– Он очень добр и всегда помогает, правда, это входит в его обязанности, – она обратилась к Антонио. – Кстати, я спросила его о тех серебристых растениях, которые ты видел вокруг сухого озера. Он сказал, что это пустынный падуб, разновидность солончакового кустарника.
– Да что вы! Разве тут поблизости есть сухое озеро? – спросил Кэл, прежде чем Антонио смог ответить. – Да где же это? Я давно хотел взглянуть на такое.
– За холмами, – ответил неопределенно Антонио.
Но Кэл не мог успокоиться.
– За теми двумя острыми, на востоке? – И после кивка Кристины продолжил. – Там пропащее местечко. В такие места лучше не соваться, – он слегка похлопал Кристину по руке, и его большой перстень с печаткой сверкнул в тусклом вечернем свете. – Я, пожалуй, пойду. А ты отдохни, слышишь?
Антонио встал.
– Я тоже должен идти. Пойду с вами, мистер Хокинс.
– Валяй, – буркнул Кэл.
Антонио подошел к Кристине и, слегка наклонившись, тихо сказал:
– Я пришел за тем, чтобы спросить, не желаете ли вы принять участие в небольшой прогулке по скалам завтра утром? Я бы хотел показать вам множество прекрасных пейзажей.
– Не возражаю, Антонио. Спасибо.
– Тогда прощайте до завтра, Кристина!
Он догнал Кэла, и, когда они вместе пошли по дороге, Кристина услышала:
– Мистер Хокинс, я восхищен вашим великолепным шейным платком.
Кристина чувствовала, что между этими двумя мужчинами была некая почти нескрываемая неприязнь. Возможно, она являлась следствием недоверия, которое многие техасцы испытывали к мексиканцам. Как ей было известно, для многих из Штата Одной Звезды прошлое вовсе не являлось историей.
Она смотрела им вслед до тех пор, пока они не свернули на дорогу. В тот же самый момент из оврага показались лохматые головы Бороды и Усов, которые, очевидно, возвращались в лагерь после наблюдений за сусликами. Она увидела, как они, обмениваясь какими-то впечатлениями, повернули вслед за двумя ее гостями.
Кристина улыбнулась – уж очень разношерстной была эта компания – и зашла в Стоун Хаус, чтобы зажечь лампу.