Текст книги "Последний разбойник"

Автор книги: Кэтрин О'Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

43

Кристина знала, что это не сон. Она находилась в том состоянии, когда в полузабытьи погружаешься в страшные воспоминания и, не в силах сопротивляться, заново переживаешь прошлое.

Ей было тринадцать. Прошло чуть больше двух месяцев с того дня, когда отец, приняв Кристину за Элизабет, уложил ее в постель. Когда раны зажили, Кристину отправили в деревню, к ее подруге по имени Синтия, чтобы там, на свежем воздухе, она окончательно поправилась. В сельской тиши Кристина вдруг почувствовала себя свободной от всех условностей родительского дома. Здесь, в деревне, она умывалась только по необходимости, не заботилась о своих волосах, могла по нескольку дней носить одно и то же платье. Могла делать все, что ей захочется. Все, что в городе казалось важным и непременным, здесь теряло свой смысл и значимость. Зато появились другие ценности: солнечный свет, шелест листвы, птичье пение.

Увы! Настал день, когда надо было возвращаться в Лондон. Перед отъездом Кристина попыталась расчесать волосы, много дней не знавшие гребня. И не смогла. Любая другая девочка на ее месте бросилась бы за помощью к матери, но только не Кристина. Она прикрыла свалявшиеся у корней волосы локонами и решила, что Саша ничего не заметит.

Разумеется, Саша немедленно все обнаружила. Схватила Кристину и потащила в маленькую тесную прачечную, пристроенную возле кухни.

Кристина помнила каждую деталь. Вот сверкнули в руке матери длинные ножницы. Кристина в ужасе закричала, но мать принялась яростно кромсать волосы дочери тупыми ножницами, не переставая при этом проклинать ее ужасный характер.

И тут Кристина отчетливо поняла, что не свалявшиеся волосы – причина происходящего. Нет, все дело в том, что мать ненавидит ее. Ненавидит за попытку соблазнить ее мужа – в это мать верила твердо. И раз уж представился случай лишить Кристину ее природного украшения – чудесной короны из локонов, – мать не могла упустить его.

Кристина сопротивлялась как могла, пытаясь выскочить из рук матери. Тогда Саша принялась бить Кристину по лицу, по рукам, которыми девочка пыталась прикрыться. Удары были неожиданно сильными для такой хрупкой женщины.

Даже сейчас, во сне, Кристина умирала не от боли – от унижения. Оттого, что умоляла в те минуты о прощении. А мать в это время кричала:

– Неблагодарная, дрянная девчонка. Я проклинаю тот день, когда родила тебя. Всю жизнь от тебя только горе и неприятности!

А затем стыд сменился гневом. Больше всего Кристину оскорбляла вера матери в то, что ее дочь якобы могла соблазнить Дирка. И вместо материнской любви Кристине досталась ненависть. Она ненавидела в дочери все. И не только ненавидела – она хотела сломать, уничтожить Кристину.

Чаша терпения девочки переполнилась. Когда мать с ножницами потянулась к ее локонам, Кристина повернулась и сильно ударила ее.

Кристина тревожно заворочалась в постели и открыла глаза, вырывая себя из кошмарного сна. Перед глазами Кристины все еще стояло лицо матери – такое, каким оно было тогда, много лет назад. Да, Кристина дорого заплатила за тот поступок. Ее тогда била не только мать, но и присоединившийся к ней отец. Вместо того чтобы прийти на помощь, остановить взбесившуюся жену, он помогал избивать только что оправившуюся от предыдущих побоев дочь.

Кристина вспомнила то смущение, с которым она после всего этого приехала в свою школу, стесняясь коротко остриженных волос. Старшая воспитательница пыталась утешить Кристину, успокоить ее, но она заявила, что не нуждается ни в чьем сочувствии.

К отцу Кристина не испытывала ненависти. Скорее он вызывал в ней жалость, так как был слабым, безвольным человеком. Она старалась делать вид, что ничего не произошло. Сам же Дирк давно занял позицию человека, который был пьян и ничего не помнит. Это устраивало их обоих – и отца, и дочь.

Кристину бил озноб. Рядом с нею спокойным и глубоким сном спал Капитан. Было очень тихо. Она потянулась и попыталась расслабиться. «Почему все это нахлынуло на меня? – подумала Кристина. – Неужели мать до сих пор имеет власть надо мной?»

За последние дни предчувствие беды не раз посещало Кристину. Как избавить свою память от этих воспоминаний? Кристина надеялась, что их сотрет то ограбление в театре. Но вот оно свершилось, а ощущение опасности осталось.

– Все в порядке? – сонным голосом спросил Ричард, почувствовав, что она ворочается.

– Да, – ответила Кристина, стараясь говорить как можно спокойнее. – Просто видела плохой сон.

Ричард обнял ее, прижал к себе. Провел ладонью по щеке Кристины и тут же открыл глаза, окончательно проснувшись:

– Ты вся в слезах! Что тебе снилось?

Ей не хотелось рассказывать. Она никому и никогда не открывала причины своего противостояния с матерью. Ей было стыдно вспоминать события тех дней. Но сейчас, в объятиях Ричарда, она рассказала свой сон.

– А ты знаешь, я любила писать рассказы, – продолжала Кристина. – О приключениях и путешествиях, о рыцарях и разбойниках. И о принцессах, конечно. И о том, как они влюблялись в рыцарей.

– А потом ты встретила меня. И сказка стала былью.

Кристина теснее прижалась к его груди.

– Я до сих пор иногда спрашиваю себя: ты на самом деле существуешь, или я тебя просто выдумала?

Ричард поцеловал ее в затылок, зарылся лицом в волосы Кристины.

– Однажды, когда все это, наконец, закончится, ты сможешь написать обо всех наших приключениях. О том, как мы всех обвели вокруг пальца.

Кристина попыталась улыбнуться, но грусть, навеянная сном, не проходила.

– Ты теперь в безопасности, – успокаивал ее Ричард. – Помни, что я сказал тебе. Прежде, чем кто-нибудь причинит тебе зло, он должен будет убить меня.

Кристина поежилась.

– Я боюсь матери. Я знаю, это глупо. Но что я могу поделать, если страх живет во мне? Скажи, что все будет хорошо. Скажи!

– На все господня воля, – ответил Капитан и сильно прижал Кристину к своей горячей груди.

Свой последний день в Хэйуорте они провели в лугах, наслаждаясь полной свободой. Гуляли, целовались, любили друг друга. И говорили, говорили… Вспоминали истории из детства, не очень радостного, израненного болью, обидой и одиночеством.

Домой они вернулись уже под вечер – прогретые солнцем, овеянные ветром и голодные, как волки.

Взяв на ужин холодного цыпленка и бутылку вина, они отправились со своими припасами наверх, улеглись в постель и принялись кормить друг друга.

– Никогда в жизни мне не было так хорошо, – сказала она и сделала глоток вина из бокала. – Кажется, я отдала бы все, только бы эта минута никогда не кончалась.

– Как легко, оказывается, тебя ублажить.

– Вовсе нелегко. Во всяком случае, было нелегко до тебя. Я хотела взять от жизни все, попробовать все. Но чем больше я пробовала, тем больше чувствовала себя пустой и одинокой. Я думала тогда, что люди просто выдумали любовь. Что никакой любви не существует. Я никогда не была удовлетворена жизнью.

– И я тоже.

Кристина склонила голову на плечо Ричарда, и ее волосы упали ему на грудь.

– Вот как?

– Да, любимая. Со мной это тоже впервые.

– От этого я еще сильней боюсь потерять тебя. Скорей бы мы навсегда покинули Англию. Только тогда я почувствую себя в безопасности.

– Чувство опасности в тебе рождает память о прошлом.

Кристина взяла руку Ричарда и сняла с его мизинца кольцо.

– Давай забудем прошлое, – сказала она. – Долой воспоминания! Только мы. И только сейчас.

Кристина покрутила в руке кольцо и отбросила его в конец постели. Затем легла на грудь Ричарда, укрыв его своими волосами, словно шелковым покрывалом.

– Сегодня ночью ты будешь только моим, – прошептала она.

Они любили друг друга долго и страстно. И чем сильнее был страх потерять свою половинку, с таким трудом обретенную, тем неистовее была их любовь. Они так и не заснули в эту ночь, последнюю их ночь в Англии. Уже под утро они с удовольствием доели цыпленка, допили вино и встретили рассвет.

Они все еще нежились в постели, когда услышали топот копыт. Всадник явно приближался к дому.

44

Капитан вскочил с кровати.

– Оденься, – коротко приказал он и сам начал быстро натягивать брюки. Он осмотрелся. Да, они попали в ловушку. Окошко крохотное – не выскочить. Единственный возможный путь для побега – вниз по лестнице и дальше через заднюю дверь.

– Может быть, это один из твоих людей, – с надеждой в голосе предположила Кристина.

Не успела она договорить, как дверь с шумом распахнулась. По всему дому послышались тяжелые шаги ног, обутых в грубые сапоги.

В спальню вломились какие-то чужие люди с искаженными злобой лицами. Капитан швырнул в них подушкой, отвлекая внимание, и тут же бросился в рукопашную, мгновенно подмяв под себя сразу троих. Но нападавших было больше, и Кристина почувствовала, как ее грубо схватили за руку. Пользуясь неразберихой, она вырвалась и выскользнула на лестницу. Бросилась вниз, и в этот момент ее догнала выпущенная из пистолета пуля. Все поплыло перед глазами, и она осела на пол, зажимая рукой рану на левом плече.

– Идиот! – послышался гневный крик инспектора Уортингтона. Он бросился к Кристине, расталкивая своих людей. – Я же обещал маркизе, что она останется целой и невредимой!

Даже сквозь боль до Кристины дошел смысл сказанного. Мать. Это она прислала их сюда. Кристина подняла голову и увидела Капитана, связанного по рукам и ногам, стиснутого со всех сторон полицейскими. Ричард больше не сопротивлялся. Он с тревогой смотрел на Кристину.

Странно, но боли не было. Только слабость, от которой клонило в сон. Правой рукой она ощущала струйку крови, текущую между пальцев. Сознание ускользало. Мысли путались. Последнее, что осталось в памяти Кристины, был взгляд Капитана. Он не сводил с нее глаз, пока его тащили на улицу люди инспектора Уортингтона.

Очнулась она в чьих-то сильных руках, верхом на лошади. Сначала Кристине показалось, что это Ричард. Она попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на него. Ее обожгло болью, и она так и не смогла повернуть головы. Сзади послышался какой-то странный звук, затем сидящий за ее спиной всадник заговорил. Кристина с ужасом узнала голос Уортингтона:

– Хотели одурачить меня, а? Выставить меня идиотом перед богом и людьми?

Он прокашлялся и продолжил:

– И перед королевой. И перед принцем Уэльским. Я полагаю, вы немало шуточек отпустили на мой счет за эти дни. Думали, что обвели старую полицейскую крысу вокруг пальца!

Снова раздался странный звук. Теперь Кристина поняла, что он означает. Сердце оборвалось у нее в груди. Полицейские били Капитана.

Кристина собрала остатки сил и повернула голову. Ричард стоял со связанными за спиной руками, с тяжелой цепью на шее. Были видны разгоряченные, яростные лица солдат. Сидящий за спиной Кристины инспектор Уортингтон спокойно наблюдал за происходящим.

Один из солдат, схватив Капитана за волосы, запрокинул назад его голову. Другой подскочил и сильно ударил сапогом в живот. Кристина успела увидеть струйку крови в уголке рта Ричарда.

– Будешь отвечать инспектору, мерзавец? Будешь или нет? – закричал полицейский и еще раз ударил Капитана.

К нему присоединились другие полицейские. Ричард упал на колени. Уортингтон подъехал ближе и, не слезая с лошади, ударил Ричарда в лицо сапогом.

Капитан упал на спину, обливаясь кровью. Кристина не могла больше терпеть. Не могла видеть его, закованного в цепи, истекающего кровью. Ей захотелось закрыть глаза и умереть. Только не видеть муки Ричарда.

– Как долго я ждал этого момента, – торжествовал инспектор. – Принц Уэльский ждет, когда я привезу твою голову на пике. Проси пощады, лорд Уайклифф! Только я могу сохранить тебе жизнь.

Вместо ответа Капитан сплюнул кровавую слюну на сапоги инспектора. Полицейские набросились на него с новой силой.

«Это моя вина, – мысленно проклинала себя Кристина. – Всего лишь несколько минут назад мы были счастливы и строили планы на будущее. Я своими разговорами заставила его забыть об опасности. Забыть об оружии, об охране, об осторожности. Я высосала из него всю энергию за последние бешеные ночи».

Рассудок пытался возразить, но его голос растворялся в парализованном сознании Кристины. Все было кончено.

45

Она очнулась от острой боли. В голове мелькали обрывки смутных воспоминаний о чьих-то руках, поправляющих одеяло, подносящих к губам питье. Очевидно, она несколько раз ненадолго приходила в сознание и вновь теряла его.

Кристина пошевельнулась, и тут же ее плечо словно обдало огнем. Нет, лучше лежать тихо и не двигаться. Кристина прикрыла глаза. Смутно припомнилось, что нужно сделать что-то очень важное, но она никак не могла сосредоточиться и понять – что именно.

Даже не открывая глаз, Кристина знала, что находится в своей старой комнате в Нортхэмптон-Хаус. Откуда взялась эта уверенность, Кристина, пожалуй, не смогла бы объяснить. Просто чувствовала это по привычным ощущениям, по знакомым запахам.

С большим трудом она открыла глаза. Свет на мгновение ослепил ее. Перед ней была знакомая комната – шелковые драпировки, расшитые японскими цветами. Сочетание белого, синего и зеленого. Мебель вишневого дерева – старинная, продуманно расставленная так, чтобы не заслонять японскую вышивку. Как и прежде, комната казалась Кристине музеем, а не домом, в котором живут люди. От одной мысли, что она находится в доме матери, тело покрылось капельками холодного пота. Ей захотелось немедленно бежать отсюда. Но куда?

Воспоминания опять отбросили Кристину в прошлое. Именно в этой комнате, в этой самой постели она лежала в ту страшную ночь, когда ее избил отец. Здесь она находилась в заточении, словно узник, до тех пор, пока ее раны не затянулись настолько, что к ней можно было пригласить доктора. Кристине показалось, что ей опять тринадцать лет…

Открылась дверь. В комнату вошла старая служанка Патриция, неся на подносе золотой кубок.

– Проснулись, ваша светлость? – сказала она. – Как ваше плечо, все еще сильно болит? Ну ничего, выпейте вот это. Вам станет легче.

Кристина хотела возразить, но у нее не было сил. Она молча выпила предложенное ей питье. Вскоре боль отступила, и Кристина опять погрузилась в тяжелый сон.

Она не знала, как долго она проспала. Кто-то входил в комнату, что-то говорил. Кристине показалось, что она узнала голос матери. Когда она проснулась и открыла глаза, в комнате никого не было. За окном слышалось птичье пение и голоса мальчишек-разносчиков:

– Клубника! Купите клубнику!

– Хлеб! Хлеб! Свежий горячий хлеб!

В окна смотрело яркое утреннее солнце. Боль немного утихла. Кристина подняла руку и под ночной рубашкой нащупала тугую повязку. Во всем теле ощущалась слабость, но теперь Кристина уже могла немного двигаться.

Кристина стала лихорадочно осматриваться, пытаясь понять, как долго она пролежала в беспамятстве. И вдруг вздрогнула, увидев сидящую в уголке комнаты мать.

– Я ждала, когда ты проснешься, – начала Саша своим хорошо поставленным голосом.

Кристина понимала полную свою беспомощность перед матерью. Поэтому решила быть крайне осторожной.

– Как долго я нахожусь здесь? – слабым голосом спросила Кристина.

– Достаточно долго, чтобы твоего дружка успели судить и приговорить к повешению, – ответила Саша, не скрывая своего торжества.

Кристина так сильно вздрогнула, что боль снова вернулась.

– Когда? – выдохнула она.

– Когда его повесят? – с удовольствием уточнила Саша. – Послезавтра, если не ошибаюсь.

Кристину не обманул безразличный тон матери. Она была уверена, что Саша не только точно знает день казни, но и ждет его с нетерпением.

– А я думала, что в Англии больше никого не вешают, – безжизненно прошептала Кристина.

– За грабеж не вешают. Это правда. Но его-то повесят за убийство, а это уже совсем другое дело, не правда ли? В тюрьме один из охранников перед смертью сказал, что в него стрелял бандит. Так что все очень просто. Его повесят – точно так же, как в финале нашей пьесы. Как только это случится, мы вновь начнем играть наш спектакль. Думаю, что от публики отбоя не будет. И, пожалуй, я должна поблагодарить тебя. Ведь это ты помогла полиции найти и задержать бандита. Во всяком случае, дала им ключ.

Кристина тяжело посмотрела на мать.

– Это ты навела инспектора Уортингтона на Хэйуорт.

– Разумеется. Мне было нетрудно догадаться, куда ты сбежала со своим бандитом. Я просто поставила себя на твое место. Ты, милая моя, сделала очередную ошибку – в который раз недооценила меня. Ну, может быть, теперь поймешь, что переиграть меня тебе никогда не удастся.

Спорить с матерью было бесполезно.

– А почему меня не вызывали в суд?

– Во-первых, ты была тяжело больна, – начала Саша. – А во-вторых, у нас была договоренность с инспектором: он получает своего бандита, но не впутывает в это дело тебя. Ведь никто, кроме меня, отца и инспектора, не знает, что ты и есть та самая Файран. Даже полицейские не догадывались, кого они задержали. Принц Уэльский – и тот не знает. Это был единственный способ уберечь твою репутацию.

– Мою репутацию!

Кристина не могла больше лежать. Она откинула одеяло, осторожно спустила ноги на пол и встала, опираясь здоровой рукой на спинку кровати.

– Послушай, мама. Что бы там ни было между нами, давай положим всему конец. Довольно. Хватит нам с тобой воевать, обижать друг друга. Мне нужна твоя помощь. Я должна увидеться с ним. Прошу тебя.

– Нет! – вспыхнула Саша. – Я не позволю тебе встречаться с этим мерзавцем. Да еще в тюрьме! Чтобы слухи потом поплыли по всему Лондону?

– Какое мне дело до слухов? – воскликнула Кристина. – Я должна увидеть его. Мама, прошу тебя, помоги! Я умоляю тебя…

– Помочь? А ты помогла мне, когда я тебя об этом просила?

Кристина недоуменно посмотрела на мать. Силы быстро покидали ее. Рука, на которую опиралась Кристина, начала заметно дрожать.

– Ты просила меня помочь? Когда?

– Когда хотела, чтобы ты вернулась в театр, чтобы занялась нашими костюмами. Насколько я помню, ты в ответ буквально плюнула мне в лицо.

Кристине показалось, что она ослышалась.

– Мама! Речь сейчас идет о моей жизни! А ты – о каких-то костюмах.

Саша встала, выпрямилась во весь свой рост и сказала, отчеканивая каждое слово:

– Театр – это моя жизнь.

Кристина побледнела, опустилась на ковер, протянула руку к матери:

– Мама, прошу тебя. Прошу тебя, как никогда ни о чем не просила и не попрошу впредь. Я сделаю все, что ты попросишь. Только помоги мне сейчас.

– Я уже помогла тебе, Кристина. Я не позволила замарать твое имя.

Кристина зло взглянула на мать.

– Это свое имя ты оберегала, а не мое.

– Да. Мы носим одну фамилию, и я считаю себя обязанной оберегать ее от публичных скандалов. Даже если для этого мне придется держать тебя под замком всю жизнь!

С этими словами она покинула комнату, хлопнув дверью и закрыв ее на ключ.

Когда старая Патриция принесла еду, Кристина попросила ее прислать к ней Оскара. Служанка ответила, что Оскар уже приезжал, но маркиза отослала его прочь, сказав, что Кристина очень слаба.

– Пожалуйста, передай моей матери, что я чувствую себя гораздо лучше и хотела бы видеть Оскара сегодня же.

Патриция присела в реверансе и отправилась выполнять поручение. Когда в очередной раз щелкнул замок и открылась дверь, на пороге стояла Саша.

– Не думаешь ли ты, что я настолько глупа, что позволю тебе вместе с твоим любезным Оскаром плести интриги у меня за спиной, да еще в моем собственном доме?

Не дожидаясь ответа, мать покинула комнату.

Ничего не оставалось, как опять ждать старую служанку и снова просить ее о помощи.

– Ты – моя последняя надежда, Патриция. Прошу тебя во имя старой дружбы.

– Если это будет в моих силах, ваша светлость.

– Я напишу записку мистеру Оскару. При первой же возможности передай ее и принеси мне ответ.

– О, мэм! Я не могу. Если госпожа узнает, она мне голову оторвет.

– В случае чего сошлешься на меня. Скажешь, что выполняла мое распоряжение.

– Ох, боюсь я. Ведь ее светлость все замечает, ничего от нее не утаишь. Она выгонит меня, а у меня муж больной и семеро детей. Войдите в мое положение, – испуганно оправдывалась Патриция.

Кристина откинулась на подушки, с тоской посмотрела вслед уходящей Патриции, услышала привычный щелчок дверного замка. Господи, какая безнадежность! Но должен же, обязательно должен быть выход! Она найдет способ выйти отсюда и увидеться с Капитаном. Если есть хоть один шанс помочь ему бежать, она не имеет права его упустить. Не имеет права лежать на постели и ждать, пока его повесят.

Выход должен быть!

Она вспомнила Ричарда. Теперь они оба – узники. Он – в Ньюгейтской тюрьме, она – в доме матери. Что он сейчас чувствует? О чем он думает в эту минуту? Здоров ли?

Кристина вспомнила израненного Тоби, освобожденного из той же Ньюгейтской тюрьмы. Тряхнула головой, отгоняя страшное видение. Страх парализует волю. Если она подчинится страху, у нее не хватит сил на то, чтобы действовать. А действовать надо немедленно.