355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кэтрин Нэвилл » Восемь » Текст книги (страница 27)
Восемь
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 12:50

Текст книги "Восемь"


Автор книги: Кэтрин Нэвилл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

Мы полночи ломали головы, восстанавливая события путем движения фигур по шахматной доске Лили, – вместо пропавшей белой королевы пришлось использовать спичку. Лили осталась недовольна.

– Если бы у нас было побольше данных, – вздохнула когда небо за окном уже стало светлеть.

– На самом деле я знаю, как их добыть, – призналась я. – У меня есть близкий друг, который помогает мне с этой головоломкой, когда мне удается достучаться до него. Он компьютерный гений и прекрасно разбирается в шахматах. У него в Алжире есть знакомая с большими связями – жена бывшего голландского консула. Я надеюсь встретиться с ней завтра. Ты можешь пойти со мной, если мы выправим тебе визу.

На том и порешили. Покончив с этим, мы улеглись, чтобы хоть немного поспать. Я даже не могла представить себе, что через несколько часов все настолько переменится, что я превращусь из невольного участника чуть ли не в ведущего игрока.

Причал «Ла Дарс» располагался в северо-западном конце порта, где роились рыбачьи лодки. Это был небольшой каменный мол, соединявший большую землю и маленький островок, от которого Аль-Джезаир, то есть Алжир, и получил свое имя.

Стоянка для министерских машин была расположена поблизости от причала. Автомобиль Камиля отсутствовал, так что я кое-как затолкала огромный «корниш» Лили на его место и оставила на приборной панели записку. Мне казалось, что все на меня смотрят, – очень уж бросалась в глаза светлая прогулочная машина среди множества прилизанных черных лимузинов. Но все же это было лучше, чем оставлять ее на улице.

Мы с Лили по набережной дошли до бульвара Анатоля Франса, пересекли авеню Эрнесто Че Гевары и зашагали по Рыбацкой Лестнице наверх, к мечети. Одолев примерно треть подъема, Лили шлепнулась на холодную каменную ступень. Пот тек с нее ручьями, хотя было еще только раннее утро в солнце не начало припекать.

– Ты смерти моей хочешь, – заявила она, отдуваясь. – Что за дурацкий город! Эти улицы идут прямо вверх! Нормальные люди сровняли бы чертову гору с землей и сделали все как положено.

– А по моему, эти улочки прелестны, – сказала я, подавая ей руку. Кариока лежал рядом с хозяйкой на ступенях, высунув язык.

– Кроме того, рядом с Казбахом нет парковки. Вставай, идем дальше.

Она продолжала ныть всю дорогу. Сделав множество привалов, мы добрались до вершины, где изгибалась улица Баб-эль-Куед. На одной ее стороне стояла мечеть Рыбака, по другую начинался Казбах. Слева от нас была Place de Martyres – площадь Мучеников, уставленная парковыми скамейками, на которых сидели старики. Цветочный лоток стоял как раз на площади. Лили плюхнулась на первую же свободную скамейку.

– Я разыскиваю Вахада, гида, – обратилась я к угрюмому продавцу цветов.

Он оглядел меня с ног до головы и махнул рукой. К нему подбежал маленький грязный мальчишка. По виду это был типичный уличный оборванец, одетый в лохмотья и с сигаретой на губе. Губы у мальчишки были бесцветные, а от сигареты несло гашишем.

– Вахад, к тебе клиент, – сказал ему продавец. Я впала в ступор.

– Так это ты водишь экскурсии? – только и смогла выдавить я.

Этому маленькому хрупкому созданию было не больше десяти лет от роду, что не мешало ему быть морщинистым и дряхлым. Вдобавок его донимали вши. Мальчишка почесался, облизал тонкие пальцы и загасил сигарету. Потом немного подумал и засунул ее за ухо.

– Пятьдесят динаров – минимум за экскурсию по Казбаху, – заявил он. – За сотню я покажу вам весь город.

– Мне не нужна экскурсия. – Внутренне содрогнувшись, я потянула мальчишку в сторону, взявшись двумя пальцами за грязный рукав его рубахи. – Я разыскиваю миссис Ренселаас, Минни Ренселаас, жену последнего голландского консула. Друг сказал мне…

– Я знаю, кто она, – перебил он, сощурил один глаз, а вторым недоверчиво оглядел меня.

– Я заплачу, если ты отведешь меня к ней. Ты сказал, пятьдесят динаров? – и я полезла в сумку за деньгами.

– Никто не навещает леди, пока она сама не позовет, – сказал он. – У тебя есть приглашение или что-нибудь в этом роде?

Приглашение? Я выглядела дурой, но достала телекс Нима и показала его мальчишке, всерьез опасаясь, что Вахад решит будто я его разыгрываю. Какое-то время он рассматривал бумагу, вертел так и этак и наконец признался:

– Я не умею читать. Что тут написано?

И пришлось мне объяснять гадкому мальчишке, что за послание передал мне мой друг в зашифрованном виде. По-моему, сказала я ему, этот текст означает «Ступай на Рыбацкую Лестницу, встреть Минни».

– Это все? – спокойно спросил он, будто чуть ли не каждый божий день сталкивался с такими объяснениями. – Там нет другого слова? Секретного слова?

– Жанна д'Арк, – вспомнила я. – Там есть еще о Жанне д'Арк.

– Это неверное слово, – заявил мальчишка, достал окурок из-за уха и снова раскурил его.

Я оглянулась на Лили, сидевшую на скамейке. Взгляд, который она адресовала мне в ответ, ясно говорил, что она думает по поводу моих умственных способностей. Я лихорадочно попыталась припомнить другое произведение Чайковского, в названии которого было бы нужное количество букв, но не могла. Вахад по-прежнему таращился в телекс.

– Я могу читать цифры, – сказал он. – Здесь записан телефонный номер.

Я взглянула на листок и увидела, что Ним действительно написал семь цифр. Ура!

– Это ее телефонный номер! – воскликнула я. – Мы позвоним ей и спросим…

– Нет, – перебил мальчишка и посмотрел на меня как-то странно. – Это не ее номер, а мой.

– Твой! – опешила я.

Лили и продавец цветов уставились на нас, затем Лили встала и направилась к нам.

Разве это не доказывает…– начала я.

– Это доказывает лишь одно: кто-то знает, что я могу отвести вас к мадам, – заметил он. – Но я не поведу, если вы не назовете верного слова.

Маленький упрямец. Я мысленно обругала Нима с его пристрастием к шифровкам. И вдруг вспомнила: есть еще одна опера Чайковского, название которой состоит из девяти букв, если писать его по-французски. Лили как раз подошла к нам, когда я схватила Вахада за шкирку.

– Dame Pique! – закричала я. – Пиковая дама…

Мальчишка бросил сигарету на землю, затоптал ее, затем махнул рукой в сторону Баб-эль-Куеда и велел следовать за ним.

Вахад водил нас вверх и вниз по ступенчатым улицам Казбаха. Сама бы я в жизни не отыскала дороги в этих дебрях. Лили ковыляла за нами, покряхтывая и отдуваясь, а Кариоку, чтобы перестал скулить, мне в конце концов пришлось засунуть в свою сумку. После получасовых блужданий среди извивающихся в самых непредсказуемых направлениях переулков мы оказались в узком тупике. Кирпичные стены по обеим его сторонам были так высоки, что на мостовую совсем не попадало света. Вахад остановился, чтобы Лили могла догнать нас, и меня вдруг бросило в дрожь: у меня возникло ощущение, будто я уже бывала здесь прежде. Минутой позже я поняла, почему это место кажется мне таким знакомым: что-то очень похожее я видела во сне, когда ночевала у Нима и проснулась в холодном поту. Меня охватил ужас. Я резко повернулась к Вахаду и схватила его за плечо:

– Куда ты привел нас?

– Идите за мной, – сказал он и открыл тяжелую деревянную дверь в глубокой стенной нише.

Я взглянула на Лили, пожала плечами, и мы вошли. За порогом оказались ступеньки, уходящие вниз, в темноту. Лестница была такая мрачная, что легко было представить, что она ведет в склеп или темницу.

– Ты точно знаешь, что делаешь? – спросила я Вахада, но он уже исчез в темноте.

– Откуда нам знать, что это не ловушка? – прошептала Лили за моей спиной, когда мы стали спускаться по ступеням. – Вдруг нас пытаются похитить?

Рука Лили лежала на моем плече, Кариока тихонько скулил в сумке.

– Я слышала, блондинки немало стоят на невольничьих рынках…– не унималась Лили.

«Угу, а за тебя запросят вдвое больше, если решат продавать на вес», – подумала я, а вслух сказала:

– Заткнись и топай вперед!

Однако я и сама боялась. Без проводника нам ни за что не найти дорогу обратно.

Вахад дожидался нас внизу, в потемках я не увидела его, и мы столкнулись. Лили по-прежнему цеплялась за мое плечо. Вскоре мы услышали лязг ключа, поворачивающегося в замке, потом скрип дверных петель, и темноту прорезала полоска тусклого света.

Мальчишка за руку втащил меня в большой темный подвал. Там было не меньше дюжины мужчин. Они сидели на застеленном коврами полу и играли в кости. Мы стали пробираться через прокуренную комнату. Несколько человек подняли на нас мутные глаза, но никто не попытался остановить нас.

– Что это за кошмарная вонь? – спросила Лили, понизив голос. – Похоже на запах тления.

– Гашиш, – прошептала я в ответ.

По всей комнате были расставлены кальяны, игроки время от времени подносили к губам мундштуки из слоновой кости и втягивали в легкие сладковатый дым.

Господи милосердный, куда этот Вахад нас тащит? Следом за ним мы пересекли комнату, вышли через дверь на другом ее конце и, пройдя по наклонному темному коридору, оказались в заднем помещении маленькой лавки. Лавка была полна птиц, повсюду стояли клетки, в которых прыгали по жердочкам тропические птахи.

В лавке было одно-единственное увитое диким виноградом окно, оно выходило на улицу. Стеклянные подвески на люстрах отбрасывали золотые, зеленые и синие блики на стены и на чадры нескольких женщин, ходивших по магазинчику. Так же как и давешние игроки, эти женщины не обратили на нас никакого внимания, словно мы сливались с обоями. Вахад провел нас через лабиринт жердочек к маленькой арке в дальнем конце магазинчика. Миновав арку, мы очутились в узком переулке, вернее, на небольшой площадке, мощенной булыжником. Со всех сторон нас окружали высокие стены из покрытых мхом кирпичей. Похоже, попасть сюда можно было только через лавку, которую мы миновали, да еще в стене напротив виднелась тяжелая дверь.

Мальчишка-проводник пересек дворик и дернул за шнурок рядом с дверью. Прошло много времени, но ничего не происходило. Я посмотрела на Лили, которая все еще цеплялась за мое плечо. Ей удалось отдышаться, лицо ее было мертвенно-бледным. Впрочем, я не сомневалась, что и сама выглядела не лучше. Мое беспокойство понемногу перерастало в панику.

В двери было проделано зарешеченное окошко. Спустя какое-то время за решеткой появилось лицо мужчины. Он молча посмотрел на Вахада. Затем его взгляд переместился на Лили и меня – мы испуганно жались друг к другу на другом конце двора. Даже Кариока не издавал ни звука. Вахад что-то пробормотал, и, хотя мы стояли в двадцати футах от двери, я расслышала его слова.

– Мокфи Мохтар, – прошептал мальчик. – Я привел к ней женщину.

Массивная деревянная дверь отворилась, мы вошли и оказались в маленьком ухоженном садике, окруженном кирпичными стенами. Под ногами у нас были узоры из разноцветных керамических плиток. Мне не удалось найти среди орнаментов двух одинаковых. Где-то позади завесы крапчатых листьев экзотических растений мягко журчали фонтаны. В переплетении ветвей ворковали и пели птицы. В дальнем конце сада виднелись замысловатые переплеты французских окон, увитых диким виноградом. По ту сторону стекла я разглядела комнату, богато украшенную мавританскими коврами, китайскими вазами и резной мебелью, обитой тисненой кожей.

Вахад прошмыгнул в калитку, оставшуюся позади, и был таков.

– Не дай сбежать этому маленькому негодяю! – завопила Лили. – Без него мы никогда отсюда не выберемся!

Но его уже и след простыл. Мужчина, который впустил нас, тоже ушел, и мы остались одни во дворе. Воздух был прохладным, пахло цветами и какими-то сладкими травами. Мелодичное журчание фонтанов эхом отдавалось от поросших мхом стен.

По ту сторону французских окон проплыл неясный силуэт, промелькнул мимо зарослей жасмина и глициний. Лили схватила меня за руку. Мы замерли у фонтана, глядя, как в зеленоватом свете через сад скользит серебристая фигурка – стройная, красивая женщина. Ее полупрозрачные свободные одежды шуршали при каждом движении, распущенные волосы взлетали за плечами подобно серебристым крыльям, лицо было наполовину скрыто под вуалью. Когда она заговорила с нами, ее голос был сладок и глубок, словно прохладное журчание воды по гладким камням.

– Я Минни Ренселаас, – произнесла женщина.

Она стояла перед нами, блики от воды танцевали на ней, и оттого казалось, будто женщина лишь мерещится нам. Однако даже прежде, чем она откинула вуаль, я узнала ее. Это была предсказательница.

Смерть королей

Давайте сядем наземь и припомним

Предания о смерти королей.

Тот был низложен, тот убит в бою,

Тот призраками жертв своих замучен,

Тот был отравлен собственной женой,

А тот во сне зарезан – всех убили.

Внутри венца, который окружает

Нам, государям, бренное чело,

Сидит на троне смерть…

И лишь поверим ей, она булавкой

Проткнет ту стену – и прощай, король!

Уильям Шекспир. Ричард II. Перевод М. Донского

Париж, 10 июля 1793

Мирей стояла в тени каштанов перед воротами во двор дома Жака-Луи Давида. В длинном черном балахоне жительницы пустыни, под вуалью, ее легко можно было принять за одну из тех моделей, которые приходили позировать знаменитому художнику, изображая заморских красавиц. Но зато в этом одеянии никто не мог ее узнать. Обессилев от усталости, вся в дорожной пыли, она потянула за шнурок и услышала, как по дому разнесся звук колокольчика.

Прошло меньше шести недель с тех пор, как Мирей получила письмо от аббатисы, полное упреков и внушений. Послание проделало долгий путь, прежде чем попало к ней. Сначала письмо доставили на Корсику, оттуда старая бабушка Наполеоне и Элизы Анджела Мария ди Пьетра-Сантос, единственная из семьи, кто не покинул остров, переправила послание дальше.

В письме был приказ: Мирей следовало немедленно отправляться во Францию.

«Узнав, что ты покинула Париж, я боюсь не только за тебя, но и за то, что Господь вверил твоим заботам. Как оказалось, ты не пожелала нести это бремя с должной ответственностью.

Мне горько и страшно думать о сестрах, которые, возможно бежали в Париж и искали твоей помощи, но так и не нашли. Ты понимаешь, о чем я.

Напоминаю тебе, что наши противники очень могущественны и не остановятся ни перед чем. И пока мы были разбросаны по миру и разрознены, они объединились и подготовились к бою. Пришло время нам самим начать вершить свою судьбу и собрать воедино то, что было разрознено.

Приказываю тебе немедленно отправляться в Париж. По моим указаниям тот, кого ты знаешь, послан на твои поиски. Ему даны особые инструкции касательно твоей миссии, важнее которой теперь нет ничего.

Мое сердце скорбит вместе с твоим по возлюбленной сестре Валентине. Да поможет тебе Господь нести твою ношу».

На письме не стояло ни даты, ни подписи, но Мирей узнала почерк аббатисы. Однако она могла только догадываться, как давно письмо было отправлено. Хотя она была слегка уязвлена обвинениями в уклонении от своих обязанностей, молодая женщина правильно уловила истинное значение письма аббатисы. Остальные фигуры были в опасности, так же как и другие монахини, – им угрожала та же самая злая сила, которая уничтожила Валентину. Мирей должна была вернуться во Францию.

Шахин согласился сопровождать ее до моря, однако ее одномесячный сынишка Шарло был слишком мал, чтобы проделать такое трудное путешествие. Соплеменники Шахина в Джанете поклялись, что будут заботиться о ребенке до ее возвращения, поскольку признали в рыжеволосом младенце того, о ком говорило пророчество. Со слезами простившись с сыном, Мирей оставила его в руках кормилицы и ушла.

За двадцать пять дней они с Шахином пересекли Дебан-Убари, восточную окраину Ливийской пустыни, стороной обошли горы и коварные дюны, чтобы кратчайшим путем попасть в Триполи. Там Шахин посадил Мирей на двухмачтовую шхуну, идущую во Францию. Это был самый быстрый корабль, в открытом море он делал при попутном ветре до четырнадцати узлов. Шхуна прошла путь от Триполи до устья Луары за десять дней. Мирей вернулась во Францию.

И вот она стоит, грязная и измученная после путешествия, перед воротами Давида и смотрит сквозь решетку во двор, из которого сбежала меньше года тому назад. Однако ей казалось, будто прошла уже сотня лет с того дня, когда они с Валентиной перелезли через стену, возбужденно хихикая, в восторге от собственного безрассудства, и отправились в квартал францисканцев на встречу с сестрой Клод. Прогнав эти воспоминания, ДОирей снова потянула за веревку от колокольчика.

Наконец появился престарелый слуга Давида Пьер, он прошаркал к воротам, где, укрывшись в тени разросшихся каштанов, молча стояла Мирей.

– Мадам, – сказал он, не узнав ее, – хозяин никого не принимает до завтрака, и еще он никогда не принимает без предварительной договоренности.

– Но, Пьер, меня он захочет принять, – сказала Мирей, убирая с лица вуаль.

Глаза Пьера широко раскрылись, подбородок старика мелко задрожал. Слуга принялся торопливо перебирать связку ключей, чтобы открыть ворота.

– Мадемуазель, – шептал он, – мы каждый день молились о вас.

Когда он наконец открыл ворота, в его глазах стояли слезы радости. Мирей быстро обняла старика, и они поспешно зашагали через двор к дому.

Давид работал в своей студии: обтесывал большую деревянную колоду – будущую статую Атеизма, которая должна была быть открыта на празднике в честь Верховного существа. В воздухе витал запах свежего дерева, пол был усыпан стружками. Опилки налипли даже на бархатный жакет Давида. Он обернулся на звук открывающейся двери и вскочил на ноги, опрокинув табурет и инструменты.

– Я сплю! А может, сошел с ума! – закричал художник. Подняв облако опилок, он промчался через комнату и крепко обнял Мирей. – Благодарение Господу, ты жива! – Он отступил назад, чтобы лучше рассмотреть ее. – Когда ты исчезла, здесь появился Марат с целой толпой, они принялись рыться саду, словно свиньи в сточной канаве в поисках трюфелей! А я и вообразить не мог, что эти шахматы существуют ца самом деле! Если бы ты мне сказала, я мог бы помочь тебе.,

– Вы можете помочь мне теперь, – сказала Мирей, в изнеможении падая на стул. – Кто-нибудь приходил, разыскивая меня? Я жду посланца от аббатисы.

– Мое дорогое дитя, – взволнованно произнес Давид, – За время твоего отсутствия в Париж приезжали несколько женщин, они писали, что хотят встретиться с тобой или Валентиной. Я сходил с ума от страха за тебя, поэтому отдал записки Робеспьеру в надежде, что это поможет мне найти тебя,

– Робеспьеру! Бог мой, что же вы наделали? – воскликнула Мирей.

– Он мой самый близкий друг, ему можно доверять, – торопливо проговорил Давид. – Его называют Робеспьером Неподкупным, потому что никакая мзда не заставит его поступиться долгом. Мирей, я рассказал ему, что ты вовлечена в эту историю с шахматами Монглана. Он тоже искал тебя…

– Нет! – простонала Мирей. – Никто не должен знать, что я здесь или что вы видели меня! Вы не понимаете: Валентина была убита из-за этих фигур. Моя жизнь тоже в опасности. Скажите, сколько монахинь здесь было, тех, чьи письма вы отдали Робеспьеру?

Давид задумался и побледнел от ужаса. А вдруг Мирей права? Возможно, он просчитался…

– Пятеро, – сказал он. – Я записал их имена в студии.

– Пять монахинь, – прошептала молодая женщина. – Еще пять смертей на моей совести. Это я виновата, что уехала.

Ее глаза невидящим взором уставились в пустоту. – Смертей! – воскликнул Давид. – Но Робеспьер не допрашивал их. Он обнаружил, что все они пропали – все до одной.

– Мы можем только молиться, чтобы это оказалось правдой, – сказала Мирей. Взгляд ее снова стал осмысленным. – Дядюшка, эти фигуры опасней, чем вы можете себе представить. Мы должны как можно больше узнать о вмешательстве Робеспьера, не говоря ему, что я здесь. А Марат – где он? Если этот человек узнает обо мне, никакие молитвы нам не помогут.

– Он сидит дома, смертельно больной, – сказал Давид. – Больной, однако более могущественный, чем когда-нибудь.

Три месяца назад жирондисты обвинили его в том, что он поощряет убийства и что у него замашки диктатора, что он собирается предать принципы революции – свободу, равенство, братство. Однако запуганное жюри оправдало Марата, чернь увенчала его лаврами, толпы пронесли его по улицам Парижа на руках и избрали президентом клуба якобинцев. Теперь он сидит дома и мстит жирондистам. Большинство из них арестовано, некоторые сбежали в провинцию. Он управляет государством, лежа в ванне, и орудие его – страх. Похоже, правы были те, кто говорил о нашей революции, что уничтожающее пламя не может созидать.

– Однако это пламя может быть поглощено еще более сильным, – сказала Мирей. – Пламенем шахмат Монглана. Собранные воедино, они поглотят и самого Марата. Я вернулась в Париж, чтобы освободить эту силу, и надеюсь, вы поможете мне в этом.

– Ты не слышала, что я говорил? – воскликнул Давид. – Именно отмщение и предательство раздирают на части нашу страну. Будет ли этому конец? Если мы веруем в Господа, то должны верить и в Божий промысел, который со временем вернет людям здравомыслие.

– У меня нет времени, – ответила Мирей. – Я не могу ждать Бога.

11 июля 1793 года

Другая монахиня, у которой тоже не было времени ждать, спешила в Париж.

Шарлотта Корде прибыла в Париж почтовой каретой в десять часов утра. После того как она зарегистрировалась в маленьком отеле, она отправилась в Национальный конвент.

Письмо аббатисы, которое тайно привез в Кан посол Жене, шло долго, но смысл его не оставлял сомнений. Фигуры, отправленные в Париж прошлым сентябрем с сестрой Клод, исчезли. Еще одна монахиня погибла при терроре вместе с ней – юная Валентина. Ее кузина исчезла без следа. Шарлотта связалась с жирондистами – бывшими делегатами, которых сослали в Кан, – в надежде, что они знают тех, кто был в тюрьме Аббатской обители. Это было последнее место, где видели Мирей.

Жирондисты ничего не знали о рыжеволосой девушке, исчезнувшей во время этого безумия. Помощь оказал лишь их лидер, красавец Барбару, который симпатизировал бывшей монахине и считал ее своим другом. Он дал ей разрешение на тайную встречу с депутатом Лозом Дюпре, и тот ждал ее в приемной Конвента.

– Я приехала из Кана, – начала Шарлотта, как только нужный депутат уселся напротив нее за полированным столом. – Я разыскиваю подругу, которая исчезла во время сентябрьских событий в тюрьме. Как и я, она была бывшей монахиней, ее монастырь был закрыт.

– Шарль Жан Мари Барбару оказал мне плохую услугу, прислав вас сюда, – заявил депутат, приподняв бровь. – Его разыскивают, вы не слыхали? Он что, добивается, чтобы и меня арестовали? У меня полно собственных забот, вы можете сообщить ему об этом, когда вернетесь в Кан, а я очень надеюсь, что вернетесь вы туда скоро.

Он стал вставать из-за стола.

– Прошу вас, – умоляюще сказала Шарлотта. – Моя подруга была в тюрьме Аббатской обители, когда началась резня. Ее тела даже не нашли. Мы надеемся, что ей удалось сбежать, но не знаем куда. Вы должны сказать, кто из членов Собрания присутствовал на этих допросах.

Депутат ответил не сразу, губы его изогнулись в улыбке. Улыбка была не из приятных.

– Из Аббатской обители не сбежал никто! – сухо сказал он. – Несколько человек были оправданы – их можно перечесть по пальцам рук. Если у вас хватило глупости прийти сюда, возможно, у вас достанет неразумия, чтобы обратиться к человеку, ответственному за террор. Но я бы вам этого не советовал. Его имя Марат.

12 июля 1793 года

Мирей, в соломенной шляпке с цветными лентами и платье в красно-белый горошек, вышла из открытой повозки Давида и попросила возницу подождать. Она спешила на Центральный рынок, один из старейших в городе и всегда многолюдный.

За те два дня, которые прошли со времени ее прибытия в Париж, Мирей узнала достаточно, чтобы начать действовать. Она не могла дожидаться указаний аббатисы. Произошло не только то, что исчезли пять монахинь с фигурами, но и то, что слишком многие узнали о шахматах Монглана и о ее причастности к этому делу. Слишком многие: Робеспьер, Марат, Андре Филидор (шахматист и композитор, чью оперу они слушали вместе с мадам де Сталь). Филидор, по словам Давида, сбежал в Англию. Но прежде чем уехать, он рассказал художнику о встрече, которая произошла у него с великим математиком Леонардом Эйлером и композитором по имени Бах. Последний переложил эйлеровскую формулу прохода коня на музыку. Эти люди думали, что тайна шахмат Монглана связана с музыкой. Как далеко в этом продвинулись другие?

Мирей шла по рыночной площади мимо красочных лотков с овощами, виноградом и дарами моря, которые могли позволить себе лишь богачи. Сердце ее стучало, мысли в голове мешались. Надо действовать немедленно, пока она знает о своих противниках, а они не имеют представления о ней. Все они, словно пешки на шахматной доске, двигались к невидимому до поры центру игры, движимые силой столь же неумолимой, как сама судьба. Аббатиса была права, когда считала, что им пора брать инициативу в свои руки. Но все нити должны были сойтись в руках Мирей, потому как теперь молодая женщина знала о шахматах Монглана гораздо больше, чем аббатиса, – больше, чем кто-либо в мире.

История Филидора служила лишним доказательством того, что говорил Талейран и что подтвердила Летиция Буонапарте: существовала некая формула, связанная с шахматными фигурами. Об этом аббатиса никогда не упоминала. Однако Мирей знала. Перед ее глазами до сих пор парила фигура Белой Королевы – с жезлом в виде восьмерки в воздетой руке. Мирей спустилась в лабиринт Les Halles, который когда-то был римскими катакомбами, а теперь стал подземным рынком. Здесь располагались палатки, торгующие медной утварью, лентами, специями, шелками с Востока. Она прошла мимо маленького кафе со столиками, выставленными прямо в узком проходе. За ними сидели несколько мясников в рабочей одежде, на которой видны были отметины их ремесла. Они ел суп и играли в домино. Взгляд молодой женщины скользнул по пятнам крови на их руках и белых передниках. Мирей закрыла глаза и постаралась побыстрее миновать узкий коридор.

Пройдя по еще одному коридору, она нашла лавку ножевых изделий. Мирей перебрала весь товар, проверила твердость и остроту каждого ножа, прежде чем нашла тот, который ее устроил, – кухонный нож со сбалансированным пятнадцатисантиметровым лезвием, похожий на bousaadi, с которым она хорошо наловчилась обращаться в пустыне. Мирей заставила продавца так заточить лезвие, что оно могло расщепить волос вдоль.

Теперь оставался только один вопрос: как ей попасть туда, куда требовалось? Мирей проследила за тем, как продавец завернул нож в коричневую бумагу, заплатила два франка за покупку, взяла сверток и удалилась.

13 июля 1793 года

Ответ на свой вопрос Мирей нашла на следующий день, когда они с Давидом ссорились в маленькой гостиной рядом со студией. Как делегат Конвента, художник мог тайно провести племянницу в жилище Марата. Однако он отказывался, поскольку боялся. Их шумную перепалку остановило появление Пьера, слуги Давида.

– Перед воротами стоит леди, господин. Она спрашивает вас, говорит, ей нужно узнать о мадемуазель Мирей.

– Кто она? – спросила Мирей, бросая быстрый взгляд на Давида.

– Из благородных, такая же высокая, как вы, мадемуазель, – ответил Пьер. – У нее рыжие волосы, она назвалась Шарлоттой Корде.

– Впустите ее, – сказала Мирей, к огромному удивлению Давида.

Итак, это посланница, подумала Мирей, когда Пьер ушел. Она вспомнила холодную, переполненную гневом компаньонку Александрин де Форбин. Три года прошло с тех пор, как две монахини из Кана приехали в аббатство в Пиренеях сообщить, что шахматы Монглана в опасности. Теперь она явилась по просьбе аббатисы, однако слишком поздно.

Когда Шарлотта Корде вошла в комнату и увидела Мирей, она остолбенела, не в силах поверить своим глазам. Чуть поколебавшись, она уселась на стул, который предложил ей Давид, не спуская при этом глаз с молодой женщины. Перед Мирей сидела та, благодаря которой шахматы Монглана были извлечены на свет. Хотя время изменило их обеих, они до сих пор были похожи друг на друга: обе высокие, широкие в кости, с непослушными рыжими локонами. Их легко можно было бы счесть родными сестрами.

– Я уже отчаялась тебя найти, – сказала Шарлотта. – След давно остыл, и все двери передо мной закрывались при упоминании твоего имени. Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз.

Она посмотрела на Давида, тот сразу же извинился и вышел. Когда женщины остались одни, Шарлотта спросила:

– Фигуры в безопасности?

– Фигуры! – горько повторила Мирей. – Всегда фигуры, одни только фигуры. Я дивлюсь упорству аббатисы: Господь вверил ей души пятидесяти монахинь, женщин, которые удалились от мира, которые верили ей больше, чем самим себе. Она сказала нам, что фигуры опасны, но умолчала о том, что на нас будут охотиться и убивать. Что же это за пастырь, который ведет свою паству на бойню?

– Понимаю, ты расстроена смертью кузины, – сказала Шарлотта. – Но это произошло по несчастному стечению обстоятельств! Как и мою сестру Клод, Валентину растерзала обезумевшая толпа. Ты не должна допустить, чтобы это поколебало твою веру. Аббатиса избрала тебя для этой миссии…

– Теперь я сама выбираю свою миссию! – воскликнула Мирей, ее зеленые глаза пылали гневом. – И начну с того, что уничтожу человека, убившего мою кузину, потому что это не было случайностью! Еще пять монахинь исчезли за последний год. Я думаю, он знает, что сталось с ними и с теми фигурами, которые были им доверены. У меня к нему немалый счет.

Шарлотта схватилась за сердце. Она смотрела на Мирей, сидевшую по другую сторону стола, и лицо ее заливала бледность. Когда старшая монахиня заговорила, голос ее дрожал.

– Марат! – прошептала она. – Мне сказали, что без него тут не обошлось, но чтобы он… Аббатиса ничего не знает о судьбе пропавших монахинь.

– Похоже, аббатиса не знает многого, – ответила Мирей. – Я знаю больше. Я не собираюсь расстраивать ее планы, но есть вещи, которые я должна сделать в первую очередь. Вы со мной или против меня?

Шарлотта посмотрела на нее через стол, в ее голубых глазах отражались, сменяя друг друга, самые разные чувства. Наконец она встала, подошла к Мирей и положила руку ей на плечо. Та почувствовала, что Шарлотта дрожит.

– Мы уничтожим их, – с жаром произнесла бывшая монахиня. – Я сделаю все, что тебе потребуется от меня, я буду на твоей стороне – как и хотела аббатиса.

– Вы узнали, что Марат причастен к нашим бедам, – сказала Мирей с дрожью в голосе. – Что еще вы знаете об этом человеке?

– Я пыталась встретиться с ним, разыскивая тебя, – ответила Шарлотта, понижая голос. – Меня прогнал от его дверей слуга. Но я написала ему записку, в которой просила его о встрече сегодня вечером.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю