Текст книги "Восемь"

Автор книги: Кэтрин Нэвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

– Элен, ты слишком уж изобретательна для меня! – произнесла императрица, широко улыбаясь. – Я должна была догадаться, откуда появлялись остальные твои письма. Те, что мне не удавалось перехватить.

– Перехватить! – воскликнула аббатиса, наблюдая, как Екатерина убирает с доски ее слона.

– Ничего интересного, – сказала царица. – Но теперь, раз ты доверилась мне настолько, что показала это письмо, возможно, ты пойдешь дальше и примешь мою помощь в поисках шахмат. Хотя я подозреваю, что только отъезд Жене заставил тебя обратиться ко мне. Помни, я все еще твой друг. Я хочу заполучить шахматы Монглана и сделать это прежде, чем они попадут в чужие руки, менее чистые, нежели мои. Ты вверила мне собственную жизнь, приехав сюда, но до сих пор не поделилась со мной своими тайнами. Что мне еще оставалось, кроме как перехватывать твои письма? Ты же показала, что не доверяешь мне.

– Как я могу настолько доверять тебе? – в ярости воскликнула аббатиса. – Ты думаешь, у меня нет глаз? Ты подписываешь договор со своим врагом Пруссией против союзной вам Польши. Тысячи недругов жаждут покончить с тобой, таких немало даже среди твоих придворных. Ты наверняка знаешь, что твой сын Павел муштрует одетые в прусскую форму полки в своей резиденции в Гатчине. Он планирует государственный переворот. Каждый твой ход в этой опасной игре заставляет меня думать, что ты стремишься найти шахматы вовсе не из бескорыстных побуждений, что тебе они нужны ради власти. Откуда мне знать, что ты не предашь меня, как предала уже многих? Да, возможно, ты и вправду на моей стороне. Долгое время я верила, что это так. Но что произойдет, если мы доставим шахматы сюда? Даже твоя власть, дорогая Софи, не сможет защитить их после твоей смерти. Меня бросает в трепет при мысли, каким образом может твой сын использовать эти фигуры!

– Тебе нет нужды бояться Павла! – фыркнула царица, заметив, что аббатиса угрожает ее королю. – Его власть никогда не выйдет за пределы муштры ничтожных полков, которые он разодевает в эту дурацкую форму. После моей смерти царем станет мой внук Александр, Я научила его всему, он будет следовать моим заветам,..

В этот момент аббатиса прижала к губам палец и показала на шпалеру, занавешивавшую дверь. Царица проследила за ее жестом и стремительно поднялась со стула. Обе женщины внимательно рассматривали шпалеру, аббатиса меж тем подхватила беседу.

– О, какой интересный ход! – говорила она. – Такой наделает хлопот…

Царица властной походкой направилась к стене и резким движением отдернула тяжелую ткань. За шпалерой оказался : великий князь Павел. Он вспыхнул от смущения, неуверенно взглянул на мать и потупился.

– Матушка, я как раз шел… хотел нанести вам визит…– начал он, не в силах поднять на Екатерину глаза. – Я имею в виду, ваше величество, я был… пришел навестить настоятельницу…

Он нервно теребил пуговицы на мундире.

– Вижу, быстротой ума ты весь в отца пошел, – фыркнула царица. – Подумать только, и это я выносила тебя в своей утробе – наследника трона, величайший талант коего в том, чтобы шнырять у замочных скважин! Оставь нас немедленно! Долой с глаз моих!

Она отвернулась от Павла, но аббатиса заметила полный ненависти взгляд, который он метнул на свою мать. Екатерина играла с этим мальчиком в опасную игру. Он совсем не был таким дурачком, каким она его представляла.

– Ваше величество, преподобная матушка, умоляю, простите меня за мой несвоевременный визит…– извиняющимся тоном произнес Павел.

Затем он низко поклонился материнской спине, сделал шаг назад и тихо вышел из комнаты.

Царица не произнесла ни слова. Она стояла у дверей, устремив взгляд на шахматную доску.

– Как ты думаешь, много он слышал? – наконец спросила она, словно прочитав мысли аббатисы.

– Нам придется смириться с тем, что он слышал все, – сказала аббатиса. – Надо действовать незамедлительно.

– Из-за того, что глупый мальчишка узнал, что не станет царствовать? – удивилась Екатерина. На лице ее блуждала жесткая улыбка. – Уверена, он давно уже догадывался об этом.

– Нет-нет, не в этом дело, – сказала аббатиса. – Беда в том, что он узнал о шахматах…

– Шахматы, без всяких сомнений, в безопасности, пока мы не придумаем план, – сказала Екатерина. – Та фигура, которую ты привезла сюда, теперь в моей сокровищнице. Мы можем перепрятать ее туда, куда никому не придет в голову заглянуть. Рабочие сейчас заливают цементом фундамент нового крыла Зимнего дворца. Его перестраивали в течение последних пятидесяти лет. Страшно подумать, какое количество костей уже лежит под ним!

– Можем мы сделать это сами? – спросила аббатиса, пока царица мерила комнату шагами.

– Ты, конечно, шутишь. – Екатерина снова заняла свое место за столом. – Зачем нам вдвоем выходить из дворца под покровом ночи, чтобы спрятать маленькую фигурку величиной в ладонь? В толк не возьму, из-за чего такой переполох.

Аббатиса больше на нее не смотрела, ее глаза остановились на шахматной доске. На ней стояли фигуры, которые уцелели за время разыгранной ими партии. Эту доску с черными и белыми клетками она привезла с собой из Франции. Аббатиса медленно подняла руку и смахнула фигуры с доски. Они упали на мягкий астраханский ковер. Аббатиса постучала о доску костяшками пальцев. Звук получился глухим, словно под черно-белую эмаль была подложена толстая ткань. Ткань, которая отделяла ее от чего-то, что было спрятано внутри… Глаза царицы широко раскрылись. Она протянула руку, дотронулась до доски. Затем встала, едва сдерживая волнение, подошла к камину, угли в котором уже прогорели, взяла в руки железную кочергу и изо всех сил ударила ею по шахматному столику. Несколько эмалевых клеток треснули. Отложив в сторону кочергу, царица убрала с доски осколки и хлопковую ткань, которая находилась под ними. Под покровом что-то тускло блеснуло, доска словно бы засветилась внутренним светом. Аббатиса сидела на стуле, лицо ее было бледным и хмурым.

– Доска шахмат Монглана! – громким шепотом произнесла царица, не в силах отвести взгляд от серебряных и золотых клеток, которые виднелись в бреши. – Все это время она находилась у тебя! Неудивительно, что ты молчала. Нам надо убрать все эти плитки. Я хочу увидеть ее во всем великолепии. Как же я хочу увидеть ее!

– Я тоже долгое время мечтала об этом, – произнесла аббатиса. – Однако когда доску извлекли из тайника, когда я увидела это свечение, когда провела кончиками пальцев по резьбе и странным магическим символам, я почувствовала, как по моим жилам заструилась ужасная сила, равной которой я не знаю. Теперь ты понимаешь, почему я хочу спрятать ее сегодня же ночью? Спрятать там, где ее никто не найдет, пока мы не соберем все фигуры. Есть ли у тебя кто-нибудь, кто мог бы помочь нам в этом деле и на кого ты можешь положиться?

Екатерина посмотрела на подругу и отрицательно покачала головой, впервые за долгие годы ощутив одиночество, которое избрала, став императрицей. Правитель не может позволить себе иметь ни друзей, ни людей, которым можно довериться.

– Нет, – произнесла она наконец. На лице ее виднелась какая-то непонятная усмешка, свойственная скорее отчаянной девчонке. – Что ж, мы ведь и раньше попадали с тобой в переделки, не так ли, Элен? Сегодня в полночь мы все сделаем сами. Пожалуй, прогулка на свежем воздухе пойдет нам на пользу.

– Возможно, нам потребуется несколько прогулок, – поправила ее аббатиса. – Прежде чем я приказала спрятать доску в столе, я аккуратно разрезала ее на четыре части. Теперь ее можно будет вынести без посторонней помощи. Видишь ли, я предвидела, что такой день наступит…

Но Екатерина уже ломала хрупкую эмаль столика, орудуя железной кочергой. Аббатиса стала помогать ей, убирала обломки. Постепенно волшебная доска оказывалась на виду. На каждой ее клетке был выгравирован непонятный символ, серебряный или золотой. Края доски украшал загадочный узор из неограненных, но гладко отполированных драгоценных камней.

Аббатиса подняла глаза на подругу и спросила:

– Может быть, после обеда мы почитаем перехваченные письма?

– Конечно, только жаль, я не захватила их с собой, – согласилась императрица, не отводя от доски глаз. – Они были не слишком-то интересными. Все от твоей давней подруги. В основном там всякая чепуха относительно погоды на Корсике…

Тассилин, апрель 1793

Но Мирей в тот день была уже за тысячи километров от берегов Корсики. Преодолев наконец подъем на последнюю дюну Эз-Земул Эль-Акбара, она увидела на горизонте пустыни Тассилин, дом Белой Королевы.

Тассилин-Адджер, или плато Раздоров, – это длинная полоса синих скал, тянущаяся через пески пустыни на четыреста пятьдесят километров от Алжира до королевства Триполи. Плато разделяло горы Ахаггара и роскошные оазисы, разбросанные в южной части пустыни. В каньонах этого плато был скрыт ключ к древней тайне.

Когда Мирей следовала за Шахином по безрадостной пустыне к ущелью, расположенному на западе, она чувствовала, как быстро спадает жар. Впервые за прошедший месяц она ощутила в воздухе запах свежей воды. Ступив в проход между высокими скалами, девушка увидела узкую полоску ручья, зажатую среди камней. В тени по берегам потока густо разросся розовый олеандр, несколько пальм устремили ввысь к синему небу свои перистые кроны.

Когда верблюды странников миновали тесное ущелье, синие скалы расступились, открывая взору широкую плодородную долину, где высокогорная река питала сады персиков, фиговых пальм и абрикосов. Мирей, которая неделями не ела ничего, кроме ящериц, саламандр и канюков, приготовленных на углях, принялась обрывать с нижних ветвей плоды, а верблюды набросились на темно-зеленую листву.

Долины тянулись цепочкой между скал, некоторые из них плавно переходили одна в другую, некоторые разделялись ущельями. В каждой долине был свой особый климат и растительность. Миллионы лет назад глубокие подземные реки размыли разноцветные слои горных пород, и образовался Тассилин. Его рельеф, изобилующий пещерами и впадинами, напоминал дно высохшего моря. Река проточила ущелья, на стенах которых сплетались в причудливое кружево серые и розовые породы, напоминая коралловые рифы. Посреди долин торчали к небу спирально изогнутые одинокие пики. А за красноватыми донжонами столовых гор, сложенными из окаменевшего песчаника, возвышались крепостные стены синеватых скал, которые защищали этот оазис от жаркого дыхания пустыни.

Мирей и Шахин не встретили ни одного человека, пока, взобравшись на уступы Аабарака-Тафелалета, не увидели впереди деревню Тамрит. В переводе название селения означало «деревня шатров». Здесь тысячелетние кипарисы возвышались над глубокими водами реки и воздух был свеж. Очутившись в благословенной прохладе, Мирей мигом забыла о пятидесятиградусной жаре, которую им приходилось терпеть весь месяц путешествия по бесплодным и безлюдным дюнам.

В Тамрите они оставили своих верблюдов и взяли с собой лишь провизию, которую могли нести сами, поскольку им предстояло углубиться в ту часть горного лабиринта, где, по словам Шахина, по крутым тропам могли скакать только дикие козы и муфлоны.

Они договорились, что народ шатров позаботится об их верблюдах. Жители деревни вышли поглазеть на рыжие кудри Мирей, полыхавшие в лучах закатного солнца.

– Нам надо остаться здесь на ночь и передохнуть, – сказал Шахин. – В Лабиринт можно проникнуть лишь при свете дня. Мы отправимся туда завтра. В сердце Лабиринта есть ключ…

Он поднял руку, указывая туда, где ущелье изгибалось и его скалистые стены тонули в тени, поскольку лучи низкого солнца не дотягивались до них.

– Белая Королева, – прошептала Мирей, вглядываясь в тени, которые играли на причудливо изогнутой каменной поверхности, так что чудилось, будто скалы шевелятся. – Шахин, ведь ты же на самом деле не веришь, что эта каменная женщина там, наверху… что она живая?

Девушка задрожала от холода, потому что солнце скрылось и сразу заметно посвежело.

– Я не верю, я знаю, – ответил Шахин тоже шепотом, словно боялся, что их услышат. – Говорят, иногда на закате, когда никого нет рядом, люди слышат ее издалека. Она напевает странную песню. Возможно… она споет ее для тебя.

В Сефаре воздух был чистым и холодным. Там Мирей и Шахин увидели первые на своем пути, хотя и не самые древние наскальные изображения: скачущих чертенят с козлиными рожками. Они были нарисованы за полторы тысячи лет до новой эры. Путники поднимались все выше, рисунки им попадались все древнее, стены, на которых были нанесены изображения, становились все более труднодоступными, а сами рисунки – все сложнее, все лучше в них чувствовался ореол таинственности, мистики, волшебства.

Поднимаясь по скальным выступам вдоль отвесных стен ущелья, Мирей словно погружалась в прошлое. За каждым новым поворотом открывалась новая наскальная галерея, рассказывающая историю многих поколений людей, чьи кости давно уже истлели в этом лабиринте, – приливы и отливы, которые переживала цивилизация за последние восемь тысячелетий.

Искусство было повсюду – на каждой выбоине и уступе, на отвесных стенах. Куда ни посмотри, скалы покрывали тысячи и тысячи рисунков: черные, коричневые, сделанные кармином и красной охрой, вырубленные или высеченные в камне. Здесь, в нетронутом уголке земли, зачастую на огромной высоте, куда мог забраться только очень опытный скалолаз (или, если верить Шахину, горные козы), перед глазами путников разворачивалась не просто история человечества, а история жизни. На второй день пути среди рисунков появились колесницы гиксосов – людей моря, которые покорили Египет и Сахару за два тысячелетия до рождения Христа. Повозки, влекомые лошадьми, и доспехи позволили им одержать верх над нарисованными погонщиками верблюдов. И по мере того, как путники продвигались в глубь каньона, перед ними на стенах разворачивалась хроника завоеваний, описание того, как захватчики углублялись в красные пески пустыни. Мирей улыбнулась про себя: интересно, что сказал бы дядя Жак Луи, увидев рисунки этих неизвестных художников, чьи имена канули в Лету, а работа пережила тысячелетия?

Каждый вечер, когда солнце опускалось за вершины гор, Шахин и Мирей искали себе убежище для ночлега. Если поблизости не попадалось подходящей пещеры, они спали под шерстяными одеялами. Шахин взял в дорогу и колышки для палаток, чтобы можно было закрепить одеяла и спать, не опасаясь, что ночью скатишься со скального уступа.

На третий день они добрались до пещер Тан-Зумайток. Эти пещеры были такие глубокие и темные, что путешественникам пришлось запастись факелами, которые они сделали из веток кустарника, растущего в трещинах скал. Внутри оказались прекрасно сохранившиеся цветные рисунки: безликие люди с круглыми, как монета, головами разговаривают с рыбой, стоящей на двух ногах. Древние племена, объяснил Шахин, считали, что их предки вышли на сушу в облике рыб с ногами, сотворенных из первозданного ила. Рядом был изображен магический ритуал, с помощью которого древние люди усмиряли духов природы: дженоун, то есть недовольные духи, кружащиеся в танце вокруг священного камня по сужающейся спирали против часовой стрелки. Мирей долго разглядывала изображение, не спеша отправиться дальше. Шахин молча стоял рядом.

На утро четвертого дня они приблизились к высшей точке плато. За очередным поворотом ущелья стены раздвинулись и открыли проход в широкую глубокую долину, сплошь покрытую наскальной живописью. Каждый камень пестрел цветными рисунками. То была долина Великанов. Больше пяти тысячи рисунков покрывали ее стены снизу доверху. У Мирей перехватило дыхание при виде такого удивительного зрелища. Эти рисунки были древнее всех тех, что она видела в пути. Сияющие яркими красками, они поражали четкостью и простотой, будто были сделаны лишь вчера. Подобно фрескам великих мастеров, они были неподвластны времени.

Девушка долго разглядывала скалы. Истории, которые рассказывали рисунки, зачаровали ее, перенесли в другой мир, примитивный и полный тайн. Она стояла на высоком утесе над обрывом, и между небом и землей не было ничего, кроме цвета и формы. Этот цвет бродил у ее крови подобно колдовскому отвару. И тут она услышала звук.

Сначала Мирей подумала, что это воет ветер: долину заполнил высокий гул, будто воздух свистел в узком бутылочном горлышке. Взглянув вверх, она увидела огромную скалу, нависающую над безжизненным ущельем. На поверхности скалы появилась трещина. Раньше ее, кажется, там не было. Мирей взглянула на Шахина. Он тоже смотрел на скалу, затем отбросил вуаль со своего лица и кивнул девушке, чтобы следовала за ним.

Тропа резко взмывала вверх. Скоро она стала такой крутой, что Мирей, которая была на восьмом месяце беременности, с трудом удерживала равновесие. Однажды она споткнулась и упала на колени. Вниз в ущелье с высоты девятисот метров полетели камни. С трудом сглотнув, Мирей сумела подняться на ноги – выступ был настолько узким, что Шахин не мог прийти к ней на помощь. Дальше она шла, стараясь не смотреть вниз. Звук становился громче.

Это были три ноты, повторяющиеся в разных вариациях, каждый раз все выше и выше. Чем ближе Мирей и Шахин Подходили к расщелине в скале, тем меньше звук напоминал шум ветра. Красивый чистый тон звучал как человеческий голос.

На высоте полутора тысяч метров тропа заканчивалась небольшим пятачком. То, что снизу казалось тонкой трещиной в скале, на самом деле было гигантской расщелиной – входом в пещеру, шести метров в ширину и пятнадцати в высоту. Будто какой-то великан махнул мечом и прорубил щель в камне, от вершины до уступа. Мирей подождала Шахина, взяла его за руку, и они вместе шагнули в пещеру.

Звук стал оглушительным, окружил их со всех сторон, отдаваясь эхом от стен расщелины. Он проникал повсюду, заставлял вибрировать каждую частичку тела. Медленно пробираясь сквозь темную расселину, Мирей увидела в конце ее отблеск света. Девушка решительно бросилась ему навстречу, и звуки музыки поглотили ее. Но она прошла пещеру до конца, по-прежнему не отпуская руки Шахина, и вышла на свет.

Они снова очутились под открытым небом – то, что Мирей сначала приняла за другую пещеру, оказалось маленькой долиной. Свет белым потоком лился сверху. Вдоль неровных вогнутых стен стояли великаны. Шести метров в высоту, они словно парили в зыбком и бледном свете. Боги с бараньими рогами на головах, мужчины в мешковатых вязаных одеждах и в шлемах с решетчатыми забралами, которые полностью закрывали их лица. От того места, где должен был находиться рот, до груди тянулись трубки. Великаны сидели на стульях со странными спинками, которые поддерживали их головы, перед ними были рычаги и странные приспособления, напоминающие часы или барометры. Великаны были заняты непонятными и чуждыми Мирей делами, а в центре их круга парила Белая Королева.

Музыка прекратилась. Возможно, это все же был свист ветра – или игра воображения. Фигуры, омытые белым светом, ослепительно сияли. Мирей взглянула на Белую Королеву.

Страшное изваяние, размером гораздо больше остальных, нависало над долиной. Словно кара Господня, возвышалась у скалы исполинская фигура, окутанная облаком белого света. Ее строгое лицо было намечено всего несколькими штрихами, изогнутые рога походили на знаки вопроса, которые, казалось, вот-вот спрыгнут со скалы. Рот фигуры был открыт в немом крике, словно безъязыкая статуя силилась заговорить. Но молчала.

Оцепенев от ужаса, Мирей не могла отвести взгляд от Белой Королевы. Наступившая тишина пугала больше, чем загадочный звук. Девушка покосилась на Шахина, который неподвижно стоял рядом. Облаченный в черный балахон и синюю вуаль, он казался одним из этих неподвластных времени изваяний. Ослепительно яркий свет резал глаза, бездушные каменные стены теснились вокруг. Мирей вновь перевела взгляд на исполинскую скалу, испытывая ужас и растерянность. А потом она увидела…

В воздетой к небу руке Белая Королева сжимала жезл, оплетенный двумя каменными змеями. Как в кадуцее22[22]
  Кадуцей – жезл древнегреческого бога Гермеса.


[Закрыть] Гермеса, их извивающиеся тела образовывали цифру восемь. И тут Мирей услышала голос. Нет, поняла она, слух здесь ни при чем – слова раздавались не в долине, а внутри ее. Голос произнес: «Взгляни еще раз. Взгляни пристальней. Смотри».

Мирей стала рассматривать фигуры, вырубленные в скале. Все они, кроме Белой Королевы, изображали мужчин. Вдруг с ее глаз словно упала пелена, и Мирей увидела их совершенно иначе. Это были вовсе не мужчины, занятые непонятными делами, – это был один человек. Статуи изображали его действия последовательно, шаг за шагом. Повинуясь взмаху жезла Белой Королевы, он двигался по стене, переходя из одной стадии в другую, в точности как те круглоголовые люди, которые вышли на сушу в облике рыб. Сначала человек надевал на себя некие ритуальные одежды – впрочем, возможно, вовсе не ритуальные, а защитные. Затем он двигал руками рычаги, словно рулевой у штурвала или аптекарь, склонившийся над ступкой. И в конце концов, после долгого пути, когда великий труд был завершен, мужчина поднялся со своего кресла и присоединился к Белой Королеве, коронованный в награду за свои усилия священными витыми рогами Марса – бога войны и разрушения. Он сам стал богом.

– Я поняла, – вслух сказала Мирей, и звук ее голоса эхом отразился от каменных стен и дна бездны, дробящих солнечный свет.

И в это мгновение она почувствовала первый приступ боли. Схватки усиливались. Шахин подхватил девушку и помог ей лечь на землю. Она вся была покрыта холодной испариной сердце ее билось неровными толчками. Шахин снял свои вуали и положил руку ей на живот, когда следующая судорога сотрясла ее тело.

– Время пришло, – мягко сказал он.

Тассилин, июнь 1793 года

С высокого плато над Тамритом Мирей могла видеть дюны на тридцать километров вокруг. Ветер трепал ее волосы цвета красных песков. Мягкая ткань халата была приспущена, Мирей прижимала к груди ребенка. Как и предсказывал Шахин, у нее родился мальчик. Она назвала его Шарло, как сокола. Ребенку было почти шесть недель от роду.

На горизонте появились крошечные фонтанчики красного песка – всадники со стороны Бахр-эль-Азрак. Прищурившись, Мирей сумела различить четырех человек верхом на верблюдах, они скользили вниз по подветренному склону дюны подобно щепкам, подхваченным океанской волной. Горячее марево, поднимавшееся над пустыней, делало фигурки размытыми.

Им понадобится почти целый день, чтобы добраться до Тамрита, спрятанного глубоко в лабиринте ущелий Тассилина. Однако Мирей не собиралась дожидаться прибытия всадников. Она знала, что они придут за ней, почувствовала их приближение много дней назад. Поцеловав своего ребенка в лобик, она завернула его в мешок, висевший у нее на шее, и стала спускаться с горы – ждать письма. Может, его привезут и не сегодня, но так или иначе оно придет скоро – письмо от аббатисы Монглана, в котором будет написано, что Мирей может возвращаться.