Текст книги "Все или ничего"

Автор книги: Кэтрин Лэниган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Он встал и поцеловал ее. Усевшись напротив, она заметила, что он заказал шампанское. Бутылка была наполовину пуста.

– Ты жутко выглядишь. Что случилось? – спросил Майкл.

– У меня умер дядя.

Глаза ее налились слезами, но она крепко зажмурилась и залпом выпила бокал шампанского, пожалев, что это не виски.

– Тот, который жил в Техасе?

– Да.

– От чего он умер?

– Н-не знаю, – ответила Морин. И в самом деле, как же она не задала секретарше мистера Крэддока такой важный вопрос? – Я позвонила адвокату, который оставил сообщение на автоответчике. Он хочет, чтобы я организовала похороны.

– Понимаю. – Майкл взял ее за руку. – Завтра ты должна уехать?

– Да. Я знаю, у тебя есть для меня работа…

Он сжал ее руку.

– К черту работу! Я же не тиран какой-то. Ты не виновата, что так получилось. Конечно, было бы прекрасно, если бы ты осталась со мной… и с журналом. Но ты не можешь.

Морин улыбнулась:

– Майкл, ты так добр ко мне.

– Знаю. И ты не забывай об этом. Слушай, ты хочешь есть?

Она покачала головой:

– Да нет.

– Я тоже. Во всяком случае, теперь у меня пропал аппетит. Может, поедем ко мне? Мы не виделись почти две недели, и…

– Отличная идея.

Заплатив по счету, Майкл взял Морин под руку и вывел из ресторана. Такси доставило их на Пятую авеню – там располагалась квартира Майкла. Когда они остались наедине, он обнял ее и, гладя по плечу, по руке, говорил старые как мир пустяки, которые всегда говорят любимому человеку, когда ему плохо.

В постели Майкл сдерживал себя, был ласковее, чем обычно. Он держал ее в объятиях, пока не уснул Морин перекатилась на бок, все еще надеясь найти утешение в его нежности. Но внутри ее была пустота. Она не испытала радости от любовной близости. Наверное, так чувствует себя любой человек, когда над ним нависнет тень смерти.

Морин опять зарыдала. Она старалась не шуметь, и все же разбудила Майкла. Он привлек ее к себе.

– Не плачь, пожалуйста. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, но это еще не конец света.

– Ты не понимаешь, Майкл. Кроме дяди Мака, у меня никого нет… не было…

– Но… у тебя есть я.

Она уткнулась лицом в его плечо, чтобы он не увидел случайно ее глаза в озарявшем комнату лунном свете.

– Да, Майкл, у меня есть ты, – пробормотала она, но почему-то ей не стало от этого легче.

Глава 3

В четыре часа следующего дня Морин уже стояла в муниципальном аэропорту Кервилла. Поскольку с Кервиллом не было воздушного сообщения, ей пришлось заказать билет на чартерный рейс из Хьюстона По счастью, интервал между двумя рейсами составлял всего один час За годы своей работы Морин приходилось летать на самых причудливых «летательных приспособлениях», как она называла эти подновленные допотопные самолеты. Морин не боялась их.

Как правило, они были не менее надежны, чем лайнеры на коммерческих рейсах. Но сейчас она летела не па натурные съемки и не ждала радостей от этой поездки. Спускаясь по стальному трапу маленького самолета, она чувствовала себя совершенно опустошенной.

Сильвестр Крэддок изменил свой дневной график работы, чтобы встретить самолет Морин. Он сразу же подошел к ней, поскольку она была единственной женщиной среди пассажиров.

– Здравствуйте, мисс Макдональд, как долетели?

Морин пожала руку высокому стройному мужчине в сшитом на заказ ковбойском костюме темно-песочного цвета.

– Спасибо, хорошо.

Он вернул на голову свою ковбойскую шляпу и взял у девушки большую сумку-рюкзак.

– Это слишком тяжело для дамы… Позвольте, я понесу еще и чемодан, сказал он.

– Ничего страшного, я сама, – отозвалась Морин.

Скользнув взглядом вниз, она обратила внимание на его дорогие кремовые ботинки, потом с улыбкой заметила галстук – шнурок с серебряным зажимом, украшенным бирюзой. У ее дяди был такой же галстук.

Крэддок подвел девушку к новенькому сверкающему темно-синему «кадиллаку». Пока он укладывал ее вещи в багажник, она разглядела, что на машине еще остались наклейки торговой фирмы.

– У вас отличная машина, – сказала Морин, пытаясь Завязать легкий разговор.

– Спасибо. Я только что закончил выгодное дело и решил сделать себе подарок.

Адвокат придержал дверцу машины и даже подхватил кончик пышной юбки девушки, чтобы не защемить подол.

Как только он завел мотор, Морин спросила:

– От чего умер мой дядя?

– От сердечного приступа. Смерть наступила быстро, мисс Макдональд.

– Можете называть меня Морин. – Она не привыкла к этой чрезмерной южной галантности. – Насколько я знаю, у него никогда не было проблем с сердцем.

– Я понимаю, о чем вы думаете. Пятьдесят шесть – еще не возраст. Черт возьми, я сам всего на несколько лет моложе, – проговорил он задумчиво, – но Мак слишком много вкалывал на своем ранчо. Это тяжелый труд. А помощников не было.

– Когда я к нему приезжала, у него были помощники Правда, это было семь лет назад.

– Десятник, горничная и два бродяги не в состоянии справиться с таким огромным хозяйством. Около четырехсот тысяч акров – это не шутка.

– Четыреста тысяч? Я думала, у него сто тысяч!

– Столько он купил сначала. Но за последние десять лет он то тут, то там докупал маленькие участки. До недавнего времени мало кто знал об этом. Он делал свои дела молчком.

– И все это время вы были его поверенным?

– Не совсем. Мак не слишком доверял юристам. Но я составил его завещание. Полагаю, это интересует вас прежде всего.

– Что?

– Завещание. Ранчо. – Он понимающе усмехнулся.

Морин взвилась.

– Я приехала сюда, чтобы достойно похоронить моего дядю, – резко сказала она.

– Простите, просто насколько я знаю вас, Нью-Йоркцев, вы любите сразу переходить к делу. Я думал…

– Вы не правильно думали, – перебила его девушка. Она вдруг поняла: то, что она принимала за галантность, па самом деле было пренебрежением. Интересно, кого он презирает больше – женщин или Нью-Йоркцев?

Они въехали в город по 27-й трассе и через центр Двинулись на запад, к ранчо.

Крэддок прервал напряженное молчание:

– Он оставил вам все: ранчо, скот, права на добычу руды, наличность.

– Все? – переспросила Морин. Только тут до нее дошло, что у дяди не было других наследников. – И что мне с этим делать?

– Мои совет – продать. Вы не осилите такое хозяйство.

Поблизости есть несколько фермеров, которые уже выразили заинтересованность в этом ранчо. Думаю, вам легко удастся сбыть его с рук.

– Сбыть с рук… Но почему? С ним что-то не так?

Крэддок вновь смерил девушку высокомерным взглядом.

Она стиснула зубы, но смолчала.

– Ранчо не очень ухожено. Это всем известно. Старина Мак уделял хозяйству слишком мало внимания. У него были дела поважнее.

– Не понимаю. О чем вы?

Адвокат усмехнулся:

– Золото, милая леди. Старина Мак был уверен, что на его участке есть золото. Он говорил, что конкистадоры фургонами зарывали этот металл среди его холмов Весь доход от ранчо – все до последнего цента – он тратил на рудные разработки. Если он не возился со скотом, то копал землю в поисках золота. Не знаю, что именно его сгубило – каторжный труд или сознание того, что никакого золота он никогда не найдет.

– Бедный дядя Мак… – прошептала девушка.

– Да, с годами у Мака начала съезжать крыша.

Она взглянула на него:

– Вы не слишком его уважаете, да?

Крэддок не отрывал глаз от дороги.

– Я не говорю плохо о покойниках.

– Только о живых? – съязвила Морин.

Остаток пути они ехали молча. Девушке не терпелось поскорее избавиться от этого самодовольного типа, который явно недолюбливал своего клиента. Она догадывалась, что сверкающий «кадиллак» куплен на деньги дяди Мака.

Наконец они въехали в ворота ранчо Макдональда, лежащего среди холмов к северу от реки Гваделупа.

Морин словно вернулась в детство те же каменистые холмы, те же дубы, та же суровая земля. За домом – сверкающий на солнце ручей. И наконец, сам дом.

Он был построен в конце девяностых годов прошлого века богатым скотопромышленником. Каменный, двухэтажный, с красной глиняной крышей и двумя круглыми башнями по краям, это! особняк являл собой причудливую архитектурную смесь из испанских сводчатых окон и колоннад с английскими дверями и крышей.

На втором этаже вокруг всего здания тянулась крытая галерея с каменными балюстрадами и огромными арками.

Она укрывала дом от палящего солнца и пропускала в комнаты освежающий ветерок. Внешние стены толщиной в четырнадцать дюймов служили защитой от любой непогоды.

Морин не была здесь больше семи лет и ожидала, что дом окажется меньше, чем она запомнила. Но вышло наоборот. Огромное строение величественно возвышалось над огороженными загонами для лошадей, над усыпанным камнями и заросшим травой двором и запущенным огородом, разбитым с восточной стороны у подъездной дороги.

Морин благоговейно взошла по ступеням крыльца. Дом выглядел еще более испуганным и одиноким, чем она. Девушка обернулась к Сильвестру:

– Я остаюсь здесь.

– Что?

– Я смогу обо всем договориться отсюда. Как, вы сказали, – называется похоронное бюро?

– Бюро Эрлмана.

– Ладно, я все сделаю. И сама позвоню пастору баптистской церкви Троицы.

– Не советую, мисс Макдональд. Вам будет гораздо удобнее в городе. Я забронировал вам номер в отеле «Хилтон». А здесь, в доме, вряд ли найдется даже еда.

– Хуанита еще здесь?

– Да. Сегодня она уехала в гости к матери. Но вечером вернется.

– Значит, все в порядке.

– Как хотите, – сказал Крэддок и достал ее вещи из багажника.

Они прошли в вестибюль.

Морин засмеялась:

– Только в Техасе не запирают дверей!

Он протянул ей ключи от дома:

– На случай, если вы не сможете побороть привычку.

После похорон я официально зачитаю текст завещания. Если вы все-таки передумаете и решите вернуться в город, позвоните. Мой телефон вы знаете.

– Я не передумаю, – сказала Морин, проводив его до дверей.

Крэддок уехал.

Девушка была рада, что может побыть одна и самостоятельно осмотреть дом. На первый взгляд он выглядел неплохо. Хуанита следила за чистотой. Но, войдя в старую обшитую панелями гостиную с высокими потолками, дубовыми колоннами и паркетным полом, Морин поняла, что без большого ремонта не обойтись.

Побелка на потолке потрескалась и облупилась. Обои в столовой, кабинете, библиотеке и вестибюле отслаивались от стен. Полы покоробились и вздулись. Занавески и оконные рамы совсем обветшали.

В кухне Морин вспомнила, что дядя Мак никогда ничего не переделывал. В детстве она не обращала на это внимания, но сейчас запустение бросалось в глаза. Плита была газовым монстром, произведенным еще до Второй мировой войны. В не менее древнем крошечном холодильнике не работала морозилка. Здесь не было ни посудомоечной машины, ни мусоропровода, ни нормальной кухонной мебели. Линолеум задрался по краям и почернел от въевшейся грязи, которую, сколько ни три, уже не отскоблишь. И здесь на потолке потрескалась известка, а все деревянные детали нуждались в покраске. Когда она повернула водопроводный кран, он начал фыркать и плеваться, а трубы противно загудели по всему дому.

Она пощелкала круглыми выключателями – теми самыми, которыми оснастили дом до Первой мировой войны, когда впервые провели электричество.

Морин поднялась на второй этаж. Здесь было шесть спален, три ванные комнаты и ниша для отдыха в конце коридора. Мебель стояла только в двух комнатах – Мака и Хуаниты. Две ванные были в порядке, требовалось только заменить технику и освещение, третья же находилась в аварийном состоянии, наверное, с 1948 года – с той поры, как Мак купил этот дом.

Морин притащила свои сумки наверх и тут же начала опустошать шкаф и комод Мака. Одежды там было немного – в основном джинсы и клетчатые рубашки. Висели два костюма, аккуратно упакованные в полиэтилен; четыре пары ботинок – все очень старые и поношенные. Хуанита содержала дядины вещи в чистоте и порядке. В комоде не нашлось ничего интересного, но, открыв нижний выдвижной ящик, девушка наткнулась на альбом с фотографиями.

Она села на пол и принялась бережно листать страницы.

– Да это же я! – тихо воскликнула Морин, разглядывая собственные фотографии, аккуратно подобранные по годам.

Здесь были «валентинки», которые она присылала дяде, и самодельные рождественские открытки. А вот она верхом на лошади – это было в пять лет, когда она приезжала с родителями на ранчо. На десяти снимках она сидит на коленях у магазинного Санта-Клауса – ей от года до одиннадцати. Морин вспомнила, что в двенадцать лет отказалась идти сниматься в магазин и прислала свою фотографию на фоне собора Святого Патрика. Под этим снимком дядя написал:

«Моя малышка растет», Морин прижала альбом к груди и встала с пола. Она отдаст всю одежду баптистской церкви, а альбом сохранит.

Спускаясь по лестнице, она увидела тень у входной двери.

– Хуанита, это ты?

Ответа не последовало. Она продолжала спускаться и, подойдя к двери, увидела, что там никого нет.

По спине Морин побежали мурашки. На всякий случай она закрыла входную дверь на засов.

По пути в кухню она услышала, как хлопнула задняя дверь.

– Ну нет, я не сумасшедшая! – сказала девушка и бросилась в кухню.

– Хуанита!

Старая мексиканка резко обернулась. Черные глаза округлились на смуглом лице.

– Мисс Морин!

– Я же слышала, как кто-то ходит. Я так рада, что ты здесь!

– Si, я тоже, – Хуанита обняла девушку, – дай-ка я на тебя посмотреть. Ой, какая худенькая! Твой дядя Мак, ему так не нравится.

Морин улыбнулась:

– Наверное. Но я уверена, ты это исправишь.

– Si. Садимся. Говорим. – Хуанита подвела Морин к деревенскому дубовому столу и чуть ли не силком усадила ее на стул, а сама принялась хлопотать резать овощи, делать лепешки. – Как ты сюда добраться?

– Меня подвез мистер Крэддок.

Хуанита покачала головой:

– Мак не любить его. Это нехороший человек.

– Ну… у него есть некоторые предубеждения, но хороший он или плохой я не знаю. И вообще я не хочу о нем говорить. Скажи мне, Хуанита, это правда, что дядя Мак не страдал перед смертью?

Служанка перестала раскатывать тесто.

– С таким сердцем, как у него, он страдать всегда. Но не так, как ты думать. Мак не нашел то, что искал. Но он никогда не болел и умер быстро.

– Мистер Крэддок рассказал мне про золото. Что дядя Мак все время его искал.

Хуанита тряхнула головой так, что длинные седые волосы, собранные в хвост, хлопнули ее по спине.

– Мак был одинокий человек. Я говорить, ему нужна женщина. Но он меня не слушал. Я говорить, ему нужны дети. Но он отвечал, у него есть Морин. Я говорить, что этого недостаточно. Золото еще никого не сделать счастливым.

Морин вздохнула:

– Ты права, Хуанита.

– Он оставить тебе ранчо?

– Да, – она оглядела запущенную кухню, – но, боюсь, понадобится немало усилий, чтобы сделать этот дом пригодным для жилья. Сомневаюсь, что кто-то захочет купить его в таком виде.

– Ты продать ранчо? – удивилась Хуанита.

– Конечно. А что еще мне с ним делать?

– Вот уж не думала… Мак отдать ранчо тебе. Ты должна здесь остаться!

– Я не могу здесь остаться, Хуанита. У меня в Нью-Йорке хорошая работа и человек, который меня любит.

Хуанита быстро взглянула на левую руку Морин.

– Если он тебя так любить, почему вы не женились?

Девушка напряглась. Это была больная тема.

– В наше время люди не торопятся вступать в браки.

Хуанита опять уставилась на свои лепешки. Морин чувствовала, что ее не устраивает такое объяснение.

– В любом случае я фотограф, а не фермер. Я приехала сюда, чтобы позаботиться о похоронах Мака.

– Значит, ты сделать так, как он хотел.

– То есть?

– Похорони его под большим дубом у дороги. Он любил это дерево и хотел лежать там. А потом ты останься здесь, потому что здесь твое место.

– Да, я могу похоронить его там, только придется обойтись без надгробных знаков. Я все-таки собираюсь продать ранчо и не хочу отпугивать покупателей домом с видом на могилу. А что касается меня самой, то мое место на Манхэттене, а не в Техасе.

– Как бы не так, – проворчала Хуанита.

Морин поняла, что тема еще не закрыта.

– Здесь есть какие-нибудь пустые коробки?

– Да, в сарае. Я принесу.

– Я сама.

Морин вышла во двор через черный ход. Задняя часть дома, обращенная на северо-запад, была в ужасном состоянии. Водосточные трубы и желоба заржавели и практически отваливались, а каменные стены были тронуты непогодой больше, чем на южной стороне. По обложенной камнями тропинке девушка направилась к сараю.

Она постучала в фанерную дверь, также нуждавшуюся в замене.

– Да! – раздался низкий скрипучий голос, и в дверях возник мужчина лет сорока пяти, черноволосый и кареглазый.

Ростом он был чуть выше Морин, с узкими бедрами и огромным животом. Мужчина улыбался, но глаза с тяжелыми веками смотрели настороженно. Он сразу ей не Понравился.

– Я Морин Макдональд, племянница Мака. Мне сказали, что здесь есть пустые коробки.

– А, здравствуйте! Я Уэс Рейнольдс… десятник. Приношу свои соболезнования, мисс Макдональд. Я работал у вашего дяди пять лет и страсть как опечален его кончиной.

– Спасибо, Уэс, – откликнулась Морин.

Этот человек почему-то действовал ей на нервы. Наверное, она просто устала.

– Я сейчас достану коробки, – сказал он и быстро зашагал в кладовку, и отнесу их к главному дому, мэм. Вы, видно, притомились в дороге… и все такое…

Морин двинулась за ним. Уэс слегка посторонился, уступая ей место. Этот человек сама предупредительность, а она про него так плохо думает! Да, похоже, она действительно очень устала.

– Скажите, Уэс, а где остальные рабочие?

– Расти и Грэди уехали в город. Пробудут там до похорон. Думаю, они вообще уедут отсюда.

– Почему?

– Здесь все считают, что вы продадите ранчо. Если не будет работы, то и люди ни к чему.

– Разве они не могут работать у нового хозяина?

– Могут. Но такие вещи требуют времени. Люди ищут стабильную работу.

– А как же вы?

– Я подумал, что в ближайшие недели вам понадобится моя помощь, пока вы еще не продали ранчо. И кто-то ведь должен ходить за скотом.

Они подошли к заднему крыльцу дома. Морин остановилась и взглянула на Уэса.

– Это очень великодушно с вашей стороны. Спасибо.

– Не стоит благодарности, – бросил он, укладывая коробки в кухне, – я сделаю все, что нужно. Вы человек городской, занятой, а тут еще похороны и все такое…

Морян не верила своим ушам. Почему все вокруг принимают ее за какую-то беспомощную особу? Да, верно, в фермерском деле она ничего не смыслит, но самостоятельности ей не занимать. Во всяком случае, так она всегда думала.

Хуанита отнесла коробки наверх. Морин старалась не встречаться с ней взглядом. Странно: мексиканка считала, что ей надо остаться на ранчо, а Уэс понимал, что она должна уехать. Что ж, Хуанита прислушивалась к своему сердцу, а Уэс – к разуму.

Когда они вошли в спальню, Морин тут же начала паковать вещи Мака.

Вдруг Хуанита вскрикнула:

– Санта Мария!

– В чем дело? – подскочила Морин, увидев испуганное лицо служанки.

Старую женщину буквально трясло от ужаса. Она показывала на кровать. Морин опустила глаза и увидела на покрывале старинную индейскую куколку без головы.

Морин нагнулась.

– Сломанная кукла…

– Не трогай! – завопила Хуанита.

– Что-то я не видела ее в ящиках комода. Наверное, она выпала из дядиной одежды. Может быть, ее удастся подклеить.

– Это плохой знак! – предупредила Хуанита. – Они хотеть, чтобы ты не уехать из этого дома.

– Кто хочет?

– Духи!

Морин засмеялась и похлопала мексиканку по руке. Она не собиралась спорить о метафизических материях с суеверной женщиной.

– Это совпадает с моими намерениями.

Морин укладывала в коробки свергки с одеждой, стараясь скрыть от Хуаниты слезы. Как только она открывала очередной ящик, на нее накатывали новые воспоминания. Она ощущала знакомые запахи. Ей казалось даже, что она слышит дядин голос.

Девушка обернулась к мексиканке.

– Мне так его не хватает, – прошептала она и, положив голову на плечо Хуаните, дала волю своему горю.

Глава 4

Машина опустила гроб в землю. Морин смотрела поверх раскидистых ветвей векового дуба. Знойный ветер шелестел листвой, но старые крепкие ветки были неподвижны. Душу девушки наполняло тихое умиротворение. Она знала, что исполнила волю Мака.

Хлопоты последних двух дней совершенно ее измотали.

Она думала, что на похоронах соберутся все друзья Мака. Но кроме нее, Хуаниты, Уэса, Расти и Грэди – работников ранчо – пришел только пастор. Она не понимала этого. Мак был милым щедрым человеком, он любил людей и не чурался веселых компаний. Странно, что его соседи отделались дежурными букетами, заполонившими дом. Хотя, возможно, никто из них не знал ее дядю так, как знала его она.

Сильвестр Крэддок появился в самом конце. Было видно, что ему не терпится зачитать завещание.

Братья Эрлман собрали свой инвентарь и начали грузить его в катафалк, пока их гробокопатель-мексиканец зарывал могилу.

– Сильвестр, – сказала Морин, обернувшись к адвокату, но вдруг замолчала.

Взгляд ее сосредоточился на дороге, ведущей к ранчо.

Вздымая клубы пыли, в их сторону на бешеной скорости мчался шоколадного цвета «ягуар» с откидным верхом. За рулем она разглядела светловолосого мужчину в ковбойской шляпе.

«Ягуар» резко затормозил. Водитель вышел из машины и пошел к Морин. Неожиданно он улыбнулся. Какая знакомая улыбка…

– Александр! – закричала девушка и бросилась к нему.

Он снял солнечные очки и, раскрыв объятия, поцеловал девушку в щеку.

– Прости, что не смог приехать раньше. Я был в Мексике. Я только что услышал…

Морин отступила на шаг.

– Я так рада, что ты здесь! – Она улыбнулась. – А ты вырос.

– Ты тоже, – сказал он, окинув взглядом ее точеную фигурку в легком шелковом платье.

Морин засмеялась:

– Вот уж не думала, что ты станешь таким… красавцем!

И в самом деле, перед ней стоял умопомрачительный красавец – высокий (чуть выше шести футов), с сильными широкими плечами и стройным торсом. Она помнила его долговязым мальчишкой – таким белобрысым, что волосы сливались с еще более светлой кожей. Сейчас его волосы приобрели золотистый оттенок, а тело покрылось ровным загаром, красиво оттенявшим зеленые глаза – те самые глаза, которые пленяли ее много лет назад.

Александр Котрелл жил на северном ранчо. Мать воспитывала его в строгости и не разрешала «якшаться» с обитателями ранчо Макдональда. Но, к восторгу Морин, он не слушался маму и тайком приезжал к ней на лошади. Они играли каждый день. Так продолжалось год за годом. Зимой они изредка переписывались, но потом она перестала бывать на ранчо Мака и потеряла с ним связь.

Он взял ее за руку. Она помнила эти теплые крепкие пальцы.

– Я рад тебя видеть, – сказал Александр, – но хотелось бы встретиться при других обстоятельствах.

– Мне тоже, – откликнулась она, уловив в его словах сочувствие. – Как ты изменился! Небось за тобой бегают все девчонки округа?

– Все, да не те.

– Ты не женат?

– Нет. А ты замужем?

– Нет.

Сильвестр Крэддок вежливо покашлял. Морин нехотя перевела на него взгляд.

– Прости, нам надо покончить с делами и отпустить мистера Крэддока.

Александр пожал руку Сильвестру.

– Не хотел вас задерживать. Просто мы с Мо давно не виделись.

Сильвестр фыркнул:

– Не знал, что вы знакомы.

Александр улыбнулся, и Морин подумала, что эта легкая озорная улыбка наверняка разбила не одну сотню сердец.

– Моя мама тоже не знала до сегодняшнего дня, пока я не сказал ей, куда еду. – Он взглянул на девушку. – Сейчас уже поздно шлепать меня по попе.

Морин засмеялась:

– Пойдем займемся делами, а потом поговорим.

Она взяла Александра за руку и повела его в дом.

– Лучше я возьму что-нибудь выпить и подожду тебя в библиотеке. Не хочу вам мешать, – сказал он негромко.

– Я долго не задержусь, – пообещала она, оценив этот жест.

В огромной обшитой панелями гостиной Морин слушала, как адвокат отрабатывает свое жалованье.

– Как я уже сказал, Мак все отписал вам – дом, скот и деньги. Хуаните он оставил пять тысяч долларов и всю мебель в ее комнате.

– Не так уж много, – заметила Морин. Мак обычно был очень щедр к верной служанке, проработавшей у него больше двадцати лет.

Сильвестр снял очки.

– Будет лучше, если я ознакомлю вас с фактами. Это ранчо стоит недорого.

– Но вы говорили, что здесь около четырехсот тысяч акров.

– Все правильно, только у вашего дяди полно долгов.

– Откуда у него долги?

– В тот раз я пытался вам втолковать: Мак просаживал все средства на свою безумную авантюру с золотом Вы, конечно, еще не успели побывать в конюшнях, где он хранил инвентарь. Сарай ломится от этого хлама, так же, судя по его рассказам, как и кладовки, и чердак в доме. Только за неделю до своей смерти он потратил больше семи тысяч долларов на какой-то новый компьютеризированный аппарат, который на самом деле представляет собой не что иное, как обыкновенный металлоискатель.

– О Боже!

– Четыре года он растил скот только для того, чтобы иметь деньги на поиски сокровищ. Он совершенно не занимался модернизацией. Его грузовик-пикап – четырехлетней давности, правда, он окупил себя. После Мака осталась кое-какая фермерская техника, но вся она требует ремонта. Четыре года назад он продал свой самолет. Когда весь Техас технически вооружался, Мак, наоборот, технически разоружался.

И Сильвестр рассказал, как Мак постепенно разорял свое ранчо, пытаясь свести концы с концами. Антикварные вещи и картины были проданы на аукционе. Морин и сама видела скудное дядино хозяйство, но адвокат нарисовал ей совсем мрачную картину. Мак очень глупо распоряжался своими деньгами.

Сильвестр покачал головой:

– Да, старина Мак был сумасшедшим янки-простофилей.

– Мой дядя был замечательным человеком, мистер Крэддок, и, между прочим, его деньги способствовали вашему процветанию. Оставьте мне все бумаги. Я сама с ними разберусь.

Сильвестр с радостью выполнил ее просьбу.

– Все вы, янки, одинаковые. Вам кажется, что вы все знаете, а на самом деле ничегошеньки-то вы не знаете. Это суровая земля, мисс Макдональд. Мой профессиональный совет: постарайтесь завести здесь побольше друзей, они вам пригодятся., – Спасибо, – сказала девушка, отступая в сторону, чтобы он мог пройти в вестибюль, – я подумаю над вашими словами. До свидания.

Морин смотрела ему вслед, стиснув челюсти. Никто еще не говорил ей, что она чего-то не сможет сделать. Наоборот, всю жизнь она слышала, что сможет все, если сильно захочет. Отец, дядя, мама, даже Майкл – все верили в нее или, во всяком случае, в ее талант. Конечно, она не собиралась оставаться в Техасе, однако ей ужасно хотелось утереть нос Сильвестру Крэддоку.

Девушка открыла резные двери библиотеки и улыбнулась. Александр стоял, облокотившись на толстую дубовую полку камина, и рассматривал картину Ремингтона. Когда она вошла, он обернулся к ней с улыбкой:

– Я не знал, что у него есть этот пейзаж.

– Это копия.

– Что? – Александр вгляделся повнимательнее. – Чертовски хорошая копия.

– Подлинник Мак продал несколько лет назад, судя по словам его поверенного. Он и моей семье подарил Ремингтона… правда, теперь я не уверена, что он настоящий.

Александр подошел, взял ее за руку, и они вместе сели на старый викторианский диванчик.

– Конечно, словами горе не облегчишь, но я хочу тебе помочь, Морин. Он подсел чуть ближе. – Я знаю, тебе покажется странным… но я всегда знал, что ты вернешься.

– Откуда?

Он усмехнулся, но лицо его было серьезным.

– Я никогда не забывал тебя Я знал, что у тебя в Нью-Йорке интересная жизнь – работа, мужчины… наверное, много мужчин, а? Но мы с тобой были так дружны в детстве!

Помнишь, как я приехал к тебе в полночь и мы до рассвета скакали по холмам? Мак так и не узнал об этом.

– Узнал. Он никогда не говорил, но, мне кажется, догадывался.

– Моя мама избила бы меня до смерти, если бы узнала.

Да, наверное. Мак знал… Он был очень добр. Мне кажется, он… любил меня…

– Конечно, любил, Алекс. Тебя все здесь любили.

– Да, – в его глазах вспыхнуло удовольствие, – даже Хуанита. Она любила меня, потому что я любил ее стряпню.

Они оба улыбались, вспоминая прошлое.

– А помнишь, – подхватила Морин, – как нас послали кормить лошадей, а мы распрыгались на сеновале?

Как мы тогда хохотали…

– Я помню, мы с тобой мечтали, строили планы на будущее…

Морин Глянула на него.

– Ты хотел стать владельцем самого большого ранчо в Техасе.

– И до сих пор хочу, – засмеялся Александр, – а ты хотела стать важной дамой, жить в большом доме, и чтобы у тебя было трое детей.

– И до сих пор хочу, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – жаль, что в жизни складывается все не так, как в мечтах. – Она вздохнула. – Но мне тогда было только восемь лет.

Он взял девушку за руки и приблизил свое лицо, к ее лицу, точно заглядывая ей в душу. Интересно, что он там видел?

– А ты больше не мечтаешь, малышка Мо? Не строишь планы на будущее?

Ей стало неуютно под его пронизывающим взглядом. Она откинулась на спинку дивана.

– Ты говоришь, как Битей.

– Кто такая Битей?

– Моя подруга в Нью-Йорке. Она заранее распланировала всю свою жизнь. Мне кажется, она даже выбрала место для собственной могилы.

– Что ж, планы – это совсем неплохо, – заметил Александр, – если только можно их менять.

* * *

Морин проводила взглядом «ягуар» Александра и прошла из вестибюля в кухню. Там за столом сидели Хуанита, Уэс, Грэди и Расти и доедали обед, приготовленный старой мексиканкой. При появлении девушки они оторвались от своих тарелок и выжидательно посмотрели на нее.

– Уэс, вы разбираетесь в бухгалтерии?

– Конечно.

– Завтра мы с вами просмотрим бумаги мистера Крэддока и дадим точную оценку, финансовому положению нашего ранчо.

Карие глаза Расти обратились к Грэди.

– До какого времени мы вам будем еще нужны, мэм? – спросил он.

Расти и Грэди были ковбои в полном смысле этого слова – холостяки и вечные скитальцы. Они не знали дома, семьи и друзей, все их пожитки легко помещались в дорожных сумках.

Работа была для них превыше всего, и они неизменно стремились туда, где она есть.

– Я попрошу вас пока остаться. Уэс сказал мне вчера, что скот готов для продажи. Вы поможете его перевезти?

Ковбои переглянулись.

– Конечно. Но нам хотелось бы обосноваться где-нибудь до зимы.

– Это не проблема. Я не знаю, сколько времени уйдет на то, чтобы продать ранчо, но, если хотите, я договорюсь с новыми хозяевами, чтобы они взяли вас к себе на работу.

Как она и ожидала, первой подала голос Хуанита.

– Ты совершать большую ошибку. – Она понизила голос до зловещего шепота. – Даже духи говорят, что ты остаться.

– Что? – разом спросили Грэди и Расти.

Уэс склонил голову набок.

– Ты о чем, Хуанита?

– Она нашла сломанную индейскую куклу в спальне Мака.

Уэс разразился громким хохотом:

– Ох, Хуанита, эти индейские духи когда-нибудь сведут тебя в могилу! Никто не верит в твою чепуху! – Мексиканка вызывающе вскинула плоский подбородок.

– Мак всегда мне верить!

При упоминании имени Мака в кухне повисло напряженное молчание. Морин по очереди оглядела Уэса, Грэди и Расти. Все отводили глаза, как ученики, которые боятся, что их вызовут к доске. Неужели это правда? Неужели дядя Мак в самом деле был сумасшедшим? Она очень хотела это знать.