Текст книги "Легенды Дерини"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Денис мог лишь кивнуть в ответ.

– И, разумеется, я знаю, что Дерини не могут становиться священниками, – по крайней мере, после Рамосского совета, так что ты, должно быть, один из тех очень немногих, очень особенных людей… И, вероятно, другие люди пожертвовали жизнью, чтобы ты смог оказаться там, где ты есть сейчас. Несомненно, ты погибнешь, если о твоей тайне станет известно. Нет, мой юный наивный друг, я, разумеется, польщен, но юношеская глупость – это не благо, это всего лишь обычная глупость. Ты и без того слишком сильно рискуешь, и тебе не нужен Талмуд, чтобы увеличить этот риск.

Он помолчал несколько минут, чтобы смысл его слов как следует дошел до ученика, а затем проговорил уже более ласковым тоном:

– Ну вот, ты опять удивлен. Я был бы рад попросить Гиттель согреть нам еще вина, как в первый раз, но сегодня Шаббат, и мы не можем разводить огонь. Может быть, поможет холодное вино?

Денис безмолвно кивнул, и раввин прошел на кухню, а затем вернулся оттуда с кувшином вина и двумя кружками. Двое мужчин вновь уселись друг напротив друга в полном молчании. Денис заставил себя отхлебнуть вина в ожидании, пока сердце его перестанет колотиться как безумное, и дыхание слегка успокоится.

Раввин по-прежнему внимательно наблюдал за ним, – он всегда пристально следил за Денисом, – и пальцы его, как обычно, поглаживали бороду.

– Вообще, это весьма любопытно. Интересно, сумел бы я научиться?.. Но, полагаю, для этого нужно родиться Дерини. Какая жалость…

Изумленный, Денис поднял глаза: никто из него знакомых никогда не выражал желания стать одним из «проклятых Дерини».

– Ну что, тебе уже лучше? Ты не хочешь рассказать мне об этом? Раз уж ты все равно здесь, нельзя допустить, чтобы ты потратил время впустую. Кстати, где же ты теперь оказался? Я надеюсь, что они отослали тебя из Ремута не из-за Талмуда?

– Нет… нет. На самом деле я даже получил повышение. Меня послали в Валорет, чтобы я набрался опыта как приходской священник. Само по себе это повышением не является, но Церковь всегда стремится заставить схоластов познать реальную жизнь, обычных людей… Только так священник может рассчитывать на повышение в церковной иерархии.

– А, так значит, они имеют на тебя большие виды. Меня это ничуть не удивляет. У тебя… перед тобой огромные возможности. – Денис покраснел от неожиданной похвалы. Он до сих пор не привык слышать такие вещи о себе, и ему это немало польстило. – Тогда это еще одна причина не рисковать понапрасну. Но расскажи мне, что же с самого начала заставило тебя бросить вызов церковным законам и стать священником?

Денис не сводил взгляда с вина, оставшегося в кружке, и продолжал потягивать его: это немного помогло ему прийти в себя. Раввин вновь потянулся за кувшином, а затем откинулся на спинку стула, внимательно слушая рассказ Дениса, который поведал ему обо всем, даже о тех вещах, которыми никогда не делился со своим братом. К тому времени, как он закончил рассказ, тени сделались совсем длинными; день подходил к концу.

– Да, все это просто поразительно, и то, что ты сделал, вызывает восхищение, но теперь я должен предупредить тебя вновь: не приходи сюда больше! Только не таким образом! Талмуд будет ждать тебя, помяни мое слово. Рано или поздно тебя пришлют обратно в Ремут, а Талмуд останется здесь. У тебя впереди много лет трудной работы, ты не должен бросать время на ветер!

Разумеется, он не стал говорить очевидных вещей: что он свято сохранит тайну Дениса. Как зачарованный, Арилан в последний раз последовал за раввином Кеффиром из его кабинета через лавку сапожника ко входной двери.

– Ступайте с миром, отче, и пусть Господь благословит и сохранит вас.

– Да благословит вас Бог, реббе.

Это было странное зрелище.

Если бы сейчас их увидел случайный прохожий, то был бы весьма удивлен: священник и раввин посреди улицы благословляли друг друга…

* * *

Прошло несколько лет. Арилан, став уже монсеньором, по-прежнему пребывал в Валорете, и многие говорили, что впереди его ждет епископская митра. Он сидел у себя в кабинете, когда неожиданно гонец постучал в его двери.

– Монсеньор Арилан?

– Да?

– Простите, что побеспокоил вас, досточтимый. У меня послание из Ремута.

Из Ремута? От архиепископа?

– Благодарю вас, сын мой. Давайте его сюда.

Когда человек ушел, Денис развернул пакет и с изумлением обнаружил внутри один из драгоценных томов Талмуда. К книге было приложено письмо, написанное дрожащей рукой.

«Дорогой монсеньор Арилан. Кеффир часто говорил о вашей тяге к знаниям. Он просил, чтобы я послала вам эту книгу как знак его вечной привязанности… и моей тоже. Гиттель».

О многих вещах в Талмуде не говорится в открытую. Истинный смысл скрывается не только в словах, но и между строк Арилан понял: его старого друга и наставника больше нет на свете.

Шерон Хендерсон
«Deo Volente»[3]3
  Sharon Henderson «Deo Volente», 2002


[Закрыть]

1107 год

Наш следующий рассказ – это еще один из тех, которые я, наверное, никогда не смогла бы так хорошо написать сама. Его автор, Шерон Хендерсон – одна из тех восхитительно талантливых писательниц, которых в будущем, несомненно, ждут профессиональные публикации и, подобно многим участникам нашего проекта, она глубоко заинтересовалась эпизодом, упомянутым в одном из романов о Дерини, который показался близок ее сердцу. Думаю, что будет лучше всего, если она своими словами расскажет о том, как появился на свет этот рассказ:

«По большей части эта история попросту «произошла» со мной, родившись на свет в непосредственной целостности. Однако в то время в моей жизни произошли два важных события.

Я брала уроки шотландского народного танца в группе, организованной в штате Вашингтон, и начала делать достаточные успехи, чтобы время от времени принимать участие в показательных выступлениях. Впервые в жизни я заинтересовалась шотландскими корнями своей семьи, коснулась собственного наследия и была потрясена тем, как быстро полюбила эти танцы и задорную музыку, сопровождающую их. Так что для меня было вполне естественно разделить этот восторг с Дунканом и Марисой.

Второе событие имело еще более глубокое значение и, в некотором роде, его я разделяла с Дунканом Мак-Лайном с самых первых книг о Дерини. Еще в юношеские годы я ощутила духовное призвание, и как раз в этот период впервые познакомилась с произведениями Кэтрин. Дилемма Дункана, человека глубоко и искренне верующего, – явно самой судьбой предназначенного стать священником, и к тому же хорошим священником. Одновременно он сознавал, что он является одним из представителей «гонимой расы», – это означало, что он должен нарушить существующие законы и рисковать жизнью, дабы исполнить свою мечту. Скажу правду: ощущать себя Призванным, познать Источник этого Зова и стремиться ответить «Adsum Domine» из самых глубин своей души, – это чувство было мне очень близким и понятным.

После того, как я прочитала о тайном, трагическом браке Дункана, я долгое время гадала, какой девушкой должна быть Мариса, чтобы внушить столь сильную любовь такому набожному юноше, и как тяжело, наверное, было Дункану в то лето, когда он разрывался между своим призванием и горячей, искренней любовью к Марисе, – не имея возможности обратиться за помощью ни к Аларику, ни к своему брату Кевину, от которого вполне мог бы ожидать помощи.

Чем больше я размышляла об этом, тем больше мне хотелось узнать все подробности той давней истории. И, наконец, как-то вечером я села за пишущую машинку, и эта история вылилась на бумагу почти сразу в своей законченной форме.

Возможно, когда-нибудь я отыщу ответ и на другой мучивший меня вопрос: почему же Дункан попросту не обратился за советом и подмогой к своей матери?

С той поры в моей жизни произошло много нового. Я стала изучать немецкие народные танцы, – ибо это также мое наследие… и приняла сан священника. Какой же долгий и удивительный путь мы все прошли!»

Лучшая защита – это Божья защита. Древняя гвиннедская пословица.

Он стоял на коленях в полутемной часовне, и ему было холодно, очень холодно. Дункан Мак-Лайн пытался не принимать это за недобрый знак судьбы. Никогда доселе он не был настолько рассеян в своих молитвах. Прежде, всякий раз, когда он преклонял колени, дабы разделить секреты своей души с обожаемым Господом, Дункан ощущал ставшее уже привычным переживание, которое привык полагать уникальным для представителя расы Дерини. В этот восхитительный миг все телесные ощущения отступали перед сладостным и всепоглощающим величием божественного Присутствия. И все то время, пока он оставался погруженным в молитву, Дункан практически полностью терял всякий контакт с мирской реальностью.

Но сегодня, сколько бы он ни пытался, он не мог обрести в душе своей ни покоя, ни особого убежища. Именно в эту ночь, в противовес всем прочим, такое внутреннее беспокойство было дурным признаком. Не то чтобы ему и впрямь стоило чего-то опасаться, но все же…

Дункан устало возвел глаза к алтарю, слабо, почти призрачно мерцавшему в единственном источнике света, доступном в часовне, – это была одинокая свеча Дункана и рубиновое мерцание божественной лампады, – а затем покачал головой.

– Я не могу этого понять, – прошептал он. – Почему именно сейчас? Господи Иисусе, почему вообще такое происходит со мной?

Он не ожидал получить ответ, выраженный в словах или неких иных знаках, доступных ясному истолкованию, хотя порой Дерини и испытывали нечто подобное, изощренным образом используя при молитве свои магические способности, – да и сам Дункан порой прибегал к этому способу.

Но сейчас в глубине души он был рад, не получив в ответ ничего, кроме молчания и смутного ощущения, что кто-то готов благожелательно выслушать его. В сердце своем Дункан сомневался, что сейчас мог бы выдержать нечто большее.

– Они должны понять, – продолжил он, упираясь влажным от испарины лбом в ладони. – Если бы речь шла лишь о том, что мы двое в обычной жизни встретились и полюбили друг друга, мы не сделали бы ничего подобного… Ты это знаешь, Господи! Но все зашло слишком далеко. Настолько непоправимо далеко, что… что…

Дункан застыл. Снаружи часовни послышались шаги. Он смог перевести дух, лишь когда человек прошел мимо.

Это просто кто-то из стражников… Наверняка, это просто кто-то из стражников. Обычно в этот поздний час в замке Кулди все давно спали, и за покоем спящих следили лишь охранники, да еще дремлющие в небесах звезды, – но нынешняя ночь вовсе не была обычной. Тревога Дункана стремительно перерастала в панику. Что если кто-то обнаружит его здесь и велит отправляться в постель прежде, чем появится та, кого он так ждет, и они смогут завершить начатое? Весь дрожа от возбуждения и беспокойства, Дункан вернулся к молитвам… но вновь утратил нить своих размышлений, заслышав снаружи чужие голоса. Злые, сердитые голоса.

– Это просто оскорбительно, вот что я тебе скажу… Чертовская наглость!

– Он имеет на это право, Эндрю, – успокаивающим тоном возразил другой голос. В говорившем Дункан признал отцовского сенешаля, лорда Деверила, а первый – это, должно быть, Эндрю Мак-Фергус, капитан стражников, – как-никак, у них погиб человек… И не имеет никакого значения, даже если бы они оказались в самом сердце Наковальни Господней, где вокруг на много миль ни единой живой души… Они имеют право оплакивать своих мертвецов. И кроме того, его милость дал им разрешение.

– Так ведь уже скоро одиннадцать часов!

– Его милость дал им разрешение, – повторил Деверил, после чего уже менее сердечным тоном добавил: – Мне это тоже не слишком по душе.

– Вот и жаль, черт возьми, что мы не в самом сердце пустыни, – заявил Эндрю с недобрым смешком. – Может, поднялась бы песчаная буря и забила им все трубы. Вот и не было бы никаких забот!

«Как же для тебя все в жизни просто, мой друг, – подумал про себя Дункан. – Даже если бы никакие трубы и не звучали посреди ночи, это не убавило бы нам забот ни на йоту…»

Звуки шагов и голоса постепенно затихали, делались слабее и наконец угасли в окружающем безмолвии. Но скоро тишина вновь будет нарушена, по крайней мере, на какое-то время. Трубач клана Мак-Ардри был убит в драке с меарцами. Теперь он не сможет завершить обучение своего юного подмастерья, – крепкого паренька лет десяти, лишь недавно начавшего овладевать этим непростым искусством. Но каждый час с того момента, как члены клана вернулись нынче поутру, мальчик занимал свое место на стенах замка и с неохотного согласия Джареда Мак-Лайна трубил нескладную, душераздирающую песнь скорби в честь тана своего клана, юного Ардри Мак-Ардри. Тот погиб во цвете лет и был убит по ошибке (хотя его сородичи утверждали, что то было подлое намеренное убийство) в пьяной драке, разразившейся в таверне из-за какой служанки…

Не имело никакого значения, что Джаред, как всегда болезненно приверженный справедливости, велел судить провинившегося члена клана Мак-Лайнов и казнить его на месте. Это не смягчило сердце Каулая Мак-Ардри. Весь день он с грозным видом топал по замку Кулди, бормоча многозначительные угрозы о кровной мести этим «проклятым выскочкам, ублюдкам и убийцам!» И с той, и с другой стороны люди были готовы забыть недолгое перемирие и вновь начать приграничную свару из-за любого пустяка. Уже и сейчас они при малейшей угрозе хватались за меч, и сержанты сбились с ног, пытаясь остановить ежечасно завязывающиеся поединки, – именно поэтому младший Мак-Лайн сейчас так отчаянно пытался молиться в часовне в ожидании полуночи… и отзвука шагов, куда более легких, нежели шаги Деверила и Эндрю.

Дункан, вновь закрыв лицо руками, с тревогой принялся ждать скорбного неумелого напева трубача. Всякий раз, когда он слышал этот звук, Дункан говорил себе, сколь это символично: именно таким сделался его некогда стройный и упорядоченный мир. Ныне его звучание расстроилось, все ноты перемешались, дыхание сбилось… И все он не терял надежды. Любовь способна излечивать любые горести, – по крайней мере, так всю жизнь учили Дункана. А теперь ему оставалось лишь уповать на то, что подобное чудо произойдет и в нынешних ужасающих обстоятельствах.

Но хотя он внутренне старался подготовиться к этому, Дункан все равно не смог удержаться и поморщился, когда скорбный призыв раздался вновь, подобный визгу кота, которому наступили на хвост, – у несчастного подмастерья сей вопль заменял тот хрустально-прозрачный, трогающий за душу трубный глас, который способен извлечь из своего инструмента истинный мастер. С несколькими нотами мальчик справился вполне успешно, но затем пальцы его вновь запутались, он сбился с дыхания… И все равно Дункан сумел разобрать мелодию. Это был знакомый ему «Плач по владетелю Транши», написанный много лет назад в честь графа Мак-Ардри, горячо любимого своим народом. Этот воин давно стал легендой в Приграничье, и ему посвящали поэмы и молитвы.

Кто-то даже придумал танец в память о покойном графе Мак-Ардри, ибо тот, как видно, был человеком бодрым и неунывающим, – «Веселый Эйдан», так назвали сей танец. Это была задорная пляска, прославлявшая полную наслаждений жизнь, которую вел владетель до своей героической гибели. Все Мак-Ардри обожали этот танец и исполняли его всякий раз, когда выдавался случай, – он начинался с торжественного, полного достоинства выхода, но затем быстро превращался в радостный, почти беспорядочный хоровод.

И здесь, в Кулди, разумеется, гости не могли удержаться от того, чтобы не представить на суд зрителей свою гордость. Неужто это и впрямь было всего несколько коротких месяцев назад, в начале лета, когда Каулай прибыл сюда со всем семейством? Именно тогда и состоялся пир в честь их приезда, который должен был скрепить узы, связывавшие в Приграничье соседей, дружно противостоящих общему врагу…

«Их любимый танец стал и нашим танцем», – подумал Дункан, скорбя вместе с неумелым трубачом над давно покойным Траншайским владетелем, а также над погибшим в глупой драке Ардри и горюя о судьбе лишившейся кормильца семьи человека, который был назван убийцей… Также скорбел он и о собственной судьбе, и о судьбе Марисы Мак-Ардри, той девушки, с которой танцевал в самый первый вечер.

Воспоминания ввергли его в состояние грезящей мечтательности, словно таким образом он мог вернуть в памяти тот восхитительный день, когда впервые осознал, что в жизни есть нечто поважнее книг, чернильных перьев и ученых свитков. Краем уха прислушиваясь к напевам трубы, звучавшей снаружи и отсчитывая минуты, оставшиеся до полуночи, Дункан Мак-Лайн в молитвенном деринийском трансе перенесся на несколько недель назад и попытался воскресить в своих воспоминаниях это удивительное, восхитительное, лето, события которого и привели его к нынешнему скорбному дню.

* * *

Кевин Мак-Лайн, юный граф Кирнийский, внезапно оказавшись рядом с братом, устало отфыркиваясь, рухнул на скамью.

– Ну что ты все копаешься в этой старой книжке? – воскликнул он, явно недоумевая, почему Дункан тратит свое время на столь очевидно бесполезное занятие. – Ты за весь вечер даже не двинулся с места!

– Ну, как же не двинулся, – мягким тоном возразил Дункан. Он улыбнулся, и голубые глаза его блеснули в полумраке при виде растрепавшейся шевелюры брата. – Я танцевал с матушкой и Бронвин. Ты просто этого не заметил. И кроме того, я дважды выходил подышать свежим воздухом.

– Ну да, конечно! Наверное, именно так ты себе и представляешь настоящее веселье! – задорно поддразнил его Кевин. Вывернув шею, он заглянул Дункану через плечо, пытаясь разобрать буквы, начертанные аккуратным мелким почерком. – Должно быть, очень интересная книга?

– К сожалению, нет, – вздохнул Дункан. – Мне лично никогда не нравился Ливий, хотя некоторые, возможно, и сочли бы меня пресыщенным. Что касается латыни, то, по моему скромному мнению, его стиль не так уж и хорош. Но тем не менее, рано или поздно мне все равно пришлось бы его прочесть, так что уж лучше разделаться с этим сейчас и забыть навсегда. – Он вложил между страниц шагреневую закладку и закрыл фолиант, после чего вновь обернулся к брату. – Зато ты, похоже, развлекаешься вовсю.

– Я просто выдохся, – со счастливым видом объявил брат. – Может, Мак-Ардри и живут в каком-то жутком захолустье, но уж веселиться они точно умеют на славу.

Дункан закатил глаза к потолку. Порой он не уставал поражаться, откуда его братец нахватался мыслей, убедивших его в превосходстве клана Мак-Лайнов над всеми прочими. Разумеется, их клан был гордым и многочисленным, с большими владениями и родственными связями среди множества знатных семей Одиннадцати Королевств, однако герцог Джаред никогда не кичился этим и проявлял вдвое больше понимания и втрое больше дипломатичности в подобных вопросах, нежели его старший сын и наследник.

– Уверен, они были бы чрезвычайно польщены, узнав, что ваша милость о них столь высокого мнения, – пробормотал Дункан, лукаво подмигивая брату. – Кевин, с такой гордыней ты точно будешь гореть в аду.

– О, да будет тебе! – возразил Кевин, шутливо толкая его в плечо. – Я совершенно безобиден. И Господь Бог знает это не хуже, чем ты сам. Кроме того, когда станешь священником, ты можешь отмолить мои грехи и избавить от чистилища.

Подняв бровь, Дункан предпочел сохранить молчание, ответив Кевину лишь доброй улыбкой. Вообще-то, сейчас, на исходе весны ему надлежало бы по-прежнему находиться в школе и готовиться к экзаменам, которые, как он надеялся, должны были заслужить ему место в знаменитом Грекотском университете, но после долгой оживленной беседы с наставниками и откровенного обсуждения некоторых жизненных фактов, касавшихся Дерини, – как секретных, так и не очень, – с неким герцогом в Ремуте, Дункан решил на время взять передышку и предаться отрезвляющим раздумьям о собственном будущем. Он уже не так сильно, как прежде, был уверен, что и впрямь сумеет влиться в ряды служителей Святой Церкви.

– По крайней мере, я попытаюсь, – промолвил он наконец, напуская на себя утомленный вид человека не от мира сего. – И все равно, тебе за многое придется держать ответ на том свете.

– Ах ты, глупый святоша! – пробормотал Кевин, опрокидывая младшего брата со скамьи на пол. Превосходя того и физической силой, и габаритами, он сумел пригвоздить Дункана к стене. – А ну-ка, проси пощады! – потребовал он.

Дункан со смехом сдался и был отпущен на свободу. В то время, как они поднимались на ноги и отряхивали одежду, двое юных Мак-Лайнов внезапно осознали, что кто-то поблизости со снисходительной усмешкой наблюдает за ними.

– Я так надеялась, что кто-нибудь хоть немного развеселит тебя, милый, – негромко промолвила герцогиня Вира Мак-Лайн, присоединяясь к сыновьям, чтобы вытащить соломинки из каштановой шевелюры Кевина и расправить на плече у Дункана помявшийся плед. – Хотя должна признать, я имела в виду более мирные забавы!

– Ну, я бы не стал сворачивать ему шею, матушка, – невинно распахнув глаза, заявил Кевин. Но тут же этому наивному выражению пришла на смену лукавая улыбка, которой он приветствовал мачеху, воспитавшую его с младенческого возраста и подарившая Дункана… брата, о котором любой мужчина мог только мечтать. – Я просто не мог больше смотреть, как он сидит тут у огня и листает страницы вместо того, чтобы танцевать и веселиться вместе со всеми!

– И я тоже, мой дорогой, – отозвалась Вира. – Дункан, твой отец хотел бы, чтобы сегодня вечером ты помог нам развлекать гостей из клана Мак-Ардри. Раз уж ты не отправляешься с ними в поход послезавтра, то хотя бы дома тебе придется взять на себя некоторые обязанности. Так что не надейся провести все лето, забившись в берлогу, со своим любимым Ливием подмышкой.

Дункан неприязненно покосился на закрытый фолиант.

– Светоний! – он с мольбой вскинул руки и возвел очи горе. – Ну почему это не мог быть Светоний?

– А почему бы и не Марциал?! – поддержал его Кевин. – Его стихи куда забавнее всех этих исторических заметок… Ну же, братец, пойдем. Наверняка там, среди этих дикарей, где-нибудь скрывается симпатичная девчушка, а ты ведь еще все-таки не священник!

Дункан обреченно последовал за братом, подталкивающим его по направлению к центру зала, и лишь однажды обернулся через плечо, чтобы взглянуть на мать. Вира только кивнула ему, прекрасно понимая все то, что сын оставил недосказанным, – все то, в чем он не признался бы никому, если не считать добросердечного и снисходительного отца, который искренне пытался понять сына, но все же был лишь обычным человеком… и матери-Дерини, которая понимала его слишком хорошо.

«Все в порядке, мой милый, – мысленно прошептала она Дункану. – За лето мы с этим разберемся. А пока просто иди и развлекайся!»

Пожав плечами, Дункан ускорил шаг. Развлекаться – это будет не так просто. Он стократно предпочел бы оказаться сейчас в Ремуте, вместе со своим кузеном Алариком Морганом, который также был Дерини, а недавно сделался герцогом Корвинским. Но младший сын герцога Кассанского не имел никакого права находиться при дворе, когда сам Джаред отсутствовал в столице.

– А, вот вы где! – бодро воскликнул Джаред, когда Кевин подвел Дункана к помосту, на котором в пышном окружении восседали главы двух кланов, герцог Кассанский и Каулай Мак-Ардри, граф Транши. – Я уж думал, ты там помер где-нибудь в углу и приготовился заказать панихиду.

– Отец, я не хотел никого обидеть, – любезно промолвил Дункан, вовремя отступив, чтобы локоть Кевина не угодил ему под ребра, и сумев при этом отвесить отцу почтительный сыновний поклон. – Не сердитесь, что я отвлекся ненадолго. Я читал Ливия.

– О Боже правый, – проворчал Каулай Мак-Ардри. – Разве это подходящее занятие для паренька твоих лет? Надеюсь, ты не потащишь эти книги с собой, когда мы отправимся в военный поход?

Дункан покосился на Джареда, и герцог, чуть заметно кивнул. Получив разрешение напрямую заговорить с графом, Дункан поклонился Каулаю.

– Боюсь, что я не смогу сопровождать вас в этой военной кампании, милорд, – пояснил он, – поэтому дома останутся не только мои книги, но и я сам.

– Не поедешь с нами?! – Каулай нагнулся вперед, со смущающей прямотой разглядывая Дункана. – О, ах, да, я и позабыл, ты ведь тот самый мальчишка, что хочет стать священником. Ну что ж, славное призвание… Может, больше подходит для тихонь, но все равно неплохо.

– Если Господь желает, чтобы я стал священником, сударь, то я постараюсь по мере сил исполнить Его волю, – негромко ответил Дункан.

– Вот и отлично! Ну, а пока ты можешь и исполнить свою волю тоже! – и граф во все горло расхохотался. Дункан подумал про себя, что никогда еще не видел человека столь полного жизненной энергии. Он был таким огромным и веселым, что напоминал персонажа из детских сказок. – Тут будут танцы, паренек, а сын Мак-Лайна, даже если он собрался стать священником, не должен прятаться за древними книжками, покуда еще играет музыка и хорошенькие девчонки скучают без кавалеров!

Граф Каулай поднялся с кресла и одним широким шагом перемахнул все три ступени, ведущие с помоста в зал. Взяв Дункана за руку, он подвел молодого человека к небольшой группе женщин, собравшихся на том конце стола, где были расставлены сласти.

– Красотки мои, я тут привел вам славного паренька! – объявил граф, в то время как Дункан, обернувшись через плечо, с обреченным видом улыбался отцу. Джаред поприветствовал его, подняв свой кубок, без слов приказывая сыну взять на себя обязанности гостеприимного хозяина, которые затем Дункану придется исполнять все лето, в отсутствие отца и старшего наследника. – Поскольку ни одна из девушек клана Мак-Ардри не должна оставаться в одиночестве, пока танцуют «Веселого Эйдана», то этого юного Мак-Лайна я препоручаю собственной дочери. А вы, дамы, позаботьтесь о себе сами и найдите кавалеров среди его родичей!

Девушки, смущенно хихикая, принялись перешептываться и разбежались, повинуясь приказу графа. Раскрасневшийся Дункан согнулся под гнетом руки Каулая Мак-Ардри, всем своим весом опершегося ему на плечо. Лишь сейчас он разглядел перед собой очаровательную, скромную девушку, с которой их познакомили сегодня днем. Та улыбнулась, сочувствуя незавидному положению, в котором оказался Дункан, но одновременно и не скрывая своего удовольствия при мысли, что сможет потанцевать с кем-то еще, кроме братьев и кузенов.

– Ее зовут Мариса, – представил Каулай, подталкивая Дункана ближе, – а его – Дункан, – объявил он дочери.

Дункан приветственно поклонился, и среброволосая девушка с любезным, и серьезным видом присела в ответном поклоне, а Каулай уже развернулся и громогласно принялся отдавать приказы музыкантам.

– А дети пусть ведут танец! – закончил он, не обращая ни малейшего внимания на взгляды, которыми Дункан с Марисой обменялись у него за спиной.

– Вы когда-нибудь танцевали прежде «Веселого Эйдана»? – нежным шепотом, который почему-то напомнил ему перезвон церковных колоколов, обратилась к Дункану Мариса Мак-Ардри.

Сглотнув застрявший в горле комок, он покачал головой.

– Нет, боюсь, что нет, леди Мариса, – столь же церемонно отозвался он. – Но поскольку ваш досточтимый батюшка велел нам возглавить танец, то, возможно, вы могли бы описать мне основные движения?

– Ну, разумеется, – Мариса заговорщицки улыбнулась, и Дункан, взяв ее за руку, повел девушку на площадку для танцев, поближе к музыкантам, откуда и полагалось начинать движения паре, открывающей танец. – По-моему, он вознамерился подшутить над вами, но я не сомневаюсь, что мы его переиграем… Я же видела, как вы танцевали с вашим кузеном, милорд. Не теряйте уверенности в себе.

Дункан кивнул, но промолчал, поскольку ни одной умной мысли на ум ему, как назло, не приходило. Он был неплохим танцором, – ведь ощущал в душе призвание стать священником, но отнюдь не монахом-затворником, – а фигуры в танцах в основном всегда повторялись и были прекрасно ему известны. Мариса в точности указала ему, что их ждет впереди и, отсчитывая такт, он уже заранее смог представить себе этот незнакомый танец. Когда заиграла музыка, и партнеры поклонились друг другу в начальном реверансе, Дункан без колебаний сделал шаг вперед и принял ее руку…

«Она была легкая, как перышко, – подумал Дункан с печальной улыбкой, невидящим взором глядя на распятие над алтарем. – Вдвоем мы являли собой истинное совершенство, словно зеркала, в точности отражавшие друг друга… Ни разу не сбились с шага, ни разу не утратили ритм…»

Граф Каулай во всеуслышанье похвалил его исполнение, хотя, должно быть, досадовал в душе, что клан Мак-Ардри в своем излюбленном танце не смог превзойти Мак-Лайнов.

«И еще трижды мы танцевали в тот вечер… А затем праздник закончился, и я мог только злиться, что потерял впустую столько времени, просиживая над Ливием… этим ограниченным, полным предрассудков Ливием!»

Вполсилы он ударил кулаком по ограждению алтаря, но на губах его по-прежнему играла улыбка, а взор лучился отраженным золотом алтарного креста.

«Ее отец сам свел нас вместе, – думал он. – Мы были созданы друг для друга, родились для того, чтобы помочь нашим семьям преодолеть все разногласия и навсегда соединить их в родстве и дружбе. Я знаю это совершенно точно. И ведь брак также может быть формой служения Господу. Он обладает собственной святостью – приверженностью миру, друг другу, служению в любви и покорности до конца дней своих. Мы даже могли бы назвать нашего первого сына Ардри в честь ее бедного глупого брата, и тогда умерший вновь ожил бы…»

Снаружи запинающийся проигрыш трубы наконец прекратился. Дункан заставил себя встряхнуться, возвращаясь мыслями к реальности и прислушиваясь, не раздадутся ли снаружи легкие шаги Марисы, – ибо именно ее он дожидался сейчас в пустынной часовне. Время близилось к полуночи. Именно в этот час они договорились встретиться здесь. Дункан точно не знал, сколько времени прошло, но дожидался ее уже, казалось, целую вечность.

Когда она появится, нужно будет сделать все очень быстро. Отец Ансельм, помощник капеллана Мак-Лайнов, отца Моргана, появится вскоре после полуночи, чтобы отслужить заутреню, а затем и весь дом начнет просыпаться, ибо граф Каулай во всеуслышанье объявил, что они не останутся под крышей Джареда Мак-Лайна ни на миг дольше положенного. Поэтому они уедут, все до единого, и Мариса… даже после того, что они сделают сегодня с Дунканом. Но позже еще будет время известить оба семейства о свершившемся нынешней ночью…

Несмотря на усталость, Дункан заставил себя выпрямиться и застыть в почтительной позе. Он не должен пренебрегать молитвами…

– Отец наш Небесный, – прошептал он, вновь воззрившись на алтарь, – прости нас за этот обман. Но нам больше не к кому обратиться, кроме Тебя! Никто больше не желает слушать нас… Никто не хочет понять!