Текст книги "Плохие девочки не умирают"

Автор книги: Кэти Алендер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Чем еще ты занимаешься? – спросил он. – Ну, когда не выступаешь на ТВ и не занимаешься экологическим терроризмом.

– Да ничем особенным, – ответила я. Разговор вернулся в обычное русло, но я не возражала. Теперь я знала наверняка, что хорошенько подумаю, прежде чем попросить кого-то поговорить со мной искренне.

– Ничем? Не увлекаешься спортом? Или, может быть, рукоделием? – Он наклонился ко мне.

– А… Ну, мне очень нравится фотографировать.

– Правда? – Он склонил голову набок.

– Да, правда, – засмеялась я. – Я делаю черно-белые снимки. У меня дома есть фотолаборатория.

– Гражданский долг обязывает меня спросить: почему ты не делаешь фотографии для школьных альбомов?

– Ты шутишь? – Меня передернуло от ужаса.

Он посмотрел на меня серьезным взглядом, а потом рассмеялся:

– Конечно, шучу. Я знаю ребят, которые составляют школьные альбомы. Ты не такая, как они. Да и я не смогу засыпать по ночам, зная, что натравил их на тебя.

Я облегченно выдохнула. Картер умеет не дать девушке заскучать.

– А что ты обычно снимаешь? – спросил он.

– Ну… – Я уже хотела рассказать про загадочное свечение, но решила, что лучше не переводить разговор на сложные темы. – В последнее время я экспериментирую, используя немецкую философию гештальт. Скажем, если снимаю вазу с фруктами, хочу показать не только ее, но и стол, на котором она стоит, и комнату, в которой она находится. Как все компоненты складываются в единую картину. Или, например, фотографирую дом ночью, и деревья за ним, и луну, и звезды. «И таинственный свет возле дерева».

Картер поднял брови.

– На этом, пожалуй, закончу, – сказала я, чувствуя себя жутко глупо.

– Нет-нет, – мягко возразил он, покачав головой. – Это потрясающе. Здорово, что в тебе есть эта тайная сторона.

– Нет в ней ничего тайного, – ответила я. – И вообще, извини, но зачем тебе это?

– В смысле?

– Ну, ты знаешь, что про меня говорят. Я грублю. Всегда попадаю в неприятности. Прогуливаю уроки, и все учителя меня не любят. Зачем вообще нужен этот разговор? Зачем тебе все это?

Он снова рассмеялся, как-то по-настоящему и искренне.

– Хочешь – верь, хочешь нет, как раз все это мне и нужно.

– А, ну да. Противоположности притягиваются. – Я обвела комнату взглядом. – Легко это говорить, сидя в библиотеке. Или в машине.

– В смысле?

– Я имею в виду… – Если честно, я сама не до конца понимала, что именно хочу сказать. – Мы хорошо ладим, когда рядом никого нет… Но я не могу представить, как мы будем общаться на виду у других людей.

– Ты шутишь? – Он покачал головой. – Меня не беспокоит, что нас увидят вместе.

Я округлила глаза и сказала с шутливой серьезностью:

– Возможно, мир пока не готов к нашей дружбе.

Он уловил иронию и, подавшись назад, отрицательно покачал головой. Внезапно его лицо просветлело, и он наклонился ко мне.

– Так давай покажем миру, – сказал он, словно бросая мне вызов.

– Я не понимаю, о чем ты, – ответила я.

В его глазах заиграли искорки.

– Пойдешь со мной на бал в пятницу? – спросил он.

Я была ошеломлена. Даже если бы под моими ногами провалился пол, это не произвело бы на меня такого эффекта.

– Конечно… если ты не боишься, что тебя увидят со мной, – проговорил он.

– Я не боюсь, – ответила я.

– Тогда соглашайся. Сходи со мной на бал. Благоразумие отказывалось мне помогать, так что во мне заговорило безрассудство.

– Ладно, – пожала плечами я. – Раз ты так сильно хочешь.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Я вдруг заметила, как близко его голова склонилась к моей. Я даже чувствовала запах его шампуня.

Прозвенел звонок.

Картер быстро отодвинулся и посмотрел на часы.

– Можно проводить тебя до класса? – спросил он.

Я не знала, что ответить. Идти придется как раз мимо детей тьмы.

– Но я, конечно, не хотел бы, чтобы ты из-за меня потеряла друзей, – добавил он спокойно, но немножко холоднее, чем обычно.

– Нет, все в порядке, – ответила я, выпрямив спину. В конце концов, что они могут сделать? Забросать нас кожаными браслетами? – Если они нападут, я тебя защищу.

Он осторожно улыбнулся.

Мы вышли во двор. Я была готова к тому, что в нашу сторону будут бросать враждебные взгляды. Но то, что случилось, как только я ступила на тротуар, застало меня врасплох. К нам на всех парах подбежала Лидия. На лице у нее читался шок. Я поняла, что сейчас она скажет про нас что-нибудь идиотское, и посмотрела на нее так выразительно, чтобы она поняла, что лучше ко мне не лезть.

Но она не заметила.

– Алексис! – воскликнула она, задыхаясь. – Тебя все ищут!

У меня душа ушла в пятки.

– Твой папа… – проговорила она. – Твой папа попал в аварию.

12

МНЕ показалось, что время совершило скачок вперед, а я осталась в прошлом. Картер взял меня за руку. Я смутно осознавала, что он ведет меня через двор. Лидия бежала рядом, как визгливая собачонка.

– Ты вообще больше ничего не знаешь? – раздраженно спросил у нее Картер.

– Мне просто сказали найти Алексис! – начала оправдываться Лидия. – Ее вызывали по громкой связи, но она не откликалась.

– Видимо, в библиотеке громкая связь не работает, – ответил Картер. – Мы ничего не слышали.

Мы зашли в кабинет секретаря, и миссис Эймс выбежала нам навстречу. Она приостановилась, увидев, что Картер держит меня за руку, но уже через секунду положила ладонь мне на плечо.

– С твоим папой все в порядке, – сказала она. – Он в больнице Святой Маргариты. С ним все будет хорошо.

От этих слов стальной стержень в моей груди, благодаря которому я держалась все это время, начал таять. Я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги. Если бы в это самое мгновение Картер не сжал мою руку, я бы, наверное, упала в обморок.

– Где мама? – спросила я. 4 Где моя младшая сестра?

– Твоя мама уже в больнице. А вас с сестрой туда отвезет ваша соседка Мэри Фуллер, – ответила миссис Эймс.

– Я могу довезти ее до больницы, – предложил Картер.

– К сожалению, я не могу отпустить тебя с уроков, Картер, – сказала ему миссис Эймс. Но спасибо, что предложил. Алексис, присядь на минутку.

Присесть? Кто согласился бы присесть в подобной ситуации? Я знаю, звучит глупо, но мне казалось, что, если я хотя бы на секунду перестану паниковать и переживать, случится что-то ужасное. И это будет только моя вина.

Я взглянула на Картера, лихорадочно прокручивая в голове новую серию вопросов.

– Тебе действительно стоит присесть, – проговорил он.

Я осталась в меньшинстве.

Миссис Эймс проводила нас в свой кабинет, и я, как всегда, опустилась на диван.

– Что случилось? – спросила я. – Кто вам позвонил? Расскажите мне, что случилось!

Миссис Эймс посмотрела мне в глаза.

– Звонила твоя мама. Твой папа попал в автокатастрофу, и сейчас он в больнице. Но с ним все в порядке. Тебе нужно поехать туда и быть рядом со своей семьей, но это не значит, что его жизнь в опасности. Слышишь меня?

Значит, нужно вести себя по-взрослому, да?

Нет поводов переживать, – повторила она своим директорским тоном и села за стол. На ней была толстовка с логотипом школьной футбольной команды. Ее каштановые волосы волнами рассыпались по плечам, и пряди неаккуратно торчали в разные стороны. Такие прически носят женщины, у которых нет времени сушить волосы феном. Мама скорее отрезала бы себе палец, чем вышла на улицу в таком виде.

– Все хорошо, – сказал Картер. – С твоим папой все будет в порядке.

Я кивнула. Кивнуть было несложно. Вообще, делать жесты и говорить не составляло труда. Но внутри я была разбита. Я не знала, что чувствовать. Я ведь даже не слишком-то любила папу. Но я не хотела, чтобы он умирал… или чтобы ему было плохо.

Мне казалось, будто что-то внутри меня катится вниз, вниз, вниз. Словно я стою на горе и смотрю, как все это происходит с кем-то другим, а почва постепенно уходит у меня из-под ног. Мне стало душно и невыносимо жарко.

Можно нам выйти на улицу? – спросила я.

– Миссис Фуллер нужно будет зайти ко мне и расписаться, что она забирает тебя с уроков, – сказала мне миссис Эймс. – Но, если хочешь, мы можем подождать во дворе, пока она подъедет.

– Она хочет, – ответил за меня Картер, поднимаясь на ноги.

Он сделал все, что было нужно. Сказал Лидии, которая уже начала ерзать на стуле в углу кабинета, чтобы шла на урок. Попросил у секретаря принести мне стакан воды. Взял мой рюкзак. Проверил, чтобы на скамейке не было муравьев. А когда мы присели, не сказал ни слова. Просто ждал приезда миссис Фуллер вместе со мной.

Я была так рада, что он рядом.

Наконец к нам подъехала машина. За рулем сидела Мэри – наша соседка из дома напротив, типичная добросердечная старушка, вечно сующая нос в чужие дела. Они с миссис Эймс отправились в директорский кабинет. Картер открыл мне дверцу машины, потом протянул мой рюкзак. Затем наклонился и посмотрел на Кейси, которая забилась в угол заднего сиденья и смотрела на нас круглыми глазами. Она прижимала к себе рюкзак, словно это был спасательный круг.

– Привет! – крикнул ей Картер. В ответ она слабо помахала ему рукой.

– Кейс, это Картер, – представила его я. – Картер, это моя младшая сестра Кейси. Она ходит в среднюю школу Суррея.

– Приятно познакомиться, – улыбнулся он. Кейси кивнула, уставившись на него с глуповатым видом. Я надеялась, он не подумает, что у моей сестры не все в порядке с головой. Поймет, что она просто в шоке.

Мэри вернулась к машине, к счастью, не произнеся ни слова. Обычно она из тех, кто заболтает тебя так, что захочешь убежать.

– Спасибо, – сказала я Картеру. – Спасибо за… Он покачал головой. На секунду мне показалось, что он сейчас меня поцелует, но он только дотронулся рукой до моего лба. Это было очень нежное прикосновение, как будто по моей коже провели перышком. Потом он вырвал из тетради листок, написал на нем свой номер телефона и вложил его в мою руку.

– Позвони мне, – сказал он. – Особенно если тебе что-нибудь понадобится.

– Хорошо, – ответила я, чувствуя, как от его прикосновения у меня кружится голова. Картер захлопнул дверцу, и мы поехали.

– Он милый, – наконец произнесла Кейси. Больше ни она, ни я за всю дорогу до больницы не сказали ни слова.

Мама ходила взад-вперед по истертым квадратам линолеума, нервно покусывая ноготь. На ее плече тяжелым грузом висела сумочка. Увидев нас, она побежала навстречу и заключила нас в объятия.

– Папа в порядке, – сказала она. – Ему нужно полежать в больнице, но с ним все будет хорошо.

Кейси отстранилась и посмотрела на маму остекленевшим взглядом.

– Что произошло? – спросила она.

Мама тяжело вздохнула.

– Когда он ехал на работу, в машине что-то сломалось. Он вылетел на обочину и врезался в дерево, но скорость была не слишком высокая. – Мама откинула волосы со лба. – К счастью, в этот момент он ехал в гору.

– Значит, с ним все в порядке?

– Да. У него, видимо, сломаны нога и несколько ребер. Возможно, есть еще несколько внутренних… повреждений. – Она похлопала Кейси по плечу. – Но, да, с ним, слава богу, все в порядке.

Мама заговорила о процедурах, порезах, царапинах и прочих медицинских вещах. Я присела на гладкий пластиковый стул и обхватила руками металлические подлокотники. Кожей почувствовала, какие они холодные, чистые и прочные.

Я никогда раньше не была в приемной реанимационного отделения. Оно выглядело так, как показывают в сериалах: на линолеуме отражался яркий свет люминесцентных ламп, все вокруг казалось отполированным и стерильным. Даже воздух был продезинфицирован. В нем чувствовались резкие запахи спирта и хлорки.

Я сидела и смотрела, как двигаются большие пластиковые стрелки настенных часов. Мои мысли становились все пессимистичнее. Значит, папа не сможет ходить на работу? Кто будет о нем заботиться? Где мы возьмем деньги, чтобы заплатить по счетам? Что нам делать сейчас? Просто сидеть здесь целый день и смотреть, как привозят и увозят больных? Неужели так и положено?

От духоты меня стало мутить. Я начинала злиться. Безумно хотелось вернуться в библиотеку. Снова сидеть на растрескавшемся диванчике и слушать мягкий, с хрипотцой голос Картера. Я до сих пор чувствовала его прикосновение, и от одной мысли о нем у меня сводило дыхание.

Голоса вокруг слились в единый муторный гул. Мне казалось, что я сейчас взорвусь. Но Кейси не выдержала первой.

– Мне надо выйти, – сказала она, вставая со стула.

– Я с тобой, – подхватила я. Мама, погруженная в свои мысли, еле заметно кивнула.

Выйдя через двойную дверь, мы зажмурились от солнечного света.

– Нельзя нам пойти домой? – спросила Кейси.

– Хорошо бы, – отозвалась я. – Но мы должны быть тут ради папы.

Кейси топнула ногой по тротуару и издала короткий стон.

– Если бы кто-то из нас попал в больницу, он бы не пришел, – проговорила она.

– Неправда, – запротестовала я.

– Я хочу домой, – повторила Кейси.

– Я знаю, Кейс, – вздохнула я.

– А ты не хочешь?

– Хочу. Мне без разницы. – У меня не было сил ее успокаивать.

Кейси скрестила руки на груди.

– Если мама не отвезет нас, я пойду пешком.

– Мама не сможет сейчас уйти.

– Значит, идем сами.

– Так нельзя, – ответила я. – Нужно спросить. Подожди, я сейчас вернусь.

Мама была погружена в разговор с Мэри, поэтому только кивнула мне и жестом показала, чтобы я отошла. Мэри пустилась в рассказ о своем двоюродном брате, который погиб во время Второй мировой войны. Любой человек, проживший в нашем квартале больше трех недель, слышал эту историю как минимум сорок раз. На нее уходит около тридцати пяти минут. Мэри может немного изменить детали, чтобы история подходила к любому событию: ко дню рождения, Рождеству, Хеллоуину…

– Увидимся дома, – сказала я и вышла, пока мама не успела сказать «нет». Так же как и Кейси, мне совсем не хотелось тут оставаться.

13

ИДТИ до дома была довольно долго, больше трех километров. На улице стояла жара. Солнце палило так, что от утренней осенней прохлады ничего не осталось. Но мы с Кейси не жаловались. Мы были слишком рады, что идем домой.

Зайдя в дом, мы попали прямиком под струю холодного воздуха. Видимо, мама забыла выключить кондиционер, когда уходила на работу, хотя у нас дома такое считается одним из ужаснейших грехов. В Африке голодают дети, а тебе хватает наглости тратить электричество на то, чтобы кондиционер работал весь день?

На минуту мы забыли обо всем. Бросили рюкзаки, раскинули руки в стороны и медленно закружились под прохладным ветерком. Настоящее блаженство. Кейси что есть силы затрясла волосами.

Я посмотрела на часы. Было всего пол-одиннадцатого, но эмоций, испытанных мной за это утро, могло хватить как минимум на целый день.

– Пойду прилягу, – сказала Кейси. – Сегодня ночью мне плохо спалось.

Значит, нас таких двое.

Кейси отправилась наверх, а я выключила кондиционер, пошла в гостиную и опустилась на папино кресло. Закрыв глаза и принюхавшись, я почувствовала запах его лосьона после бритья. Я представила, как он лежит в своей палате, совсем один. Одиноко ли ему? Кажется ли, что его никто не любит? Сожалеет ли он о чем-нибудь? А что, если бы он погиб и одно только это кресло сохранило его запах? Я еще раз вдохнула, но ничего уловить больше не получалось. Меня охватило чувство вины, и я почувствовала себя опустошенной, испуганной и ужасно эгоистичной.

Но откинувшись на спинку кресла, я ощутила невероятное облегчение. Сейчас мы отдохнем и вернемся в больницу попозже, когда станет прохладнее, и солнечный свет уже не будет таким слепящим и резким. Будет дуть легкий ветерок. По пути мы зайдем в магазин и купим папе цветы.

Постепенно я проваливалась в сон.

Мне снилась маленькая девочка в красивом платьице. Та самая девочка, о которой я рассказывала Кейси.

Ее загнали в угол, и теперь она плачет. Ее окружает толпа детей, и я среди них. Мы планировали это целую неделю – с тех самых пор, как увидели ее гуляющей по кладбищу с куклой в руках. Милдред тогда сказала, что она точно ведьма.

В нашем городе не должны жить ведьмы.

Мы подходим все ближе.

Девочка прорывается сквозь толпу и убегает. Мы бежим за ней по безлюдной дороге, издавая боевые кличи. Наши ноги топают по грязи, поднимая облака пыли. Погоня длится долго. Наконец, мы приближаемся к дому.

К моему дому.

Но в этом сне я здесь не живу.

Девочка взбирается на дуб, отчаянно перелезая с ветки на ветку. Она пытается добраться до открытого окна на втором этаже.

Я нагибаюсь и подбираю с земли камешек. Я не хочу этого делать, но не могу остановиться. Заношу руку назад и бросаю его в девочку.

– Ку-ку, – кричат девочки. – Лезь к себе на дерево, кукушка! Улетай отсюда, кукушка!

Девочка стонет и плачет, но лезет все выше и выше. Постепенно дождь из камешков прекращается. Игра начинает нам надоедать.

Но самая старшая девочка говорит: «Прогони кукушку!» – и вкладывает в мою руку последний камешек.

Я прицеливаюсь и бросаю его.

Он ударяется о руку девочки, как раз в тот момент, когда она тянется к следующей ветке.

И она падает – очень, очень долго.

Она ударяется о землю и лежит без движения. Время как будто останавливается.

Никто не произносит ни слова.

– Иди, Пейшенс, –  говорит старшая девочка. – Разбуди ее!

Я не хочу к ней подходить.

– Ты бросала последняя! – говорит кто-то. Теперь они все требуют, чтобы я шла к ней.

Они ругают меня и говорят, что во всем виновата я.

Я делаю шаг к телу, лежащему на земле. Она же ведь просто без сознания, правда? – Сара, – зову ее я.

Я приближаюсь и обхожу ее, чтобы увидеть глаза. Они широко открыты. Из приоткрытого рта стекает струйка крови.

Она мертва.

Рядом лежит ее обожаемая кукла. Сара все еще сжимает в руке ее волосы.

Еще один шаг вперед…

И вдруг кукла открывает глаза. Они горят ярко-зеленым светом.

Я проснулась от того, что у меня перехватило дыхание. Посмотрела на часы – половина первого.

Я проспала два часа, и все это время работал кондиционер. Дома было так холодно, что от моего дыхания едва ли не шел пар. Я бросилась к кондиционеру, чувствуя, как по коже бегут мурашки.

Проблема в том, что я отключала его два часа назад. Еще не до конца проснувшись, я стояла и смотрела на термостат, надеясь, что все исправится само собой.

Но ничего, конечно, не исправилось.

Отлично. Теперь у нас еще и проблемы с кондиционером. Родители подумают, что мы с Кейси включили его, когда вернулись домой, и что-то в нем сломали.

Я сняла пластмассовую крышку. Голубой рычажок стоял на отметке двадцать четыре, но термометр показывал двенадцать градусов. Значит, даже если кондиционер остался включенным, он не должен был работать.

Холод стоял невыносимый. Я побежала на второй этаж и заглянула в комнату Кейси. Она спала, и из ее рта вылетали облачка пара. Она, наверное, ужасно замерзла в одной футболке.

Мне казалось, что куклы смотрят на меня с неодобрением. Если Кейс проснется, она наверняка взбесится и следующие полгода будет подозревать, что я копаюсь в ее вещах, стоит ей отвернуться. Но не хватало еще, чтобы она жутко простудилась из-за переохлаждения. Я решила взять из ее шкафа одеяло.

На полках (как и везде в комнате моей сестры) царил ужасный беспорядок. На них вперемешку лежали книги, украшения, туфли, журналы и пожелтевший от времени игрушечный телефон со Снупи. Розовое одеяло, которым она укрывалась зимой, оказалось на нижней полке, к которой был прислонен школьный рюкзак. Вытаскивая одеяло, я задела его и на пол вылетела стопка разноцветных папок.

Я хотела подобрать их, и тут мой взгляд упал на одну из обложек.

«Моя родословная», автор Мими Лэрд, – было написано на ней.

Я взглянула на другие. «Моя родословная», Бенджи Байерсон. «Моя родословная», Дженни-лин By. «Моя родословная», Эван Личфилд.

– Что ты тут делаешь?

Услышав голос Кейси, я так испугалась, что уронила доклады. Потом обернулась и уставилась на нее.

– Я зашла укрыть тебя, но… почему у тебя в рюкзаке чужие доклады?

Она посмотрела на меня так, словно хотела сказать, что это не мое дело.

– Я проверяющая среди учеников.

– Кто-кто?

– Это нововведение. – Кейси зевнула и подвинулась на край кровати. – Не доставай одеяло, я уже проснулась.

Я стояла, уставившись на доклады.

– Я потом их соберу, – сказала Кейси, проследив за моим взглядом.

Я немного удивилась, что она не устраивает истерику из-за того, что я так близко подошла к ее куклам. Но она была совершенно спокойна. Раз так, я тоже не буду нервничать.

– Что-то случилось с термостатом. Помоги мне проверить автоматический выключатель, – попросила я.

Кейси спустилась со мной на первый этаж, и мы зашли в гараж.

Холод проникал в него через щель под кухонной дверью, поэтому даже здесь было зябко. Если мама вернется сейчас, запретит нам выходить из дома до окончания школы. Сколько времени понадобится, чтобы дом прогрелся, если мы откроем все окна? Тогда мама ни о чем не узнает. Пока не придет счет за электричество.

В стену гаража был встроен металлический шкафчик. Открыв его, мы обнаружили около тридцати больших черных выключателей. Кейси наклонилась, чтобы лучше их разглядеть.

– Что это?

– Предохранители, – ответила я.

– Какой из них от кондиционера? – спросила Кейси.

Я посмотрела на схему, нарисованную на крышке шкафчика. Третий квадратик слева был помечен буквой К.

– Этот, – заключила я и нажала на выключатель. – Сходи посмотри, как там кондиционер.

Кейси забежала в дом. Через секунду она, тяжело дыша, примчалась обратно.

– Работает, – пропыхтела она.

– Ладно, – сказала я, посмотрев на содержимое шкафчика еще раз. – Оставайся тут и нажми на этот выключатель, когда я крикну.

Я вернулась в дом, подошла к термостату, посмотрела на красный огонек в углу и крикнула:

– Нажимай!

Красный огонек потух.

– Нажимай еще раз! – прокричала я.

Огонек снова загорелся. Опять потух, потом загорелся. Потух. Загорелся. Но от этого ничего не менялось. Все это время из кондиционера продолжал дуть холодный воздух.

Ко мне подошла Кейси, поеживаясь от холода.

– Не получается?

– Нет, – ответила я, стуча зубами. – Нам та-аак влетит.

– Как обычно, – пожала плечами Кейси. Она подошла к термостату, схватилась за рычажок выключателя и стала дергать его взад-вперед. Я уже собиралась сказать ей, что не надо так делать, потому что всерьез опасалась, что эта дурацкая штуковина отломится.

– Как же я замерзла, – проговорила Кейси себе под нос. – Выключайся, выключайся!

Поток холодного воздуха мгновенно остановился. Мы стояли и озадаченно молчали.

– Ого, – произнесла я. – Как странно.

– Я ничего не делала! – огрызнулась Кейси.

– Боже мой, я и не говорю, что ты что-то сделала! – простонала я, заходя на кухню.

Она затопала вверх по ступенькам, оставив меня в одиночестве. Я достала из холодильника сыр и несколько кусочков индейки и начала есть, водя взглядом по комнате. Посмотрела на дверь гаража, потом на пол. На светло-сером коврике остались темные пятна. Следы от наших ног.

Я приподняла ногу и посмотрела на свою ступню. Нижняя часть носка была покрыта тонким слоем грязи.

Точно такой же, какую я видела на носке Кейси сегодня утром.

Значит, она была в гараже? В полседьмого утра? Но… зачем?

Обзорный лист, который я проявила сегодня утром, полностью высох. Я взяла негативы и выбрала третий в пятом ряду – тот самый снимок, который был наполовину засвечен. Я вставила пленку в фотоувеличитель, проверила резкость, потом положила листок фотобумаги и включила таймер.

Через пятнадцать секунд я опустила листок в проявитель и стала ждать, когда начнет проступать картинка.

Но картинки не было. Если не считать картинкой черноту, которая мгновенно проявилась на всей поверхности листа.

Я достала его и сполоснула, прежде чем выбросить в мусорную корзину.

Потом взяла еще один лист фотобумаги и поставила таймер на пять секунд. Возможно, фотография получится недодержанной, но зато я пойму, какое время выставлять в следующий раз.

Но не тут-то было. Этот лист тоже почернел.

Я посмотрела на упаковку фотобумаги, чувствуя приступ паники. У меня было два черных полиэтиленовых пакета, в каждом лежало по пятьдесят листов. Я вскрывала только верхний, но сейчас оба они были приоткрыты. И стопки бумаги больше не были ровными и аккуратными – концы листов глядели в разные стороны.

Вся моя фотобумага была засвечена.

Одна такая упаковка стоила шестьдесят долларов. Родители давали мне двадцать долларов на карманные расходы в неделю. Значит, деньги, накопленные за три недели, пошли коту под хвост. И теперь мне нужно будет копить еще три недели, чтобы купить новую пачку.

Три недели без проявления фотографий? От этой мысли мне стало плохо.

Я миллион раз говорила сестре не прикасаться к моим вещам. Просила даже не заходить в фотолабораторию. Но все впустую.

Это сделала Кейси. Кто, если не она?

Несколько раз вдохнув и выдохнув, я отправилась разбираться со своей сестрой. Пока я шла по коридору и стучалась в ее дверь, у меня дрожали руки.

«Спокойно, – говорила я себе. – Веди себя как взрослая».

Кейси открыла дверь и посмотрела на меня широко открытыми голубыми глазами.

– Что такое? – спросила она.

Я глубоко вдохнула через нос.

– Просто… скажи мне… зачем.

– Что?

Мое спокойствие разлетелось на кусочки, словно лампочка, сброшенная с третьего этажа.

– Зачем ты так поступила, Кейси? Что я тебе сделала? Я изо всех сил стараюсь, чтобы мы хорошо ладили, хотя с тобой никто не хочет дружить, а ты…

Она покраснела, схватилась руками за щеки и испуганно вскрикнула:

– Лекси!

Я сделала шаг назад.

– Зачем, Кейси?

– Я ничего не делала, – забормотала она. – Клянусь тебе. Я даже не знаю, как так получилось. Я услышала какой-то шум, и все, больше ничего не помню. Только какой-то очень странный сон. А потом я пришла в школу, и меня вызвали в кабинет директора – из-за папы. Я увидела доклады на столе у миссис Левин, а потом все они оказались у меня в рюкзаке…

– Что?

С ее лица исчезло всякое выражение, а рот слегка приоткрылся. Она тяжело дышала.

– О чем ты говоришь, Кейс?

Она покачала головой, не отрывая взгляда от пола.

– Я имела в виду свою фотобумагу. Ее кто-то засветил. Все две пачки.

– Это не я, – тихонько прошептала она.

– Постой… Ты что, украла эти доклады из школы? Ты же сказала, что ты проверяющая среди учеников?

– Нет! – вскрикнула она. – Я же говорю, что я не… То есть да, наверное, я взяла их, но я не хотела. Я просто нашла их у себя в рюкзаке.

– Хочешь сказать, тебя кто-то подставил? – спросила я.

– Не знаю. Наверное.

Зная, какими злыми бывают дети, я всерьез рассматривала эту возможность.

– Ты видела кого-нибудь рядом со своим рюкзаком?

– Не знаю! – воскликнула она.

Мое терпение было на исходе.

– Кейси, ты либо видела, либо нет.

– Может быть! – сказала она. – Я не помню. Но кто-то же должен был это сделать…

Кто-то. Например, Мими Лэрд или какая-нибудь из ее заносчивых подружек. Я не стала говорить этого вслух. Кейси и так была в жутком состоянии.

– Тебе придется их вернуть, – вздохнула я.

– Я не могу! – вскрикнула она. – Меня же исключат!

– Учителя относятся к проступкам с пониманием, – ответила я. – Только нужно вернуть их поскорее, чтобы это не выглядело еще более странно.

– Поможешь мне? Я так устала, – жалобно проговорила она. – Я плохо спала прошлой ночью.

Я не стала говорить ей, что она только что проспала два часа.

Внезапно мне в голову пришла мысль.

– Хорошо. Скажи… зачем ты ходила в гараж сегодня утром?

– Я не была в гараже. – Она сморщила нос.

– Когда мы встретились в коридоре, у тебя были грязные носки… – начала я.

– В коридоре? – переспросила она. – Сегодня утром я тебя там не видела.

Я уставилась на нее.

– О чем ты, Лекси? Я не понимаю.

Я тоже ничего не понимала. Ясно было только то, что в последнее время происходит слишком много странностей. Мне начинало казаться, что я схожу с ума. В конце концов, как говорится, что общего между всеми твоими проблемами? Ты сам.

Что, если у меня поехала крыша?

– Схожу прогуляться, – сказала я и пошла в свою комнату, чтобы взять ключи.

– Можно с тобой?

– Нет! – отрезала я. – Я хочу немножко побыть одна.

– Нечестно, – пискнула Кейси.

– Оставайся дома, – отозвалась я. И подумай, как объяснить учительнице, почему ты украла чужие доклады.

– Я ничего не крала! – закричала она. – Кто-то подбросил их в мой рюкзак!

Она побежала в свою комнату и захлопнула дверь.

Зато она больше не просилась пойти со мной.

Я спустилась на первый этаж и, заперев за собой дверь, вышла из дома. Чувствуя себя немного виноватой, я подняла взгляд на окна Кейси, чтобы проверить, смотрит ли она на меня.

Она смотрела.

Я отвела глаза и взглянула на наш дуб, стараясь забыть жуткую роль, которую он сыграл в моем сне.

И тут я обратила внимание на силуэт ствола. На неровные края суков, оставшихся от давно отломанных ветвей. На тонкую кору, которая наросла на ранах дерева – в тех местах, где его подрезали или обламывали ветки.

Вчера вечером я нарисовала этот дуб. Именно этот до последнего пучка мха, покрывавшего крохотное дупло примерно в двух метрах над землей.

Нужно уходить отсюда. Но куда? Мне в голову пришло только одно место.

Я пошла по дорожке и свернула на улицу.

Когда я добралась до школы, парковка почти опустела. Несколько человек собрались небольшими группами возле своих машин и о чем-то разговаривали. Другие ученики печально толпились на остановке, ожидая задерживающийся автобус. При виде кирпичного здания школы мое тело по привычке напряглось. Но это было лучше, чем сидеть дома, где все вокруг наводило на мысль, что я теряю рассудок.

Какая-то девочка странно посмотрела на меня. Когда я проходила мимо, она сделала шаг вперед, как будто хотела что-то мне сказать. Но ее за руку взяла подруга, и они обе отвернулись.

Проходя мимо спортивного зала, я столкнулась с толпой болельщиц из группы поддержки. Они шли из раздевалки, галдя, словно первоклассницы, ожидающие зеленый сигнал светофора. На них была обычная одежда, но их выдавали прически – подвязанные белыми ленточками хвостики – и привычка ходить строем.

Некоторые из них посмотрели на меня и зашептались, наклонив головы. Они напоминали лошадей, обнюхивающих друг друга.

Последней вышла Меган Уайли. В руках у нее была тетрадка, и она читала что-то так внимательно, что чуть не врезалась в меня.

– Извините, – пробормотала она и только потом подняла взгляд. Увидев меня, она невольно сделала шаг назад.

Я отвела взгляд, ожидая, что она побежит за своими приспешницами, но она не уходила. Когда я снова подняла глаза, она смотрела на меня.

– Как твой папа? – спросила она.

Вопрос был, мягко говоря, неожиданным.

– Эээ, все в порядке.

– Лидия сказала всем, что ты упала в обморок, – сказала Меган. И, вздрогнув, добавила: – И что твой папа скорее всего умрет.

Я закатила глаза и покачала головой. Почему-то у меня было ощущение, что мне в рот напихали соломы.

– С ним все хорошо, – повторила я. – Всего лишь несколько переломов и ушибов.