Текст книги "Плохие девочки не умирают"

Автор книги: Кэти Алендер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Annotation

Старинная кукла. Старинное проклятие…

Кейси, младшая сестренка Алексис, всегда собирала кукол. В ее коллекции были фарфоровые и тряпичные, антикварные и новые. Но к одной девочка особенно привязалась. Алексис решила, что это очередная причуда и без того странной сестры, но не могла и подозревать, что с этого момента жизнь их семьи навсегда изменится…

В доме, где они живут, начинает происходить нечто сверхъестественное: двери запираются сами собой, на выключенной плите закипает вода. Кейси тоже меняется: ее голубые глаза то и дело становятся зелеными, она использует в речи устаревшие слова, а потом у нее обнаруживаются провалы в памяти. Алексис понимает – в сестру что-то вселилось. Из милой девочки Кейси превратилась в злобное, неконтролируемое существо. После того как серьезно пострадал их отец, а также лучшая подруга Кейси, девушка решает помешать сестре творить зло. Но для этого ей надо – разобраться с одной давней тайной.

Плохие девочки не умирают

БЛАГОДАРНОСТИ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

СЕМЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Плохие девочки не умирают

Кэти Алендер

Кристоферу

Katie Alender

Bad Girls Don’t Die

БЛАГОДАРНОСТИ

Я хочу поблагодарить многих людей, которые так или иначе помогли появиться этой книге.

Спасибо моему замечательному агенту Мэттью «Мэтту» Элблонку за любовь к этому проекту и за то, что он передал его в руки людям, которые тоже его полюбили (а также за то, что он помог мне разобраться с тем, как устроен издательский бизнес, и выслушивал бесконечные рассказы о моей собаке).

Спасибо моему мужу Крису, который верил в меня настолько сильно, что внезапно я сама поверила в себя.

Спасибо моей любящей семье – маме, папе, Хелен, Джули, Джоржу и Али и всем другим Ален-дерам.

Спасибо моим бета-ридерам из «Эта Фи Тау», а также моему бета-бета-ридеру Эмбер Дюбуа.

Спасибо Крикету Уиллеру и Дане Лэнгфорд – моим коллегам, вместе с которыми мы снимали шоу о собаках, а также всем ребятам из «Пейн-лесс» – лучше работы не придумаешь! Спасибо моей команде из «Джи-Пи Кидз Эл Эй», которые научили меня, что такое совместная работа (я надеюсь, все вы поняли символическое значение адреса Алексис).

Спасибо Еве Мэтлис и Тине (Грегори) Макфар-ланд за то, что показали мне, что такое настоящая дружба.

Спасибо всем моим чудесным друзьям, которые поддерживают меня и не обижаются, хоть я никогда не отвечаю на электронные приглашения.

И, наконец, потому что так всегда делается в Голливуде:

Спасибо моим редакторам Маргарет Кардилло и Арианне Левин.

Работать с вами было для меня честью.

1

Я замерла, всматриваясь в темное небо над своим домом. Легкая дымка, только что скрывавшая луну, уступала место живописной веренице облаков, и я надеялась, что сейчас наконец смогу сделать кадры, ради которых вышла во двор. Мой фотоаппарат (старенький «Никон», купленный на распродаже за тридцать баксов) стоял на штативе и терпеливо ждал.

По моим ощущениям, я провела здесь уже не один час, хотя, может быть, мне просто так казалось. Как в том научном эксперименте, где людей просили мысленно засечь час и, когда он пройдет, позвонить в колокольчик. Почти все звонки раздавались минут через двенадцать.

Я уже подумала смириться и отложить попытки поймать удачный кадр – ведь на это всегда есть завтра, – как вдруг мир вокруг меня словно стал на оттенок ярче. Лунный свет заструился сквозь тонкую дымчатую пелену, изорванной шалью нависшей над домом. Одним словом, вид был идеальный.

Когда снимаешь при тусклом свете, нужна длинная выдержка. Я, как и большинство людей, не могу так долго стоять без движения, поэтому использую небольшое приспособление, состоящее из внешней кнопки спуска затвора и шнура, который подключается к фотоаппарату. Я нажала на кнопку и, услышав, как со щелчком открылся затвор объектива, начала считать. Дойдя до десяти, сняла палец с кнопки, и шторка закрылась.

Я повторила эти действия еще несколько раз, в какой-то момент изменив фокусное расстояние, так чтобы дом казался немного размытым, а огромный дуб, который рос у нас во дворе, получился резким, четко очерченным. Я сняла не так много кадров – когда пользуешься настоящей пленкой (и сама за нее платишь), не можешь позволить себе фотографировать, сколько захочется.

Несколько минут спустя облака поменяли форму, и вид опять стал довольно унылым. Даже красивому старинному дому, как наш, – с узорами на стенах, поскрипывающими навесами, огромным выступающим витражным окном – нужен красивый антураж.

Теперь, когда мое внимание больше не поглощало фотографирование, я заметила, как жутко было вокруг. Это так глупо – стоять одной во дворе на виду у любого мимо проходящего маньяка. Захлопнув крышку объектива, я почувствовала, как дрожат пальцы и сбивается дыхание. Хотелось схватить все свои вещи и побежать к дому, но что-то внутри меня отказывалось поддаваться страху. Поэтому я медленно и аккуратно сняла фотоаппарат со штатива и отвинтила подставку. Перекинула через голову ремешок и начала накручивать на запястье шнур от спусковой кнопки.

Хрусть.

Я закрутила головой, пытаясь определить источник звука.

Так, глубокий вдох. Это всего лишь птица, или белка, или одна из кошек, которых все время подкармливает моя сестра, хотя, если мама узнает об этом, зашипит на нее так, что мало не покажется. Простите за каламбур.

Шорк.

– Кис-кис-кис, – прошептала я. – Иди сюда, хороший котик.

Хрусть, хлоп.

– Котик, – сказала я немного громче. – Выходи, не бойся.

Из-за пня показалась голова. Мое сердце три раза ушло в пятки и поднялось обратно, прежде чем я узнала золотисто-медовые волосы моей сестры Кейси.

– Не бояться? – хихикнула она. – Сержанта Мяу не так-то легко напугать!

Я хотела придумать что-нибудь колкое в ответ, но никак не могла отдышаться. Я шлепнула ее по руке и втянула ртом столько воздуха, сколько могла.

Кейси несколько секунд смотрела на мой фотоаппарат, поджав губы: еще чуть-чуть, и выражение ее лица можно было бы назвать недовольным. В последнее время она выглядела так почти всегда. Она переминалась с ноги на ногу и легонько перебирала пальцами рукава старой футболки с логотипом старшей школы, которая перешла к ней по наследству от мамы и использовалась в качестве пижамы.

– Ты давно здесь?

Кейси пожала плечами и посмотрела на часы.

– Порядочно.

– Сколько времени?

– Три шестнадцать.

Серьезно? Я стою на улице уже три часа. Думаю, я бы показала класс в эксперименте с колокольчиком.

Каждый раз, когда я выхожу пофотографировать, Кейси хвостиком следует за мной. Она становится рядом и смотрит туда же, куда и я, но потом говорит, что не может понять, что в этом виде такого особенного и зачем его снимать.

Я пыталась научить ее, но, честно говоря, у нее совсем ничего не получается. Сначала ее кадры были похожи на неудачные снимки с летнего отдыха, а пять часов утомительного труда спустя все стало только хуже: теперь она старалась фотографировать художественно. Много пятен, размытых контуров – и за всем этим никакой жизни. Я посоветовала ей не переживать: возможно, ее истинные таланты проявятся, когда она подрастет.

А что еще я могла ей сказать? Что не могу представить себе, как это – жить и не видеть удивительных линий, форм и сочетаний на первый взгляд совершенно обычных вещей? Что в школе я скучаю по фотоаппарату, как будто он мой друг? Впрочем, это вполне логично, так как в школе у меня друзей нет.

– Что ты снимаешь? Я ничего такого не вижу, – сказала Кейси.

– Я бы тебе объяснила, но сейчас три утра, – ответила я. – Давай я покажу, когда буду проявлять пленку?

Она кивнула и тут же зевнула.

А я снова взглянула на дом. За ветками, загораживавшими окна наших комнат, виднелось тусклое свечение.

– Черт, – пробормотала я. – Кейс, в чьей это комнате свет горит?

Раз мама ходит по дому, включая лампы, то уже поняла, что Кейси нет дома. Догадаться, что я тоже ушла, будет нетрудно. А значит, жди беды.

«Ни в коем случае не ходи в странные места и/или не подвергай себя и Кейси опасности ради фотографий». В такую форму переродилось правило, которое когда-то давным-давно гласило «не залезай на крышу». С каждым новым проступком оно эволюционировало: «не фотографируй в магазинах»; «не снимай на участках и в домах, принадлежащих другим людям»; «не используй Кейси в качестве приманки, чтобы сфотографировать людей, которые этого не хотят». Я была почти уверена, что в скором времени дойдет до чего-то вроде «положи фотоаппарат, сядь на диван и не шевелись».

Но даже перед лицом угрозы родительской истерики мой внутренний фотограф не мог пройти мимо такого красивого зрелища. Что-то подобное должен испытывать охотник при виде экзотического животного – желание повесить его голову себе на стену в качестве трофея, только в моем случае это не так мерзко. Стоит мне увидеть что-то интересное с визуальной точки зрения, и меня охватывает почти нестерпимое желание это заснять. Так что я на автопилоте сняла крышку с объектива и подняла фотоаппарат.

– Точно не в моей комнате, – отозвалась Кейси. – И не в твоей тоже.

– Поставь штатив, – я махнула рукой в ту сторону, где лежало оборудование, а затем сконцентрировалась на свечении. Оно было мягким, тускло-золотистым и, да, Кейси была права, шло не из наших окон. Казалось, его источник вообще находится за пределами дома.

У меня не было сил дожидаться, когда Кейси соберет штатив. Стараясь, чтобы руки не дрожали, я немного присела, приготовилась, сделала глубокий вдох, задержала дыхание и нажала на спуск затвора. Через несколько секунд отпустила его, потом сделала еще один кадр и еще один.

– Готово. – Кейси протянула мне подставку, чтобы я прикрутила к ней фотоаппарат.

Я закрепила его на штативе так быстро, как только могла, и посмотрела в видоискатель.

Свечение исчезло.

Мы подождали пару минут, но оно больше не появлялось, поэтому я закрыла крышку объектива и принялась складывать штатив. Кейси следила за моими движениями, то и дело поглядывая наверх, чтобы проверить, не виднеется ли свет снова. В какой-то момент мы встретились взглядами, и я нервно сглотнула. Что это было? Откуда пришло? Почему пропало? Ни одна из нас не решилась задать эти вопросы вслух.

Но мы обе думали об этом.

Мы молча пошли вдоль дома. К счастью, в октябре по ночам довольно холодно, и гигантские пауки, которых здесь обычно не просто много, а очень много, уже куда-то спрятались. Но я все же решила идти первой – так, на всякий случай. Кейси – ужасная трусиха, не хватало еще, чтобы ее душераздирающие вопли выдали нас с головой.

Я оглянулась посмотреть, как она там, и остановилась так резко, что Кейси не успела затормозить и врезалась в меня.

– Там паук? – с ужасом в голосе спросила она.

Я отрицательно покачала головой. Я смотрела не на нее, а на то место, где мы стояли двадцать секунд назад. Его освещал тот же самый тусклый свет, который мы видели на дереве. И, похоже, он… становился все больше.

– Что там? – прошептала Кейси.

– Эээ… – стоит моей сестре это увидеть, и у нее начнется истерика. Поэтому я посмотрела ей в глаза и улыбнулась: – Ничего.

Краем глаза я следила за свечением, и мне казалось, что оно продолжает расти. И вдруг я поняла, что оно не увеличивалось. Оно приближалось.

Оно следовало за нами.

– Слушай, кажется, я все-таки видела маленького паучка, – проговорила я.

– Пошли! Быстрее! Давай же! – зашипела Кейси, толкая меня в спину.

Я пропустила ее вперед, и она забежала в дом через заднюю дверь, а я на секунду оглянулась – никакого свечения не было. То ли оно исчезло, то ли еще не успело завернуть за угол.

В коридоре мы включили режим ниндзя и стали бесшумно подниматься по лестнице на второй этаж, перепрыгивая через третью, восьмую и одиннадцатую ступеньки, которые скрипели так громко, что могли бы разбудить и мертвого. Потом Кейси помахала мне рукой и шмыгнула в свою комнату.

Я поставила штатив на пол, а фотоаппарат –  на комод, и меня охватила жуткая усталость. Я переоделась в длинную футболку и залезла в кровать, убеждая себя, что это была просто стайка любопытных светлячков. Ну а что еще это могло быть? Другого объяснения нет.

Уже засыпая, я увидела слабые отсветы на тонких дубовых ветвях за окном. «Любопытные светлячки», – сонно подумала я. Такие любопытные, что придумали, как подняться за нами, не заходя при этом в дом.

2

МЕСТО под столами, в левом углу дальней части библиотеки. Конечно, приходится сидеть на полу, но это невысокая цена за идеальное убежище для того, кто не хочет идти на урок: другие ученики сюда не заходят, можно удобно вытянуть ноги, и к тому же оно абсолютно вне зоны видимости библиотекаря.

– Прощу прощения, Алексис.

К несчастью, к директрисе это не относится.

– Какой урок вы прогуливаете этим прекрасным осенним днем, мисс Уоррен?

Я вылезла из-под стола и взяла рюкзак.

– Историю. Но чисто технически я не прогуливаю урок.

Уголки губ миссис Эймс поползли вверх и грозили растянуться в улыбке, и она откашлялась, чтобы им помешать. Хороший знак. Что-то вроде «мой день еще не пошел коту под хвост, так что мне даже весело», а не «как же меня все это достало». Когда проводишь рядом с директрисой столько времени, сколько провожу я, хочешь не хочешь, научишься читать по жестам и выражениям лица.

– И почему же история не считается уроком? – поинтересовалась миссис Эймс и поправила соломенную шляпу, надетую в честь Шляпного дня, который открывал Неделю выпускников – самую идиотскую во всем учебном году. Шляпа абсолютно не подходила к ее бежевому пиджаку, но я по собственному опыту знала, что лучше ей об этом не говорить.

Мы вышли из библиотеки. Было бы здорово притвориться, что мы отправились на приятную прогулку, но я знала, куда мы идем. А еще знала, какой номер миссис Эймс наберет, стоит нам добраться туда. Также я знала, с какого совещания придется уйти моей маме, чтобы поговорить с директором школы, где учится ее дочь. Очередной раз. И уж конечно, я знала, в какой класс мне придется идти на субботнюю отработку и что она будет совсем не похожа на то, что показывают в фильмах 80-х. Нет, никакого веселья. Там будет так скучно, что захочется выколоть себе карандашом глаз (по крайней мере, тогда тебе разрешат уйти).

– Все в спортзале, – вздохнула я. – Украшают его для банкета.

Если в сложившейся ситуации есть хоть что-то хорошее, так это то, что мне не придется украшать дурацкий спортивный зал для дурацкого вечера встречи выпускников. Подумаешь, еще одна отработка. У меня с августа ни одной свободной субботы не было.

Но миссис Эймс в сообразительности не откажешь.

– Ах, вот оно что, – сказала она и посмотрела мне прямо в глаза. – Давай-ка сделаем так: забудем про этот маленький инцидент, и я провожу тебя в спортзал, чтобы ты смогла помочь своим одноклассникам.

Я выразительно посмотрела на нее, но она только невинно улыбнулась. Мы свернули в коридор, который вел к спортзалу.

– Сколько уроков ты прогуляла, Алексис?

– В этом месяце?

– В этом году.

Я попыталась сдуть с лица тонкую прядь розовых волос.

– Двенадцать, Алексис, – продолжила она. – Двенадцать прогулянных уроков – и это только те, о которых мне известно, – не говоря уже о других небольших инцидентах.

Тон, которым миссис Эймс произнесла слова «о других небольших инцидентах», ясно свидетельствовал о том, что, на ее взгляд, некоторые из этих инцидентов были не такими уж небольшими. Лично я не вижу ничего криминального в том, чтобы начистоту поговорить с учительницей-практиканткой, которой явно стоит поменять профессию, пока еще есть шанс, или в том, чтобы устроить антидефиле у дверей спортзала, в то время как хористы проводят там свой ежегодный показ мод. Видимо, мы с директрисой расходимся во мнениях.

– Позвольте сообщить вам, мисс Уоррен, что нас обязывают перестать раздавать субботние отработки, как леденцы на детском утреннике. В последнее время у нас пошла мода на отстранения от занятий.

Отстранение.

Я сжала ладонь в кулак, так что ногти впились в ладонь. Почему-то слово «отстранение» пугало больше, чем «отработка». На отработках бывали все. А вот отстраняют только социопатов. Я не была на сто процентов уверена, что готова вот так сразу поменять свой статус.

Мы пошли дальше, и миссис Эймс вздохнула.

– Знаешь, Алексис, я думаю, что у тебя отличный потенциал. Ты получаешь очень высокие оценки по контрольным, и совершенно очевидно, что можешь учиться хорошо, если захочешь.

И она начала читать лекцию о том, что никто не может принимать важные для моей жизни решения за меня. Я кивала, но слушала вполуха. Слово «отстранение» все еще жужжало в моей голове, как разозленная пчела.

Мы дошли до спортзала. Все ученики, которые должны были сидеть на уроке истории, рассеялись по нему, выполняя дурацкие, бессмысленные поручения ради дурацкого, бессмысленного вечера. Когда мы проходили мимо, каждый из них поднимал на нас глаза. Я держала голову высоко и периодически бросала по сторонам презрительные взгляды, и те, на кого они приходились, резко возвращались к своей работе.

Миссис Андерсон, самая тупая учительница в мире (и это не просто слова, а чистая правда – однажды ей понадобилось четыре попытки, чтобы правильно написать слово «аборигены»), торопливо подошла к нам.

– Так-так, кто это у нас тут? – спросила она. – Алексис, какой приятный сюрприз. Полагаю, зашла к нам по пути в кабинет директора?

Миссис Эймс нахмурилась.

– Нет, мы с мисс Уоррен просто немного поболтали. Я надеюсь, вы простите ее за опоздание. Оставляю ее в ваших надежных руках, миссис Андерсон.

На словах «в ваших надежных руках» ее тон стал очень похож на тот, которым она говорила «о других небольших инцидентах».

– Чудесно, – ответила миссис Андерсон.

Миссис Эймс перевела взгляд на меня:

– Алексис, я уверена, что сегодня ты поработаешь особенно хорошо.

Ну да, конечно.

Но миссис Андерсон не желала, чтобы мои мучения окончились так быстро. Она хлопнула в ладоши и заговорила:

– Алексис! Ты, видимо, забыла, что у нас сегодня Шляпный день! Глупенькая, розовые волосы не считаются за шляпку! Но тебе повезло – у нас есть запас…

Она повернула голову и крикнула через плечо:

– Джереми, принеси нам коробку!

Мальчик, составлявший крайне уродливые композиции из искусственных цветов и укладывавший их в плетеные корзинки, неохотно оторвался от своего занятия, взял картонную коробку средних размеров и направился к нам.

Ни за что. Я скорее надену на голову вазу с фруктами, чем позволю одной из этих отвратительных шляп коснуться моего черепа.

Джереми споткнулся и уронил коробку. Шляпы разлетелись во всех направлениях.

Отлично.

– Спасибо за заботу, миссис Андерсон, – заговорила миссис Эймс, пока Джереми ползал по полу, подбирая бейсболки и разноцветные сомбреро, – но, мне кажется, Алексис не слишком по вкусу Шляпный день.

Вопрос закрыт. Миссис Эймс пошла к выходу из зала.

Миссис Андерсон развернулась ко мне.

– Что же мне делать с милой Алексис? – проговорила она, обводя взглядом спортзал. В ее голосе больше не было радости и энтузиазма. – Почему бы тебе…

Что угодно, только бы подальше от вас, миссис Андерсон.

– …не пойти помочь Пеппер?

Пеппер?!

– Так ведь она даже не в нашем классе, – запротестовала я.

Миссис Андерсон торжествовала.

– Дело в том, Алексис, что сегодня все девочки из группы поддержки пришли нам помочь. Так что иди, пожалуйста, к Пеппер и скажи, что с превеликой радостью сделаешь все, что она попросит.

С превеликой радостью? Я бы выразилась иначе.

– Опять криво, – заявила Пеппер.

Ее огненно-рыжие волосы были спрятаны за идиотским безразмерным малиновым беретом, но одна прядь выбилась и теперь закрывала ей левый глаз. Она злобно смотрела на меня правым.

Я сделала глубокий вдох.

– Пеппер. Плакат. Висит. Ровно. Честное слово.

Уже добрых пять минут мы занимались тем, что с двух сторон держали пластиковый плакат, на котором было написано «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ВЫПУСКНИКИ!», и каждый раз, когда мы были уже готовы его прибить, Пеппер делала шаг назад, осматривала его и заявляла, что он висит криво.

– Выглядит плохо, – заявила она.

– Так ты смотришь на него одним глазом, – ответила я, – поэтому у тебя нарушается зрительное восприятие.

Она фыркнула и недовольно закатила единственный видимый мне глаз.

Поясню: Пеппер Лэрд танцует в группе поддержки. Следовательно, она привыкла подпрыгивать на месте и стоять с поднятыми руками в течение длительных отрезков времени.

Я, Алексис, не состою в группе поддержки. Меня даже можно назвать античирлидером. Так что пока Пеппер качает бицепсы, трицепсы и ягодичные мышцы, я сижу под трибунами вместе с остальными изгоями.

Но я не собиралась признаваться Пеппер, что у меня уже не оставалось сил так стоять. Я просто уронила свой край плаката.

– Все, хватит. – Кровь начала приливать к рукам, и мне казалось, что они горят. – Идиотство какое-то. Больше не собираюсь этим заниматься.

– Но мы же должны! – воскликнула Пеппер. – И ты обязана мне помочь, иначе я расскажу миссис Андерсон.

В этом я не сомневалась. И тогда мне придется увидеться с миссис Эймс второй раз за один день. А она скорее всего уже израсходовала весь запас благодушия и теперь вряд ли будет способна разглядеть во мне хоть каплю потенциала.

Я начала растягивать мышцы рук, попутно издавая звуки, явно демонстрирующие, насколько я зла.

– Ты ненормальная, – отозвалась Пеппер.

Тоже мне новости.

– Со своими дурацкими розовыми волосами… Это мы уже слышали.

– …и со своей ненормальной семейкой.

А вот это что-то новенькое.

Потому что, несмотря на все обстоятельства, разделявшие нас с Пеппер в душном мирке старшей школы Суррея, кое-что общее у нас все-таки оставалось: семья. Точнее, сестры. Кейси и Мими – младшая сестра Пеппер – лучшие подруги с четвертого класса. Да, они из тех подружек, что постоянно ссорятся, но тем не менее их водой не разольешь.

– Тебе пора повзрослеть, – сказала я. – Оставь мою семью в покое.

Пеппер выпрямила спину.

– Буду рада это сделать, если только твоя сестра-шизофреничка оставит в покое Мими.

Видимо, выражение моего лица сменилась с раздраженного на растерянное, потому что Пеппер пояснила:

– Ее рука.

Где-то месяц назад Мими сломала руку у нас в гостях, но это был несчастный случай: она бежала по коридору и зацепилась ногой за ковер на пороге комнаты Кейси. Такое иногда случается.

Хотя, если подумать, с тех пор Мими больше к нам не заходила.

– И что теперь?

– Твоя сестра сломала моей сестре руку! – выпалила Пеппер.

– Да ладно тебе!

– Мими мне все рассказала. Она не хочет говорить маме, вроде как переживает за Кейси. Но мне кажется, ей страшно, потому что твоя сестренка – буйная сумасшедшая.

Так, ладно, я, конечно, непопулярная и неприветливая, и у меня нет друзей, но я никому не позволю говорить гадости о моей малышке сестре, которая, может быть, немного неуравновешенная, но уж точно не буйная сумасшедшая.

Я сделала шаг по направлению к Пеппер. Она вздрогнула, но не попятилась.

– Признай, Алексис: у Кейси проблемы с психикой, – сказала она и прищурилась. – Моя сестра просто хотела потрогать одну из ее дурацких кукол…

Пеппер продолжала метать громы и молнии, но я ее больше не слушала. Нет, я не сдалась, просто у меня внезапно пропало желание ругаться. Слишком уж знакомое слово произнесла Пеппер. Куклы.

Многие люди с азартом коллекционируют вещи, которые другим (мне в том числе) кажутся дурацкими, ну или, по крайней мере, бессмысленными. Камешки, к которым приклеены пластиковые глазки и ноги-ракушки. Свечки в форме животных или мифических существ.

Кейси собирала кукол.

Я даже не помню, когда это началось. Много лет назад. Так давно, что, тратя на них каждый цент, полученный на карманные расходы, подаренный на праздник или взятый неизвестно откуда еще, она смогла насобирать десятки кукол. И если моя сестра вообще была способна кого-то обидеть, она бы сделала это, только чтобы защитить свою бесценную коллекцию.

Пеппер взялась за свой конец плаката.

– Давай уже побыстрее закончим, чтобы я могла наконец от тебя отделаться, – процедила она.

– Полностью разделяю твои чувства, – парировала я.

Мы очередной раз подняли плакат.

– Стойте! Сейчас идеально ровно, – сказал чей-то голос. Я обернулась посмотреть, кто говорил.

Просто замечательно.

Меган Уайли – полная достоинства, уверенная в себе помощница капитана школьной группы поддержки (несмотря на то что она учится здесь только второй год), по совместительству мой заклятый враг (сейчас я расскажу вам об этом поподробнее) – внимательно посмотрела на плакат, взяла молоток и гвозди, после чего неторопливо подошла к нам. Не сказав больше ни слова, она прибила оба конца к стене.

Так вот, про нас с Меган.

Когда я высказываю свое мнение на уроке, меня отправляют к директрисе. Когда Меган высказывает свое мнение на уроке, ее называют «образцом уверенной в себе ученицы с сильным характером». Когда я рассылаю несколько листовок, объясняя, что торговые автоматы на территории школы – знак того, что дирекция продалась промышленным корпорациям, меня отправляют (куда же еще?) на субботние отработки. Когда Меган проводит кампанию по закупкам продуктов у местных производителей для школьной столовой («И, пожаааааааалуйста, давайте уберем автоматы для продажи напитков?»), о ней выходит статья в местной газете.

Она похожа на меня, но вместе с тем и нет. Она совсем не такая, как я. Она сияет, а я… тускло отсвечиваю.

Так что извините, если я ее немножко ненавижу. Пока я осматривала спортзал в поисках места, где можно было бы спрятаться от ласкового взора миссис Андерсон, Пеппер демонстративно отошла от меня подальше, потом остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на плакат (который, к счастью, висел ровно).

«ДОМ ТАМ, ГДЕ ВАШЕ СЕРДЦЕ»

ВЕЧЕР ВСТРЕЧИ ВЫПУСКНИКОВ

СТАРШЕЙ ШКОЛЫ СУРРЕЯ

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ВЫПУСКНИКИ!

Неподалеку стояла Меган и тоже глядела на плакат. Мы встретились взглядами.

– Будь я выпускницей, вряд ли стала бы жертвовать деньги на нужды школы, раз они даже не потрудились подыскать для банкета помещение посимпатичнее спортзала, – сказала она и отвернулась, прежде чем я успела ответить. Она снова подняла взгляд на плакат, и я внезапно заметила, что на ней нет шляпы – только ободок с дьявольскими рожками, оставшийся с прошлого Хеллоуина.

– Хм, – хмыкнула я и зашагала прочь.

Мне кажется, по-своему Меган сильно отличается от всех остальных.

Но я все равно ее ненавижу.

3

КОГДА-ТО давным-давно у меня была лучшая подруга. Звали ее Бет Голдберг. Мы с Бет постоянно вместе во что-нибудь влипали. Но люди говорили, что это просто «детские шалости», и нам все сходило с рук. Видимо, когда затеваешь что-то с подругой, это оригинально и забавно, а попробуй сделать нечто подобное одна, и тебя посчитают злостной нарушительницей общественного спокойствия.

Мне всегда казалось, что мы с Бет будем дружить всю жизнь. Но когда мы были в восьмом классе, ее родители развелись, и расставание получилось премерзкое.

После чего у Бет немного снесло крышу.

Я ее не виню. Когда папа Бет завел роман с двадцатиоднолетней девчонкой-стоматологом, сама Бет завела роман с нездоровой пищей. Она повсюду таскала с собой пирожные, как ребенок плюшевого мишку. В итоге набрала килограммов десять, но я не придавала этому значения. Думала, сейчас шок пройдет, и она вернется к своему нормальному весу.

К сожалению, перемены во внешности Бет заметила не я одна.

14 мая в средней школе Суррея проходил «Праздник здоровья». По этой причине спортзал был забит стендами местных фитнес-клубов, а также врачей, стоматологов и спортивных команд, которые дружно пытались убедить нас, что не стоит проводить всю жизнь сидя на диване. И все было ничего, пока школа в полном составе не уселась смотреть репортаж о здоровом образе жизни, подготовленный восьмиклассницами из группы поддержки.

Они показывали компьютерную презентацию, и начало было глуповатое, но в целом нормальное. Даже забавное, так как можно было развлекаться, находя орфографические ошибки в словах. «Ами-накислоты», «угливоды» и обязательно ешьте «ни-скокалорийные продукты». Мы с Бет сидели и хохотали. Отличные были времена.

А потом они перешли к следующей части презентации. Знаете эту рубрику в модных журналах, в которой дают советы, что делать, а что нет?

Типа: «КУПИ за 900 долларов уродливый свитер цвета фуксия и НОСИ его с нелепым ремнем за 400 долларов» и «НЕ ВЫХОДИ из дома, надев трусы поверх брюк».

Восьмиклассницы сделали нечто подобное – но с фотографиями ребят из нашей школы.

«ЗАНИМАЙСЯ спортом регулярно» – и снимок, на котором болельщицы из группы поддержки делают вид, что поднимают гантели. И выглядят при этом очень симпатично.

«НЕ БЕЗДЕЛЬНИЧАЙ на уроках физкультуры». Глаза мальчика на фотографии были спрятаны за черной полоской, как это обычно делается в журналах. Но, несмотря на это, любой без труда мог узнать в нем Хавьера Дельгадо, у которого с детского сада проблемы с лишним весом.

Вот тут-то большинство зрителей начали нервно посмеиваться.

А мы с Бет смеяться перестали.

«УПОТРЕБЛЯЙ больше овощей и фруктов». Снимок, на котором Кира Конрой и Меган Уайли аккуратно едят принесенный из дома салатик.

«НЕ НАКЛАДЫВАЙ себе добавки в столовой». И тогда все увидели ее. Фотографию Бет.

Да, ее лицо закрывала черная полоска, но в том, что это она, не оставалось сомнений. На ней был надет ее любимый свитер в радужную полоску – очень дорогой свитер, купленный в одном из магазинов «Нордстром». Она обожала его носить, даже когда он стал ей тесноват и начал немного задираться, выставляя напоказ ее новенький конфетный животик.

После этого случая Бет не хотела возвращаться в школу. Она вылезала из маминой машины за минуту до звонка на первый урок, обедала в кабинете секретаря и уходила с последнего занятия за пять минут до конца. Ей выдали на это особое разрешение – наверное, потому, что миссис Голдберг и мама Хавьера Дельгадо пригрозили затаскать школьную администрацию по судам.

Восьмиклассницы отделались каким-то пустячным наказанием. Мы с несколькими ребятами из школы составили петицию, в которой требовали, чтобы в старшей школе им запретили выступать в группе поддержки. Ее подписали сотни людей, причем среди них было много учителей и родителей. Тренер младшей группы чирлидеров согласился с нами и отстранил всю команду от участия в отборочных соревнованиях.

Но тут болельщицы из старшей группы решили заступиться за своих сестер. И пригласили их всех вступить в свою команду.

Это произошло примерно в то же время, когда Бет и ее мама выставили на продажу свой дом и стали паковать вещи. Они решили переехать во Флориду.