Текст книги "Темная Прага"

Автор книги: Кэрри Гринберг

Соавторы: Ричард Гудман,Ася Верчак,Екатерина Вдовина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Если отпустишь его, я тебе все расскажу…

Варвик посмотрел на малыша у себя на руках.

– Ладно, – как-то очень легко согласился он. – Хотя это странно. С твоей-то любовью к вампирам плодить еще одного… это так мерзко. Вампиры не должны размножаться, легче создать еще одного, чем размножаться. Ты изучала вопрос деторождения у вампиров? Ах да, ты ведь сама родилась от вампира и смертной женщины. Раньше считалось, что вампиры вообще не способны рождать детей. Ведь они мертвы, а ребенок, который рождается мертвым таким и останется… и что с ним делать? Он же никогда не вырастет, его пришлось бы постоянно таскать с собой, вместо груди подавать ему отборную кровь, в общем, сплошная морока. А потом в чей-то изощренный ум пришла идея попробовать создать живого ребенка. Первый блин комом, второй тоже, но он не остановился, рождая на свет все новых и новых уродцев, используя несчастных женщин. Вначале это были вампирши, но получались только мертвые дети, тогда он попробовал с с живыми дамами. У того идиота была идея создать собственную армию. И ему удалось. На свет появились три мальчика. Все были живы, абсолютно здоровы, и даже кровь им была не слишком нужна, при этом их силе мог позавидовать любой силач. «Молодой» отец в них души не чаял. До поры, до времени. Пока однажды сыновья не подняли бунт и не убили его, когда он запретил им измываться над девушками в деревнях, потому что раньше это была только его прерогатива. Совершенно не романтичная, отвратительная история. Ты, наверное, сейчас думаешь, зачем я тебе все это рассказываю? – последнюю фразу граф произнес, склонившись над колыбелью и собираясь положить туда малыша.

Ева не упустила момент: схватив нож с пола, она стала снова надвигаться на графа. Как только ее мальчик будет в безопасности, а Эдвард обернется, она воткнет кинжал ему в сердце. Кол тоже был поблизости – в ящике нижнего стола. Все произойдет быстро, с графом Варвиком будет покончено.

– Мне всегда было интересно как у этих существ с… – вампир выпрямился и развернулся, Ева резко ударила ножом в… малыша. Граф обманул ее! Он не положил ребенка в кроватку, он сделал вид, что…

– …с восстановлением.

Ева выхватила у него ребенка, ощущая ком в горле. Прямо в сердце… Что же она наделала?! Ноги подкосились, и она рухнула на колени, прижимая ребенка в груди.

– Нет… нет, только не это… нет.

– Видимо регенерации у них нет вообще… гм. Почему? Только если его отец – обыкновенный человек. Мда… печально, – несколько растерянно произнес граф. Натворил же он дел, пора было убираться.

Ева не могла больше сдерживать слез. Почему? Почему ее мальчик умер? Неужели она никогда не сможет стать счастливой? Почему?

– Будь ты проклят, Эдвард Плантагенет! – вскричала Ева.

Но ее слова улетели в пустоту. Графа в комнате уже не было.

Прага, 1888 год

Возбужденно размахивая тростью, Рихард шагал по направлению к поместью графини, обдумывая слова гонца, посланного в участок. Тот смог рассказать немного, но достаточно, чтобы вообразить, насколько серьезно положение. Горничная, очевидно, спешила и выбежала на улицу, надеясь застать какого-нибудь извозчика, направляющегося в город и попросить его сообщить инспектору о случившемся. Но такого не оказалось, и Мартине не оставалось ничего другого, как сунуть монету в ладонь знакомому мальчишке, и понадеяться, что тот выполнит обещание.

В ожидании, пока кто-нибудь из прислуги откроет чугунные ворота и впустит его внутрь, Тесарж невольно бросил взгляд на дом. В окне первого этажа он заметил шевеление занавесок – кто-то наблюдал за ним.

Анна задернула занавеску и повернулась к Эдварду.

– Наш дорогой инспектор пришел. Наконец отделаемся от этой девчонки.

Эдвард согласно кивнул.

– У нас и так полно проблем.

Девушка облокотилась о стену и безумно усталым голосом произнесла:

– С самого первого дня, как я ступила в это поместье, все идет не так. Такого еще никогда не было – словно все обстоятельства, все обернулось против нас. Мне надоело ходить по острию ножа… Эдвард! Давай бросим все и уедем отсюда! На Земле столько мест, где мы не были: Санкт-Петербург, Мадрид, Люксембург…

Эдвард обнял ее и прошептал:

– Анна, не сходи с ума. Какой Люксембург? Завтра похороны твоего жениха, вся Европа стоит на ушах, ищется виновный, но пока нет даже подозреваемого. Единственное, что от тебя требуется – изображать из себя убитую горем вдову.

Она согласно кивнула.

– И главное – ни в коем случае не навлечь на себя подозрения Евы.

– А как же ты?

– А я как-нибудь справлюсь! – обезоруживающе улыбнулся Эдвард.

– Будь осторожен! – Анна поцеловала его. – Пора идти. Инспектор Тесарж ждет.

Анна выбежала в холл, громко стуча каблуками. Хотя вуаль плотно закрывала лицо, было видно, как она нервничает. Во всяком случае, Анна пыталась вести себя как человек, который страшно волнуется, но не была уверена в том, что ей это удается. За такое долгое время уже и забываешь, как должен вести себя человек.

– Йиржи, да открой ты дверь! Не заставляй нашего гостя ждать!

Старый слуга отворил дверь, пропуская инспектора Тесаржа.

– Добрый вечер, пани Варвик, – поприветствовал он графиню, снимая шляпу.

– Добрый? – воскликнула она, – он будет добрым тогда, когда полиция начнет выполнять свои прямые обязанности.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду эту девочку, – кивком головы графиня указала на Вик, спрятавшуюся за спиной Мартины.

– Какую девочку? – Тесарж тонко улыбнулся в усы, – кроме вас я вижу здесь только еще двух барышень.

Мартина зарумянилась и спешно закрыла рот носовым платком, чтобы никто не видел, как она расплывается в улыбке, а потом вытолкнула Викторию из-за спины.

С непривычки она еще чуть путалась в длинном светло-голубом простеньком платье. Анна вспомнила, что видела его в гардеробе Мартины. Может, платье сидело на Вик не так хорошо, как на фигуристой горничной, но уж в любом случае было куда лучше того тряпья и рвани, в которую раньше рядилась попрошайка. Волосы ее, правда, все еще были слишком короткими для девочки, но зато теперь хотя бы было видно, какого они цвета.

– Это что еще за благотворительность? – одними губами прошептала графиня.

– Простите, пани… – пролепетала служанка, но было заметно, что ей нравится творение ее рук.

Вик скромно стояла, потупив глазки и отдергивая складки на столь непривычной юбке. Платье болталось на ней, как на вешалке, но все же это было платье! Настоящее платье! Теплое, пахнущее лавандой – почти что барское. Хотелось сказать слова благодарности Мартине и всем-всем-всем, но Виктория так и не научилась складывать слова в предложения на чешском. Так что оставалось лишь благодарно смотреть и не слишком сильно косить глазами в сторону огромного зеркала, с которого чуть-чуть напугано и совсем уж незнакомо уставилась на нее дочка какого-то буржуа. Надо было сделать некоторое усилие, чтобы понять, что в зеркале отображается она – Виктория.

Волосы светлой короткой волной падают на глаза. Светлой волной! Почти что золотистые, а не грязно-серые, какими их привыкли считать все окружающие, и Вик в первую очередь. Они теплые, слегка влажные, светлые и… и вьются. А не стоят колом, как было раньше. Красиво! Девочка улыбнулась сама себе.

Виктория все еще крутилась перед зеркалом, когда в дверь неожиданно вошел инспектор Тесарж. Зашел, осмотрелся и прошел мимо неё. Не заметил. А графиня Анна так глянула на бедную Вик, что та поспешила укрыться за спиной Мартины. Мартина была хоть и не надежным щитом, но и врагом не была. Ей хотелось доверять – единственной в этом доме.

– Что она натворила? – спросил Тесарж, глядя на Вик. – Она что-нибудь украла?

– Нет, но собиралась. Она проникла в дом! – не замедлила с ответом Анна. – И она… – графиня замолчала, обдумывая, что же еще такого ужасного сделала эта маленькая нахалка.

– Инспектор! Я не желаю видеть ее в своем доме. У меня сейчас ужасное горе, поверьте, мне вовсе нет никакого дела до нее. По последним австрийским законам, насколько я знаю, попрошаек и беспризорных должны держать в тюрьме от двух недель до месяца, – ехидно добавила она.

– Я приношу извинения за ее поведение, – начал было Тесарж, но графиня прервала его.

– Инспектор, я принимаю ваши извинения. Сожалею, что мне пришлось вызвать вас со службы, но я просто не знала, к кому обратиться, – внезапно сменила гнев на милость Анна, – может быть, вам стоит внимательнее приглядывать за несчастным ребенком и не позволять вашей подопечной в одиночку разгуливать по Праге? После случившегося с Фридрихом я больше не уверена, что это безопасный город, – воспоминание о трагически ушедшем из жизни женихе заставили графиню достать украшенный инициалами платок и приложить его к глазам.

Тесаржу внезапно стало стыдно и за себя, и за бродяжку. Бедная женщина! Сначала допрос, теперь вот это. Перенести так много за столь короткий срок – тяжелое испытание.

– Графиня Варвик, еще раз прошу извинить нас. Вик, – он повернулся к бродяжке, – что ты трясешься? Отпусти юбку панночки Новачек и пойдем.

Анна вздохнула:

– Инспектор, спасибо вам за поддержку. Это действительно очень важно для меня. Вы не представляете, как мне тяжело. Завтра, – она запнулась, – завтра похороны… Я не знаю, как выдержу все это. К тому же, я не могу быть уверена, что журналисты не нарушат своим появлением церемонии прощания. Как люди могут быть настолько бессердечными?..

– Графиня Варвик, даю вам слово, что никто из этой марающей бумагу братии не сможет нарушить ритуал. Я лично позабочусь об этом.

25 сентября 1888 года

Один суматошный день закончился, и на смену ему пришел другой, не менее волнительный и беспокойный. День похорон Фридриха, герцога фон Валленштайна – дело международной важности. Пожалуй, вся Европа была озадачена – никто не мог найти ответа на простые вопросы «Кто его убил?» и «За что?». Некоторые считали, что кто-то из сильных мира сего хочет, чтобы убийство никогда не было раскрыто. И только в полиции разводили руками: нет подозреваемых, нет улик, ничего нет!

Анна ощущала тяжесть, витавшую в воздухе. И, словно включившись в эту игру, до конца не осознавала, что вина целиком и полностью лежит на ней. Память услужливо вычеркнула несколько часов той ночи, превратив ее из убийцы в безутешную вдову.

Анна была вампиршей, вдовой (в меньшей степени), но в первую очередь она была женщиной, которая последние полчаса пыталась приладить черную шляпку с вуалью перед зеркалом в своей комнате. Вернее сказать, пыталась объяснить горничной, как правильно должна сидеть эта шляпка, привезенная из Парижа специально для графини.

Между делом Мартина не забывала причитать о несчастном герцоге и делиться последними сплетнями.

– Эти журналисты просто покоя не дают, – пожаловалась она, – все хотят узнать подробности, поговорить с вами… Это просто ужасно!

– Я надеюсь, ты их выпроводила, – скорее сказала, чем спросила Анна, – терпеть не могу этих проныр.

– Конечно, – кивнула Мартина.

Когда шляпка заняла свое место на голове графини, Анна попросила горничную оставить ее.

– Мне надо собраться с силами… Это… Это так тяжело.

Мартина еще раз отметила про себя, что графиня при ней ни разу не заплакала и старалась вообще никак не выказывать своих эмоций. «Какая же она сильная женщина!».

– Конечно, пани. Но карета уже ждет вас.

Анна выглянула в окно: действительно, у ворот стояла черная карета с гербом фон Валленштайн на дверце. В такой же Фридрих сам много раз вывозил ее в город, на балы и приемы. Несмотря на обманчивую скромность, Анна всегда прекрасно понимала, как много значит этот на первый взгляд простой герб, принадлежащий одному из лучших людей на свете, кого когда-нибудь знала Анна.

«И я его убила, идиотка», – констатировала она про себя.

– А то была бы ты сейчас счастливой герцогиней, – раздался с порога насмешливый голос Эдварда.

– Была бы, – ответила Анна, даже не поворачиваясь.

– Конечно, конечно. Самой-то не смешно, дорогая? Не пытайся переделать мир, не пытайся изменить себя. Мы те, кто мы есть. И не стать вампирше женой простого смертного.

Анне полагалось обидеться. Может быть – расплакаться. Может быть – швырнуть попавшийся под руку канделябр в графа. Но за две сотни лет Анна слишком хорошо его изучила. Да что там, он всего лишь высказал вслух ее мысли. Мысли, которые не покидали графиню с тех пор, как они с Фридрихом объявили о помолвке.

– Нам надо спешить. Карета уже ждет.

– А ты уверена, что мое присутствие обязательно? – Анна знала, как сильно Эдвард не любит кладбища, хотя причина до сих пор была ей не ясна.

– Уверена!

Кладбище серо и уныло всегда, независимо от времени года. От него веет холодом и людской скорбью. И только очень странные личности могут видеть в кладбище что-то интересное, романтическое и мистическое.

Кладбище и есть кладбище. Мерзкое место. Эдвард знал это не понаслышке.

– Хорошо, – обреченно кивнул Эдвард.

Все равно Анну не переспоришь. Поэтому граф молча развернулся и зашагал в свою комнату. В конце концов, неужели он, вампир, проживший столько столетий, повидавший столько всего на своем веку, боится какого-то кладбища?

Нет, не боится, скорее он испытывает жуткую неприязнь к этому месту. Будучи живым, граф очень боялся смерти, но не мог с точностью сказать, что пугает его больше: сама смерть, или то, что его тело будет отдано на съедение червям.

К тому же ему совершенно нечего было надеть. Вся его одежда была ужасно старомодна – Эдвард с трудом привыкал к новым веяниям мужской моды. Обычно Анна строго следила за его гардеробом, радуясь, что ее средневековый граф хотя бы доспехи оставил в прошлом. Но Анне не всегда удавалось уговорить упрямого Эдварда на новый современный костюм. Поэтому сейчас он носил костюмы по моде начала века. Во всяком случае, они были черные, точно по фигуре и шли ему.

Критически оглядев все два привезенных с собой костюма, Эдвард остановился на том, что уже был одет на нем. Чертов Фридрих, нашел время умирать. Хотя граф, как всегда, сам был виноват.

Ничего не поделаешь. Он должен был быть вместе с Анной, «поддержать ее в столь трудное для нее время».

Наконец, граф спустился вниз, где его уже ждали.

– Карета подана, пани, – Мартина распахнула парадную дверь.

Вместе с ней в дом ворвался порыв холодного осеннего ветра.

– Ваша мантилья, госпожа, – горничная услужливо набросила на плечи Анны отороченную черным мехом накидку, – в такую погоду хозяин собаку на улицу не выгонит… – сочувственно кивнула она на низкие свинцово-серые тучи. Накрапывал мелкий дождик.

Графиня улыбнулась про себя. Может для людей такая погода и неприятна, но вампиры могли, во всяком случае, не бояться палящих лучей солнца и спокойно находиться на улице.

Она натянула черные перчатки, опустила на лицо плотную темную вуаль, пришпиленную к миниатюрной шляпке изящной платиновой булавкой и, не сказав ни слова, вышла на крыльцо. Только на пороге оглянулась и посмотрела на лестницу, ведущую из прихожей на второй этаж. Даже зажженные свечи не могли осветить своим колеблющимся светом ее верхних пролетов.

– Господин граф обещал поторопиться, – как бы извиняясь, пробормотала Мартина.

В тот же момент послышались торопливые шаги, и Эдвард, спустившись по лестнице вниз, догнал сестру на крыльце и свел по ступеням к карете.

«На такой лестнице можно и шею свернуть, – подумала Мартина, – а он даже свечу не зажег!»

Впрочем, долго размышлять было некогда – кучер уже открывал дверь черной кареты, и низко склонился перед графом и графиней, чтобы разложить маленькую лесенку.

Мартина поежилась на пронизывающем ветру, накинула свое шерстяное пальто, натянула куда более скромные, чем графские, сшитые из черного гипюра, перчатки и, подобрав юбки, юркнула в карету, заняв место напротив графини…

…Все последние дни горничная старалась скрасить жизнь хозяйке, занимая ее разговорами, но, казалось, Анна отвечала скорее по привычке, будто ничто не трогало ее, как и в первые дни после приезда с молодым женихом – ни городские сплетни, ни парижская мода, ни новости со светских приемов. Графиня была погружена в свой мир, и мрачные мысли все чаще одолевали ее. Сейчас, когда в карете она откинула с бледного лица вуаль, по нему нельзя было сказать ничего. Тонкие черты лица хранили бесстрастие, словно маска.

* * *

– Пожалуй, нам действительно стоит там быть, – сказал еще с утра Карел, но особого энтузиазма в его голосе слышно не было.

– Конечно, надо! – Ева была уже почти готова, она лишь ненадолго задержалась в холле, чтобы отыскать свои перчатки. – Что-то мне подсказывает, что убийца будет на этих похоронах.

– И мы, конечно, сразу его вычислим, – хмыкнул Карел, – с первого взгляда.

Ева ничего не ответила, хотя понимала, что ее друг, сам того не зная, оказался прав. Ведь она уже знала, как выглядит убийца, Эдвард Плантагенет. Стоило лишь уточнить, один ли он в Праге, или гастролеров несколько. При благоприятном стечении обстоятельств она сможет быстро распознать вампира среди обычных людей, так же, как на площади, днем ранее, она узнала Эдварда.

О, до него она еще доберется! И не дай Бог ему заявиться на кладбище сегодня – это лишь подтвердит домыслы охотницы. Но на этот раз она хотела быть во все оружие. Он больше не сбежит от нее. От этих мыслей ее отвлек голос Карела:

– Если ты так хочешь ехать, то стоит поторопиться.

Он аккуратно взял ее под руку, и они прошли до кареты.

– Я вчера разговаривал с инспектором Тесаржем, который занимается этим делом, – как бы невзначай произнес он.

– И как продвигается расследование?

– О, ничего хорошего, – с легкой грустью ответил детектив, – нет даже подозреваемого.

– Он скоро у них появится, – улыбнулась охотница.

– Разумеется, я не мог просто так заявить полиции, что их убийца – это мифическое существо из старых сказок, – продолжал он, – во что люди готовы верить в последнюю очередь, так это во всякую нечисть. Но Рихарда я подтолкнул к некой мысли…

Они подъехали к старому кладбищу, где собралось уже достаточное количество людей. Многие лица были знакомы Еве из газет, и лишь в очередной раз она подивилась глупости вампира, совершившего это злодеяние – в конце концов это не убийство нищего на улице, или даже какой-нибудь симпатичной, но никому не нужной барышни. Интересно, кто будет следующим? Сам император Австро-Венгрии?

Однако, несмотря на толпу, на кладбище царила благоговейная тишина – острый слух женщины различал лишь редкие приглушенные голоса.

Постепенно люди стали подниматься в старинный костел, где находилось тело покойного.

Эдвард занял свое место возле сестры, и карета тронулась. Мартина много бы отдала, чтобы оказаться где угодно – даже в лавке своего отца, не разгибая спины работающей при неверном свете, но только не в этой роскошной карете, на мягких шелковых подушках под безразличными взглядами двух благородных господ. Подумать только – когда-то в разговорах на кухне с прислугой она сама вслух удивлялась, как не похожи эти брат с сестрой, но теперь Мартина совершенно отчетливо видела их сходство. Да, эти двое слеплены из одного теста – взгляды, манера держаться, отстраненность… Мартина показалась себе глупой и неуклюжей девчонкой.

Дорога до кладбища тянулась бесконечно, карета катила по колее, прихваченной ночным морозцем, подскакивая на ухабах. Когда, наконец, показались кладбищенские ворота, церковная ограда и два древних дуба, стороживших въезд, горничная даже вздохнула с облегчением. Хотя кладбище – это не то место, где хотела бы оказаться добропорядочная девушка. Это место внушало страх, в голове мгновенно всплывали страшные рассказы, услышанные поздней ночью от тетушки Мадлен, про то, как в полночь на кладбище из могил встают мертвяки, чтобы пить кровь людей.

Мартина сощурилась, выходя из темной кареты, и придержала дверь, пока выходила графиня… Первым из кареты выпрыгнул Эдвард и галантно подал руку сестре. Анна опустила на лицо вуаль, переглянувшись с ним. Мартине этот обмен взглядами был непонятен – казалось, эти двое разговаривали друг с другом без слов.

Анна прибыла на похороны далеко не первой… Когда Мартина проходила следом за Эдвардом, поддерживающим под руку Анну, она замечала взгляды других людей, устремленные на них. Немногочисленные близкие, друзья, съехались на похороны Фридриха фон Валленштайна. Некоторые приехали из Пруссии, но родственников покойного здесь было немного – он успел испортить с ними отношения до того, как переехал в Богемию.

Несомненно, многие из присутствующих винили в его смерти саму Анну. Конечно, многие считали ее всему причиной небезосновательно – красивая, но обедневшая любовница, предстоящая женитьба на которой для многих была неприятной неожиданностью. И никто так и не нашел завещания герцога: неизвестно, кому перейдет его состояние, счета в швейцарских банках, недвижимость. К счастью, эта английская выскочка не претендовала на деньги герцога и его семьи, иначе бы она стала первой подозреваемой.

Люди шептались за спиной у Анны. Ведь она – по сути никто. Уже не невеста, и даже не вдова.

Некоторые все же подходили выразить свои соболезнования, Анна отвечала сдержанным кивком.

В толпе Мартина заметила шляпу и трость инспектора Тесаржа.

Постепенно процессия устремилась в церковь, где стоял роскошный гроб из красного дерева с серебряными ручками.

Мартина подняла голову к небу – прямо на нее смотрел строгий готический фасад из красного камня. Сквозь витражные окна были видны сотни белых свечей, раскаленных до прозрачности. Язычки пламени колебались на сквозняке…

– Пани? – Мартина видела, как запнулась графиня на первой церковной ступеньке. Рука ее мгновенно метнулась к карману, в котором лежал флакончик с душистой нюхательной солью. – Вам дурно?

* * *

Молодая девушка в глухом черном платье и густой вуали, плотно закрывающей лицо, остановилась на ступеньке перед входом и замерла. Несколько секунд она простояла неподвижно, пока служанка хлопотала вокруг нее, затем двинулась дальше.

– Кто это? – тихо спросила Ева.

– Анна, графиня Варвик, невеста герцога, теперь уже бывшая, – пояснил Карел, – живет в поместье под Прагой, доставшееся ей в наследство от тетки.

Ева припоминала что-то о графине – слухи ходили по городу, особенно быстро они распространялись в высшем свете, и многие уже обсуждали несчастье этой графини-англичанки. Она потрясла головой, словно скидывая с себя наваждение – вряд ли эта девушка могла быть той, кого она искала. Но в будущем ей будет просто необходимо поговорить как с ней, так и с ее слугами, ведь они могут стать важнейшими свидетелями в расследовании!

То же самое думал сейчас и Карел, однако он не вычеркнул так просто кандидатуру графини из списка тех, кто может быть причастен… да и сам список состоял пока всего из одного имени – графини Анны. И хотя логика подсказывала, что небогатой невесте нет никакого резона убивать своего жениха-герцога, против логики выступала интуиция, которая подсказывала, что следует побеседовать с этой женщиной tete-a-tete.

* * *

Анна осторожно переступила порог костела.

Она не любила все эти церкви, соборы. Будучи при жизни верующей, она ощущала себя здесь чужой, изгнанной, неугодной Богу. Вампирше было здесь неуютно, и это было самое мягкое определение. Церковь, храм Божий для спасения души, в жизни и смерти. Но что делать, когда души нет?

Анна вошла. Земля не разверзлась, и гром не прогремел, но она словно почувствовала какое-то сопротивление. Чужая… Чужая в святом месте. Какое счастье, что сейчас никто не мог видеть ее лица!

Играл орган, который хоть и звучал уместно в этой ситуации, но заставлял графиню вздрагивать с каждым новым аккордом. Свечи горели неярко, лишь немного рассеивая темноту, но они словно выжгли весь воздух в помещении. Анна чувствовала, что задыхается, хотя ей и не нужен был воздух, чтобы дышать.

Свеча в ее руке задрожала и упала на пол, пальцы безвольно разжались. Мартина с ужасом в глазах смотрела на хозяйку, но прежде, чем успела обратиться к ней, Анна бросилась на улицу. Служанка не заметила даже движения – мгновение назад хозяйка стояла рядом с ней, и вот уже Мартина услышала стук закрывающейся двери. К счастью, никто из присутствующих больше не обратил внимания а исчезновение графини.

Эдвард, в отличие от Анны, не испытывал никаких чувств в святом месте. Граф не верил ни в Бога, ни в Дьявола. Если бы они были, он бы не стал тем, кем являлся.

Когда Анна покинула костел, Эдвард хотел последовать за ней, но все же остался, решив, что графине необходимо побыть в одиночестве. Тем более он заметил присутствие Евы. Не хватало только, чтобы она чего-нибудь заподозрила. Хватит и того, что охотница желает его скорейшей смерти.

Орган смолк, и появился священник. Эдвард от скуки стал рассматривать убранство старого помещения, не обращая внимания на бормотания старика. Внезапно вампир почувствовал на себе пристальный взгляд. Повернувшись, он заметил Вик, которая стояла неподалеку и внимательно смотрела на его руку. Граф проследил за ее взглядом. Воск со свечи капал на руку вампира. Эдвард, вспомнив, что обычному человеку это должно было принести боль, потряс рукой и состроил гримасу боли, стряхивая воск. Когда он снова посмотрел на Вик, та быстро перевела взгляд на священника, думая, что граф не заметил ее интереса к своей персоне.

Удивительно, но Вик напомнила ему Анну во время их первой встречи. Только у Анны в глазах он видел тогда детскую наивность. Вик же больше была похожа на маленького запуганного волчонка. И все-таки между ними было кое-то общее! Хотя бы то, что они обе повстречали на пути графа Варвика.

Вспомнив о приличии, Эдвард перестал рассматривать девушку, вернувшись к своим размышлениям о том, как бы ему отделаться от Евы.

* * *

За время, проведенное в Праге, и в особенности с инспектором Тесаржем, Вик научилась понимать местный язык. Даже могла сказать на нем пару предложений. Конечно, грамматически неправильных, но кто, скажите на милость, ожидает чего-то большего от грязной попрошайки? Эти знания дали возможность узнать, куда так стремится попасть инспектор Тесарж. Он настаивал, чтобы девочка осталась в отделении, хотя официально ее так и не посадили под замок. Но Вик не собиралась сидеть в управлении. Инспектор не понимал ее желания идти с ним на похороны чужого и незнакомого ей человека. «Конечно, ему не понять», – думала Вик, наблюдая, как тот покидает полицейское отделение. А потом последовала за ним.

Девочка знала название кладбища, и найти его не составляло труда, она всегда хорошо запоминала, где что находится, спустя несколько дней пребывания в незнакомом месте, и Прага не стала исключением. Дворами, двориками, подворьями, через заборы и кусты, и вот она уже стоит и глядит полными печали глазами на все происходящее. А, точнее – на графа Варвика. Эдвард, кажется, так его звали. С того случая в поместье этот странный человек не выходил у Виктории из головы.

Его глаза… Ах, его глаза! Они поглощали, затягивали! А его улыбка… Ах, его улыбка! Такая уверенная, слегка дерзкая, белозубая, опасная… Его руки… Ах, эти руки! Длинные, сильные пальцы, с коротко остриженными ногтями, чистые. У мужчин это редкость в наше время. Аристократ, что еще сказать? А кожа, наверное, нежная… И вот сейчас на эту нежную кожу капает расплавленный воск со свечи! Всю руку залил!

«Наверное, ему очень больно. Бедненький… – подумала про себя Вик, шмыгнув носом. – Хотя… Это странно. Воск залил всю кисть, а он никак не реагирует! Странно это…» – решила проанализировать ситуацию влюбленная по уши девушка, но быстро опомнилась – она же по уши влюбленная, а значит – глупая. «Он, наверное, очень переживает из-за смерти своего близкого друга и та боль гораздо сильнее этой, физической», – всхлипнула она еще больше, чувствуя себя еще более глупой, чем всегда, но быстро взяла себя в руки.

И тут граф обратил на неё свое внимание. Не внимание, а просто взгляд своих карих глаз, но этого хватило, что бы щеки девушки залились непривычным румянцем. Она быстро отвела свой взгляд, только успев заметить, как Эдвард чуть слышно шипит от боли, сбрасывая с себя уже успевший затвердеть воск.

Боясь, что граф воспримет её взгляды неправильно, Вик до окончания церемонии в церкви старалась больше не попадаться ему на глаза.

* * *

Расплатившись с извозчиком, Тесарж соскочил с подножки экипажа. Сидевший на козлах старик стеганул лошадей, и коляска, скрипя колесами, покатила обратно в город. Рихард договорился с возницей, что тот вернется за инспектором спустя три часа – приблизительно столько должны были занять панихида и погребение.

Он потуже запахнул пояс пальто – осень уже вступала в свои права, дни становились короче, а ночи прохладнее. Пожелтевшие листья, срываясь с веток, кружили в воздухе и падали на землю.

Пройдя сквозь широкие кладбищенские ворота, Рихард направился к старинному костелу. Люди, пришедшие намного раньше него и сплетничавшие в ожидании появления графини Варвик, теперь устремились в церковь.

Зная, что ему все равно не удастся попасть внутрь к началу церемонии, Тесарж предоставил новоприбывшим свое место в очереди. Наблюдая, как они поднимаются по ступенькам, инспектор задумался над тем, сколько раз ему приходилось бывать на похоронах жертв, чьи дела он расследовал. Выходило, что не так уж и часто – точнее, ни разу. Хотя, может быть, и следовало бы.

* * *

Анна сбежала с лестницы и остановилась, лишь когда оказалась достаточно далеко от костела. Голова перестала кружиться, и графине больше не казалось, что она умирает. Как это странно! Словно она все еще была человеком, и ей действительно не хватало воздуха.

Скорее по старой привычке, чем по острой необходимости она сделала несколько вздохов.

– Графиня! – она обернулась на знакомый голос.

Тессарж не сразу узнал в женщине, сбежавшей по ступенькам, графиню Варвик. Почему она так торопливо покинула костел?

– Инспектор! Я… Я очень рада вас здесь видеть, – она едва заметно улыбнулась.

Впрочем, это было необязательно, ведь ее лица не было видно. Она улыбнулась скорее сама себе, почувствовав облегчение от присутствия этого человека. Это так… глупо! Но пусть. Он хотя бы развеет ее мрачные мысли своими дурацкими вопросами.

– Вы же сами просили сопровождать вас, пани, – учтиво поклонился Рихард, – помимо того, я понимаю, насколько тяжело все это для вас.

– Да. Эти люди превратили похороны в фарс. Мало кто из них по-настоящему знал Фридриха, а еще меньше – любили, – тихо сказала графиня.

– Куда больше их интересует, кто же убийца. Графиня, не поймите меня превратно, я не хочу обидеть ваши чувства…

– Господин инспектор, я все прекрасно понимаю! Это ваша работа, этим должны заниматься вы… Но я была бы премного благодарна, если бы в вашем расследовании меня оставили в покое.