Текст книги "Темная Прага"

Автор книги: Кэрри Гринберг

Соавторы: Ричард Гудман,Ася Верчак,Екатерина Вдовина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Вскоре крики смолкли. Что-то теплое капнуло девочке на щеку. Она чувствовала, как все ее лицо заливает эта жидкость. Крик ужаса сдавленным стоном вырвался из горла Евы. Кто-то схватил ее за плечо и против воли вытащил из-под кровати…

… – EvicskАm, ты меня слышишь? В каких облаках ты витаешь? – спросил герцог, тронув ее за плечо. Девочка вздрогнула, переводя усталый взгляд на отца. – Сегодня ты снова пойдешь со мной на охоту. Приготовься, пожалуйста. Надеюсь, на этот раз ты будешь более покорна и не будешь мне мешать! Не упрямься, дочка. Ты вампир, ты не должна жалеть людей. Они лишь наша пища.

С тех пор, как умерла ее мать, прошло шесть лет. Шесть долгих ужасных лет, наполненных кровью, убийствами и смертью. Отец девочки был титулованным вампиром. Ева же была его внебрачной дочерью от служанки Агнешки. Как только женщина поняла, кем на самом деле является ее хозяин, она, собрав свои пожитки, бежала прочь. Десять лет Агнешка вместе с дочерью скрывалась от грозного герцога. Но спустя десять лет герцог нашел ее и убил, а дочь забрал собой, чтобы воспитать себе подобной. Наивный, он думал, что проклятая кровь возьмет свое, и дочь станет полноценным вампиром, что каждую ночь будет разделять с ним его ужин. Но каждый раз, стоило Еве закрыть глаза, как она видела свою мать, взирающую на нее со своего последнего пристанища остекленевшим взглядом. И лишь одна мысль проходила через ее угасающее сознание – убить… убить тварь мертвую и всех ему подобных.

Эти шесть лет не прошли для девочки даром. Она многое узнала и многому научилась. Например, что надо сделать, чтобы убить вампира. Долгое время она вынашивала план мести, притворяясь хорошей дочерью. Только на прошлой охоте она сорвалась. Отец хотел, чтобы она убила свою ровесницу. Ева видела испуганный взгляд девочки, как она вся дрожит, словно травинка на ветру, ощущала ее страх. Ева не смогла этого сделать. Она помогла ей бежать. Обычно герцог не уделял ей много внимание на охотах, и вместо поиска жертвы Ева прогуливалась по городу, но на этот раз герцог проследил за ней.

И когда Ева отпустила девушку, отец строго наказал ее.

Герцог был крупным широкоплечим мужчиной с темными волосами до плеч и яркими зелеными глазами. Он был красив, и девочка легко могла понять свою мать, которая по незнанию боготворила своего хозяина.

Ева никогда не представляла себе, что бы было, будь у нее обычная семья. Она вообще не любила мечтать. Реальность отучила ее от этой глупой человеческой привычки. Она уже не мечтала о будущем, ее жизнь представляла однообразный круг событий. Утро, день, вечер, охота. Утро, день…

И каждый день все происходило по одному сценарию, словно это были не разные дни, а один бесконечный, созданный, чтобы свести ее с ума. Она не могла больше терпеть… Этой ночью она собиралась изменить свою жизнь.

Достав из ящика рабочего стола кинжал ручной работы, покрытый тонким слоем серебра и окропленный святой водой, она улыбнулась. Благодаря тому, что ее мать была смертной, Еве оказалась не страшна святая вода, чеснок и солнечные лучи, и она могла часами продумывать свой план, пока отец спокойно спал.

Как только солнце село, а над городом взошла луна, герцог и его дочь вышли на ночные улицы.

– Следуй за мной. Двигайся как можно тише и незаметней. Жертва не должна увидеть твое приближение. А когда окажешься рядом, действуй гипнозом. Усыпи бдительность человека.

Ева кивнула, сжимая рукоять клинка в кармане своей накидки.

– Главное быть аккуратными. Никто не должен знать о нашем существовании.

– Отец? – позвала девочка, бесшумно двигаясь за ним и на ходу вытаскивая клинок. Вампир развернулся и почувствовал, как лезвие входит в его тело. Герцог согнулся пополам, проклятия сорвались с его губ.

– Мерзавка, ты погубишь не только меня, ты погубишь себя! Без меня ты не проживешь! – воскликнул вампир, рухнув на колени.

Ева молча смотрела на него. Она не плакала и тогда, когда видела в последний раз свою мать. Тем более она не будет плакать сейчас. Потому что перед ней умирал не живой человек, а ходячий мертвец. Он никогда не был ей отцом.

Через минуту перед ней лежала лишь горстка пепла. Взяв свой клинок, девочка пошла прочь.

Все было кончено. Для него. А для нее только начиналось…

* * *

Ева встряхнула головой, отгоняя мысли о прошлом. Тогда она еще не знала, что ее отец был сравнительно молодым вампиром, в его вампирской сущности ему было не более тридцати лет, именно поэтому убить его было так легко. Позднее Ева научилась справляться и с более сильными вампирами, она смогла победить всех, кто встречался ей на пути. Всех, кроме одного и его она ненавидела больше всего. На это у нее были свои причины.

22 сентября 1888 года

Утро 22 сентября 1888 года от рождества Христова выдалось на редкость солнечным. Предыдущие дни погода стояла сумрачная и ветреная, и казалось, что осень окончательно вступила в свои права, и лето больше не вернется…

Солнечный свет разбудил старинный особняк – хлопали ставни на кухне, через цветные витражи в гостиную с трудом пробивались робкие лучи света. Вернувшиеся после отпуска слуги сновали по коридорам, там и тут в окнах виднелись проветриваемые и просушиваемые простыни, одеяла и тюфяки, набитые пухом. На кухне с самого раннего утра все скворчало, кипело и шипело – повара начали подготовку закусок к предстоящей свадьбе своей госпожи.

– Доброе утро, пани Анна, – прощебетала Мартина, заходя в комнату графини.

Она хотела было раздвинуть тяжелые шторы, но вовремя вспомнила, как кричала на нее хозяйка в прошлый раз, когда горничная пыталась это сделать.

Ее госпожа приподняла голову от подушки и неожиданно улыбнулась горничной. Ее темные волосы разметались со сна, кожа казалась фарфоровой и полупрозрачной, но на щеках горел яркий румянец.

– Вы прекрасно выглядите сегодня утром, – служанка подошла к постели будущей герцогини, чтобы подать ей кружевной пеньюар, – герцог будет доволен, что вы поправились.

– Ты так думаешь, Мартина? – Анна нагнулась над умывальником и плеснула себе на лицо холодной воды. Возможно, эта процедура затянулась на слишком долгое время – она не хотела смотреть в глаза служанке, пока та говорила про Фридриха.

– Он добрый, – улыбнулась девушка, – он вас любит. Сегодня примерка платья в салоне мадам Гасиштейнски, вам надо быть там в три часа дня. Что вы сегодня наденете, пани Анна? Эти платья специально к вашему приезду привезены из Парижа, – горничная распахнула дверцы шкафа, демонстрируя хозяйке ряды платьев.

– Хорошо, Мартина, – рассмеялась хозяйка, откидывая с лица локоны, – поставь мою ширму и помоги мне одеться.

– Что это? – горничная приоткрыла ротик, разглядывая кружево на воротнике ночной сорочки, сброшенной ей на руки хозяйкой, – никак пятнышко крови…

– Вероятно, я поранилась вчера, – небрежно бросила Анна.

– Я отдам прачкам, – успокоилась Мартина и продолжила, – специально для вас прислали это голубое платье по последней моде, – продолжала щебетать девушка, разворачивая ширму из тонкого шелка, расписанную цветами и птицами на японский манер, и ловко справляясь с дырочками и шелковыми ленточками тугого корсета.

Анна молча стояла, разглядывая себя в зеркало: глупости, что вампиры не отражаются в зеркалах – предрассудки и суеверия! Так же как и сами мысли о том, что они вообще могут существовать… Только вот на протяжении уже нескольких веков зеркало показывало ей одно и то же изображение. Какой она была в шестнадцать лет, совсем юной и глупой девушкой, такой же и осталась. Пусть уже и не юной – ведь зеркало не могло показать истинного возраста – но все такой же глупой… Менялись прически и наряды, но сама она шла сквозь века, не меняясь: что внешность, что характер, – все остановилось на том времени, когда ей было шестнадцать.

Графиня еще недолго провозилась у зеркала, накладывая косметику – Мартина ей в этом деле была не помощница, она в этом ничего не понимала и удивлялась про себя, зачем пани использует столько пудры и румян, которые сейчас были не в почете у высшего света. Ей было бы сложно объяснить настоящую причину, заставляющую Анну изводить на себя тонны пудры, делая лицо похожим на кукольное. За всеми этими слоями косметики графиня выглядела на порядок старше, чем была на самом деле. «Интересно, сколько ей лет?» – иногда задавалась вопросом Мартина, но так и не могла найти на него ответа.

Сегодня Анне предстояло самое тяжелое испытание в жизни. Примерка свадебного платья. Но какое может быть платье и какая может быть свадьба, если жених мертв, убит невестой за несколько дней до знаменательного события. Но Анна будет притворяться, будет играть и скрывать слезы, ведь она же ничего не знает. Боже мой, как это тяжело…

Завтракали сегодня в малой столовой. Мартина удивлялась этой странной привычке хозяйки – завтракать в то время, когда в ее семье уже готовились к обеду, а то и не завтракать вовсе. Вот и сейчас стрелки больших часов на стене показывали час дня, и день был в самом разгаре. Солнечный свет, едва пробиваясь сквозь занавески, которые хозяйка запрещала расшторивать, едва освещал белоснежную накрахмаленную скатерть на круглом столе. Свечи в тяжелых медных подсвечниках тускло горели, почти не давая света. Даже в пражский дом, где раньше жила Мартина, было проведено газовое освещение, а это поместье освещалось по старинке – свечами. Они коптили, оплывали, постоянно капая на пол и мебель, и слугам стоило огромного труда оттирать застывший воск. Можно было понять старую хозяйку, которая славилась своими консервативными взглядами и боялась газа, как кары божьей, но почему пани Анна продолжает жить, словно в прошлом веке, не понимал никто.

Молодой граф Эдвард явился первым и, небрежно встряхнув аккуратно свернутую салфетку, разложил ее на коленях. Через несколько секунд появилась и графиня – в новом платье и с аккуратно уложенными в высокий пучок волосами. В темных прядях сверкали мелкие жемчужины.

– Да ты сегодня просто ангел, дорогая сестрица, – поприветствовал ее Эдвард.

– А где Фридрих? – удивленно спросила девушка, обводя взглядом столовую – кроме ее брата, продолжавшей накрывать на стол тетушки Мадлен и застывшей в дверях горничной никого не было, – мой возлюбленный опаздывает к завтраку. Мартина, поднимись наверх и поторопи герцога Валленштайна.

– Сию минуту, пани, – горничная быстро покинула столовую.

Кажется, сегодня утром никто сюда еще не заходил – прислуга Анны успела привыкнуть, что герцог не любит, когда его беспокоят по утрам. Мужчина вполне сам мог справиться с умыванием и утренним туалетом.

– Господин герцог? – позвала Мартина через дверь, робко постучав, – пани Анна просила вас поторопиться к завтраку… – ответом ей было молчание.

Девушка прижала ухо к дубовой двери, но не услышала ни малейшего движения.

– Господин герцог? – уже чуть громче повторила она, – мне совсем не хочется помешать ему, – пробормотала она себе под нос, – или застать его… неодетым… – при подобной мысли и без того румяные щеки молодой девушки вспыхнули, но она все же надавила на дверную ручку, и дверь бесшумно отворилась внутрь.

В комнате было пусто. Кровать застелена, будто герцог и не ложился, а портьеры, видимо, не задернуты еще с вечера. Окно слегка приоткрыто, и прохладный утренний воздух врывался в комнату, слегка шевеля тонкие тюлевые занавески… И никаких следов герцога Фридриха фон Валленштайна.

– Простите, пани, – вполголоса обратилась Мартина к Анне, вновь появившись в столовой, – но герцога нет в его спальне… И никто из прислуги его сегодня не видел.

– Возможно, он уехал еще ночью, – предположил Эдвард, откладывая в сторону вилку и стягивая с колен салфетку.

Анна бросила на брата странный взгляд и тоже закончила с завтраком, впрочем, так к нему и не притронувшись.

– Я уверена, – твердо сказала она, – что к ужину мой будущий муж вернется. Вероятно, он поехал в свои пражские апартаменты, – она в упор смотрела на брата, Мартина переводила взгляд с одного на другую, мало понимая в этой сложной системе обмена взглядами. – А еще я уверена, что если мы не выедем сейчас, то опоздаем на примерку в салон. Лошади уже готовы? Мартина, возьми деньги и список у Мадлен и отправляйся на рынок из салона. Я хочу, чтобы все закуски были идеальны!

– Конечно, госпожа, – на лице девушки засияла улыбка, – вам помочь приколоть шляпку? Нет? Тогда я быстро соберусь…

На службе в большом поместье в предместьях города был один значительный минус. А именно то, что этот самый город попадать удавалось нечасто. Поэтому поездка в Прагу, да тем более на господском экипаже, представлялась увлекательным приключением.

Анну словно разрывали на части чувства и эмоции, с которыми она уже привыкла справляться. С одной стороны, она была счастлива. Счастлива безмерно, всепоглощающе – людям никогда не понять этого счастья, оно знакомо только вампирам, утолившим мучительный голод. Но с другой стороны (и эти мысли она гнала прочь), сердце ее болезненно сжималось, когда она пыталась вспомнить и, самое главное, понять, какое же преступление было вчера совершенно. Преступление против своего Geliebte, против их любви и против всей жизни.

Но она об этом не думала. Старалась забить голову такими приятными мелочами, как новое голубое платье, шпильки для волос и модный фасон каблука. Никаких вампиров и убийств. Она молодая, красивая и знатная девушка, которая едет в салон мадам Гасиштейнски за… за…

Анна крепко сжала кулачки. Мартина, сидевшая рядом с ней в экипаже, удивленно взглянула на молодую госпожу:

– Что-то не так, пани?

Та только улыбнулась и покачала головой. Разве у нее может быть что-то не так?

– Приехали, пани! – обратился к ней кучер.

Они остановились в самом сердце Праги – Старом Городе. Наверно, только в таких местах и должны шиться свадебные платья будущим герцогиням.

Кучер открыл перед девушкой дверь и помог ей спуститься. Мартина вышла следом, держа над хозяйкой широкий зонтик от солнца. Вот уж эти дворянки – они сами не свои до цвета лица и боятся загара, словно геенны огненной!

Анна подобрала юбки и быстро поднялась по мраморной лестнице, ведущей в салон. Она поправила шляпку и опустила ее пониже, чтобы широкие поля закрывали лицо, и горячие лучи солнца не касались кожи. Конечно, это неправда, что солнце могло превратить ее в пепел одним лишь лучом, для этого она была слишком стара, однако находиться под ним было крайне неприятно и даже болезненно – и это всего-то с десяток минут, больше она не пыталась выдержать. Навстречу ей вышла владелица салона. Когда приезжает одна из постоянных клиенток, не следует пренебрегать вежливостью.

Они прошли по широким коридорам мимо красивых витрин и дорогих тканей, милых женскому сердцу аксессуаров и готовых платьев, ожидающих, когда хозяйки их заберут.

Мадам Гасиштейнски провела Анну в отдельную комнату, где посредине на небольшом возвышении стоял манекен со свадебным платьем будущей герцогини.

Ослепительно белое, настолько, что казалось, что оно светится. Длинный шлейф и ниспадающие складки на турнюре, тончайший шелк, изысканное кружево на корсаже, и воротнике, дорогие аксессуары… Любая девушка была бы счастлива хотя бы увидеть такое платье, не то что надеть его. Но Анне было не до того. Она ясно понимала, что весь этот фарс устроила она. Но не хватало ей сейчас терять лица! Она же умная, хитрая, она не позволит, чтобы ее в чем-то заподозрили.

Анна, не шевелясь, стояла на маленьком постаменте, и даже не замечала, что происходит вокруг. Мартине казалось, что ее хозяйка и вправду не сделала ни одного движения, и даже словно бы не дышала, хотя такого, конечно, быть не могло.

Процесс примерки занял не один час – мадам Гасиштейнски хотела, чтобы платье сидела идеально – она несколько раз перетягивала корсет, меняла длину юбок и турнюр, подносила различные драгоценности…

Мартине, конечно, было очень интересно наблюдать за этим зрелищем, но не все же это время! Анна поймала взгляд своей горничной и сказала, чтобы не ждала ее и отправлялась на рынок – столько всего еще необходимо купить!

– Направляйся на рынок, я заеду за тобой туда позже, – распорядилась она.

Девушка с радостью бросилась выполнять это поручение.

Мартина ушла, а Анна устало закрыла глаза, пока портниха под строгим надзором мадам Гасиштейнски суетилась вокруг нее.

– Мадемуазель, ваше платье уже почти готово! – мадам Гасиштейнски просто светилась радостью, – мы доставим его послезавтра вам в имение.

– Да-да, – автоматически кивала Анна, бессмысленно перебирая пальцами жемчужное ожерелье, – благодарю вас.

– Как господин герцог? – решила поддержать разговор хозяйка салона.

Ожерелье разлетелось на множество мелких частей, жемчужинки весело запрыгали по полу.

– Как всегда, – глухо проговорила Анна, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась. Ее улыбка могла сгладить любую ситуацию, а вместе с гипнозом они просто творили чудеса, – ждет не дождется свадьбы.

– Ну, вот и прекрасно, – заверила ее мадам.

Уже выходя из салона, Анна не удержалась и купила несколько приятных мелочей – шляпку, шаль, перчатки – нужно было готовиться к наступающей зиме.

– Куда теперь? – спросил кучер, помогая хозяйке закинуть шляпные коробки и пакеты с покупками внутрь кареты.

– На рынок, за Мартиной.

Кучер улыбнулся. Он даже не стал уточнять, на какой именно рынок, потому что госпожа наверняка не поняла бы его. «А что, их несколько?» – представил он удивленный вопрос этой аристократки. Да разве может ее интересовать, где каждую неделю покупают продукты к ее столу?

Размышляя так про себя, он гнал карету к тому рынку, о котором часто рассказывала ему Мартина. Он находился на окраине и ничем не отличался от остальных – тот же шум, гвалт, бесконечные прилавки и развалы с продуктами, множество людей, снующих туда-сюда.

* * *

Сны бывают странные. Сны бывают страшные. Сны бывают непонятные, смешные, тоскливые – любые. Но когда приходит утро и слабый, чуть сероватый утренний свет пробивается сквозь дыры в крыше или сквозь щели в стенах, сны уходят, оставляя лишь слабый отголосок тревоги. Так было и сейчас.

Вик проснулась не столько от солнца, пока еще слабо скользящего по грязной коже, сколько от холода, к которому постепенно примешивался голод. К голоду постепенно привыкаешь, но периодически он приносит некоторые неудобства. Вик в тайне мечтала изобрести какое-нибудь лекарство от голода. Лекарство, которое бы раздавалась всем бедным. Как бы тогда все было хорошо и просто. Но так же, как она мечтала изобрести это лекарство, точно так же она в тайне понимала, что единственное лекарство против голода это хороший, сытный, горячий обед. Увы, что-что, а вот это ей точно не грозило!

Голод все сильнее напоминал о себе. Это был голод, когда твой желудок начинает утверждать, что не ел он три дня и пора бы пожалеть хотя бы то, что осталось от остального организма.

Город был другим, неизведанным миром, который представлял собой новую жизнь, со всеми своими возможностями к началу этой самой новой жизни. Город новый и неизведанный. Люди новые и неизведанные. Интересно, где тут можно было бы найти еду?

В Лондоне она жила в сиротском приюте, где каждый день предоставлялась какая-никакая, но еда… Но тут не Лондон. Тут Прага. И связи придется заводить заново, но на это нужно время… А кушать-то хочется! Еда, как известно, в изобилии водится на рынках. Там, как также известно, ходит много простачков, заинтересованных базиликом, редиской, помидорами и прочей ерундой. Они сбиваются в кучки. А все эти кучки вместе и составляют рынок. А рынок это идеальное место для воровской деятельности. Это Вик уже успела усвоить за месяц жизни на улице.

Воровство – это целое искусство. Тут играет роль любая мелочь. Подбор времени, места, окружения, жертвы, и самое главное – того, что красть. Но это напрямую зависит от жертвы. Тут надо проводить довольно-таки тонкую оценку. А способна ли жертва выдержать «потерянный» кошелек или же для неё будет почти смертельно пропажа булки хлеба? На рынке всегда много народу, в большинстве случаев, служанки богатых барышень, которые пришли пополнять запасы еды своих господ. Обычно такие жертвы вполне способны потерять свой кошелек. Они, конечно, расстроятся, но не умрут от голода. Этими соображениями и руководствовалась Вик, направляясь на пражский рынок.

Время было выбрано самое что ни на есть благоприятное. Потенциальных жертв было хоть отбавляй. Они почти что напрашивались на ограбление. Вик не любила такой способ получения пищи. По ней так лучше все-таки заплатить за хлеб, чем утащить её у кого-то, кто, возможно, купил её на последние деньги. Но вот незадача… во рту у девушки не было и маковой росинки уже дня три-четыре, а в карманах была разве что дырка от бублика. Маловероятно, что такая валюта принималась пражскими торговцами.

Жертва выбиралась долго и тщательно. В конце концов, Вик остановила свой взор на миловидной девушке, выглядевшей довольно-таки неплохо для бедной и оголодавшей бродяжки. Скорее всего, эта девушка была чьей-то служанкой. Идеальная жертва. В меру рассеяна, в меру уверена в себе. Все в ней было в меру. Из-за потери батона шум не поднимет. Побоится. Идеальная жертва.

Подойдя сзади, Вик осторожно потянула за край батона. Риск все же был, что кто-то это заметит, но… о риске забываешь, когда мозг застилает марево голода. Осторожнее, осторожнее… главное не тянуть сильно. Иначе она почувствует резкую потерю веса в своей котомке. Вот так, вот так…. Прекрасно! А теперь – бежать. Или, по крайней мере, удалиться быстрым шагом – в такой толпе бег маловероятен.

Кое-как выбравшись на маленький кусок свободного пространства, Вик, забыв об осторожности, жадно вонзила свои зубки в белую хлебную мякоть. И тут на её плечо опустилась карающая длань судьбы. Ее обладатель был среднего роста с усами, бородкой и взглядом, который мог принадлежать только полицейскому. Вик могла только сглотнуть и постараться сжаться в комок. Вот попала…

* * *

Путь от престижного района, где находился «Салон Парижских мод Мадам Гасиштейнски», название которого было написано золотыми буквами на стеклянной витрине, до одного из рынков на окраинах был далек, но Мартина не стала нанимать экипаж – с каких это пор служанки разъезжают на экипажах? Она была только рада пешей прогулке. За последнюю неделю она так и не выбралась из поместья в город, не навестила родителей и сестер. Выросшая в этом городе и привыкшая к его улицам, она и не думала, что будет так по нему скучать, находясь всего в нескольких километрах от него.

Сейчас толпа покупателей на рынке была невелика, да и день был не рыночный. Кругом сновали кухарки, посланные за продуктами, и такие же служанки, как и она сама. Мальчишки-попрошайки лет пяти жалобно глядели в глаза и хватали за юбки проходящих, протягивая руку, ребята постарше подрабатывали, развозя за торговцами тележки с фруктами или сами торговали кулечками засахаренных орешков. В детстве отец возил маленькую Мартину в деревню к родственникам на ярмарку, и девушка навсегда запомнила впечатления от криков торговцев, пестрой толпы и ощущения себя частью этой толпы, частью чего-то большого, яркого, целого… Городской рынок не мог сравниться с тем столпотворением, но Мартина все равно любила дни, когда могла попасть сюда.

Неторопливо шествуя между рядами с молодыми девушками и солидными матронами, она постепенно наполнила свою продуктовую корзинку свежими фруктами, яйцами, зеленым луком и сыром… В лавке купила румяный батон еще теплого, живого хлеба.

«Когда-нибудь я буду покупать продукты не для хозяйки, а для себя, – с довольной улыбкой подумала она, – когда-нибудь, когда выйду замуж… Хорошо бы, чтобы это был богатый и достойный человек».

Легкое дрожание корзинки вывело девушку из радужных мечтаний. Хлеб, лежащий на самом верху, испарился как по мановению волшебной палочки.

Растерянно оглянувшись по сторонам, Мартина заметила мальчишку в грязной куртке и драном шарфе, расталкивавшего толпу локтями.

– Вор! – взвизгнула горничная, – держите вора!

Придерживая одной рукой корзинку, а другой юбки, она бросилась вдогонку. Шляпка сбилась и вскоре повисла на шее, удерживаемая одной только лентой.

Мартина уже готова была отказаться от восстановления справедливости, повернуть обратно к бакалейной лавке и отпустить воришку, как неожиданно заметила спешащую помощь – буквально из ниоткуда появился мужчина средних лет, вооруженный крепкой тростью, и вскоре его рука уже опускалась на плечо негодного мальчишки.

Поправляя волосы и шляпку, Мартина вскоре присоединилась к ним.

– Этот воришка… – задыхаясь проговорила она, – он украл у меня хлеб! Спасибо, пан, что задержали его. Наверное, стоит обратиться в полицию?

– Спокойно, пани. Полиция уже здесь. Инспектор Рихард Тесарж, – представился он, переводя взгляд с девушки, очевидно, горничной богатых господ, на оборванца и обратно.

Еще несколько минут назад Рихард Тесарж, инспектор пражской полиции, размышлял о дерзком налете, совершенном позавчера на ювелирную лавку. На беду троих преступников, набивших золотом карманы и уже собиравшихся скрыться, нагрянул патруль, привлеченный подозрительным шумом. Когда полицейские схватили их сообщника, ожидавшего снаружи в повозке, грабители, бросив большую часть добычи, смогли уйти. И ночная засада, поставленная на тот случай, если они вдруг решат вернуться за тем, что было припрятано в обнаруженном тайнике, как и ожидалось, не принесла никаких результатов.

Его путь пролегал через рынок. Проходя мимо палаток с овощами, он заметил в соседнем ряду попрошайку. Он привлек внимание инспектора тем, что батон свежего хлеба, зажатый в грязных руках, никак не соотносился с внешностью оборванца. И он никогда не видел его прежде, хотя был уверен, что знает всех своих «подопечных» в лицо. Приблизившись к подростку, Тесаржу стало не по себе, глядя, как жадно тот вгрызается в хлеб, но оставить эту кражу просто так он тоже не мог. В конце концов, накормить подростка смогут и в участке.

* * *

Анна с интересом наблюдала из окошка своей кареты на протекающую мимо жизнь. Ей, порядочной леди, даже не следовало бы покидать карету. Внимание ее привлекла небольшая толпа на рыночной площади. В центре ее находился какой-то господин, крепко держащий за руку подростка (кажется, это была девочка), и ее Мартина, что-то гневно втолковывающая им.

– Помогите мне выйти! – приказала Анна.

– Пани, вы уверены? Вряд ли вам стоит…

– Уверена!

Спрыгнув с подножки, она направилась в центр толпы.

– Что здесь происходит? – обратилась она к служанке.

– Пани Анна! Не волнуйтесь, ничего особенного… – она поймала вопросительный взгляд инспектора, – инспектор Рихард Тесарж, графиня Варвик, – представила она их.

Тесарж, продолжая придерживать за плечо воришку, с любопытством глядел на графиню, отметив ее необычайную бледность, не скрываемую даже широкими полями шляпы.

«Вот попала-то», – думала Вик, пытаясь казаться меньше, чем она есть. Её не только поймал какой-то полицейский, но еще и жертва тут же подоспела. И это еще что… В Лондоне и от этого можно было отвертеться, подавив на жалость. А тут… Вик впервые поняла, что она чужестранка в этом странном, чужом и зловещем городе. Она не умеет говорить по-чешски или по-немецки – а эти языки были здесь в обиходе. Это составляло некоторую проблему. Нет, Вик, конечно, понимала, в общем, о чем они говорят (в этой ситуации сложно ничего не понимать) и даже могла сказать пару фраз, но полноценно… разве что на английском?

И только она хотела закатить тираду про то, какая она бедная, несчастная, голодная сиротка-иностранка, как что-то произошло…. Толпа, окружавшая театр боевых действий, резко разошлась в стороны, как волны, пропускающие вперед величественный корабль.

Это была девушка или молодая женщина, возраст ее определить не представлялось возможности несмотря даже на фигуру и лицо. Держалась она как прирожденная аристократка, и Вик готова была поспорить, что девушка на самом деле носит какой-нибудь высокий дворянский титул. Бледная, невысокая, молодая, но от неё веяло чем-то нехорошим… Чем именно ее пугает эта дама, Вик сказать не могла, но по спине несчастной бродяжки пробежали мурашки, а короткие волосы встали бы дыбом, будь они хоть чуть-чуть почище. Вик тут же захотелось, чтобы этот полицейский продолжал держать её за шкирку, а потом уволок в теплую и чистую камеру в отделении. Вопить больше уже не хотелось.

– Что здесь произошло? – спросила у инспектора графиня.

– Она украла хлеб, – пояснила жертва преступления века. Вик, как ни странно, понимала почти все, что они говорят.

Она где-то слышала, что, прожив в незнакомой стране некоторое время, начинаешь понимать язык, на котором тут разговаривают, а также начинаешь говорить самостоятельно.

– А я поймал ее, – добавил Рихард.

«Да… Поймал. А сейчас – отпусти!» – Вик дернулась, но безуспешно. Инспектор держал крепко…

– Отпустите ее, – вдруг сказала Анна.

– Отпустите меня!!!! – завопила Вик по-английски, так, для приличия. Она не ожидала, что кто-то её соберется освобождать. – Что…?! – до Вик с трудом дошло, что сейчас приказала эта графиня.

– Хм… – протянула Анна, глядя Вик прямо в глаза, так, что та вздрогнула. – Англичанка, значит… Интересно.

– Отпустите, её, инспектор, – повторила Анна чуть громче.

– Но… – синхронно возразили Рихард и Вик.

Возразили и переглянулись. В глаза инспектору смотрели два огромных, молящих, зеленых блюдца на грязной мордашке, с которой сыпались крошки так и недоеденного хлеба. Вик крепче прижалась к инспектору, стараясь спрятаться подальше от этой дамы. Казалось, за доброй и жизнерадостной молодой графиней по пятам следовала смерть, и она знала об этом. Складывалось впечатление, что смерть была её другом. Близким другом.

– Нет, графиня. Боюсь, я не могу отпустить её. Мне не нужна на улице еще одна бродяжка. К тому же иностранка, – со вздохом возразил Рихард. Страх Вик передался и ему. Это его беспокоило, и он решил с этим разобраться. На досуге. И вообще, это его прямая обязанность – убирать бродяжек с улицы, пристраивая их куда-нибудь, где они имели бы хоть какой-то шанс выжить.

Девочка снова залопотала на своем языке и, воспользовавшись замешательством инспектора, укусила его за большой палец. Рихард вскрикнул и разжал схватку; Виктория же, не забыв про батон хлеба, словно кошка прошмыгнула сквозь кольцо зевак и бросилась наутек.

Тесарж подобрал трость и, посмотрев вслед ускользнувшей от него бродяжке, раздосадовано вздохнул. Инспектор взглянул на кровоточащую ранку, и, подняв взгляд, заметил неподдельный интерес графини к его «служебному ранению». Анна рассматривала его руку, словно зачарованная.