Текст книги "Лекарство от измены"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– По-видимому, этого никто не знает, – сказал Беренгуер. – Как только я получил ваше письмо, я написал его величеству, описав все, что мне было известно о ситуации, прося его о дальнейших указаниях. Я посоветовал поместить принца к монахиням, где мы можем быть уверены, что он будет в безопасности, если его величество не захочет, чтобы Арно и его люди возвратили ребенка во дворец в Барселоне.

– Он очень обеспокоен потерей няни, – сказал Исаак. – Насколько я могу судить по его словам, он нашел ее тело. Согласитесь, ребенка спасло чудо, – добавил он. – Пока он в безопасности, и я предлагаю оставить его там, где он сейчас, до завтра. Он должен отдохнуть.

Епископ тревожно дернулся.

– Это в квартале?

– Нет, – сказал Исаак, балансируя на грани правды. – Он находится под опекой честного и милосердного христианина и его жены. Он не знает, чей это ребенок. Он полагает, что это мальчик, недавно ставший сиротой и нуждающийся во временной защите от жадных родственников. Уверяю вас, что наследный принц не будет слишком заметен рядом с собственными детьми этой пары.

– Я бы перевез его сюда, – сказал епископ. – Это безопасное убежище от чужаков, но боюсь, что даже во дворце епископа у короля есть враги. Они бы быстро поняли, кто этот ребенок. Пусть он отдохнет там, где он сейчас находится. Завтра мы отправим его в монастырь и будем ждать дальнейших указаний короля. Как только моя племянница немного оправится, она сможет играть со своим маленьким братом. Как дела у доньи Исабель, мастер Исаак?

– Она понемногу набирает силы. Этим утром она уже смогла немного поесть. Сейчас я почти уверен в ее быстром выздоровлении.

– Я очень рад слышать это. – Беренгуер отодвинул свой стул и начал подниматься, но Исаак поднял руку, останавливая его.

– Еще один момент, молю вас, господин мой епископ. Сегодня я узнал еще кое-что.

Беренгуер снова сел.

– Относительно принца?

– Не знаю. – И Исаак сжато передал ему события, описанные дочерью и зятем.

– Меч Архангела. Любопытное совпадение, – сказал Беренгуер. – Сегодня я получил письмо от самого этого человека.

– Это человек? – спросил Исаак. – Я думал, что это Братство.

– Это может быть и то и другое. – Беренгуер поднял бумажный свиток. – После обычных приветов он говорит: «Воплощение Пламени, Меч Архангела Михаила обращается к его превосходительству епископу Жироны. Архангел желает, чтобы я уведомил вас, что Жирона, город Божий, находится под его особой защитой. В этот день, шестьдесят восемь лет назад, который был также днем рождения моего отца, святой Михаил оттеснил французов от его ворот. Как сын моего отца, я был назначен очистить этот город от порока и зла. Злые люди, находящиеся внутри его стен, должны пасть. Это богатое духовенство, особенно епископ и его каноники, а также аббатиса и ее монахини; это король и его наследники; это евреи, их представители, шпионы и тех и других.

Архангел посетил меня и приказал перерезать горло безбожникам. Я начал выполнять этот приказ. Откажитесь от греха и навсегда покиньте это место, или вы присоединитесь к мертвым душам в аду», – Беренгуер делал паузу. – У него прекрасный стиль, но не думаю, что этот человек мне понравится.

– Мне также, друг мой.

– Но донья Санксия, возможно, умерла именно потому, что была одета в одежду монахини, – сказал Беренгуер.

– А няня?

– Наверное, потому, что она защищала наследника его величества, инфанта Йохана.

– Остается еще очень много вопросов…

– На которые я не знаю ответов. Но попытка убийства наследного принца потерпела неудачу, он будет надежно укрыт или взят под строжайшую охрану до тех пор, пока этот сумасшедший не будет схвачен. У его величества нет других сыновей, которым можно было бы угрожать, а как мне кажется, его брат, дон Фернандо, может сам о себе позаботиться. Да если и не может, я все равно не ощущаю никакого особого чувства ответственности за его безопасность, – сухо добавил Беренгуер. – Наша задача упростилась. Мы должны оградить женский монастырь от скандала, который может возникнуть, если станет известно о том, что там делала донья Санксия де Балтье. Меч Архангела мы можем оставить другим.

– Интересно, кто такой Меч Архангела?

– Сумасшедший. Возможно, этот Ромео, кем бы он ни был. Мои стражники найдут его. Незаконно произносить смертельные угрозы в адрес епископа. А может, кто-то другой, – добавил он, зевая. – Исаак, я очень устал и мне нужно отдохнуть… Достаточно страданий и переживаний на сегодня. Уже слишком поздно для вечерни, но еще рановато для ужина. У вас есть время сыграть со мной в шахматы, друг мой?

– К сожалению, я давно не играл, – сказал Исаак. – Если ваше преосвященство снизойдет до того, чтобы подсказывать мне, где находятся фигуры, если я забуду, я попробую восстановить мои скромные навыки.

– Ну вы и скромник! – усмехнулся Беренгуер, взял доску и расставил шахматные фигуры на маленьком столике в углу.

Но едва фигуры были расставлены по местам, как раздался стук в дверь.

– Господин мой епископ!

– Что случилось, Франциско? – Беренгуер нетерпеливо поднялся и отпер дверь.

– Ваше преосвященство, – произнес каноник, – ваша племянница, донья Исабель, и дочь мастера Исаака исчезли из монастыря и их не могут найти.

Глава седьмая

Ракель поерзала на жестком стуле и села поудобнее. Она с тоской вспомнила о мягких подушках и удобной кровати, оставшихся дома. В этой комнате для нее также была приготовлена постель, но ей было неловко лечь, пока здесь находилась сестра Агнета. Она выпрямилась и попробовала подумать о чем-нибудь, чтобы скоротать время. Монахини – о которых она, как ей казалось, многое узнала, – умели удивительно терпеливо переносить неудобства. Всего несколько минут назад сестра Агнета спала, выпрямившись на узком стуле, а сейчас вышла, извинившись и пробормотав, что скоро вернется и принесет им обеим ужин. Ракель потихоньку потянулась, а затем повернулась, чтобы проверить, как себя чувствует ее пациентка.

Глаза доньи Исабель были открыты, она смотрела прямо на нее. Ракель встала, довольная тем, что может что-то сделать, и подошла поближе к кровати.

– Какое преступление ты совершила, раз тебя осудили сидеть здесь со мной днем и ночью, Ракель?

– Но это не наказание, донья Исабель, – сказала Ракель.

– Тем не менее это не может быть интересным.

– Каждую минуту, которую я провожу здесь, я узнаю что-нибудь новое о жизни в монастыре. Это очень интересно. То, что для вас обычное дело, для меня – совершенно незнакомый мир.

– Тогда ты должна молиться за мое быстрое выздоровление, – сказала донья Исабель и засмеялась. – Монахини добры, но как только новизна пройдет, ты поймешь, так же как и я, что здесь очень скучно. Тише! – добавила она. – Мне кажется, я слышу, как одна из них идет по коридору.

Сестра Агнета влетела в комнату и поставила поднос на стол.

– Вы выглядите лучше, донья Исабель, – сказала она. – Я уговорила кухарок сделать для вас кое-что особенное. Надеюсь, вам это понравится. – Она повернулась к Ракели. – Ракель, если ваша пациентка чувствует себя достаточно хорошо, то я хотела бы ненадолго отойти к сестрам перед вечерней. Аббатиса хотела видеть меня.

– Пожалуйста, сестра, – сказала больная, – не беспокойтесь обо мне. Я чувствую себя почти хорошо.

Сестра Агнета немного поколебалась, а затем вышла из комнаты.

– Теперь, – сказала донья Исабель, – давай посмотрим, что добрые сестры считают деликатесами.

Ракель принесла поднос и сняла салфетку с глубокой миски с супом, мягкого хлеба, заварного крема с фруктами и кувшином с настойкой из имбиря и других ароматических трав.

– Суп не слишком горячий, – сказала Ракель.

– Сестра Агнета, должно быть, остановилась, чтобы поболтать по дороге сюда. Неважно. Давай поедим? Я хочу есть. И ты наверняка тоже.

Аббатиса Эликсенда, очень прямая, стояла с невозмутимым взглядом в маленькой приемной около входа во дворец епископа. Только покрасневшие щеки выдавали ее волнение. Позади нее стояла сестра Марта, которая сумела так слиться с окружением, как будто она была такой же тенью, как и блики, мерцающие вокруг них.

– Ваше преосвященство, мастер Исаак, – неуверенно произнесла Эликсенда. – Она сбилась и начала снова. – Могу только сказать, что я недостойна своего высокого звания. Я не думала, что кто-то может среди бела дня войти в мой монастырь со злым намерением и успешно совершить свое черное дело. Я не была готова к этому и считаю себя ответственной за исчезновение вашей племянницы и вашей дочери. Как я уже сказала, я пришла, чтобы посоветоваться относительно того, что сейчас было бы лучше всего сделать.

– А что уже было сделано? – напряженно спросил Исаак.

– Расскажете нам все по дороге к монастырю, – сказал Беренгуер, – чтобы больше не терять времени. – Он обернулся к канонику. – Пришлите ко мне капитана охраны, но сначала сделайте так, чтобы он послал стражников в монастыри Святого Даниила и Святого Фелиу, чтобы узнать, не замечали ли там людей, выглядящих странно или подозрительно. И поторопитесь.

– Что считать «странным», ваше преосвященство?

– Все что угодно, Франциско. Мы не знаем, как им удалось тайно вывезти двух молодых женщин, одна из которых все еще серьезно больна, из монастыря и из города. Но, похоже, им все же удалось это сделать.

– Да, ваше преосвященство.

– Теперь, донья Эликсенда, что уже было сделано? – Они стремительно вышли из дворца, быстро направляясь к монастырю.

– Монастырь был обыскан полностью, за исключением подвалов и незаконченных комнат над часовней. Четыре сестры обыскивают подвалы, были вызваны архитектор и строитель, чтобы помочь нам обыскать новое крыло. Я не слишком надеюсь на результаты, – сказала она. – Дверь около кухонь, которая всегда запирается и закрывается решеткой, была открыта. Наверняка неизвестный вошел именно там. Боюсь, что донья Исабель была похищена, и вместе с ней Ракель.

– А что делает монахиня, которая должна была ее охранять? – спросил Беренгуер.

– Сестра Агнета?

Епископ мрачно кивнул.

– Она ничего не может сказать. Ее там не было. Донья Исабель выглядела сегодня намного лучше, и я вызвала сестру Агнету, чтобы она помогла мне со счетами. Она принесла донье Исабель и Ракель ужин и оставила их, намереваясь вскоре вернуться. Мы задержались дольше, чем предполагали, и она присоединилась к сестрам на вечерне. Когда она возвратилась, их уже не было.

– Другой посыльный должен поехать сразу к его величеству, – сказал Беренгуер. – Но сначала мы должны обследовать монастырь.

– Вы думаете, что кто-то в монастыре… – Исаак не смог закончить.

– Да, – сказала Эликсенда. – Этим утром дверь открывали, чтобы занести продукты, а затем одна из послушниц снова заперла ее на ключ. Послушница вернула ключ сестре Марте, которая лично проверила, что дверь заперта и закрыта решеткой, не так ли, сестра?

Сестра Марта кивнула.

– В мои обязанности входит убедиться, что двери надежно заперты, – мрачно сказала она. – Я не могу сказать, как…

– Кто-то, – прервала ее аббатиса, – я почти уверена, что это одна из наших сестер, – сделал копию ключа сестры Марты, открыл дверь и впустил похитителей. Должно быть, затем она отвела их в комнату больной и помогла им. – Дверь в монастырь открылась, и аббатиса быстро вошла внутрь. – Мне трудно в это поверить, но это единственное разумное объяснение.

– Есть еще одно предположение, – заметил епископ, – и я буду тем, кто произнесет его. Если бы моя племянница решила сбежать – тайно сбежать, – могла бы Ракель согласиться помочь ей?

Аббатиса остановилась и просмотрела на Беренгуера.

– Это два вопроса. Я могу отвечать только за донью Исабель. Я не могу поверить, что она решилась бы на такое. Она отлично понимает свое положение и менее всего склонна совершить подобную оплошность. А что скажете вы, мастер Исаак?

– Могла бы Ракель помочь донье Исабель тайно сбежать? Возможно, если бы та была здорова. Они молоды, а молодёжь может делать глупости. Но при ее нынешнем состоянии здоровья Ракель не позволила бы ей даже выйти в сад, и уж тем более сбежать. Она очень серьезно относится к своим обязанностям. По моему мнению, их забрали силой.

– Я тоже так думаю. Когда это случилось? – спросил Беренгуер.

– Во время вечерни. Это единственное время, когда кто-то мог пробраться к ним.

– Значит, весь монастырь остается без присмотра во время вечерни? – спросил Беренгуер. – Не только две беспомощные молодые женщины?

– Сейчас не время для гнева, – произнес Исаак.

Аббатиса кивнула.

– Гнев – это роскошь, которую ни один из нас не может себе позволить. – Она впустила их в свой кабинет и подвела мастера Исаака к стулу. Епископ также сел, и аббатиса начала говорить, медленно вышагивая по комнате. Вошла сестра Агнета, а за ней сестра Марта. – Как они покинули монастырь? Донью Исабель, должно быть, несли на носилках; она слишком плоха, чтобы идти.

– Мы вскоре узнаем, – сказал Беренгуер с большей убежденностью, чем он при этом ощущал. – Кто-нибудь наверняка заметил носилки на улице после вечерни. Если они не скрылись в городе.

– Это невозможно, – резко бросила аббатиса. – Как только по городу пойдет слух о том, что донья Исабель исчезла, в Жироне для них земля будет гореть под ногами. На них обязательно донесут. Поэтому они где-нибудь за городом, на расстоянии, которое пара лошадей с носилками могла в умеренном темпе пройти за час. Но я не знаю, в каком направлении.

– А вы что можете сказать, мастер Исаак? – тихо спросил Беренгуер. – Вы что-то очень спокойны. Это от горя, или вы размышляете?

Исаак глубоко вздохнул и повернулся на голос своего друга.

– Можно ли в часовне услышать крики из той комнаты? Там видны следы беспорядка? Донья Исабель слишком слаба, но Ракель не подчинилась бы без криков и борьбы. Если никто ничего не слышал и нет никаких признаков борьбы, то что они ели? Кто готовил это? Не оставляли ли еду без присмотра на какое-то время? Ответы на эти вопросы могли бы рассказать нам о том, кто спланировал это деяние и какая помощь ему потребовалась.

Сестра Марта посмотрела на аббатису, та кивнула. Она выскользнула из комнаты так же спокойно, как вошла, и придержала за собой дверь, чтобы она не стукнула, когда закрывалась.

– И еще, – сказал Исаак вполголоса, – как мне сказать жене, что ее любимая дочь бесследно исчезла?

– Исаак, друг мой Исаак, – сказал Беренгуер, – на все ваши вопросы будут ответы, кроме последнего. Ответа на который я пока не знаю.

В комнате воцарилась тишина. Епископ придвинулся к столу аббатисы и начал писать письмо. Эликсенда подошла к окну и выглянула, как будто надеялась увидеть, что две девушки возвращаются, смеясь и болтая, с длительной вечерней прогулки. Она вернулась к остальным.

– Простите меня, – сказала она. – Я думала, что делать дальше. Сестра Агнета, спросите тех, кто был послан на поиски, нашлись ли хоть какие-то следы.

Сестра Агнета поклонилась и вышла. Тишина снова окутала присутствующих, слышно было только, как перо епископа царапает по бумаге.

Наконец Исаак поднял голову.

– Здесь я больше не могу сделать ничего полезного, – сказал он. – Мне будет лучше уйти.

Когда он встал, в кабинет снова вошла сестра Марта.

– Пожалуйста, останьтесь на минутку, мастер Исаак, – сказала аббатиса. – Сестра Марта, что вы сумели обнаружить?

– Их нет в здании, госпожа. И если вы очень громко закричите в той комнате при закрытой двери, это можно будет услышать в часовне, хотя, возможно, не во время пения псалма. В комнате нет беспорядка. Платье доньи Исабель, то, которое там висело, исчезло вместе с плащами обеих молодых особ. Ужин состоял из супа, сваренного из баранины и ячменя…

– У этого блюда сильный аромат? – спросил Исаак.

– Это суп с чабером. И в нем много специй, чтобы возбудить аппетит, – сказала сестра Марта. – Сестра Фелиция и кухарка специально готовили его для доньи Исабель. Был также хлеб, питательный отвар из имбиря и трав и заварной крем. Они съели суп, хлеб, выпили отвар, но заварной крем остался нетронутым. Сестра Агнета взяла еду и оставила ее без присмотра на столе, пока разговаривала с сестрой Бенвенгудой.

– Спасибо, – произнес Исаак.

– Вы можете идти, сестра, – сказала аббатиса. – И я хотела бы, чтобы меня не беспокоили. – Она подождала, пока дверь закроется. – Они были одурманены, одеты и вынесены из монастыря. В этом, должно быть, им помогала одна из моих сестер. Мне стыдно.

– События нескольких последних дней кружатся у меня в голове, как листья на ветру, – сказал Исаак. – Возможно, что, как и листья, они ничем не связаны между собой, за исключением того, что они затронули каждого из нас. Это может быть их единственным связующим звеном… – Его голос затих. – Где Юсуф?

– Вы отослали его домой, – сказал Беренгуер.

– Да, верно. Почему-то я надеялся, что он вернется. Ну да ладно. Я неоднократно ходил по этой дороге в одиночку.

Глава восьмая

Оставшись в тишине и неуверенности, Исаак вытянул руку, чтобы определить дорогу из монастыря. Пытаясь нащупать ступеньку, он оступился. Затем его палка наткнулась на что-то.

– Простите, господин, – сказал знакомый голос. – Тысяча извинений. Я заснул и не слышал, как вы подошли. – Юсуф поймал руку хозяина и помог ему удержаться на ногах.

Юдифь целую минуту не говорила ни слова. Затем, повернувшись к мужу, она ударила его кулаками в грудь, а затем снова, снова, и снова.

– Это ты отправил ее туда! – завопила она. – Навстречу смерти!

Исаак поймал Юсуфа за плечо и отодвинул себе за спину. Больше он не сделал ни одного движения. Град ударов ослаб и прекратился. Юдифь задохнулась.

– Я же говорила тебе, что надо держаться подальше от монахинь. Теперь гляди, что случилось. Моя Ракель! Моя красивая Ракель! – Она разразилась бурными рыданиями, закончившимися мучительным всхлипом. – Она могла бы выйти замуж за богатого человека и быть счастливой, но ты взял ее туда, – сказала она подозрительно бесстрастным тоном, а затем снова разразилась рыданиями.

Исаак спокойно подождал, когда она немного успокоится.

– Ты не сможешь обвинить меня больше, чем я сам обвиняю себя, Юдифь. Но никто не знает наверняка, что она мертва.

– После того, как все кончится, она все равно будет мертва, – горько сказала Юдифь. – Как она сможет вернуться сюда в позоре и отчаянии?

Не говоря больше ни слова, Исаак прошел мимо жены и пересек внутренний двор. Юсуф посмотрел на мрачную спину хозяина, входящего в кабинет, а затем на хозяйку, припавшую к мягкой груди Наоми, и помчался за Исааком. Он тихо постучал.

– Господин, это я, Юсуф.

– Входи, – устало произнес Исаак. Он стоял посередине комнаты, свесив руки и держа голову так, как будто он прислушивался к чему-то. Он был похож на преследуемого зверя, прислушивающегося к шагам охотников. – Принеси мне воды для умывания и воды для питья, – сказал он наконец и тяжело сел. – А затем оставь меня. Если ты мне понадобишься, я позову тебя. Когда поешь, можешь лечь спать.

– Принести вам ужин, господин?

На лице Исаака появилось отвращение.

– Я не могу есть. Просто воды.

Тщательно все продумав, Исаак сосредоточился исключительно на своих действиях. Он аккуратно умылся, надел чистую тунику и сел, выпрямив спину, положив руки на колени, – прекрасная поза для отдыхающего человека. Лишь дыхание, переходящее в рваные всхрипы, и мускулы, похожие на туго натянутые тетивы, выдавали бурю в его душе.

Для него было очень важно найти разумное и осмысленное значение разрозненных событий, произошедших за несколько последних дней. Это было важно, но казалось невозможным. Разрозненные воспоминания, искаженные гневом, вливались в его голову, пока не добрались до самого сердца и он смог ощутить их, как свои, – страх Ракель, боль доньи Исабель, аромат зла, преследующего его самого, его домашних и защитников. Затем на него навалилась тьма – его старый враг, – бесформенная, безудержная и не поддающаяся контролю. Он ощущал во рту ее вкус, густой, горячий и сухой, он ощущал ее как тяжелое одеяло, окутывающее его со всех сторон. Тьма уже лишила его зрения, теперь она унесла подвижность и разум.

И при этом он не мог молиться. У него не было слов, с которыми он мог бы обратиться к Богу, только бессвязный ропот всепожирающего гнева. Он сидел, неподвижный, безмолвный и беспомощный.

Во внутреннем дворе постепенно затихал шум ежедневных забот. Юдифь либо перестала плакать, либо ушла в другое место. Пронзительные голоса близнецов отдалились, а затем и вовсе пропали. Только случайные шаги выдавали присутствие кого-то, кроме него самого. Фелиц вопросительно мяукнул у двери и снова ушел. Юдифь постучала и позвала его к ужину. Но мир вне комнаты был теперь так же далеко, как сказочное подводное королевство. Голоса доносились до него издалека, и он не мог заставить себя отвечать им.

Ничего нет. Должно быть, сейчас ночь, подумал он. Мир затих.

Внезапно из хаоса, кипевшего в его мозгу, выкристаллизовалась эта мысль. «Сейчас ночь, потому что мир вокруг затих, – осторожно повторил он. – А может быть, мир затих потому, что я в своей гордыне и высокомерии был поражен глухотой так же, как слепотой?» И в его сердце гнев уступил место ужасу.

Затем он услышал тихий стук и шум, производимый котом с той стороны двери. «Я не глухой, – подумал он с облегчением, – просто сейчас ночь». Он повторил эти слова, цепляясь за их простоту и логичность, и постепенно его дыхание замедлилось и ноющие мышцы расслабились.

Исаак обдумывал эти две вещи. Он мог слышать с необычайной остротой, и в темноте он был ничем не хуже других. Его тело, хотя и ныло от усталости, по-прежнему было сильным и ловким. Он не мог думать ни о чем ином, а когда попытался, его снова смело чувство сомнения, вины и страха, и он вновь вернулся к тем простым словам, которые были для него, как плот в неистовом потоке: «Сейчас ночь; я все еще могу слышать».

Город спал. Не так давно взошла луна, и россыпь темных облаков закрыла звезды. Местами горели свечи, их свет в темноте казался неестественно ярким.

В часовне в монастыре Святого Даниила монахини пели хвалу Господу, и аббатиса Эликсенда преклонила колени в молитве. Она молилась о спасении жизни двух девушек и о спасении души неизвестной монахини, которая помогла похитить их. Она с тревогой размышляла, кто же это мог быть. Голоса затихли: монахини ушли, чтобы поспать остаток ночи. Аббатиса осталась в часовне, пребывая в молитве и размышлениях.

У себя в кабинете епископ Беренгуер привел в порядок свечу, подправил перо и продолжил писать последовательный отчет обо всем, что произошло. Как и его друг, мастер Исаак, он знал, что донья Исабель д'Импури стоила слишком дорого, в землях и золоте, чтобы ее похититель, обладающий элементарным чувством самосохранения, нанес ей какие-либо повреждения. И пока Исабель жива, другой девушке, Ракель, также не будет причинен вред, потому что она необходима, чтобы сохранить здоровье и честь доньи Исабель. Но Исабель была почти при смерти, а если она должна была умереть… Беренгуер тряхнул головой и вернулся к письму. Его мысли метались, как загнанные звери.

В соседней со спальней комнате дон Педро Арагонский сидел вместе с секретарем и тремя несколько растрепанными государственными министрами, срочно вытащенными из постелей; на столе лежали два письма, которые одно за другим прибыли от Беренгуера из Жироны. Первое прибыло на закате, с радостными новостями. Его величество провел бурный вечер, переходя от глубокого облегчения в связи с обретением сына, которого он уже не чаял увидеть живым, и дышал праведным гневом в отношении тех, кто похитил его. Король спал, когда прибыло второе письмо; посыльный выехал в сумерки из Жироны и всю ночь мчался как ветер через холмы, пользуясь лишь последними лучами солнца и ярким лунным светом. Затем луна ушла, и последний час пути конь и всадник двигались в кромешной тьме. Посыльный настаивал на том, чтобы его величество был разбужен. Так и было сделано.

Король сидел в мрачном спокойствии. Элеазар Бен Соломон, его секретарь, прочитал письмо епископа и подвел краткий итог ситуации.

– Где Кастельбо? – спросил казначей, озираясь.

– Без сомнения, мирно спит в замке неподалеку от Жироны, где он должен был охранять инфанта, – беспощадно сказал король.

Когда его голос затих, комнату заполнила тяжелая тишина. И пока эти четверо мужчин приводили в порядок свои мысли, дон Педро долго и тяжело размышлял о брате и обдумывал свой ход.

«Я стал похож на Самсона, – подумал Исаак, с трудом соединяя слова. – Слепым и беспомощным. В своей гордыне я думал, что смогу справиться с филистимлянами. Я отдал им всю мою силу, и это сломало меня. – Затем до него дошла вся нелепость этого сравнения. – И кто тогда моя Далила? Аббатиса Святого Даниила, с ее холодным голосом и руками?» – Он беспомощно засмеялся, пока не почувствовал, что сейчас заплачет.

Тогда, где-то в середине ночи, когда его тело запульсировало от истощения и бессонницы, он ощутил, что больше не может сдерживать свои несвязные, панические мысли. Они рвались наружу, и вместе с ними возник странный голос, эхом разносящийся внутри черепа – демонический голос, дразнящий его. «Я погубил Ракель, – думал он, и ликующий голос повторял: Погубил… Ракель, Ракель, Ракель…»

«Я должен прекратить это», – с отчаянием подумал он.

«Прекратить, прекратить, прекратить…» – эхом откликнулся голос.

– О, Господи, – громко произнес он, – спаси меня от безумия и научи, как найти правду.

Голос в его голове прошептал: «Правду! – и исчез. И тогда в глубине его мозга возник другой голос, тихий и слабый. – Не забывай, что правда вырастает из земли, дитя мое. Она повсюду». Это был голос его давно умершего учителя, всплывший из глубин памяти или, возможно, ниспосланный Богом, чтобы успокоить его.

– Я больше никогда этого не забуду, Господи, – громко произнес он. – И я никогда не забуду, откуда приходит справедливость.

В его душу вернулся покой, а вместе с ним глубокое и необъяснимое убеждение, что Ракель все еще жива.

Впервые за несколько часов Исаак пошевелился. Внезапно он почувствовал себя в той запертой душной комнате как в ловушке. Он предпринял осторожную попытку приподнять руку. Это ему удалось, и он пошевелил пальцами. Они двигались. Воодушевленный, он встал, почувствовал головокружение, зашатался и неуверенно пошел к двери. Исаак потянул ее на себя и впустил дуновение прохладного, влажного воздуха. Погода изменилась. Фелиц радостно бросился к его ногам и потерся о лодыжки. Он наклонился, чтобы почесать кота за ухом, и его рука натолкнулась на теплое, мягкое тело.

– Юсуф? – удивленно спросил он.

– Ммм, – произнес сонный голос. – Господин? Это вы? Вы в порядке?

– Конечно. Почему ты лежишь на пороге? Ты должен был быть в постели.

Но Юсуф отказался покинуть внутренний двор.

– Я рад твоему обществу, дружок, – сказал Исаак. – Я все время забываю, что за время своих странствий ты стал совой. Сколько сейчас времени?

– Все еще темно, господин. Небо покрыто облаками, но первые лучи рассвета уже касаются крыш на востоке. Это похоже на то утро, когда мы встретились.

– Всего несколько дней назад, – сказал Исаак. – За такое короткое время ты стал для меня таким необходимым.

– Я не заслуживаю такой похвалы, господин, – сказал Юсуф со скромностью человека, который ясно понимает, что он сделал.

– Возможно, нет. Но, несмотря на это, я не могу обойтись без Ракель, парень, – сказал Исаак, и в его голосе послышалась боль. – Кто будет читать мне? Твоя хозяйка никогда не училась, а близнецы все еще слишком малы.

– Мы найдем Ракель, господин, – уверенно сказал Юсуф. – А до тех пор я буду читать вам.

– Ты умеешь читать? – удивленно произнес Исаак. – Ты учился?

– Отец учил меня читать на моем языке, а латинским буквам меня научил старый вор и бродячий певец, который ходил из города в город, пел, рассказывал истории и крал кошельки. Я странствовал вместе с ним, пока его не поймала стража. Я скоро научусь разбирать слова, – добавил он с легким ребяческим высокомерием.

– Скоро, – в отчаянии повторил Исаак. – Я не могу ждать этого «скоро», парень. Я теряю возможность приводить в порядок свои мысли. Я должен вернуться к словам учителей или я сойду с ума.

Исаак поднял лицо к небесам, как будто ожидая чуда, которое позволит ему обозреть свою обеспокоенную душу и во всем разобраться. С востока прокатился грохот, похожий на глас Божий, и первые нежные капли дождя упали на его глаза и губы.

– Пошли, Юсуф. Ты не должен промокнуть, – сказал Исаак с усталой любезностью. – Пойдем, поспим немного. Разбуди меня до того, как солнце поднимется достаточно высоко.

Ракель встряхнулась, освобождаясь ото сна, в котором она падала в глубокую яму, сверкающую разными красками. Ее сердце затрепетало от страха. Голова сильно болела, во рту пересохло и чувствовался какой-то неприятный привкус. На мгновение ей показалось, что она дома, в своей кровати, но затем она вспомнила, что находилась в женском монастыре. Она открыла глаза. Было очень темно, и она лежала на чем-то неудобном, впивавшемся в спину. Она села, и ее затошнило. Что-то было не так.

Она ощупала поверхность, на которой лежала. Это оказался грубый соломенный тюфяк. Ее руки заскользили дальше, пока пальцы не коснулись шершавых досок. Пол. Внизу она услышала перестук копыт и мягкое лошадиное ржание. Или она сошла с ума, или она лежала на грубом полу на чердаке над конюшней.

Затем она поняла, что темнота неоднородна. Квадрат менее яркого черного цвета, вероятно, был оконным проемом, а более темный прямоугольник на расстоянии вытянутой руки от нее – это еще один тюфяк. Она прислушалась. Кроме звуков, доносящихся из конюшни снизу, она смогла разобрать звук слабого, поверхностного дыхания. «Слава Богу, – сказала она про себя. – Донья Исабель». Она и донья Исабель каким-то непонятным ей образом заснули и во время сна были перенесены в это отвратительное место.

Она осторожно встала. Ее волосы зацепились за стропила, и теперь к ее лицу прилипла паутина. Она нетерпеливо стерла ее рукой и добралась до более светлого квадрата, беззвучно передвигаясь в своих мягких кожаных башмаках. Добравшись до неровного проема в стене, она высунула голову. Воздух был прохладным и свежим; небо на востоке уже начинало светлеть. На горизонте что-то виднелось – то ли холмы, то ли облака. Она с любопытством втянула ноздрями воздух: запахи были непривычными. Похоже, что они были где-то за городом.

Она медленно пошла назад по середине комнаты, нащупывая границы свободного пространства. На середине пути ее нога коснулась неровности в полу, и она нагнулась. Ее пальцы нащупали края люка; она нашла засов и попробовала несильно дернуть его. Люк чуть-чуть сместился, но затем снова замер. Заперто или зарешечено. Она продолжила свое неспешное движение. Доски заскрипели, и она замерла на месте. Снизу доносился только шум от животных, и она пошла дальше в сторону грубых досок дальней стены. Она не смогла найти там никаких следов двери. Выход был только один, но и тот был перекрыт.