Текст книги "Лекарство от измены"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Из окружающей его темноты раздался голос Юдифи:

– Почему у тебя голова перевязана, муж мой?

– Небольшой порез. Ничего страшного.

– Я слышала, ты говорил с кем-то, – сказала она и сделала паузу для ответа. – Да, это так.

– Утро, похоже, хорошее, любовь моя, – сказал Исаак, и направился к скамье под деревом. – Не могла бы ты принести мне чашку воды? – Он сделал достаточно длинную паузу, чтобы немного отвлечь ее. – Что ты имеешь в виду? – спросил он невинным голосом.

Ее мягкие кожаные башмаки прошлепали по булыжнику. Юбки с сердитым свистом рассекали воздух, когда она сходила набрать воду из фонтана и принесла ее ему.

– То, что ты привел домой нищего, мавританского нищего, который украдет все, что у нас есть, и убьет нас прямо в постелях. И это ты дал ему очень хороший плащ и пищу, и положил его на постель старого Ибрагима. И я не знаю, сможем ли мы теперь позволить себе это, потому что налоги снова поднимаются, как говорят…

– Ибрагим имел обыкновение каждую ночь ходить взад-вперед между своей комнатой и моим кабинетом, чтобы удостовериться, что я жив, здоров и нахожусь дома. Еще немного, и я бы прикончил его, открыв тем самым ворота дьяволу, – мягко сказал Исаак. – Юсуф же довольно тихий парнишка.

– Действительно, тихий. Хитрый и вороватый. Ждет, пока мы не перестанем присматривать за ним, а затем…

– Мы должны были ему пищу и ночлег за то, что он спас мне жизнь. На пути домой, на соборной площади, я наткнулся на толпу.

– Боже, спаси нас всех, – сказала Юдифь, задыхаясь. – Бунт? В Жироне? Они убьют нас и сожгут наши дома, как в Барселоне. О, муж мой, мы должны собрать близнецов и все, что сможем унести! Но что случилось?

– Успокойся. Это просто пьяная толпа. В ней было несколько любителей побросать камни. Мальчик, Юсуф, подошел, взял меня за руку и вывел в безопасное место. Он доказал, что ты права, жена моя. Ты же всегда хотела, чтобы я брал с собой поводыря, которому я доверяю, когда выхожу за пределы квартала.

– Почему ты не разбудил меня? Тебя ранили? Камень разбил бровь?

– Тебя не было дома, ты была с женой раввина. Да, в меня попало несколько камней, но метателями они были никудышными, и к тому же сильно пьяными. – Он улыбнулся и нежно коснулся щеки Юдифи. – Юсуф совершенно не хотел сопровождать меня сюда, но он протащил меня через множество переулков и я совершенно запутался. Это я вынудил его, при помощи высокоморальных аргументов, отвести меня в квартал. Я чувствовал, что он очень голоден, измучен, сильно замерз, и что он совсем маленький, и привел его сюда, хотя он и упирался.

– Значит, он беглый раб. Нас потащат к Альбедину, и мы потеряем все, что у нас есть, ради…

– Тише, любовь моя. Я думаю, что, скорее всего, он сирота, потерявший родителей во время мора. В Валенсии мор тоже погубил множество людей. Как и у нас. По-видимому, он как-то сумел выжить и дожить до сегодняшнего дня. Мне кажется, что он голоногий, одет в тряпьё, и, хотя я не спрашивал, полагаю, что и голозадый. Та одежда, которая на нем, годится скорее малышу. Хозяин, безусловно, дал бы ему одежду, которая прикрывала бы наготу.

– Он мавр, – упрямо повторила Юдифь.

– Да, – сказал Исаак. – Но, возможно, не вор и не убийца.

Открылась дверь, и появился Юсуф. Перед Юдифью стоял мальчик лет десяти – двенадцати, болезненно тощий, со спутанными длинными волосами и недавно отмытым лицом. Его огромные глаза были полны страха, но он высоко держал голову и стоял очень прямо. Несмотря на неопрятные волосы, грязные руки и ноги и слишком большой для него плащ, он был очень красив.

– Ты кто? – спросила Юдифь. – И откуда?

– Я Юсуф, – сказал мальчик. – И я шел из Валенсии.

– Так издалека? Один? Не верю.

– Да. Один.

– Кто твой хозяин?

– Я сам себе хозяин.

– Как ты сумел остаться свободным, если ты действительно свободен? – спросила Юдифь своим прокурорским голосом.

– Я свободен, – сказал Юсуф. – Меня трижды хватали воры и торговцы рабами, и каждый раз я сбегал. Первый раз это было легко – тот человек был сильно пьян, но потом это стало труднее. И к моему стыду, в конце концов я попался слепцу, только потому, что у него доброе лицо.

– Тише, дитя, – быстро произнесла Юдифь. – Ты волен уйти, когда захочешь. Не следует только оставаться здесь, выискивая, что бы украсть.

Глаза Юсуфа метнулись к остаткам хлеба и нескольким финикам, лежавшим на столе под деревом.

– Я ничего не крал, – оскорбленно произнес он. – Кроме остатков еды, чтобы утолить голод. Больше ничего.

– Маловероятно, – сказала Юдифь. – Запомни, в этом доме не предоставляют кров ворам.

Оба противника яростно, без единого слова, прожигали друг друга взглядами – Юсуф с высоко задранным подбородком, Юдифь, наклонившись к нему.

Исаак прервал эту немую сцену.

– Если ты желаешь прервать свое путешествие на день или больше и заработать себе на хлеб и одежду, что на тебе, – сказал он, – то мне нужен быстрый и внимательный посыльный, который может провести меня по городу и помочь мне избежать неприятностей. – Он повернулся к жене. – Разве не так?

– В общем-то, да, – сказала Юдифь. – Но…

– До тех пор, пока ты не будешь готов продолжить свой путь, – сказал Исаак. – Мальчик, в этом доме ты будешь прилично одет и обут, а также получишь содержание. В конце года я дам тебе еще одну смену одежды и немного серебра.

– Исаак!

– Но, поскольку ты не желаешь оставаться здесь до конца года, тебе придется обойтись пищей и одеждой.

Юдифь продолжала впиваться взглядом в Юсуфа, но при этом разговаривала с мужем.

– Если ему придется остаться в доме еще на одну ночь, Ибрагим должен отвести его в бани. Не слишком он подходит для того, чтобы его видели рядом с моим мужем.

– Но сначала, – сказал Исаак, – чистым или грязным, сегодня утром он должен пойти со мной в монастырь. Мы зайдем в бани на обратном пути.

За Исааком и мальчиком захлопнулась дверь.

– Я знаю самый быстрый путь к монастырю, господин, – сказал Юсуф, беря лекаря за руку.

– Терпение, Юсуф. Мы идем не только в монастырь. Этим утром у нас есть и другие дела, – сказал Исаак. – Сначала рынок, а затем мне нужно посетить писца.

– Я знаю писца в алькацерии, господин. Отвести вас к нему?

– Это особый писец, Юсуф, он занимается делами во дворце епископа и в судах. Чтобы зайти к нему, нам придется пойти в Сан-Фелиу. Если ты будешь моим доверенным поводырем, – добавил он, – тебе придется, в случае необходимости, хранить некоторые мои тайны. Ты готов быть моим поводырем? – спросил он. – Ты готов отложить свое путешествие на некоторое время?

Юсуф сделал паузу.

– Как надолго? Я должен сдержать одну клятву, господин.

– Достаточно долго, чтобы отдохнуть, окрепнуть и немного подрасти. Скажем, до третьей луны начиная с полнолуния, которое наступит через четыре дня?

– И затем вы освободите меня?

– Я и сейчас не держу тебя, Юсуф. Но тогда я помогу тебе быстрее завершить твое путешествие, если ты именно этого хочешь. Обещаю. Итак, ты будешь моим доверенным поводырем и хранителем моих тайн?

Юсуф посмотрел на немного ироническую улыбку слепца и кивнул.

– Я не знаю, господин, – сказал он обеспокоено. – Люди обычно не доверяют мне свои тайны. С тех пор… – Его голос увял. Вас приговорят в суде как вора или раба, если я скажу, куда вы идете и что делаете?

– Нет, – сказал Исаак со смехом. – Только на суде самого ужасного из судей – моей жены.

– Я, конечно, не выдам ей вашу тайну, господин, – сказал Юсуф. – Легко хранить секреты от ваших врагов.

– Сейчас она твоя хозяйка, Юсуф, а не враг. Вскоре она будет ценить тебя. Она не слишком быстро начинает верить людям. – Они вышли из южной части Еврейского квартала и попали в рабочее сердце города, с его толчеей, шумными толпами покупателей и продавцов, евреев и христиан, смехом, торговлей и шумными спорами о достоинствах необычных привозных и отлично выполненных местных товаров. Мимо Исаака проплывали крепкие ароматы окрашенной шерстяной ткани и прекрасно обработанной кожи. Он мог по ним, как по карте, точно определить, какую именно лавку они прошли. Его рука легко опиралась на плечо Юсуфа, пока они пробирались в толпе мимо лавок рыночных торговцев. Наконец они дошли до лавки торговца специями. Исаак остановился, чтобы купить имбирь и корицу для усиления аппетита доньи Исабель, и начал поторапливать Юсуфа, двигаясь в сторону северных ворот. – Теперь, по дороге к монастырю, мы зайдем в дом писца, Николо. Сверни возле лавки сапожника. Там живет моя дочь Ребекка.

Некоторое время они двигались молча.

– Это – моя тайна, мальчик, – наконец произнес Исаак. – Моя дочь вышла замуж за христианина и стала conversa – она предала нашу веру. Ты понимаешь, что это такое?

– Да, господин. У нас тоже есть такие.

– Ее маленький сын тоже христианин. Моя жена никогда не видела его. Твоя хозяйка – очень религиозная и добродетельная женщина, Юсуф. Во много раз более религиозная и добродетельная, чем я. Она может говорить резкие и недобрые слова, но она не будет плохо обращаться с тобой, потому что ты ребенок и, – по крайней мере временно, – находишься на ее попечении, поскольку обращаться с тобой с добротой – ее обязанность. Но если она считает, что поступает правильно, она становится твердой как камень. Я сам, – добавил он глубокомысленно, – много учился и – когда я мог еще видеть, – читал великих философов, а также изучат тайны великих мистиков, но так никогда и не мог уверенно определять, что есть правда и справедливость. Мы свернем здесь.

Исаак прошел немного и остановился. Из дома, рядом с которым они стояли, доносились звуки ссоры.

– Ну и катись, пьяный дурак, – вопил женский голос.

Потом закричал ребенок. Бледный, растрепанный молодой человек вылетел из двери и выпал на улицу. Даже не оглядевшись, он развернулся и направился в сторону северных ворот и собора.

– Думаю, тебе лучше подождать снаружи, – сказал Исаак и приблизился к двери. Она открылась.

– Отец! Это ты, – симпатичная женщина, стоявшая в дверях, разрыдалась. И дверь закрылась.

Юсуф устроился поудобнее и приготовился ждать.

Аббатиса Эликсенда тревожно кивнула.

– Это действительно одеяние нашего ордена. Посмотрите на платье. Но я ее прежде никогда не видела.

– Возможно, она приехала из Таррагоны? Вам приходили оттуда известия?

– Приехала в одиночку? Позвольте напомнить, что наши сестры не бродят по долам и весям, как нищенствующие монахи, ваше преосвященство. – Она стояла в стороне, чтобы свет падал ей на лицо. – Она кажется мне знакомой, но я не могу узнать ее. Я знаю многих наших сестер в Таррагоне, она не из их числа.

– Я скорее склонен полагать, что это не монахиня, – сказал Беренгуер де Круилль, – чем решить, что вы не узнаете одну из ваших сестер.

Аббатиса внимательно посмотрела на него.

– Монахиня или нет, – сказала она спокойно, – но как она проникла внутрь бань? Ведь они запираются на ночь, не так ли?

– Я боюсь, что их честный сторож хорошо отпраздновал день своего тезки, доброго святого Йохана, и вчера вечером вино подвело его. Равно как и многих других, – сказал епископ. – Но как же все-таки она попала в бани? – внезапно спросил он. – Сколько всего ключей? – Он повернулся к Йохану, который с несчастным видом топтался в дверях.

– Только мой, ваше преосвященство, – сказал Йохан, с трудом сглатывая. – И моего хозяина, но он где-то в отъезде.

– Мы знаем об этом. А ты закрыл бани вчера вечером?

– Да, ваше преосвященство.

– И никому не давал ключ?

– Да, ваше преосвященство. То есть я хотел сказать, нет. Я никому не давал ключ.

– Может, женщина? И как ты можешь знать, Йохан? Когда я видел тебя вчера вечером, ты бы свое собственное имя не вспомнил, не то что ключи. Откуда ты знаешь, что их не украл кто-то и не вернул их тебе, пока ты спал?

– Не знаю, ваше преосвященство. – По его бровям стекал пот.

Аббатиса резко вмешалась.

– Спасибо, Йохан, за помощь и честное свидетельство. Сестра Марта проследит, чтобы ты умылся. Теперь можешь идти. – Она подождала, пока он не вышел и не закрыл за собой дверь, после чего повернулась к епископу. – Я не могу представить себе отчаявшуюся женщину, ищущую этого человека с целью взять у него ключи, чтобы войти в бани только для того, чтобы покончить с собой.

– Вы полагаете, что она сама перерезала себе горло, донья Эликсенда? – спросил Беренгуер.

– И затем бросилась в ванну? Думаю, нет. Но мне трудно придумать что-то иное.

– А она действительно монахиня? – спросил епископ.

– Посмотрим, – сказала Эликсенда. Одним пальцем она отодвинула испачканное и порванное покрывало, сдвинула вуаль и вытянула длинный, толстый узел из рыжих волос. – Нет, – холодно сказала она, показывая его епископу. – Не с такими волосами. Я бы сказала, что это маловероятно.,

– Тогда почему для того, чтобы встретить свою смерть, она переоделась монахиней?

– Этого я не могу сказать, – сказала аббатиса. – Если только не для того, чтобы легче было проходить незамеченной по улицам.

Но епископ сосредоточил внимание на бледном, мокром лице мертвой женщины и пропустил мимо ушей ответ аббатисы.

– Она кажется мне чем-то знакомой, – сказал Беренгуер. – Вы можете снять покрывало и вуаль?

– Я сделаю это, донья Эликсенда. – Сестра Агнета приподняла застывшее тело, чтобы вынуть булавки и распутать ее головной убор, после чего с большой осторожностью сняла вуаль и повой. Она аккуратно расправила густые волосы и оправила одежду.

Епископ шумно втянул воздух и отступил, как будто хотел отодвинуться подальше от фигуры, лежащей на столе.

– Я предпочел бы, что бы это тело было найдено в другом месте, – наконец произнес он.

– Кто это, ваше преосвященство? – спросила сестра Агнета.

– Это ставит нас в крайне неудобное положение, – пробормотала аббатиса.

– Да уж, вряд ли может быть хуже, – сказал Беренгуер. – Смерть несколько исказила ее черты, но в этой стране есть только одна женщина с таким лицом – и с такими волосами, – произнес он. – Монашеский наряд ввел меня в заблуждение.

– Без сомнения, именно для этого он и предназначался, – сказала аббатиса.

– Но зачем главной придворной даме доньи Элеоноры надо было приехать в Жирону, переодевшись монахиней?

– Чтобы искать тайного убежища в моем монастыре, – сказала Эликсенда. У нее на щеках выступили алые пятна злости. – Когда кровавые придворные интриги достигают монастыря и затрагивают моих монахинь, надо что-то делать.

Беренгуер де Крюилль смотрел на этих двух женщин.

– И будет сделано, в надлежащее время, – сказал он. – Однако я полагаю, что было бы неблагоразумно упоминать ее имя или говорить кому бы то ни было о том, как она умерла, пока мы не сможем узнать об этом побольше, – заметил епископ. – Как долго она была мертва?

– Ее тело застыло, – сказала сестра Агнета. – Но здесь должен быть лекарь, который пришел проведать донью Исабель. Возможно, он сможет сказать больше.

– Он не сплетник, – сказала аббатиса. – Пусть за ним пошлют. Когда он осмотрит тело, его надо подготовить к погребению и положить в часовне. Мы будем молиться о ее душе с тем же пылом и с соблюдением всех ритуалов, как если бы это была одна из наших сестер во Христе.

– Весьма похвально, – сказал Беренгуер. – И благоразумно, конечно. – Он снова посмотрел на мертвую женщину. – Но сначала я хотел бы поговорить с лекарем. Затем я приведу его, чтобы он осмотрел тело.

Исаак ощупал голову и челюсть мертвой женщины и отстранился. Он поднес пальцы к носу и фыркнул.

– Могу сказать, что она была убита между laud и prime (заутреней), согласно вашему разбиению суток.

– Вы очень точны, мастер Исаак. Вы в этом уверены? – спросила аббатиса.

– Совершенно уверен. Когда вчера вечером мы покинули монастырь, сестры пели laud. Почти в тот же самый момент эта донья пробежала мимо нас. В тот момент она была жива. Йохан сказал, что нашел ее вскоре после prime. Тогда она уже была мертва.

– Я не видел ее, – сказал Беренгуер.

– Я уверен, что она позаботилась о том, чтобы вы ее не увидели. Но она или знала о моей слепоте, или, с ее точки зрения, ваше внимание было более опасным. Когда сестра Марта открыла перед вами двери монастыря, эта донья выбежала, проскользнув между мной и дверным проемом и оставив после себя сильный аромат мускуса, жасмина и страха. Теперь в ее волосах остались только мускус и жасмин. Страх умер вместе с ней.

– Значит, в то время она уже была в монастыре, переодетая и похожая на одну из наших сестер, – сказала аббатиса.

– Конечно, кто-то из нас мог видеть ее, – сказала сестра Агнета.

– Она могла спрятаться, если был кто-то, кто помогал ей, – сказала аббатиса. – В новой части монастыря есть комнаты, где работы уже закончены. Туда входят для осмотра только в сопровождении архитектора. Возможно, она скрывалась там.

– Но для чего? – спросила сестра Агнета. – Зачем скрываться в женском монастыре? Донья, желающая получить убежище и защиту, должна была знать, что ее просьбу удовлетворят.

– Ни для чего хорошего, Агнета, – нетерпеливо ответила аббатиса. – Но кто будет заниматься выяснением причин этого, Беренгуер? Мои монахини не могут пойти в город, выискивая тех, кто использовал наше убежище в своих интересах.

– Совершенно верно, – сказал епископ. – Я пошлю своих стражников…

– Простите, что я вторгаюсь в ваше обсуждение, – сказал Исаак, – но стражники епископа так же известны, как вы, госпожа, или его преосвященство. Если они будут спрашивать о монахинях и незнакомцах, то в городе не будут судачить ни о чем ином. Но я хожу повсюду и запросто могу спросить у любого. Я возьму на себя эту задачу и постараюсь выяснить все, что только можно, и сообщу вам.

– Это очень любезно с вашей стороны, мастер Исаак… – с сомнением произнесла аббатиса.

– Могу я попросить вас на пару слов, госпожа? – сказал Беренгуер. Он вышел в коридор, и аббатиса последовала за ним. – Предложение лекаря очень заманчиво. Я советовал бы вам рассмотреть его.

– Но, ваше преосвященство, подумайте, кто он. Вопрос, имеющий отношение к репутации Церкви, должен находиться в руках одного из нас.

– Нет, если мы не способны разрешить его, донья Эликсенда.

– Отлично, господин Беренгуер, – сказала аббатиса, и в ее взгляде читалось: «Это ваше решение». – Она вернулась в комнату. – Скажите, мастер Исаак, – сказала она, – как вы сможете разобраться в вопросе, основной ответ на который находится в женском монастыре? Я боюсь, что у вас не будет возможности наводить здесь справки.

– Мои пациенты – самые разные люди, и лишь немногим достает ума, чтобы опасаться наблюдательности слепца. Но, как вы знаете, у меня очень острый слух.

– В полном одиночестве? – спросила она. – Без дара зрения, способного помочь вам?

– Ракель – это мои глаза, госпожа, а пока она заботится о донье Исабель, я завел себе маленького помощника, остроглазого и быстроногого. Между нами, за воротами монастыря нет места, куда мы не сможем пройти, нет ничего, чего бы мы не могли заметить. Как только я услышу, почему столь важная госпожа повела себя так странно и от чьей руки она встретила смерть, я сообщу вам.

– Тогда мы с благодарностью принимаем ваше предложение помощи, мастер Исаак, – любезно сказала Эликсенда.

– Боюсь, что из-за ваших расспросов вы можете подвергнуться опасности, друг Исаак, – сказал епископ. – Если вам понадобятся мои стражники, пошлите за ними вашего быстроногого помощника. Пусть он передаст им это. – И Беренгуер вручил Исааку кольцо.

Кончики пальцев лекаря пробежались по золотому узору.

– Вы уверены, что желаете доверить мне это?

– Я уже доверил вам больше, чем простой символ семейного богатства, друг мой. Я доверил вам свою жизнь и жизнь моей возлюбленной племянницы. По сравнению с этим кольцо – мелочь.

Глава четвертая

Несколько мужчин с собаками разошлись по берегу реки, примыкающему к маленькому замку, внимательно осматривая траву и подлесок. Дон Эмерик, владелец замка, стоявший позади всех на валу, внимательно смотрел в небо.

– Во имя святого Антония, сделай хоть что-нибудь. Не стой там с глупым видом, тараща глаза в никуда, – в отчаянии сказала его жена, донья Уррака. Будущее представлялось ей полным крахом, она не видела ни малейшего просвета, и паника сделала ее сварливой. – Ты никогда не найдешь принца, глядя на небо.

– Нет, но он увидит птиц, донья Уррака.

Жена дона Эмерика задохнулась от страха, а затем повернулась и поспешно опустилась в поклоне перед высоким человеком в одежде францисканского монаха, который, как по волшебству, появился на валу.

– Птиц, господин граф?

– Совершенно верно, госпожа. Во время охоты всегда ищут птиц. Ваша добыча всегда находится там, где они кружатся в воздухе. Не так ли, дон Эмерик?

– Совершенно верно, господин. И если мы прислушаемся повнимательнее, – добавил он нетерпеливо, – мы, возможно, услышим ребенка. Или Петронеллу. Она залает, если нападет на след.

– Принцу нелегко закричать, – сказала донья Уррака, качая головой.

– Он достаточно смел, – вежливо сказал францисканец и повернулся к владельцу замка. – Я думаю, что нам надо скоординировать охоту, – пробормотал он. – Это моя ошибка, не ваша. Ночью я слышал доносившийся отовсюду шум толпы и вышел подежурить за стены башни, но когда все стихло, признаюсь, я также вернулся в постель. Это была моя ошибка. – Он с презрением посмотрел на свое монашеское одеяние. – Эти одежды не подходят для охоты, все равно, на дичь или на человека, но думаю, что я еще какое-то время сохраню эту маскировку.

– Конечно, господин.

– Вы нашли няню?

– Эта негодяйка исчезла, – сказала донья Уррака. – А также Хайме, грум. Я ему не доверяю. Всякий раз, когда вы заворачиваете за угол, он уже тут как тут, подслушивает у дверей и шпионит.

– Мигель пошел в город поискать его, – пробормотал дон Эмерик.

– Мигель с трудом находит свой обед на тарелке, – горько произнесла донья Уррака.

– Тогда я отправлюсь ему на подмогу, как только оседлают мою лошадь. – И граф Хьюго де Кастельбо зашагал к конюшням, мало похожий на монаха, несмотря на свое одеяние.

– А мы продолжим поиск отсюда. – Дон Эмерик снова поднял глаза к небу, но в них был тот же холод и безнадежность, как и в глазах его жены, обращенных вниз.

– Как дела у доньи Исабель? – спросил Исаак, закрывая за собой дверь в комнату больной и бесшумно направляясь к кровати.

– Спит, – ответила ему дочь. – Она один раз проснулась, выпила настой из трав и коры, изгоняющий лихорадку. Затем погрузилась в глубокий сон. – В ее приглушенном голосе сквозило беспокойство.

Исаак остановился около кровати, послушал и кивнул.

– Как только боль и лихорадка уменьшаются, следует ожидать, что она будет глубоко спасть.

Ракель снизила голос до шепота:

– Отец, когда она тут лежит, она кажется точной копией короля, нашего господина. Как будто у нее тело женщины и голова мужчины. Старая монахиня говорит, что в ней сидит дьявол, чтобы украсть душу прежде, чем она умрет. – Ракель сильно схватила отца за руку. – Как ты думаешь, это правда?

– И с каких это пор дьявол ходит по земле в обличье нашего доброго короля? – обеспокоенно спросил Исаак. – Дон Педро – наш господин и защитник на этой земле. Мы весьма ему обязаны. Он уже спас многих из нас от безмозглой толпы, и я подозреваю, что вскоре мы снова будем нуждаться в его помощи. – Он сделал паузу и улыбнулся дочери. – Дитя мое, у доньи Исабель достаточно других причин быть похожей на короля, отличных от дьявольского наваждения. Но было бы неосторожно говорить здесь об этом. Давай осмотрим рану.

В комнате все еще разносился запах тлеющих трав и варева, кипящего на огне, но гнилостное зловоние от заражения почти рассеялось. От очага донесся голос, хрипло бормочущий смесь из латинских и каталонских слов, перемежающихся с обрывками песен.

– Как давно старая монахиня находится в таком состоянии? – резко спросил он.

– Давно, очень давно, отец, – сказала Ракель. В ее голосе задрожали слезы. Зашелестела ткань – она машинально поправила постельное белье. – Я думаю, что у нее под юбками спрятан кувшин с вином, – прошептала она.

– С этим мы разберемся позднее. Положи мою руку на лоб доньи Исабель, – прошептал он. Его рука легко легла на кожу лба. – Брови у нее влажные и несколько более прохладные. Отлично. Ты переодевала ее?

– Дважды, отец. Каждый раз я промывала рану вином и прикладывала новую припарку.

– Помоги мне коснуться кожи вокруг раны, – сказал Исаак.

Она направила его руку и наблюдала за тем, как мягко он обследовал ткани вокруг раны. Он выпрямился, очевидно, удовлетворенный обнаруженным.

– Вы не спите, госпожа моя? – спросил он.

– Нет, мастер Исаак. – Голос девушки был сонным.

– Вы узнаете своего лекаря. Хороший знак. А как возникла у вас эта рана? – продолжил он расспросы тем же мягким голосом.

Исабель открыла глаза и часто заморгала.

Ракель наклонилась, чтобы поднести чашку с водой к губам доньи Исабель.

– Выпейте, госпожа, прежде чем попробуете заговорить.

Она выпила почти все, что было в чашке, и уронила голову.

– Спасибо, Ракель. Видишь, я знаю и твое имя тоже, – добавила она. – А рана… Как это случилось? – сказала она. – Да не было ничего, я думала, что это пустяк.

– Расскажите мне о пустяке, – попросил Исаак, в то время как его пальцы деловито искали что-то в корзине.

– Мы занимались шитьем, – начала она. – Я искала в своем ящике с инструментами коричневый шелк, чтобы вышивать бегущего оленя в сцене охоты…

– И что?

– Кто-то уронил свой ящик с инструментами и свалил мою рамку, а когда я потянулась за ней, она упала на меня и я почувствовала укол иголкой.

– Чьей?

Она слабо мотнула головой.

– Я тогда подумала, что это моя игла, – медленно сказала она. – Но теперь я в этом не уверена. Возможно, это была ее игла Но я полагаю, что это было сделано случайно. – Исабель говорила с большим достоинством. – Та, кто задела меня, несомненно боялась, что ее накажут.

– Будем надеяться, что с Господней помощью последствия этого невольного деяния скоро будут исправлены, – сказал Исаак. – Вы отлично боретесь с болезнью. Теперь отдыхайте и делайте, что скажет Ракель, и все будет хорошо. Ваш дядя будет рад.

Дальнейшее обсуждение прервал стук. Исаак повернулся к двери.

– Кто там?

– Это сестра Агнета, мастер Исаак. Могу я поговорить с вами?

– Побудь здесь с больной, Ракель, – пробормотал Исаак. – Я посмотрю, что случилось у сестры Агнеты.

Ракель посмотрела, как ее отец выходит из комнаты, и плотно закрыла за ним дверь. Она вернулась назад, к кровати, разогнув утомленную спину и плечи. Девушка невероятно устала. Ее разбудили ночью, чтобы отправиться в монастырь, так что она не спала, только слегка дремала, всего по несколько минут, когда сидела возле спящей больной. Всё вокруг нее приобретало оттенок кошмара. Дневной свет вяло сочился через узкие стрельчатые окна, смутно освещая комнату. Один луч солнца упал на умирающий огонь и угли от горящей жаровни, разбрасывающей красно-оранжевые языки пламени, создавая мерцающее отражение на каменной стене; дым окутывал всё вокруг голубоватым туманом. В комнате было невыносимо жарко. Она чувствовала, как будто попала в ад с картинки в одной из отцовских книг. В углу у очага старая монахиня ворчала и бормотала себе под нос, как какой-то демон. Затем та плеснула себе в чашку жидкость из кувшина, стоявшего у нее между ногами, и залпом выпила.

– Эй ты, симпатичная дочь Израиля, – позвала она. – Брось умирающего ублюдка узурпатора, пусть себе лежит, иди и выпей со мной. Я знаю, кто вы и что вы, и кто она и что она. Мы – самое невероятное трио, которое можно найти в этом монастыре. – Она взорвалась смехом, затем затихла, и ее голова свесилась на грудь. Она захрапела.

Ракель задрожала и постаралась сидеть тихо.

Исаак закрыл за собой дверь.

– Да, сестра? – тихо произнес он.

– Аббатиса, как только услышала об этом, сразу же велела мне рассказать все вам, господин, – проговорила сестра Агнета, сбиваясь и торопясь.

– Что рассказать?

– Да о флаконе. Вот об этом, что у меня в руке.

– Что за флакон, сестра Агнета?

– Я нашла его в одежде доньи Санксии. Когда готовила тело к погребению. Вы говорили о духах, и я его открыла, но жидкость в нем имела иной запах, духи так не пахнут.

Исаак протянул руку и взял флакон. Он покатал его между пальцев, понюхал, вынул пробку. Ощутив аромат, он коснулся влажного конца и нахмурился. Растерев жидкость между большим и средним пальцами, он очень осторожно коснулся подушечки пальца кончиком языка. Жидкость была горькой.

– Я не рекомендовал бы это пить, – сухо заметил он, вытащив из кармана чистый кусок ткани и тщательно вытирая руку.

– Что это? – спросила сестра Агнета.

– Какого цвета жидкость во флаконе?

– Ну, это скорее не цвет, – с сомнением сказала сестра Агнета. – Это темный раствор, имеющий оттенок грязи.

– Странный предмет для посещения женского монастыря. – Он на мгновение остановился. – Полагаю, по этому поводу стоит поговорить с доньей Эликсендой.

Они вернулись обратно тем же путем по винтовой лестнице. Сестра Агнета открыла дверь в прохладную просторную комнату и попросила Исаака подождать.

Исаак заходил по комнате, все время постукивая по нёбу кончиком языка и обдумывая вопросы, возникшие в связи с обнаружением пузырька. Быстрые шаги и мягкий шелест ткани объявили о возвращении сестры Агнеты с аббатисой.

– Мастер Исаак, – решительно сказала донья Эликсенда. – Я в вашем распоряжении.

– Донья Эликсенда, благодарю вас за вашу поспешность. Я исследовал пузырек, который принесла мне сестра Агнета. Я лизнул кончиком языка не более чем сотую часть капли и по ощущениям могу сказать, что в нем содержится мощный опиат. Две-три капли заставят человека заснуть. Десять – двадцать, – и он больше не проснется. Полагаю, это было предназначено для доньи Исабель. – Он сделал паузу. – Даже здесь, в этом надежном месте, я беспокоюсь за ее безопасность.

– Но, конечно, после смерти доньи Санксии опасность ушла, – сказала сестра Агнета.

– Без сомнения, – сказал Исаак. – Тем не менее…

– Я согласна с лекарем, – сказала аббатиса. – Она поручена нашей заботе, сестра Агнета. Она – наша духовная дочь, и мы должны ее охранять.

– Ракель – самый внимательный опекун, – сказал Исаак, – но она одна. В шестнадцать лет время от времени нужно спать.

– Сестра Бенвенгуда, наша больничная сестра…

– Не думаю, донья Эликсенда. Насколько хорошо вы ее знаете?

Аббатиса задумалась.

– Не очень хорошо. Но ведь сестра очень опытна, – наконец произнесла она. – Она приехала к нам из Таррагоны только три месяца назад. Мор унес всех сестер, заботившихся о больных, кроме сестры Теклы, но та постарела и сильно ослабела.

– Кто-то, кому вы абсолютно доверяете, должен постоянно находиться рядом с Ракель. И сестру Теклу следует удалить оттуда. Она много пьет…

– Пьет? Кто дал ей вино? – спросила аббатиса.