Текст книги "Короли карантина (ЛП)"

Автор книги: Кэролайн Пекхэм

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

– Это священный камень. – Он указал на огромную скалу позади себя, и я непонимающе посмотрела на него.

– И? – Потребовала я ответа. – Ты притащил меня сюда только для того, чтобы поглазеть на дурацкий валун?

Он схватил меня за волосы, рывком поднимая на ноги и заставляя взвизгнуть от боли. Я бросилась на него, как бешеная собака, но он пнул меня по ногам, так что я рухнула на землю навзничь. Моя юбка задралась до бедер, и взгляд Сэйнта опустился на мои маленькие черные трусики.

Он присел на корточки, когда я опустилась, готовая сражаться с ним всем, что у меня было, если он посмеет поднять на меня руку. Он потянулся к моей юбке и дернул ее вниз, чтобы прикрыть мои бедра, и мое дыхание выровнялось.

– Ты выглядишь испуганной, Барби, – промурлыкал он. – Ты действительно думаешь, что мы стали бы принуждать тебя к чему-то? Ты самое непривлекательное создание, которое я когда-либо видел.

– Скажи это Блейку, – сказала я достаточно громко, чтобы услышали другие Ночные Стражи. – Он трахал меня так, словно небо обрушится, если он остановится.

Мои щеки вспыхнули, когда я почувствовала на себе взгляд Блейка, но я твердо смотрела на Сэйнта, ожидая вспышки ревности. Одна унция этого даст мне что-нибудь, за что можно зацепиться. Какой-нибудь крошечный лучик надежды, что этот монстр жаждет меня, как и его друзья.

Сэйнт сунул руку в карман своих брюк и достал нож, отчего мое сердце замерло. Целых две вечности я смотрела на него, готовясь бороться за свою жизнь, прежде чем он схватил меня за запястья и разорвал стяжку. Я медленно выдохнула, сохраняя невозмутимое выражение лица, чтобы он не мог увидеть, насколько я была напугана.

Сэйнт рассмеялся, вставая и пиная песок так, что он осыпал меня.

– Блейк трахнул тебя до того, как узнал, что ты чума, Чума.

Я посмотрела на Блейка, обнаружив, что его челюсть тикает, когда он свирепо смотрит на меня.

– Я бы скорее отрезал себе член, чем когда-либо снова прикоснулся к тебе. – Он сплюнул на землю, и мое сердце дрогнуло от льда, прозвучавшего в его словах.

– Тогда почему ты вернулся после разговора с отцом? – Спросила я, изобразив на лице кривую улыбку. – Ты, конечно, хотел эту запись со мной, но тебе не обязательно было трахать меня, чтобы получить ее, не так ли?

Руки Блейка сжались в кулаки, когда его друзья посмотрели на него в ожидании ответа.

– Это был единственный способ, – твердо сказал он, и я рассмеялась достаточно громко, чтобы это подтвердить. Потому что теперь я его раскусила. И они тоже.

– Хватит, – рявкнул Сэйнт.

Я вскочила на ноги и встала перед ними с яростью в сердце.

– Чего вы хотите? – Спросила я, зная, что, если я побегу, они поймают меня. Кроме того, бегство было поступком труса.

В небе прямо над нами прогремел гром, ветер развел мои волосы за спиной и заставил их накидки затанцевать в воздухе. Я бы посмеялась над их нелепыми нарядами, если бы они каким-то образом не придавали им такой чертовски устрашающий вид.

– Это место является местом захоронения тел, которые были оставлены в озере Людьми Ночи, – мрачно сказал Сэйнт. – Кости все еще время от времени всплывают…

Я вздрогнула, обхватив себя руками от пронизывающего холода, пока Сэйнт продолжал.

– Они оставили здесь этот камень как предупреждение о своей силе, – прорычал он. – А легенда о священном камне гласит, что любой, кто добровольно прикоснется к нему и даст клятву, должен стать Связанным Ночью с нами. Это означает, что их душа будет принадлежать Ночным Стражам вместе с их разумом и телом, – объяснил он, и я посмотрела на камень с гримасой. – Когда ты прикоснешься к нему, ты будешь выполнять наши приказы, все, что мы захотим, чтобы ты сделала, без вопросов. Навсегда. Ты будешь нашей.

Я покачала головой, пренебрежительно фыркнув. Шансов нет, придурки.

– Ты собираешься прикоснуться к нему, – пригрозил Киан, и Блейк кивнул в знак согласия.

В небе сверкнула молния, ее неровная линия прочертила путь до самого другого конца озера. Собирался дождь, я чувствовала это самой первобытной частью своего существа.

Я переводила взгляд с одного на другого и пыталась игнорировать страх, сковывающий мой позвоночник. Что-то в том, как они выглядели сейчас, делало их скорее животными, чем людьми.

– С этим есть только одна проблема, придурки. Сэйнт сказал добровольно. Чего никогда не случится.

Они втроем сомкнули ряды, направляясь ко мне, как дьявольские гончие на охоте за кровью. Я собрала все свои нервы, подняла подбородок и приготовилась встретиться с ними лицом к лицу, отказываясь сдвинуться с места ни на дюйм.

– Ладно, не прикасайся к нему, – сказал Сэйнт убийственным тоном; его ухмылка говорила о том, что он не собирается меня отпускать. – Альтернатива гораздо хуже.

Они продолжали приближаться, пока не образовали треугольник вокруг меня, и их темные тени, казалось, поглотили каждый луч света в небе.

– Мы прикажем всей школе, чтобы они над тобой издевались, – прорычал Блейк, и я посмотрела на него, чувствуя, как мое сердце бешено колотится о грудную клетку.

Киан дернул меня за волосы, чтобы привлечь мое внимание, и я повернулась к нему, оскалив зубы.

– Мы сделаем каждый день невыносимым, непригодным для жизни. Гораздо хуже, чем было на этой неделе.

Они сузили круг, и Сэйнт ущипнул меня за щеку, заставляя снова посмотреть на него, отчего мое сердце подпрыгнуло к горлу.

– У тебя не будет друзей, и любой, кто хотя бы посмотрит на тебя слишком долго, будет сурово наказан за это. Ты пожалеешь, что не была Невыразимой, ты будешь умолять нас позволить тебе снова присоединиться к ним.

Их треугольник сомкнулся еще плотнее, так что их обнаженные груди придавили меня посередине. Я не могла дышать, я не могла ясно мыслить. И я вдруг не знала, какой выбор сделать.

– Тебе небезразлична твоя хорошенькая соседка по комнате? – Промурлыкал Сэйнт, заставив мое сердце сжаться из-за нее. Я не могла позволить ему причинить боль Миле. Не из-за меня.

– И ты хочешь, чтобы полную версию нашего секс-видео показали всей школе? – Блейк зарычал. – Ты помнишь, как умоляла меня об этом?

– Заткнись, – прорычала я, но мой голос каким-то образом утонул в ветре, и страх сильнее забился в моей груди.

Я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от них, пока они продолжали шептать обо всех ужасных вещах, которые они собирались сделать со мной, если я не соглашусь на это.

Я зацепилась за учение моего отца и глубоко копнула в поисках того внутреннего места покоя, которое он научил меня создавать. Место, к которому никто не мог прикоснуться. Куда-нибудь, куда я могла бы пойти, когда мир казался невозможным, а стресс был слишком велик.

Я сделала один вдох, второй.

Они дергали меня за одежду, за волосы, пытаясь заставить меня слушать, но я блокировала их, вытесняя их из моего личного внутреннего пространства. Я бы никогда не впустила их туда.

Я должна сделать правильный выбор.

Правильный выбор означает выживание.

Правильный выбор означает, что у меня будет шанс победить их.

Так какой же путь предложит мне это?

Если я откажусь от них сейчас, они уничтожат меня быстро и болезненно. Если бы вся школа работала против меня, у меня никогда не было бы шанса сблизиться с Невыразимыми и обрести силу в их рядах. Я бы потеряла Милу. Я бы потеряла рассудок. Но была ли альтернатива действительно лучше? Позволить им владеть мной? Мысль была отвратительной.

Прерывистые вдохи вырывались из моих легких, и я открыла глаза, обнаружив, что Сэйнт ухмыляется, глядя на меня. И вот, всего на секунду, желание вспыхнуло в его чернильных глазах. Он хотел меня, но он хотел, чтобы я была слабой. Он жаждал меня вот так, теряющую контроль, уступающую его требованиям. И на этот раз, я собиралась позволить ему это. Я собиралась согласиться, чтобы выиграть себе достаточно времени, чтобы найти выход. Но даже при том, что решение было моим, это все равно было похоже на то, что я склонялась перед ними. Как будто сломалась.

Лед в его глазах был острым, как нож. Он был изголодавшимся существом, которому нужна была боль, чтобы процветать. А мое блюдо было деликатесом, над которым он не торопился, пережевывая его кусочек за кусочком.

Слезы навернулись мне на глаза, когда я почувствовала тяжесть его победы, обрушившуюся на меня. Из всех их побед. Я была загнана в угол. Лиса на мушке фермерского ружья. И это было похоже на самую низкую точку в моей жизни.

– Какие правила? – Я выдохнула, стараясь, чтобы моя нижняя губа не дрожала.

Сэйнт протянул руку, убрал прядь волос мне за ухо, и это было совсем не успокаивающе. Он облизал губы, наслаждаясь этим моментом, провел пальцами по моей щеке, оставляя за собой ледяной след.

– Есть только три правила…

– Ты либо делаешь что-то для нас, – первым предположил Киан.

– Или ты с одним из нас, – вставил Блейк второе.

– Или ты будешь со всеми нами, – прошипел Сэйнт последнее, и по моей спине пробежал холодок. – Так ты согласна, Барби? – спросил он почти любящим тоном, но меня это не обмануло. Я сомневалась, что сердце Сэйнта способно на какие-либо теплые чувства. Это был кусок льда, постоянно поддерживаемый при температуре пятьдесят градусов ниже нуля.

– Я не буду делать ничего, что связано с сексом, ни для кого из вас, – прорычала я, переводя взгляд между ними, и давление в моей груди усилилось, пока я ждала их ответа. Я собиралась закричать, или заплакать, или загореться. И какая-то разбитая часть меня желала последнего.

– Как я уже сказал, Барби, мы скорее трахнем ручную гранату, чем тебя, – промурлыкал Сэйнт. – Но, если ты этого хочешь, мы можем дать тебе слово, что никто из нас не будет трахать тебя, пока ты сама этого не захочешь.

– С чего бы мне хотеть, чтобы ты это сделал? – Я усмехнулась.

– Потому что у меня такое чувство, что тебе понравится быть нашим питомцем, – сказал он, и блеск в его глазах выдал, насколько сильно он этого хотел.

– На это нет ни единого гребаного шанса, – огрызнулась я.

– Просто дай нам ответ, – внезапно потребовал Блейк, его гнев проскользнул сквозь защиту. – Да или нет. Ты согласна быть нашей?

Я кивнула, и в ту же секунду, как я это сделала, они отошли от меня, вместо этого переместившись мне за спину, так что я оказалась под углом к священному камню. Дрожь пробежала по моему телу как раз в тот момент, когда наверху прогремел гром, посылая ударную волну прямо к моему сердцу.

Я оглянулась через плечо, когда Блейк достал из кармана телефон и начал снимать меня.

– Мы в прямом эфире, – пробормотал он остальным, но я уловила слова в воздухе. Теперь это видео транслировалось каждому студенту кампуса через социальные сети. Срань господня.

Сэйнт махнул мне рукой вперед, и мои ноги налились свинцом, когда я направилась к скале, своей судьбе, своему року.

Когда я добралась до него, сильная рябь энергии пробежала по мне, когда ветер снова усилился. Вблизи я могла видеть отметины на камне более отчетливо. Наверху были нарисованы четыре человечка с другой замысловатой стрелкой под ними. Трое из них были такими же, как татуировки, которые я видела на Ночных Стражах, и я содрогнулась, представив, как бы выглядела их группа с четвертым Стражем среди них. Над резьбой была изображена пятая фигура, а над ними висела стрела с прикрепленными к ней пятью украшенными перьями. Что-то инстинктивное подсказало мне, что это и есть Связанная Ночью – легенда, которую я воплощала в жизнь.

Прерывисто дыша, я повернулась лицом к трем мальчикам, стоявшим передо мной. Они стояли в тени, их плащи развевались позади них, а хмурые взгляды искажали их черты, придавая им воистину зловещий вид.

– Татум Риверс, клянешься ли ты посвятить себя нам и проводить свои дни, работая, чтобы доставить нам удовольствие? – Блейк заговорил, перекрикивая шторм, и ответ застрял у меня в горле.

Могу ли я действительно согласиться с этим?

Отдаться им?

Обещать делать все, о чем они попросят? Что-угодно они попросят?

Один удар сердца, два, три, четыре.

Блейк уже собирался положить телефон, когда я выдавила из себя это слово.

– Да, – произнесла я. У меня на языке был привкус яда.

Они трое улыбнулись в унисон, как будто в этот момент их темные души были каким-то образом связаны друг с другом.

– И ты клянешься повиноваться каждому нашему слову? – Киан зарычал, и я сумела кивнуть, хотя моя шея затекла, как будто мое тело знало, что я предаю его.

– Клянешься ли ты следовать правилам, быть Связанной разумом, телом и душой с Ночными Стражами? И только с нами? – Голос Сэйнта ворвался в мои уши. Он больше не улыбался, он ухмылялся, как монстр, выглядя как мой самый темный кошмар, воплощенный в жизнь.

– Да, – прохрипела я, язык у меня отяжелел, на сердце пустота.

– Прикоснись к священному камню, – приказал Сэйнт. – Докажи свои обещания и стань Связанной Ночью с каждым из нас как со Стражами.

Мои пальцы инстинктивно сжались, пытаясь противостоять принятому решению. Но все уже было кончено. Кости выпали, сделка была заключена. И я почувствовала, как горячие слезы быстро потекли по моим щекам, когда тяжесть этой правды разлилась по моим венам.

Я потянулась к скале, колеблясь последнюю секунду, мой последний проблеск неповиновения угас. Я прижала ладонь к холодному камню, и адреналин хлынул через меня, как чан с жидким азотом, влившийся в мою кровь. Надо мной сверкнула молния, и в небесах так громко прогремел гром, что я вздрогнула. Дождь хлынул на мгновение позже и обрушился на нас подобно цунами.

Я убрала руку с камня, мои пальцы были ледяными, когда я сжала их в кулак и попыталась игнорировать покалывание, пробежавшее по моей ладони. Какого хрена?

Я знала, что легенда неправдива. Я знала, что это всего лишь истории о привидениях и сказки, но я что-то почувствовала, когда прикоснулась к этой штуке. Как будто моя душа переместилась внутрь моего тела. И, может быть, это были просто леденящий холод и бушующий шторм, но так или иначе, я чувствовала, что теперь они действительно владели мной. И это напугало меня больше, чем все, что я когда-либо испытывала в своей жизни.

Блейк прекратил снимать, убрал телефон и посмотрел на меня с победным блеском в глазах. В них было столько ненависти, что я чувствовала это так же сильно, как шторм на своей плоти. Как это мог быть тот самый парень, который так страстно целовал меня несколько ночей назад? Заставил меня рассмеяться и был так полон тепла, что прожег меня насквозь?

Я чувствовала себя никчемной, ожидая, когда упадет первый топор. Первая команда, прозвучавшая в моих ушах. Я подняла руку, чтобы вытереть слезы со своих щек, жалея, что у меня не хватило сил не дать им пролиться.

Чего они от меня хотят? Что они собираются потребовать?

– Если ты нарушишь правила, мы тебя уничтожим, – предупредил Сэйнт с маниакальной вспышкой в глазах. Это было почти так, как будто он хотел, чтобы я пошла против него. – Тебя и любого друга, знакомого или гребаного комара, которому ты понравишься.

Я кивнула, сжав губы, и продолжила ждать того дерьмового приказа, который они собирались мне отдать.

– Чего вы хотите? – Я зарычала, когда они ничего не сказали, просто уставились на меня, как на кусок мяса на их тарелке, который они решают, есть или нет. Мой взгляд метался между ними троими. Я знала, что согласилась подыграть, но какого черта им было нужно от меня здесь, в грозу?

– Оставайся здесь, на пляже, пока мы не вернемся за тобой, – просто сказал Сэйнт, его губы растянулись в своей печально известной улыбке психа. Он направил других парней вперед, но Киан задержался на пляже, когда Сэйнт и Блейк пронеслись мимо него.

– Вы собираетесь просто оставить меня здесь под дождем? – В ужасе крикнула я. – Надолго? – спросила я. Мое сердце бешено колотилось в груди при мысли о том, что я останусь здесь. Я уже промокла насквозь в одной форме. Даже пальто не было.

Никто из них не ответил, но Сэйнт посмотрел на Киана и прорычал:

– Давай.

Киан долго смотрел на меня, и я была захвачена интенсивностью его взгляда, видя в нем нерешительность оставить меня здесь.

– Киан, пожалуйста, – выдохнула я только для него, задаваясь вопросом, была ли хоть капля порядочности в парне передо мной.

– Сейчас, Киан! – рявкнул Сэйнт, и Киан опустил взгляд и отвернулся от меня, направляясь вслед за ними к деревьям.

Я вздрогнула, когда дождь хлестал вокруг меня, промочив меня насквозь за считанные мгновения. Последний луч света покидал мир, и я почувствовала, что мой собственный свет угасает вместе с ним. Было уже невыносимо холодно, а пляж был настолько открыт, что я не видела места, где можно было бы спрятаться от ливня.

Над головой снова прогремел гром, и адреналин хлынул в мою кровь. Я задержала дыхание, ища, где бы укрыться. Я заметила небольшое дерево там, где пляж поднимался к горе, обдуваемый бурей, и подбежала к нему. Это было немного, но этого было достаточно, чтобы хоть немного прикрыть меня, когда я опустилась на землю и села под ним, прижав ноги к груди.

Мои плечи дрожали, когда я смотрела на темное озеро, поверхность которого покрывалась мириадами ряби от падающих на нее дождевых капель. Я боролась с тенью страха, нависшей надо мной. Потому что, если бы я собиралась придерживаться правил Ночных Стражей, они могли бы оставить меня здесь на всю ночь.

Горячие слезы быстро потекли по моим щекам, когда страх разорвал мое сердце на части.

Я скучала по отцу. Я ненавидела то, что его не было. Я ненавидела то, что не знала, где он. И я ненавидела то, что у меня не было объяснения, не за что было уцепиться, кроме веры в моем сердце, что он невиновен. Но больше всего я ненавидела то, что он бросил меня. А теперь мир рушился, и рядом со мной не было никого, кто мог бы противостоять этому.

Я вздрогнула, закрыв глаза и проваливаясь обратно в то безопасное пространство внутри себя, повторяя себе снова и снова, я сделала правильный выбор. Я сделала правильный выбор. Я сделала правильный выбор, пока холод стал не таким острым, а страх в моем сердце не разжал когти.

Я умела выживать. И я переживу это. Я должна была.

Мы сидели вокруг камина в Храме, добротно выпивая, пока Сэйнт включал какую-то очень насыщенную классическую музыку, которую, как он объявил, исполнял парень по имени Антонио Вивальди. Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку своего огромного кресла с подлокотниками, которое мы прозвали его троном, стакан с безумно дорогой неразбавленной водкой покачивался на кончиках его пальцев, пока он купался в своей победе. Нашей победе.

Блейк танцевал перед камином, смех срывался с его губ, когда он спотыкался о собственные ноги. Мы все сорвали с себя мокрые накидки, когда вернулись сюда, и никто из нас не потрудился надеть рубашки, так как мы стояли поближе к бушующему огню и позволяли ему высушить и согреть нас. Мы выглядели как дикари с краской, все еще остававшейся на нашей коже, и я не мог не согласиться с этим описанием.

За окном прогрохотал гром, достаточно громко, чтобы быть услышанным над глубоким звучанием следующей песни. Я бы никогда не признал этого, но жизнь с Сэйнтом заставила меня полюбить это классическое дерьмо. В ней было что-то такое чистое, интенсивное и настоящее. Это действительно заставляло мою кровь биться, а разум – работать. Иногда, когда я бил парня по голове, я слышал треск, звон и чистый ритм одной из его любимых песен, когда мои кулаки били в такт ей. В этом была своя красота. Не то чтобы я когда-либо говорил об этом Сэйнту.

Дождь барабанил по витражному окну, занимавшему большую часть комнаты, и я посмотрел на него, когда молния снова озарила небо и осветила распятие, дав мне краткий обзор клубящихся облаков за красными и оранжевыми стеклами, из которых состояло огромное распятие.

Я провел языком по щеке, поднося бутылку «Джека» к губам, но делая лишь самые маленькие глотки.

– И как на долго мы оставим ее там? – Спросил я. Прошло уже несколько часов, и я начал задаваться вопросом, сможет ли она на самом деле продержаться там намного дольше.

– На всю гребаную ночь, если я так пожелаю, – самоуверенно ответил Сэйнт.

– Не-а, – медленно произнес я. – Она бы умерла, проведя там всю ночь. Девушка и так была едва одета.

– Так пусть же она умрет, – с горечью сказал Блейк, выпивая еще больше, запрокидывая голову и подпевая классической музыке. В нем не было слов, поэтому мы были одарены тем, что он воспроизвел "бум, бум, бум". Хотя я сомневался, что он действительно имел это в виду, он был слишком пьян, чтобы мыслить здраво, и я практически видел, как его горе сияет в его глазах, несмотря на то что он напускал на себя видимость.

– Кажется, это немного простовато, – прокомментировал я, не обращая внимания на то, что у меня внутри все сжалось от его слов.

Если они так сильно ненавидят Татум Риверс только за то, что она родственница какого-то мудака, то интересно, что бы они подумали обо мне, если бы мои секреты когда-нибудь выплыли наружу? Во мне были тени, которые проникали глубже, чем мои кости, и секреты, о которых я даже не осмеливался прошептать наедине в темноте. Если бы они знали правду, развалилась бы их любовь ко мне и уступила место ненависти? Они определенно были более склонны ненавидеть, чем любить. Мы все трое были. В этом была красота. Но и гниль тоже. Ненависть могла разрушить самое чистое из вещей.

Я хотел верить, что я их брат. Больше, чем просто брат. Что наша связь уходит глубоко в душу. Гораздо дальше, чем кровная. Но было ли это действительно так просто? Я только знал, что слишком сильно нуждался в них, чтобы проверять это. Без других Ночных Стражей я был никем. Сейчас меньше, чем ничто. Даже мое имя ни хрена больше не значило.

Черт, когда они узнают об этом, они могут исключить меня из нашего круга из трех

человек. И у меня были секреты гораздо более разрушительные, чем решение, которое я принял относительно своей семьи этим летом.

Нет. Я бы не стал рассказывать им в ближайшее время. И это знание заставило меня почувствовать себя немного неловко из-за того, что мы делали с Татум Риверс.

Мы и раньше делали дерьмо со многими людьми. Гораздо худшее дерьмо, чем приказывать им стоять под ледяным дождем всю ночь. Но они так или иначе это заслужили. Всегда было что-то, на что я мог указать и сказать: "Вот почему". Но Татум? Она никому ни хрена не сделала. Всего лишь родилась от подонка. И я мог понять это. Если мы собирались понести наказание за преступления наших отцов, то мне было суждено гореть в аду целую вечность, а потом еще немного.

Но мне не было смысла говорить это Сэйнту и Блейку прямо сейчас. Блейк был зол и опечален, и это было справедливо. И каким бы хреновым это ни было, я предпочту увидеть, как он танцует в знак победы, чем пытаться остановить его от того, чтобы все зашло слишком далеко с новенькой девушкой. Если ее жертва требовалась для того, чтобы исправить зло, которое было причинено ему, тогда это было прекрасно. Я бы сам прикончил ее, если бы верил, что это принесет ему облегчение. Он слишком много раз делал для меня все возможное, и я просрочил расплату.

А Сэйнт… Что ж, Сэйнт нуждался во власти, как шлюха в сексе. Ему нужно было подчинить всех вокруг себя. Он должен был чувствовать, как вес его огромных яиц тянет его вниз, когда все остальные кланялись главарю. В этом отношении он не был похож на меня и Блейка. Мы были сломлены жизнью и людьми, которые так или иначе втянули нас в это. Сэйнт родился сломленным. Как будто ему не хватало какой-то жизненно важной части. И из-за этой пустоты его снедали голод и потребность заполнить эту пустоту. Он питался болью и страданиями других, потому что изо всех сил старался вообще ценить эмоции других людей. Большинству эмоций было трудно дать ярлык, трудно чувствовать, если они не были твоими собственными. Но боль? Настоящая, искренняя агония сердца? Он почти ощущал ее на вкус, когда делился ею с кем-то. Клянусь, если бы демоны существовали, Сэйнт был бы тем, кто пожирает души.

Иногда я задавался вопросом, найдет ли он когда-нибудь то, за чем охотится. Когда-нибудь утолит ли этот голод. Или это в конечном итоге поглотит и его тоже. Но не при мне. Все время, когда Сэйнт нуждался в жертвах, я был рад предоставить их. У меня был талант к этому. Вынюхивать кого-то достаточно извращенного и грязного, чтобы привлечь внимание Ночных Стражей. Именно так я впервые понял, кто такой Монро, хотя, конечно, я никогда не использовал это таким образом против него.

Как это ни печально, наш тренер был третьим и последним человеком в мире, которого я по-настоящему считал другом. Который по-настоящему знал меня. Он увидел моего монстра и помог мне накормить его. И я тоже видел его. Как и остальные, даже если они этого не признавали. Вот почему они никогда не нарушали его правил, позволяли ему устанавливать законы в своих классах и на поле. Я даже не был уверен, что Сэйнт понимал, что он позволяет тренеру так часто указывать ему, что делать. Но он справился. Он вставал в очередь по свистку, как и все мы.

И почему? Не то чтобы была какая-то разница между его положением и положением других учителей; Сэйнт мог бы давным-давно держать его под каблуком, если бы захотел. Так или иначе. Я сомневался, что он смог бы запугать Монро и заставить его подчиниться, но он так же часто использовал свои деньги и влияние как оружие. Его мама возглавляла школьный совет, он мог бы забрать у него работу. Но он этого не сделал, он играл с ним в мяч. Потому что, заметил Сэйнт это или нет, в этой школе был четвертый монстр, и нас тянуло к нему так же, как и друг к другу. Только его служебное положение мешало ему установить с нами полноценный контакт.

Над головой снова прогремел гром, и, клянусь, стены гребаной церкви содрогнулись от мощи бури.

На том пляже не было никакого укрытия. Вообще ничего, кроме этой скалы.

Если Татум Риверс все еще была там, то она промокла насквозь и рисковала получить переохлаждение. А если бы это было не так, то я мог только представить, что Сэйнт сделал бы с ней в наказание.

Она дала клятву, пообещала себя нам, отдалась добровольно. Даже если ее глаза все это время горели неприкрытым отвращением. И я не испытывал отвращения к идее обладать этой девушкой. Принимать за нее каждое незначительное решение, иметь ее в полном моем распоряжении. Это был порыв.

Сделка ясно давала понять, что секс исключен, и я был рад этому. Я не хотел, чтобы девушка сосала мой член, потому что ей приходилось. Я хотел, чтобы она стояла на коленях и умоляла об этом, потому что ей просто чертовски сильно нужно было попробовать меня на вкус, чтобы это воспламенило ее. Я хотел, чтобы она почувствовала, что умрет, если не узнает, каково это – чувствовать, как моя плоть прижимается к ее, или как мое имя срывается с ее губ в экстазе.

Сэйнт поднялся со своего трона с дьявольской улыбкой на лице и взял свою водку с кофейного столика.

– Пей из бутылки, – настаивал я, поймав его взгляд и ухмыльнувшись от отвращения, которое одна мысль об этом вызывала в его точеных чертах. Он сделал движение, чтобы налить водку в свой стакан, но я быстро заговорил, прежде чем он успел: – Или ты слишком труслив, чтобы пить, как большой мальчик?

– Пошел ты. Почему ты не пьешь из стакана? Ты мог бы хотя бы иногда притворяться воспитанным, – прорычал он в ответ.

– По рукам. – Я выхватил стакан у него из рук и налил на дно изрядную порцию «Джека».

Сэйнт заметно вздрогнул, поднося бутылку водки к губам. Даже тот факт, что эта штука обошлась ему в добрые двести долларов, не мог помочь ему осознать реальность того, что он делал.

Я достал из кармана мобильный телефон и сделал снимок, когда он запрокинул голову. Удача была на моей стороне, и молния сверкнула в витражном окне позади него как раз в тот момент, когда я сделал снимок. Его темная кожа все еще была разрисована тем дерьмом, которым мы пугали Татум, и на нем были отпечатки моих и Блейка рук по обе стороны от сердца.

– Черт, – сказал я, глядя на фотографию, впечатленный собственным хозяинством. – Ты действительно выглядишь тут как один из Ночных Стражей.

– Где? – Спросил Блейк, спотыкаясь, когда подошел, чтобы посмотреть на экран, прищурившись.

– Вау, я даже не девушка, но уже мокрый для тебя при виде этого, Сэйнт, – пошутил он, тяжело дыша, как собака.

– Сфотографируй меня! – Потребовал он, разминая мышцы, стоя перед огнем, и я сделал это только для того, чтобы заставить его замолчать. Его глаза были приспущены, а на лице играла дурацкая улыбка, которая действительно испортила бы его репутацию в глазах девушек, если бы они это увидели. Я не мог дождаться, когда отправлю ему сотню экземпляров этих снимков один за другим утром, пока он будет страдать от похмелья.

– Не публикуй это дерьмо, где я потягиваю водку, как деревенщина, – предупредил Сэйнт, указывая на меня, как будто думал, что я публикую это прямиком в социальных сетях, чтобы отметить нас как группу тринадцатилетних девочек, устраивающих пижамную вечеринку.

– Я ничего не выкладываю в Интернет, – напомнил я ему, закатывая глаза. Конечно, у меня был аккаунт, и люди постоянно публиковали мои фотографии и отмечали меня на этом дерьме, но я не вмешивался. Никогда. По сути, он был у меня только для того, чтобы я мог использовать мессенджер для связи с моими так называемыми друзьями, которые жили в Мерквелле, всякий раз, когда приближался вечер боев.

Нет, я никуда не выкладывал это дерьмо, но оно наверняка должно было стать моей новой заставкой. Я быстро сохранил это, фыркая от смеха, когда представил лицо Сэйнта, когда я небрежно оставлю свой телефон там, где он сможет увидеть его завтра на занятиях. Он, блядь, сойдет с ума.

Я отошел, а Сэйнт отправился на поиски другого бокала, проклиная меня, что я украл его, чуть невнятным голосом. Они вдвоем начинали зажигать, но мне было трудно следить за своим кайфом.

Я поставил свой нетронутый стакан «Джека» на обеденный стол и поставил бутылку рядом с ним, отказываясь от своей привычки пить на ночь. Я напивался алкоголем до трех стадий. Кровожадный пьяница. Пьяный тусовщик. Или саморазрушительный пьяница. Прямо сейчас я был на пути к номеру три. И номер три сопровождался жутким похмельем и порцией ненависти к себе. Мне не понравилось, как это прозвучало для моего будущего, поэтому я забил на это дерьмо.

Ветер переменился так, что дождь застучал по витражному стеклу, и я надулся, как маленькая сучка, наблюдая, как он стекает по стеклу.

Сэйнт остался стоять на ногах, запрокинув голову и рыча в сводчатый потолок, как гребаный зверь. Блейк последовал его примеру, и я присоединился к ним с улыбкой, которая была лишь наполовину натянутой.

– Я – тьма глубокой ночью! – Закричал Сэйнт, прижимая ладонь ко рту.